ЛИ МУ НЁН

ЛИ МУ НЁН

ЭСТЕТИКА М.М. БАХТИНА В ЕЁ РАЗВИТИИ (Коммуникативный аспект)

Специальность 10.01.08 - теория литературы

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Москва

2000

Д-я выполнена на кафедре теории литературы факультета Московского государственного университет имени М. В. Ломоносова.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета МГУ имени. М. В. Ломоносова.

Общая характеристика работы

Актуальность исследования. Один из важных вопросов бахтиноведения - единство творческого наследия ученого, поскольку работы М. М. Бахтина представляют собой "пестрое множество, содержательную и мировоззренческую неоднородность".¹ Увидеть это единство затрудняют своеобразие стиля ученого, разнообразие жанров мышления (от философии к конкретному литературоведению) и крайне сложное, порой противоречивое отношение между работами разных периодов деятельности. Многие бахтиноведы стремились какой-то одной формулой объяснить эволюцию его идей. При этом большое внимание было уделено вопросу о переходе Бахтина из сферы философии в область эстетики и литературоведения, то есть, о соотношении его философских взглядов и его эстетики, теории искусства и литературы. Существует мнение, что этот переход был обусловлен внешними обстоятельствами того времени, практической невозможностью прямого философствования. Однако вместе с учетом конкретной исторической ситуации, на наш взгляд, наиболее важно уяснить внутреннее смысловое соотношение философих взглядов ученого с его эстетикой и литературоведческими идеями. На этот счет высказан ряд существенных соображений, но сколько-нибудь развернуто проблема эволюции Бахтина как философа и эстетика, литературоведа, мало обсуждалась. Подобная постановка вопроса, надеется автор данной диссертации, сможет содействовать углублению целостного понимания наследия Бахтина.

¹ БонецкаяН. К. Эстетика М. Бахтина как логика формы II Бахтннология. Спб., 1995, С.51

Цель и задачи исследования. Задача данной работы состоит в том, чтобы охарактеризовать коммуникативный аспект эстетической теории М. М. Бахтина как некое единство, в то же время имея в виду сложность процессов становления и эволюции бахтинской мысли. Автор диссертации убежден в том, что в этих процессах основополагающее значение имеет его переход из сферы философии в его многоаспектности к области эстетики и литературоведения. Следовательно, важно понять соотношение бахпшской философской концепции с его эстетикой и теоретическим литературоведением и охарактеризовать эволюцию бахпшской мысли, которая воплощена в разнообразных и порой друг другу противоречащих суждениях. Этой цели посвящена диссертация.

Научная новизна работы сопряжена с системным исследованием внутренней связи между философией и эстетикой Бахтина, между работами разных периодов его творчества. Уяснение этой связи представляется существенным для целостного понимания научного наследия Бахтина и его творческой личности.

Методологические основы исследования. Для понимания философской концепции Бахтина и его эстетики автор данной диссертации изучил философские и эстетические традиции: эстетику Канта и Гегеля, неокантианство Г. Когена, философию жизни, феноменологию, экзистенциализм и герменевтику. Для рассмотрения процессов становления и эволюции бахтинской мысли автор опирается на исследования ученых-бахтиноведов, в том числе работы В. С. Библера, Е. А. Богатыревой, Н. К. Бонецкой, С. Г. Бочарова, Е. В. Волковой, М. Л. Гаспарова, В. Л. Махлина и др.

Практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы в дальнейшем изучении эстетической литературной теории и философской концепции Бахтина, а также проблем общего характера (соотношение между автором и героем и др.). Соответственно, материалы диссертации могут быть использованы в учебном процессе (лекционные курсы, семинары и т. д.)

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав (первая и вторая главы состоят каждая из двух параграфов), заключения и библиографии.

Основное содержание работы

Во введении определяется задача данной диссертации и рассматривается существо трудностей обретения целостного понимания бахтинского наследия. Речь идет, во-первых, о своеобразии стиля письма Бахтина (много повторений, назывных предложений, тезисная и конспективная форма изложения, недостаточная терминологическая четкость и строгость, многозначность ряда словесных единиц и высказываний); во-вторых, о различных, порой диаметрально противоположных шггерпретациях бахтинской мысли учеными, в-третьих, о крайне сложных отношениях между работами Бахтина разных периодов его деятельности, о серьезнейших различиях между ними. Эта три аспекта связаны друг с другом, и более важным нам представляется то, что трудности изучения наследия Бахтина обусловлены своеобразием его философской концепции. Поэтому мы

ограничиваемся обсуждением вопросов эстетики, наиболее тесно связанных с философией Бахтина, в составе которой центральным моментом является теория общения. Нам предстоит сосредоточиться на отношении автора и героя, где преломляется отношение "я" и "другой", рассматриваемое Бахтиным в качестве минимальной единицы бытия. Мы также будем говорить о диалоге, романе и карнавале как особых формах контакта между людьми. При этом мы не ставим задачи рассмотреть общие опорные категории эстетики (например, прекрасное, возвышенное, серьезность и смех, катарсис и т.д.) в преломлении и осмыслении у Бахтина. Эта ограниченность цели диссертации в значительной мере определяется своеобразием самой бахтинской эстетики. Эстетическое рассмотрено Бахтиным далеко не в полном его объеме, к тому же в основном на материале художественной литературы, где с максимальной яркостью проявляются закономерности общения между людьми, которое интересовало ученого в наибольшей мере.

В конце введения дается обзор различных мнений бахтиноведов о переходе Бахтина от широкого спектра философских проблем к эстетике на материале литературы и определенных изменениях в процессе оформелния его мысли. В творческом пути ученого мы выделили три этапа, условно назвав их ранним (первая половина 1920-х годов), средним (с конца 1920-х гг. и до конца 1950-х годов) и поздним (с конца 1950-х годов до начала 1970-х годов).

В первой главе содержатся два параграфа, где рассматриваются ранние работы Бахтина.

Первый параграф первой главы посвящен рассмотрению сущности бахтинской философской концепции, которая ярко

выражена в работе "К философии поступка" (далее КФП)² Бахтин начинает разговор о философии поступка указанием на "принципиальный раскол" между миром жизни (единственного, неповторимого бытия) и миром культуры (объективного единства). По мнению философа, для преодоления раскола между этими двумя мирами необходимо обрести "едино-единственный план", в котором область единой культуры и область единственной жизни могут приобщаться друг к другу и создавать "единственное единство". И более важным является то, что Бахтин находит путь к такому единственному единству не в другом месте, а в самой единственной личности человека и ее действительном поступке. Здесь существенную роль играет категория "ответственность". В философии Бахтина человек, занимающий центр в единственном единстве, является не абстрактным индивидом, а конкретным лицом. Он обладает единственным местом, которое никто другой не может занять. Подобная "единственность наличного бытия" - не что иное, как "факт моего не-алиби в бытии". "Моя единственность" и "мое не-алиби в бытии" обусловливают двуплановость или разнозначность переживания себя и другого, потому что "в данной единственной точке, в которой я теперь нахожусь, никто другой...не находился"(КФП,41). Итак, моя единственность мне онтологически дана, но вместе с этим, по мнению Бахтина, я должен осуществить мою единственность, так как вместо меня никто не может заменить ее. Моя единственность сочетается с категорией ответственности как моим долженствованием, и таким путем она как данность сочетается с планом заданности в качестве должного и желательного.

² Бахтин М, М. К философия поступка // Работы 20-х годов. Киев, 1994. Страницы указываются в тексте.

Kale мы видим, Бахтин в своем раннем трактате нашел путь к примирению' двух миров, исходя из ответственного поступка кошфетной и единственной личности. В связи с этим ов усматривает главную причину раскола двух миров в теоретюме, присущем облаете науки и познания, а также сфере этики. Он сурово критикует науку и этику за их отвлечение от единственности жизни. При этом важно следующее: хотя Бахтин хочет примирить два мира (единственности и единства, жизни а культуры), все-таки он во главу угла ставит единственное место!конкретной личности. Он отдает предпочтение моменту единственности, миру жизни, категории "я". Для Бахтина культурное и бытийное единство - лишь момент конкретной единственности. Работа КФП явственно демонстрирует его предпочтение единственности, которое, заметим, предваряя дальнейшее, запечатлеется во всех трудах Бахтина и будет сопутствовать ему на протяжении творческой жизни. В трактате о поступке категория "другой" выступает только в качестве "еще одного я", которое, как и собственно "я", имеет свою единственность. Бахтиным здесь пока еще не рассматривается своеобразная роль, которую может иметь только другой в процессах межличностного общения. Об этом свидетельствует то, что в КФП категория "другой" выступает не самостоятельно, но всегда лишь сопутствует категории "я" (например, ^ия-для-другого", "другой-ддя-меня"). Иначе говоря, здесь пока еще не акцентируется функция другого как компенсирование ограниченности видения "я", как создание объективного единства: теория поступка - это лишь предварение разработки понятия диалогичности, не более того.

При обращении Бахтина в КФП к областям познания и этики им проявлены последовательность и целеустремленность мысли.

Здесь, на наш взгляд, полностью отсутствует какие-либо

противоречия, какая-либо непоследовательность. Несколько иначе

обстоит дело при обращении Бахтина к проблемам эстетики. В этой

области ощутимы (при всей оригинальности и значительности

высказываемых мыслей) некоторые колебания. Критически относясь

к эстетическому созерцанию за то, что в нем по сути нет подхода к

"единственному я", Бахтин одновременно утверждает, что

эстетическое видение включено в сферу поступка и помогает нам

подойти к единственному единству. Автор диссертации убежден в

том, что подобное двойственное отношение ученого к области

эстетики имеет основополагающее значение для понимания

позднейших работ ученого и в особенности -. для уяснения сути

перехода из сферы философии к области эстетики, теории искусства

и литературоведения. Причина критического отношения Бахтина к

области эстетического заключается в его неизменном акценте на

единственности, на жизни в ее щздивидуальных проявлениях. По

существу область эстетического видения, считал ученый,

принадлежит к объективному единству культуры. И создание

единства всегда в той или иной мере требует обобщения

единственных мест, ситуаций и событий, в данном процессе легко

возникает какое-то искажение или отвлечение от единственности. В

этом смысле критика Бахтиным эстетики (точнее - рассмотрение ее

лишь как момента первой философии) является естественным

следствием философской концепции КФП. Но тогда почему,

несмотря на свой акцент на единственности, на мире "я", Бахтин

придает большое значение эстетике, которую сам же критикует за

то, что в ней нет мира "я", а только мир других, и посвящает свои

последующие работы ее изучению? На этот счет существует мнение,

что из-за неблагоприятных обстоятельств и невозможности свободно философствовать эстетика и литературоведение стали средствами косвенного и подтекстового выражения иных целей.³ Но важна и другая сторона дела. Уже в КФП, где Бахтин еще мог прямо воплощать свое мировоззрение, ои вводит эстетику в свою философскую перспективу. Поэтому связь философии Бахтина с его эстетикой является органической. Правомерен следующий ответ на выше заданный вопрос: хотя Бахтину дороже единственность, чем единство, он не бросает задачи включать в сферу своей философии единство, которое, не разрушая единственности жизни, может вобрать ее в себя, и подобную возможность он видит в эстетике. Иными словами, двойственное отношение Бахтина к эстетическому связано с конфликтом между его акцентом на единственности и его философским проектом примирения двух миров, и это сконцентрировано в вопросе об особой способности эстетического вместить в себя моменты как единственности, так и единства. Из сказанного следует, что переход Бахтина к сфере эстетики возник из его философского стремления найти ключ к преодолению раскола двух миров. Автор КФП подходит к области эстетического для решения собственно философской задачи, поэтому его эстетика явилась одним из необходимых предметов в масштабе более общей и широкой философской концепции. Для Бахтина эстетика была способом обсуждения философских идей иного порядка (внеэстетических), и именно из этого, на наш взгляд, проистекает неполнота рассмотрения им сути эстетического. Говоря точнее, изучение эстетических вопросов строится главным образом вокруг

³ См.: Бочаров С. Г. Об одной разговоре и вокург него // Сюжеты русской литературы. М, 1999. С.491-492.

понятий автора и героя, и происходит это потому, что для Бахтина эти понятия впрямую связаны с отношением "я и другого", которое ученый определяет как минимальную, а в то же время центральную единицу бытия. Таким образом, эстетика Бахтина (как и его философия в целом) уже в КФП заявила себя как имеющая своим центром коммуникативный аспект.

Второй параграф первой главы посвящен рассмотрению эстетической теории Бахтина и анализу рассмотренного им отношения автора и героя. Это четко выражено в работах Бахтина "Автор и герой в эстетической деятельности" (далее АиГ)⁴ и "Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве" (далее СМФ)⁵. Особое внимание Бахтина к эстетике тесно связано с его акцентом на единственности. Эстетика может стать моделью культурного единства, где сохраняется единственность жизни. Это становится возможным благодаря особенностям эстетического акта, а именно; в его составе имеет место причастное общение автора с конкретной единственной жизнью героя и его положительное приятие жизни в свою сферу в качестве необходимого конститутивного момента (содержания).

Вместе с причастным приятием жизни героя эстетический акт требует и другого, еще более существенного момента: завершения для создания формы. Заметим, что форму применительно к художественно-эстетической области Бахтин понимает в КФП и АиГ не по Гегелю (совокупности средств воплощения сути, смысла, идеи), а в традиции античной и средневековой философии (результат преодоления и устранения аморфности и хаотичности материала).

Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Работы 20-х годов. Киев, 1994. Бахгин М. М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве// Работы 20-х годов. Киев, 1994.

Для создания завершенной формы необходим избыток видения автора, что вытекает из вненаходимой герою позиции автора в качестве другого. В отличие от работы КФП, здесь в категории другого акцентируется его роль, отличающаяся от роли "я", т.е. роль объективации и завершения. Для создания формы необходима завершающая роль другого, который находится вые мира "я": изнутри мира я, т.е. в мире я-для-себя, который отказывается от всякого совпадения с самим собой, а направлен на вечное смысловое изменение и обновление будущего,⁶ без всего этого невозможно какое-либо завершение. В этом процессе создания формы (здесь нам видится самое главное в трактате АиГ) выступает на первый план активность автора и его завершающая сила, а герой и его жизнь становятся пассивными. Бахтин определяет такое неравноправное отношение между автором и героем как общую формулу их отношений в эстетической деятельности. Для того, чтобы быть эстетически значимым, жизнь героя должна быть завершенной извне автором. Согласно Бахтину как автору АиГ, без завершения нет формы. И для создания этой завершенной формы активность автора должна преодолеть активность жизни героя, и подчинить ее своему творческому замыслу. Хотя Бахтин не упускает из виду роль жизни героя, все-таки главным пафосом АиГ является подчеркивание эстетической штодуктивности активности автора. Через изучение свойств эстетического Бахтин приходит к выводу, что в эстетике (одновременно, и в теории искусства) основополагающим принципом являются активность автора и

В этом аспекте мир "я-длш-себя" похож на этический мир. Он не знает завершения: с точки зрения смысла и цели завершенное целое, который подучилось в прошлом, всегда считается весовершевон частью того, что подучится в смысловом будущем. Он направлен на вечное смысловое нсханке, н считает завершение и совпадение с самим собой ipexoeofi наивностью

пассивность героя. Уточним: нами (как и Бахтиным) имеется в виду пассивность героя не как свойство его сознания и поведения, но лишь как его полная зависимость от автора.

Такое понимание эстетического (также и художественного) как области неравноправного отношения между автором и героем не вполне согласуется с основной мировоззренческой ориентацией Бахтина, восходящей КФП - с концепцией незавершимости человека как личности, с отрицанием завершения жизни, имеющей свою уникальную единственность. На наш взгляд, подобная ситуация вызвала некоторые смысловые несогласованности или внутреннее противоречие в АиГ. В АиГ в главе о рассмотрении духовного и смыслого целого героя, утверждая внеэстетячность и незавершимость духа, по логике результата своего изучения в предшественных главах свойств эстетического Бахтин все же пытался, говоря о пассивности героя, констатировать его завершенность, наличие в нем духовного целого. Но результат такой попытки, на наш взгляд, обнаруживал противоречие. Хотя Бахтин стремился рассматривать различные формы завершенного смыслового целого героя, по существу его рассмотрение в данной главе чаще обнаруживало лишенного активности автора и случаи нарушения завершенной формы героя (например, в самоотчете-исповеди, в автобиографии и в романтическом характере и т.д.). По-видимому, подобные несогласованности у Бахтина был предварены его двойственным отношением к эстетике и его высказыванием о необходимости преодоления эстетикой себя самой в КФП. Существо кризисного начала в суждениях Бахтина в АиГ (отчасти - и в КФП) нам видится в следующем: автор то трактует эстетическое как область культуры (которая, по его мысли, специальна и

теоретизировала), то рассматривает его как весьма существенный аспект живого поступка, непосредственной жизненности,, нравственно значимой.

В АиГ Бахтин еще считал незавершенную форму и лишенного избытка видения автора ненормальностью, кризисом автора и исключением из общей формулы отношения автора и героя. Здесь, в частности, Бахтин относит особенности творчества Достоевского (равноправное отношение автора и героя) к числу исключений и кризисных явлений.

Иначе обстоит дело в работах о Достоевском (далее ПД)⁷, рассмотрению которых посвящен первый параграф второй главы. Обращаясь к данному ряду трудов, предварительно заметим: мы разделяем общее мнение об огромной позитивной значимости монографии Бахтина о Достоевском ("великая книга" - С. Г. Бочаров), но в то же время считаем оправданными и во многом разделяем критические суждения о концепции полифорничности романов писателя (например, высказывания Ю. Г. Кудрявцева и И. Б. Роднянской).⁸

Незавершенный герой и лишенный вненаходимости автор здесь уже не считаются Бахтиным исключением или кризисом, а наоборот, рассматриваются как оригинальная новизна поэтики писателя. То есть, хотя особенности отношения автора и героя Достоевского, рассмотренные в АиГ, по сути не изменяются в ПД, но акцент Бахтина при рассмотрении тех же самых явлений и, главное, их оценка становятся диаметрально противоположными.

⁷ ПД - общая совокупность работ о Достоевском. "Проблемы творчество Достоевского", "Проблемы поэтяжя Достоевского" // Проблемы морчества/лоэгикв Достоевского. Киев, 1994.

⁸ См.: Анкета ДКХ // Диалог. Карнавал. Хровшоп. 1994. NU. С.5-22.

Такая переакцентуация стала возможной благодаря расширению ученым значения опорных слов и понятий. Бахтин расширяет смысловую область ряда понятий (прежде всего - формы) и вносит в них совершенно новое значение, прямо противостоящее первоначальной сути. Поэтому в расширенных Бахтиным понятиях часто обнаруживаются оксюмороны. Например, "незавершенная форма". По определению самого Бахтина в АиГ, форма не может быть незавершенной. Это contradictio in adjecto⁹. С помощью этого расширения такие особенности творчества Достоевского, как "незавершенная форма", "незакрытое целое", которые раньше справедливо считались ученым contradictio in adjecto или кризисом эстетического принципа, принимаются теперь как нормальные, даже лучшие, и определяются как "особая форма" или "единство второго порядка".

Посредством таких расширений значения слов Бахтин утверждает, что незавершенная форма Достоевского является единственно адектватной формой словесного выражения жизни, потому что такая форма - не что иное, как форма жизни. Именно здесь Бахтин видит возможность преодоления эстетикой себя самой, вернее, собственной изначальной "теоретизированности", о чем он говорил уже в КФП. По мнению Бахтина, в творчестве Достоевского сама жизнь становится формой особого рода, форма выходит за свои пределы и как бы сливается с жизнью, атрибут которой -незавершенность. Таким образом, незавершенная форма в творчестве Достоевского преодолевает ограниченность области эстетики, становится жизнью. Это не что иное, как расширение эстетики и ее прямое вторжение в область жизни. Данную мысль

Противоречие в определении.

правомерно считать одним из опытов бахтинского расширения понятий, происходящим на самом высшем, мировоззренческом уровне.

Незавершенность формы произведений Достоевского проистекает, как убежден Бахтин, из равноправного отношения между автором и героем, то есть, из упразднения привилегии автора и признания активности незавершимой жизни героя, которая исключает его завершение автором. Поэтому, считает ученый, в незавершенной форме Достоевского неповторимая единственность жизни сохраняется, и эта форма является эстетическим осуществлением таких жизненных этических императивов, как "ничего завершенного нет" и "нельзя говорить последнего слова". Таким образом, в незавершенной форме Достоевского, по мысли Бахтина, сама жизнь становится формой, и потому границы между эстетикой и этикой, искусством и жизнью, единственностью и единством стираются и исчезают. Именно в этом смысле работы Бахтина о Достоевском могут быть связаны с бахтинским философским проектом примирения двух миров, восходящим к КФП

Несмотря на утверждение Бахтина о существовании диалога между автором и героем в творчестве Достоевского, в строгом смысле между ними нет настоящих диалогических отношений, потому что роль автора ограничивается лишь тем, чтобы раскрыть то, что дано в герое (здесь, заметим, имеется расширение понятия диалога). Можно сказать, что диалогическое отношение автора к герою обнаруживается только в его отказе от прежней привилегии завершения, лишь в его полной готовности принять

самостоятельную жизнь героя. Помимо этого, между ними собственно диалогического взаимодействия нет.

Исходя из этого, можно сказать, что хотя Бахтин видит возможность преодоления раскола двух миров в произведениях Достоевского, но в рассмотрении им особенностей поэтики писателя фактически мы находим преобладание только одного мира - жизни в ее единственности. Самостоятельная жизнь героя как бы заменяет творческую активность автора, поэтому автору в качестве создателя культурного единства достойного места не остается. В ПД наличествует только один момент единственности, но нет единственного единства как объединения этих двух моментов. Следовательно, здесь по сути имеет место не преодоление эстетикой себя самой, а замена эстетики жизнью или преображение ее в жизнь. Это отражается и в расширенных Бахтиным значениях слов. Расширенные понятия, которыми оперирует ученый, не выдерживая огромной смысловой нагрузки, как бы разлагаются и утрачивают свои смысловые контуры. Например, слово "форма", которое в результате расширения его смысла стало включать в себя "незавершенность", в конце концов, растворяется в жизненную стихию и, на наш взгляд, утрачивает значение в качестве эстетического термина.

Все это, по-видимому, проистекает из предпочтения Бахтиным единственной жизни, категории "я", которое заявлено в ПД. В этом смысле ПД - это непосредственное продолжение и развитие идей КФП. Но в результате преобладающего акцента на жизни героя эта жизнь нивелирует активность автора как творческого субъекта искусства. Такая ситуация создала парадокс Бахтина: В концепции автора ПД жизнь героя существует

объективно и независимо от воли автора. Иначе говоря, роль автора ограничивается раскрытием того, что объективно дано в жизни героя. Таким образом, настойчивое подчеркивание Бахтиным героя как субъекта жизни приводит его к объективизму, к резкой недооценке автора в качестве субъекта творчества. Поэтому мы вправе сказать, что и в ПД противоречие между единственностью и единством, жизнью и эстетикой остается неразрешенным.

Во втором параграфе второй главы рассматриваются работы среднего периода творчества Бахтина (о слове, романе и о Рабле). Парадоксальное умаление автора, сказавшееся в работах о Достоевском, здесь усиливается, еще большую роль обретает расширение смысловой области опорных слов. В работах среднего периода диалогическая полифоничность и незавершенность не ограничиваются произведениями одного только Достоевского, а расцениваются как основополагаюшая черта всего романа как жанра и, больше того, любых высказываний. Такие расширения, наряду с пристальным вниманием Бахтина к карнавалу (где, по мнению ученого, сама жизнь является формой и преобладает пафос вечного незавершимого обновления), убеждают в том, что и в работах этого периода для Бахтина остается актуальной мировоззренческая ориентация на незавершимую единственную жизни, восходящая к КФП. Например, для ученого слово - это не абстрактная единица, не компоненты языковой системы, а конкретная реальность, составляющая едва ли не основную часть бытия. Поэтому правомерно предположить, что внимание Бахтина к активной роли чужой речи (к слову героя) и ее расширенное понимание как черты любого высказывания является естественным следствием его сосредоточенности на самостоятельности бытия героя.

Но как в ПД бытие героя устраняет авторскую активность, так и в работах о романе и о Рабле "диалогичность" самого речевого бытия, самой романной реальности и самой карнавальной жизненности в полной мере заменяют активность автора и деконструируют его роль в качестве самостоятельного субъекта. Более того, в работе о Рабле жизнь, которая вытеснила автора, является жизнью не индивидуального героя» а коллективной безликой массы. Герой утратил индивидуальное лицо. Хотя на первый взгляд карнавальное мироощущение, стремлящее к незавершимому обновлению в будущем, и похоже на мир единственного "я", направленный на вечное изменение, на самом деле в карнавале нет места категории "я" в качестве индивидуальной личности. Поэтому, строго говоря, в работе о Рабле отсутствует не только автор, но и герой. Таким образом, в работах среднего периода деятельности Бахтина, особенно в работе о Рабле тенденция замены жизнью искусства и парадокс, наметившийся в работе ПД укреплены, роль автора максимально редуцирована. Автор мыслится как пассивно отражающий жизнь, которая, как надеется Бахтин, сама включает в себя диалогичность. Подобное преобладание и абсолютная власть жизненности (можно сказать, монологическая) начинает угрожать самому бахтинскому пафосу максимально широкого утверждения диалогических отношений.

В третьей главе рассматриваются поздние труды Бахтина. В отличие от работ среднего периода, где стремление ученого к незавершимой единственности жизни связано с тенденцией к нивелированию роли автора и к пассивному объективизму, в поздний период Бахтин непосредственно подчеркивает важность неповторимо-индивидуальной., личностной субъективности. Он

акцентирует субъективное личностное начало текста в качестве первичной данности гуманитарной сферы. И обращает самое пристальное внимание на роль субъектов, которые участвуют в процессах как создания, так и освоения текстов. В отличие от работ первого периода, где концепция строилась вокруг двух субъектов (автора и героя), ныне Бахтин обращает внимание на третьего субъекта, субъекта воспринимающего, т.е. адресата.¹⁰ Он называет взаимоотношение между этими тремя субъектами "триединством". В отличие же от работ среднего периода, где диалогичность самой жизни, самого слова и самого жанра радикально вытесняла активность автора, здесь подчеркивается диалогическое отношение, которое порождает триединство. Иначе говоря, здесь акцентируются неповторимые субъективности и значимость каждого из звеньев этого триединства. В результате возрождается неустранимое место автора, которое было редуцировано идеей диалогичности самой жизни в книгах и статьях среднего периода. В этом смысле работы позднего периода знаменуют возвращение Бахтина к прежним идеям и продолжение разработки философии поступка. Вместе с возрождением места автора ныне Бахтиным активно признается его право на последнее слово. В связи с этим можно сказать, что в поздних работах присутствует смысловая связь с идеями АиГ. Но в отличие от работы АиГ признание авторской активности здесь предполагает его диалогические отношения с героем. В работах позднего периода Бахтин пытается преодолеть противоречия, обнаруженные нами в предшествующих работах (например,

Заметим, что внимание Бахтина ж адресату проявлено уже в книге "Формальный метан лигературоведении"(1928). Там он пишет о двоякой ориентации жанра (на познаваемую писателями действительность и на читателя). А в работе "Проблема речевых жанров"(1952-1953) он утверждает, что высказывание определяется и адресатом, как говорящим.

неприятие последнего слова автора и абсолюцизация независимости героя от автора), с помощью разграничения первичного автора и вторичного автора, обычного адресата и нададресата, малого времени и большого времени. Во-первых, Бахтин относит последнее слово к первичному автору, а возможность беседы с героем - к вторичному автору. Разность позиций двух авторов и присутствие в произведении их обоих делают возможным сосуществование последнего слова автора и его признания самостоятельности жизни героя. Во-вторых, понятие нададресат, которое означает полное и абсолютно справедливое понимание текста и его создателя, предполагает проблему верности интерпретации обычным адресатом. Нададресат тесно связан с возможностью постижения в интерпретации последнего слова автора, а тем самым совпадения понимающего с понимаемым. Это абсолютно справедливое понимание и полное совпадение позиции понимающего с позицией автора в рамках исторического процесса невозможно, поэтому диалог не может быть завершен. А реальное соответствие позиций двух субъектов (автора и обычного адресата) в малом времени, которое отличается от абсолютно справедливого понимания и полного совпадения нададресата, снова входит в диалог в большом времени, там оно вновь рождается и наполняется новым смыслом. Таким образом, и малое время, и большое время составляют фон диалога, где происходит праздник возрожден