А. А. МАТВЕЕВ И ЕГО ТРУД

Русские дипломаты не раз посещали Францию в XVI— XVII вв. и по долгу службы составляли о своих поездках пространные официальные донесения — статейные списки, план и характер которых определялся правилами Посольского приказа Московской Руси. Статейный список состоял из описания маршрута поездки и всех обстоятельств, связанных с пребыванием посла в чужой стране, в нем подробно излагались дипломатические встречи и переговоры, приводились полные тексты документов. ¹ Эти отчеты содержат ценные сведения для истории международных отношений, для определения круга интересов и политических задач русской дипломатии. Но страна и ее люди очерчены в них довольно смутно, а индивидуальность автора проступает изредка.

Политическая карьера А. А. Матвеева началась в 1691 г. — он был назначен двинским воеводой. В следующем году получил высокую придворную должность ближнего окольничего, затем ярославского наместника. В 1699 г. он поехал русским послом в Голландию, став одним из первых постоянных представителей России за границей, и пробыл там до 1712 г. В 1712—1715 гг. был в Вене и, кроме того, выполнял различные дипломатические поручения царя во Франции (1705—1706 гг.) и Англии (1707— 1708 гг.). При отъезде из Вены получил от императора Карла VI (с согласия Петра) “графское Римской империи достоинство со всею его фамилиею”. Этот титул был утвержден в России. Вернувшись на родину, Матвеев занимал важные государственные посты: в декабре 1717 г. был назначен президентом юстиц-коллегии, что сделало его сенатором, в 1724—1725 гг. — губернатором Москвы. В 1726 г. он проводил ревизию Московской губернии. При Петре II его карьера оборвалась: в июне 1727 г. он вышел в отставку и умер в Москве 16 сентября 1728 г. ³

Дипломатическая работа за границей еще более расширила познания и интересы А. А. Матвеева. Характерно особое внимание к общественным библиотекам, которое он проявил при поездке во Францию. У него самого была ценная библиотека, где, по краткой описи, составленной в 1733 г., насчитывалось 1044 тома: 155 русских книг, в том числе и допетровской печати, 432 книги на латинском языке, 191 — на французском, 39 — на польском, а также на немецком, голландском и греческом языках. Были представлены все отрасли знания, но преобладали труды исторического характера, по военному делу, путешествия и описания различных стран и городов. Кроме печатных изданий, в библиотеке было несколько рукописных книг и бумаги самого Матвеева. ⁵

О внешнем облике А. А. Матвеева можно судить по портрету, приписываемому кисти знаменитого французского художника Риго, талант которого он очень ценил. На портрете .изображен моложавый человек с высоким лбом и живыми умными глазами. Если атрибуция справедлива, портрет мог быть написан только в Париже, т. е. как раз во время пребывания там русского посла в 1705—1706 гг., когда ему было 40 лет. Сохранился и другой портрет, сделанный неизвестным художником начала XVIII в., очевидно, также за границей. Он имеет более парадный характер. ⁶ [6]

Для характеристики А. А. Матвеева как человека и автора надо воспользоваться и теми сведениями, которые рассыпаны в его труде и отражают многие черты его облика. Рассмотрим произведение и попытаемся соединить эти черты в нечто цельное.

Труд А. А. Матвеева остался незаконченным, но ясно, что автор собирался его продолжить: в самом конце (стр. 236) он пишет: “О чем на своем объявлено будет месте”. Это не был официальный отчет: ни в построении, ни в изложении нет единообразия. На переплете чернового автографа рукой А. А. Матвеева выведено латинское заглавие, сделанное, вероятно, в начале поездки: Diarius privatae legationis ad Aulam Galliae (Дневник неофициальной миссии к французскому двору). ⁷

Действительно, сперва записи имеют форму подробного путевого дневника: от Гааги и до Парижа А. А. Матвеев записал свой маршрут и все, что он видел в пути. После приезда в Париж он стал включать в дневник множество сведений, заимствованных из различных книг. ⁸ Они касаются Парижа, его площадей, улиц, зданий, памятников и настолько обильны, что заставляют на время забыть об авторе, его делах и впечатлениях. На десятках страниц царит только Париж. Но вот снова появляется автор, и теперь огромный кипучий город его уже не заслоняет. Мы словно видим русского посла, осматривающего все, что открыто его любознательному взору. Хотя и далее он уделяет много места детальнейшим сведениям об армии, дворе, политической и административной структуре и т. п., сам он и его интересы обрисовываются все отчетливее и полнее.

Интерес к труду А. А. Матвеева заключается также в том, что это была первая “книга о Франции”, составленная русским. Для России начала XVIII в. произведение такого жанра было новым. ⁹

Поездка А. А. Матвеева из Гааги в Париж была вызвана сложной военной и дипломатической обстановкой в Европе. В самом начале XVIII в. почти одновременно разгорелись две войны — Северная (1700—1725) и война за испанское наследство (1701—1714). Россия играла главную роль в первой из них, Франция — во второй.

Таким образом, А. А. Матвееву было поручено отстаивать интересы России перед Францией, находившейся в союзе с Карлом XII, которого следовало склонить к подписанию мира с Россией. Задача Матвеева была сложна еще и потому, что Франция в это время находилась в трудном положении.

Первый период войны (1701—1704) был в общем благоприятен для Франции: французские армии вели оборонительные бои в Нидерландах и Рейнской области, наступали в южной Германии и Италии; Франция выдержала столкновение с английским флотом у берегов Испании. Но к 1705 г. стало заметно истощение ее ресурсов. Народ был обременен налогами, в Севенских горах несколько лет длилось восстание камизаров, грозившее перекинуться и на другие области. Начался второй период войны — период поражений французской армии.

Как было сказано, деловая сторона поездки А. А Матвеева в Париж почти не затронута в его произведении. Восстановить ее помогают документы, хранящиеся в архиве Министерства иностранных дел Франции, ¹² и некоторые донесения посла, находящиеся в ЦГАДА.

А. А. Матвееву пришлось примириться с отказом о возврате кораблей, равно как и о выдаче компенсации за них. Ему доказали, что корабли были конфискованы не из-за наличия на них русского флага, а по причине того, что судовые бумаги оказались не в порядке: коносаменты не подписаны и без указания кому следовал груз. Тем самым нарушались правила для судов нейтральных держав в военное время. ¹⁷ Таким образом, в программе Матвеева остался один лишь пункт — торговый договор, которому посол посвятил усилия вплоть до своего отъезда в конце сентября 1706 г.

Все эти соображения были поддержаны французским правительством, и послу было предложено представить записку, на основе которой можно было бы вести переговоры. ²¹ А. А. Матвеев заявил, что для этого ему нужны специальные полномочия, которые он запросит у царя. ²²

Выработка проекта и его обсуждение с французскими дипломатами происходили до конца апреля, и в конце мая французский уполномоченный д'Агессо написал свои замечания к проекту. Они состоят из общих соображений, итогов обсуждения каждого пункта в отдельности и заключения. Обширный документ ²³ интересен не только тем, что формулирует позицию французского правительства и отражает дискуссию, происходившую при обсуждении проекта, — в нем подсказано правительству решение отказаться от заключения договора, которое и было принято в начале сентября 1706 г.

Прежде всего были рассмотрены пункты, содержащиеся в царской грамоте, данной в 1629 г. Деге де Курменену, прибывшему в Москву для заключения договора. Они были в свое время оценены кардиналом Ришелье как весьма благоприятные, и, разыскав грамоту в архиве, французские дипломаты вернулись к ней, чтобы сравнить с проектом А. А. Матвеева. В грамоте 1629 г. их очень привлекли низкая для начала XVIII в. торговая пошлина в 2% и свободный пропуск французских послов и курьеров в Персию. Однако Матвеев указал, что с той поры пошлины были увеличены и прежний их размер невозможен; впрочем, они одинаковы для всех иностранцев, в том числе и для французов. Что касается пропуска через Россию в Персию, то он был согласен добавить к послам и курьерам также и миссионеров (тем более, что, по его словам, католики имеют теперь в России больше льгот, чем в 1629 г.: у них есть церкви, где происходит открытая для всех служба). Д'Агессо считал желательным уговорить Матвеева распространить право свободного проезда и на купцов, что, как увидим дальше, царь разрешил.

Спорными оказались статья 7 (об ассортименте товаров) и статья 14 (о консулах). Дело в том, что у России были договоры (сроков их истечения Матвеев не знал) с голландцами на монопольный импорт табака и с англичанами на монопольный вывоз мачтового леса. Между тем статья 7 была составлена в общей форме, без определения товаров, которые будут исключены из свободной торговли. А. А. Матвеев согласился, чтобы в статье фигурировали эти два изъятия. По поводу введения консульств в обеих странах французские дипломаты заметили, что лучше этого не делать, так как консулами часто бывают голландцы, использующие эти посты для шпионажа и т. п. Впрочем, статья могла быть принята, если бы место консула во Франции занял русский.

Несомненно, что в итоге переговоров мнение французской стороны стало для А. А. Матвеева вполне ясным и он сообщил обо всем царю. Результатом была не только грамота Петра I от 1 июня (ст. ст.) 1706 г., дававшая Матвееву полномочие на заключение общего договора о торговле, но и присланное им добавление (“suplement”) к проекту договора. ²⁵ В этом добавлении содержалось столько уступок, что царь и Матвеев могли считать, что все претензии французского правительства должны теперь отпасть.

Царь предлагал, чтобы обе стороны не давали судовых паспортов никому из подданных враждебных в данное время держав. Французам разрешалась свободная торговля в Москве и всех городах и портах, кроме Сибири. Французские купцы могли приезжать на Черное море в Азов, а также по Дону и Волге (которые уже соединены шлюзами и пропускают среднего размера суда) в Астрахань и оттуда в Персию, покупать шелк с большой для себя выгодой. Везде могли быть назначены французские консулы, которым будут выделены участки для постройки домов и складов и оказано всяческое покровительство и содействие.

Для уточнения размеров пошлин царь пошлет во Францию синдика Торговой палаты и примет такое же лицо, посланное королем. Договор должен быть бессрочным.

Таким образом, миссия А. А. Матвеева в Париж потерпела неудачу, ²⁸ как и аналогичная миссия его в 1707 г. в Англию. [16]

Торговый договор с Францией был подписан лишь в 1717 г. Однако тогда же, в 1706 г., русским судам был дозволен свободный доступ во французские порты. ²⁹

Пребывание А. А. Матвеева в Париже затянулось более чем на год, и он имел достаточно времени для ознакомления со столицей и с жизнью страны. Положение посла, прибывшего инкогнито, не помешало ему быть принятым при дворе на многих церемониях. Ему многое показали в Париже и Версале; другие места (например, Сорбонну) он посетил, очевидно, по собственному желанию.

Крупный государственный деятель, разделявший взгляды царя на необходимость “прорубить окно в Европу”, А. А. Матвеев наблюдал жизнь Франции с пристальным вниманием. У него был острый и цепкий взгляд, схватывавший суть явлений и правильно соразмерявший с этой сутью необходимые детали. Характерно, что его глубоко интересовало все новое, и он не уставал его отмечать: новые приемы фортификации (к ним он был особенно внимателен), новые стили в архитектуре и в изобразительном искусстве, новые обычаи (или то, что ему казалось особенно новым, например свободное и непринужденное общение людей), новое убранство жилищ, парки нового стиля, новые моды в одежде и тысячи разных мелочей, бросающихся в глаза только тем, кто их умеет искать и находить.

He менее примечательна восприимчивость А. А. Матвеева к искусству. В его труде много места уделено живописи, музыке, скульптуре, архитектуре. Видно, что они доставляли ему огромное наслаждение, он не забывал отметить совершенство пения, высокое мастерство художника. Пусть форма выражения эстетических переживаний еще однообразна, но сами они искренни, глубоки и свободны от банальности. А. А. Матвеев их жадно искал. Характерно, что не только в Париже, но и во всех встречавшихся ему на пути голландских, фламандских и северофранцузских городах, городках и даже селениях он осматривал достопримечательности. А ведь в те годы они были еще сравнительно малоизвестны, да и сами эти области не были избалованы особым вниманием путешественников. О вещах, достойных внимания, надо было заранее знать или расспрашивать на месте. Во всяком случае А. А. Матвеев увидел там много интересного. Париж его поразил. После степенной Гааги, после оживленно-делового торгового Амстердама, после чистеньких мелких городков Голландии и Фландрии он увидел блестящую столицу огромных размеров, прославленные во всей Европе памятники архитектуры и искусства. Привычный к медлительным и основательным голландцам, он восхитился живостью и “остротой этого народа” (т. е. французов), их манерами, вольным и любезным обхождением. В массе своих первых парижских (неизбежно очень разнообразных) впечатлений он попытался разобраться, внести в них какую-то систему, дать какую-то более полную картину. По-видимому, этим объясняется появление именно в данном месте его труда множества сведений описательного характера, заимствованных из книг. Но, помимо отступлений от традиционного жанра, это свидетельствует и о присущей автору тяге к систематичности мышления, к построению такого описания огромного и пестрого города, в котором личные, следовательно в какой-то мере разрозненные, впечатления сочетались бы с более объективным материалом.

Очень важным (если не важнейшим) обстоятельством было то, что русский посол, вчерашний “московит”, не только умел видеть чужую и во многом удивительную для него жизнь. Он ее понимал, хотя она была совершенно непохожа на жизнь родной страны. Это тем более примечательно, что петербургский период истории России только начинался, что герой наш в основном был вспоен и вскормлен еще в обстановке московских дедовских обычаев, хотя, по свидетельству Ла Нёвиля, он ввел в свой быт некоторые новые черты. Все во Франции: политический строй, организация Государственного совета, армия, двор, судебные и финансовые учреждения, высшие учебные заведения, академии и т. д., не говоря уже о формах общественной жизни, — было для русского человека необыкновенным в самом прямом значении слова. Голландия также во многом отличалась от Франции (хотя и по другим причинам, чем Москва), поэтому голландский опыт Матвеева не мог в данном случае оказать ему значительной помощи. Тем не менее его произведение свидетельствует, что автор с пониманием разобрался в сложном сплетении различных сторон жизни Франции. Это проявляется в том, что ошибается он редко, умеет отбирать фактический материал и отмечать главные черты. Похоже, что им был намечен некий план, следуя которому он составил описание того, что его интересовало. Сведения он черпал не только из книг; очень многое он узнал от своих собеседников, а беседовал он, как видно из его “книги”, часто и со многими. Но характерно, что нигде он не превращается в эхо собеседников, везде слышен его собственный голос.

Специалисты по истории Петровской эпохи смогут извлечь из “книги” А. А. Матвеева данные о соответствии или о несоответствии французского “образца” абсолютистского строя реформам, осуществленным Петром I в дальнейшем. Мы же представим читателю сам этот “образец”, который довелось увидеть А. А. Матвееву.

Для характеристики жизни и строя Франции ³³ А. А. Матвеев приводит в своем труде заимствованные из литературы того времени (см. прим. 43) пространные и очень точные сведения. Он детально описывает двор, армию, центральные и провинциальные учреждения и т. д. Например, говоря о Парижском парламенте, он обрисовывает его структуру и компетенцию в целом, функции отдельных палат и чиновников, описывает даже служебную одежду президентов и советников — цвет и качество ткани их мантий. Такие же подробные описания характерны для всех страниц труда А. А. Матвеева, где речь идет о военно-бюрократическом аппарате Франции. Поэтому нам следует обратить внимание на другое. Приглядимся к тому, что именно привлекло внимание русского посла: ведь он как бы приглашает нас посмотреть на страну его глазами.

В те годы уже начинался упадок французской абсолютистской монархии. Народ был чрезвычайно беден, в первую очередь вследствие тяжелейших налогов, так как почти непрерывные войны требовали огромных средств. Народные массы страдали от феодальной эксплуатации, в известной мере сочетавшейся с эксплуатацией капиталистического характера. Во второй половине XVII в. во Франции возросло число крупных централизованных мануфактур и сильно развилась рассеянная мануфактура. Налоговая система абсолютизма, построенная на ограблении народа при сохранении за дворянством его привилегий, уже вызывала критику прогрессивных людей Франции. Однако многочисленные народные восстания не поддерживались буржуазией: она еще экономически не окрепла и не создала своей революционной политической программы и идеологии. Лишь эмигрантская (в Голландии) буржуазная протестантская публицистика обрушивала на Людовика XIV горькие обвинения, но в самой Франции они в ту пору еще не находили широкого резонанса. Европейский престиж французского абсолютизма был чрезвычайно велик. Королю, двору, Версалю, французской знати подражали по мере сил все государи и вельможи континента, настолько было соблазнительно сыграть роль самодержавного властителя на манер Людовика XIV, настолько сильно было влияние его двора и притягательно искусство, созданное великими мастерами французского классицизма. “Ах, Франция, нет в мире лучше края” — эти слова московских княжон (разумеется, без грибоедовской иронии!) звучали тогда во всех больших и малых столицах Европы.

Пожалуй, не меньшее внимание посла привлекла французская армия, самая крупная и после реформ Лувуа наилучше организованная армия Европы. Ее он также описал очень подробно, и в этом случае уже нет смысла сомневаться в том, что эти темы были важны и для него, и для царя. При создании русской регулярной армии на европейский лад мог пригодиться и французский образец.

Французская армия была велика и обладала значительным военным опытом, накопленным в почти беспрерывных войнах XVII в. Война с Империей длилась 13 лет (до 1648 г.), с Испанией — 24 года (до 1659 г.), затем наступил черед “торговых войн” с Голландией и Англией (1667—1668, 1672—1679, 1688— 1697). Незадолго до поездки А. А. Матвеева во Францию началась война за испанское наследство; проезжая через Испанские Нидерланды, он видел французские гарнизоны, расставленные в занятых городах. Войны дали территориальные приращения: в состав государства вернулись как исконные французские провинции (Артуа, Франш-Конте и др.), так и ряд стратегически важных пунктов по наиболее уязвимым границам на северо-востоке и. востоке. Войны способствовали учреждению политической, а отчасти и экономической гегемонии Франции на континенте. Армия была овеяна славой побед, одержанных знаменитыми полководцами Конде и Тюренном. Ей не раз приходилось выдерживать натиск значительных сил разнообразных коалиций. Иногда Франция воевала почти без союзников против государей всей Европы.

Для Петра I, вступившего в 1700 г. в Северную войну, которая могла быть длительной, характер французской армии, ее структура, оснащенность представляли живейший интерес. А. А. Матвеев отнесся к этим вопросам с особым рвением. Десятки страниц его “книги” посвящены подробным описаниям состояния и службы королевской гвардии, даже ее форме, а также чинам генералитета и офицерского состава (с указанием их жалования), флоту, артиллерии. Его интересовал и социальный облик армии, монополия дворянства на офицерские посты и порядок их замещения, методы воспитания молодых дворян. Он отметил дворянский состав гвардии, подробно описал структуру рыцарских орденов и их личный состав.

Достойно внимания все, что подметил А. А. Матвеев во французском дворянстве и знати, тем более что он — вельможа и русский посол — вращался во Франции именно в этих кругах. В данном случае нагляднее всего отложились в “книге” его личный опыт и впечатления. В членах высшего общества Франции его привлекли не только чувство собственного достоинства, но изысканная и вместе с тем естественная учтивость (“вежество”), свободный стиль бесед, участие женщин в общественной жизни и их простое обхождение. Не остался он равнодушен к красоте и удобству быта, оценив вкус в подборе картин, убранстве жилищ, сервировке, еде, одежде и т. д. В Париже и в Версале, в домах министров и государственных секретарей ему довелось увидеть лучшее, что было создано великолепными мастерами своего дела для украшения жизни и возвеличения персоны “первого дворянина” Франции — короля и всего его знатного окружения.

Вряд ли в этой области он мог рассчитывать на понимание царя, который легко усвоил простоту быта голландских бюргеров и отличался большой скромностью в одежде. Но его преемники не продолжили этой традиции. Русский двор и русская знать после Петра все больше и больше усваивали именно французскую роскошь, и многие вельможи проявили — как и А. А. Матвеев — достаточно хорошего вкуса и понимания, чтобы окружить себя первосортными произведениями искусства, в том числе и прикладного. В этом плане А. А. Матвеев оказался прямо-таки провозвестником интереса верхов русского дворянства к французскому искусству.

Любопытны краткие записи Матвеева о французском духовенстве. Он отметил его роль в управлении, придворную деятельность прелатов, их подчинение королю.

Народ Франции редко фигурирует на страницах “книги” А. А. Матвеева. Но все же бедность французских крестьян бросилась ему в глаза, как только он пересек границу королевства. Очевидно, это впечатление было тем более разительным, что в Голландии (и частично даже в Испанских Нидерландах) он видел другую картину.

Впрочем, живость и “острота” парижан, о которых уже была речь, относятся несомненно ко всему населению столицы, а не к одним лишь его верхним слоям. Эту черту национального характера французов А. А. Матвеев схватил очень метко.

Образцовым для европейских монархий того времени был весь государственный аппарат абсолютистской Франции, целиком подчиненный воле монарха. Неудивительно, что у А. А. Матвеева мы находим немало страниц, занятых описанием различных, преимущественно центральных, учреждений.

Разумеется, прежде всего речь идет о Королевском совете, его составе и компетенции, о министрах и государственных секретарях, функции которых А. А. Матвеев определяет точно. И этот вопрос имел для русского государственного деятеля, каким был Матвеев, большое значение. У Петра I не было “регулярного” совета. Старые московские центральные учреждения не годились для новой России, а новые учреждения еще не были созданы. И здесь можно было бы в чем-то использовать зарубежный опыт, в первую очередь опыт образцового абсолютистского государства.

Иначе обстояло дело с академиями. Как и следовало ожидать, А. А. Матвеев проявил к ним большой интерес. Они тем более заслуживали внимания, что были организованы правительством, притом сравнительно недавно — в середине и во второй половине XVII в. Французская академия, Академия наук, Академия надписей, Академия архитектуры, Академия изящных искусств — все они субсидировались и контролировались правительством. Матвеев воочию видел результаты их деятельности: французское искусство, французская архитектура, французская наука, французский язык достигли большого совершенства и завоевали мировую репутацию не без усилий, приложенных этими академиями.

У такого высокообразованного человека и любителя искусства, каким был русский посол, “семейство” различных академий Франции вызвало заметное восхищение. Восхитился он и королевским кабинетом редкостей в Лувре.

Это же впечатление, но в более слабой степени, сквозит в его записях, касающихся Парижского университета. А. А. Матвеев посетил Сорбонну, описал деятельность богословского, юридического и медицинского факультетов. Был он и в Коллеже четырех наций на театральном представлении. Несомненно, что постановка высшего образования его сильно интересовала. Он отнесся к старейшему во Франции университету и к его порядкам с должным вниманием. Но надо учесть, что этот университет давно уже не пользовался в стране (и за границей) доброй славой. Господствовавшая в его стенах сухая схоластика была объектом насмешек и иронии еще со времен Рабле. Ультракатолический богословский факультет никак не мог вызвать симпатий А. А. Матвеева, и вряд ли он не узнал в Париже, какую мишень для сатирических стрел являли собой профессора-медики. Да об этом можно было узнать и не приезжая в Париж, достаточно было прочесть Мольера.

Итак, двор, армия, дворянство, политический строй, административная система, центральный и местный государственный аппарат, наука и искусство, высшее образование — эти формы жизни французского общества нашли в А. А. Матвееве вдумчивого наблюдателя. Он не зря провел в Париже больше года. Познакомившись с его записями, читатель оценит вложенные в “книгу” усердие, ум, заинтересованность и доброжелательность русского посла к народу, учреждениям и культуре страны, возбудившим большой интерес многих русских людей XVIII в.

Черновой автограф ³⁴ хранится в Отделе рукописей Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (далее — ГПБ) (F IV, 552). В рукописи 71 лист размером 335 х 215 мм. На переплете из пергамена рукой А. А. Матвеева сделан заголовок: “1705. 7 bris. Diarius privatae legationis ad Aulam Galliae”. Текст изобилует исправлениями, помарками, вставками и заметками вроде “Потом писать грамоту”, “Внесть ордон, или чин, Людовика Святого” (см. стр. 159). Дневник в точном смысле слова (см. стр. 6) заполнялся в пути и был в ту пору составлен с применением настоящего времени; после прибытия в Париж автор стал писать в прошедшем времени и соответственно переправил текст путевого дневника.

Рукопись была приобретена библиотекой в 1853 г. ³⁵ и вскоре же привлекла к себе внимание П. П. Пекарского, опубликовавшего о ней статью в 1856 г. ³⁶

Одна из копий находится в составе фонда Воронцовых в Архиве Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР (далее — ЛОИИ) (ф. 36, он. 1, д. 180). Она написана на почтовой бумаге 1730-х годов и имеет 234 листа размером 225 х 185 мм. Копия снята четырьмя писцами и озаглавлена: “Архив, или статейный список, Московскаго посольства, бывшаго во Франции из Голандии инкогнито в прошлом, 1705 г., сентября в 5 день”. На коричневом кожаном переплете середины XVIII в. вытеснены буквы “Г. Р. В.” (может быть, граф Роман Воронцов) . ³⁷

Текст копий полностью совпадает, за исключением незначительных орфографических различий и описок переписчиков. ⁴⁰ В рукописи ЛОИИ недостает двух небольших абзацев в самом конце текста, имеющихся в рукописи ГБЛ (стр. 236).

При определении связи между черновым автографом и данными копиями необходимо учесть следующее обстоятельство. Настоящий статейный список, т. е. составленное по всем правилам официальное дипломатическое донесение А. А. Матвеева о его поездке во Францию, в архиве Посольского приказа отсутствует. Его не было там в 1712 г., ибо тогда А. А. Матвееву было предъявлено требование представить статейные списки о его посольствах в Голландию, во Францию и Англию в связи с тем, что на пост русского полномочного посла в Гааге был назначен Б. И. Куракин, ⁴¹ а А. А. Матвеев переехал в Вену. Не было также этого донесения ни в 1720 г. (письмо государственного канцлера Г. И. Головкина к А. А. Матвееву), ни в 1721 г. (по указу Петра I письмо и промемория из Коллегии иностранных дел за подписями Г. И. Головкина и П. П. Шафирова к А. А. Матвееву с требованием прислать в Государственную коллегию иностранных дел “немедленно обыкновенные статейные списки всей своей бытности в посольстве в Голландии, Франции, Англии и у Цесарского двора”. ⁴² Это требование было повторено в феврале и сентябре 1722 г., но документы были посланы А. А. Матвеевым в Коллегию лишь в декабре. ⁴³ Эти статейные списки хранятся в ЦГАДА. ⁴⁴ Отчет о пребывании русского посла во Франции занимает в них 30 страниц и содержит только краткое изложение хода переговоров и результатов посольства (см. стр. 15—16). Следовательно, этот текст отличается от публикуемого нами в самом главном: ведь в “книге” А. А. Матвеева отсутствуют данные о содержании переговоров. Таким образом, между текстами официального донесения и публикуемого здесь произведения А. А. Матвеева нет совпадения.

Текст черновика с учетом всех авторских исправлений совпадает с текстом копий, ⁴⁵ но в последних имеются разделы, в черновике отсутствующие, т. е. копии полнее черновика. Однако, как уже упоминалось, в черновике есть указания на необходимость вставить те или иные разделы, и эти указания реализованы в тексте копий. Кроме того, отсутствующие в чер-. новике разделы представляют собой в подавляющем числе случаев выписки из тех печатных изданий, которыми пользовался А. А. Матвеев. ⁴⁶

Таким образом, можно предположить, что с дошедшего до нас чернового автографа был сделан с учетом всех исправлений и с выполнением указаний о вставках беловик (возможно, не собственноручный). Это подтверждается и следующим соображением. Наличие в обеих копиях совершенно одинакового заголовка “Архив, или статейный список...”, свидетельствует, что это своеобразное заглавие имелось в беловике и скорее всего было сформулировано самим автором. С беловика (или копии с него) были сняты дошедшие до нас копии: прямая связь между ними и черновым автографом представляется маловероятной ввиду большого хронологического разрыва между ними.

Итак, можно считать, что текст произведения А. А. Матвеева дошел до нас в одной редакции, которая почти целиком ⁴⁸ принадлежит самому русскому послу. Изучение сделанных в черновике исправлений (вычеркиваний, мелких вставок, изменений) показывает, что, не изменяя содержания, они имели целью лишь улучшение стиля и уточнение перевода с французского. ⁴⁹ Поскольку в копиях полностью учтены эти исправления и сделаны намеченные автором вставки, представляется наиболее целесообразным положить в основу настоящей публикации текст копии. Для этой цели выбрана рукопись ЛОИИ, ибо она, возможно, хронологически ближе к оригиналу и была снята с него. Для рукописи же ГБЛ известен промежуточный список (копия Аргамакова). В подстрочных примечаниях отмечены места, отсутствующие в автографе. Два последних абзаца текста, которых нет в рукописи ЛОИИ, даны по рукописи ГБЛ в подстрочном примечании.

Как принято в современных публикациях текстов XVIII в., буква “ь” повсюду переведена в “е”, вставлены “ь” и опущены “ъ” на концах слов. Пунктуация современная. В квадратные скобки заключены слова, добавленные от составителя.