В 1796 году на Российский престол вступил Император Павел I. Это было время,
когда революционная Франция, поправ законы Божеские и человеческие и умертвив
монарха, "обратилась к завоеванию и порабощению соседних держав".
Вице-адмирал Ушаков получил приказ привести в боевую готовность Черноморский
флот. Сложность обстановки для России заключалась в том, что не было ясности,
от какого противника - Турции или Франции - защищать южные рубежи. Франция
подстрекала Турцию к войне с Россией, и туркам, конечно же, хотелось возвратить
отторгнутые Россией земли; но, с другой стороны, соседство на Балканах с
французами становилось для Оттоманской Порты куда более опасным, чем потеря
Крыма.
 |
| Турецкий морской унтер офицер |
Вскоре султан Селим III принял предложение Российского Императора о союзе
против Франции и обратился к Павлу I с просьбой о присылке вспомогательной
эскадры. В связи с этим вице-адмиралу Ушакову был доставлен Высочайший
рескрипт: "Коль скоро получите известие, что французская эскадра покусится
войти в Черное море, то немедленно, сыскав оную, дать решительное сражение,
и мы надеемся на ваше мужество, храбрость и искусство, что
честь нашего флага соблюдена будет..."
В начале августа 1798 года, находясь вблизи Севастопольского рейда с вверенной
ему эскадрой, Феодор Ушаков получил Высочайшее повеление "тотчас следовать и
содействовать с турецким флотом противу зловредных намерений Франции ..." Взяв
курс на Константинополь, российская эскадра скоро приблизилась к Босфору, и
этого оказалось достаточным, чтобы Порта немедленно объявила войну
республиканской Франции.
 |
| Янычары |
Турция встречала русские суда на удивление дружелюбно. Поразила турок
опрятность, строгий порядок на русских судах. Один из влиятельных вельмож на
встрече у визиря заметил, что "двенадцать кораблей российских менее шуму
делают, нежели одна турецкая лодка; а матросы столь кротки, что не причиняют
жителям никаких по улицам обид". И облик, и весь дух русских моряков были
удивительны туркам. Российская эскадра пробыла в Константинополе две недели; 8
сентября, "дав туркам опыт неслыханного порядка и дисциплины", она снялась с
якоря и при благополучном ветре направила свой путь к Дарданеллам, к месту
соединения с турецким флотом. Командующим объединенными силами назначен был
вице-адмирал Ушаков. Турки, на собственном опыте зная его искусство и
храбрость, полностью доверили ему свой флот, а капудан-паша Кадыр-бей именем
султана обязан был почитать российского вице-адмирала "яко учителя".
Первой задачей эскадры было взятие Ионических островов, расположенных вдоль
юго-западного побережья Греции, главный из которых - Корфу, имея и без того
мощнейшие в Европе бастионы, был еще значительно укреплен французами и считался
неприступным. Коренные жители занятых французами островов были православными
греками, а на Корфу находилась великая христианская святыня - мощи святителя
Спиридона Тримифунтского.
Феодор Ушаков поступил премудро: он, прежде всего, обратился с письменным
воззванием к жителям островов, призывая их содействовать в "низвержении
несносного ига" безбожников-французов. Ответом была повсеместная вооруженная
помощь населения, воодушевленного прибытием русской православной эскадры. Как
ни сопротивлялись французы, наш десант решительными действиями освободил остров
Цериго, затем Занте...
Когда французский гарнизон на острове Занте сдался, то "на другой день
главнокомандующий вице-адмирал Ушаков, вместе с капитанами и офицерами эскадры,
съехал на берег для слушания благодарственного молебна в церкви св. чудотворца
Дионисия. Звоном колоколов и ружейной пальбой приветствованы были шлюпки, когда
приближались к берегу; все улицы украсились выставленными в окнах русскими
флагами - белыми с синим Андреевским крестом, и почти все жители имели такие же
флаги в руках, безпрестанно восклицая: "Да здравствует Государь наш Павел
Петрович! Да здравствует избавитель и восстановитель Православной Веры в нашем
Отечестве!"
То же было и при острове Кефалония: "...жители везде поднимали русские флаги и
способствовали десантным войскам отыскивать французов, скрывшихся в горах и
ущельях; а когда остров был взят, местный архиерей и духовенство с крестами,
все дворянство и жители, при колокольном звоне и пальбе из пушек и ружей,
встретили начальника русского отряда и командиров судов, когда они съехали на
берег".
Но между тем, с самого начала совместной кампании, особенно когда перешли к
военным действиям, выяснилось, что от турецкой вспомогательной эскадры помощи
было менее, чем неприятностей и хлопот. Турки, при всех льстивых заверениях и
готовности сотрудничать, были настолько неорганизованны и дики, что
вице-адмирал должен был держать их позади своей эскадры, стараясь не подпускать
к делу. Это была обуза, о которой, впрочем, будучи главнокомандующим, он обязан
был заботиться, то есть кормить, одевать, обучать воинскому ремеслу, чтоб
использовать хотя бы отчасти.
Местное население открывало двери русским - и захлопывало их перед турками.
Феодору Феодоровичу приходилось непросто, и он проявил много рассудительности,
терпения, политического такта, чтобы соблюсти союзные договоренности и удержать
турок от присущих им безобразий - главным образом, от необузданного варварства
и жестокости.
Особенно не нравилось туркам милостивое обращение русских с пленными
французами. Когда Феодор Ушаков принял первых пленных на острове Цериго,
турецкий адмирал Кадыр-бей просил его о позволении употребить против них
военную хитрость. "Какую?" - спросил Ушаков. Кадыр-бей отвечал: "По обещанию
Вашему, французы надеются отправиться в Отечество и лежат теперь спокойно в
нашем лагере. Позвольте мне подойти к ним ночью тихо и всех вырезать".
Сострадательное сердце Феодора Ушакова, конечно же, отвергло сию ужасающую
жестокость, - чему турецкий адмирал крайне дивился... Но особенно много хлопот
доставлял Ушакову хитрый и коварный Али-паша, командовавший сухопутными
турецкими войсками и привыкший безнаказанно безчинствовать на греческом и
албанском побережьях.
10 ноября 1798 года Феодор Ушаков в донесении писал: "Благодарение Всевышнему
Богу, мы с соединенными эскадрами, кроме Корфу, все прочие острова от рук
зловредных французов освободили". Собрав все силы при Корфу, главнокомандующий
начал осуществлять блокаду острова и подготовку к штурму этой мощнейшей в
Европе крепости. Блокада, вся тягота которой пала на одну русскую эскадру,
проходила в условиях для наших моряков самых неблагоприятных. Прежде всего,
последовали значительные перебои с поставкой продовольствия и амуниции, а также
и материалов, необходимых для текущего ремонта судов, - все это по договору
обязана была делать турецкая сторона, однако сплошь и рядом возникали
несоответствия, происходившие от злоупотреблений и нерадения турецких
чиновников. Эскадра была "в крайне бедственном состоянии". Турецкие должностные
лица, которые обязаны были предоставить в срок десантные войска с албанского
берега общим числом до четырнадцати тысяч человек и даже "столько, сколько
главнокомандующий от них потребует", в действительности собрали лишь треть
обещанного, так что в донесении Государю вице-адмирал Ушаков писал: "Если бы я
имел один только полк российского сухопутного войска для десанта, непременно
надеялся бы я Корфу взять совокупно вместе с жителями, которые одной только
милости просят, чтобы ничьих других войск, кроме наших, к тому не
допускать".
Благоприятный ветер подул 18 февраля, и в семь часов пополуночи начался штурм.
Первоначально удар был обрушен на остров Видо, с моря прикрывавший главную
крепость. В описании Егора Метаксы читаем: "Безпрерывная страшная стрельба и
гром больших орудий приводили в трепет все окрестности. Остров Видо был весь
взорван картечами, и не только окопы, не осталось дерева, которое не было бы
повреждено сим ужасным железным градом". В решительных случаях Феодор Ушаков
подавал собою пример: так и теперь, сигналом приказавши всем судам продолжать
свои действия несмотря на движение флагмана, сам подошел вплотную к берегу
против сильнейшей батареи французов и через короткое время сбил эту батарею, у
которой "в печах было множество приготовленных каленых ядер", и она ими палила.
"Турецкие же корабли и фрегаты - все были позади нас и не близко к острову;
если они и стреляли на оный, то чрез нас, и два ядра в бок моего корабля
посадили..." - писал впоследствии адмирал. "Остров усеян был нашими ядрами,
сильною канонадою все почти батареи его истреблены и обращены в прах". В то же
время на флагманском корабле "Святой Павел" был поднят сигнал к высадке
десанта, заблаговременно посаженного на гребные суда. Под прикрытием
корабельной артиллерии десант утвердился между вражескими батареями и пошел к
середине острова.
Турки, входившие в состав десанта, озлобленные упорным сопротивлением
французов, принялись резать головы всем пленным, попавшимся в их руки.
Происходили жестокие сцены, подобные следующей, описанной очевидцем: "Наши
офицеры и матросы кинулись вслед за турками, и так как мусульманам за каждую
голову выдавалось по червонцу, то наши, видя все свои убеждения не
действительными, начали собственными деньгами выкупать пленных. Заметив, что
несколько турок окружили молодого француза, один из наших офицеров поспешил к
нему в то самое время, когда несчастный развязывал уже галстух, имея перед
глазами открытый мешок с отрезанными головами соотечественников. Узнав, что за
выкуп требовалось несколько червонцев, но не имея столько при себе, наш офицер
отдает туркам свои часы - и голова француза осталась на плечах..."
Увещания и угрозы не могли привести турок к послушанию; тогда командир русских
десантников составил каре из людей своего отряда, чтобы в середине его укрывать
пленных, и тем спасена была жизнь весьма многих. Впоследствии Егор Метакса
писал: "Русские и здесь доказали, что истинная храбрость сопряжена всегда с
человеколюбием, что победа венчается великодушием, а не жестокостью, и что
звание воина и христианина должны быть неразлучны". |