Г.С. Фидлянд
ДАНТОН
ПРЕДИСЛОВИЕ
Страстные споры о Дантоне продолжаются вот уже полтора столетия, со времени его процесса. И тем не менее один из последних биографов Дантона, Луи Барту, утверждал, что "история до сих пор стоит перед загадкой". В оценке Дантона существуют самые резкие расхождения — для одних он является героем революции, организатором национальной обороны, руководителем народных движений в самые критические моменты, в частности 10 августа 1792 года при свержении монархии; для других Дантон только подкупленный авантюрист, не оказавший никаких сколько-нибудь существенных услуг революции. Эта точка зрения господствовала среди историков первой половины XIX века. Так, по мнению Жюля Мишле, он был только "наемным убийцей из числа мятежников, заставлявших платить себе за спасение двора". В годы Третьей республики эта оценка изменилась — буржуазные республиканцы склонны были более примирительно относиться к некоторым фактам, бросавшим явную тень на моральную репутацию Дантона. В противовес "неподкупному" Робеспьеру, все поведение которого могло служить явным укором нравам буржуазной республики, укрепилась своеобразная "легенда о Дантоне". Виднейший историк того времени Альфонс Олар видел именно в нем центральную фигуру революции.
3
Против этой "легенды о Дантоне" выступил в начале XX века блестящий исследователь, основатель Робеспьеристского общества Альбер Матьез. Со всем присущим ему страстным темпераментом, трудолюбием и научной основательностью Матьез потратил больше двух десятилетий на упорные поиски доказательств "продажности" Дантона. Глубоко ненавидя буржуазных политических дельцов Третьей республики, А. Матьез видел именно в Дантоне воплощение этого типа "беспринципного низкопробного авантюриста". В десятках книг, в сотнях больших и малых исторических этюдов и заметок Матьез упорно собирал улики и доказательства, чтобы уничтожить эту легенду.
Во многом Матьез был прав. Некоторые вновь обнаруженные им или по-новому обоснованные доказательства "продажности" Дантона представляются почти неопровержимыми. Матьез показал также, что в некоторые критические моменты революции Дантон уходил от ответственности или занимал очень уклончивую позицию. Будучи автором или одним из авторов петиции 16 июля 1791 года на Марсовом поле, носившей явно орлеанистский характер, он уезжает из Парижа 17 июля, зная о том, что предстоит расстрел республиканской демонстрации. Его позиция во время процесса короля более чем сомнительна. Веские доказательства, приведенные Матьезом, убеждают в том, что он действительно вел переговоры — и кто может судить, насколько бескорыстные? — о спасении Короля. Чисто по-дантоновски звучит фраза, сказанная им Теодору Ламету (ее часто приводил Матьез): "Если я потеряю всякую надежду, я заявляю вам: не желая, чтобы моя голова пала вместе с его головой (Людовика XVI.—В. Д.), я буду среди тех, кто его осудит".
И все же к Матьеэу можно применить французскую поговорку: "Кто слишком много доказывает, тот ничего не доказывает". Утверждение Матьеза, что Дантон не оказал никаких существенных услуг революции, являлось явным и несомненным преувеличением. Его огромную роль в августе-сентябре 1792 года не может отрицать и сам Матьез.
4
Г.С. Фридлянд в своей книге, возражая против этих преувеличений Матьеза, с полным основанием напоминал слова Ленина в его знаменитых "Советах постороннего", написанных накануне Октябрьской революции: "Маркс подытожил уроки всех революций относительно вооруженного восстания словами "величайшего в истории мастера революционной тактики Дантона: смелость, и еще раз смелость"(1).
Маркс великолепно знал все слабости Дантона, считал его фактическим вождем Болота в Конвенте, но это, как мы видим, не мешало ему высоко ценить ту роль, которую Дантон действительно играл в переломные моменты революции, вплоть до весны 1793 года.
Именно так судит о роли Дантона крупнейший историк Французской революции, недавно скончавшийся Жорж Лефевр, согласившийся с целым рядом убедительных доводов Матьеза, но отвергнувший его общую слишком одностороннюю и неверную оценку. Статья Ж. Лефевра "О Дантоне" может считаться более или менее окончательным выводом, к которому в основном пришла историческая наука(2).
В советской исторической литературе наиболее серьезным и, пожалуй, единственным научным исследованием, посвященным Дантону, является книга Г.С. Фридлянда. Она вышла впервые в 1934 году, очень быстро разошлась и в 1935 году была переиздана. Ее сейчас мы и рекомендуем вниманию нашего читателя.
Григорий Самойлович Фридлянд (1896—1941) принадлежал к плеяде талантливых историков-марксистов, вся жизнь и деятельность которых была связана с Октябрьской революцией. Сын рабочего-щетинщика, он по окончании гимназии в Минске, не имея возможности поступить в университет, учился в своеобразной "вольной академии" — Петроградском психоневрологическом институте, где зани-
1. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т.34, стр.383.
2. G. Lefebvre. Sur Danton.— "Etudes sur la Révolution française". Paris, 1963, p. 53—108.
5
малось много будущих видных деятелей революции. Революция прервала его занятия—весь 1917 год он активно работал при Петроградском Совете, отправился затем на родину в Белоруссию, где был членом Центрального Исполнительного комитета (ЦИК) Литовско-Белорусской республики, вскоре павшей под ударами интервенции(3). Участник гражданской войны, коммунист с 1921 года, Г.С. Фридлянд сейчас же по окончании военных действий возвращается к науке. Одно время Он обучался в только что тогда созданном Институте красной профессуры. Уже в ноябре 1922 года по рекомендации М.Н. Покровского и А.Н. Савина он зачисляется сотрудником Научно-исследовательского института истории при МГУ(4). Позднее он ведет педагогическую работу в Академии Генерального штаба, в Академии социального воспитания, в Коммунистическом университете народов Запада. Но больше всего времени он уделяет преподаванию в тогдашней основной кузнице коммунистических кадров — Университете им. Я.М. Свердлова, знаменитой "Свердловке". Здесь Фридлянд вел лекционные курсы, заведовал кафедрой истории Запада(5). В это же время он написал два тома учебника по истории Западной Европы, пользовавшегося в тот период широкой известностью, и совместно с А.Г. Слуцким составил хрестоматию по истории революционного движения на Западе, выдержавшую шесть изданий и служившую долгое время основным учебным пособием в совпартшколах и комуниверситетах(6). Один из организаторов общества историков-марксистов, член его президиума и редакционной коллегии журнала "Историк-марксист", Фридлянд играл видную роль в сплочении историков в Советском Союзе. На Первой все-
3. См. ЦГАОР, ф. 5221, oп. 31, д. 904, л. 1, 5.
4. См. Архив МГУ, д.214, л.11.
5. ЦГАОР, ф. 5221, on. 39, д.904, л.27.
6. Ц. Фридлянд. История Западной Европы (1789—1914), ч.1, 1923; 2-е перераб. изд.—1928; ч.2—1930; Ц. Фридлянд и А. Слуцкий. История революционного движения Западной Европы (1789—1914). Хрестоматия (1-е изд.—1924; 6-е изд.— 1931).
6
союзной конференции историков-марксистов он выступил в секции западной истории с одним из основных докладов. Активное участие принимал Г.С. Фридлянд в работе Института Маркса и Энгельса, где он был старшим научным сотрудником.
После решения ЦК партии и Совета Народных Комиссаров о восстановлении исторических факультетов в университетах он был назначен первым деканом исторического факультета Московского государственного университета. Неоднократно совместно с В.П. Волгиным он представлял советских историков на сессиях Международного исторического комитета.
Сферой специальных научных интересов Г.С. Фридлянда была история Великой французской революции(7). В этой области он выступил с целым рядом серьезных работ, завершением которых явилась капитальная монография "Жан-Поль Марат и гражданская война XVIII века"(8). Несмотря на то, что книга содержала ряд спорных положений, она получила высокую оценку специалистов, в частности одного из наиболее известных биографов Марата, Луи Готшалка, признавшего, что исследование Фридлянда является наиболее ценной и основательной работой об идейном наследии Марата.
Крупнейший знаток истории французской революции, Г.С. Фридлянд не мог не заинтересоваться спорами вокруг Дантона. В результате появилась его книга о Дантоне. Она очень существенно отличается от его монографии о Марате,
7. Ц. Фридлянд. Марат до Великой французской революции. М., 1926; он же. Классовая борьба в июне-июле 1793 г. (Якобинцы против Марата, Марат против Жака Ру).—"Историк-марксист", 1926, № 1, 2; он же. Девятое термидора.—"Историк-марксист", 1928, № 7; он же. Итоги изучения Великой французской революции в СССР за 10 лет (Доклад на Всесоюзной конференции историков-марксистов). М.. 1930.
8. Ц. Фридлянд. Жан-Поль Марат и гражданская война XVIII века. М., 1934; 2-е изд., с предисловием А. 3. Манфреда. М., 1959; см. также Ж.-П. Марат. Памфлеты. М., 1934 (под редакцией Ц. Фридлянда и с его предисловием).
7
рассчитанной на специалистов и написанной по всем строжайшим правилам научного исследования. "Дантон" рассчитан на массового читателя, и то, что книга так быстро разошлась в двух изданиях, доказывает, как высоко оценил ее читатель. Но историк не может не заметить, что, несмотря на популярную и живую форму изложения, и эта книга Г.С. Фридлянда представляет собой серьезное и оригинальное научное исследование. В книге нет ссылок, но она основана на первоисточниках и на очень тщательном изучении всей литературы вопроса.
Высоко оценивая А. Матьеза и его работы, Г.С. Фридлянд в вопросе о роли Дантона довольно резко с ним разошелся. Он далек от идеализации Дантона, он хорошо видит все его слабости, но он правильно характеризует его как "великого деятеля революции". Он особенно высоко оценивает роль Дантона в августе-сентябре 1792 года. Страницы книги, посвященные Парижу в эти дни, написаны особенно ярко и впечатляюще: "Только мы, пережившие гражданскую войну, можем себе представить картину Парижа в ночь с 29 на 30 августа". Г.С. Фридлянд обращает в то же время внимание на то, что в эти осенние месяцы Дантон, произносивший вдохновенные речи и призывавший к "смелости", находил время на приобретение национальных имуществ и оформление нотариальных договоров на свои покупки.
В своих выводах Г.С. Фридлянд стоит в обцем и целом на тех же позициях, что и Ж. Лефевр. В этом смысле книга, написанная 30 лет назад, не устарела: взгляды автора совпадают с теми конечными обобщениями, к которым пришла современная прогрессивная зарубежная и советская историческая наука.
Однако нельзя не отметить некоторые спорные положения, иногда противоречия. Автор правильно оценивает Дантона как демократа, как деятеля при всем свойственном ему оппортунизме в решающие моменты связанного с народным движением. Но этой общей верной оценке противоречат неко-
8
торые положения. Был ли Дантон накануне революции "типичным либеральным буржуа, не обремененным революционными принципами"? Его активное участие в известной масонской ложе "Девяти сестер", членами которой были многие видные деятели революции, его демократическая позиция в первые недели и месяцы революции едва ли это подтверждают. Г.С. Фридлянд одним из первых в исторической литературе подчеркнул роль Дантона в защите Марата в январе 1790 года, приведшую к "делу Дантона". Но пытался ли он тогда только "направить революционное движение по руслу легальной борьбы"? Нам это представляется сомнительным — во всяком случае, как теперь стало известно, Бабеф чрезвычайно высоко ценил деятельность Дантона в этот период и считал его "украшением наиболее патриотических и достойных уважения собраний столицы".
Трудно также согласиться с тем, что политическая программа Дантона была программой либеральной буржуазии. Чем же тогда объяснить его расхождения с признанными идеологами и политиками либеральной буржуазии, в том числе и с жирондистами? Наконец, показав роль Дантона в августе-сентябре 1792 года, как можно утверждать, что он "в это грозное время оставался надеждой всех умеренных буржуа"? Что Дантон спас несколько умеренно-либеральных деятелей, в том числе Александра Ламета, дав им уехать из Франции,— это бесспорно. Но все же в эти месяцы Дантон гораздо чаще и гораздо больше вызывал у умеренных бешеную ненависть, чем надежду.
Внимательный читатель увидит также, что в оценке некоторых направлений, например эбертистов, точка зрения автора несколько расходится со взглядами советских историков.
Г.С. Фридлянд был вырван из среды советских историков, когда ему не исполнилось еще и 40 лет. К этому времени он успел уже сделать и написать чрезвычайно много. Напряженная обстановка, в которой он работал, стремление успеть сделать возможно больше накладывали известный отпечаток
9
на его произведения — в них были противоречия, ошибки, иногда фактические неточности. Но это работы очень талантливого и увлекающегося человека, глубоко верившего в марксизм как единственный научный метод исторического исследования. На трудах Г.С. Фридлянда бесспорно лежит "виза времени". Но тем интереснее нашему новому читателю и молодому советскому историку познакомиться с работой одного из зачинателей советской исторической науки.
д. ист. н. В. М. Далин