После Англии, Франция
является самой крупной колониальной державой мира. Претерпев в своей
прошлой колониальной истории ряд тяжелых неудач, в результате которых
лучшие куски, вроде Индии и Канады, были выхвачены у нее Англией,
Франция выкроила свою теперешнюю колониальную империю почти
исключительно в последнее семидесятилетие.
Еще в 1860 г. площадь французских
колониальных владений не превышала полумиллиона квадратных километров, а
общее население их—3,4 миллиона человек, а уже на следующий день после
империалистической войны, округлив^ свои колонии за счет Германии и
Турции, Франция имела»* 11.674.888 квадратных километров с 57.107.113
человек (ста-'· тистика 1921 года).
Французские колонии
разбросаны понемного по всему свету, но главные и важнейшие, как мы
будем далее видеть, расположены в Африке — сравнительно недалеко от
метрополии и соединены с нею сравнительно короткими морскими путями
сообщения.
Французские колонии в
Африке охватывают 10.706.630 кв. километров, с населением в 35.405.000
человек; во второй очереди идут азиатские колонии (главным образом
Индо-Китай и Сирия) с 854.356 кв. кил. и 2.391.780 чел. населения;
колонии в Дмерике и в Океании представляют всего 113.899 кв. килом. с
населением в 562.333 душ.
С точки зрения
административно-политической французский империализм тщательно
разграничивает свои колонии на: протектораты, мандаты, колонии старые и
новые, при чем даже в порядок административного подчинения колоний
внесена полнейшая пестрота. Так: Длжир подчинен министерству внутренних
дел, старые колонии и подмандатные страны—министерству колоний, наконец
Тунис и Марокко— министерству иностранных дел. Вполне понятно, что такая
- 33 -
пестрота еще более
усугубляет ту безалаберность, неумелость управления колониями,
разительный пример которых представляет Франция.
Напомним, что уже в
истории последних 3/! века французского колониального
владычества, французские правящие круги далеко не были единодушны в
вопросе о необходимости закрепления и расширения колониальной империи.
После Тонкинского разгрома очень многие французские политические деятели
требовали отказа от колониальной авантюристической политики, освященной
президентом Греви. Впоследствии, противники колониализма часто приводили
пример Германии сумевшей выковать свою гигантскую промышленность и
стальную военную мощь без собственных колоний.
Однако, все эти рассуждения
были скоро забыты, так как само капиталистическое развитие Франции
настоятельно толкало ее к колониальным захватам. Уже к концу прошлого ^
и началу нынешнего столетия социалисты, требовавшие »^ прекращения
колониальных авантюр, находят все меньше и меньше сторонников из
буржуазного лагеря.
— 34 —
В то время, как
колониальные державы обычно широко использовывают свои колонии, как
рынки сырья и сбыта, а также помещения капиталистов, с Францией, как мы
сейчас убедимся, дело обстоит несколько иначе.
„Мы получаем от наших
колоний лишь незначительные количества необходимых нам продуктов, как
хлопок, шелк, кофе, какао и даже каучук. Солидарность совершенно иного
порядка и более старинная связывает Великобританию с ее империей, так
как поставка колоний для потребления английской метрополии представляют
60%—для олова, 100°/о— для джута, 75°/о — для шерсти, 75°/о — для
каучука, 25°/д— для хлопка, 90°/о—для чая, 80°/о—для сыра, 70°/о—для
мяса и Wio—для какао и хлеба"—пишет профессор экономической
географии Дэманжон в недавнем номере „Эроп Нувель".
Франция, наоборот, лишь
минимально участвует в торговле своих колоний, при чем это положение
остается неизменным на протяжении последних десятилетий. В 1913 г.
Франция ввезла на 8,4 миллиардов продуктов, необходимых / для
промышленности и для питания населения. Из этой -Î-суммы
9|ιo
приходилось на заграницу и лишь '/ίο νΰ τран- *·' .цузские колонии. В
1920 г. это соотношение осталось совер- ^--шенно тем же, так как
32,2 миллиардов франков французского ввоза, происходило из-заграницы и
лишь 3,3 миллиарда из французских колоний. 59°/о продукции французских
колоний продавались заграницу, в то время, как Франция сама вынуждена
была покупать заграницей те же самые продукты. Бывший министр колоний
Сарро, в своем докладе, составленном в 1921 г., считает, что французские
колонии, даже при современном состоянии могли бы дать Франции более
половины тех продуктов, которые она вынуждена закупить заграницей.
Что касается роли
французских колоний, как рынка сбыта, для самой метрополии, то и она
весьма незначительна. С 1890 по 1913 г. французский экспорт в колонии
поднялся с 9,3°/о до 14°/о. Если мы возьмем сравнительно недавние годы
(напр. 1922 г.), то убедимся, что рядом с цифрой французского экспорта в
другие государства, достигающей IV^a миллиардов фр., французский экспорт
в колонии выражается всего в 3,1 миллиардов фр., т. е. в конце концов
сводится к тем же 14—15°/д.
— 35 -
Таким образом, воюя в
течение десятилетий за колонии, тратя на это миллиарды и миллиарды,
Франция в конечном счете открывает их двери для торговли другим странам.
В то время как многие
матерые империалисты, вроде Сарро, настаивают на принятии экстренных мер
для развития экономического положения колоний (книга Д. Sarraut. La mise
eu valeur des colonies françaises) и более тесной спайки их экономики с
экономикой метрополии, при чем некоторые предлагают даже огородить
французскую империю общим таможенным барьером такой высоты, чтобы
внутренние коммерческие обмены между метрополией и отдельными частями
империи были бы фаворизированы и взяли бы верх над внешней торговлей,
более благоразумные предостерегают, что такие проекты таят в себе
значительные опасности и грозят разорить колонии.
В этом отношении
характерна статья М. Женеста в „Тан" (26 а пр. 1925 г. Экономическое
приложение), в которой говорится, что „если Франция хочет увеличить и
умножить свои торговые отношения с клиентами, то этого можно достигнуть,
конечно, не тем, что она замкнется в неприступный круг предпочтительных
тарифов, преувеличенных до того, что они становятся запретительными.
Именно, фаворизируя до известной степени экспорт своих колоний
заграницу, можно достигнуть хороших результатов, т. к. необходимо твердо
помнить, что колонии могут много покупать у Франции, если они сами много
продают заграницу". В своей, книге „Les relations économiques de la
France avec les colonies au lendemain de la guerre K. Delacour"
пропагандирует необходимость тесного экономического объединения между
метрополией и колониями. „Наиболее важная задача для Франции в данный
момент это — сократить свой ввоз и в возможно меньшей мере обращаться к
загранице, разводя все необходимое в своих колониях".
В этой книге мы
сталкиваемся с интересным явлением, как все эти пропагандисты развития
колоний по существу мало знакомы с действительностью колоний. Так,
Делакур советует разводить баранов (для получения шерсти), наряду с
Длжиром на Мадагаскаре. Мы знаем, что Д. Сарро в бытность свою
губернатором Мадагаскара также пленился этой теорией. Ради нее была
совершенно запущена культура
— 36 —
хлопка, процветавшая
среди мальгашей (коренное население Мадагаскара) до завоевания острова
французами. Сарро на-дгялся акклиматизировать барана на Мадагаскаре,
заявляя, что вскоре их будет целый миллион.
Однако он не знал, что
акклиматизирование такого густошерстного животного при почти постоянной
температуре в 30° в тени и 50° на солнце — невозможно. Кроме того, во
многих местностях, как Мажунга в траве водится червь, грызущий губы
баранам, которые от этого быстро погибают. Что касается разведения
баранов на мало плодородных или сильно населенных плоскогорьях, то об
этом нечего было бы и думать, так как пришлось бы превращать в пастбище
рисовые плантации (статья Френо—адвоката и помощника мэра в Мажунге — в
„Эр Нувель". Sarraut le BassÎvava).
Таким образом мы видим,
что во французских колониальных кругах существуют различные течения по
вопросу об экономической связи колоний с метрополией. Одни находят, что
слишком механическая связь, существовавшая до сего времени невыгодна
экономически и опасна политически, другие предпочитают или считают более
благоразумным предоставить вещи их естественному течению, считая, что
Франция обладает достаточно большой силой, чтобы использовьшать в своих
интересах колонии, без упрочнения экономических связей.
Интересно, что в смысле
помещения капиталов колонии не играли для Франции очень крупной роли.
Франция — мировой банкир довоенных лет, едва-едва вложила в свои колонии
800 миллионов золотых франков. „Французы могут относительно мало
противопоставить двум миллиардам фунтов стерлингов (50 слишком
миллиардов золотых франков), представляющих массу колониальных ценностей
англичан"— пишет уже цитированный нами выше Деманжон. И тут же он
приводит любопытные данные, что Франция вообще экономически мало
интересовалась своими колониями. В то время, как живя в Англии или даже
Голландии, чувствуешь себя в атмосфере колониальной державы, где все,
начиная от кричащих афиш и различных родов искусства и кончая
значительным употреблением колониальных продуктов, говорит о важности
колониальной политики и экономики страны, во Франции сами названия
колониальных местностей
- 37 —
весьма мало известны
широкой публике. Те же положения мы находим и в книге Сарро.
Французские колонии в
результате такого положения являются крайне отсталыми даже для
колониальных стран.
Ш. Режисмансэ
— директор экономического отдела
Министерства Колоний пишет в недавней статье („Эроп Нувель" 1/V—1926 г.)
„Испытание 1914 г. показало, что из-за отсутствия организации и
недостаточной подготовки существует большое отклонение между тем, что
колонии могли и должны были доставить метрополии и тем, что они ей
предоставили". И тут же он подтверждает, что такое положение создалось в
результате полнейшего неглижирования Францией своих колоний. „Уже в 1902
г. генерал-губернатор Французской Западной Африки (французская колония в
3,7 миллиона кв. километров и с 12,2 миллионов населения — почти столько
же, как в Марокко, Тунисе и Длжире, вместе взятых)— г. Рум мог заявить
министру колоний, что экономическое оборудование широчайших владений,
составляющих генерал-губернаторство Ф. 3. Д.— является совершенно
рудиментальным".
Но с этой поры мало что
изменилось. Несмотря на интенсивную пропаганду и „блестящий" доклад
Сарто о необходимости провести „mise en valeur" колоний, сам Режисмансэ
признается, что „современное состояние финансового рынка метрополии
почти не позволяет прибегнуть к займам, выпущенным колониями с гарантией
или без гарантии государства". В книге Сарро мы также находим
подтверждение этого заявления.
Если сравнить смежные
владения, хотя бы бельгийского и французского Конго, находящиеся в
совершенно одинаковых условиях почвы, климата и естественных богатств,—
нельзя не заметить колоссальной разницы между ними. Ее признают сами
французы, вынужденные тянуться за бельгийскими конкурентами. Постройка
бельгийцами железной дороги, чрезвычайно оживившая страну, вынудила и
французов приступить к железнодорожному строительству. Осенью 1924 г.
французское правительство решается на постройку ж. д. Браццавиль —
океан.
В „Тан" от 25/VI11 1926
г. мы находим по этому поводу следующие строки:
— 38 —
„Есть еще много людей зря
считающих, что французской экваториальной Африке суждено навсегда
оставаться опустевшей, негостеприимной, разъедаемой лихорадкой и сонной
болезнью. Они забывают, что рядом находится в совершенно одинаковых
условиях бельгийское Конго, и однако существует громадная разница между
двумя частями страны. Бельгийцы осуществили соединение Стенлей-Пуль с
океаном; выросли города, построены ж. д., установлена смычка речной сети
с сухопутными дорогами; эксплоатируются рудники, плантации заменили
джунгли, и эта страна стала как бы поворотным кругом Африки. В то же
время мы совершенно не обращали внимания на нашу экваториальную Африку".
Такие самые жалобы на полное игнорирование Францией своих колониальных
владений проходят красной нитью через все книги по колониальному
вопросу, вышедшие после войны (напр. Ферд-Лой „Ресурсы французских
колониальных владений").
В книге Дльберта Сарто мы
находим подобные же указания относительно английской деятельности в
Центральной Африке. Английские капиталы в значительных количествах
направляются в Нигерию, Золотой Берег и т. п. Англича-нами успешно
строятся в Африке железные дороги, с целью направлять по ним торговлю из
французских колониальных территорий—всего бассейна Чада до Египетского
Судана. /Английские капиталисты распространяют свою деятельность даже на
португальский Мозамбик, строя там железную дорогу.
Любопытно, что Франция
гораздо м^нее скупилась на непроизводительные труды по военному
завоеванию колоний, содержанию там с восточным блеском и пышностью
избыточной армии своего чиновничества,, чем на вложение капиталов в эти
колонии. В Марокко, например, к началу Ί925 года общее количество
французских капиталов, экспортированных в Марокко равнялось всего 483
миллионам фр. (к сожалению в речи коммунистич. депутата Дорио, в Палате
Депутатов в феврале 1925 г., из которой мы берем настоящие цифры, не
указано о каких франках, довоенных или послевоенных, говорится: надо
думать, что это довоенные франки), в то же время французский империализм
израсходовал на завоевание Марокко к этому времени свыше
— 39 —
3 миллиардов франков, не
считая 10.000 убитых солдат. С этой поры стоимость завоевания Марокко
увеличилась еще на несколько миллиардов, а список жертв удлинился на
несколько десятков тысяч, и, однако, притока новых капиталов к Марокко
не замечается.
Одна из старейших
французских колоний — Индо-Китай не менее сильно отстала по сравнению с
соседями, опять-таки благодаря „умелому" французскому хозяйничанью. На
Дальнем Востоке эта колония с 18 млн. жителей по внешней торговле идет
последней со своими 3 миллиардами франков общего оборота, отставая от
Филиппин, насчитывающих всего 10 млн. жителей, от Сиама—9.800.000 жит.,
от „Проливов"—884.000 жит. и даже Кореи.
Это вполне объясняется
тем, что во Франции господствующей колониальной доктриной была: „все для
метрополии и ничего для колоний", или цитируя известное выражение
крупного политического деятеля Жозефа Шайи (Joseph Chailliy) „основание
колоний в наши дни является лишь делом предусмотрительного эгоизма,
которое метрополия выполняет в своем исключительном интересе и плоды
которого она разумеет собрать сама и как можно скорее".
Лишь мягко критикуя эту
доктрину, уже цитированный нами выше Режисмансэ пишет: „Пожалуй! легко
доказать что эта концепция еше далеко не отжила и что многие разделяют
подобные взгляды".
Французский колониализм
уже в таком виде, как мы его только что было обрисовали, блестяще
подтверждает положение В. И. Ленина, что империализм заинтересован в
захвате колоний, главным образом, для ослабления противника, а не для
непосредственной собственной выгоды.
Хозяйничание Франции в
этой обширной выкроенной штыком и саблей колониальной империи,привело не
только не к „цивилизации нисших рас", но к буквально катастрофическому
ухудшению положения даже в тех колониях, которые сравнительно недавно
имели несчастье подпасть под „цивилизаторскую" руку Франции. Мы
оставляем в стороне Марокко и Сирию, где ужасный грабеж и разрушение
происходит на виду у всех, и обратимся к тем глухим уголкам Африки, где
десятимиллионные населения живут в условиях полнейшего рабства и
произвола, откуда лишь смутно
- 40 -
доходят какие-либо
сообщения и где французское „администрирование" проявляется во всей
своей красоте.
Уже вскоре после
окончания войны, из Французской Экваториальной Африки стали поступать
чрезвычайно плачевные сообщения. Понятно, что покамест до весны 1924 г.
во Франции у власти был Национальный Блок, эти донесения не имели
возможности увидеть света. Они погребались по первому разряду в архивах
министерств, не доходя до взоров широкой публики. И однако кричали о
катастрофе, именно, оффициальные статистические данные. Достаточно было
сравнить довоенные данные о населении французской Африки с цифрами,
опубликованными в 1920/21 г., чтобы понять, что там совершается что-то
ужасное. В 1924/25 г. французская пресса, в том числе и колониальная,
понемногу развернули перед читающей публикой вымирание Африки.
В „Колониальном Курьере"
в 1924 г. бывший депутат и министр Адриан Дариак писал: „Население
Экваториальной Французской Африки когда-то насчитывало 15 миллионов,
сейчас оно достигает едва ли двух. с половиной миллионов. Оно
уменьшилось в W лет на 63°/о. В Габоне, Среднем Конго и Убанги
население, способное к работе, составляет: 1 житель на 12 квадратных
километров".
В феврале 1925 г. в одной
из передовых „Колониальной Прессы", Гассер, сенатор Орана, признавался,
что во „Французской Восточной Африке" сонная болезнь уносит 48°/о
новорожденных, и что детские болезни убивают в первые годы жизни 30°/д
детей в Индо-Китае, в Экваториальной Французской Африке и на Мадагаскаре
и 37°/а в Западной Французской Африке.
В отношении Мадагаскара
то же самое положение. Некогда там насчитывали 8 миллионов жителей,
последние статистические данные дают едва ли 3 миллиона.
Часть жителей и без того
пустынных французских колоний, попросту бежит на английские или
бельгийские земли, так как там им по крайней мере не угрожает военная
служба— этот кошмар негров. Знаток африканских дел, известный писатель
Рэнэ Марэн, ведущий во Франции деятельную пропаганду за облегчение
участи колоний, пишет, что в течение последних лет не меньше четырех
миллионов негров, избегая
— 41 -
военной службы
перекочевали в английский Судан, бельгийское Конго или Нигерию.
Вопроса о военной службе
мы коснемся позже, сейчас же приведем свидетельство колониальных людей,
самих же колониалистов, о причинах столь катастрофического положения во
французских колониях.
Одним из самых свирепых
колониальных бичей являются эпидемии. Было бы чрезвычайно ошибочно
думать, что проникновение французской „цивилизации" уменьшает эпидемии и
смертность... К сожалению это не парадокс, но как мы увидим
сейчас—истина, признанная самими французскими:
колонизаторами, что
эпидемии и смертность увеличиваются по мере проникновения французов.
В номере „Эроп Нувель",
посвященном колониям (1 мая 1926 года), мы находим такое разительное
свидетельство· г. Лэ Жэн (Le Gesne)— председателя Колониального Союза и
Французской Компании Западной Африки.
„Население Западной Ф.
Африки имеет тенденцию уменьшаться. Это следствие эпидемий, результаты
которых иногда поистине страшны. Возвратный тиф унес за последние 3 года
в Судане свыше 100.000 черных; мы не смеем больше подсчитывать жертв
сонной болезни; чума внедрила крепкие корни в Сенегалии;
церебро-спинальный миненгит крепко уцепился за берега Среднего Нигера и
угрожает Дагомеє и т. д. Затем идут болезни, не являющиеся по существу
эпидемическими, но несущие сильную смертность: туберкулез малярия,
сифилис".
„Эта высокая смертность
не компенсируется рождаемостью» так как в Западной Африке—пишет Лэ Жэн—детская
смертность достигает 75°/д. И тут же, рекомендуя принять немедленные
героические меры, которые он между прочим сентиментально обосновывает
моральной ответственностью за „опекаемое" население, автор пишет:
„Тем более, что эпидемии
являются в некотором роде выкупом за ту цивилизацию, которую мы несем
диким. Сонная болезнь, церебро-спинальний миненгит, возвратный тиф
всегда существовали в Африке, но так как страна не имела средств
сообщения, соседние ллемена не сообщались между собою и не существовало
взаимного проникновения населений, эти болезни в прошлом никогда не
принимали характера.
- 42 —
того общественного бича,
который оуи приняли теперь".
,Дэ-Жэн
признает далее, что рекрутирование имело особенно вредное последствие
для населения: „Недавно было достаточно одного демобилизованного
стрелка, зараженною возвратным тифом, вернувшегося в свое село в вагомеє,
•чтобы сделался очаг заразы, который, распространяясь, повлек смерть
100.000 черных. В этом порядке вещей мы до известной стелен и (это
„до известной степени" великолепно. В. Б.) ответственны".
Действительно,
французская „цивилизация" принесла туземцам все способы распространения
эпидемий, но ничего чтобы составило противовес этому.
Достаточно сказать, что в
отношении Мадагаскара, громадного острова,
равного по территории Франции и с населением в 312
миллиона человек мы находим в другой статье в том же сборнике,, Эроп
Нувель" поистине эпические строки: „Бюджетное усилие позволило в
этом году (1926) содержать на Мадагаскаре
25 европейских врачей
и 160 акушерок".
В бюджете здравоохранения
Мадагаскара (1923 г.) мы находим цифру—7.273.991 фр., т. е.
приблизительно по 30 коп. на жителя и на год. В то же время восточная
пышность двора резидента в Марокко обходится приблизительно в 24.000.ÖÖO
франков. При такой постановке медицинского дела в стране, славящейся
своими вредными условиями, катастрофическое вымирание населения не
должно удивлять.
Впрочем, распространением
алкоголизма среди населения, Франция еще более способствует его
вымиранию. Достаточно будет вспомнить знаменитое письмо Д. Сарто на имя
Генерал-губернатора Индо-Китая, опубликованное в „La Vie Ouvrière" в
феврале 1921 года:
„Господин ген.-губернатор.
Согласно инструкции главного директора государственной казны, имею честь
просить Вас содействовать мне в деле учреждения новых заведений по
продаже алкоголя и опиума. При сем прилагаю список местностей, где
желательно открыть указанные заведения, ибо население их совершенно
лишено возможности доставать опиум и алкоголь".
Вообще французская
администрация колоний имеет самое пагубное влияние на распространение
эпидемий.
— 43 -
„Прогресс шел бы иными
шагами—пишет в статье „Борьба против колониалных болезней" профессор
Маршу—член Медицинской Дкадемии—если бы активность находилась в опытных
руках. Однако этого нет. Губернатор колонии является фактическим
вице-королем, хотя и не носит этого титула, но не подвергаясь тормазу
общественного мнения, он плохо выбирает своих сотрудников, которые
внушают ему более слушаться голоса экономии, чем прогресса".
Покамест вопрос о быстром
уменьшении населения африканской колонии ставился лишь сточки зрения
„гуманности" либералами и социалистическими деятелями — он имел мало
шансов расшевелить правительственные сферы и капиталистические круги.
„Протестантам" просто затыкали рот, всеми способами мешали им будоражить
общественное мнение.
В „Эр Нувель"—органе
Левого Блока и оффициозе правительства, еще не свернувшем в то время так
круто направо, как сейчас, Рэнэ Марэн писал (ст. „Колониальный Нарыв"
28/Х1—24 г.):
„Газеты обвинили меня в
франкофобии, европеефобии в то время, как я выполнял обязанность
доброго, предусмотрительного и беспристрастного француза. Я же обвиняю
Д. Сарро не только в том, что он запретил мне вернуться во Францию (Марэн—негр,
автор нашумевшего колониального романа „Батуала") в тот момент, когда
значительная часть французской прессы вела на меня ожесточенные атаки,
но еще и в том, что в сообщничестве с г. Тузэ (глава его кабинета)
иОіаньера—генерал-губернатора Франц. Экватор. Африки, попытался
заставить меня вернуться через Бельгийское Конго, где я был бы убит. „
То, что я пишу здесь не является пустыми словами. Я могу дать
доказательства". Любопытно, что ни Сарро, ни Оганьер не попытались
дискри-мироваться в столь прямо направленном на них обвинении.
Но вот по вопросу о
разрежении населения африканских колоний выступают деловые круги, и в
первую очередь те колонисты, которые действительно пытаются
эксплоатировать колониальные богатства. Тут-то и оказывается, что при
том быстром темпе вымирания туземного населения, который развивается
сейчас, никакое „mise en valeur" колоний не возможно. Конечно, в этом
вопросе играет важную роль то обстоятельство, что французские
пенкосниматели, работающие
— 44 —
в колониях, считают
вполне естественным получение даровой или полударовой рабочей силы, дабы
их незначительные капиталы умножались с той же сказочной быстротой, как
это было в эпоху первых проникновении в колонии, но обстоятельства
изменились коренным образом и даже „первобытные" негры возмущаются
против такой наглой эксплоа-тации и отказываются работать на таких
условиях.
Сам матерой
колонизатор—В. Оганьер,—о котором мы выше говорили—бывший министр и
ген.-губернатор Фр. Экватор. Африки писал недавно (колониальный № „Эроп
Нувель"):
„Режим крупных концессий,
предоставляя концессионерам монополию собранных продуктов на обширнейших
территориях, сданных каждому предприятию, убил конкуренцию^
Концессионеры довольствуются тем, что „снимают сливки" с естественных
богатств, построили лишь фактории, не имеющие ценности, не установили
ничего постоянного; ни заводов, ни жел. дор.,
платят туземцу за работу всегда минимальные цены. Срок концессий
кончается, многие уже ликвидированы. Страна будет иметь меньше
каучуковых деревьев, истребленных ими и это все".
Те же жалобы на
Мадагаскар. Директор „Генеральной Колониальной Кампании" Лэгран пишет:
Дороговизна продуктов
после войны, пропаганда, конечно не бескорыстная (колонизатор Лэгран
выражает точку зрения современного колониального рабовладельца. В.
Б.), изменила к несчастью отношения между предпринимателями и
рабочими таким образом, что некоторые крупные предприниматели поставлены
в опасное положение, а администрация испытывает для своих собственных
работ большие затруднения из-за недостатка рабочих. Констатировано
даже,. что производительность дневного труда (кстати сказать
нерегламентируемого никакими законами. В. Б.) сократилась
наполовину, в то время, как пришлось увеличить заработную плату".
В „Эхо Алжира" от
16/1Х—23 г. мы находим следующие строки: „колонисты жалуются на
усиливающийся исход туземцев к метрополии и на то, что остающиеся,
учитывая, что они часто необходимы, увеличивают каждый день свои
требования. Туземец требует постоянно более высокой
- 45 —
заработной платы, не
понимая пользу для него и для его соплеменников, для его расы, его
сотрудничества делу колонизации, благодеяния которой он еще не оценил".
И это в то время, как
само же „Эхо Алжира" писало 5 мая 1923 г.:
„Невозможно семейству,
даже кабильскому, из 5 членов прожить на 5 фр. в день. И все же, мы
повторяем, что в Нижней Кабилии нет заработной платы, которая превышала
бы этот уровень.
Вопрос с туземной рабочей
силой стоит еще потому так остро, что ввезенные белые или даже цветные
рабочие из других областей не переносят местного климата и условий, в
которых происходит вымирание даже приспособившегося коренного населения.
В виду тревожного крика,
поднятого „гуманитарной", а в особенности колониальной прессой, выступил
один из крупных колониальных администраторов Оганьер, о котором мы уже
говорили выше. Та же самая „Эр Нувель", которая печатала в медовые
месяцы Левого Блока ужасные обвинения против Оганьера, предоставляет ему
любезно свои страницы в июне 1926 г.
Оганьер пытается
опровергнуть утверждение о депопуляции Африки. Но так как никаких
доказательств для обоснования своих утверждений он не может представить,
то он просто голословно берет под сомнение оффициальную довоенную
статистику. Однако, тут же ему приходится констатировать, что различная
статистика того времени давала приблизительно одни и те же данные. Так,
„Ежегодник бюро долт" на 1913 г., высчитывал население Экватор. Фран.
Африки в 10 млн. и „Общая Статистика Франции"—9 млн.
В то же время сам Оганьер
делает признания, которые всецело опровергают его доводы „от чистого
разума".
Так, он пишет, что в 1923
г. только в Среднем Конго, эпидемия дизентерии унесла свыше 2.000
туземцев.
В другой статье — в „Эроп
Нувель", Оганьер признает, что администрирование колониями представляет
из себя настоящую язву, влекущую быстрое уменьшение населения.
„Стоимость администрации
— вне всяких пропорций с ресурсами страны. Когда в 1909 г. было создано
Ген.-Губернаторство Экватор. Африки, его добавили к 4-м существующим
— 46 —
губернаторствам и общие
расходы были увеличены во много раз". И далее: „Надо во Фр. Эк. Африке
установить более дешевую администрацию, упразднить бесполезные
Генеральные Штабы, сократить расходы бесполезной военной оккупации.
Вместо охоты за налогами, местная власть должна прежде всего заботиться
о протекции туземного населения, наблюдать за его увеличением и
насколько возможно устранять эпидемии".
Выход из неразрешимого
вопроса о дешевой рабочей силе французские „гуманные" и „цивилизованные"
колонизаторы находит только в принудительной работе туземцев..
„Надо, чтобы все узнали—пишет
Рэнэ Марэнв „Эр Ну-вель"— и говорили об всех этих постановлениях,
инструкциях и оффициальных циркулярах, которыми некоторым образом
легализируется рабство во французских колониях".
В колониальной прессе
буквально начинается вопль, требующий от правительства установления
обязательной рабочей повинности для туземцев — иными словами легального
рабства.
Вот что пишет уже выше
цитированный Лэгранд о проблеме рабочей силы на Мадагаскаре:
„Ограниченность
комсостава (кадров) нашей туземной армии и отсутствие бюджетных средств
не позволяют нам ежегодно призвать полностью весь набор. Значительная
часть подлежащих призыву остается непризванной на Мадагаскаре. Было бы
справедливо, чтобы отныне, призывались полностью все контингенты.
Часть будет служить в войсковых частях, а другая в рабочих бригадах,
обслуживающих государственные работы. Администрация сможет быстро
заменять рекрутов, снятых с европейских предприятий, дабы последние
работали без перебоев. Здесь нет ничего, чтобы можно было бы
критиковать". Припомним, что недавно бельгийцы для постройки ж. д.
„мобилизовали" таким образом 10.000 негров с благословения
социалистического министра Вандервельде. Известно, что после таких
„мобилизаций на работу" мобилизованные негры не возвращаются,. ибо
условия труда и климата настолько ужасны, что в течение месяцев йесь
такой наряд перемирает.
- 47 —
История наделала большого
шума. После секретного представления Англии, Бельгия отменила
распоряжение, но по некоторым сведениям лишь на бумаге, на деле „набор"
продолжался. Французы поступают сплошь и рядом таким самым образом.
В одной из своих статей
ген.-губ. Экв. Африки Оганьер пишет: „хроническое недоедание,
осложненное интенсивными периодическими голодовками господствовало
повсюду в Экв. Африке.
Оно
господствует и сейчас, как только административная власть распускается и
не побуждает энергичным и упорным принуждением туземцев, апатичных и
непредусмотрительных, заботиться о культурах".
В целях удержания
населения колоний на месте, дабы предприниматели имели дешевую рабочую
силу, существует целый ряд законов и декретов, препятствующих свободной
эмиграции, а часто даже переходу туземцев с места на место.
Во время войны
французская промышленность потребовала свыше 350 тысяч цветных рабочих,
главным образом алжирцев, марокканцев и т. д. Тогда их набирали и
экспортировали в Европу, как скот. Но после войны, колонизаторы подняли
крик о разрежении населения колоний; с другой стороны и французские
предприниматели были довольны цветными рабочими только до тех пор,
покате соглашались работать за нисшую плату и в худших условиях, чем
белые. Р. Фонвиль в книге, которую мы цитируем более подробно немного
далее, пишет: „Туземные рабочие во Франции вообще беспокойный элемент;
они особенно легко становятся добычей коммунистической пропаганды".
После того, как контакт с промышленным пролетариатом Франции выработал у
них большую смелость и требовательность, французские предприниматели
объявили их беспокойным населением. В газетах стали писать, что
благодаря им растет преступность больших городов, что они „язва"
некоторых, заселенных ими, кварталов и т. д. В конце концов, капиталисты
добились ряда постановлений, ограничивающих свободный въезд колониальных
рабочих во Францию. Для того, чтобы купить билет на пароход, необходимо
было представить контракт с будущим предпринимателем. Без такого
контракта во Францию не пускали.
— 48 —
Понятно, что это сводится
к полному запрещению въезда, ибо каким образом темный алжирский рабочий
может спи-•саться с каким-либо французским предпринимателем и заранее
составить контракт.
Практически это приводило
к тому, что ловкие авантюристы начали торговать драгоценными
контрактами, позволяющими рабочему вырваться из страны. За контракт,
конечно фиктивный, позволяющий въехать во Францию, платили по несколько
сот, даже тысяч франков, попадали в каналу предпринимателей, которые
набирали рабочих на отвратительных условиях на несколько лет, лишь бы
получить контракт. Наконец, многие просто отправлялись нелегально. В
таких случаях они платили служащим пароходов в 5—6 раз больше, чем стоит
билет, и те помещали их в переборках, в угольных ямах и т. д. Недавняя
драма с пароходом „Сиди Феррюшем", на котором было обнаружено около 15
трупов, перевозимых таким образом алжирцев, наделала много шуму, но была
немедленно затушена. Оказалось, что такой трафик происходит сплошь и
рядом; если арабы задыхаются в угольных ямах или изжариваются живьем,
как это было на „Сиди Фаррюше", в герметических пространствах переборок,
рядом с паровыми котлами, их трупы просто бросают в море, и никто
никогда не узнает куда исчез человек ибо вся эта контрабандная переправа
производится шито-крыто," осчастливленные арабы перед отъездом никому
ничего не говорят, командование же пароходов, обычно, слишком
заинтересовано в высоких барышах, приносимых этими переправами.
Существуют целые предприятия занимающиеся вербовкой арабов для таких
нелегальных переправ. Тот факт, что о деле „Сиди Феррюша" быстро
воцарилось гробовое молчание во всей прессе, доказывает, что здесь
замешаны слишком богатые и влиятельные круги.
Еще одно обстоятельство
подтверждает тот факт, что все эти запретительные меры вызываются не
абсолютным отсутствием вообще рабочей силы, а вздорожанием ее цены в
звязи с существовавшей одно время возможностью искать работу в других
местах. Так как в Америке, где колонисты особенно жалуются на недостаток
рабочих, имеется свыше 500.000 туземцев, лишенных земли и бродящих по
стране в поисках какой либо работы. Их число постепенно увеличивается,
- 49 -
так как грабеж земли в
колониях продолжается. В Тунисе, например, компания авантюристов во
главе с неким Куптеа-сом, с участием Резиденции, захватила с помощью
поддельных документов свыше 65.000 гектаров годной к обработке земли у
племен Зласс и Суасс (территория Кайрун). Эти земли были отняты при
помощи вооруженной силы у 800 туземных семейств (15.000 душ).
В Алжире крупные
Общества, как напр. „Алжирская Компания", „Земельный Кредит" и др.
получили концессии свыше 100.000 гектаров, отнятых у туземцев. У племен
Ха-шем экспроприировано 50.000 гектаров, 'у племен Улед-Сиди Брахим, ага
Си-Надир, при помощи правительства, отнимает 4.600 гектаров и т. п.
Подобные же явления
происходят и в Марокко. Там экспроприировано уже свыше 400.000 гектаров
годной к обработке земли. Конечно, туземцы, лишенные земли вынуждены
итти искать работу. При свободе передвижения многие из них уходят на
территории других колоний, где условия труда лучше или стремятся попасть
в метрополию. Вот почему колонизаторы настойчиво требуют их
„прикрепления" к стране или даже отдельным местностям, ссылаясь на
повсеместное сокращение населения.
Правовое положение
туземцев, которым все же „посчастливилось" добраться до метрополии — не
менее двусмысленно и тяжело. Какими правами обладает житель французской
колонии, платящий не менее исправно, чем француз» „налоги пота и
крови"—вот вопрос не ясный даже для самой буржуазной французской
юриспруденции.
Появившаяся по этому
вопросу книга Robert Fonville.—Delà condition en France et dans les
colonies françaises des indigènes des protectorats français, не дает
точного ответа на этот вопрос, но она вскрывает много чрезвычайно
любопытных сторон в отношениях между метрополией и жителями „опекаемых"
ею стран. К сожалению, вопрос в этой книге сужен и сведен, как видно из
заглавия, к правовому положению исключительно туземцев протекторатов, но
нет надобности говорить, что положение туземцев из настоящих колоний еще
хуже.
Из книги Фонвиля мы
узнаем, что туземец протектората не является французским гражданином, но
„ressortissant", буквально означающее „подведомственный".
—. 50 —
И вот несмотря на то, что
туземцы протекторатов пролили немало крови бо время войны, их
приравнивают к иностранцам при натурализации, при обращении в суд (caution
judicatum Folvi). Они не только не могут быть адвокатами во Франции, но
даже и у себя на родине во французском суде. Коммерческие общества,
образованные в протекторатах, рассматриваются во Франции, как
иностранные.
Закрыт им и доступ в
специальные высшие школы (юридические и технические); нет никакого
законоположения, определяющего имеет ли туземец право на даровую
общественную помощь, не урегулирован паспортный вопрос. Только после
войны появилось рабочее законодательство для туземных рабочих, вернее
регламентация относящаяся к условиям их труда. Оказывается, они
приравниваются к французским рабочим в отношении заработной платы и
длины рабочего дня, но они не имеют права быть членами профсоюзов, им не
дано право на страхование при несчастных случаях и на пенсию.
Единственно куда широко
открыт доступ туземцам это— в армию. Но им не дано прав занимать высшие
командные должности; туземный офицер не имеет права командовать
французскими солдатами и т. п.
Двтор сам признается, что
положение туземцев протектората тем более не удовлетворительно, что, не
будучи французскими гражданами, они не имеют защиты в лице
представителей в парламенте, а не будучи иностранцами — не имеют защиты
со стороны соответствующей дипломатической миссии.
Еще хуже правовое
положение туземцев в самих колониях и протекторатах. Здесь вообще для
них не существует никаких обязательных законов. Произвол администрации
всецело заменяет эти законы. Мы не будем подробно останавливаться на
этом вопросе, так как он прекрасно изложен в книге т. М. Павловича
„Борьба за Африку и Азию" (гл.111).
* * *
^В этой короткой статье
мы не претендуем исчерпать всех вопросов французского колониализма или
даже осветить все стороны французской политики. Мы ограничиваемся
наиболее существенными, как экономическая отсталость
— 51 —
фрацузских колоний,
бедственное положение и быстрое вымирание их населения. Но есть еще один
чрезвычайно важный вопрос, которого мы не можем не коснуться: это роль
колоний в поставке французскому империализму необходимых ему громадных
количеств пушечного мяса.
Еще до войны многие
французские авторитеты предвидели, что цветным войскам придется сыграть
крупную роль на полях будущих битв. Уже в войну 1870—71 г. „цветные"
выказали себя прекрасным военным материалом: слепым, увлекающимся
резней, первобытно-жестоким, и малотребовательным.
С начала настоящего
столетия быстрое отставание роста населения в самой Франции по сравнению
с ее соседями в Европе, поставило вопрос о пополнении французской армии
„тюркосами", как безумно-невежественно привыкли обозначать во Франции
всех цветных от сенегальца до алжирца включительно во всей его широте.
В 1908 г. выступает со
знаменитым проектом создания крупной цветной армии известный полковник
Манжен, прославившийся когда-то на Мадагаскаре и в Африке, впоследствии
генерал отличившийся своею бесцельною жестокостью во время массовых атак
на „Шмэн де Дам" (1917 г.) и др., стоивших сотни тысяч жертв,— названный
солдатами „Brogeur du noir" (давитель черноты), так как обычно он кидал
в самый жаркий огонь компактные баталионы негров. Им была написана книга
„La force noire" затем появился целый ряд его статей в „Revue de Paris"
за 1909— 1911 г.г., в которых он отстаивал идею, встретившую, впрочем,
полное сочувствие правящих кругов, о создании большой черной армии из
сенегалийцев и суданских негров. Эта идея, вызвавшая большое
беспокойство в тогдашней немецкой прессе, была частично осуществлена: в
1914—18 г.г. „цветные" заплатили значительную дань крови молоху войны.
Во время войны
французская пресса единодушно расписывала тот „энтузиазм", с которым ее
„колониальные сыны" шли на защиту „цивилизации" от немецких „варваров".
Цветные войска были центром внимания; об их смелости и жестокости ходили
легенды, значительно преувеличенные французской прессой, что послужило в
свою очередь для немцев основанием „не брать в плен" черных, как
„нарушающих законы войны".
- 52 γιο δΰνным,
приводимым ft. Cappo, из колоний было переброшено на фронт 518 тысяч
бойцов, из которых убито и пропало без вести 75.000. Надо думать, что
число потерь сильно здесь преуменьшено, так как африканцы, не выдерживая
климата, умирали массами. Главную массу—'182 тысячи дал Длжир; Западная
Африка идет на втором месте—163.000.
Только теперь,
мало-по-малу раскрываются ужасные страницы привлечения этих войск на
„защиту цивилизации".
Надежды на цветную армию,
как на материал для будущей войны, не только однако не отцвели во
Франции, но и сейчас занимают первостепенную роль в планах современных
французских стратегов и политиков. В книге Cappo, являющейся как бы
„символом веры" французского колониализма мы находим видвижение на
первый план колоний, именно, как источника снабжения живой силой в
войнах будущего. Экономическое развитие колоний получает, как бы
подсобное значение, поскольку оно требуется, как предпосылка для
пользования колониями для военных целей. „Вчера— пишет Cappo—Франция не
могла воевать не привлекши колониальные контингенты, завтра, при
перестройке своего военного аппарата, она не обойдется без них. Отныне
безопасность ее зависит от колоний".
И однако в последнее
время даже наиболее ярым сторонникам создания громадной цветной армии,
приходится проявлять некоторый скептицизм.
Возьмем интересную статью
видного военного писателя-генерала Нюда (Nudant) в „Тан" (28/V11 1925
г.) — „Туземная Северо-африканская армия".
Указывая разницу между
колониальной армией Африки и армией набираемой в Северо-Африканских
протекторатах (Тунис и Марокко) и в Длжире, автор разбирает различные
способы привлечения туземцев Сев. Африки в войска (платные ангажименты и
набор). В Тунисе наборы происходят по декретам Бея, имеющим религиозный
авторитет, вЛлжире же „туземец повинуется исключительно понуждаемый
француз сними законами". Ген. Нюда констатирует, что „несмотря на слабый
процент призываемых (менее 20°'о) по отношению ко всем подлежащим
повинности, несмотря на денежные льготы, о которых нет и речи в
отношении французских солдат, призыв глубоко непопулярен и может в
некоторый
- 53 -
момент составить
серьезную опасность. Чтобы констатировать отвращение, испытываемое к
военной службе призываемыми, надо, сообщает полковник Дзан,
присутствовать при сценах отчаяния, вызываемых в дуарах (селах) уходом
призванных, видеть матерей и сестер, растерзывающих себе ногтями лицо и
слышать, как отцы проклинают Францию, отнимающую у них их детей. Сколько
писем получает потом полковник, в которых семейство умоляет его вернуть
того, кого он удерживает".
И далее генерал Нюда
пишет, что „впрочем это состояние умов слишком легко эксплоатировать,
чтобы коммунистические пропагандисты не пытались использовать его для
своих разрушительных целей".
Далее генерал подыскивает
способы избежать этого опасного положения. Он даже склоняется к мнению
некоторых, предлагающих сократить срок службы туземцев, тем более, что
их так же мало можно научить за 1 год, как и за три. „Зато тем же ударом
будут устранены претензии, питаемые некоторыми туземцами: пользоваться
теми же правами, что французы, так как их обязанности будут меньшими".
Далее даются советы
вернуть „спаги" их довоенную блестящую форму, иначе перегруппировать
соединения и т. д.
„Этим мы достаточно
быстро восстановим северо-афри-канскую армию „de metier" (т. e. для
которой война—основное ремесло. В. Б.), которая рекрутируется сейчас
лишь с большим трудом"
Вот целый ряд весьма
ценных признаний. Пусть Нюда рассчитывает, что „блестящая военная форма,
льстящая тщеславию туземцев", способна возродить колониальную армию, они
нам открывают с каким трудом идут наборы во французских колониях и как
ненавидят туземцы „опекающую" их Францию за эти наборы.
Рэнэ Марэн рассказывает
нам в одной из своих статей о призванных неграх Убанги, направляемых к
месту службы через г. Браццаваль, со связанными сзади руками и с цепью
на шее. „Их участь — пишет Марэн — кажется настолько жалкой, что
чиновники Фр. Экват. Африки называют их „tirailleur—la corde-au-cou"—стрелки
с цепью на шее.
Интересно, что Марэн
вовсе уже не такой „большевик", как его стараются обрисовать
колониальные администраторы.
- 54 -
Он прекрасно оправдывает
„крайней необходимостью" мобилизацию туземцев во время войны, но считает
ее жестокой, несправедливой и незаконной в мирное время, особенно в
отношении существ, которые не являются французскими гражданами, но
„поданными" (sujet), „людьми, которые не имея гражданского состояния, не
имеют, следовательно, даже законного существования".
„Сила заменяет
право—пишет Марэн—материальные интересы—Кодекс Законов. „Произвол
является единственным богом".
Ежегодно, без судебного
решения, без права обжаловать, призывные участки произвольно прописывают
двадцать лет мальчикам, едва достигшим 16 лет и взрослым, перешагнувшим
за тридцать".
В „Дннамитском Эхо" от
26/Х—24 г. в статье Труон-Нгиен мы читаем следующие интереснейшие
строки, характеризующие произвол властей в Индо-Китае в отношении
призыва:
„Ежегодно, в одну' и ту
же эпоху происходит военный набор туземцев. Достаточно прийти в эти дни
в рекрутское бюро, чтобы явилось представление, насколько военное
ремесло отталкивает аннамитов. Всегда то же зрелище: печальные и мрачные
лица".
Дальше рассказывается об
отвращении мирных аннамитов к военной службе, к солдатскому
обмундированию, бедному и плохому (им не выдают даже ботинок и они ходят
босиком). Им платят жалкую плату—6 пиастров в месяц. С ними обращаются
во много раз хуже, чем с французскими или даже сенегальскими войсками;
„Увеличение срока службы
с 3 до 4 лет декретом от 8 апреля 1923 г., непопулярная, во всем
значении этого слова, мера". Динамита м достаточно дела в своей стране;
их положение подданных (sujets) должно было бы избавить их от „налога
крови".
Далее автор подробно
разбирает все ограничения, которым подвергается индо-китаец и всю
незаконность примене ния военной службы в странах протектората, которые
„по самому пониманию этого слова, Франция должна протежировать".
Таких свидетельств
негодования, возмущения и протеста, вызываемых военной повинностью в
колониях, очень много.
- 55 —
Уже во время последней
войны, набор в колониях представлял большие затруднения. Приходилось
повсюду прибегать к спаиванию, хитрости или силе (оцепляли село и
объявляли, что все находящиеся в нем „записались добровольно", после
чего их гнали, угрожая расстрелами). Набор 50.000 ч. в Западной Африке
вызвал восстание, которое в конце, 1915 г. приняло, по словам
губернатора этой области, огромные размеры.
Набор „мирного времени"
(набранные войска продолжают сражаться в Марокко, Сирии или усмирять
разные колониальные восстания) еще более обостряет положение. В колониях
мало-по-малу создается революционное настроение, которое, как мы уже
видели выше, подмечено и учтено
самими колонистами.
Более благоразумные
французские политики и общественные буржуазные деятели видят в нем
определенную опасность настаивают на смягчении, хотя бы по видимости,
режима колоний. Они боятся, и не напрасно, что в решительный момент
колонии восстанут.
„Так как туземцы—пишет Марэн—знают цивилизацию лишь в
ее наиболее грубой форме, возможно, что они не будут колебаться, когда
пробьет час ислама, поднять оружие против Франции, которая до сих пор
предпочитала обращаться не к их сердцу и разуму, а к самым их низким
инстинктам".
