Часть I.
Примечания и добавления относительно организации конницы
в различные времена

I. Относительная давность конницы и колесниц

По этому поводу мнения писателей особенно резко расходятся. В общем же большинство их склоняется в пользу того, что употребление колесниц предшествовало употреблению лошадей под верх. И действительно это мнение трудно оспаривать на основании положительных данных; напротив того, дошедшие до нас свидетельства историков и пластические изображения жизни египтян, ассирийцев и прочих прямо указывают на то, что верховая езда постепенно развилась из обыкновения садиться при некоторых обстоятельствах на запряженных в колесницу лошадей. Очевидно, это справедливо только в том случае, если хронологическая последовательность изображений определена правильно, потому что если ее принять в обратном порядке, то следовало бы прийти к совершенно противоположному выводу.

Но так или иначе все эти предположения и вытекающие из них последствия касаются только известных частей древнего мира, а потому не исчерпывают вопроса. Если для подкрепления доводов, что колесницами пользовались раньше, чем лошадьми под верхом, приводят то основание, что легче лошадь запрячь, чем на ней ездить, то ведь надо сказать, что изготовление колесниц требует большого развития промышленности и технического искусства. Если вдобавок представить себе обстановку, в которой жили, вероятно, [6] с сотворения человека, все в тех же странах известные по истории как всадники кочевые народы — скифы, нумидийцы и прочие, то можно смело предположить, что верховая езда применялась там с самых древних времен как при их перекочевках, так и в особенности при связанных с ними войнах. Положительного тому подтверждения, конечно, нельзя привести, так как эти народы, очевидно, не оставили никаких исторических или художественных памятников. Впрочем, басня о кентаврах, несомненно, указывает на то, что верховая езда была уже в общем употреблении во время глубокой мифической древности тогда, когда у позднейших культурных народов вообще ничего еще не знали о лошади и применении ее даже в упряжи.

Что касается древнейшего исторического источника — Библии, то в ней вообще встречается первое определенное упоминание о лошади{2} во время правления Иосифа в Египте, т.е. около 1800 г. до н. э. (1 кн. Моисея XLVII, 17 — «и пригоняли они к Иосифу скот свой; и давал им Иосиф хлеб за лошадей...»), а непосредственно затем упоминается в ту же эпоху об употреблении лошади и именно в смысле езды, а не упряжи. Яков говорит, прощаясь с сыновьями и пророчествуя: «Дом будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня, так что всадник его упадет назад» (1 кн. Моисея ХLIХ, 17). Из этого можно заключить, что к концу жизни Якова, т.е. в 1730 г. до н. э. (т.е. за 550 лет до Троянской войны), искусство езды на лошадях было вполне известно иудеям и египтянам. О езде на ослах и верблюдах мы встречаем указания еще раньше, а именно — на ослах (хотя и не вполне несомненно при Аврааме, т.е. в 1900 г. до н. э.{3}), а на верблюдах — 50 годами позднее, при описании путешествия Ревекки к Исааку{4}.

Наконец, что касается специально Троянской войны, то безусловно надо признать, что кавалерия в настоящем значении этого слова тогда не применялась и что встречающиеся выражения, которые могли бы навести на эту мысль (как, например, сидящие на [7] лошади, всадники и др.) и касающиеся отдельных личностей или целых народностей, как «укротители лошадей, объездчики или погоняющие лошадей», и даже выражения, где прямо говорится о сидении на лошади, — несомненно, относятся не к верховым, а к запряженным в колесницах лошадям.

Но что сама по себе езда на лошади в то время не была совершенно неизвестна, видно из текста, приведенного у Денисона, и — еще яснее из Одиссеи (V, 370, 371), где говорится:

Так от волны разорвалися брусья. Один Одиссеем
Пойманный им был как конь, убежавший на волю, оседлан.

Вообще же герои Гомера никогда не изображаются всадниками, и нигде не встречается даже намека на употребление для боя лошадей под верхом.

II. Некоторые общие замечания о коннице в древности

Как известно, в древности словам «конница» и «всадник» придавалось более широкое значение, чем теперь, а именно под ними подразумевались не только воины, ездившие на лошадях, но также и на слонах, верблюдах и колесницах и сражавшиеся на них. Принимая это в соображение, полагаем не лишним коснуться в истории кавалерии и этого рода конницы, тем более что она существует и по настоящее время, хотя и не в европейских армиях.

1. О слонах

Польза этих животных для производства работ и для применения их на войне была, по-видимому, известна еще в глубокой древности, как видно из свидетельства Павзания. Мы коснемся здесь слонов, употреблявшихся с боевыми целями, для которых их, конечно, предварительно укрощали и обучали. Начало было положено в Индии, а затем в Ливии и Эфиопии, и оттуда уже употребление слонов распространилось позднее на Переднюю Азию и далее.

В Передней Азии впервые упоминаются слоны при Семирамиде, которая сделала подобие таковых из верблюдов, обтянув их шкурами черных быков, которых для этой цели было убито 300 000 голов. [8]

Из европейских государей, по словам Павзания, первым имел слонов Александр Македонский, но он не придавал им большого значения. Римляне, по показаниям Юстина, Флоруса и Плиния, впервые познакомились со слонами во время войны с Пирром Эпирским в 282 г. до н. э., а затем чаще с ними сталкивались в войнах с карфагенянами, Антиохом Сирийским и Югуртой Нумидийским. Сами же воспользовались ими в первый раз, по Ливию, в 200 г. до н. э. против короля Филиппа Македонского и позднее против Антиоха и Персея; впрочем, вообще, они, по-видимому, не много их применяли. В войсках азиатских государств число их было, напротив, очень велико. Хотя у Дария Кодомана в сражении при Арбеллах было всего 15 слонов (Арриан), приведенных союзными индийскими войсками, но зато у индийского короля Пора мы находим более 200 (по Арриану, по Диодору 130, по Курциусу 85), которым Александр противопоставил в бою всего 30. Это число увеличилось ко времени возвращения из Индии до 200.

Совершенно необыкновенное количество слонов встречается у более отдаленных индийских князей, так, например, у жившего за Гангом Аграммеса, или Ксандранеса, 3000 (по Плутарху 6000), а по другим сведениям впереди армии индийского короля шло 30 000, а за армией — 3000 слонов. Не такое количество, но все-таки много слонов мы находим в малоазиатских государствах диадохов и их наследников. А именно у Антигона их было значительное число; тоже у Евмена, которому, например, сатрап Евдамий привел из Индии 120 штук.

При такой многочисленности слонов скоро явилась необходимость придать им известную организацию. Первое такое правильное устройство мы находим в связи с общей организацией войска у ассирийцев. Основной единицей был один слон, а затем постоянным умножением на 3 доходили до высшей боевой единицы в 2187 штук. В подобном же роде была, по Эллиану, организация у греков, причем за основание было принято разделение фаланги пехоты. Таким образом, слон с вожаком-зоархом составлял низшую единицу; 2 слона с ферархом (ferarius) — ферархию (feraria); 4 слона с эпиферархом (duplaris ferarius) — эпиферархию (quadruplaris feraria); 8 слонов с илархом (turmae princeps) — илархию (turmae praefectura); 16 слонов с элефантархом (praefectus elephantorum) — элефантархию (praetura elephantorum); 32 слона с цератархом (cornu praefectus) — цератархию [9] (cornu); 64 слонасфалангархом (magister elephantorum) — фалангу слонов{5}.

Для войны на слонов ставили башни, в которые садились воины, бросавшие, как из-за укреплений, копья и стрелы.

По словам Филострата и Плавта, в башне было 10—15 человек, в Библии же говорится, что их было 32 и еще вожак. Были башни и меньших размеров — на 4 человека. [10]

Кроме башен слоны еще сами были вооружены для боя, а именно хобот и лоб снабжены предохранительным вооружением, и на лбу и клыках были прикреплены прочные железные наконечники.

Сверх того слоны были украшены пурпурными попонами, а к бою их раздражали обрызгиванием красным вином и тутовым соком.

В боевом порядке слоны ставились то впереди, то позади фронта. В последнем случае ряды размыкались и пропускали их, когда им надо было наступать. Они также иногда ставились между конными частями.

Употребление слонов в бою не ограничивалось тем, что они ввозили воинов в совершенной безопасности в ряды врагов, но они были также приучены сами вступать в бой — они били клыками противника, давили все перед собой ногами, схватывали людей хоботом и бросали высоко на воздух или подавали сидящим в башнях.

Если с обеих сторон были слоны, то они вступали в драку между собой и с особенным ожесточением дрались раненые. Кроме физического действия еще и нравственное впечатление, произведенное слонами на неприятеля, никогда их не видевшего, было огромное.

Их рост, необыкновенный, ужасный рев вызывали страх и ужас в рядах людей и лошадей; лошади даже боялись запаха слонов.

Каково было нравственное впечатление, производимое этими колоссами, можно судить по тому, что после первого неудачного столкновения с ними в Африке во время Первой Пунической войны, римляне, по словам Полибия, в течение двух лет не решались вступать в бой с карфагенянами иначе, как в холмистых или гористых местах, лагерем же не становились на открытом месте ближе 5—6 стадий. Все это делалось от страха перед слонами.

Как, однако, слоны ни казались страшными на первый взгляд, но вскоре нашли средства для успешной борьбы с ними.

По словам Курциуса, уже Александр Великий приказал заготовить особые топоры (secures) для перерезания сухожилия на ногах и серпообразно наперед закругленные сабли для отрезания хоботов, а также его легкие войска были обучены забрасывать слонов и их вожаков дротиками и другим метательным оружием.

Так же точно поступали и римляне. Особенно практичный прием применил Цезарь перед своим отправлением в Африку. Он приказал привезти в Италию слонов, чтобы его воины привыкли к их виду, указал им самые чувствительные места животных. [11]

По словам Вегеция, против слонов применялись еще следующие средства: напускали колесницы, запряженные двумя лошадьми с предохранительным вооружением (cataphracti); люди на колесницах были тоже в панцирях (clibanarii) с длинными копьями; предохранительное вооружение защищало их от метательного оружия неприятеля, а быстрота бега лошадей позволяла им [12] уходить от слонов. Сверх того на слонов высылали легковооруженных всадников, которые на быстром скаку бросали в них большие копья и тяжелые дротики. Наконец, тяжеловооруженная пехота, направлявшаяся против них, была облачена в панцири. Руки, ноги, плечи и шлемы были снабжены длинными железными иглами, чтобы слоны не могли хватать людей хоботами. Когда слоны [13] бросались на боевую линию, воины размыкались, пропускали их и затем нападали на них со всех сторон. Иногда действовали против них карробалистами и другими метательными машинами, поставленными за боевой линией. Вырывали также глубокие ямы и старались завлечь туда слонов, чтобы их поймать; или устраивали палисады для удержания, клали капканы и т. п. [14]

Наконец, пробовали пугать слонов большим шумом или страшными звуками.

Фолард, со слов Прокопия, говорит, что особенно действен был крик свиней, и доказывает это примером.

Всеми этими средствами удавалось с успехом бороться против слонов; их ловили, убивали и обращали в бегство.

В последнем случае они часто становились опасны своим же войскам, и, чтобы предотвратить это, вожаки снабжались молотком и долотом; в случае нужды последний сильным ударом вбивался в затылок, и животное убивалось мгновенно на месте.

Так как пользование слонами имело, кроме того, еще и другие неудобства (например, движение их по узким дорогам, мостам и т. д. было затруднительно, а часто совершенно невозможно; при случайных столкновениях и в шумном бою действия с ними были трудны; зимы и вообще холодного климата они не выдерживали), то скоро их совсем перестали употреблять для военных целей. Только в Индии и Эфиопии они удержались долее, отчасти даже до настоящего времени.

2. Верблюды

Верблюды употреблялись на войне многими народами, например амолекитянами, арабами, ассирийцами, бактрийцами, лидийцами, магетами, мидянами, персами, сирийцами, урсильянами в Африке и прочими.

Обыкновенно пользовались самками, так как их ход был быстрее, и для них изобрели особого рода кастрацию. Они, впрочем, служили преимущественно только для перевозки воинов, а не для боя, как слоны.

Так как на каждом верблюде сидел один, много два воина, то и в этом отношении способ пользования ими более напоминал конницу, так что можно еще говорить и в настоящее время о «кавалерии на верблюдах », между тем как выражение «кавалерия на слонах» совершенно не соответствует современному понятию о коннице.

Всадники были вооружены преимущественно метательным оружием. Персы, например сидевшие, по Ксенофонту, по два на верблюде, имели луки. Арабы в войне Антиоха Великого Сирийского имели кроме луков (по словам Ливия) еще и тонкие мечи длиной в 4 локтя, чтобы поражать противника сверху. Парфянские всадники Артабана, современника императора Каракаллы, имели [15] предохранительное вооружение и метательное оружие — длинные копья (согласно показаниям Геродиана).

Верблюды отличаются быстротой бега (вследствие чего, по словам Плутарха, их употребляли для перевозки курьеров и почты), неприхотливостью в пище, могут оставаться долгое время без воды и безошибочно, инстинктом находят дорогу (Вегеций).

Кроме того, верблюды внушают лошадям такое же отвращение, как и слоны, так что, по словам Кира, сто лошадей бегут при виде одного верблюда. [16]

Боевыми колесницами можно считать только те, в которые впрягались 2, 3 и 4 лошади.

В колесницы впрягались и различные животные. Боевые, конечно, возились исключительно лошадьми, хотя у Геродота сказано в одном месте, что у индийцев из войска Ксеркса были впряжены дикие ослы.

Индийцы же иногда на походе для сбережения лошадей заменяли их волами.

В колесницы для перевозки тяжестей запрягались мулы, волы, иногда верблюды и слоны; последними пользовались также и для триумфальных колесниц, для которых у Гелиогобала имелись даже тигры. Количество седоков в колесницах тоже было различно.

На греческих колесницах в Троянской войне помещалось обыкновенно два человека — один правил лошадьми (όήυιαχοζ), другой сражался (όπαραι βατής). Оба, впрочем, были воинственные герои, связанные узами тесной дружбы или даже родства, а никак не господин и слуга. [17]

На индийских колесницах помещалось кроме возницы два воина; некоторые источники доводят все число людей на колеснице до 6: с каждой стороны по одному тяжеловооруженному воину (щитоносец) и по одному стрелку, а остальные два — возницы, вооруженные несколькими дротиками.

На македонских колесницах (обыкновенных и с косами) находились один вооруженный возница и 6—8 воинов, бросавших дротики.

В китайских и аммонитских колесницах помещалось по 10 человек, а на больших башнеобразных колесницах Кира до 20.

Говорят, были еще двухколесные повозки без всякого кузова, называвшиеся легкими; у них на каждой лошади сидело по одному всаднику, вооруженному копьем. Иногда он бывал в панцире.

Все число колесниц в армии бывало иногда очень значительно.

Уже по древнейшим источникам, за 2000 лет до н. э., их встречается в ассирийских войсках Нина 10 000; у Семирамиды — 100 000; у индийского царя Стабродата еще гораздо больше.

Наконец, они могут перевозить гораздо большие тяжести, чем лошади, и везти двух всадников.

Но недостаток их состоит в мягкости подошвы, вследствие чего они очень легко наминаются и подвержены хромоте, так что могут двигаться только в известной местности, преимущественно по пескам.

Там верблюды неоцененны, почему мы и находим их еще в войсках позднейших римских императоров, у Бонапарта в его египетской экспедиции и теперь еще в Персии и Центральной Азии.

3. Боевые колесницы

Ввиду довольно подробного описания их у Денисона мы ограничимся только несколькими замечаниями. Употребление их было очень различно: они служили и для перевозки тяжестей, и для устройства вагенбурга, и для перевозки воинов, и действия с них в бою, и наконец, для атаки и самостоятельного боя.

Хотя колесницы и употреблялись для столь различных целей, но не было отдельных образцов для каждого назначения, а было несколько типов, которым и давали разные назначения сообразно обстановке.

Нас собственно может интересовать только употребление колесниц в том смысле, который соответствует идее ездящей пехоты (Doppelkämpfer) и шока. [18]

Идеи эти выразились в двух типах колесниц — обыкновенной и с косами, которые и составляют два главных вида боевых колесниц древнего времени.

Кроме этой разницы в устройстве сообразно назначению колесницы еще отличались количеством колес, упряжкой и числом седоков.

Колесницы были двух- и четырехколесные; первые, по-видимому, древнейшие, встречаются преимущественно у египтян, греков троянского периода, а позднее под названием двухколесок (Karren) мы их видим, например, у галлов.

Боевые колесницы с косами были большей частью четырехколесные.

Первоначальная, и самая обыкновенная, запряжка была парная; затем стали прибавлять одну запасную лошадь, которая, однако, сначала не была впряжена, но постепенно это перешло в запряжку тройкой.

Четверки появляются позже, впрочем, уже у Гектора была таковая.

Часто встречаются четверки у индийцев и сирийцев.

Митридат ездил на 6 лошадях, Каракалла также, впрочем, только в государственной колеснице. Семь лошадей изображены на одной старой плите.

Абрадат, союзник Кира, имел колесницу с 4 дышлами и 8 лошадьми, что навело Кира на мысль завести колесницы с 8 дышлами и впрячь 16 волов, но это были уже скорее подвижные башни.

Наконец, Нерон на Олимпийских играх правил 10 лошадьми.

В Египте в одних только вновь построенных Фивах, при Бузирисе II, около 1900 г. до н. э. — до 20 000, а при Сезострисе, около 1300 г. до н. э. — 22 000, или даже, по Диодору, 27 000 колесниц. Такие же числа приводят и у хананейских народов при описании их борьбы с израильтянами, а именно у них (т.е. хананеев, аммонитян, гетитов, фарезитов, ебузитов и геритов) в 1470 г. до н. э. было 20 000; у аммонитян в войне против Давида — 32 000.

Однако новейшие толкователи Библии относят эти числа к воинам, так что число колесниц составит всего 1/10 часть.

В позднейшие времена такие громадные цифры более не приводятся, но тем не менее у Соломона в 1000 г. до н. э. число колесниц достигало 1400.

В индийских войсках Ксандранеса (Аграммеса), во времена Александра Македонского, по словам Курция и Диодора, было [19] 2000, по показаниям же Плутарха — 8000 колесниц по 4 лошади в каждой.

Рядом с этим 300 колесниц Кира и 200 Дария при Арбеллах кажутся незначительной цифрой.

От приведения дальнейших данных мы воздержимся.

Все колесницы армии, частью заменяя кавалерию, частью дополняя ее, составляли особый род оружия и имели отдельных начальников. Организация и разделение были те же, как и слонов.

Низшую единицу составляла одна колесница, а затем постоянным помножением (у ассирийцев на три, у позднейших греков, македонян и других созданных ими государств Азии и Африки — на два) получались высшие единицы; по Элиану, 2 колесницы составляли цигархию, или равенство (parilis), 4 — сизигию, или соединение (conjugatio), 8 — эписизигию, или двойное соединение (duplaris conjugatio), 16 — харматархию, или вагенбург (curulis), 36 — крыло (согни, или duplicates curulis), 64 — фалангу (duplicatum cornu). Когда соединялось несколько фаланг, то в каждой имели применение приведенные названия.

Образ действий колесниц соответствовал роду их и вытекал отчасти из целей, для которых они предназначались. Поэтому остается только прибавить к сказанному нами выше и у Денисона, что у отдаленных индийских народов, живших у Гидраорта, по словам Курция, существовало обыкновение связывать все колесницы между собой веревками, вследствие чего воины, вооруженные частью дротиками, частью копьями и боевыми топорами, могли очень легко перескакивать с одной на другую. Александр Македонский во время своего похода в Индию зашел в эту страну, и войска его сначала были смущены подобным образом действий.

Колесницы с косами причиняли, во всяком случае, много вреда, как это видно из слов Курция, Гирция, Суидаса, Ксенофонта и других; однако скоро научились избегать их удара, действовать с успехом против них и поворачивать их назад, причем они наносили потери своим же войскам.

Против колесниц употреблялись следующие способы: или размыкали ряды и пропускали колесницы, или, напротив того, их встречали сомкнутой фалангой с наклоненными вперед копьями, потом охватывали со всех сторон, сбрасывали и убивали сидевших на них, или же стрелки, пращники и легкие всадники нападали на них в рассыпном строю, забрасывали их стрелами, пугали лошадей [20] громким шумом, бряцанием оружия и дикими криками и принуждали их этим поворачивать назад и подхватывать.

Наконец, на местности, где ожидали атаки колесницы, ставили деревянные или железные капканы (tribuli, murices) или за фронтом боевого порядка вбивали наклонно вперед заостренные колья, за которые и отходили при приближении колесниц, в то время как легкие войска окружали колесницы и гнали их на выставленные колья, на которые те и напарывались. [21]

Таким образом вскоре достигли того, что колесницы, пользование которыми и без того было сильно ограничено зависимостью от местности, стали совершенно безвредными.

Римляне, впрочем, ими никогда и нигде не пользовались, да и собственно у греков они встречались только в героический период.

4. Конница

Хотя конница и составляет собственно предмет исследования всей книги Денисона, тем не менее необходимо прибавить несколько общих замечаний и подробностей, а именно мы коснемся некоторых особых видов кавалерии, о которых у Денисона ничего не сказано.

а) Центавры. Первое упоминание о всадниках является уже в доисторическое время в мифе о центаврах.

По преданию, они произошли от объятий Иксиона с облаком, которое он принял за Юнону.

Сначала это были люди, от помеси которых с кобылами явились гиппоцентавры — чудовища в образе получеловека-полулошади.

По словам же Диодора, это были просто люди, первые попытавшиеся ездить верхом и тем подавшие повод к измышлению басни.

Более простое объяснение происхождения центавров и их имени находится в производстве этого последнего от греческих слов «χεντείν τούς ταυπούς», что обозначает закалывание, или убиение быков.

Это выражение будто бы присваивалось в виде нарицательного имени древним обитателям Фессалии пелефрониям, или лапитам, потому что они первые стали укрощать и объезжать лошадей для опасной охоты на диких быков. Во внимание этого их назвали гиппоцентаврами, т.е. убивателями быков на лошадях.

Это объяснение ставит нас на твердую историческую почву, и мы можем себе объяснить миф в том именно смысле, что искусство верховой езды было известно в глубокой древности, в мифическое доисторическое время.

б) Амазонки. История амазонок тоже получила свое начало в доисторическое время, так что многие писатели даже смотрят на этот рассказ как на басню и символическое олицетворение поклонения Луне. [22]

Полагают именно, что жрицы Луны явились представительницами идеала мужественности в женщине, в противоположность изнеженным (обабившимся), оскопленным жрецам того же культа у темуров, галлов и мегабизов, в подтверждение той старой истины, что где женщина становится мужчиной, там предварительно мужчина сделался бабой.

Все, что написано об амазонках, нельзя считать за непреложную историческую истину, но нельзя также и считать все за вымысел.

Здесь, однако, не место противопоставлять различные взгляды старейших и новейших писателей на этот высокоинтересный предмет.

В греческом мифе жрицы Луны, или амазонки, представляются воинственным племенем женщин, которое первоначально жило на юго-восточном берегу Черного моря и на Кавказе, главным образом в окрестностях нынешнего Трапезунда — по-тогдашнему Фемискира. (Амазонки, вероятно, обозначает «безгрудые», так как они вырезали себе и своим малолетним дочерям правую грудь, чтобы она не мешала им впоследствии при обращении с оружием, именно при стрельбе. Мальчиков они убивали.)

Отсюда они будто бы распространились выселением и завоеваниями в одну сторону по северному берегу Черного моря, в другую — на юг через Малую Азию и оттуда частью далее на запад во Фракию и Аттику, частью еще южнее — в Африку.

Во время этих походов (которые, однако, по Страбону, шли в обратном порядке, так как он считает ливийских амазонок за древнейших) они часто сталкивались с греческими героями, особенно с Геркулесом (перевязь королевы Гипполиты, или Антионы), выступали против Тезея в 1260 г. до н. э., в походе аргонавтов в 1250 г. и в Троянскую войну в 1194—1184 гг. (королева Пенфесилея), т.е. относятся к временам полусказочным.

Некоторые факты указывают на то, что они действовали в то же время в Африке под предводительством их королевы Мирины, но многие подробности заставляют в этом сомневаться.

В последний раз о них упоминается в совершенно историческое время походов Александра Македонского, которого королева их Фалестрис отыскивала, чтобы иметь от него детей.

Приведенные еще позже в Низу мидийским сатрапом Атропатом при возвращении из Индии 100 так называемых амазонок были, по-видимому, фальшивые, и Александр, заметив это, не принял их. [23]

Что касается военного значения этого воинственного женского племени, то можно, как кажется, признать за достоверное, согласно почти всем источникам, что оно преимущественно сражалось верхом, так что многие даже приписывают ему изобретение верховой езды. Если в противоположность этому у Диодора показано, что в войске королевы Мирины было 30 000 пехотинцев и 2000 всадников, то кажется скорее, что тут перепутаны цифры.

К этому заключению приводят как указания в различных источниках, так и примечание, что «на войне им была нужна главным образом конница».

По Страбону, вооружение амазонок состояло главным образом из луков и стрел, топоров (sagaris) и маленьких щитов, имевших форму месяца; шлемы и верхняя и нижняя одежда делались из звериных шкур.

Диодор говорит, что как предохранительное оружие они употребляли чешуи больших змей, которых много в Ливии, наступательное же состояло из мечей, копий и луков. Из луков они чрезвычайно метко стреляли не только вперед, но и назад, поражая преследовавших их неприятелей.

Фальшивые амазонки Атропата, согласно Арриану, были вооружены как всадники, но только они имели топоры вместо копий и щиты меньшего размера.

Кроме собственно амазонок, по словам Филострата, сражались верхом мидийки; точно так же Помпоний Мела говорит о женщинах яксаматар, что они были верхом и действовали арканами.

Надо еще упомянуть здесь о женах кимвров, сражавшихся с колесниц (по Флору), и о женах цабеков, правивших лошадьми в колесницах (Геродот).

в) Всадники без поводьев. Кажется, первоначально ездили именно этим способом, принятым у многих народов, как, например, у массилийцев, ливийцев, гетулов и нумидийцев.

Лошадьми управляли, вероятно, голосом и хлыстом.

Нумидийцы стали известны по их участию в пунических и римских междоусобных войнах, и поэтому представляет известный интерес следующее короткое описание этой деятельной кавалерии, сделанное Ливнем:«С первого взгляда нет ничего презреннее: люди и лошади малы и тощи, всадники неопрятны, вооружены только несколькими дротиками, лошади без поводьев, бег некрасив, когда они скачут с прямыми шеями и выставленной головой» и т. д. [24]

Римские всадники тоже иногда ездили без поводьев, но они это делали в исключительных случаях, когда они хотели произвести неудержимый шок, как это в первый раз было приказано Сервием Туллием, а потом начальником конницы Тиберием Эбуцием Ельвой (Флор его называет ошибочно Коссом) в 493 г. до н. э. в [25] войне против латинян. То же самое произошло, по Ливию, в 423 г. до н. э. в войне с веями и фиденами, по приказанию начальника кавалерии Авла Корнелия, и тогда кавалерия сметала все перед собой, «куда она только врывалась, подобно двигающейся стене». В 332 г. в сражении при Имбриниуме против самнитян всадники, несмотря на несколько атак, не могли прорвать неприятельскую линию, и военный трибун Люций Коминиус потребовал, чтобы они разнуздали лошадей; исполнив это, они их так разогнали, что никакая сила не могла их удержать: «сквозь лес оружия и людей они мчались, опрокидывая все перед собой».

Наконец в 180 г. в сражении при Манлийском лесе против кельтиберийцев проконсул Кв. Фульвий Флакк приказывает то же, ссылаясь на бывшие примеры, и тогда всадники «два раза пронеслись через ряды врага взад и вперед, опрокидывая многих и ломая все колья».

г) Спешивающиеся всадники. Спешивание всадников для боя пешком было в древности делом очень обыкновенным, хотя и тогда некоторые высказывали мнение, что в бою спешившийся всадник не может сравниваться с пехотинцем.

Первое упоминание о подобном образе действий мы уже встречаем у лакедемонян, у царей которых, согласно Дионисию, телохранителями были юноши благороднейшего происхождения, которые на войне действовали то как пехота, то как кавалерия.

У македонцев практиковалось то же уже давно. Таким образом, по Арриану, в 334 г. до н. э. у Пеллиона телохранители и гетеры были высланы вперед для атаки занятой неприятелем горы с приказанием отправиться на гору верхом, и если неприятель не отойдет, то половина должна спешиться, войти в ряды всадников и драться пешком.

Впоследствии Александр Македонский развил этот обычай и сформировал известных димахов совершенно в духе позднейших драгун, что будет ниже подробно изложено.

У римлян также часто встречается применение конницы в пешем бою. Уже при учреждении кавалерии при Ромуле (как кажется, по образцу лакедемонской конницы) было принято, как говорит Дионисий, за основание, чтобы конница действовала верхом или пешком сообразно местности. И в позднейшие времена римские всадники фактически часто действовали пешком в качестве отборного резервного корпуса, хотя это не соответствовало ни их организации, ни их прямому назначению. [26]

Вообще, по-видимому, такого взгляда на кавалерию римляне в то время еще сильно придерживались, хотя, несомненно, во многих случаях их всадники могли принести пехоте большую пользу, действуя как кавалерия.

Впрочем, мы встречаем также несколько случаев, что всадники сначала действовали в передних рядах как пехота, а когда их [27] помощь вызывала благоприятный исход, они опять садились на коней и продолжали бой верхом.

Подобные примеры мы видели у Ливия в сражении при Регильском озере в 496 г. до н. э. против латинян и изгнанных Тарквиниев. Римские всадники сменили в первой линии усталую пехоту, опрокинули неприятеля и, сев на подведенных им лошадей, стали преследовать врага; в 446 г. до н. э. в войне против сабинян кавалерия двух легионов римлян, примерно 600 человек, пешком помогли одержать победу крылу, которому приходилось плохо, потом отошли к лошадям, сели и бросились на выручку другого крыла в качестве конницы.

Далее, в 422 г. до н. э. в войне против вольсков декурий кавалерии Секстий Темпаний восстановил уже потерянное пехотой сражение тем же способом, и римские всадники доказали, что «их не стоит ни одна кавалерия верхом и ни одна пехота пешком».

В 378 г. до н. э. против того же неприятеля всадники таким же образом решили бой, когда их войско уже колебалось. Затем в 359 г., в войне против герников, когда все конные атаки оказались безуспешны; в 315 г. при осаде Сатикулы римская и самнитянская кавалерия дралась пешком у тела убитого начальника римской конницы.

В 308 г. до н. э. в сражении у озера Вадимо против этруссков, «после того как вторая линия и арьергард вступили в бой и ожесточение дошло до высшего предела, спешившись римские всадники пробиваются через оружие и мертвые тела до передних рядов пехоты», где и решают победу. Также в сражении при Каннах в 216 г. до н. э. римские всадники правого крыла слезают на глазах превосходящей числом карфагенской конницы, «потому что консул Павел не имел уже сил управлять своими войсками». Подобные действия всадников и вызвали замечание Ганнибала, что ему это приятнее, чем если бы ему привели всадников связанными. И действительно поражение их было полное.

В 1-й македонской войне в 200 г. до н. э. римские всадники, хотя и перемешанные с пехотой, все-таки частью спешивались. В испанской войне в 185 г. до н. э. римская конница, преследуя разбитых испанцев, ворвалась по их пятам в лагерь, но здесь была атакована оставленным для охранения лагеря отрядом и вынуждена спешиться.

Наконец, значительно позже, по словам Фронтина, Германик в войне с каттами (XIV—XVI столетия до н. э.), которые во избежание [28] поражения уходили в леса, спешил своих всадников и направил их в лес, благодаря чему и одержал победу.

Испанская кавалерия тоже иногда дралась пешком, а именно, по словам Диодора, кельтиберийские всадники имели обыкновение, одержав успех верхом, спешиваться и помогать пехоте. При этом они, по Суидасу, вбивали, прикрепленные к концам поводьев колышки в землю, лошади же их были приучены стоять смирно, пока всадники не вернутся и не вытащат колышки. Ливии упоминает об особенно разительном случае пешего боя спешенной кавалерии испанцев во время восстания Индибила в 205 г. до н. э.

Атака римской конницы лишила испанскую возможности выйти через интервалы, оставленные для этой цели между центром и крыльями боевого порядка. Тогда испанцы спешились, и действительно их содействие пехоте дало ей возможность долго выдерживать натиск римлян, но зато конница понесла огромные потери, потому что не могла более сесть верхом.

Германские всадники тоже, по словам Цезаря, имели привычку соскакивать с лошадей, ворвавшись в ряды неприятельской конницы, колоть снизу всадников, сбрасывать их с коней и обращали врага в бегство.

О свевах говорится, что они часто в рядах соскакивают с коней, дерутся пешком, а лошади их, невзрачные и некрасивые, но привычные к тяжелой работе, смирно стоят, пока всадники к ним не вернутся.

Вообще это в древности, по-видимому, встречалось повсюду, почему во всех приведенных выше примерах, кроме димахов Александра Македонского, нет речи ни о коноводах, ни о каком-либо способе привязывания лошадей за исключением кельтиберийцев.

д) Конная пехота составляет противоположность и вместе с тем соответствует спешенной кавалерии.

Она встречается у македонцев во время похода Александра и повела к учреждению димахов. Как на временную меру надо смотреть на посадку пехоты на лошадей во время истрийской войны в 178 г. до н. э., когда римский лагерь был атакован во время отсутствия 3-го легиона, ушедшего на фуражировку и за дровами; тогда, говорит Ливии, военные трибуны этого легиона посадили по два из старейших воинов на каждое вьючное животное и по одному из младших к каждому из всадников и быстро повели их к лагерю. Такое же переходящее значение имеет посадка на коней 10-го легиона Цезаря для сопровождения его на свидание с Ариовистом [29] в 58 г. до н. э., что было им сделано потому, что римской конницы у него не было, а на галльскую он не мог положиться.

е) Перемешивание конницы с пехотой. Идея совместных действий всадников и пехотинцев в тесной связи между собой не принадлежит исключительно древнему миру, но выражается в средние века прибавлением небольших частей мушкетеров и другой пехоты к конным частям. Перемешивание это делалось с целью уравновесить силу конницы при столкновении с превосходящим по силе врагом или даже дать ей перевес. В древности не только одинаково употребляли в тактическом смысле оба рода оружия, перемешивая мелкие отряды обоих, но шли еще дальше, неразрывно соединяя отдельных всадников с пехотинцами в тактические единицы, и таким образом образовался новый, средний род оружия, который не без основания можно назвать аниппами, т.е. связанными со всадниками. При этом одна часть пехотинцев назначалась сопровождать бегом кавалеристов во время быстрых передвижений, другая же должна была садиться со всадниками верхом. Сообразно с назначением пехотинцев их называли скороходами (в подлинном переводе «бегущие рядом») или «вспрыгивающими», но в сущности резкого разделения между ними не было. О вскакивающих, под именем гамиппов, говорит впервые Фукидит при описании Пелопоннесской войны; их было в спартанском войске в 418 г. до н. э. 500 человек с таким же числом всадников.

Согласно Курцию, у дахов, скифского народа, жившего на восточном берегу Каспийского моря, было обыкновение сажать на каждую лошадь двух людей, из которых один, по очереди, слезал, стараясь тем привести в беспорядок неприятельскую конницу, «потому что эти всадники бегут так же скоро, как и их лошади».

Римляне тоже переняли подобный род войска, введя у себя велитов в 211 г. до н. э. при осаде Капуи, по предложению Навиона, чтобы парализовать превосходство кампанской конницы. Для этого, по словам Ливия, были выбраны изо всех легионов самые сильные и ловкие юноши, которым дали круглые щиты еще меньших размеров, чем у всадников, и по 7 копий, длиной в 4 фута, с железным наконечником, как имели легкие войска. Люди эти были распределены по одному к каждому всаднику и были обучены быстрым прыжком вскакивать на лошадь позади всадника, сидеть на крупе и быстро соскакивать по данному знаку. При столкновении [30] с неприятельской конницей из рядов внезапно выбегала толпа пеших, бросалась на противника и засыпала его градом копий. Если ошеломленный враг приходил в расстройство, то всадники бросались вперед и довершали поражение. Этим способом действий римская конница действительно стала одерживать верх, и тогда было решено завести велитов при всех легионах{6}.

Вследствие этого о них уже потом часто упоминается, как, например, в 209 г. до н. э. при Бекуле в Испании, в 200 г. во время 1-й македонской войны, где они с двумя конными отрядами разбили 400 траллов и 300 критян, смешанных с таким же числом македонских всадников, причем велиты, «бросив копья, выхватили мечи и схватились в рукопашку, а всадники, наскочив на врага, остановились и дрались частью верхом, частью же пешком, перемешавшись с пехотой». Во 2-й македонской войне италийская кавалерия также перемешивалась в бою с велитами.

Напротив того, антесигнаны, позднее применявшиеся Цезарем подобным же образом, скорее имели характер скороходов, по более близкому им образцу галлов и германцев.

Подобно как у дахов, у испанцев в позднейшие времена было принято сажать на лошадь по два человека, и один из них слезал для пешего боя.

Скороходы были у галлов, германцев, нумидийцев, а по образцу этих и у римлян. Из галльских племен особенно достойны упоминания бастарны: у них пеших, которые на ходу не отставали от лошадей, было столько же, как и всадников, и когда один из этих выбывал из строя, пеший садился на его лошадь. 10 000 таких воинов предлагали Персею (согласно Ливию и Плутарху) поступить к нему на службу наемниками во время 2-й македонской войны, но он их не принял.

В войнах против Цезаря галлы имели обыкновение ставить пеших лучников и легковооруженных между всадниками, чтобы оказать этим поддержку при отступлении и препятствовать противнику преследовать.

У германцев (по Цезарю и Тациту) была особенно тесная связь между всадниками и скороходами, так как каждый всадник выбирал себе сам изо всего войска самого быстрого и храброго пехотинца в интересах своей защиты и держался его во время боя. [31]

Если всадники должны были отступить, то они отходили на своих пехотинцев, или эти спешили к всадникам на помощь, если им приходилось плохо. Если тяжело раненный всадник падал с лошади, то пехотинцы его окружали, при этом они от постоянного упражнения достигли такой быстроты бега, что не отставали от всадников ни при наступлении, ни при быстром отступлении, держась за гриву лошади.

Нумидийская легкая пехота также была приучена сражаться с невероятной ловкостью между всадниками при движениях вперед и назад. Из густых рядов конницы выскакивали пехотинцы, вперемежку со всадниками, на врага и забрасывали его дротиками. Если неприятель переходил в наступление, то всадники отходили, пехота выдерживала натиск, а затем опять кавалерия повторяла удар.

Цезарь, желая, чтобы его малочисленная кавалерия сумела справиться с более сильным противником (вероятно, руководствуясь примером галлов и германцев и отказавшись от велитов){7}, прибегал неоднократно к следующему способу: он выбирал молодых и расторопных антесигнанов и заставлял их маневрировать между лошадьми, развивая в них ежедневными упражнениями умение так сражаться. Этим он достиг того блестящего результата, что в войне против Помпея 1000 его всадников на ровном открытом месте могли справиться с 7000 неприятельских. Позднее, в африканской войне, он привлекал с той же целью матросов с галльских и родосских судов и даже частью корабельных служителей и ставил их, по примеру неприятеля, между кавалерией взамен легких войск. Конечно, это могло быть сделано только в крайности, и вряд ли люди эти были в состоянии принести значительную пользу.

Вообще в некоторых из приведенных примеров уже не встречается такого перемешивания отдельных пехотинцев с всадниками, при котором бы являлся особый смешанный род оружия.

Это замечается еще менее при соединении конницы с легкой пехотой римлян во многих сражениях Пунических войн, например при Тичино, Илинге, Заме и т. д., где перемешиваются уже не отдельные люди, а небольшие отряды обоих родов оружия. Как кажется, в том же смысле надо понимать распоряжение Александра [32] Македонского при переходе через Танаис, когда он поставил против скифов лучников, агрианов и прочих легковооруженных между всадниками; то же можно сказать и в вышеприведенном примере совместных действий 400 траллов и 300 критян с тем же числом всадников против римских велитов с конницей.

Способ действий этих македонских войск состоял, впрочем, в этом случае в том, что всадники, попеременно налетая и отходя, то бросали стрелы, то быстро уходили, в то время как ловкие иллирийцы были застрельщиками и стремительно атаковали, критяне же, «эти быстрейшие пешеходы», засыпали налетающего врага своими стрелами. Таким образом, все сводилось к тому, чтобы дразнить неприятеля и затягивать бой метательным оружием, чему римляне противопоставляли такое же настойчивое, как и решительное наступление и вскоре победили.

ж) Придача собак коннице. Этим своеобразным сочетанием, по словам Элиана, пользовались жившие по реке Меандере магнеты в войне с эфесцами, причем каждому всаднику придавались собака и раб с дротиками.

Когда противники сближались и дело доходило до рукопашки, то собаки с бешенством стремительно бросались вперед и распространяли в рядах неприятеля ужас и смятение своей неукротимой дикостью, за ними следовали во второй линии рабы с дротиками и, наконец, в третьей шли настоящие воины. Полиэн говорит, что Алиат, король лидийский, пользовался собаками в киммерийской войне.

В 101 г. до н. э., когда Марий победил при Верцеллах (или Вероне) кимвров, ему пришлось еще сражаться с их женами и большими собаками перед повозками и на самих повозках. Чтобы исчерпать этот интересный вопрос, остается упомянуть из позднейшего времени о финнах, у которых собаки в бою бросались на лошадей, рвали им ноздри и сбрасывали всадников.

з) Всадники с заводной лошадью. По согласующимся свидетельствам Элиана, Хигиния, Исидора, Манилия, Поллукса, Силия, Суидаса и других, в древности был особый род конницы, в которой у каждого всадника были две связанные между собой лошади. В бою или на походе, когда одна лошадь уставала, всадник перескакивал на другую. Эти всадники назывались амфиппами, или скакунами (desultores). Как кажется, этот способ взял свое начало в цирковых упражнениях и был давно известен, так что во время Троянской войны упоминается даже о скакавших на четырех [33] лошадях как о вещи далеко не новой. Этот род конницы применялся на войне, например, у нумидийцев, между которыми, по словам Ливия, встречались такие, «которые, подобно скакунам, имели по две лошади и в самом разгаре жаркого боя перепрыгивали с усталой лошади на свежую с оружием в руках: так они были ловки, и так понятлива эта порода лошадей».

Такое же устройство встречается у тарентинских всадников, о которых упоминается у обеих враждующих сторон в войне ахейского союза под предводительством Филопомена против спартанского тирана Набиса.

Римляне тоже переняли этот способ для их pares equi, которых они подобным же образом применяли в войне, по словам Феста. Остается, наконец, указать из позднейших времен — в IV столетии н. э. на квадов и сарматов, которые, согласно Аммиа-ну Марцеллину, имели каждый по заводной лошади, а иногда и по две, сменяя их для сохранения сил во время дальних, привычных им пробегов, при преследовании или бегстве; лошади их были сильны и втянуты в работу, в большинстве мерины{8}.

и) Обозначенная конница. Для полноты исследования следует сказать, что в древности иногда обращались к следующей хитрости: чтобы показать вид, что кавалерии больше, нежели ее было в действительности, сажали верхом прислугу на вьючных мулов, давали им заручное оружие и, перемешав их с настоящими всадниками, заставляли их неожиданно появляться на каком-нибудь важном пункте. Так поступил, по словам Ливия и Фронтина, в 335 г. н. э. диктатор Кай Сюльпиций Петик в бою с галлами; затем в 293 г. консул Л. Папирий Курсор в войне против самнитян. Говорят даже, что скифский король Атей выставил позади боевой линии женщин и детей, высоко державших копья, сидя на волах и ослах.

5. О седлах и о том, как садились на лошадь в древности

Исследование о времени изобретения и первого применения седла чрезвычайно затруднительно, потому что слово, которым его первоначально обозначали (ephippia), было то же и для попон. С этой точки зрения и следует, вероятно, смотреть на то [34] место из законов Моисея (1500 г. до н. э.), где говорится: «... и седло, на котором он ездит, станет нечистым», а также и на другие места в Библии, где идет речь о седлах.

Можно ли сказать то же самое о седле, о котором говорит Дегинь в его Art militaire des Chinois, а именно, что каждая лошадь должна иметь всегда ту же уздечку, то же седло и то же удило — это вопрос неразрешимый уже потому, что не сказано, о какой эпохе идет речь. Зато можно, несомненно, принимать в буквальном смысле слова показания о вьючных седлах, которые встречаются уже в очень древние времена.

О настоящем верховом седле упоминается впервые в 340 г. н. э. по поводу умерщвления Константина младшего; но вполне достоверное указание мы находим в 385 г. в предписании императора Феодосия, согласно которому для седел почтовых лошадей был установлен вес не свыше 60 римских фунтов (40 современных фунтов).

Мы не можем здесь более подробно останавливаться на этом предмете и отсылаем желающих ближе ознакомиться с источниками к вышеуказанному уже сочинению — Hugo «De militia eguestri antiqua et nova» кн. I, гл. 4, где говорится о седлах и попонах, а в предыдущей 3-й главе — взнуздывании и ковке. В названной книге собрано много данных очень старательно, хотя и недостаточно умело.

Зато, казалось бы, интересно дать некоторые данные относительно того, как садились на лошадь в древности. Самый простой и обыкновенный способ был вспрыгивание, причем в случае нужды схватывались за гриву или за уши лошади.

Противоположность этому составляет способ постановки лошадей на колени, как они были обучены у испанцев по Поллуксу, Силию и Страбону. Из искусственных средств применяли следующие: посадку на лошадь особыми рабами или конюхами (άναβογεις,, stratores); далее — при помощи копья, на котором имелся особый выступ для постановки левой или правой ноги; маленькие лестницы (άναβογεις,, scalae) или переносные железные ступеньки, упоминание о которых часто приводило к недоразумению, а именно, будто бы в древности уже были стремена. Наконец пользовались камнями, которые даже были нарочно для этой цели положены на краях больших дорог в Греции и Италии. [35]

III. Конь и конница у иудеев{9}

Отношение иудеев к лошадям и их применение на войне было такое своеобразное, что стоит этого коснуться. Лошади и пользование ими были известны иудеям уже во времена патриархов, как мы уже говорили об этом выше (см. примеч. I); потом евреи жили около 300 лет в Египте, стране, изобиловавшей этими животными, и где применение их на войне уже давно было принято и распространено. Если, таким образом, евреи давно были знакомы с лошадьми, то они же и ценили их очень высоко, как это видно из знаменитого описания лошади и ее качеств, вложенного в уста Самого Бога Отца у Иова{10}, описания самого прекрасного и возвышенного, которое когда-либо было сделано в пользу этого дивного животного.

Необыкновенная польза применения лошади на войне, а также и вытекающие из нее преимущества были, несомненно, признаны и правильно оценены, что можно вывести из описаний{11}, и, несмотря на все это, в течение целых 500 лет после выхода иудеев из Египта у них не было ни колесниц, ни конницы, тогда как у всех окрестных хананейских народов было и то и другое в достаточном количестве{12}.

Причины такого замечательного явления не совсем ясны. Часто высказывалось мнение, что на этот счет было прямое запрещение от Бога; но в том месте, которое обыкновенно указывается и в котором ставится в числе условий для будущего царя, «чтобы он не умножал себе коней и не возвращал народа в Египет для умножения себе коней », ибо Господь сказал вам:«Не возвращайтесь более путем сим»{13}, помещается только предупреждение от излишка, и нет положительного запрещения.

Скорее на это похоже наставление Божие Иисусу Навину: «Коням же их (т.е. хананеев, аморреев, хеттеев, ферезеев, [36] иевусеев и евреев) перережь жилы и колесницы их сожги огнем»{14}.

В этом же смысле можно понять следующее место: «Не на силу коня смотрит Он (Бог), не в быстроте ног человеческих благоволит»{15}.

Но и здесь мы не находим прямого запрета.

Между тем, несомненно, нельзя отвергать, что общее впечатление из всех относящихся к этому вопросу выдержек из Священного писания действительно таково, будто бы Господь не желал, чтобы иудеи имели всадников и колесницы, чтобы они не полагались на эти мощные орудия борьбы больше, нежели на Его помощь. Но, допустив это, тем более поражает внезапное и после всего произошедшего ничем не мотивированное появление многочисленных колесниц и всадников при Соломоне. Мы также находим в позднейшее время места в Библии совершенно в другом духе, как, например, уже упомянутое выше восхваление лошади Иовом; затем прямой вызов против Египта: «Седлайте коней и садитесь, всадники, и становитесь в шлемах; точите копья, облекайтесь в брони»{16}, и далее: «наведите коней как страшную саранчу»{17}.

Подлежащий вопрос освещается еще с другой стороны угрозой Самуила иудейскому народу, когда тот просил себе царя: «Сыновей ваших Он возьмет и приставит их к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и будут они бегать перед колесницами его»{18}.

Из этих слов, как кажется, можно с достаточным основанием заключить, что служба при колесницах и в коннице особенно была страшна и ненавистна евреям.

Есть еще одно объяснение, более естественное, что касается, по крайней мере, отсутствия колесниц, и это именно то, что во времена Саула (в 1055—1033 гг. до н. э.) во всем Израильском царстве не было ни одного кузнеца, «потому что филистимляне опасались, чтобы евреи не сделали меча или копья, и должны были ходить все израильтяне к филистимлянам оттачивать свои сошники, и свои заступы, и свои топоры, и свои кирки»{19}. [37]

Последствием этого было то, что во всем народе, за исключением Саула и его сына, ни у кого не было настоящего оружия{20}.

Конечно, при подобных обстоятельствах еще труднее было завести колесницы, и от этого только один шаг к мысли препятствовать соседним народам обзаводиться лошадьми.

Как бы там ни было, но установлен факт, что у иудеев не было ни колесниц, ни всадников и, кажется, даже и лошадей до Давида (1033—993 гг. до н. э.). Верный старому завету, царь этот приводил в негодность все колесницы и лошадей, которых он отнимал у неприятеля{21}; он оставил только 100 колесниц, но и те, по-видимому, не для пользования ими, а как знак победы{22}.

Колесницы и всадники введены для военных целей впервые у иудеев Авессаломом и Адонием во время их восстания в конце царствования Давида{23}.

При Соломоне (993—953 до н. э.) было заведено много колесниц и многочисленная кавалерия, так что у него наконец было 1400 колесниц с 4000 лошадей и 12 000 всадников, которые он «разместил по колесничным городам и при царе в Иерусалиме»{24}.

Лошади и колесницы в большинстве приобретались из Египта{25}, и платилось за лошадь по 150, за колесницу — 600 Серебреников, так же, как у царей хетейских и сирийских{26}.

Из этого можно бы заключить, что Соломон вышеуказанный закон преступил, если не принять, что ему была дана особая привилегия для увеличения славы и блеска его государства, тем более что он, по-видимому, обладал таким большим количеством колесниц и лошадей уже в то время, когда он еще был угоден Бог{27}.

По крайней мере нет нигде указаний, чтобы заведение Соломоном колесниц и всадников было не одобрено.

При преемниках Соломона конница и служба колесниц опять пришли в упадок, и опять замечается размышление религиозного характера, так что, например, на существование или отсутствие [38] лошадей и колесниц можно почти с достоверностью смотреть как на признак того, отворачивались ли цари иудейские и израильские от Бога или жили по Его законам.

В общем, кажется, что колесницы удержались тверже, чем конница, хотя следы этой последней кое-где еще попадаются. Колесниц мы более касаться не будем{28} и укажем только на те места, где идет речь о всадниках после Соломона. При осаде Самарии сирийцами царь израильский облокачивался на руку всадника{29}; когда Ииуй восстал по наущению пророка Елисея против царей Иорама иудейского и Охозия израильского (в 843 г. до н. э.){30}, то Иорам выслал на рекогносцировку двух всадников{31}.

В царствование Иоахаза Израильского (815—798) осталось войска после войны с Сирией только 50 всадников, 10 колесниц и 10000 пехоты{32}.

Царь ассирийский Сенахирим предлагал царю Езекию иудейскому (728—697) 2000 коней, чтобы тот достал себе на них всадников{33}, но Езекия этого не принял и предпочел союз с Египтом.

Более определенно выступает религиозная сторона вопроса, когда Бог обещает Иуде ему помочь, но «ни луком, ни мечом, ни войною, ни конями и всадниками»{34}, и потом в совете Израилю обратиться к Богу, а не садиться на коня{35}.

При возвращении из вавилонского пленения евреи в числе около 50 000 привели между прочим скотом 736 коней{36}.

В заключение следует упомянуть об интересном факте (опять противоречащем указанным неоднократно религиозным предрассудкам или взглядам евреев), что у Маккавеев, всегда стоявших за старую неизменную веру Иеговы, несомненно, пользовались конницей, хотя и в тесных рамках, а именно Симон Маккавейский [39] (142—135 гг. до н. э.) «избрал из страны 20 000 воинов и всадников»{37} и поставил в боевом порядке конных среди пеших{38}.

При Иуде Маккавее были тоже, как кажется, всадники между иудеями (160 г. до н. э.), но это место не совсем ясно{39}.

IV. Кавалерия у греков

Кавалерия у греков была вначале не очень многочисленна, потому что их страна, за исключением Фессалии, была бедна лошадьми. Вследствие этого верхом могли служить только люди, имевшие большое состояние и которые могли купить и содержать лошадь на собственные средства; благодаря этому всадники и служба их были в особенном почете и действительно они составляли во многих греческих государствах второе сословие в общественной иерархии. Это отношение изменилось впоследствии, когда богатые граждане сами перестали служить, а ставили за себя наемников. Тогда упало значение и видное положение конницы.

Из всех греческих народов фессалийцы слыли за лучших кавалеристов, и они же были, несомненно, первыми всадниками. Их лошади были признаны оракулом за лучших, а их конница пользовалась повсюду высшим почетом и заслуженной славой.

Спартанцы, как большинство пелопоннесских народов, почти не имели конницы; только по окончании Мессенской войны (680 г. до н. э.), стали ее заводить, а впоследствии государство само нанимало искусных учителей езды для обучения юношей.

Однако спартанская кавалерия никогда не стояла особенно высоко и даже, кажется, по временам совсем переводилась, так как 250 лет спустя упоминается как о необычайной мере о наборе 400 всадников и лучников Фукидида на восьмой год Пелопоннесской войны (424 г. до н. э.) после неудачи у Сфактерии и потери Киферы. Царь Агезилай увеличил спартанскую кавалерию тем, что, согласно Плутарху, он (в 395 г. до н. э.) разрешил богатым [40] гражданам откупаться от службы поставкой взамен себя всадника с лошадью.

Спартанская кавалерия делилась на две части: одна состояла из 300 отборных юношей или рыцарей, которые окружали царя в качестве телохранителей и, по обстоятельствам, служили пешком или верхом; другую составляли скириты (племя аркадийского происхождения{40}), которые назначались для прикрытия флангов. Делились они на уламы (ούλμός) по 50 человек, построенные квадратом, по словам Гезихия, Плутарха и прочих. Это построение было заведено еще при Ликурге.

У афинян вся кавалерия состояла первоначально из 96 человек, причем каждая из 48 навкрарий, на которые делился народ, выставляла по 2 человека. После победы над Ксерксом число всадников увеличилось до 300, а позднее до 1200 и столько их было при начале Пелопоннесской войны. Кавалерия была организована на основании законов Солона из граждан первых двух классов, которые первоначально должны были служить лично, впоследствии же поставляли за себя лошадей и людей. Особенно высоко стояла афинская кавалерия незадолго до потери самостоятельности при Ификрате.

У фиванцев, по-видимому, конница с самого начала была в большом почете. Во время Пелопоннесской войны фиванцы похвалялись тем, что они выставили такое количество кавалерии, как ни одно союзное государство, а при Эпаминонде этот род оружия получил решающее значение.

Греческая кавалерия распалась впоследствии на несколько видов согласно вооружению. Прежде всего она делилась на тяжелую, или латников, и легкую, без панцирей.

1. У латников (катафракты) человек и конь были защищены предохранительным вооружением с головы до ног; всадники имели панцири чешуйчатые, войлочные или роговые или только набедренники. У лошадей были прикрыты ребра и голова.

2. Не покрытые панцирем (афракты) делились на копейщиков и стрелков. [41]

а) Копейщики назначались для ближнего боя; они стремительно атаковали врага с опущенными копьями, и поэтому их некоторые называли ударяющими, или систрофами. По длине копий, которыми они были вооружены, они делились на три рода: доратофоров, контофоров (или ксестофоров) и лонхофоров; был еще четвертый вид, называвшийся щитоносцами, или тиресфорами; они имели кроме копья еще длинный щит.

б) Стрелки (акроболисты) предназначались вообще для дальнего боя и соответственно были вооружены. Их оружие состояло частью из дротиков, частью из луков и стрел, и сообразно этому они делились на два вида — тарентинцев и лучников. Тарентинцы имели короткие дротики, которыми они пользовались двояко, и поэтому опять подразделялись на два вида; в то время как одни так называемые метатели копий, или гиппаконисты, исключительно действовали издалека, постоянно окружали врага и забрасывали его дротиками, другие, собственно, тарентинцы, называемые также елафри, или быстрые, бросив в неприятеля свои дротики, нападали на него еще с копьем или мечом (спата) в руках. Мы уже упоминали выше еще об одном виде тарентинцев — амфиппах, которые имели по две лошади и перескакивали в бою с уставшей или раненой на свежую.

Конные стрелки (гиппотоксаты) действовали преимущественно луком и стрелами. Некоторые называли их также скифами, но это имя, также как название тарентинцев, вовсе не относилось всегда к их национальности. Впоследствии появляются лучники в панцирях.

3. Димахи, или двоеборцы, были введены Александром Македонским, о чем ниже будет упомянуто подробнее. Здесь скажем только, что они предназначались для действий верхом и пешком и от этого получили свое имя. Соответственно назначению они были вооружены несколько тяжелее, нежели обыкновенные легкие всадники, но не так тяжело, как пехота. Они имели при себе прислугу, которая должна была держать лошадей, когда димахи спешивались для пешего боя.

Тактическое деление греческой, а по ее образцу и македонской конницы было тесно связано с делением фаланги тяжеловооруженной пехоты, а потому необходимо напомнить организацию фаланги.

Греческо-македонская фаланга имела в глубину 16 шеренг, одна от другой на 3 фута.

По фронту было 256 человек: 1 ряд (16 человек в глубину) назывался ротой (лохос); 2 роты (32 человека) — дилохия; 4 роты — [42] (64 человека) — тетрархия; 8 рот (128 человек) — таксис, или таксиархия; 16 рот — синтагма, или ксенагия (256 человек); 32 роты — пентакозиархия, у спартанцев мория — (512 человек); 64 роты — хилиархия (1024 человека); 128 рот — иерархия, или телос — (2048 человек) и наконец 256 рот из 4096 человек составляли обыкновенную фалангу, или стратегию.

Больше этого не ставили без интервалов, но соединяли две фаланги (8192 человека) в дифалангархию (также мерос, или крыло), а 4 фаланги (16 384 человека) в тетрафалангархию.

За фалангой тяжеловооруженной пехоты, или гоплитов, ставили (в позднейшее время) вторую линию легковооруженных пелтастов, глубиною в 8 шеренг, но с таким же делением по фронту, как и в фаланге. Тетрафалангархии гоплитов соответствовала эпитагма пелтастов из 8192 человек, и она делилась на 2 стифоса, 4 эпиксенагии, соответствовавшие фалангам, 8 систремм, 16 ксеннагий; 32 псилагии, 64 гекатонтархии, 128 пентеконтархий и 256 систазисов (соответствовавших тетрархии) по 32 человека, т.е. 4 роты.

При каждой тетрафалангархии гоплитов состояла эпитагма конницы из 4096 коней в 4 шеренги; эпитагма делилась на тех же основаниях, и наименьшую единицу составляла ила в 64 лошади, которая соответствовала синтагме гоплитов и пентеконтархий пелтастов.

Кроме пелтастов (названных так по щиту) фаланге придавались еще легковооруженные — псилиты, состоявшие из лучников (ток-соты), метатели копий (аконтисты) и пращники (сфендонеты). Эти, однако, по-видимому, не имели такой организации, а скорее представляли иррегулярные войска, что и было вполне естественно, так как они могли действовать своим оружием только в рассыпном строю. Как было сказано выше, правильно организованной пехоте и кавалерии придавались колесницы и слоны с аналогичным делением, т.е. 64 штуки соответствовали фаланге, к полной же тетрафалангархии принадлежали 256 колесниц и 256 слонов.

Надо, однако, заметить, что собственно греки древних времен едва ли могли выставить более одной фаланги, четверная получила применение только у македонян. Точно так же вышеприведенная организация кавалерии с тактическим делением вне зависимости от национальности выработалась постепенно при Александре Македонском, а достигла полного развития, в особенности в наименованиях частей, уже после него. Точно так же следует, по-видимому, [43] отнести к эпохе после Александра всю комбинацию со слонами и колесницами. Но что эта комбинация не есть теоретическая шалость тактических писателей тех времен, как это можно было бы думать, то это видно из того, что названия и места начальников отрядов колесниц и слонов часто встречаются у исторических писателей той эпохи и в Библии. В Библии мы встречаем положительный пример подобного непосредственного соединения различных родов оружия (хотя и не в том отношении между собой, как только что приведено), а именно в войне Маккавеев против сирийцев. Эти последние в сражении при Бетсахаре в 106 г. до н. э. разделили слонов по отрядам, «так что к каждому слону было придано по 1000 человек пеших в железных шлемах и панцирях и 500 лошадей. Эти отряды смотрели на слона и не отходили от него, а куда его направляли, туда и они должны были идти».

V. Кавалерия Александра Македонского

У македонян, как и у греков, главная сила войска была в тяжеловооруженной пехоте, и она была более способна и обучена именно для службы в фаланге со времени Филиппа. Кавалерию вначале менее ценили и набирали из союзных вспомогательных войск, особенно из Фессалии и Фракии. Между тем, по-видимому, уже Филипп начал формировать национальную македонскую конницу, для которой выбирал юношей из лучших семейств государства; их называли гетерами, т.е. друзьями, товарищами, и эта конница поэтому вначале имела характер почетной гвардии. Слово «гетеры» вообще обозначало македонцев в отличие от иностранцев, выражало то доверие, которым их дарил царь, и указывало на положение, которое они занимали в войске. Были также и пешие гетеры, или пезетеры.

Когда Александр Великий вступил на престол, он прежде всего приложил особенные старания к усилению и увеличению кавалерии. Вообще Александр был из первых в истории, который правильно определил цену и значение этого рода оружия, соответственно им пользовался и благодаря ему одерживал самые решительные успехи. При Александре македонская кавалерия состояла частью из македонцев, частью из наемных греков, частью из вспомогательных контингентов союзных народов. [44]

1. Собственно македонская конница, представлявшая ядро и лучшую часть этого рода оружия, состояла из телохранителей в тесном смысле и гетеров.

а) Телохранители, или тробаиты верхом (σωμαζοφύλαχες), были почетнейшей частью войска и ближайшей свитой царя. Это были его лучшие друзья, служившие непосредственно при его особе. Таким образом, они были не столько солдатами, сколько придворными, как оно и видно из их числа — их было сначала шесть, потом семь и наконец восемь. По-видимому, телохранители были учреждены при Филиппе, по крайней мере о них упоминается у Арриана как о храбрых воинах в бою уже с самого начала царствования Александра.

б) Гетеры (εταίροι) составляли привилегированное войско — что-то вроде современной гвардейской кавалерии, которая комплектовалась отдельными эскадронами по городам или провинциям. По словам Арриана, таких эскадронов, или ил, вначале было 4, из коих одна, как особенно выдающаяся, называлась королевской (ίλη βασιλιχή), или агемой (άγημα), остальные же обыкновенно носили имя их начальников — илархов, изредка города или провинции, как, например, аполлонская под начальством Сократа, антемузская — Перида и лагейская — Пандордама.

Общая численность гетеров, по Диодору и Курциусу, доходила при начале действий против Персии до 1500—1800 человек,т.е. примерно по 375—450 человек на каждый эскадрон. Весь корпус был подчинен Филотосу.

В позднейшее время вскоре каждый эскадрон был, по-видимому, разделен на две части, за которыми были оставлены старые наименования, так что всего было 8 ил. Из них одна называлась только агемой, другая королевской, а остальные по-старому иногда назывались по провинциям, а чаще по имени начальника. Первые две илы, как отборные, занимали почетное место на правом или левом крыле. Как кажется, одновременно большие отряды, составленные каждый из 2 ил, стали называться гитархиями, которых, следовательно, было 4. Однако это обозначение вначале не всегда выражало величину частей, так как и у Арриана и Диодора иногда небольшие части называются гиппархиями; только позднее это разделение окончательно утвердилось. Силу гиппархий следует, по-видимому, принимать в 500 человек, а эскадрона — в 250, принимая в соображение, что общее число конных гетеров у Гидраорта было 1700 человек, после утомительных маршей и [45] потерь, а также что в Пазаргадах Александр при выборе ветеранов оставил только 2000 всадников. Впрочем, после битвы при Арбеллах каждая ила была разделена на 2 лохоса; этого деления раньше не существовало. Кажется, позднее появилась еще промежуточная единица — центурия, или гекатостис. После так называемой измены и казни Филотоса Александр разделил весь отряд (таксис) гетеров на отделения под начальством Гефестиона и Элиты, потому что он считал опасным оставлять в руках одного лица начальство над этим многочисленным корпусом, который составлял по значению и храбрости ядро всей кавалерии. Эти отделения были названы хилиархиями, что выражало их приблизительную численность.

Таким образом, в последние годы царствования Александра гетеры составляли корпус около 2 тысяч человек в следующей организации: 1 таксис из 2 хилиархий, 4 гиппархий, 8 ил, 16 гекатостисов и 32 лохосов по 62 лошади в каждом. В этой организации можно узнать, хотя и под другими названиями, вышеупомянутое разделение конницы двойной фаланги.

Когда Александр по возвращении из индийского похода задумал слияние народа и войска македонского и персидского, он из последнего зачислил в гетеры некоторое количество юношей, отличавшихся родом, красотой сложения или другими качествами, и вследствие этого образовалась 5-я гиппархия. Она хотя и не состояла вся из варваров, но тем не менее таковые были в корпусе гетеров. Даже в агему были поставлены 9 значительных персов из так называемых гомотитов{41}.

Кроме того, была организована собственная персидская конница гетеров и в ней вторая царская агема. До того в рядах гетеров служили только представители лучших родов македонян и очень немногие из греков других племен.

Вооружение гетеров составляли главным образом короткие копья из боярышника, часть же начальников имела еще мечи, но ими пользовались только в крайности и предпочитали мечу даже сломанное копье. Предохранительное вооружение составляли металлические шлемы и латы из бронзы, железа или другого закаленного [46] металла или панцири из металлических чешуек, кольчуги или сплетенные шнуры (bilices, trilices), кроме того, наручники, щиты, а у предводителей еще стальные нашейники и кушаки; у лошадей были закрыты голова и грудь.

В сражении при Иссе упоминается еще о других македонских всадниках и, вероятно, тех 300, которые прибыли с первым подкреплением и еще не были зачислены в гетеры, как это, по-видимому, обыкновенно делалось.

2. Иноземная конница в македонском войске первоначально состояла из фракийцев из Беотии и Амфиполиса под начальством Гераклида Сопола; они в бою сначала бросали стрелы, а потом шли в атаку.

К началу же персидской войны, по словам Диодора, кроме собственно македонцев было 1500 (по Курциусу — 1800) фессалийских, 600 греческих, 900 легких фракийских и пэонских всадников.

а) Фессалийские всадники, из которых наиболее многочисленными и храбрыми были фарсальцы, составляли вместе с македонцами тяжелую, или линейную, кавалерию; на македонцев и фессалийцев смотрели как на ядро кавалерии. Фессалийские всадники, подобно гетерам, комплектовались из лучших родов Фессалии, которые были вполне преданы властителям Македонии и служили отлично в коннице, соперничая с гетерами и имея с ними, как кажется, и одинаковую организацию.

После сражения при Арбеллах и завоевания Персидского царства они были отпущены домой, так что не принимали участия в походе в Индию.

Однако лошади их были оставлены при армии.

б) Греки. Когда греческие государства, еще при Филиппе, решили принять участие в национальной войне против Персии, они обязались, по словам Курция и Юстина, поставить вспомогательный корпус в 200 000 человек пехоты и 15 000 всадников. Однако со смертью Филиппа они отказались от своего слова, и часть их даже открыто восстала против Александра. После подавления мятежа можно было присоединить к македонскому войску только весьма сокращенный контингент греков, и в нем было лишь 600 всадников. Эти всадники назывались союзной конницей (σύμμαχοι ίππεις) и состояли из пелопоннессцев, ахейцев, фтиото, маливезуев, локрийцев и фокейцев. Они не были наемниками и были отпущены домой из Экбатаны по окончании собственно персидской войны. [47]

Кроме того, после взятия Галикарнасса Александр послал Элеандра в Пелопоннес, снабдив его большими суммами денег для найма пехотинцев и всадников.

Таких наемщиков присоединилось к войску 4000 в Сидоне, а позднее за ними последовали и другие.

Таким образом, рядом с союзной греческой конницей образовалась еще другая из наемников (μισθοφόροι ίππεις), которая частью осталась в гарнизонах в завоеванных областях, частью же приняла участие в индийском походе.

Обе греческие кавалерии — союзная и наемная были регулярными и имели устройство и организацию подобно македонской и фессалийской конницам.

в) Фракийцы и пэонийцы составляли легкую конницу в македонском войске и потому высылались в авангард. Специально для этой цели была назначена часть фракийских всадников, которые были вооружены длинными копьями и поэтому назывались копьеносцами (σαρισσοφόροι), или же, сообразно различным назначениям, — передовыми всадниками, передовыми бойцами, разведчиками (πρόδρομοι), или всадниками передового отряда (πρόδρομοι ίππεις).

По словам Арриана, их было 4 илы, но кроме них были еще фракийские всадники.

Пэонийцы, о которых часто упоминается вместе с этими разведчиками, не принадлежали к ним, по-видимому, постоянно, а еще менее того одризийцы, тоже легкая кавалерия фракийцев.

Впрочем, надо заметить, что после вступления Александра в Экбатану об этих легких войсках больше не упоминается, вероятно, потому, что они стали лишними вследствие сформирования конных метателей стрел, лучников и прибавления к войску многочисленных иррегулярных конных частей.

г) Прочие вспомогательные контингенты. С завоеванием Персии многие ей подвластные или платившие ей дань племена перешли под власть Македонии, и потому в войске Александра появились всадники: арахозские или паропамизские, бактерийские, согдианские, скифские, дрангийские, арийские и парфянские, а по временам даже и индийские.

Эти всадники составляли в большинстве иррегулярные части; но принадлежавшие к настоящим подданным, как арахосийцы, бактрийцы, согдиане, дрангийцы, арийцы и парфяне, и называемые [48] персами еваки, были обращены впоследствии в регулярную кавалерию.

Сотню фальшивых амазонок, которых индийский сатрап выдавал за настоящих, вооружив как всадников, снабдив их только топорами вместо пик и щитами меньших размеров, чем обыкновенные, и привел к Александру; этот последний тотчас отпустил их к их королеве.

3. Вновь сформированные Александром Македонским части были: конные метатели стрел, конные лучники и димахи.

а) Конные метатели стрел, или агрианские всадники (ίππαχονγισγαί), комплектовались агрианами, народом фракийского, или паннонского, происхождения, составлявшими особый легкий пеший отряд, действовавший метательными копьями или стрелами. Под именем агрианских всадников они встречаются впервые в сражении при Арбеллах, где они спасли Александра от большой опасности смелым ударом на нападавших с тылу персов. Обыкновенное же название их «конные метатели стрел», под каким они впоследствии часто и встречаются.

б) Конные лучники (ίπποτοξόται) были, по-видимому, организованы немного позднее, в 329 г., вероятно, по образцу подобных же всадников персидских, особенно дахов, и надо думать, из них и сформированы. Они встречаются числом в 1000 человек в первый раз при форсировании Сузских дефиле на границе собственно Персии.

в) Димахи, или двоеборцы (διμάχοα), были сформированы приблизительно в то же время. При преследовании Бесса, уводившего плененного им Дария, в окрестностях Ктезифона (нынешний Кахан) Александр посадил верхом вместо 500 всадников столько же самых храбрых пехотинцев с их своеобразным вооружением и снаряжением.

Впоследствии эта чисто временная мера была применена еще раз во время похода в Индию, когда было посажено 800 пехотинцев. Таким образом, из этих случайно конных пехотинцев постепенно образовался новый род оружия, который мог действовать в духе позднейших драгун, в тяжелом вооружении, верхом или пешком, сообразно местности и обстановке. Для пешего боя каждого димаха сопровождал слуга для держания лошади, так что спешившийся всадник тотчас был готов к бою.

Вооружение димахов первоначально было то же, что и тяжелой пехоты, впоследствии же немного облегчено, так что заняло [49] среднее место между вооружением тяжелой пехоты и конницы.

Как видно из вышеизложенного, организация кавалерии Александра основывалась вначале на принципе национальности, так что каждое племя выставляло свой конный отряд под начальством своих вождей. Рядом с этим, однако, ясно выступает деление на тяжелую и легкую кавалерию и димахов, и к этим еще прибавились иррегулярные вспомогательные войска подвластных азиатских народов.

Тяжелая, или линейная, конница состояла вначале, не считая немногих телохранителей, исключительно из гетеров, к которым впоследствии присоединились фессалийские и греческие всадники, частью в качестве свободных союзников, частью как наемники.

Легкая кавалерия состояла первоначально из фракийцев, пэонийцев и одризийцев, а затем их место заступили метатели копий и лучники.

Димахи были все македонцы и выбраны из фаланги.

Все эти войска имели приблизительно ту же организацию, особенно же тяжелая конница, которая вся была одинаково вооружена, и отдельные части ее отличались только национальностью. Эту разницу Александр тоже уничтожил, когда он по окончании персидской войны и завоевания Вавилона во время своего долгого пребывания в провинции Сатрапене назначал предводителей во всей коннице не по национальности, а по своему усмотрению. Этим изменением, а также упомянутым выше постепенным развитием тактического разделения у гетеров приобретались все данные, которые повели позднее к организации кавалерии в тесном соединении с фалангой тяжелой пехоты. Применение конницы Александр поставил так же высоко, как и ее организацию.

Поставленная на одном, чаще же на обоих крыльях, предводительствуемая самим Александром и его ближайшими друзьями, действуя в целесообразном взаимодействии с пехотой, она в большинстве случаев решала бой.

Подобным же образом и одинаково успешно исполняла она на походе роль авангарда, отчасти вместе с легкой пехотой. Не менее образцово она действовала при преследовании, а именно после сражения при Арбеллах и затем при преследовании Дария, когда он был пленен изменником Бессом. При этом Александр сделал в 11 дней 33 000 стадий (80 миль) большей частью по горам, под конец шел днем и ночью, на протяжении 500 стадий (12 миль), но [50] зато настиг уже убитого Дария всего с половиной всадников, по Плутарху же с 60 из бывших у него 6000.

При другом случае Александр прошел тоже 1500 стадий (36 миль) в 3 дня.

После сражения при Арбеллах он преследовал персов прямо с поля сражения на протяжении 600 стадий (более 14 миль), но при этом потерял 100 человек и 1000 лошадей. Вообще эти усиленные переходы стоили многих коней, так как на дурных каменистых дорогах Кавказа (Паропамиза) очень страдали неподкованные копыта, так что Александру пришлось сильно ремонтировать свою конницу на берегах Оксуса, где это и было ему всего удобнее сделать. Остается сказать еще несколько слов об общей численности кавалерии и ее отношении к пехоте. При Фивах у Александра было 30 000 пехоты, 3000 всадников (т.е. 1/10)- при начале войны с Персией на 30 000—43 000 пехоты (по разным источникам), 4000—5000 конницы (т.е. 1/8 — 1/6); при Арбеллах и Гаугамеле 7000 всадников на 40 000 пехоты (т.е. 1/6); при возвращении же с Гисдаспа 15 000 всадников на 120000 пехоты (т .е.1/8), но из них он не привел и 1/4 обратно в Персию.

Когда же, наконец, Александр выделил в Пасаргаде старейших македонян для отправления их на родину, он оставил всего 13 000 пехотинцев и 2 000 всадников, т.е. как раз сколько нужно было для образования двойной фаланги гоплитов с пелтастами и всадниками.

VI. Конница в консульской армии

Чтобы понять способ постановки кавалерии в римском войске, надо ознакомиться хотя бы в общих чертах с его боевым порядком.

Во время республики консульское войско обыкновенно состояло из 4 легионов — 2 римских в центре и 2 союзных на флангах{42}. [51]

В каждом легионе было, не считая легких войск, 30 (вначале 45) манипул пехоты, которые строились (сообразно главным родам пехоты — гастаты, принципы и триарии) в 3 линии по 10 (прежде по 12) манипул в каждой, на полных интервалах, обыкновенно в шахматном порядке. Манипулы первых двух линий (гастаты и принципы) были при нормальной численности легиона в 3000 человек, силой в 120 человек (12 по фронту, 10 в глубину); манипулы триариев, называемые также пили, имели по 60 человек — 12 по фронту и 5 в глубину. Сверх того 1200 легковооруженных, или велитов, которые ставились частью перед фронтом, частью в интервалах между линиями и манипулами.

Таким образом, полный состав легиона был 4200 человек пехоты, иногда же он увеличивался, но только в численности гастатов, принципов и велитов, число же триариев оставалось неизменным.

Три стоявшие одно позади другого отделения гастатов, принципов и триариев с соответственным числом велитов составляли когорту, которая, однако, первоначально представляла единицу административную, а не тактическую.

Таковою она сделалась только при Цезаре, прежние же когорты Мария составлялись из двух рядом стоящих манипул того же рода в каждой линии.

Поэтому при Марии еще сохранилось старое различие трех родов тяжелой пехоты в легионе, тогда как при Цезаре оно мало-помалу исчезло.

Конница консульской армии из 4 легионов состояла обыкновенно из 10 турм (300 коней) при каждом римском легионе и 15 турм (600 коней) при союзном, т.е. всего 50 турм в 1800 коней. Размещение ее в боевом порядке было следующее.

На правом фланге легионов стояла римская кавалерия в 20 тур-мах по 30 коней в турме, на левом фланге главная масса союзной кавалерии — 20 турм по 40 коней; восемь лучших турм союзной конницы (extraordinarii sociorum) стояли рядом с римской на крайнем правом фланге, две же отборные турмы (ablecti sociorum) союзной же с 1/2 когорты старых испытанных, добровольно вновь поступивших на службу воинов, составляя охрану главнокомандующего, стояли в середине боевого порядка, между второй и третьей [52] линиями. Впрочем, и в союзной пехоте также выбиралась 1/5 часть (extraordinarii pedites), которая ставилась в 2 отделениях по 2 когорты в каждом, в 3-й линии на флангах римских триариев между ними и союзными войсками.

VII. Римская кавалерия при последних императорах

В позднейшие времена Римской империи всадники составляли отдельный корпус, тогда как сначала они были распределены по легионам и даже по когортам.

Таким образом, при разделении империи на Западную и Восточную в первой все конные части были под начальством особого своего полководца comes и magister eguitum praesentalis, во второй же они были распределены между 5 magistri militum, но тем не менее не имели никакого отношения к легионам.

Основной единицей в то время была vexillatio (штандарт, или корнет), сила которой не была везде одинакова, доходила иногда до 500 человек, в среднем же можно принять в 200 человек. Подразделениями ее или вообще меньшими частями были: alae, или крылья, cunei, или клины, turmae — эскадроны, numeri — отделения и ordines — ряды.

Об организации и силе этих частей ничего точно неизвестно; сила их была очень различна, но в среднем можно ее принять в 100 человек.

Vexinationes были, сообразно с общим разделением войск, частью палатинские, частью комитатские.

Первые считались выше и получили название от palatium, резиденции императора, вторые же от comes, что тогда означало графа или высшего военачальника, или от comitatus, потому что они принадлежали к комитату, или свите императора.

Кроме этого общего разделения конных частей были еще другие, отличавшие всадников по званиям — comites, eguites promoti и простые eguites; по вооружению — cataphractarii (латники), clibanarii (панцирники), armigeri armaturarum eguites — вооруженные, scutarii (щитоносцы — тоже закованные в броню), cetrati — названные так по их короткому щиту, подобному тому, который имели африканцы и испанцы, segittarii, или лучники. [53]

	Число Vexill		Различные роты конных частей
			Cataphract		Clibanarii				Sagittarii		Armigeri	Scutarii	Cetrati	Прочих
	Пала-тинс	Коми-татс	Comi-tes	Equi-tes	Comi-tes	Eq. Pro-moti	Equi-tes	Eq. Sag. Clib	Comi-tes	Equi-tes				Comi-tes	Eq. Pro-moti	Equi-tes	Drome-darii
											Equites
В Восточной Римской империи
Под началом 1-го Magister mili turn praesentalis	5				1				1					1	1	1
	—	7	—	1	—	—	1	—	—	—	1	1	—	—	1	2	—
Под началом 2-го Magister militum praesentalis	6						1		1					1		3
	—	6	—	2	—	—	1	—	—	—	—	2	—	—	—	1	—
Под началом Mag. milit per Orientem	—	10	1	——	—	1	1	—	—	i	1	1	—	—	—	4	—
Кроме того, 1 Cuneus Clibanarii и 2 отдел. Equites под началом Mag. mil. per Thracias	3													2		1
Под началом Mag. mil. per Illyricum	—	2	—	—	—	—	—	—	—	1	——	—	—	——	—	1	—
	14	—	—	—	1	—	1	—	2	—	—	—	—	4	1	5	—
	—	29	1	4	—	1	3	—	—		4	2	4	—	—	9	—
Всего	14	29	1	4	1	1	4	—	2	4	2	4	—	4	2	14	—
Местные войска, подчиненные пограничным графам и герцогам: 3 Alae, 5 Cunei, 58 Turmae										22		8			15	21
Войска мелких наименований: 66 Alае				1												61	4
В Западной Римской империи
Под началом Comes и Mag. equit. praesent	9	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	2	1	6	—
	—	32	—	—	—	—	—	i	—	9	3	2	2	1	2	12	—
Всего	9	32	—	—	—	—	—	i	—	9	3	2	2	3	3	18	—
Местные войска под начальств. пограничных графов и герцогов:
4 Vexillationes	—	4	—	1	—	—	—	—	—	—	—	2	—	—	—	1	—
23 Alae, 14 Cunei, 34 Turmae, 3 Ordines	—	—	—	1	—	—	—	—	—	—	9	2	—	—	3	53	—

[54]

Кроме того, каждая отдельная часть имела свое название — или по народу или провинции, откуда она комплектовалась или где была расположена, или по имени императора, ее сформировавшего, или по какому-либо почетному или особому качеству, как, например alites, felices, feroces.

Если две части носили то же название, то они назывались по старшинству сформирования или seniores и juniores или по порядку нумерации — primi, secondi и т. д.

Согласно Notitia, т.е. в конце IV столетия н. э., общее число vexillationes доходило до 84, из которых 43 стояли на востоке и 41 на западе; силу их круглым числом надо считать 17 000 человек.

Часть этих войск была назначена для занятия различных границ государства и подчинена пограничным графам и герцогам.

Эти вожди имели сверх того еще другие, собственные войска, которые можно считать как бы местными. Число их было: в Восточной Римской империи — 3 alae, 5 cunei, 58 turmae — всего около 6500 всадников.

В Западной — 4 vexillationes, 23 alae, 14 cunei, 34 turmae, 3 ordines, всего около 9200 всадников.

Кроме того, в Восточной империи были еще войска, не внесенные в основное расписание всех частей, так как таковое сделалось бы слишком большим, при постоянно возраставшей величине империи; эти войска были включены в другое, меньшее расписание. Сила их доходила до 66 alae, т.е. приблизительно 8400 всадников (2 alae были в 1000 человек каждая), наименование этих меньших частей было в общем то же, что и vexillationes. Таким образом, численность всех конных частей доходила до 41000 человек: 23 000 в Восточной империи и 17 500 в Западной. Распределение их видно из приложенной таблицы.

Кроме того, как в Восточной, так и в Западной империи было по одной schola в 400 человек каждая из domestici eguites — нечто вроде телохранителей для непосредственной службы во дворцах.

VIII. Военное искусство славян и русских и конница их

Из славян раньше всех упоминается в истории о южных — дунайских, потому что они сталкивались с византийцами. Вначале в основании их военного устройства лежала общеобязательная [55] военная повинность, по племенам, под начальством своих старшин, или жупанов, позднее же отдельные племена стали заключать между собой союзы с военными целями, и тогда постепенно военное устройство стало принимать более определенные формы по образцу византийцев.

У западных славян военное устройство развивалось первоначально на тех же основаниях, но с более монархическим направлением, быстрее и успешнее. Оно ранее вылилось в форму дружин{43} или военных товариществ и вместе с тем вследствие столкновений с немцами стало приближаться к феодально-рыцарскому образцу военного устройства Западной Европы. Еще резче проявляется монархический принцип у болгарских славян, тогда как у северо-восточных племен, которые были дальше всех от тогдашнего цивилизованного мира, первоначальные формы сохранились в общественной жизни и военном устройстве дольше, чем у других. Вообще славяне, согласно всем источникам, уже тогда считались храбрыми воинами. Собственной конницы у них не было, а в [56] случае нужды набирали ее из угров и печенегов. Вооружение состояло из мечей, дротиков, луков с отравленными стрелами и больших щитов. Одежда из широких рубах и штанов, а через плечо носили звериные шкуры.

Призванные из-за моря варяги-руссы внесли в славянскую жизнь новый скандинавско-норманнский элемент, который оставался руководящим одновременно с продолжавшимся влиянием Византии в течение нескольких столетий. В военном устройстве система дружин была более распространена и развита. Дружины были трех родов: великокняжеские, княжеские (потомков Рюрика) и боярские.

В состав первых двух входили княжеские бояре, мечники, гридни, детские, отроки и тиуны (судьи), в боярских же были только мечники, отроки и тиуны. В случае нужды к дружинам присоединялось еще земское ополчение, и вместе они составляли войско, которое тогда называлось вой, а затем явилось и равнозначащее слово — полк.

Начальство над всем войском вел сам великий князь, затем следовали воеводы и потом прочие чины великокняжеской дружины.

Низшими начальниками были тысяцкие, сотники и десятники.

Вооружение было улучшено по норманнскому образцу и состояло из больших мечей, бердышей, длинных копий, дротиков и ножей. При этом носили большие щиты, кольчуги и шлемы с забралом и сеткой. В одежде византийское влияние постоянно усиливалось.

Собственная национальная конница появилась у русских только в конце X столетия, а потом была значительно усилена по образцу угорской, половецкой и печенежской.

Она была снаряжена совершенно как норманнская со сбруей, седлами и стременами, отчасти и со шпорами; вооружение было выше описано, главное же оружие составляли пики с разноцветными флюгелями (прапорцы), ножи носились за голенищем.

Во все время удельного периода (1054—1243) военное устройство не изменилось, т.е. войско каждого князя состояло из дружины и собиравшегося к ней земского ополчения.

Дружины частью пешие, частью же (все в возрастающем числе) конные, были главным образом двух видов: великокняжеские и поместных бояр; сверх того иногда были еще наемные или союзные войска. [57]

С конца XII столетия, великокняжеские дружины получают кое-где название двора (хотя их состав ни в чем не изменился), и соответственно этому состоящие в них чины, кроме бояр, получают название дворян.

Подобным же образом чины боярских дружин стали называться детьми боярскими; они составляли в военной иерархии третий класс, следовавший после бояр и дворян.

Что касается дружин из других народов, то первоначально их набирали из варягов, но со времени Ярослава I (1019) их больше не брали, а стали их заменять наемными или союзными дружинами печенегов, хозар, торков, половцев, угров, черных клобуков, бродников и т. д. Набор земского ополчения не распространялся вообще на города, которые обыкновенно поставляли лошадей для конницы. [58]

Конница в это время, значительно увеличенная в числе по образцу татарской, была, как и эта, вооружена саблями и кинжалами, частью также пиками и луками; предохранительное вооружение состояло по-прежнему из кольчуг и шлемов, но вследствие дороговизны было доступно только богатым и знатным. Разделенные в продолжение удельного периода военные силы России стали собираться во время монгольского ига; особенно стала заметна централизация сил в великом княжестве Московском, начиная с Иоанна Калиты.

Естественным последствием этого были важные улучшения в военном устройстве, из которых важнейшее было значительное возрастание всех трех главных составных элементов войска: бояр, дворян и боярских детей и лучшая организация земского ополчения.

Впрочем, развитие русского военного устройства было обусловлено в это время главным образом двумя факторами: влиянием татарского элемента и появлением огнестрельного оружия в 1389 г. В XIV и XV столетиях войска состояли почти исключительно из кавалерии, так что пехота рядом с ней совершенно пропадала, и ее даже не вводили в расчет войсковых частей, а присчитывали только при случае. Даже названия «пехота» не существовало, так как пешие части армии, принадлежавшие скорее к обозу ее, назывались большей частью по обыкновенному способу передвижения «судовой ратью» и лишь изредка «пешей».

Первую и выдающуюся часть войска составляли лица великокняжеского Московского двора, который становился все могущественнее и блестяще благодаря притоку прежних удельных князей, татарских мурз, польских и литовских знатных лиц.

Ко двору принадлежали прежде всего бояре, составлявшие высший класс, а затем высшие придворные чины, составлявшие три непосредственно за боярами следовавшие класса придворной и военной иерархии. Пятый и шестой классы составляли дворяне и дети боярские — по своей многочисленности главная составная часть русского войска.

Около того же времени москвичи старались выделиться и занять особое, более высокое, положение сравнительно с остальными.

Войска не разделялись более на дружины, войсковые же части назывались: меньшие — сотнями, большие — полками.

Таковых было, по образцу татар, 5: передовой полк — авангард; большой полк — главные силы, полки правой и левой руки и сторожевой полк — резерв. [60]

Впоследствии прибавился еще эртоульный полк — конный отряд, действовавший впереди авангарда. Главное начальство имел сам великий князь или за него старший воевода, затем следовали воеводы, командовавшие двумя или тремя полками; потом темники (от слова «тьма» — 10 000), тысячники, сотники и десятники.

Одежда и вооружение были изменены преимущественно по татарскому, отчасти же по польскому образцу. От поляков перешли латы из легкого железа, и рядом с ними оставлены были в употреблении шлемы и щиты разных видов; оружие осталось почти то же, только татарские сабли вошли почти во всеобщее употребление. Из огнестрельного оружия прежде всего были приняты только пушки, но они вначале не имели заметного влияния на действия.

IX. Конницы польская и литовская

Военное устройство в Польше становится известным только с того времени, когда под влиянием неудачной борьбы западных славян с победно надвигающимся германизмом первоначальные формы уже претерпели значительные изменения и у славян, живших более к востоку.

Первоначально главную силу польского войска составляла кавалерия, как это можно заключить отчасти из способа ведения войны, отчасти из определенных показаний современных писателей. Конница вначале пополнялась дворянством, коего привилегией и единственной гражданской обязанностью была военная служба; дворяне обязаны были являться лично, в вооружении, с конем и приводить с собой всадников, число которых зависело от величины поместья. Главным оружием сначала были лук и стрелы. Пехота долгое время была в запущении, и только в XIV столетии опять стали обращать на нее некоторое внимание. Литовцы отделились от герульского племени в эпоху великого переселения народов, поселились в девственных лесах берегов Немана, и после того о них вновь упоминается в истории только в X веке.

Их военное устройство в это время было довольно первобытное; оружие и доспехи состояли из луков, закаленных в огне палок и деревянных седел; сабли попадались разве только у гетмана и у высших начальников. Вместо панциря они носили шкуры зубров, [61] оленей, медведей и волков. В XIV столетии в литовском войске было приблизительно одинаковое количество конницы и пехоты.

Конница была вооружена до XVI столетия отравленными дротиками и мачугами — пулями, прикрепленными к цепи и употреблявшимися для пробития неприятельских лат. Единственное предохранительное оружие состояло из маленького щита; тело прикрывали по-прежнему шкурами, голову — войлочной шапкой (неромки).

При великом князе Витольде литовская кавалерия была усилена поселившимися в стране татарами. Они образовали неизвестную в то время в Западной Европе легкую конницу, которая исполняла всю сторожевую и разведывательную службу на походе и на остановках, а в бою тревожила врага непрестанными нападениями.

После соединения Польши с Литвой при Ягелло (1386—1434), хотя в каждом из этих государств и сохранились свои особые формы и самостоятельное управление, но тем не менее военная организация их в общих чертах имела много сходного, имея в основании прежнее устройство. Так, например, служба в кавалерии как в Польше, так и в Литве пользовалась большим почетом. Как здесь, так и там кавалерия делилась на тяжелую и легкую; к первой принадлежали гусары и панцирные (в Литве петигорцы), ко второй казаки (в Литве татары). Кроме того, и в польском и в литовском войске были впоследствии комплектовавшиеся по набору конные части более регулярного устройства, обмундированные и вооруженные по немецкому образцу и называвшиеся рейтарскими и драгунскими.

Гусары комплектовались наиболее богатыми дворянами, имевшими до 50 000 ливров годового дохода; они являлись на службу на отличных лошадях турецкой породы.

Каждый гусар приводил с собой 4 всадников, и каждые 20 гусар составляли эскадрон в 100 коней, в котором гусары составляли первую шеренгу, а остальные люди — вторую.

Эскадроном командовал ротмистр, при котором по постановлению 1590 и 1593 гг. состояли лейтенант и 4 заместителя (наместники) — все из высшего дворянства.

Гусары имели полное предохранительное вооружение, состоявшее из стальных шлема, кирас, набрюшника, наручей, набедренников, наплечников и перчаток; главное оружие составляла пика в 19 футов длины, с двухцветным флигером в 4—5 локтей длины — для пугания неприятельских лошадей. [62]

Затем они носили на поясе кривую саблю и прикрепленный к седлу, под левым коленом, прямой палаш с четырехгранным острием для прокалывания сброшенного на землю противника; острый молот или топор с длинной рукояткой для раздробления неприятельского шлема и кирас.

Ротмистр или исправлявший его должность носил еще через плечо карабин с кожаным патронташем, пороховницей и ключ с винтом, иногда лук и колчан и затем пистолет за поясом, а на поясе сафьяновый мешок с вилкой, ножом, 6 серебряными ложками, оселком и кремнем, сложенный кожаный мех для воды, мешочек для мелких предметов, плеть, 2—3 сажени шелкового шнурка для связывания пленных и, наконец, прибор для кровопускания, большое деревянное ведро для водопоя — на правой стороне седла, и 3 кожаные постромки.

Панцирники комплектовались простыми дворянами; они носили кольчугу, шишак, саблю, аркебузу и пистолет, лук и стрелы. Предметы снаряжения и организация были те же, что и у гусар.

Казаки появляются в польско-литовском войске со времени включения Малороссии в состав этого государства, т.е. в 1471 г.

Здесь не место входить в подробности истории казаков, и мы сделаем только нижеследующие замечания.

Происхождение их, как народа, должно быть отнесено ко времени появления славян в России, т.е. к V—VI вв., когда эти последние, оттесненные болгарами и валахами от Дуная, двинулись на северо-восток.

Одна колония была основана ими на берегу Днепра и построила там, по польским данным, в 430 г. город Киев, который и должен считаться колыбелью малороссийского народа. Когда же этот народ принял казачье устройство, с точностью установить нельзя.

По их собственным преданиям, начало его относится к 800 г., первый же войсковой круг собрался в 948 г. Когда бы это ни было, но кажется, что первая организация казачества была уничтожена татарским, а потом литовским нашествием. Остатки казачества могли сохраниться на нижнем Днепре, но уже в XIII столетии остались от него еле заметные следы, а в XIV и они исчезли. Только в конце XV столетия, уже под властью Польши они опять заметно появились.

В то время многие из жителей юго-восточных областей Польши, спасаясь от разбойничьих шаек татар, не защищаемые от них польскими королями, бежали на остров нижнего Днепра, [63] основались там, с успехом оборонялись против своих притеснителей и в постоянной борьбе выработались в тот самый народ, каким они себя везде потом показывали. Это общество, постоянно возраставшее в числе от прибытия новых элементов, получило первую организацию в 1511 г. при старосте Дашкевиче, который разделил их на полки и роты, назначил офицеров и унтер-офицеров и заменил их до того разнокалиберное вооружение огнестрельным оружием и саблями.

Несколько времени спустя, а именно в 1516 г. они приняли название казаков — имя, сделавшееся вскоре столь известным, столь страшным или ненавистным.

Стефан Баторий (1576—1586) придал запорожским казакам правильную организацию, образовав из них шесть полков по 1000 человек; полк делился на 10 сотен, сотня — на 10 десятков. [64]

Он дал им своего гетмана с особым управлением, жалование и однообразное вооружение. В мирное время находилось на службе для наблюдения за островами и переправами 2000 человек, остальные 4000 были дома в постоянной готовности. Эта определенная организация не нравилась казакам, которые не хотели ни подчиняться строгой дисциплине, ни быть ограниченными в числе. Этого последнего и не удалось от них добиться, так что в 1590 г. число их возросло до 2000.

С этого же времени начинаются постоянные усилия Польши ограничить и искоренить казачество, становившееся по своим национальным и религиозным стремлениям все более и более опасным. Усилия эти после долгих кровопролитных войн с переменным успехом привели сначала к многочисленным выселениям, а наконец и к тому, что в 1654 г. все запорожское войско в числе 50 000 человек добровольно приняло русское подданство.

Прежде чем покончить с запорожцами, или, как их называли также малорусскими, или украинскими, казаками, мы должны заметить, что они вначале совсем не действовали верхом, а только пешком или на судах в их экспедициях на Черном море.

И в середине XVII в., они, по-видимому, много, а может быть и преимущественно, сражались пешком, хотя этот вопрос не может быть определенно разрешен ввиду противоречивых данных.

Верхом они исполняли в польских войсках службу легкой кавалерии, как татары у литовцев.

Они также были одинаково одеты и вооружены, сидели на быстрых, выносливых конях, а также одинаково были способны к легкой службе. Седло и снаряжение их были чрезвычайно удобны и способствовали ловкому обращению с их огнестрельным оружием и кривыми саблями.

Кроме этого оружия они имели каждый маленький топор, мешок для провизии и фуража, трут и огниво.

Вербованные войска набирались в тех случаях, когда дворянского ополчения и казаков оказывалось недостаточно, и тогда вербовали или не обязанных службой подданных или иностранцев. Вначале наборные войска шли только на комплектование находившейся в полном запущении национальной пехоты (при Ягелло и Стефане Батории), позднее же и для кавалерии.

Вербованные войска были организованы, вооружены и снабжались довольствием по образцу Западной Европы и делились на полки и роты. [65]

Впрочем, эти части не были постоянными, набирались в случае войны и распускались по окончании ее. Собственно постоянных войск в Польше долгое время не было, за исключением некоторых пограничных гарнизонов. Первый шаг в организации постоянной милиции был сделан в 1505 г., когда жители Малой Польши, более подверженные нападениям татар, согласились вносить для этой цели по 12 грошей.

Жители Великой Польши этого не пожелали, а только в 1562 г. в ней был сформирован подобный постоянный отряд, получивший название кварцьян, оттого что на его содержание шла четвертая часть доходов с королевских имений. Милиция эта, сформированная преимущественно из жителей княжеств Витебского и Смоленского, и называвшаяся потому также витебскими казаками, была сначала силой в 10 000 человек пехоты и 2000 конницы, а затем выросла до 60 000.

Наконец в Литве в 1588 г. была сформирована подобная же милиция при организации так называемой народной обороны.

К числу постоянных войск следует еще отнести кроме казачьих полков придворные войска короля, которые он содержал на собственные средства, и, наконец, «хоругви» знатных магнатов (nadworne hufce i chorągwie możniejszych Panów), численность которых доходила до нескольких тысяч коней.

Первые были части регулярные, организованные по образцу западно-европейских полков и впоследствии получили значительную поддержку в саксонских войсках, когда курфюрсты саксонские взошли на польский престол.

Что касается вторых, то, кажется, их происхождение надо искать в учреждении, существовавшем в Литве уже с XV и XVI столетий. Там именно были так называемые ротмистры конные или пешие, утверждавшиеся в этом звании гетманами и внесенные в особые списки.

Они были обязаны в случае нужды и по указу короля (listy przipowiednie) поставлять известное количество вооруженных и обученных солдат. Эти дворяне, принадлежавшие в большинстве к знатнейшим родам и часто очень богатые, постоянно содержали в своих замках потребное число лошадей, оружие и прочие военные припасы и занимались и в мирное время военными упражнениями, так что их контингенты фактически представляли собой постоянные войска, довольно порядочные. Что касается силы польского войска, то оно, конечно, было весьма различно в разные [66] времена и в зависимости от обстоятельств. Обязанное службой дворянство, составлявшее до последних времен республики главную часть войска, обыкновенно не призывалось на службу. Только в крайности производился общий набор (Pospolite, ruszenie) и тогда появлялось все дворянство со свитами, в числе до 150 000 человек и даже более.

О численности казаков уже было сказано, численность же вербованных войск определялась в каждом случае собранием сообразно потребности.

Уже Стефан Баторий (1575—1586) в войне против турок имел в своем 85 000 войске 10 000 иноземных войск (пехоты) под командой 100 ротмистров.

При Сигизмунде III (1586—1632) кроме казаков и войск, поставленных дворянством на собственный счет, было в войне с русскими 30 000, а с турками 35 000 вербованных войск. При Иоанне III было таковых, говорят, 100 000; против Карла XII было набрано 58 000 национальных войск по обыкновенно принятому расчету — 2/3 поляков и 1/3 литовцев. В мирное время находились под знаменами только войска, необходимые для несения внутренней службы, а именно в Польше 16 000—18 000, в Литве 6000 — 8000.

В 1776 г. было регулярных войск в Польше 12 439, в Литве 4770 человек, из них кавалерии в Польше: 3 бригады, по территориальному делению по 735 человек (24 знамени), 2 полубригады по 369 человек (12 знамен). Конная гвардия — 426 человек 5 полков различного состава (2 по 390 и 3 по 257 человек) всего 4920 человек.

В Литве: 2 бригады (гусары и панцирники) по 478 человек. Конная гвардия — 318 человек и 5 полков различной силы (1 в 395 человек, 1 в 374,1 в 327 и 2 по 150 человек) всего 2668 человек.

На собрании 1788—1792 гг. было решено довести силу регулярных войск до 100 000 человек, из коих 67 000 поляков и 33 000 литовцев. Литовская же кавалерия была доведена до 10 650 человек — 2 национальные бригады по 2421 человек 1 гвардейский полк в 318 человек и 5 полков по 1098 человек. При присоединении части польских областей к России в 1793 г. соответственная часть польских войск вошла в состав русской армии, а именно: 4 бригады национальной и 4 полка легкой кавалерии.

Позднее были сформированы из жителей этих присоединенных областей 1 литовско-татарский и 2 польских рейтарских полка; вскоре потом переименованные в уланские. [67]

X. Рыцарство и конница во Франции до Французской революции

В средние века во Франции, вследствие введения ленной системы и тяжелого вооружения, исключавшего всякую возможность пешего боя и даже движения, единственным родом оружия была конница, что видно из одного эдикта Карла Лысого (от 864 г.), в котором при установлении ленных контингентов говорится только о всадниках (caballarii).

В X столетии, с введением ленных владений, рыцарство приняло определенную форму, по которой каждый свободный владелец земли, будучи с одной стороны ее неограниченным господином, с другой — вассалом более могущественного соседа, становился рыцарем (chevalier) с приобретением копья или палицы, лат и коня.

Если он был настолько богат и могуществен, что мог присоединить к себе несколько других рыцарей, равных себе (milites minores), то он становился рыцарем, с вымпелом (chevalier à pennon), если же его власть распространялась над несколькими рыцарями этого ранга и обыкновенными, то он назывался баннеретом (chevalier à bannière, banneret) и признавал над собой только власть короля и его высших ленников. Военную службу это так называемое ленное рыцарство (chevalerie fieffée) несло во всех отношениях на свой счет, и каждый рыцарь должен был с 21 года или старше служить лично, имея свое оружие и своего коня. Только старые и слабые рыцари или несовершеннолетние могли ставить вместо себя так называемых cavaliers avoués, которые выставлялись также ленами, принадлежащими женщинам и духовенству. Это были большей частью аллодиальные владельцы, земли которых были освобождены по какой-нибудь причине от воинской повинности и которые затем поступали на службу за других за известное вознаграждение.

Первоначально заместительство было ограничено указанными условиями, но постепенно оно и служба за плату стали распространяться, и мало-помалу ленное рыцарство стало заменяться добровольным и наконец наемным. Оно образовалось из разорившихся дворян, вассалов без земли и имущества, младших и незаконных сыновей, которые нанимались к ленным владельцам за плату и содержание в качестве низших рыцарей (bas chevaliers, или [68] bacheliers), оруженосцев (écuyers) или жандармов. Особый род низших рыцарей составляли так называемые странствующие рыцари (chevaliers errants).

Крестовые походы, вызвавшие большую продолжительность и дороговизну службы, дали системе найма большее основание и распространение, которое привело к известному регулированию воинской повинности. Всякий простой рыцарь имел, по меньшей мере, двух вооруженных или жандармов (hommes d'armes) и неограниченное число слуг верхом и пешком, и все они вместе составляли то, что называлось полное копье (lance fournie). Состав его был от 3 до 14 всадников. Рыцарь на своем покрытом броней боевом коне, сам закованный в броню с головы до ног, с копьем, мечом, часто еще с палицей или секирой, сражался в первой линии; жандармы также тяжеловооруженные, прикрывали его фланги, а конные слуги, или трабанты (satellites), составляли легкую кавалерию для открытия и завершения боя.

Между трабантами почетное положение занимали лучники, из которых можно было сделаться жандармом или рыцарем, оруженосцы же, пажи и другие слуги (écuyers, guisarmiers, coutilliers, pages, valets) стремились в свою очередь попасть в лучники. Рыцари с вымпелами, т.е. треугольными значками, начальствовали над несколькими копьями, а баннереты с четырехугольными значками командовали высшими единицами в 25—80 копий, силой в 150—600 коней.

Все баннереты соединялись под главным знаменем всего войска — белым штандартом коннетабля (cornette blanche), голубым с золотыми лилиями знаменем короля или хоругвью С.-Дени — в случае национальной войны. Бой между рыцарями велся во Франции, так же как и везде, и был вообще мало кровопролитен, тем более что при нем соблюдались некоторые рыцарские обычаи, так, например, нападения сзади совсем не допускалось. Опасность для рыцарей явилась лишь тогда, когда они в слепом неведении атаковали в позднейшие времена лучшую тогда пехоту, как фламандскую коммунальную, английских лучников, некоторые опытные в военном деле банды жакерии, швейцарских пикинеров или испанских аркебузиров.

В XIV и XV столетиях возрождение пехоты и введение огнестрельного оружия возымели и во Франции влияние на рыцарство и обнаружили резче недостатки его и связанной с ним ленной системы. [69]

Под влиянием этого уже король Иоанн ( 1350 — 1364) указом от 30 апреля 1351 г. старался установить более правильную иерархию и разделение на роты, но первое, как кажется, совсем не удалось, а второе было применено только к двум ротам его личной гвардии{44}.

Карл V (1364—1380) сделал в 1372 г. подобную же попытку, но она также осталась без успеха и вызвала только еще большую путаницу.

Эти мысли были проведены в жизнь только 73 годами позже Карлом VII (1422—1461) организацией ордонансовых рот. [70]

Здесь не место входить в подробное рассмотрение этого учреждения, составлявшего переход от ленных войск к правильной наемной службе и, следовательно, исходную точку современного французского военного устройства, — это уже сделано в сочинении Денисона, — скажем только, что благодаря этому учреждению (которое было введено эдиктом от 2 октября 1439 г., вследствие соглашения короля с государственными чинами) было сформировано в 1445 г.:

15 ордонансовых рот из 100 копий каждая. В копье было 6 человек — 1 тяжеловооруженный жандарм (начальник копья, или maotre), 3 стрелка (archers), 1 оруженосец (coutillier) и 1 паж (page), все легковооруженные.

Начальство роты составляли — 1 капитан, 1 лейтенант, 1 прапорщик, 1 guidon и 1 вахмистр (maréchal des logis).

Это число рот (в которое, впрочем, введены две шотландские роты, сформированные в 1422 и 1440 гг.) быстро росло; в 1449 г. было 17 рот. Людовик XI (1461—1483) имел на своей службе в так называемой войне за общественное благо 2200 французских копий, несмотря на то что при восшествии своем на престол он несколько рот распустил.

С присоединением части владений Карла Смелого, вероятно, число рот увеличилось, но зато в 1479 г. при учреждении постоянной пехоты для усиления ее 10 ордонансовых рот были распущены. [71]

Во время итальянских войн, в конце XV и двух третей XVI столетия, число рот увеличилось частью набором новых со стороны уполномоченных на это богатых и знатных владельцев, частью делением старых, причем численность их уменьшилась, так что были роты в 80,60, 50 и даже 20 копий.

В то же время была заведена особая легкая кавалерия. Уже во время первых итальянских войн лучников стали отделять от жандармов и соединяли их в отдельные роты, которые вскоре под общим названием легкой кавалерии начали действовать самостоятельно под начальством собственных guidon или корнетов.

Образцом для действий этой легкой конницы послужили бывшие в рядах неприятелей Франции страдиоты, или албанцы, которые, однако, вскоре встречаются уже на французской службе, в первый раз в 1499 г. в лице одного генерал-капитана всех албанцев и шеволежеров, а в 1507 г. в числе 2000 страдиотов под начальством капитана Меркурио. Два года спустя прибавилось еще 400 мавританских копий, которые, будучи увеличены французами до 1000 копий, получили название новых рот легкой кавалерии. При Франциске I состав этого рода оружия был еще усилен, чтобы уравновесить его с испанскими гинетами.

С принятием легкой конницы при Людовике ХЩ1498—1515) в состав войска как особого рода оружия тяжелая конница под именем жандармерии заняла высшее место дворянской резервной конницы, тогда как в легкую был открыт доступ и гражданам. Это было исходной точкой того различия, которое характеризовало кавалерию старой французской монархии и осталось в позднейшие времена между королевскими придворными войсками (maison du roi) и французской жандармерией (происходившей от ордонансовых рот Карла VII) с одной стороны и легкой конницей различных родов (кирасиры, гусары) — с другой. Драгуны составляли особый, средний род оружия между пехотой и конницей.

В XVI столетии, под влиянием распространения и усовершенствования огнестрельного оружия, жандармерия стала уменьшаться в числе. Первоначально делали неудачные попытки ослабить влияние огнестрельного оружия утяжелением предохранительного вооружения, но во время гугенотских войн оно стало постепенно выходить из употребления и заменяться кожаным колетом, который, впрочем, тоже скоро был оставлен.

К концу XVI столетия (1594) была отменена в кавалерии и пика, и вместо нее введен пистолет. [72]

Пика потом и не приобрела во французской кавалерии права гражданства и появлялась только впоследствии от времени до времени под влиянием временных симпатий в Польше. Сила вышеуказанных обстоятельств бесповоротно проявилась при Франциске I (1515—1547). Несмотря на то что этот князь-рыцарь ввел 10 января 1514 г. новую организацию жандармских рот, по которой полное копье состояло из 8 человек (2 жандарма, обязанные друг друга поддерживать, и при каждом 1 стрелок, 1 оруженосец и 1 паж), что он в своем декрете обращает особое внимание на стрельбу из лука и арбалета верхом и пешком, он не мог, однако, воспрепятствовать тому, чтобы стрелки, оруженосцы и пажи оставляли копье и становились maitres'aми в легкой кавалерии. Даже многие жандармы, которые не могли надеяться сделаться офицерами в своей части, предпочитали офицерские места в легких ротах или даже в пехоте, в которой для них было учреждено особое звание ланцпассадов (от lanza spezzata — сломанное копье, в отличие от lanza fornita — полное копье), звание среднее между капралом и рядовым. Убыль в частях жандармов приходилось покрывать частью допуском граждан, которым, впрочем, для сохранения принципа давали дворянство.

Полное развитие получили вышеуказанные условия при Генрихе 11(1547—1559), который мог собрать в марте 1552 г. для покорения Меца 6000 жандармов, 6000 шеволежеров, 6000 конных аркебузиров, 6000 немецких пистольеров и 8000 коней ополчения — всего 32 000 всадников, или одну четверть всего числа его войск. Из этого перечня существовавших тогда различных родов кавалерии можно вывести, во-первых, что французской легкой кавалерии было вдвое более, нежели жандармов, и, во-вторых, что дворянские ополчения давали еще значительный контингент. Организация его была такая же прочная, как и легкой кавалерии.

После мира в Шато-Камбрези в 1559 г. при Франциске II (1559—1560) и Карле IX (1560—1574) были произведены многие реформы; иностранные войска были распущены, большинство французских конных рот было расформировано, а оставшиеся по различным причинам были обращены в жандармские роты, единственные в то время части, которые были постоянными, т.е. содержались на счет государства по бюджету военного ведомства. Таким образом, с тех пор вся французская кавалерия состояла только из жандармов, число которых в 1560 г. при начале междоусобной войны доходило, согласно одной, как кажется, довольно [73] полной росписи, до 65 ордонансовых рот из 2590 копий (4 роты по 100 копий, 4 по 80, 3 по 60, 2 по 50, 4 по 40, 47 по 30 и 1 в 20 копий). Три года спустя, после первой гражданской войны, на произведенном 10 июня 1563 г. смотру было 103 роты в 4210 копий (2 роты по 100 копий, 6 по 80, 3 по 70, 9 по 60, 7 по 50, 16 по 40, 59 по 30, 1 в 20 копий).

Однако содержание такого числа рот настолько превосходило обыкновенные средства государства и в частях было столько неблагонадежных элементов под влиянием тогдашних разлагающих условий, что пришлось прибегнуть к сокращению контингента, и через 10 месяцев, уже к 7 апреля 1564 г., была только 91 рота в 3160 копий (1 в 100 копий, 1 в 60, 16 в 50, 5 в 40, 64 в 30, 4 в 20 копий). По расписанию же от 15 марта 1567 г. оставалось только 69 рот в 2300 копий (1 в 100 копий, 1 в 60, 10 в 50, 4 в 40, 42 в 30, 11 в 20 копий). Как видно из приведенных цифр, первоначальная нормальная сила роты в 100 копий сохранялась только в одной роте коннетабля, остальные же роты были гораздо слабее, большинство по 30 копий. Если эти сокращения убавили число и силу рот, то они не увеличили их благонадежности, как это и испытал на себе Карл IX во вторую гражданскую войну. Поэтому не удивительно, что с тех пор короли стали прибегать и в кавалерии к иностранным войскам, как они незадолго до того стали это делать в пехоте, и в 1568 г. были приняты на французскую службу рядом с итальянцами и испанцами 6500 немецких всадников. Под их защитой были удалены из войск эдиктом от 6 февраля 1569 г. лица сомнительной верности, при помощи роспуска некоторых французских рот. Какое значение приобрел тогда сразу иностранный элемент во французской армии, видно из состава кавалерии в сражении при Монконтуре (3 октября 1569 г.), где была 21 французская ордонансовая рота силой в 10 500 копий, а иностранных всадников 11 200, а именно: немцев 7000 (в том числе 5 корнетов по 1000 копий), итальянцев 2000 и кроме того 1200 всадников, посланных королем испанским, и 1000 — маркграфом баденским. Восемнадцать лет спустя, при Генрихе III (1574—1589) в сражении при Кутра в королевской кавалерии было 2100 копий, разделенных на 3 корпуса по роду полков с по меньшей мере двойным количеством шеволежеров, аргулетов и албанцев, тогда как у Генриха Наваррского было всего 4 эскадрона жандармов и 10 эскадронов легкой кавалерии, всего 2500 всадников. Несколько лет спустя, когда все жандармы сняли тяжелое предохранительное вооружение [74] и отбросили копья, то между ними и шеволежерами разница осталась только в почетных правах, положении и плате.

Что касается легкой конницы, то с самого начала ее самостоятельного существования она отличалась большим числом подразделений.

В ней были стрелки, аргулеты, женетеры, пистольеры, шево-лежеры, аркебузиры, драгуны, карабены, не говоря уже об иностранцах как страдиоты или албанцы и немецкие рейтары. Существенной типичной разницы между ними было так же мало, как теперь между драгунами, гусарами, шеволежерами и прочими.

Стрелки (archers) первоначально (когда они при Людовике XII были отделены от жандармов) были вооружены главным образом луками или арбалетами, которые вскоре были заменены длинным пистолетом, или петриналем, с прикладом, прижимавшимся при стрельбе к груди, или аркебузой, особенно распространенной среди итальянцев и немцев.

Аргулеты (argoulets), название которых (вероятно, от итальянского arcoleti) указывает также на то, что вначале их главным оружием был лук, появляются впервые в 1499 г., когда их было принято 2000 человек на французскую службу, и состоят в ней до времен Генриха III, отличаясь некоторыми особенностями в снаряжении и образе действий. Потом они были обращены в карабенов.

Шеволежеры, или женетеры (génétaires), были также, по крайней мере по имени, подражанием иностранцам, со стороны французов, у которых часть стрелков получила название в 1498 г. от итальянских cavallegieri, другая, после сражения под Равенной в 1512 г., от испанских ginetes. Впрочем, эти существовали недолго и исчезли уже опять при Генрихе П.

Драгуны были сформированы во время оккупации Пьемонта в 1550—1560 гг. маршалом Вриссаком или, по крайней мере, с его согласия; его старые опытные солдаты при производстве их отважных набегов садились на захваченных ими в большом количестве лошадей, а придя на место, оставляли их под присмотром слуг, сами же спешивались и действовали пикой или аркебузой. Эти пехотинцы сами дали себе название dragons, или драконов, вероятно, в знак того страха, который они внушали противнику.

Их пример находил подражателей со стороны части пехоты во время религиозных войн, причем иногда при недостатке лошадей два человека сажались на одну лошадь. Мало-помалу образовалось [75] несколько рот аркебузиров верхом, самостоятельно от пехоты, а позднее драгуны выработались в особый средний род оружия между пехотой и кавалерией.

Наконец албанцы, или страдиоты, и немецкие рейтары, которые довольно долго существовали во французской кавалерии, были наемные иностранцы, не отличавшиеся каким-нибудь особым вооружением или снаряжением. Благодаря их происхождению и некоторой оригинальности в одежде и выправке они пользовались славой, которую еще разве заслуживали в некоторой степени немецкие рейтары из-за того, что они составляли более крупные части по образцу современных полков под начальством командира, и эта организация вызывала больший порядок и согласие при маневрировании.

Относительно организации войск в XVI столетии надо заметить, что в национальных французских войсках единственной тактической единицей была рота, нормальная сила которой была в среднем 80 коней, но на деле была весьма различна.

Значение кавалерийских масс было известно со времен гражданских войн; перед глазами был пример французских и итальянских конных полков; удавалось иногда и собрать на одно сражение несколько французских рот в эскадроны, но далее того пойти было невозможно. Требовательность, соперничество и ревность капитанов во всем, что касалось их самостоятельности и интересов, служили препятствием. Недоставало промежуточной инстанции между массой отдельных командиров рот и высшим командным лицом; для легкой кавалерии и дворянского ополчения такой инстанцией был с 1549 г. генерал-полковник, тогда как жандармы подчинялись исключительно королю, представленному в лице коннетабля.

Это звание существовало до 1627 г., звание же генерал-полковника легкой конницы — до 1788 г.; причем командиры старых французских полков до тех пор никогда не назывались полковниками, а только mestre de camp. При генерал-полковнике легкой кавалерии состоял в качестве носителя его знака, белого штандарта (cornette blanche) без герба, один porte-cornette blanche; это звание пережило звание коннетабля и упоминается еще в 1738 г., как кажется, в смысле представителя дворянского ополчения. С 1552 г. встречается иногда генерал-фельдмейстер (mestre de camp général) — помощник генерал-полковника; это место становится постоянным с 1578 г. В первый раз упоминается в 1554 г., а с [76] 1654 г. становится постоянным звание генерал-интенданта, или генерал-комиссара легкой кавалерии (comissaire général).

Оба эти звания существовали до 1788 г. Главные же обязанности этих лиц состояли в том, чтобы при существовании 2 или 3 армий командовать кавалерией при тех из них, где не находится генерал-полковник. Вооружение легкой кавалерии состояло везде из огнестрельного оружия — пистолетов и эскопеттов или аркебузов и шпаги, кроме того, носили железные латы с набедренником и шлемы, так что название легкой кавалерии произошло только в противоположность закованным в железо всадникам и коням ордонансовых рот.

Для боя роты строились обыкновенно в 5 или 6 шеренг, но никогда не менее трех. В бою кавалерия обыкновенно становилась на флангах пехоты, чтобы охватывать фланги наступающего противника и беспокоить его выстрелами. Часто отдельные роты ставились в интервалах между пехотными батальонами для их непосредственной поддержки. В обоих случаях каждая шеренга отделялась рысью или галопом, проскакивала вдоль неприятельского фланга, причем каждый всадник делал выстрел, и затем двумя полувольтами возвращалась на свое место в хвост колонны и к главным силам роты.

Очень редко производилась атака на пехоту, так как она легко ее отбивала, благодаря своему глубокому построению с торчащими пиками и огнем.

При действиях кавалерии против кавалерии обе стороны или проскакивали друг мимо друга в противоположном направлении или атаковали по-старому в линии, после выстрела из пистолетов выхватывали шпаги, и начиналась рукопашная. Все это были довольно примитивные маневры{45}, доказывавшие, что конница, бывшая так долго главным, а часто и единственным родом оружия, еще не поняла своей роли относительно пехоты и артиллерии и не осознала еще своей настоящей силы.

Вдобавок лошади, отлично выезженные по процветавшей тогда методе высшей школы, положительно не имели необходимых для шока быстроты, силы и выносливости.

Наконец подвижность кавалерии была чрезвычайно ограничена тогдашними привычками и требованиями разных удобств, [77] вследствие которых дворяне имели с собой целый транспорт прислуги, заводных лошадей, обозов и прочих.

Генрих IV (1589—1610) осознал все эти недостатки и понял бесцельность постепенных или частных реформ, а потому решил покончить сразу со старыми порядками и в 1592 г. распустил почти всю кавалерию и оставил только гвардию в составе 4 рот gardes du corps (1 шотландская, основанная в 1440 г., и 3 французские, сформированные в 1475,1479 и 1514 гг.), 1 роту его знаменитых шеволежеров (сформированы в 1570 г., вошли в состав гвардии в 1592 г.), 100 аркебузиров и карабинеров и сверх того 19 обыкновенных рот в сокращенном составе 25 или 30 maitre'ов, всего едва 1500 коней.

Затем в 1600—1610 гг. никакого увеличения численности не последовало, так как назначенная для службы при дофине и переведенная в гвардию 14 декабря 1602 г. жандармская рота была взята из числа уже существовавших рот.

По нормальной организации предполагалось 8000 всадников на 50 000 пехоты; сообразно этому сила конницы в войне с Австрией в 1610 г. должна была быть доведена до 8600 коней, в том числе лотарингский полк из 6 рот по 100 лошадей в каждой.

При Людовике XIII (1610—1643) была прежде всего урегулирована служба карабенов, предоставленная до того желанию и произволу капитана и даже солдат; в 1615 г. каждой роте шеволежеров было придано отделение карабенов под начальством лейтенанта. Их пример подействовал на прочих солдат в том смысле, что вскоре все аркебузы были заменены мушкетами. Так как после этого дальнейшее существование карабенов при отдельных ротах оказалось бесцельным, то они были сведены в 1621 г. под Ла-Рошелью в отдельный корпус из 16 рот под командой отдельного командира, который получил 1 апреля 1622 г. титул генерал-фельдмейстера (mestre de camp général) всех карабенов и был подчинен генерал-полковнику легкой кавалерии. Корпус карабенов существовал в составе одного или нескольких полков до 1661 г., звание mestre de camp général до 1684 г., когда оно перешло путем продажи в звание того же имени у драгун.

Во время продолжительной блокады Ла-Рошели, операции, которая, как известно, считалась военной школой, Ришелье сумел добиться того, что капитаны рот слабого состава соединялись по 2, 3 или 4 в эскадроны, силой не менее 100 копий, и по очереди командовали этими эскадронами. Таким образом, эскадрон обратился [78] в кавалерии в тактическую единицу, каковою в пехоте уже был батальон.

Подобный обычай соединения нескольких рот в эскадроны сохранился, впрочем, в королевских придворных войсках и жандармерии Франции, которые до 1788 г. состояли из самостоятельных рот.

29 сентября 1633 г. королевский указ уничтожил различие между старыми ротами, существовавшими до реформ Генриха IV или с 1610 г., и ротами новейшей организации, а 3 октября 1634 г. было окончательно введено деление на эскадроны, причем французская кавалерия была сведена в 91 эскадрон (esquadres) конницы и 7 эскадронов карабенов, примерно по 100 лошадей. Несколько месяцев спустя, когда Франция решительно вмешалась в Тридцатилетнюю войну, Ришелье привел в исполнение давно задуманный им план соединения конных частей в полки.

16 мая 1635 г. был издан указ, по которому из 84 рот (несколько рот, принадлежавших влиятельным лицам, были оставлены) было приказано сформировать 12 полков легкой кавалерии.

Вместе с тем были взяты во французскую службу 3 полка — два, сформированные герцогом Савойским{46}, и 1 немецкий (в составе 14 рот шеволежеров и 2 драгунских) и организовано 2 полка карабенов, один — из всех французских и другой — из 9 иноземных рот. Затем приказом от 27 мая сформированы 6 драгунских полков в 500 коней каждый, в том числе один иностранный, затем по инструкции кардинала маршалу де ла Форс в Лотарингии расположенная там легкая кавалерия была соединена в эскадроны по 4 роты, а 8 июля там же были набраны еще 6 полков — 1 французский, 2 лотарингских и 3 венгерских. Кроме того, были сформированы еще несколько полков кардиналом Ла Валеттом и другими начальниками армий.

1 сентября король принял на службу 3 полка люттихской кавалерии, каждый в составе 5 корнетов по 100 maitres. 15 сентября были распущены роты силой менее 25 человек наличного состава.

26 октября поступили на французское иждивение 16 старых немецких полков герцога Бернгарда Саксен-Веймарнского, известные в истории под именем веймарнцев, а после смерти герцога они окончательно перешли на французскую службу. Таким образом, [79] к концу войны было во Франции 50 конных полков, из них 28 чужих. Французские полки состояли из 2 эскадронов по 2 роты — одной старой и одной новой. Вся сила конницы была в 22 329 лошадей, считая в том числе отдельные роты, которые принадлежали королю, принцам или отдельным знатным лицам.

Эта первая попытка введения полков не удалась. Столкновения между капитанами, привыкшими к неограниченной самостоятельности, были слишком сильны, а потому полки были расформированы 30 июня 1636 г, и французская кавалерия разделена на эскадроны по 3 роты.

Однако через 18 месяцев кардинал Ришелье вернулся к старой мысли и провел ее на сей раз окончательно, организовав патентом от 24 января 1638 г. 36 полков французской легкой кавалерии, каждый в составе 6 рот шеволежеров и 1 роты мушкетеров по 100 человек.

Вместе с 25 иностранными полками, оставшимися с 1635 г., это составило 61 полк, которые были усилены в том же году еще 9 полками, и общее число их дошло до 70.

Кроме этих полков было еще некоторое число самостоятельных рот, как, например, гвардия короля, королевы, брата короля, принцев и некоторых других. Кроме того, оставалось еще дворянское ополчение. Относительно этого было постановлено 1 августа 1635 г., что дворяне и другие подданные, которые служили в кавалерии, были освобождены от службы в ополчении. Указом от 31 июля 1636 г. вместо личной службы в нем было допущено заместительство поставкой одного всадника в полном снаряжении; указом же от 14 мая 1639 г. это разрешение превратилось в обязательство поставки двух пехотных солдат, и таким образом личная служба дворян в кавалерии и вообще в войске была уничтожена.

В год смерти Людовика XIII французская кавалерия была в следующем составе:

Королевские придворные войска (maison du roi): 4 роты gardes du corps (основаны в 1440,1475,1479,1514), 1 рота мушкетеров (1622), 1 рота жандармов (1602), 1 рота шеволежеров (1592) — всего 950 всадников.

Ордонансовая жандармерия: 20 рот в 2338 всадников.

78 полков легкой кавалерии, из коих 52 французских (считая 2 кирасирских) и 26 иностранных, а именно: 3 люттихских, 15 веймарнских, 2 немецких, 2 итальянских, 2 венгерских и 2 кроатских. [80]

2 полка карабенов, из них один иностранный.

1 полк конных фузилеров (французские драгуны).

3 полка иностранных драгун, из них 2 немецких.

Жандармы ордонансовых рот были закованы в латы с головы до колена; со времен Генриха II они носили длинные кожаные сапоги с наколенниками. Легкая кавалерия, немецкие и венгерские всадники носили только кирасы, каски и железные перчатки до локтя и имели длинное огнестрельное оружие (эскопетты или карабины), нарезное, пистолеты и шпаги.

Драгуны были вооружены широкой короткой шпагой и мушкетоном, носившимся на плечевом ремне. Сверх того они носили бургундские железные шлемы с проволочной сеткой на затылке и ушах, забрало и стрелу. Одежда состояла из сюртука старого сукна и колета из буйволовой кожи, башмаков и высоких гамаш ; конское снаряжение было очень просто и легко.

Во время продолжительного царствования Людовика XIV (1643—1715) во французской кавалерии произошли многие существенные перемены.

В войсках maison du roi была расформирована мушкетерная рота в 1646 г., взамен же ее в 1665 г. были сформированы две новые как представительницы драгунского элемента в гвардии. В 1676 г. была еще прибавлена одна рота конных гренадер, в качестве карабинеров гвардии, и, таким образом, maison du roi состояла из:

— 4 рот gardes du corps (основаны в 1440, 1475, 1479 и 1514 гг.), которые в 1667 г. были силой в 800 человек, а в 1678 г. в 1400 человек и с 1666 г. составляли 1-ю резервную дивизию тяжелой, или отборной, конницы, имевшую отдельное управление;

— 1 роты жандармов (1602) из 200 человек, 1 роты шеволежеров (1592) в 200 человек, 2 рот мушкетеров (1657,1665) по 300 человек, и 1 роты конных гренадер (1676) в 200 человек, которые все вместе составляли 2-ю резервную дивизию, обыкновенно называвшуюся maison rouge, по цвету мундиров жандармов, шеволежеров и мушкетеров.

Ордонансовая жандармерия — единственный остаток ордонансовых рот Карла VII состояла в 1657 г. из 22 рот жандармов, шеволежеров и мушкетеров, которые принадлежали матери короля, герцогам Анжуйскому и Орлеанскому, принцу Конде, кардиналу Мазарини и 17 маршалам. В 1662 г. число их было уменьшено на 4 роты жандармов и 2 роты шеволежеров. В 1667 г. было всего 7 рот по 200 человек, в 1678 г. — 12 рот по 100 человек; в 1690 г. [81] прибавлено еще 4. Из этих 16 рот принадлежали: 4 роты жандармов, шотландская (1422 г., самая старая), английская, бургундская и фландрская — королю, 6 рот жандармов и 6 рот шеволежеров, по одной каждого рода, королеве, дофину, герцогам Анжуйскому, Орлеанскому, Бургундскому и Беррийскому. Вообще число рот жандармерии до их роспуска соответствовало постоянно числу принцев. Они все были соединены в 3-ю резервную дивизию, силой в 1200 — 1600 человек, и составляли вместе с maison du roi под общим началом короля так называемую тяжелую кавалерию.

Собственно линейная, или, как она тогда называлась, в отличие (более официальное, чем логическое) от вышеназванных отборных войск, — легкая, конница вплоть до Пиренейского мира 1659 г. изменялась постоянно в числе, доходя до 170 полков. В подробности привести все эти изменения невозможно, и мы укажем только главнейшие из них. Прежде всего указом от 26 февраля 1647 г. все служившие в 1635 г. во французской армии иноземные части были включены в ее состав, после чего численность легкой конницы простиралась до 68 полков в 300 корнетов, в том числе 12 полков иностранных, кроме того, имелось еще 62 вспомогательных итальянских, каталонских, английских, немецких, лотарингских и валлонских полков, следовательно, всего 130 полков.

В 1654 г. сила рот была определена в 46 maîtres, следовательно, сила эскадронов в 92 maîtres, вследствие чего в нем получалось при трехшереножном строе 30—32 ряда.

В 1659 г. сила французской национальной и вспомогательной конницы доходила до 700 корнетов, или рот, и 112 полков. Последние почти все были уничтожены 7 сентября того же года, только по 1 или 2 роты mestre de camp и майора в составе 50 maotres должны были остаться. Это решение было несколько изменено, а в том виде, как это было приведено в исполнение в 1660 и 1661 гг. оно вызвало к 1662 г. следующий состав легкой кавалерии: 60 с лишком рот бывших mestre de camp или майоров и 4 полных полка. Очевидно, подобный порядок вещей не мог долго продолжаться, тем более что в 1664 г. было выслано 40 рот в Венгрию для поддержания германского императора в его войне с турками. Однако только в 1665 г. было дано прежним командирам полков разрешение сформировать 37 таковых, которые, следовательно, и могут считаться продолжением старых полков. После еще некоторых изменений к 1667 г. состояло налицо 45 полков легкой конницы (9 в 6 рот, 32 в 4, 3 в 3, и 1 — карабены его величества в 14) и [82] 12 вольных рот. В ротах первых девяти полков было по 60, прочих — по 50 maîtres, следовательно, всего 10 890 человек при 820 офицерах.

Во фландрской кампании французская конница состояла из 52 полков по 6 рот в каждом, всего 6848 человек, 28 полков по 3 роты по 54 человека — 4536 человек и 2 драгунских полка по 6 рот — 985 человек, всего 82 полка с 12 639 коней. Кроме того, было еще некоторое число вольных рот разных национальностей, и еще было дано разрешение на формирование 125 рот конной милиции, около 100 человек в роте.

В 1668 г. число легких полков возросло до 95. Драгун, которые с 28 января этого года были организованы как особый род оружия было 2 полка, которые были составлены каждый наполовину из 22 существовавших тогда рот карабенов и драгун короля и потом были усилены до 16 рот по 60 человек.

Драгуны, которых при вступлении Людовика XIV на престол было 4 полка, один французский (фузилерный) и 3 иноземных, затем уже не исчезали из рядов конницы. Правда, первый полк был переформирован в 1646 г. в обыкновенный, а прочие три распущены в 1650, 1651 и 1655 гг., но уже в 1643 и 1645 гг. было приступлено к набору в Германии двух новых драгунских полков, из которых один после месячного существования был уничтожен при Туттлингене, а другой переформирован в 1649 г. в обыкновенный конный. 25 сентября 1651 г. маршал Ла Ферте опять набрал немецкий драгунский полк, а 14 июня 1656 г. граф Монтекукули, собиравшийся тогда перейти из австрийской службы во французскую, сформировал 4-ротный драгунский полк и послал его Людовику XIV, который назначил себя почетным его шефом. В этот полк, бывший в числе четырех, переживших общее сокращение 1660—1661 гг., был включен и полк Ла Ферте, вследствие чего число рот в нем возросло до 20. При переформировании полка в 1668 г. в 2 драгунских в них были включены еще 2 роты карабенов, оставшиеся самостоятельными после реформы 1660—1661 гг.

После Аахенского мира произведена была реорганизация всей легкой кавалерии, и указом от 14 мая 1668 г. все наскоро организованные полки опять распущены в самостоятельные роты по 100 maîtres в каждой и были тщательно обучены. 1 февраля 1670 г. каждая рота была разделена на 2 по 50 maîtres, и составлено 66 эскадронов по 2 роты. [83]

1 июля 1671 г. роты опять усилены до 100 maîtres, и в том же году из каждой выделено по 30 всадников для сформирования в эскадронах третьей роты.

Когда в 1672 г. началась война с Голландией, то 4 февраля из этих 66 эскадронов, состоявших из 3 рот по 60—70 maîtres, большинство было усилено до 6-ротного состава, и они были переименованы в 66 полков. С этого времени во французской кавалерии формируются постоянные части, которые в пехоте были сформированы уже за 100 лет.

Во время второй голландской войны, 1 октября 1676 г. многие полки были приведены в 8-ротный состав, для каковой цели некоторые полки были расформированы, другие же, более сильного состава, должны были передать часть людей.

Позднее кавалерия была значительно усилена, так что к концу войны в 1678 г. она состояла из 99 полков легкой кавалерии по 8,6,4 или 3 роты, всего 47 100 человек и из 14 драгунских полков подобной же организации, силой в 9840 человек.

Состав рот колебался, смотря по состоянию финансов, от 20—60 человек, в каждой роте был 1 капитан, 1 лейтенант, 1 корнет или прапорщик, иногда 1 подлейтенант, 1 вахмистр (maréchal des logis) и несколько бригадиров по 1 на 12 или 16 maîtres. По приказу 1678 г. в ротах кавалерии было: 1 капитан, 1 лейтенант, 1 вахмистр, 2 бригадира, 1 трубач и 34 всадника; у драгун 1 капитан, 1 лейтенант, 1 вахмистр, 3 бригадира, 1 барабанщик и 41 драгун. После заключения мира в Нимвегене и St. Germain en Laye последовало в 1679 г. значительное сокращение французской кавалерии, так что указом от 10 августа не менее 50 полков были частью совсем распущены, частью значительно ослаблены в составе. При этом командиров полков не увольняли совсем, а зачисляли со штабной ротой в оставшиеся полки, которые таким образом заключали в себе на некоторое время по 2, 3 или даже 4 такие фельдмейстерские роты. 24 декабря состав рот был убавлен до 40 maîtres в легкой кавалерии и до 48 в драгунах. В том же году в кавалерии возник новый род оружия, когда указом от 26 декабря каждой роте было придано по 2 карабинера в качестве отличных стрелков{47}. [84]

При Людовике XIV 29 октября 1690 г. они были соединены при каждом кавалерийском полку в отдельную роту из 4 офицеров,

1 вахмистра и 30 maîtres.

В кампании 1691 и 1692 гг. они обыкновенно действовали в составе отдельной бригады, под началом своего бригадного начальника и 2 фельдмейстеров. Вместе с тем почти везде оставили по 2 карабинера на эскадрон.

1 ноября 1693 г. последовала постоянная организация карабинеров в отдельный корпус из 5 бригад из 20 эскадронов по 5 рот, т.е. всего по 100 рот в бригаде. Немецкие роты были выделены.

В 1698 г., оставив деление на 5 бригад, число эскадронов уменьшили до 10, по 4 роты каждый, в роте по 20 карабинеров, а с 1702 г. — по 30.

К концу 1681 г. король имел 380 рот кавалерии по 30 maîtres и 126 рот драгун по 36 человек, всего до 18 000 коней, и состав этот был усилен 8 марта 1682 г. образованием новых полков на 160 рот, и одновременно драгунские роты усилены каждая на 40 человек, что было распространено 27 сентября 1683 г. на всю кавалерию. Кроме того, было еще сформировано 15 полков по 12 рот и 25 отдельных драгунских рот для побережной службы, всего 205 новых рот.

Вследствие Регенсбургского перемирия 26 сентября 1684 г. было расформировано 13 полков и во всех ротах кавалерии и драгун состав уменьшен до 35 человек.

С возобновлением военных действий в 1688 г. 20 августа приступлено было опять к формированию новых конных полков в числе 41 конного и 5 драгунских.

Драгуны, которые по постановлению от 25 июля 1665 г. считались в рядах пехоты, были с 1 декабря 1689 г. окончательно присоединены к коннице, причем, однако, их полки должны были всегда строиться на левом фланге остальных полков конницы вне зависимости от старшинства сформирования, только при осадах драгуны продолжали становиться с пехотой, на ее левом фланге. Вместе с тем численность их была значительно увеличена, к существовавшим в 1688 г. 14 полкам было прибавлено в том же году 12, в 1689 г. еще 9 (из коих 2 подарил королю кардинал Виртембергский, а другие 7 сформировал король), так что в 1690 г., когда было еще прибавлено 8 полков, всего оказалось 43 драгунских полка по 6 рот в 35—45 коней, а в 1697 г. полков было 47.

В 1693 г. появились во французской кавалерии гусары. [85]

Были, правда, во французской армии венгерские конные полки еще с 1635 г., но они не носили имени гусар. Сначала это были дезертиры императорской армии, которые в числе 20 человек явились в 1691 г. к маршалу Люксембургскому и действовали самостоятельно в виде вольного отряда. Вследствие оказанных ими услуг король сформировал из них в декабре 1692 г. полк, выступивший в поле в составе 2 эскадронов по 3 роты по 50 maîtres, a 19 ноября 1693 г. принятый на жалованье во французскую армию. Этот полк был распущен в 1697 г., вновь сформирован в 1705 г. и окончательно распущен в 1716 г. В 1704 г. баварский курфюрст прислал другой гусарский полк, который перешел на французскую службу в 1706 г. Это старейший из подобных, сохранившихся во Франции полков, известный с 1707 г. под именем Ратского. Другой гусарский полк, также поступивший во французскую армию в 1706 г., перешел в 1709 г. в испанскую.

После Рисвикского мира в 1697 г. были сделаны значительные сокращения, вследствие которых осталось только 60 конных и 15 драгунских полков. Два года спустя вследствие разгоревшейся войны за испанское наследство пришлось опять восстановить все распущенные полки и сформировать новые; в 1701 г. прибавлено 29 полков и 20 000 всадников.

Было бы слишком долго следить за всеми изменениями, происходившими в ходе этой войны, продолжавшейся до конца царствования Людовика XIV, поэтому мы только отметим, что число французских конных и драгунских полков было более 135, и можно только удивляться, как Франция могла содержать такую силу в течение 14 лет. Во всяком случае с этого времени начинается финансовое истощение страны, ставшее впоследствии одной из главных причин революции. В 1715 г. после Утрехтского мира были оставлены 58 полков легкой кавалерии, включая 1 кирасирский, 1 карабинерный, 1 гусарский и 15 драгунских. Все эти полки, из коих старейшие имели во время войны по 12 рот, были приведены указом от 28 апреля 1716 г. в 8-ротный состав по 25 человек в роте. Низшей единицей во французской кавалерии во все время царствования Людовика XIV была рота, она составляла собственность своего капитана и имела свой значок. Она была очень слаба по составу, редко превосходя 100 человек и часто спускаясь до 20, и представляла собой только часть нынешнего эскадрона, в качестве которого она состояла до 1815 г. Эскадрон же в то время составлял тактическую единицу только для маневров и боя. Меняясь [86] по времени и обстоятельствам в своем составе, эскадрон был определен силой в 3 роты в 1671 г. при окончательном введении полков и был подчинен старшему из капитанов; так это и оставалось до 1733 г.

В полку первоначально был только один штаб-офицер фельдмейстер (mestre de camp); он был командиром полка и собственником одной роты, в командовании которой его замещал капитан. Подполковники и майоры, окончательно введенные во французской кавалерии в 1685 и 1686 гг. были сначала старшими капитанами, а потом штаб-офицерами без собственных рот. Подполковники, как заместители командиров полков, имели огромное значение, потому что командиры были в большинстве принцы или молодые знатные лица, не имевшие ни военных познаний, ни опыта. В каждом роде конницы первые полки, принадлежавшие частью высшим генералам (обоим генерал-полковникам и генерал-фельдмейстерам легкой конницы и драгун и генерал-комиссару первой), частью имели шефом короля или составляли собственность королевы или принцев крови, имели постоянное старшинство, которое было введено потом и для полков, носивших название провинций. Прочие полки, называвшиеся по именам своих командиров и известные под именем полков дворян (régiments des gentilshommes) или серых полков (по цвету одежды) вели старшинство по старшинству своих командиров. Чем полк был старше и сильнее по составу, тем он ценился дороже и имел больше прав и привилегий. Это вызывало между полками большое соревнование, и командиры старались ставить полк так, чтобы он удовлетворял различным вкусам и желаниям в смысле удовлетворения честолюбия или расчета. Количество рот полка ценилось во всех отношениях. Большие тактические единицы, чем полк, вообще не существовали, но на маневрах и на войне соединяли по 2, 3 или 4 полка под командой бригадира. Введением этого звания французская кавалерия обязана Тюренну, который, сделавшись 24 апреля 1657 г. генерал-полковником легкой кавалерии, начал с того, что произвел (8 июня того же года) 13 полковых командиров в генералы, оставив за ними полки. Кроме того, по-прежнему высшими инстанциями оставались генерал-полковники легкой кавалерии и драгун, генерал-фельдмейстеры легкой кавалерии и карабенов (с 1684 г. драгун) и генерал-комиссар легкой кавалерии. Эти лица командовали на войне кавалерией всего войска или отдельных армий. [87]

Вооружение каждого солдата всей кавалерии состояло из шпаги, с 1679 г. сабли, двух пистолетов и мушкета; мушкетеры и драгуны имели вместо мушкета ружье (fusil), несколько короче, чем пехотное, со штыком, карабинеры — нарезной карабин. Гусары кроме упомянутого оружия имели длинную четырехгранную шпагу без эфеса; эта шпага носилась вдоль лошади и хватала от груди до крупа, при атаке же снималась и упиралась в колено. Предохранительное вооружение было отменено, и только один кирасирский полк короля, седьмой по списку в легкой кавалерии, носил еще кирасы.

Королевским же указом от 5 марта 1676 г. всем офицерам были даны кирасы.

По словам Фекьера, Людовик XIV опять ввел в своей кавалерии кирасу в начале XVIII столетия, как об этом говорит Виллар в своем письме военному министру Шамильяру (18 января 1703 г.): «Кавалерии опять выдать грудные латы, чтобы она лучше могла выдерживать огонь имперских всадников». Во всяком случае это была только временная мера. Однообразная одежда была введена только при управлении Лувуа (1669—1673), но сначала только по полкам, причем цвет одежды, отличия и прочее зависели от командиров. С 1690 г. вводится в обмундировании систематический порядок; мундиры и шинели полков короля и принцев голубые, у прочих полков легкой кавалерии серые (взамен легко марающихся белых), у драгун красные (у некоторых полков были зеленые), и везде разноцветные обшлага, отвороты и подкладки. Затем были кожаные штаны, мягкие сапоги и черные шапки с золотой или серебряной обшивкой и черной кокардой; некоторые полки имели особые головные уборы, например Royal Allemand польскую шляпу; драгунские шапки были также особого вида. Одежда гусар состояла из пестрого камзола в обтяжку с узкими рукавами, узких штанов и коротких сапог с железными каблуками, шкуры или короткого ментика, который набрасывался с наветренной стороны, и отороченной мехом шапки, а позднее кивера без козырька и с языком. Перевязи и портупеи были у всех из белой кожи. Седельный убор состоял из французских седел с чепраками красного или голубого цвета с шерстяной бахромой; у гусар были венгерские седла, покрытые бараньими шкурами вместо чепрака; больших подробностей не было установлено относительно формы и цвета конского снаряжения. Что касается комплектования, то оно производилось капитанами путем вербовки, в [88] военное же время солдаты набирались по приказанию короля от ленников, обязанных поставлять людей, или из милиции. Корпус офицеров пополнялся вообще из maison du roi и жандармерии, особенно из мушкетерских рот первой, которые несли службу верхом и пешком, одни из конских частей maison du roi стояли в Париже и во всех отношениях представляли лучший контингент. Молодые дворяне, которые тогда еще более чем теперь проводили детство в деревне, поступали в эти отборные части 15 лет, получали там в строгой дисциплине практическое и теоретическое образование и потом переходили в армию с чином корнета или подпоручика. В 1682 г. король решил завести в различных пограничных пунктах военные школы для молодых дворян, которые должны были поступать туда в возрасте от 14 до 25 лет и быть воспитаны на счет казны. Сначала были заведены две школы в цитаделях Турне и Меца, вскоре, однако, число их было доведено до 10. Однако эти заведения просуществовали только около 10 лет и затем были упразднены за недостатком средств на их содержание. Производство шло на различных основаниях — частью по выбору, частью покупкой чинов, частью по старшинству. Последнее касалось производства из подпоручиков в поручики, капитаном же можно было сделаться, только купив роту, производство в майоры и подполковники шло опять по старшинству. Командование полком иногда бывало жалованным или получалось через патент от короля на вербовку полка, в большинстве же доставалось путем покупки. Людовик XIV несколько раз старался изменить этот способ, но не мог этого везде добиться. Чтобы, однако, устранить наибольшие недостатки этой системы, он установил в 1689 г. определенную цену — за полк 22 500 фунтов, за роту 12 000 фунтов. Производство в генералы и звание бригадира доставались по старшинству. В бригадиры же производились фельдмейстер-лейтенант (mestre de camp lientenant) больших полков короля или принцев. Места генерал-полковников покупались.

Развернутый строй кавалерии был в 3 шеренги, с интервалами в 50—60 шагов между эскадронами. Чтобы удлинить фронт, французы первые ввели двухшереножный строй, и с 1700 г. он был принят везде. Колонны были по 3, полуротные, ротные и эскадронные.

Вышеизложенная организация кавалерии в общем сохранилась до времен революции, за малыми изменениями в числе, роде, составе и силе полков. Изменения эти состояли в следующем. [89]

При Людовике XV (1715—1774 ) почти не было изменений в организации кавалерии до 1740 г. и только были сформированы: в 1718 г. один драгунский, в 1720 и 1734 гг. по гусарскому полку; затем 1 февраля 1727 г. во всех полках было установлено по 3 эскадрона по 3 роты, а во время войны в 1733 г. эскадроны приведены в 4-ротный состав по 160 maîtres в роте. Таким образом, в 1733 г. во французской кавалерии было maison du roi — 4 роты gardes du corps в 1600 человек, 1 рота жандармов в 250, 1 рота шеволежеров — 250 человек, 2 роты мушкетеров — 540 человек, 1 рота конных гренадер — 200 человек.

Жандармерия: 16 рот — 1300 человек.

Французская и иностранная легкая кавалерия: 59 полков 28 770 человек (в том числе 2 гусарских № 57 и 59 — 1300 человек). Драгун: 15 полков — 10 800 человек и 12 вольных рот драгун — партизан — 1600 человек (включая 93 офицера).

Всего — 44 910 человек.

В начале войны за австрийское наследство в 1741 г. во французской коннице кроме maison du roi и жандармов было 60 легкокавалерийских полков (в том числе 1 кирасирский, 1 карабинерный и 3 гусарских) и 15 драгунских.

Каждый полк состоял из 4 эскадронов или 8 рот по 25 человек в мирное время и по 40 в военное, и 2 музыкантов (трубачи в кавалерии, барабанщик и гобоист у драгун); почти все полки имели, кроме того, литавры и по штандарту в каждой роте.

Во время войны под немецким влиянием было произведено много перемен. Число конных полков было увеличено на 7, почти исключительно гусарских; драгунский прибавлен один. Затем были сформированы по образцу австрийских пандуров многочисленные легкие войска; таковых было более 14 000 человек в сводных легионах, которые были большей частью в 1500 человек каждый, из них 500 конных; после войны они были значительно сокращены. Вообще в это время сильно ощущалась потребность облегчения войск для увеличения их подвижности, особенно конницы. Вследствие этого исчезла большая часть легких полков, бывших таковыми только по имени, и была заменена драгунами, гусарами и егерями.

В начале Семилетней войны в 1756 г. во французской кавалерии было (не считая войск короля и принцев) 64 легкоконных полка (в том числе 1 кирасирский, 1 карабинерный, 7 гусарских) и 17 драгунских. [90]

Все эти полки состояли, как и прежде, из 4 эскадронов по 160 человек; исключение составлял карабинерный полк силой в 25 рот в 5 бригадах.

Все это составляло около 54 000 всадников, а прибавив maison du roi, жандармерию и конницу смешанных легионов{48}, — 60 000 человек.

Семилетняя война вызвала во французской кавалерии самые существенные изменения. Прежде всего, еще в первые годы войны, были упразднены 4 гусарских полка (в 1756 г. — 3 и в 1758 г. — 1) и взамен их сформировано 2 других кавалерийских (1756 и 1757 гг.). Указом же от 1 декабря 1761 г. расформирован 31 кавалерийский полк и включен в состав других, увеличив силу этих вдвое.

Таким образом, состав кавалерии оказался следующий:

34 легких конных полка (в том числе 1 карабинерный и 3 гусарских) и 17 драгунских, не считая конницы легких смешанных частей, которые были приведены 1 марта 1763 г. в состав 6 легионов по 17 рот, из коих 8 драгунских по 29 человек и 15 лошадей в роте в мирное время. Того же числа жандармерия была сокращена на 6 рот, для чего принцевые роты шеволежеров были включены в состав принцевых же рот жандармов.

Вследствие этого жандармов было: 4 роты (шотландская, английская, бургундская и фландрская) королевских жандармов, или [91] большая жандармерия, расположенная в Версале; 6 рот жандармов королевы, дофина и принцев Беррийского, Прованского, Артуа и Орлеанского — малая жандармерия, или люневилльская, потому что она стояла в виде почетной стражи у короля Станислава в Люневилле.

После того что в 1764 г. был вновь сформирован один гусарский полк, состав французской кавалерии в 1769 г. был следующий: maison du roi 9 рот — 2634 maîtres.

Жандармерия: 10 рот — 1200 maîtres.

Легкая кавалерия: 30 полков по 4 эскадрона по 2 роты — 13 430 человек, 1 полк карабинеров (№ 22) в 5 бригадах по 3 эскадрона по 3 роты — 1650 человек; 4 полка гусар (№ 32—35) той же организации, как прочая легкая кавалерия, — 1752 человека.

Драгун : 17 полков по 4 эскадрона по 2 роты — 6664 человека и 48 рот при легионах — 1250 человек.

Всего 28 580 человек.

Состав этот мало изменился до конца царствования Людовика XV. Только в 1769 г. к смешанным войскам присоединился корсиканский легион, в 1771 и 1773 гг. прибавлено 2 роты gardes du corps для графа Прованского и Артуа, внука короля, а в 1772 г. (17 апреля), в подтверждение указов 1615 и 1679 гг., в кавалерийских ротах опять введены особые отличные стрелки, состав же роты установлен в 3 офицера, 7 унтер-офицеров, 4 карабинера, 24 всадника и 1 трубач. В полку по 3 эскадрона по 4 роты — всего 432 солдата. Названия полков остались без изменения, только в легкой коннице почти не встречается, со времени Семилетней войны, полков дворян — они получили имена принцев или сделались королевскими, получив наименования по провинциям, напротив того, драгунские полки в большинстве носили имена знатных лиц. Важнее всех перемен была мера, принятая министром Шуазелем: он отнял из рук капитанов заботу о снаряжении и содержании солдат и вообще все хозяйство в роте. Вследствие этого прекратились злоупотребления с численным составом, так как до того было общепринято показывать на бумаге несуществующих солдат, и генералы получили возможность водить конницу большими аллюрами, не опасаясь заявлений капитанов, что их разоряют и лошадей загоняют. Каждый полк получил квартермистра, кассу, и было заведено правильное счетоводство.

Вооружение было мало изменено при Людовике XV. Как и прежде, только один полк носил кирасы, остальные, за исключением [92] гусар, — буйволовые колеты, вскоре замененные камзолами из шкуры диких коз. Кирасы остались только у генералов, у офицеров же они были заменены буйволовыми колетами. Уставом 1762 г., приведенным в исполнение в 1763 г., были произведены большие упрощения в обмундировке. Легкая кавалерия вся получила голубые, драгуны — зеленые мундиры с разноцветными воротниками, отворотами и другими отличиями; легкая конница носила жилеты и штаны из дикой козы, мягкие сапоги и шляпы с белой или розовато-красной тесьмой и черной кокардой. У драгун были медные каски. Плащи были у всех светло-серые, чепраки у легкой кавалерии голубого сукна с галуном. Гусары сохранили свою венгерскую форму со шнурами, шарфы из красной шерсти, шапки с полураскрытым клапаном и зеленые плащи.

Людовик XVI (1774—1792) при вступлении на престол располагал следующей кавалерией:

Maison du roi: 4 роты gardes du corps — 1427 человек, 1 рота жандармов — 224 человека, 1 рота шеволежеров — 222 человека, 2 роты мушкетеров — 454 человека, 1 рота конногренадер — 145 человек, всего 2472 человека. Жандармерия: 10 рот — 942 человека.

Легкая кавалерия: 30 конных полков (1 кирасирский) по 3 эскадрона 4-ротного состава — 432 человека и 384 лошади, в полку; 1 полк карабинеров из 5 бригад по 2 эскадрона по 3 роты — 1560 человек и 1200 лошадей, 4 гусарских полка по 3 эскадрона по 4 роты — 480 человек и лошадей в полку.

Драгун 17 полков по 3 эскадрона по 4 роты — 384 человека и 288 лошадей в полку и 56 рот (7 легионов) по 29 человек и 15 лошадей.

Всего 28 006 человек и 22 790 лошадей.

В бытность С.-Жермена военным министром было сделано несколько важных преобразований.

15 декабря 1775 г. были распущены гвардейские мушкетеры и гренадеры и жандармы Берри и Орлеанского.

25 марта 1776 г. произошла во всей кавалерии полная реорганизация, по которой после переформирования 7 легких полков в драгунские и роспуска 7 легких легионов состав кавалерии был установлен в 24 легких полка, 4 гусарских и 24 драгунских.

Карабинерный полк был в составе 8 эскадронов в 2 бригадах, прочие кавалерийские и драгунские полки по 6 эскадронов, в том числе один шеволежеров (у драгун конно-егерский) и 1 запасный эскадрон. Эскадроны шеволежеров были сформированы из приданных [93] легкой коннице в 1772 г. карабинеров, конно-егерские из 48 рот, бывших при 6 легких легионах. Из конницы 7 легионов был сформирован гусарский полк.

Таким образом, было эскадронов: 8 карабинерных, 92 конных (в том числе 4 кирасирских), 23 шеволежеров, 16 гусарских, 96 драгунских, 24 конно-егерских и 47 запасных. Но эта организация недолго существовала и была изменена 29 января 1779 г. в том смысле, что эскадроны шеволежеров и конно-егерские были отделены от своих полков и соединены по 6 в полки, которые именовались по номерам от 1—6. Одновременно с этим был прибавлен один гусарский полк, и все гусары были соединены в отдельный корпус, под началом своего генерал-полковника — герцога Шартрского.

Таким образом, в 1779 г. состав кавалерии был следующий:

Maison du roi: 4 роты gardes du corps, 1 рота жандармов и 1 рота гвардейских шеволежеров.

Maison des princes: 2 роты gardes du corps брата короля, 2 графа д'Артуа.

Жандармерия: 4 роты (шотландская, английская, бургундская и фландрская) большой жандармерии и 4 роты малой (королевы, дофина, брата короля и графа д'Артуа).

Конница: 24 полка легкой кавалерии, 6 шеволежеров, 5 гусарских, 24 драгунских и 6 конно-егерских.

14 сентября 1783 г. сформирован новый гусарский полк. В 1784 г. еще раз вернулись к системе смешанных корпусов, а именно соединили в 6 легионов конно-егерские полки с пешими батальонами.

17 марта 1788 г. это было отменено, и конно-егеря стали по-прежнему самостоятельны. В то же время 6 драгунских полков обратили в конно-егерские, которых стало 12, и все они получили наименования по провинциям.

Затем 6 полков шеволежеров, бывшие под соответственными названиями с 1784 г. в рядах легкой кавалерии, были совсем упразднены, а карабинеры соединены в бригаду из 2 полков и через 3 года заняли первое место среди конных полков как гренадеры кавалерии.

Полки карабинерные, гусарские и егерские были в 4-, прочие в 3-эскадронном составе. В эскадроне было по 2 роты, в ротах легкой кавалерии и драгунских было по 80 человек (включая 3 офицера), в военное время на 13 человек больше, в гусарских и егерских по 32 человека с прибавкой 25 человек в военное время, так что сила [94] полка была: карабинерного 682 человека в мирное время и 786 в военное; легкой кавалерии и драгунского 516 и 594, гусарского и егерского 699 и 899 человек. Из этого числа было пеших людей как в мирное, так и в военное время: в карабинерных полках 59, в легкокавалерийских и драгунских по 24, в гусарских и егерских по 46.

Всего в кавалерии было 26 легкокавалерийских полков (в том числе 2 карабинерных и 1 кирасирский), 18 драгунских, 6 гусарских и 12 конноегерских — 206 эскадронов — 35 618 человек и 33 723 лошади в мирное время и 42 702 человек и 40 807 лошадей в мирное.

Вся жандармерия была распущена 1 апреля 1788 г., и от всех войск maison du roi остались только 4 роты gardes du corps. Название жандармов перешло на корпус, носивший прежде название maréchaussée. 12 сентября 1791 г. уничтожены, в жертву духу времени, и gardes du corps — эти последние остатки привилегированных войск — и во французской кавалерии остались только 62 полка — 206 эскадронов, которые королевство и передало республике и империи. Что касается организации войск, то указом от 17 марта 1788 г. было постановлено, что каждые 2 однородных полка должны были образовать бригаду, которых и составилось: 13 легкокавалерийских (включая карабинерную), 9 драгунских, 3 гусарских и 6 конно-егерских. В военное время гусары и егеря, согласно роду их службы, должны были действовать отдельными полками. Высшей, нежели бригады, единицей были дивизии, которые были введены в 1776 г. графом С.-Жерменом, как территориальное деление (в числе 16), затем упразднены, а 17 марта 1788 г. вновь восстановлены, но уже в качестве войсковых единиц с той целью, чтобы « мирное время служило для войск постоянной школой дисциплины и образования, а для генералов — искусства командования».

Дивизии должны были «быть распределены по различным пунктам государства и состоять из войск обоих родов оружия или только одного, смотря по местным условиям и сообразно с военными и административными требованиями».

Всего была 21 дивизия различной силы и состава. Состав колебался от 1—4 пехотных и 1—3 кавалерийских бригад.

4 дивизии состояли только из пехоты и одна (7-я или 2-я лотарингская) только из кавалерии, а именно из 2 драгунских и 1 конноегерской бригады. В проекте устава от 18 августа 1788 г. было предписано деление на пехотные и кавалерийские дивизии; ими должны были командовать генералы соответственных родов оружия. [95]

В том же 1788 г., когда происходила такая радикальная ломка старых порядков, уничтожены звания генерал-полковника легкой кавалерии, драгун и гусар, генерал-фельдмейстера легкой кавалерии и драгун и генерал-комиссара легкой кавалерии; полковые командиры кавалерии получили звание полковников вместо бывшего mestre de camp.

В вооружении кавалерии не было произведено существенных перемен. Зато в обмундировании было сделано 25 марта 1776 г. упрощение: покрой одежды и форма ее были установлены одинаковые для легкой кавалерии и драгун, основные цвета мундира и плаща и головные уборы были оставлены старые, введены были белые жилеты и штаны, а относительно отличий было положено, чтобы каждые 3 полка имели одинаковые отвороты и обшлага, но различного цвета воротники и пуговицы.

Гусары, одежда которых в общем мало изменялась, имели в каждом полку мундиры особого цвета в следующем порядке: голубые, коричневые, серебристо-серые и зеленые. В 1799 г. 29 января были введены некоторые изменения в покрое и форме, но основные цвета остались те же.

Шеволежеры получили, соответственно кавалерии, голубые мундиры, конно-егеря подобно драгунам зеленые, а также первые — шлемы, вторые — маленькие каски с гребнем. Вновь сформированные гусарские полки получили: один — красные ментики, голубые доломаны и рейтузы с желтыми шнурами, другой (основан в 1783 г.) — белые ментики, небесно-голубого цвета доломаны и рейтузы. 1 октября 1786 г. вышел новый устав касательно конского убора и значков. Конница того времени была вообще плохо ремонтирована; на различие лошадей для тяжелой и легкой конницы обращалось мало внимания; кроме того, она была всегда в некомплекте, и в редком полку было более 450 человек, так что она мало была подготовлена к великим подвигам.