Г. ЛАПЧИНСКИЙ

Гомельское совещание

(Воспоминания)

Как известно, в конце ноября 1919 года в Гомеле состоялось созванное по инициативе Волынского Губкома совещание, на которое были приглашены парторганизации КП(б)У всех местностей УССР, не занятых деникинцами. По мысли инициаторов, совещание должно было обсудить и разрешить все больные и неотложные вопросы, поставленные перед партией создавшимся положением, когда революция на Украине оказалась разбитою не только военною силою сорганизовавшейся всероссийской реакции, но отчасти и благодаря внутреннему, органическому кризису, вызванному в значительной степени ошибками партии в период между свержением Директории и наступлением Деникина.

Хотя совещание оказалось весьма малочисленным, обнаружившиеся на нем настроения его участников, соображения его инициаторов и, наконец, отношение к нему со стороны руководящих партийных кругов являлись чрезвычайно характерными для переживаемого тогда момента, отражали основные оттенки коммунистической мысли на Украине и заключали в себе зародыши тех политических линий, которые затем в течение ряда лет боролись внутри партии вокруг национального вопроса (слабые, выродившиеся остатки этих разногласий, как некую традицию, можно обнаружить даже и в настоящее время).

Поэтому история созыва этого совещания, ход его и последствия представляют несомненный интерес для истории партии и революции на Украине. Между тем о нем очень мало известно в партийных кругах, а в литературе встречаются лишь очень краткие и частью ошибочные упоминания о нем. Это объясняется, во-первых, скудостью оставшихся писанных материалов и, во-вторых, немногочисленностью участников совещания [...]

В моем распоряжении в настоящее время имеется лишь резолюция гомельского совещания “О задачах партии” и конспект доклада, с которым я выступал на совещании. Я постарался также, насколько возможно, восстановить в своей памяти отдельные моменты, прибегнуть для этого к помощи некоторых участников совещания, ныне находящихся в Харькове. Как всегда в этих случаях, воспоминания товарищей резко расходятся между собой и с тем, что я сам помню о событиях. Таким образом, мой очерк может являться только сводкою моих воспоминаний, прокорректированных мною по данным других товарищей лишь постольку, поскольку с их поправками я согласен [...]

* * *

2 октября 1919 года в Чернигове правительство УССР по главе с тов. Раковским, который являлся председателем Совета Обороны Республики, объявило себя распущенным, и все руководящие товарищи, находившиеся к этому моменту в Чернигове, — Раковский, Петровский, Ворошилов, Бубнов, Богуславский, Иоффе и Дробнис — выехали в Москву в распоряжение ЦК РКП.[1]

Поскольку еще раньше Совету Обороны были переданы все права ВУЦИК’а и СНК’а, этот акт был равносилен полному упразднению Всеукраинской Советской власти. Одновременно с этим постановлением ЦК РКП был распущен и ЦК КП(б)У, а вместо него создано “Зафронтовое Бюро” в составе С.Кассиора, Фарбмана (Рафаила) и Дробниса с местопребыванием в Москве (позже в Серпухове[2]). Таким образом, вся верхушка украинской партии и правительства не только официально устранилась от власти, но и фактически лишена была возможности работать на Украине (а Украина, УССР еще существовала в границах нескольких уездов Волынской губ., Радомысльского уезда и части Киевского уезда Киевщииы и Городнянского, Новгород-Северского, Кролевецкого, Глуховского, Сосницкого и Черниговского уездов Черниговщины) — фактически, потому что, за немногими исключениями, ЦК РКП немедленно распределил украинских работников по губерниям РСФСР или по центральным учреждениям в Москве: глава правительства УССР Раковский был назначен начальником ПУР’а, Г.И.Петровский намечался на пост председателя Московского Губисполкома, секретарь ВУЦИК’а Богуславский — секретарем ПУР’а, а целый ряд цекистов — по Губисполкомам РСФСР.

В Москве только короткое время после этого еще существовала комиссия по ликвидации украинских советских учреждений, в которой работал Богуславский, но функций правительственной власти для Украины она не имела.

К моменту получения в Чернигове директивной телеграммы ЦК РКП о роспуске я приехал в Чернигов из Новгород-Северска, где исполнял обязанности председателя Районного Комитета Обороны. Меня поразило безнадежное, ликвидаторское настроение, господствовавшее среди членов правительства и ЦК. Оно объяснялось, очевидно, тяжестью проведенной на Украине работы, которая протекала в огне повсеместных кулацких восстаний, под гнетом непрестанно в течение целого лета развивавшегося наступления белых и неуспеха внутренней политики (в вопросах продовольственном, земельном и национальном) и внешней военной, где боролись две тенденции: наступление на запад на соединение с Венгрией и на юго-восток для уничтожения контрреволюции на Дону и полного освобождения Донбасса. Военное поражение, обнаружившееся наше бессилие против наступающей контрреволюции, поддержанной кулаками, как бы завершало эти неуспехи, подтверждало правоту тех, кто критиковал нашу политику.

А эта критика, как известно, к концу лета приобретала все более и более острый характер. Я говорю, конечно, не о критике представителей классов, партий и групп, боровшихся с советской властью, а о критике внутрипартийной или со стороны групп и партий, стоявших на позициях советской власти и коммунизма. В основных чертах определилось две линии: сторонники самостоятельности Укр. Советской республики с собственным правительством, полноправно вступающим в сношения с правительством РСФСР и других советских республик (Латвия, Эстония, Литва, Белоруссия, Венгрия), и собственной КП(б)У, самостоятельно разрешающей все вопросы внутренней и внешней политики Украины, а с другой стороны, — те, кто стоял за максимальное подчинение Украины правительству РСФСР и за то, чтобы КП(б)У являлась только областною организацией РКП. Среди вторых немало было и таких, которые вообще считали, что “украинские губернии” могут быть непосредственно подчинены московскому центру. В партийных низах и среди партийного середняка такое грубое деление являлось характерным. Что касается партийной массы РКП вне Украины, то там вплоть до руководящих верхов наблюдалось полное отсутствие представления об Украине, об особых условиях развития украинской революции, о том, коротко говоря, что Украина — это особая страна, а не “юг России”, не “Малороссия”.

При таком положении работа партийного и правительственного центров являлась чрезвычайно трудной.

В противоположность партийной периферии, руководящие товарищи (правда, за довольно еще значительными исключениями) в общем и целом подходили уже к правильному пониманию партийного и государственного строительства Украины, уже тогда наметили в основном путь, идя по которому партия пришла к нашему теперешнему разрешению национального вопроса на Украине и вообще в Союзе ССР. Они понимали, что нельзя проводить едино-неделимовскую политику, что Украинская Советская республика, оставаясь в теснейшей связи с Россией, должна существовать как особая государственная единица, соответствующая особым, специфическим потребностям страны; что украинская партия, будучи на началах демократического централизма объединена в одну коммунистическую организацию с партиями других союзных республик, должна иметь возможность под руководством своего ЦК вести самостоятельную работу в пределах Украины применительно к ее особенностям, что правильная национальная политика требует исключительного внимания к вопросам украинской культуры и должна всемерно способствовать ее возрождению.

Но в проведении этой политики они на каждом шагу встречали сопротивление изнутри. “Русотяпская”, в те времена весьма и весьма значительная часть партии срывала их работу, не будучи способною проводить их директивы, портила отношения с местным населением, особенно крестьянским, не признавала авторитета украинского центра, органически не понимая и не желая понимать его директив, тяготела к “настоящему”, “всероссийскому”. С другой стороны, российские руководящие органы часто недостаточно считались с украинским центром, давали ему распоряжения, основанные на недостаточном знакомстве с местными условиями, и присылали людей, для работы на Украине не подходящих. Что касается украинских “местных” элементов в партии, то они являлись более молодыми, менее опытными, реакция против “русотяпства” толкала их в оппозицию к партийно-руководящей группе, отпор которой русотяпству казался им недостаточно последовательным и энергичным. Быстрое полевение политических группировок чисто украинского происхождения (из УСР и УСД[3]), приближение их к коммунистическим позициям приводили ко взаимному тяготению между ними и местными, украинскими работниками в КП(б)У. А так как партия и ее центральное руководство не могли не бороться с этими группировками, поскольку те еще не разделяли платформу нашей партии, существовали организационно самостоятельно и вступали с нами в конфликты, то борьба эта рикошетом отражалась и на отношении к украинцам членам партии, ибо русотяпам борьба с боротьбистами или укапистами давала повод нападать на все украинское, в частности и на партийцев-украинцев.

В конечном счете руководящие верхи оказались в значительной степени оторванными от партийной массы, не имели в ней достаточной базы для опоры.

Все эти разногласия и неувязки не могли даже организационно выявиться, ибо за весь период времени между занятием Харькова в январе 1919 г. и оставлением Киева (30 августа 1919 г.) не состоялось ни одного совещания или конференции, если не считать узкого пленума ЦК, происходившего в начале августа в Киеве, т.е. за месяц перед его падением[4]).

Но, встречаясь с сотнями украинских партийных работников в период отступления, я постоянно сталкивался с такими двумя основными типами понимания происходящих событий: “украинцы”, “местные” жестоко критиковали правительство и ЦК за “пренебрежение интересами Украины”, за “русотяпство”; “антиукраинцы”... так же жестоко поносили нас и наше правительство за “самостийничество”, за неспособность отразить Деникина, за то, что мы “допустили наступление на Москву”.

Я говорил, что меня поразило пассивное отношение товарищей из правительства и ЦК к их “упразднению”. В те времена, когда я целиком придерживался взглядов “федералистов”, одним из пунктов платформы которых было разделение украинских работников на “местных” и “пришлых”, эта пассивность мне казалась лишним доказательством несвязанности с Украиной, безразличием к ее судьбе.

В противоположность всем остальным товарищам только Д.З.Мануильский резко отрицательно относился к этому акту: в Москву он не поехал, оставшись работать в районе 12-й армии в качестве опродкома.[5] В журнале “Коммунист”, издававшемся в Чернигове, он выступал с язвительной критикой нашей политики на Украине. В одной из статей он говорил, например: “Каждую весну мы снаряжаем очередную труппу на Украину, которая, погастролировав там, к осени возвращается назад в Москву”; в том же номере он иронически отзывается об украинцах, которых мы включаем в наши правительственные комбинации, сравнивая их с “нотаблями”, которых колониальные власти обычно привлекают из знатных туземцев к участию в местном управлении и которые в нем играют чисто декоративную роль.

Из других центрального значения работников оставались тогда в пределах Украины Затонский в Новозыбкове и качестве члена Реввоенсовета 12 армии и Коцюбинский[6] в самом Чернигове в качестве председателя Губкома Обороны.

В Москве, куда я приехал, получив из Чернигова отпуск ввиду своего болезненного состояния, находилось очень большое количество как ответственных, так и рядовых украинских работников. Настроение их было чрезвычайно подавленное, ибо Москва и московские партийные круги встретили их весьма неприветливо; общее мнение там было таково, что, благодаря нашим ошибкам, нашему неумению, дело революции на Украине было проиграно, мы не смогли отразить врага, вследствие чего самый центр революции, Москва, оказался поставленным под удар добровольческой армии.

Разделение между украинцами, считавшими себя органически с Украиной связанными, и теми, кто смотрел на свою работу там как на временную, случайную, еще углубилось. Первые все свои планы и перспективы строили на возвращении на Украину, как только это окажется технически возможным, как только начнется обратное наступление Красной Армии (а мы твердо верили, что это скоро случится), поэтому они всячески уклонялись от принятия на себя такой работы, которая могла бы их привязать к России, могла бы помешать им при первой возможности вернуться на Украину; они старались или с армиями связаться, или вообще пробраться в места, близкие к фронту; они болели душою за развал учреждений, причиненный эвакуацией, за погибшее имущество, потерянные материалы и архивы и прилагали все усилия к тому, чтобы советскую организацию как можно легче можно было бы восстановить на Украине, как только вновь явится возможность ее строительства.

Самороспуск правительства и ЦК, уход ответственнейших товарищей с украинской работы до крайности возмущал эту коммунистическую эмигрантскую колонию в Москве.

Одновременно среди наиболее вдумчивых и способных к теоретической проработке политических вопросов, естественно, происходил усиленный обмен мнений и изучение опыта нашей политической работы за предыдущий период, исследование причин нашего поражения, искание ошибок, приведших к краху.

Среди других окончательно оформилось и то течение, которое вошло в историю партии под кличкой “группы федералистов”.

Как известно, еще летом 1919 г. в Киеве группа товарищей во главе с Петром Слинько и Павлом Поповым[7], расходясь с политикой официально руководивших партией товарищей, имела ряд частных совещаний, на которых разрабатывала свои взгляды на украинскую политику РКП, подвергала ее критике и склонялась к платформе, которую в общих чертах можно формулировать как признание необходимости вполне самостоятельного украинского советского правительства, обладающего всею полнотою власти, не исключая областей военной и хозяйственной, столь же самостоятельного и не зависимого от РКП партийного центра и решительной ориентации в политике и в подборе руководящего партийного аппарата на “внутренние силы страны”.

С такими настроениями Слинько остался на Украине для подпольной работы; он полагал, что в процессе внутренней борьбы против деникинщины в стране проснутся новые местные силы, которые, сбросив реакционную власть, закрепят строительство коммунистической партии и советской власти в своих руках и тем дадут этому строительству направление, отличное от прежнего, более соответствующее характеру украинской действительности.

Я также еще летом солидаризовался с этою группою и, приехав в Москву, опять связался с нею в лице товарищей Попова и Ландера, которые там уже находились. Мы провели целый ряд собраний украинцев-партийцев, результатом которых, между прочим, явилась докладная записка Центральному Комитету РКП, поданная от имени украинской секции при Московском Комитете РКП и составленная П.И.Поповым[8]).

В этой записке были сформулированы основные положения критики официального курса КПУ, а также положительной программы федералистов. В заключительной части авторы записки объявляли, что большая часть украинских коммунистов, находящихся в Москве, не считает возможным работать по директивам Орг. Бюро ЦК КПУ; что “по вполне точным данным”... “такое же настроение наблюдается и в Киеве, и в Полтаве, и в других городах Украины”; они требовали, чтоб ЦК РКП внес полную ясность во все вопросы украинской политики, неотложно необходимую “ввиду неизбежности скоро нового подъема революции на Украине”.

Противная сторона, подвергавшиеся таким нападкам недавние руководители украинской политики, никакого ответа на эту критику не давали, они, казалось, совершенно стушевались, были заняты практической работой в неукраинских организациях и учреждениях и после роспуска ничем формально и фактически объединены между собою не были. Зафронтбюро занималось исключительно техникой посылки на подпольную работу, авторитетного политического центра ни в коем случае собою не представляя. ЦК РКП, как известно, высказался значительно позже, к моменту всероссийской партконференции 2 — 5 декабря.[9]

Тут интересно напомнить, что резолюция конференции по украинскому вопросу, являвшаяся огромным шагом вперед к выпрямлению партийной линии на Украине, была внесена и защищалась делегатом Владимирской организации тов. Яковлевым (Эпштейном)[10], который уже более года не работал на Украине, в то время как все без исключения украинские товарищи, только что недавно являвшиеся членами правительства и ЦК, наотрез отказались выступить с докладом и предложениями. Я привожу эту справку как иллюстрацию того разброда, который господствовал среди руководящих украинских товарищей[11].

Таким образом, в октябре месяце никакого ответа на мучившие нас вопросы, никакого выхода из создавшегося в партии положения мы не находили. В то же время мы помнили, что еще три губернии УССР частично свободны от власти белых, что вот-вот неминуемо произойдет перелом в военных действиях и территория Советской Украины снова начнет расширяться. До нас доходили известия о широкой повстанческой работе в тылу, за фронтом. Мы рвались поближе к фронту, чтобы немедленно начать работу на освобождаемых территориях.

Еще в Москве среди федералистов и примыкающих к ним товарищей возникла мысль о необходимости по инициативе местных украинских работников предпринять шаги к восстановлению КП(б)У, поскольку ЦК снял с себя обязанность по руководству партией. Наиболее решительно настроенные предполагали, что это строительство придется повести с самого начала созданием “из здоровых элементов КП(б)У”, боротьбистов и укапистов новой партии — ”Украинской коммунистической партии (большевиков)” — с непременным сохранением в ней руководства за старым большевистским ядром, но без организационной преемственности с КП(б)У.

Приехав на Волынь, я убедился, что сознанием необходимости предпринять хоть какие-нибудь шаги для того, чтобы вывести партию из создавшегося после роспуска ЦК положения, проникнуты все местные работники. В Житомире в то время находился тов. Мануильский в качестве местного “опродкомгуба”; вместе с ним работал тов. П. К. Солодуб, который недавно перед этим вступил в нашу партию. Председателем Ревкома, вернее, Губернского Комитета Обороны, был М.П.Васильев, секретарем Губпаркома — тов. Борисов (Коган), которого я знал еще с I съезда (краевого) с.-д. (большевиков) Украины в декабре 1917 года. Там же находился Галревком[12] — товарищи Порайко и Михайлик, а Женя Михайлова была уполномоченной по работе за фронтом. По чекистской линии работали товарищи Я.Лифшиц и Балицкий.

Я подробно ознакомил их с положением в Москве и настроениями находившихся там украинских работников. Товарищи, со своей стороны, поделились со мною сведениями о состоянии дел в свободной от белых части УССР, а отчастии в зафронтовых районах, прилегающих к Волыни. Уничтожение центров — партийного и правительственного, отсутствие определенной политической линии и руководства — все это привело к полному разброду. Черниговцы во главе с Ю.М.Коцюбинским разрешили вопрос очень просто: они объявили Черниговщину присоединенною к РСФСР — по крайней мере, они на другой же день после роспуска украинских центров стали сноситься непосредственно с ЦК РКП, на что получили благословение тов. Стасовой[13], тогдашнего секретаря ЦК, а по советской линии руководились законами и распоряжениями правительства РСФСР. Даже вывески и учреждения были соответственным образом перелицованы[14]. Казалось, что по мере продвижения красных войск вглубь страны такое положение может механически распространяться и на другие части Украинской республики, тем более что армия и военные власти находились целиком в подчинении РСФСР. Совершенно иначе, однако, обстояло дело на Волыни и в небольшой части Киевщины, свободной от деникинцев, — там среди руководящих товарищей господствовало убеждение в необходимости до конца сохранить идею украинской советской власти, в необходимости не только держаться в этом направлении прежней партийной линии, но и решительно выправить ее в сторону более совершенного приспособления к специфически украинским условиям работы. Меня поразила глубина, так сказать, “украинского советского патриотизма” среди волынцев особенно еще и потому, что большинство их (Васильев, Борисов и др.) не являлись украинцами в том смысле, что не говорили по-украински, а в частности, Васильев не так даже давно начал работать на Украине, будучи коренным великороссом по происхождению и по партийной своей дореволюционной работе, т.е. принадлежал к той же разновидности украинских работников, что и я. К осторожному и вдумчивому подходу в вопросах украинской политики волынцев принуждала необходимость считаться с сильными политическими противниками в лице боротьбистов, которые на Волыни вообще были достаточно влиятельны, а в описываемый момент в самом Житомире располагали крупными партийными работниками, ибо там находилась значительная часть их цекистов, в частности товарищи Полоз, Шумский, Яковлев[15] и др. Незадолго перед моим приездом атаман Волох в УНР-овской армии поднял восстание под советскими лозунгами и его части перешли на нашу сторону и находились под руководством боротьбистов. Боротьбистские военные организаторы, товарищи Савицкий и Голый, также в районе Житомира успешно создавали революционные отряды как части будущей украинской Красной армии.

Затем около того же времени через Житомир проехали и по дороге вели переговоры с местными властями Ю.Мазуренко и М.Ткаченко[16], бежавшие из Каменец-Подольска и направлявшиеся в Москву для переговоров о легализации УКП и ее участии в советском строительстве. Все это создавало благоприятную атмосферу для углубленной проработки вопросов нашей украинской политики и для более реального подхода к их разрешению.

В средине ноября состоялся расширенный пленум Губкома, на котором по докладу об общепартийном положении было постановлено от имени Волынского Губкома в кратчайший срок созвать совещание представителей всех организаций КП(б)У, действующих на свободной от белых территории, для обсуждения создавшегося в партии положения и принятия мер к его исправлению.

Губком избрал комиссию по созыву совещания в составе Борисова (секретарь Губкома), Лапчинского, Мануильского, Ж. Михайловой (Зафронтбюро) и Порайко (Галревком). Состав являлся достаточно авторитетным, включая в себя представителей трех парторганизаций и двух партработников всеукраинского масштаба. Комиссия избрала местом совещания Гомель, как пункт, хотя и не находящийся в пределах УССР, но наиболее удобный в смысле связи со свободными территориями республики; время совещания было приурочено так, чтобы делегаты с совещания могли непосредственно поехать на Всероссийскую конференцию РКП, назначенную на 1 декабря в Москве. Точной даты, на которую созывалось совещание, установить не могу; равным образом не имею и точного текста извещения, которое было разослано приглашаемым организациям. Я помню только, что оно было довольно коротким, в нем в нескольких словах упоминалось о создавшемся внутрипартийном положении и о необходимости его обсудить сообща. Извещение было подписано именами всех членов комиссии. Телеграфное приглашение было послано также в Москву Орг. Бюро ЦК КП(б)У и персонально некоторым членам ЦК — кажется, товарищам Скрыпнику и Затонскому.

Совещание открылось в Гомеле в помещении местного отделения “Росты” в последних числах ноября. Насколько удалось мне установить по воспоминаниям, в нем принимали участие: Борисов, Мусульбас, Латонин (Волынь), Коцюбинский и Одинцов (от Черниговщины), два товарища (фамилии их не установлены) от 44-й дивизии, стоявшей на Ирпени под Киевом (богунцы и таращанцы), Порайко и Михайлик (Галревком), Женя Михайлова (Волынское Зафронтбюро),Кассиор и Затонский (ЦК КП(б)У), Мануильский, Солодуб и Лапчинский (персонально). Мне кажется, что был еще кто-то от уездов Черниговщины, но Ю. М. Коцюбинский утверждает, что нет, так как им были приняты меры, чтобы отклонить уезды Черниговщины от участия в совещании[17].

С самого начала Коцюбинский и Одинцов заявили, что они присутствуют лишь с информационной целью, так как считают недопустимым созыв совещания без разрешения ЦК. Тов. Затонский и Кассиор прибыли, как оказалось, по телеграмме, посланной Рафаилом из Москвы и предлагавшей им немедленно распустить совещание, как незаконное. Однако они не только не сделали этого, но фактически приняли участие в работах совещания.

Тов. Затонский в частной беседе прямо заявил мне и другим товарищам, что он считает требование ЦК неосновательным и не собирается его исполнять. Кассиор, правда, сначала сообщил собранию телеграмму ЦК, но, когда ему было дано объяснение, что совещание имеет получастный характер в том смысле, что никакого официального оформления связи между организациями, приглашенными на совещание, не предполагается, он более не настаивал на исполнении требования ЦК и остался “с информационною целью”.

Как потом выяснилось, телеграмма ЦК была вызвана преувеличенными слухами о том, что инициаторы совещания предполагают создать постоянный орган для руководства работою на свободной территории Украины ввиду того, что “ЦК ничего не делает”.

Председателем совещания был избран тов. Мануильский, секретарем — тов.Солодуб.

По просьбе собравшихся Кассиор сделал краткое сообщение о работе Орг.Бюро, в котором старался оправдать членов ЦК КПУ от обвинения в самороспуске, ссылаясь па необходимость подчиниться директиве ЦК РКП. В качестве докладчиков выступали тов. Мануильский “о задачах партии” и я “о советском строительстве”.

По второму вопросу среди участников совещания, насколько я помню, разногласий особенных не было: все считали необходимым существование суверенной украинской советской республики, равноправной с остальными советскими республиками, связанной с ними союзною связью для осуществления общих задач обороны и хозяйственного строительства; всем было очевидно, что правительственный центр должен быть немедленно восстановлен, тем или другим образом создан. У меня, по крайней мере, а также и у других участников, которых я опрашивал, не сохранилось в памяти, чтобы по моему докладу была сильная дискуссия. Только черниговцы, разумеется, и по этому вопросу уклонились от участия в работе. Выводы мною были формулированы в следующих кратких тезисах:

1. Украина на протяжении всей своей территории должна являться суверенною советской социалистической республикой, управляемою исключительно своею советскою властью, высшим органом которой является Всеукраинский Съезд Советов.

2. Объединение Украины с другими социалистическими республиками независимо от того, образованы ли они или будут образованы на территории бывш. Российской Империи или вне этой территории, может иметь место только на истинно-федеративных началах, а именно так, чтобы общие для всех федерированных государств органы управления состояли из представителей всех членов федерации и чтобы в пределах Украины такие органы действовали через посредство местных — украинских — органов советской власти.

3. В частности, при объединении некоторых отраслей управления и хозяйства Украины с Россией и другими советскими республиками общие федеральные органы, ведающие этими отраслями, ни в коем случае не должны совпадать с соответственными административными органами собственно Великороссии.

Гораздо труднее было придти к соглашению по вопросу о ближайших задачах, стоящих перед партией, и о партийном строительстве. Если у всех инициаторов было твердое убеждение в необходимости “существования” КП(б)У как отдельной коммунистической организации для Украины и в необходимости авторитетного партийного центра, то с этим не могли не согласиться и представители ЦК. Но они не могли не возражать против поддерживаемого нами предложения, чтобы в случае, если ЦК (т.е. “Орг. Бюро”) не созовет в определенный срок партийной конференции, мы созываем ее сами, для чего на самом совещании должно быть избрано специальное “бюро”[18]. Наконец, большинство товарищей, в том числе и тов. Мануильский, не могли принять моей “федералистской” трактовки о необходимости замены КП(б)У Украинскою Коммунистическою партией (большевиков), независимой от РКП и непосредственно подчиненной только Коминтерну. Эти выводы я формулировал в тезисах, которые огласил во время дебатов по докладу Мануильского (см. прил. II).

Резолюция, принятая совещанием, не только не включала в себя защищавшихся мною положений о “самостоятельной секции Коминтерна”, но и прямо отвергала взгляд об объединении с боротьбистами и даже о блоке с ними, “пока они не отказались от лозунга отдельной украинской Красной армии”, и предостерегала против опасности “воинских частей местного происхождения”. Наконец, совещание отказалось от того, чтобы взять на себя инициативу созыва партконференции, хотя и постановило добиваться этого созыва в месячный срок.

С моей тогдашней точки зрения единственным положительным результатом совещания являлось признание, что одною из главных причин наших ошибок и неуспехов было отсутствие действительного (“не фиктивного”) правительственного центра и недостаточная самостоятельность, авторитетность центра партийного.

Совещание продолжалось два дня и по окончании его большинство участников выехало в Москву на Всероссийскую конференцию и на Съезд советов. К моменту нашего отъезда пришло известие, что в Москве образовался Всеукраинский Революционный Комитет в составе трех большевиков, одного боротьбиста и одного борьбиста[19]. Таким образом, безвластие на Советской Украине кончилось. УССР имела уже свое революционное правительство, а фактически и свой партийный центр, поскольку фракция в Ревкоме в составе Петровского, Мануильского и Затонского являлась достаточно авторитетною. А участники гомельского совещания получили уверенность, что все намеченное этим совещанием теперь найдет свое осуществление, поскольку руководство украинской политикой оказалось переданным в руки именно тех товарищей, которых само совещание избрало для проведения в жизнь его постановлений и которые своим участием в работах совещания и согласием на свое избрание приняли па себя определенные политические обязательства.

Резолюция ЦК РКП, утвержденная Всероссийскою конференцией, политические выступления Всеукрревкома, приказ тов. Троцкого по войскам, оперирующим на Украине, — все это знаменовало значительное изменение в политике партии на Украине в сторону реального учета особенностей, в которых пролетарской революции пришлось пробивать себе дорогу в нашей стране.

Но несомненно, что гомельское совещание явилось первой ласточкой, предвещавшей наступление этих перемен.

Приложение I

РЕЗОЛЮЦИЯ ПО ДОКЛАДУ ТОВ. МАНУИЛЬСКОГО, ПРИНЯТАЯ НА ГОМЕЛЬСКОМ СОВЕЩАНИИ

Заслушав доклад о задачах партии на Украине, совещание настаивает на необходимости воссоздания действительно советского правительства Украины, организации украинского ЦИК и Совета Народных Комиссаров. Первейшей задачей украинского правительства является осуществление полного военного и экономического объединения Советской Украины с Советской Россией. Наряду с этим совещание считает необходимым существование КПУ и предлагает ЦК КПУ созвать в ближайшее время Украинскую партийную конференцию для выработки политической линии в деле строительства советской власти на Украине.

Что касается политического блока с другими коммунистическими партиями, в частности с боротьбистами, то до отказа последних от лозунга отдельной украинской армии никаких соглашений с ними быть не может.

По отношению к партизанскому движению совещание рекомендует возможно большую осторожность и считает возможным продвижение на юг и организацию советской власти на Украине лишь при наличии регулярных дисциплинированных воинских частей (не местного происхождения).

По вопросу о данном совещании, также о созыве общепартийной Украинской конференции — избрать комиссию в составе трех членов, которой поручается довести до сведения ЦК КПУ и ЦК РКП постановления совещания и добиваться созыва в месячный срок Всеукраинской партийной конференции.

В комиссию избраны товарищи Мануильский, Затонский и Лапчинский.

Приложение II

КОНТРПРЕДЛОЖЕНИЯ ФЕДЕРАЛИСТОВ ПО ДОКЛАДУ МАНУИЛЬСКОГО

ТЕЗИСЫ ЛАПЧИНСКОГО О ПАРТИЙНОМ СТРОИТЕЛЬСТВЕ

Чтобы объединить рабочих и крестьян всей Украины для борьбы за коммунистическую революцию, чтобы силами пролетариата и бедного крестьянства успешно проводить коммунистическую диктатуру, необходимо, чтобы все коммунистические силы на Украине объединились в одну партию — Украинскую коммунистическую партию большевиков.

1. Партия эта должна быть вполне самостоятельной секцией интернационала, т.е. должна иметь возможность на основании общих принципов коммунистической программы и в согласии с остальными секциями интернационала проводить коммунистическую работу в пределах всей Украины как Надднепрянской, так и Надднестрянской; высшим органом ее является общепартийный съезд; она распоряжается всеми партийными работниками, находящимися в пределах Украины.

2. УКП(б) объединяет всех коммунистов, работающих на Украине, независимо от национальности; но она должна помнить, что 90% населения украинской национальности, что все крестьянство страны в этом отношении однородно и что действительное просвещение и поднятие культурного уровня масс и вовлечение их в активное строительство коммунистического общества мыслимо лишь путем восстановления прав народного языка и дальнейшего расширения его значения, поднятием интереса к судьбам своей страны, ознакомлением их с ее историей культуры, изучением природных ее богатств и возможности их развития; поэтому члены партии должны решительно порвать с унаследованным от времен царизма презрением ко всему местному, национальному, со взглядом на Украину не как на самостоятельную страну, населенную одним из значительнейших по своей численности европейским народом, а как на придаток к России, колонией которой она все время, действительно, являлась. Только при таком отношении члены правительственной партии, партии пролетариата, выражающего в данный момент интересы всего населении в целом, могут исполнить свой долг перед народными массами.

3. УКП(б) должна объединить все партии, работающие на Украине и разделяющие принципы коммунистического интернационала. Но ядром этой партии не может стать никакая группа, кроме большевиков, ибо они являются наиболее выдержанными, наиболее решительными и наиболее теоретическими последователями, представителями коммунизма. Только большевиков долгое время знал пролетариат и крестьянство Украины как борцов за мир, землю и свободу, как представителей власти советов. Украинская коммунистическая партия должна сохранить название “большевики”.

4. Для разрешения всех неотложных вопросов партийной жизни необходимо, чтобы ЦК созвал широкую партийную конференцию в самый кратчайший срок, к участию в которой, кроме делегатов партийных организаций, должны быть привлечены ответственные работники в возможно большем числе, а в первую очередь члены фракции ЦИК’а, комиссии 50-ти, члены фракции Наркоматов, Губисполкомов и члены Губпаркомов. Для содействия в этом Центральному Комитету совещание избирает комиссию, которой поручается собственными мерами созвать конференцию в том случае, если ЦК не в состоянии будет это сделать.

К ВОСПОМИНАНИЯМ О ГОМЕЛЬСКОМ СОВЕЩАНИИ ОТ РЕДАКЦИИ (журнала “Летопись революции”)

Редакция считает необходимым оговорить моменты в статье т. Лапчинского, в которых дано весьма субъективное освещение внутрипартийных разногласий описываемого периода.

1. Говоря о самороспуске, “упразднении” Украинского Советского Правительства и ЦК КП(б)У, т. Лапчинский сильно сгущает краски. Хотя этот роспуск, несомненно, был политической ошибкой, нужно, оценивая его, учесть те специфические условия, в которые Украина была поставлена деникинской оккупацией. Центр тяжести всей борьбы за соввласть на Украине был перенесен в плоскость чисто военную. И повстанческая, и партийная работа на Украине являлись лишь подсобными в выполнении основной боевой задачи, разрешить которую могла только регулярная Красная Армия, действующая под единым руководством и командованием. Поэтому уход многих членов Украинского ЦК и Правительства в армию, так же как и мобилизация на фронт 70% всех членов КП(б)У, были неизбежны.

Военное положение Украины объясняет тот индифферентизм по отношению к вопросу о сохранении во время оккупации украинского советского и партийного центров, который, по словам Лапчинского, проявляли многие руководящие работники и который вызвал в нем такое возмущение. Индифферентизм в этом вопросе вовсе не доказывал равнодушия товарищей, ушедших в общую военную работу, к судьбам Украины. Как только успешное наступление Красной Армии дало возможность приступить к восстановлению соввласти на украинской территории, сейчас же были восстановлены и украинские советские и партийные центры. И те товарищи, которым Лапчинский бросает упрек в безразличном отношении к Украине, первыми вернулись на украинскую работу.

2. Из воспоминаний т. Лапчинского получается впечатление о полном расколе внутри КП(б)У по национальному вопросу. С одной стороны — ”пришлые”, ”русотяпы”, стремящиеся к ликвидации украинской государственности и КП(б)У, как партии, с другой — местные, тяготеющие к украинским небольшевистским группировкам. И, наконец, руководящие товарищи, которые, по оценке Лапчинского, подходили уже “в общем и целом” правильно к вопросам партийного и государственного строительства Украины, но, не решаясь опереться на коренных местных работников, оказывались “в значительной степени оторванными от партийной массы, не имели в ней достаточной базы”. Эта картина неверна. Хотя в 1919 г. и даже позже большинство партии, а вместе с ним и руководящий центр еще не стояли на должной высоте в понимании национальных отношений, но основное ядро партии уже шло к этому пониманию путем жертв и поражений, жестоко расплачиваясь за свои ошибки часто жизнью на бандитском, продовольственном и военном фронтах. И тут между центром и основной массой партии не было разрыва. “Русотяпов” в истинном смысле этого слова, т.е. таких членов партии, которые не задумывались над больными вопросами украинской революции, действовали без оглядки, по шаблону, рассматривая Украину лишь как временный этап на своем пути, не так много было в рядах КПУ, чтобы об этом “направлении” говорить как о решающем в украинской политике. Что же касается второго крыла партии — “украинских советских патриотов”, как их называет Лапчинский, то оно также не играло той роли, какую ему Лапчинский приписывает. Идеологи этого течения — федералисты — представляли численно очень слабую группу и сфера их влияния была весьма ограниченна. Федералисты питались ошибками руководящего ядра партии, на справедливой критике этих ошибок строили свою временную популярность. Положительная же часть их программы, ничем по существу не отличавшаяся от программы боротьбистов и укапистов, не только была отвергнута партией, но даже не ставилась ею всерьез на обсуждение. И это вполне понятно. Федералисты хотели привести КП(б)У к укапизму, а партия предпочла лучшие революционные элементы украинских группировок влить в свои ряды, большевизировать их вместо того, чтобы раствориться в новой “Украинской Коммунистической Партии”, которую так безуспешно пытались воздвигнуть федералисты.

3. Тов. Лапчинский нигде в своей статье не дает критической оценки взглядов федералистов, хотя высказывает достаточную строгость в критике господствующего направления КП(б)У. А без такой оценки политическое значение гомельского совещания остается неясным. Нигде в статье отчетливо не сказано, что на гомельском совещании федералисты потерпели жестокое поражение. Между тем это следует считать важнейшим уроком гомельского совещания. Созванное по инициативе федералистов, весьма узкое по составу (фактически участие с решающими голосами принимали только волынцы да представители Галревкома, так как представители ЦК КП(б)У, Черниговщины и дивизии в голосованиях не участвовали), оно тем не менее отвергло
предложения федералистов по всем вопросам. Резолюция, принятая совещанием, намечает “как первейшую задачу украинского правительства осуществление полного военного и экономического объединения Совукраины с Совроссией”. В программе же федералистов важнейшим пунктом стояло требование полной военной и экономической самостоятельности. Резолюция далее категорически возражает против блока с боротьбистами до отказа их от лозунга отдельной украинской армии. А федералисты считали необходимым не только блок, но и полное слияние с боротьбистами. Наконец, резолюция констатирует невозможность восстановления соввласти на Украине без содействия регулярных, дисциплинированных воинских частей неместного происхождения. А федералисты ориентировались исключительно на внутренние силы украинской революции, переоценивая значение повстанчества и относясь с недоверием к Красной Армии неукраинского состава (в этом отношении весьма характерно замечание т. Лапчинского об опасениях, которые у него и его единомышленников вызывало продвижение Красной Армии вглубь Украины — не произойдет ли в результате его “механически” присоединение украинских губерний в РСФСР).

То же по вопросам партийного строительства. Линия, формулированная т. Лапчинским в опубликованных выше тезисах, была полностью отвергнута совещанием.

Неудивительно, что т. Лапчинскнй с его “тогдашней точки зрения” не видел больших положительных результатов от гомельского совещания.

Мы же, с нашей нынешней точки зрения, можем отметить, что гомельское совещание, хотя и не дало практических результатов, должно занять свое место в политической истории КП(б)У, главным образом потому, что на нем укапистским настроениям в рядах нашей партии был нанесен решительный удар.

(Летопись революции (Харьков), 1926, №6)

Примечания:

1 Роспуск правительства УССР и ЦК КП(б)У, находившихся после отъезда из Киева, захваченного 30 августа 1919 г. деникинцами, в Чернигове, был произведен по решению ЦК РКП(б) от 21 сентября 1919 г. Рассмотрев на своем заседании вопрос “Украинское правительство и ЦК КПУ”, ЦК РКП(б) постановил:

“а) Формальное существование Украинского правительства и ЦК КПУ сохраняется.

б) ЦК РКП утверждает в качестве представителей ЦК КПУ уполномоченную Украинским ЦК тройку тт. Раковского, Петровского и Иоффе.

в) Весь правительственный аппарат УССР ликвидируется. От имени правительства выступает, когда нужно, Раковский, переезжающий в Москву и сохраняющий лишь небольшой секретариат по украинским делам.

г) Распределение освободившихся работников, членов правительства и ЦК поручить избранной сегодня мобилизационной комиссии” (Известия ЦК КПСС, 1990, №2, с. 162 — 163).

Раковский Х.Г. (1873 — 1941) — член Политбюро ЦК КП(б)У, Председатель Совета Народных Комиссаров УССР и Совета Обороны Украины, в период оккупации Украины деникинцами начальник Политуправления Реввоенсовета Республики (ПУР); Петровский Г.И (1878 — 1958) — Председатель Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета (ВУЦИК), член Совета Обороны Украины, с декабря 1919 г. Председатель Всеукраинского ревкома и член Временного бюро ЦК КП(б)У; Ворошилов К.Е. (1881 — 1969) — член Политбюро ЦК КП(б)У, член Совета Обороны Украины, командующий войсками внутреннего фронта Украины; Бубнов А.С. (1884 — 1938) — член Политбюро ЦК КП(б)У, член Совета Обороны Украины; Богуславский М.С. (1886 — 1937) — секретарь ВУЦИК; Иоффе А.А. (1883 — 1927) — член Совета Обороны Украины, нарком госконтроля УССР; Дробнис Я.Н. (1891 — 1937) — член ЦК и Зафронтбюро ЦК КП(б)У.

2 Зафронтовое бюро ЦК КП(б)У было создано 1 июля 1919 г. для организации и руководства партийным подпольем на оккупированной деникинцами территории Украины и Крыма. Кассиор (Косиор) С.В. (1889 — 1939) — член Политбюро, Оргбюро, секретарь ЦК, председатель Зафронтбюро ЦК КП(б)У, с декабря 1919 г. член Временного бюро ЦК КП(б)У; Фарбман Р.Б. (1893 — 1966) — член Оргбюро и Зафронтбюро ЦК КП(б)У. Зафронтбюро находилось сначала в Киеве, затем в Брянске, Москве, Серпухове.

3 УСР — Украинская партия социалистов-революционеров (УПСР), УСД — Украинская социал-демократическая рабочая партия (УСДРП). Возникшие в этих партиях левые группировки со временем образовали Украинскую коммунистическую партию (боротьбистов) (УКП(б), боротьбисты) и Украинскую коммунистическую партию (УКП, укаписты).

4 В январе — августе 1919 г. состоялись III съезд КП(б)У и несколько пленумов ЦК.

5 Мануильский Д.З. (1883 — 1959) — особоуполномоченный Советского правительства по продовольственному снабжению (опродком) 12 армии, с декабря 1919 г. член Временного бюро ЦК КП(б)У и Всеукрревкома.

6 Затонский В.П. (1888 — 1938) — член ЦК КП(б)У, член Реввоенсовета 12 армии, с декабря 1919 г. член Временного бюро ЦК КП(б)У и Всеукрревкома; Коцюбинский Ю.М. (1897 — 1937) — кандидат в члены ЦК КП(б)У, председатель Черниговского губкома КП(б)У и губкома обороны.

7 Слинько П.Ф. (1895 — 1919) — ответственный работник КП(б)У, один из руководителей партийного подполья, расстрелян деникинцами; Попов П.И. — большевик.

8 Имеется в виду “Резолюция ЦК РКП(б) о советской власти на Украине”, принятая Пленумом ЦК 29 ноября и утвержденная VIII Всероссийской конференцией РКП(б) 3 декабря 1919 г.

9 Эту докладную записку некоторые товарищи, приехав из Москвы в Житомир, отпечатали там и выпустили отдельною брошюркою под названием “Наша сучасна політика”. При этом они снабдили ее предисловием за подписью “Організаційне Бюро групи федералістів, членів КП(б)У”. В действительности никакого Организационного Бюро не существовало, равно как и оформленной группы и самого названия “федералистов”. Только после этого нас стали называть “федералистами”, и в конце концов и мы сами для краткости приняли это название. — Прим. Г.Лапчинского.

10 Яковлев (Эпштейн) Я.А. (1896 — 1939) — председатель Екатеринославского губкома КП(б)У, в период оккупации территории Украины деникинцами председатель Владимирского губисполкома и член губкома РКП(б).

11 Тут тов. Лапчинскому снова изменила память. Известно, что резолюция Всероссийской конференции по украинскому вопросу явилась лишь подтверждением резолюции, принятой раньше ЦК РКП. Последняя же, по категорическому заявлению тов. Раковского на IV Всеукраинской Партконференции, была выработана ЦК РКП совместно с ЦК КП(б)У и по настоянню ЦК КП(б)У внесена на Всероссийскую конференцию. Неверно также то, что тов. Лапчинский говорит о пассивности украинских работников на самой конференции. В прениях по докладу тов. Ленина (по украинскому вопросу) выступали, согласно воспоминаниям тов. Затонского, и Раковский, и Затонский, и Мануильский. Внесение резолюции было поручено Яковлеву самими же украинскими работниками.

Проверить эти факты по документальным данным невозможно, так как протоколы декабрьской Всероссийской конференции 1919 г. не сохранились. — Прим. “Летописи революции”.

12 Галревком (Галицийский революционный комитет) был создан летом 1920 г. Г.Лапчинский, очевидно, имел в виду Бюро для работы в Галиции, образованное решением Политбюро ЦК КП(б)У 12 июня 1919 г. В состав Бюро действительно входили большевик Порайко В.И. (1888 — 1937) и боротьбист Михайличенко (парт. псевд. — Михайлик) Г.В. (1892 — 1919).

13 Стасова Е.Д (1888 — 1966) — секретарь ЦК РКП(б).

14 По разъяснению тов. Ю.Коцюбинского, никакого объявления о присоединении Черниговщины к РСФСР, никакой перелицовки вывесок госучреждений не было. Но по линии партийной, действительно, установилась тесная связь с ЦК РКП. Произошло это в процессе частых обращений в ЦК РКП из-за конфликтов между Черниговским Губкомом и Реввоенсоветом 12 армии, который был подчинен общероссийскому командованию. — Прим. “Летописи революции”.

15 Полоз М.Н. (1891 — 1937), Шумский А.Я. (1890 — 1946) — лидеры партии боротьбистов.

16 Мазуренко Ю.П (1895 — 1937), Ткаченко М. — лидеры левой фракции “незалежников” в УСДРП, основатели партии укапистов.

17 Согласно справке т. Коцюбинского, приглашения на совещание были получены Городнянским, Сосницким и Новгородсеверским укомами. Черниговский Губком приглашения не получил. По указанию Губкома укомы отказались послать делегатов, и от Черниговщины были лишь Коцюбинский и Одинцов и только с информационной целью. — Прим. “Летописи революции”.

18 Вопрос о “бюро” был предметом резкой дискуссии на совещании. По воспоминаниям т.Коцюбинского, совещание чуть было не выбрало этого бюро, задачей которого фактически было заменить ЦК КП(б)У. Но после решительного выступления Ст. Коссиора против этой затеи и когда выяснилось, что кроме волынцев никто в бюро не хочет входить, вопрос был вторично поставлен на обсуждение и тогда уже провален — вместо бюро решили избрать комиссию без “особых полномочий”. — Прим. “Летописи революции”.

19 Всеукраинский революционный комитет, созданный ВУЦИК и СНК УССР 11 декабря 1919 г., не являлся одновременно и партийным центром; для руководства партийной работой в Украине ЦК РКП(б) образовал 29 ноября 1919 г. Временное бюро в составе Х.Г.Раковского, Г.И.Петровского, Д.З.Мануильського, В.П.Затонского и С.В.Косиора.