Глава первая.
Начало

Действительная служба

В 1937 году я был призван Ростовским горвоенкоматом на действительную военную службу. Нас везли в товарных теплушках около двенадцати дней и выгрузили в ЗАБВО — Забайкальском военном округе на станции Борзя.

Из Борзи всех повезли на автомашинах в направлении юго-востока. Проехав примерно тридцать километров, мы попали на территорию ЗУР—Забайкальского укрепленного района.

Наш полк расположился у подошвы маньчжурских сопок. Так и началась моя военная служба. Первое время все мы проходили двухмесячный курс молодого бойца. Строевые уставы Красной Армии в то время были требовательными: боец должен был владеть своим телом, как повар ложкой, уметь метать далеко гранату, быстро преодолевать полосу препятствий, с полной выкладкой пробегать кроссы по пересеченной местности, быть достойным защитником своей Родины. Но таких ребят в моем призыве было мало. Были такие слабаки, что не могли подтянуться один раз на турнике. К таким бойцам прикрепляли тех, кто был физически здоров, и они с ними ежедневно занимались. Старшина полка Самохин по своему характеру был очень крут, слабакам давал пять дней сроку, чтобы сам боец занимался в свое свободное время на снарядах. Если кто-нибудь не смог подтянуться шесть раз на турнике, получал вне очереди наряд.

Во время карантина, когда мы занимались на турнике, брусьях и коне, мои физические данные и подготовку заметил командир полка майор Комаров. От строевых занятий и физзарядки я был освобожден и назначен приказом по полку физруком полка, а через два—три' месяца мне приказом по полку присвоили воинское звание старшины.

В карантине изучали уставы Красной Армии, материальную часть винтовки, пулемета «максим», а также взаимодействие частей оружия до выстрела и после выстрела. Увольнительными пользоваться не приходилось, так как военный городок находился на открытой местности, куда ни посмотри — кругом степь да сопки. Часто ходили строем знакомиться с дотами. Это железобетонные огневые точки, внутри которых установлены пулеметы. Сектора смотрят в сторону Маньчжурии, внутри боекомплект патронов, гранат и питание НЗ.

Когда истек срок пребывания в карантине, нас всех выстроили поротно и мы пешим строем пошли в Борзю принимать воинскую присягу. В Доме офицеров в актовом зале принимали присягу. Все стояли строем. На сцене командир зачитывал текст присяги и мы повторяли ее содержание. После принятия присяги всех нас увезли в полк на автомашинах. Так прошла моя служба до лета 1938 года.

Наши войска уже вели боевые действия с японскими самураями. Однажды ночью полк подняли по тревоге, погрузили на машины и срочно увезли на станцию Борзя. Там нас ожидали товарные вагоны. В этот же день тронулись в путь. Прибыли и разгрузились в городе Свободном Амурской области. Таким образом мы вошли в состав Особой Дальневосточной Армии. Как стало известно, мы прибыли в Свободный потому, что воинская часть, которая стояла здесь до нашего прибытия, убыла в район боевых действий на Халхин-Гол. Она называлась ПАМ-2— передвижная артиллерийская мастерская. Пока начальство согласовывало, куда кого разместить, прошел целый день. Наши вагоны поставили на запасные пути. Мы от нечего делать пошли осмотреть вокзал, где было много народа. Территория вокзала была оцеплена в два ряда солдатами НКВД. Все они были вооружены, у некоторых рвались с поводков овчарки. Чтобы собаки не выли и не рычали, солдаты их успокаивали плетками. Конвоиры охраняли работающих заключенных, которые были одеты в одинаковую серую форму. У каждого на спине куртки был написан белой краской номер. Осужденных было около двухсот человек. Они разбирали ломами, кирками, лопатами старое деревянное сгнившее здание вокзала. Мы попытались подойти поближе, чтобы рассмотреть лица тех несчастных, которым было запрещено смотреть по сторонам и разговаривать с людьми. Кто пытался попросить закурить, солдат тут же на него обрушивал шквал грубостей. Вид у заключенных был измученный, все худы, лица бледны и определить возраст было трудно, так они были замордованы в застенках. С вокзала мы ушли с тяжелым чувством. К вечеру нас разместили в деревянных бараках. Построены они были, видимо, недавно, потому что внутри их был приятный запах дерева. Бараки находились примерно в ста метрах от быстрой и теплой реки Зеи. Там же срочно было организовано изучение материальной части пулеметов и винтовок, которые прибывали с Халхин-Гола и требовали ремонта и пристрелки. Всем этим нам приходилось заниматься ежедневно.

На новом месте мне не пришлось оборудовать спортивный городок. Товарищи, которые убыли на боевые действия, все оставили в хорошем состоянии. Прошло не более месяца, и я пошел в город посмотреть стадион и познакомиться с городским спортивным руководством. В то время в Свободном было два ДСО: «Динамо» и «Спартак». С людьми у меня сложились теплые, дружеские отношения, команда из спортсменов нашего полка всегда приглашалась на все городские соревнования. В армии моя судьба сложилась довольно удачно. Это потому, что я на «гражданке» уделял большое внимание спорту, заранее готовил себя для службы. Занимался, в основном, гимнастикой, увлекался, как все мои товарищи, футболом, боксом, был физически неплохо развит. Самым любимым видом спорта для меня был бокс, которым я занимался до прохождения действительной службы в спортивной секции при заводе «Ростсельмаш» с 15 лет, выступая на соревнованиях в среднем весе. Это мужской вид спорта, который выковывает характер и волю. Прошли годы службы, это были нелегкие годы, но служба в армии — почетный долг каждого патриота нашей Родины.

Мобилизован

Отслужив действительную военную службу в 1939 году на Дальнем Востоке, я демобилизовался и прибыл домой в город Ростов-на-Дону, где жили мои родители. Снова пошел работать в свой экспериментальный цех на заводе «Ростсельмаш», на котором работал до призыва в армию.

В этот период Советский Союз вел боевые действия с буржуазной Финляндией, чтобы обезопасить свои границы на севере, ликвидировать линию Маннергейма, чтобы города Ленинград и Мурманск были свободными от нависшей над ними угрозы. В это время вели активную работу среди молодежи кружки Осоавиахима, каждый патриот Родины считал своим долгом сдать нормы Г ТО по стрельбе, метанию гранаты, плаванию, ходьбе в противогазе, прыжкам с парашютной вышки. Чувствовалось, что страна готовится к обороне. На военную службу горвоенкомат призывал мужчин, которые отслужили действительную военную службу и числились в резерве. Призывали и тех, которые имели отсрочку по тем или иным уважительным причинам от службы в рядах Красной Армии.

Меня эти события не обошли. Казалось, совсем недавно я сменил военную форму на гражданскую, и вот — повестка в середине декабря 1939 года позвала меня в горвоенкомат. Я без промедления прибыл в назначенный день и час. В третьей части мне вручили на руки предписание, в котором было написано, чтобы со мной на работе произвели полный расчет, и когда я должен прибыть, имея при себе кусок мыла, полотенце, ложку, кружку и запас сухого пайка на один день. Приехав домой, показал отцу предписание. Что началось, лучше не вспоминать. Уже было известно, что матери и отцы провожают своих сыновей на войну. Ведущие на второй этаж деревянные перила в военкомате вымыты до блеска слезами провожающих. Рабочий район на «Ростсельмаше» жил тревогой, потому что шла война, отдельные семьи уже получали похоронки.

Прибыл в назначенный день в третью часть горвоенкомата. Мне вручили вещевой, продовольственный, денежный аттестаты и литер для приобретения билета. В предписании было указано, что я направляюсь в распоряжение штаба ВВС ЗАКВО. Я своим глазам не поверил, что было у меня написано в направлении. Всех направляли в распоряжение штаба Ленинградского военного округа, откуда отправляли в район боевых действий.

Когда ехал в поезде, все время думал, какая мне выпала судьба. Мои сверстники идут на войну, а я вдруг еду совсем в противоположную сторону. Время было тревожное, позади события у озера Хасан, схватка с японскими самураями, которые напали на дружественную нам Монголию в районе Халхин-Гола, а также война с белофиннами на севере нашей страны. Хотя она закончилась нашей победой, но для России обошлась дорогой ценой.

В финских лесах и болотах осталось лежать 180 тысяч лучших сыновей России.

Прибыв в Тбилиси, без труда отыскал штаб ВВС ЗАКВО. Там мне выдали копию приказа, в котором говорилось, что меня направляют в город Ереван, на должность начальника строевой и физической подготовки вновь формировавшегося 84 истребительного авиационного полка. Из Тбилиси на поезде отправился в Ереван. Утром поезд замедлил ход, и все пассажиры в вагоне, в котором ехал я, зашевелились, начали собирать свои вещи. Чувствовалось, что скоро будет конечная остановка и станция Ереван. Когда оставалось минут десять до Еревана, с левой стороны увидел аэродром, где стояли самолеты «Чайка». Я сразу догадался, что это и есть тот полк, в который меня направили. Поезд остановился. Я вышел на перрон, где было много народа, прошел через здание вокзала, вышел на привокзальную площадь, сел в трамвай и поехал в город. В городе я расспросил жителей, где проживают летчики. Мне сообщили, что они вечером подъезжают на автобусе к гостинице «Ереван», которая находится недалеко от памятника Ленину. Посмотрев город, его центральную улицу имени Абовяна, сходил в столовую, перекусил. Время прошло быстро. Вечером у гостиницы стал ожидать, когда подъедут летчики. Подошел автобус. Из него выходили капитаны, старшие лейтенанты, лейтенанты. Майоров и подполковников среди них не было, а мне в предписании было сказано явиться к командиру полка майору Черкасову. Летчики шумной толпой вошли в гостиницу. Через некоторое время подошла «эмка», из нее вышли два майора и один батальонный комиссар. Я последовал за ними. Немного погодя, постучался в номер, где жил командир полка майор Черкасов, доложил ему, кто я таков — прибыл по направлению штаба ЗАКВО для прохождения службы. Он взял мое личное дело, прочел и постучал в стенку. На его стук немедленно явился начальник штаба майор Капленко. Командир отдал ему мое личное дело и сказал, чтобы завтра был отдан приказ о моем зачислении в полк со дня выписки направления.

А 84 истребительный авиационный полк до этого формировался на базе 4-й авиаэскадрильи, которая воевала на Халхин-Голе и носила имя Ворошилова. Командовал ею капитан Кочетков, награжденный орденом Красного Знамени.

Расспросил командир подробно мою биографию, мы с ним пошли в столовую. Вечером он сказал мне, чтобы назавтра я отдыхал, на аэродром ехать не надо, познакомился с городом. Через день я прибыл со всеми в расположение полка, который находился восточнее, на окраине Еревана, на этом аэродроме вместе с военными находились и самолеты отряда ГВФ. Получив распоряжение, я ушел в штаб батальонного обслуживания, сдал аттестаты, получил обмундирование и на следующий день приступил к исполнению своих обязанностей. Начальник штаба майор Капленко вручил папку приказов, чтобы я с ними ознакомился. Так просидел за читкой целый день, вернул папку. Он мне сказал: «Ознакомился?». Я говорю: «Да».—«А остальное узнаешь во время службы».

Моя повседневная работа была связана с жизнью полка. Я составлял расписание по эскадрильям по строевой и физической подготовке. Для этого оборудовали спортивную площадку: установили брусья, турники, подготовили секторы для толкания ядра, ямы для прыжков в длину, волейбольную площадку. Был установлен и лопинг. Это приспособление для тренировки вестибулярного аппарата летчика, после тренировок на лопинге в воздушном бою летчик чувствует себя увереннее.

Мы оборудовали для себя такой спортивный городок, что по воскресеньям в период лагерных сборов приходили семьи военнослужащих посмотреть на спортивные соревнования. Особым успехом пользовался волейбол. В основном игры проходили между эскадрильями. Для болельщиков по бокам волейбольной площадки были установлены маленькие трибуны. В общем, жизнь в полку шла своим чередом. Спорт нас всех соединил в одну большую и дружную семью.

Позже я познакомился с физкультурным руководством города, и нам разрешили на стадионе «Спартак» тренироваться и играть в футбол, посещать бассейн. Это известие с радостью было воспринято личным составом. Но оказалось и немало таких, которых в бассейн не тянуло. Они не то что не умели плавать, но даже боялись воды.

Летом 1940 года было назначено общее собрание всего полка. Говорило начальство в основном о положительных сторонах подготовки полка, о наземных дисциплинах, об успехе стрельб по конусу, о воздушных боях в зонах. Вел собрание командир полка майор Черкасов. Слово попросил я, но много говорить не стал, а остановился на том, что некоторые товарищи не могут подтянуться 6 раз на турнике, избегают тренировок в бассейне, не умеют плавать, тогда как международная обстановка говорит о том, что скоро нам придется воевать с Германией, а летчики не умеют плавать. Они будут тонуть в море или реке, если будут сбиты врагом и выбросятся с парашютом. После собрания комиссар полка Кузьмичев потребовал от командиров эскадрилий список тех, кто не умеет плавать. Пришлось много времени проводить в бассейне, учить плаванию товарищей.

Летом в наш полк прилетел инспектор техники пилотирования полковник Забалуев. Это тот самый Забалуев, самолет которого был сбит японцами на Халхин-Голе и произвел посадку на их территории. Увидев это. Герой Советского Союза летчик Грицевец посадил свой самолет и из-под носа самураев увез Забалуева на свой аэродром. ,3а этот подвиг летчик Грицевец был удостоен второй Золотой Звезды Героя Советского Союза.

Полковник Забалуев после обеда сидел в садике возле столовой. В это время я проходил мимо него. Он уже знал мою должность и подозвал к себе. Я поздоровался, присел рядом. Полковник рассказал в нескольких словах о международной обстановке, обратил внимание на усиление физподготовки летчиков, чтобы им было легко в воздухе. Времени у нас для этого осталось мало. Враг будет силен и коварен.

Утром на следующий день перед строем был зачитан приказ командира полка о проверке стрельбы по воздушным целям, воздушному бою и наземным дисциплинам, по строевой и физической подготовке.

Так как полк был выстроен для проверки и зачтения приказа, то проверяющий, инспектор ЗАКВО полковник Забалуев, предложил сразу проверить строевую подготовку поэскадрильно.

А в это время инженерно-технический состав сдавал зачеты комиссии по эксплуатации мотора, приборов.

Инспекция, в течение трех дней проверив знания полка, поставила общую оценку «хорошо». В итоговом приказе была отмечена необходимость усиления занятий с летным составом на допинге. В середине лета 1940 года пришел приказ за подписью заместителя командующего Закавказским военным округом генерал-лейтенанта П. И. Батова о проведении в городе Тбилиси спартакиады войск ЗАКВО по летним видам спорта. Я выступал в среднем весе по боксу. Во время действительной службы на Дальнем Востоке я был чемпионом ОКДВА, занимался различными видами спорта, это и послужило тому, что меня вновь мобилизовали и направили начальником строевой и физической подготовки в 84 ИАП. Мы создали отдельную команду и прибыли на спартакиаду в Тбилиси. Младший лейтенант Попов Николай занял 1 место в метании гранаты с колена (37 метров), воентехник Варламов 1 место в марафонском беге, лейтенант Бородачев Виктор — в толкании ядра (о нем будет сказано ниже), я — первое место по боксу. Съездили хорошо и вернулись в Ереван с грамотами, подписанными тов. П. И. Батовым, и подарками.

Надо сказать, что я имел отношение к авиации еще с 1933 г., когда ЦК комсомола взял шефство над воздушным флотом, я, как и тысячи моих сверстников, вступил в Осоавиахим и стал посещать планерный кружок при нашем заводе. Вместе со мной в нем обучались мои друзья детства и юности: А. Збаровский, И. Малышев, В. Туманов и другие. Мы вместе росли, занимались спортом, учились в школе. Свои первые в жизни полеты я совершил на практике, которую мы проходили на планерной станции. Много раз приходилось натягивать амортизатор. Когда приходила моя очередь садиться в кабину, то инструктор сам устанавливал ручку управления, и при команде «старт» планер разбегался, поднимался не выше пяти метров и производил посадку. Эти полеты до мельчайших подробностей остались в памяти на всю жизнь. Но, попав на службу в авиационный полк, я не летал, отношения к технике не имел, а занимался лишь строевой и физической подготовкой личного состава. А мне так хотелось летать. Поэтому когда перед самой войной командование полка организовало курсы авиационных механиков, я с радостью пошел на них. Зимой 1940 г. я получил удостоверение на право технического обслуживания самолетов-истребителей. Наконец-то была получена первая авиационная специальность.

До начала войны оставалось полгода. Война меня застала в Ереване, на квартире штурмана четвертой эскадрильи капитана Ивана Калягина, который впоследствии был военным советником по авиации в советском посольстве в Тегеране.

Накануне он нас пригласил, в том числе и меня, к себе домой, отметить его день рождения. Собрались у него в воскресенье, немного выпили, танцевали, пели песни под гитару. Неожиданно по радио услышали сообщение, что фашистская Германия без объявления войны вероломно напала на нашу Родину. Люди слушали радио с большим волнением, женщины плакали. Весь личный состав был расстроен, кто-то куда-то спешил, лица у всех были растерянные. Мы побежали к штабу полка. Полк был построен, и командир полка подполковник Черкасов перед строем объявил, что немцы напали на Россию, началась война. Летчики подавали рапорта с просьбой направить их в действующую армию, но начальство отвечало отказом, так как война только началась и никто не мог знать и предполагать, когда она закончится. Прошло несколько дней, как началась война, но на аэродроме мирная обстановка, никто на боевое задание не вылетает—война от нас далеко. А тут ни с того ни с сего ЧП — погиб боевой летчик, участник боев в районе Халхин-Гола, орденоносец, старший лейтенант Евгений Шинкаренко. Его звено было дежурным, он взлетел по сигналу учебной тревоги, но не успел убрать шасси, как машина вошла в штопор на высоте примерно двадцати метров и врезалась в виноградное поле. Евгений успел выключить зажигание, машина не загорелась, но сам погиб. Похоронили его возле штаба полка. А причина гибели была такова: техник во время заправки полностью не закрыл люк масляного бачка на замок Джуса. Воздушной струёй крышку люка сорвало, вырвало лист дюраля с левой стороны обшивки фюзеляжа, самолет вошел в штопор. Летчик с парашютом выпрыгнуть не мог потому, что у него не было высоты.

Для пополнения полка летным и командным составом начали прибывать бывшие военачальники, которые были незаконно репрессированы. Таких было в полку человек 15, среди них майоры, подполковники. Вид у них был измученный, все они были седые, редко разговаривали с окружающими, некоторые имели правительственные награды, полученные за боевые подвиги на реке Халхин-Гол, а также за боевые вылеты в финскую кампанию.

Мне запомнился один полковник по фамилии Салов, который был репрессирован в 1939 году, а служил он до ареста заместителем командующего ВВС Киевского Особого военного округа. Выше среднего роста, крепкого телосложения, военная форма сидит на его фигуре как влитая. Сколько лет он провел в лагерях, я не знаю, но знаю, что был освобожден за отсутствием доказательств со стороны органов НКВД. По штатному расписанию того периода времени ему был положен ординарец. Вот на эту должность и был назначен писарь штаба Владимир Аристов, с которым я дружил. Володя рассказал, как был освобожден полковник Салов, с его личного дела. Как-то к концу дня я зашел в штаб полка, мне Аристов говорит: «Петя, зайди ко мне на минуту». Я зашел в комнату. Он, не говоря ни слова, открывает большой чемодан и показывает мне—поверх личного белья лежит гимнастерка из саржевого материала, на петлицах по четыре шпалы, на левом рукаве золотой ниткой вышит пропеллер самолета, а на груди гимнастерки прикреплено два ордена Ленина и три ордена боевого Красного Знамени. От увиденного сразу зарябило в глазах. Закрыв чемодан, Володя мне сообщил, что Салова после освобождения понизили в военном звании, он раньше был комдивом, что означает два ромба. Когда началась война, Салов был назначен командиром полка, а полк базировался в городе Нахичевани, на границе с Ираном. Это нам стало известно, когда наш полк готовился перелететь границу в Иран, чтобы обезвредить фашистские формирования, которые в то время начали создаваться против наших южных границ на территории Ирана.

Другие незаконно репрессированные в один из дней были отозваны из полка. Вместе с ними уехал и старший лейтенант Василий Москальчук. Он был в нашем полку инструктором техники пилотирования, по национальности украинец, блондин, высокого роста, лицо привлекательное, с голубыми глазами. Я его хорошо знал, так как во время летних лагерей жил с ним в одной палатке. Во время воздушных боев за Киев он в полк прислал газету «Комсомольская правда», в которой на первой полосе в 1941 году был описан воздушный бой под заголовком «Ас срывает кресты». С волнением и гордостью по эскадрильям ходил комиссар полка Кузьмичев и зачитывал всем описание воздушного боя.

Полк жил мыслями о том, как ведут бои наши войска в то тревожное время. Сводка Совинформбюро сообщала, что на западном направлении враг, не считаясь с огромными потерями в живой силе и технике, продвигается вперед, что наши армии попали в окружение и ведут ожесточенные бои, с большими потерями вырываются из котлов окружения.

Тяжело было в первые дни войны Красной Армии, но постепенно после первых неудач она начала приходить в себя и доказательство тому — разгром немцев под Москвой. Это имело большое международное значение. Отрезвляюще подействовало на Японию и Турцию, заставило их проводить по отношению к Советскому Союзу осторожную политику.

Через несколько дней после того, как началась война, полк был построен и начальник штаба майор Капленко зачитал приказ командующего ВВС ЗАКВО дважды Героя Советского Союза полковника Денисова о том, что 84 ИАП разделяется на два полка, один "будет иметь номер 84, а второй 84А. Командиром его был назначен старший лейтенант Петухов С. М. Начальником штаба был назначен старший лейтенант Гукасов. Сформировался штаб полка, укомплектовались три эскадрильи. На вооружении полка остались «Чайки». Меня командир взял себе в полк и назначил учетчиком ГСМ при инженере полка. Шел сентябрь 1941 года, полк по тревоге перелетел в город Нахичевань возле границы с Ираном. Технический состав и штаб полка укомплектовали свое имущество и на автомашинах выехали с аэродрома, оставили Ереван и уехали узкими дорогами в сторону Нахичевани. Об этом нам сообщили тогда, когда позади нас остался Ереван. Машины шли медленно, так как дорога все время подымалась в горы. Посмотрели последний раз на Ереван. Он хорошо виден с высоты, опоясан с двух сторон горами и вдали, на востоке, на него все время смотрят две огромные горы — одна немного пониже, а другая — высокая, вершины которых в любое время года покрыты снегом. Это и есть Арарат.

К вечеру мы поднялись довольно высоко. При фарах ехать дальше побоялись, так как узкая дорога не позволяла разъехаться встречным автомашинам. Смотреть вниз с обрыва дороги жутко, по коже ползали мурашки. Внизу такая пропасть, что сорвись наша автомашина в эту бездну—не найдут костей твоих вороны, беркуты-стервятники. За ночь в горах изрядно замерзли. Утром тронулись в путь по карте в сторону границы. К концу следующего дня наши три автомашины остановились на аэродроме. Это почти рядом с Нахичеванью. Городок небольшой, улицы три-четыре, единицы каменных одноэтажных домов. В одном из них оборудован госпиталь. Много простых мазанок. Все дома имеют плоские крыши. Население в основном армяне и азербайджанцы. Имеется небольшая ковровая фабрика. Все занимаются на своих плантациях, изготовляют отменное красное вино. Имеется одна столовая, ее содержит частник.

Быстро весть пролетела над городком: прибыла авиация! Вечером в саду у танцплощадки уже играли музыканты: четыре трубы и один барабан. Вином хозяева городка начали торговать на каждом углу. Здесь войной и не пахло.

В Нахичевань к нам прибыл из Баку начальник штаба полка старший лейтенант Гукасов, который готовил штабное имущество для перевозки на автомашинах. Вместе с ним приехал и капитан Вишняков на должность штурмана полка. В полку он встретился со своими бывшими курсантами, которых учил летать, быть летчиками-истребителями. Сейчас они были уже лейтенантами. Он много выпустил истребителей. Его питомцы служили во многих полках ВВС Красной Армии, но подробно о нем пойдет речь позднее, где я расскажу о событиях мая 1942 г. под Керчью.

Когда все прибыли на аэродром, который находился юго-западнее города Нахичевани, километрах в двух, выступил по радио нарком иностранных дел Союза ССР тов. Молотов В. М., в речи которого было заявлено, что фашистская Германия концентрирует свою агентуру в иранской армии, чтобы напасть на наши южные границы. Советское правительство отдало войскам ЗАКВО приказ о переходе границы.