Как Сталин с перепугу у немцев мира запросил

В.С. Бушин

Обе эти книги были подписаны в печать почти одновременно - в апреле прошлого года, с разрывом всего в несколько дней, а вышли, может быть, день в день: «Вторая мировая война» и «Генералиссимус». Автор первой - А.И. Уткин, доктор исторических наук, профессор, возглавляет Центр международных исследований Института США и Канады. «Являясь ведущим специалистом в области международных отношений, опубликовал более 30 монографий», - сказано в аннотации. Я не знаю, известен ли он широкому читателю. Автор второй книги, конечно же, известен: это писатель Владимир Карпов, Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны (разведчик), автор многих книг о войне, лауреат Государственной и многих иностранных премий, доктор литературы Страт-клайдовского университета (Англия), академик Международной академии информатизации при ООН, почетный академик Академии военных наук России, в прошлом - главный редактор «Нового мира», 1-й секретарь Правления Союза писателей СССР, член ЦК, депутат Верховного Совета СССР.

Книги огромны: первая - 54 печатных листа (860 страниц), вторая в двух томах - 65 листов (1040 страниц). Я не собираюсь рассматривать здесь оба сочинения, а хочу осветить лишь один общий для них вопрос, имеющий немалую историческую важность.

22 июня 1941 года в полдень, через восемь часов после нападения на нашу страну фашистской Германии, по радио выступил В.М. Молотов, и народ узнал, что началась война... А. Уткин уверяет, что этому предшествовало вот что: «Последняя интрига Кремля (по убеждению профессора, руководители нашей страны только и делали, что занимались интригами. - В.Б.) была феерической... Сталин, посоветовавшись с Молотовым и Берией, решил отдать Германии «значительную часть Украины, Белоруссии и всю Прибалтику». И произошло это тотчас при известии о нападении немцев. Вы подумайте только: после первого же удара, в первые же часы, еще не зная обстановки, Сталин готов был немедленно пойти на то, на что не пошли даже руководители Польши, Дании и Норвегии, Голландии и Бельгии, Франции и Югославии, - хоть несколько дней или недель, но эти страны все же сопротивлялись. А у нас в приграничных округах 170 дивизий, но Сталин - тотчас руки кверху. Он почему-то решил, уверяет автор, что обстановка сразу сложилась такая же, как в 1918 году перед заключением Брестского мира, и что нет другого выхода, как только повторить этот, по выражению Ленина, «похабный мир». Исследователь почему-то не придает значения тому печальному факту, что тогда у молодой Советской России не было и 30-40 боеспособных дивизий, что в армии росло дезертирство, она разваливалась.

И вот перепуганный Сталин срочно будто бы позвал в Кремль болгарского посла по фамилии Стоянов и попросил его быть посредником в позорной капитуляции. Но этот Стоянов отказался и пристыдил Сталина, которого ведущий специалист Уткин считает параноиком: «Даже если вам придется отступать за Урал, вы все равно в конце концов победите». Словом, болгарин лучше знал обстановку и был больше русским патриотом, чем параноик Сталин. И феерическая интрига кремлевскому интригану не удалась. Вот, говорит, только после этого провала «правительство объявило о нападении Германии» - в 12 часов дня. Все это так несуразно и дико, что я вопреки принятому в данной работе обыкновению указываю страницу книги, где сей ученый вздор напечатан: 191, второй абзац сверху.

Разумеется, нападение Гитлера никого не обрадовало, кроме разве что будущих продолжателей его дела - Горбачева, лучшего фрица XX века, да Ельцина, кавалера ордена святого Андрея Первозванного. Всякая неудача родины, особенно военная, естественно, производит тягостное впечатление на сограждан, удручает. Например, когда весной 1942 года японцы захватили Сингапур, который прославлялся как «лучшая крепость в мире», и там сдались в плен 64 тысячи англичан (а японцев было гораздо меньше), то, по словам Вайолет Бонэм-Картер, секретарши Черчилля, мужественный премьер-министр впал в такую глубокую депрессию, что даже не способен был сконцентрироваться в столь привычной ему палате общин. А Рузвельт, когда ему сообщили об ужасном нападении японцев на Пёрл-Харбор? Тот вообще едва не свихнулся и твердил только одно: «Не может быть! Не может быть!» А ведь и Сингапур и Пёрл-Харбор не идут ни в какое сравнение с тем, что обрушилось на нашу страну 22 июня 1941 года. Понятно, что и Сталин в этот день был удручен.

Маршал Жуков вспоминал, что, когда часов в пять утра 22 июня в кремлевском кабинете собрались члены Политбюро и военные руководители, уже знавшие о нападении, «И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:

- Надо срочно позвонить в посольство.

В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.

Принять посла было поручено В.М. Молотову... Через некоторое время в кабинет быстро вошел Молотов.

- Германское правительство объявило нам войну.

И.В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался...». Однако ни отмеченная бледность, ни потухшая трубка, ни временное погружение в раздумье не помешали Сталину тут же начать напряженную работу. В этот день за 11 часов непрерывной работы он 29 раз вызывал политических, военных и хозяйственных руководителей не для обсуждения книги профессора Уткина, а для принятия тех или иных важных военно-государственных решений. Так же напряженно работал и в последующие дни. Причем, это все только в рабочем кабинете, что фиксировалось в «Журнале посещений», который аккуратно велся секретарями Сталина еще с 20-х годов. Но ведь встречи, беседы, решения могли иметь место и вне кабинета, например, в кремлевской квартире или на даче, где они не фиксировались.

Что же пишет ведущий и впередсмотрящий специалист Уткин? Он уверяет, что «сразу после начала войны», точнее, сразу после провала подлой затеи с капитуляцией, т. е. с полудня 22 июня, перепуганный Сталин «ушел ото всех на трое суток» (с. 198). И ото всех соратников, и ото всех дел... Вот наплодили демократы ведущих... А ведь помянутый «Журнал» был опубликован в «Известиях ЦК КПСС» еще в 1987 году и с тех пор многократно перепечатывался во многих изданиях. Но Уткину некогда читать отечественные издания, он с головой погружен в сочинения американцев, англичан и немцев - Г. Вайнберга, Ю. Гофмана, У. Липмана и т. д. Ну, правда, еще - малограмотного оборотня Волкогонова. Таков впередсмотрящий.

Но представьте себе, о попытке Сталина вступить с немцами в сепаратное соглашение пишет и Владимир Карпов в «Генералиссимусе», притом в еще более ошеломительном виде. У него это происходит не в первые часы войны в результате невероятного перепуга Сталина, а в феврале 1942 года, уже после разгрома немцев под Москвой. Однако и об этом времени автор твердит вслед за Уткиным:

«Сложилась ситуация, похожая на ту, что наблюдалась(!) во время заключения Брестского мира в 1918 году, когда Ленин подписал кабальный договор ради спасения молодого Советского государства. Сталин видел - немцы уже под Москвой...» Уму непостижимо! Немцы находились «уже под Москвой» 4 декабря, и тогда, что ж, не было бы удивительно, если кто-то из советского руководства предпринял бы тайную попытку переговоров с немцами. Но 5 декабря их поперли из-под Москвы и к февралю отбросили на 100- 150-300 километров. И вот тогда-то Сталин, уверяет В. Карпов, вдруг промурлыкал немцам: «Фашисты, давайте поговорим...»

Да почему же, черт возьми? Оказывается, «Сталин видел - немцы уже под Москвой, - повторяет писатель, - потери Красной Армии огромны, резервов нет, формирование новых частей возможно лишь из новых призывников, но нет для них вооружения» и т. п. Да, потери наши были велики, но в целом В. Карпов спустя 60 с лишним лет бездумно повторяет тот же вздор, что 2 декабря 1941 года записал в дневнике начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер: «У противника нет больше никаких новых сил». Такая оценка положения - позор для генерала, входившего тогда в первую пятерку, если не в тройку высших военных руководителей германской армии, в число ее элитных профессионалов. Особенно если вспомнить, что ведь еще 3 июля в том же дневнике он записал: «Можно уверенно сказать, что кампания против России выиграна в две недели». Мало того, даже 30 июня на праздновании своего дня рождения в ОКХ он, как пишет А. Уткин, в присутствии Гитлера, Браухича и других высших военных руководителей заявил: «Русские потерпели поражение в течение первых же восьми дней». Но черт с ним, с Гальдером, всё-таки в те декабрьские дни 41-го года, когда шло наше контрнаступление, в его дневнике то и дело мелькают честные записи такого рода: «Противник прорвал наш фронт восточнее Калинина... В группе армий «Центр» возникла некоторая неразбериха... Бок сообщает: силы иссякли... Мы потеряли 25 процентов боевого состава... Из пяти наших танков только один может вести огонь... События этого дня опять ужасающи и постыдны. Самое ужасное, что ОКХ не понимает состояние наших войск... Если противник начнет большое наступление, его последствия трудно даже предугадать... Нам грозит опасность быть разбитыми...» и т. п. Именно так: это первое крупное поражение под Москвой грозило избалованным легкими победами немцам быть разбитыми. Немецкие генералы и историки признают, что тогда отступление могло превратиться в паническое бегство, в крах. Спасли только невероятные упорство и жестокость Гитлера. Он тогда отправил в отставку 35 генералов и постоянно требовал драться до последнего солдата, а отступающих без приказа - расстреливать.

Да, Гальдера можно отчасти оправдать, тем более что свои победные глупости он испускал в суматошной обстановке войны, так сказать, по горячим следам или за бокалом вина, а главное, уж очень ему хотелось, чтобы дело обстояло именно так, как он говорил. Но как понять полковника Карпова, Героя Советского Союза? Ведь у него были и время, и возможность обстоятельно изучить тогдашнюю ситуацию, тем паче, что речь идет о своей родной армии, в которой он прослужил 25 лет, а не об армии противника, как для Гальдера.

И вот, наделив Сталина своим умом и своими познаниями, Карпов уверяет, что тот решил вступить в тайные переговоры с немцами и для этого избрал посредником не болгарского посла по фамилии Стоянов, а... гестапо. Если вы не упали со стула и не хватил вас удар, то попейте водички и читайте дальше.

Карпов хочет быть поосновательней профессора Уткина. Он заходит издалека и уверяет, что в 1938 году между гестапо и НКВД было заключено «Генеральное соглашение». О чем могли мы договариваться тогда с фашистами? Оказывается, это было соглашение «О сотрудничестве, взаимопомощи, совместной деятельности между Главным управлением государственной безопасности НКВД СССР и Главным управлением безопасности Национал-социалистической рабочей партии Германии (гестапо)». Это какую же, к при меру, помощь мы оказывали гестапо - своих евреев, что ли, передавали им для концлагерей и душегубок? А они нам - немецких коммунистов для сохранности? Что-то мы не слыхивали ни о том, ни о другом.

Объявив о «Генеральном соглашении», Карпов пишет, что видел его текст собственными глазами в 1999 году и, как следует из дальнейшего, скопировал. А где видел? В каком архиве или частной кунсткамере? Как нашел эту кунсткамеру? Кто навел? Ничего не известно. Военная тайна. А мы, разведчики, и в старости тайны хранить умеем. Режь меня, ешь меня - не скажу ничего... Текст, говорит, на девяти страницах, но он их опускает и приводит «только последний лист». На девяти страницах? Но это же уникальнейший документ! И если ты такой страстный публикатор архивных находок, даже таких, что свидетельствуют против твоей армии и твоей Родины, то как мог удержаться, чтобы не напечатать его целиком? Загадочно...

Но что же мы видим на этом «последнем листе»? Внимание! Вот: «Текст соглашения(!) отпечатан(!) на русском и немецком языках в единственном(?) экземпляре, каждый из которых имеет одинаковую силу». Тут неграмотность не только языковая. Во-первых, в подлинном документе скорее всего стояло бы «Соглашение», а не - «соглашение». Во-вторых, в конце такого рода документов указывается сам факт соглашения или договора, а не форма его фиксирования, т. е. пишут «заключен», а не «отпечатан» или «написан». Дальше: (каждый экземпляр) «скреплен подписями и печатями представителей НКВД и ГЕСТАПО». Во-первых, почему «представители», если тут не просто представители, а высшие руководители, начальники ведомств - Л. Берия и Г. Мюллер? Во-вторых, всех этих слов тут вообще не могло быть. Зачем упоминать о подписях, если дальше они перед нами в натуре, а печатей хотя и нет, но они, так сказать, подразумеваются? Но почему же их нет все-таки?

Дальше: «Совершено в Москве, 11 ноября 1938 г. в 15 часов 40 минут». Во-первых, неизвестный умелец-любитель явно перестарался, указав не только дату составления документа, но и час составления, да еще с минутами, что никогда не делается. Понятно: хотел, как лучше, а получилось, как у Черномырдина. Кроме того, во-вторых, слова «Совершено там-то и тогда-то» здесь стоят раньше подписей и воображаемых печатей, тогда как обычно их ставят в самом конце документа и они заверяются чиновниками протокола.

Да, печати В. Карпов не воспроизвел. Как же так? Опять непонятно. В контексте всего уже известного нам это наводит на новое подозрение: никаких печатей у него и нет. А как выглядят подписи? Первая - так: «Начальник Главного управления государственной безопасности Народного комиссариата внутренних дел СССР комиссар госбезопасности 1-го ранга Л. Берия». Кажется, все верно. А вторая? «Начальник Четвертого управления (гестапо) Главного управления безопасности национал-социалистической рабочей партии Германии бригаденфюрер СС Г. Мюллер». Тут самое важное. Во-первых, в гитлеровской Германии существовало Главное управление имперской, т. е. государственной безопасности (РСХА), а не безопасности нацистской партии, как мы видим в таинственной находке Карпова. И это Главное управление было создано 27 сентября 1939 года. Именно тогда Второй отдел гестапо (внутриполитические вопросы), который с 1 июля 1939 года возглавил Мюллер, был объединен с Третьим отделом и вошел в РСХА как его Четвертое управление. Следовательно, во-вторых, в ноябре 1938 года, когда Берия и Мюллер будто бы миловались и клялись в дружбе, этого управления просто не существовало (Энциклопедия Третьего рейха. М., 1996. - С. 154). Значит, помянутые начальнички могли посылать друг другу лишь воздушные поцелуи. Что ж получается в итоге? Думайте сами, а мы с разведчиком Карповым поползли дальше.

Он пишет, что в феврале 1942 года «Сталин приказал разведке найти, выходы(!) на гитлеровское командование(?) и от его, Сталина, имени внести предложение и даже больше (далеко идущие планы) - о коренном повороте в войне». Странно. Крайне странно. Во-первых, при чем тут разведчики? Чего там «искать выходы», когда все «адреса» и все имена немецкого командования были достаточно хорошо известны. Во-вторых, если возник столь важный замысел государственно-политического характера (мы увидим, что это именно так), то при чем здесь какое-то безымянное «командование», которое надо разыскивать с помощью разведчиков в маскхалатах? Да и к лицу ли, по чину ли руководителю страны, вождю народа, Верховному главнокомандующему искать «тайные выходы» на какое-то «командование»! Он обратился бы прямо к высшему государственно-политическому руководству Германии, к самому Гитлеру, как он, Гитлер, в августе 1939 года в чрезвычайно важный момент обратился непосредственно к Сталину с предложением принять в Москве министра иностранных дел Риббентропа и заключить договор о ненападении.

Нет, Карпов настаивает на командовании, «для тайных переговоров с которым были реальные возможности». И ссылается при этом на уже известный нам договор между гестапо и НКВД. Если даже допустить спьяну, будто такой договор между двумя ведомствами был, то неужели он сохранял силу и после того, как Гитлер разорвал два важнейших государственных, а не межведомственных, договора и уже семь-восемь месяцев шла ожесточенная война, со стороны немцев - истребительная? Да и при чем здесь какие-то межведомственные договоры, какой-то чиновник Мюллер, если задуман «коренной поворот в войне»? Карпов просто не понимает соразмерности вещей, проблем и лиц, в частности, не понимает, кто такой Сталин, его должность и его роль.

Но полковник неколебим и пишет, демонстрируя свое полное непонимание, и дальше: «Разведчики связались с немецкими «коллегами». Встреча состоялась 20 февраля 1942 года в Мценске на оккупированной немцами территории. Видимо, идея об этих переговорах возникла у Сталина в самом начале контрнаступления, и поиски контактов наши разведчики начали немедленно. Как это происходило, мне неизвестно». Странно, что есть вещи, которые этому человеку неизвестны.

Уверенно сообщает и место, и дату - Мценск, 20 февраля 1942 года. С такой же уверенностью Эдвард Радзинский называл место и дату встречи Сталина и Гитлера - Львов, 16 октября 1939 года. Нетерпеливо потирая ручки, Эдик мечтал даже описать эту встречу, но потом почему-то заткнулся. Неужто понял что-то?

И вот, пишет Карпов, наши разведчики и переговорщики встретились с немецкими «коллегами» в Мценске, имея на руках «Предложения германскому командованию», написанные Сталиным. Какому командованию - армии? группе армий «Центр»? Верховному командованию в Ставке? Владимир Карпов, в прошлом офицер Генштаба, не придает этому никакого значения.

А дальше следует «документ», точнее сказать, ультиматум, который заслуживает названия «Хоть стой, хоть падай». Карповский Сталин писал:

«I. С 5 мая 1942 года начиная с 6 часов по всей линии фронта прекратить военные действия. Объявить перемирие до 1 августа 1942 года, до 18 часов».

Во-первых, ну разве мог Верховный главнокомандующий написать так неряшливо и неумело столь важную бумагу? Ведь в таких документах вначале указывается час, а потом - день. Во-вторых, почему с 5 мая, - два с половиной месяца немецкому «командованию» на раздумье? А что в это время будет делать Красная Армия? Опять неизвестно. Можно предположить, именно потому с 5 мая, что ведь это день рождения Маркса. Вот к знаменательной для коммунистов дате давайте и перестанем палить друг в друга. Прекрасно. А что будет после 18 часов 1 августа? Оказывается, «2. Начиная с 1 августа 1942 года и по 22 декабря 1942 года германские войска должны отойти на рубеж, обозначенный на схеме № 1. Предлагается установить границу между Германией и СССР по протяженности(?), обозначенной на схеме № I».

Во-первых, что за схема № I? Ведь от нее зависит слишком многое, а мы ее не знаем. Где она? Почему Карпов утаил ее? Во-вторых, почему к 22 декабря, а не к 21-му, ко дню рождения товарища Сталина? И почему, для отхода на границу немцам дается пять месяцев? Если они примут этот ультиматум, то могли бы смотать удочки и за две недели, начав сразу или вскоре после установления перемирия 5 мая. В-третьих, надо полагать, Красная Армия не будет вести боевые действия против немцев, когда они мирно и послушно станут выполнять требования ультиматума и отходить. Значит, перемирие должно простираться не до 1 августа, а до 22 декабря. Что, Сталин не соображал этого? Он всегда писал ясно и четко, а тут сплошные загадки и путаница. Да и вообще - что за разговоры о каком-то перемирии, когда на самом деле речь идет о полном прекращении военных действий и о военном союзе:

«З. После передислокации армий вооруженные силы СССР к концу 1943 года (т.е. через год после 22 декабря 1942-го) готовы будут начать военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США».

Ну и гусь этот карповский Сталин! Не только вопреки подписанному 12 июля 1941 года договору с Англией о совместных действиях против Германии готов сепаратно помириться с немцами, т. е. предать своих союзников, но намерен вместе с фашистами и воевать против них. Какое коварство! Какая подлость! А в ней пришлось бы участвовать и лейтенанту Карпову. Он это понимает? Но слушайте дальше:

«4. СССР готов будет рассмотреть условия об(!) объявлении мира между нашими странами и обвинить в разжигании войны международное еврейство в лице Англии и США, в течение последующих 1943-1944 годов вести совместные боевые наступательные действия в целях устройства мирового пространства (схема № 2)». Во-первых, Сталин не мог написать «условия об». К тому же это сейчас в ходу у политиков такие словечки, как «правовое пространство», «юридическое поле» и т. п., а тогда никто, в том числе и Сталин, их не употреблял. Не говорил, не писал Сталин и «вооруженные силы СССР», это тоже вошло в обиход позже, уже после войны, а тогда - только «Красная Армия». Во-вторых, о каком будущем «рассмотрении условий мира» тут речь, если они уже объявлены выше: 1. Германская армия уходит с советской земли. 2. СССР вступает в войну против Англии и США. 3. СССР присоединяется к антиеврейской политике Германии.

Тут, кстати, уже не остается никаких сомнений: фальшивку составил человек, свихнувшийся на известном пунктике. Неясно только одно: когда же карповский Сталин готов был начать воевать вместе с фашистами против своих союзников - в конце 1943 года, как указано в пункте 3, или с начала этого года, как следует из пункта 4? Опять сумбур вместо музыки!

Между тем Карпов, уверяющий, что он - ученик тонкого стилиста Паустовского и обожатель не менее тонкого стилиста Булгакова (см. его фотографию в «ЛГ» за 27 июля прошлого года, где запечатлен его восхищенный взор, устремленный на фотографии этих писателей), произвел еще и стилистический анализ «документа», уверяя, что его подлинность подтверждают и «короткие «сталинские» фразы». Мы уже касались стилистических и грамматических нелепостей «документа», но с чего автор еще и взял, что «короткие фразы» - это характернейшая черта литературного стиля Иосифа Виссарионовича, неизвестно. Сталин очень хорошо знал русский язык и писал вполне грамотно, чем исследуемый «документ», как это мы отмечали в его тексте, увы, не отличается...

И вот еще одна странность: самая главная мысль ультиматума подана словно незначащая частность, в виде примечания к основному тексту:

«Примечание. В случае отказа выполнить вышеизложенные требования в п.п. 1 и 2 германские войска будут разгромлены, а германское государство прекратит свое существование на политической карте(!) как таковое».

Ну, во-первых, ведь германские войска надо было разгромить в любом случае - с ультиматумом, с «п. п. 1 и 2» или без оных, и о таком нашем страстном желании немцы, несомненно, догадывались. Во-вторых, не похоже на Сталина, чтобы он вздумал запугивать противника географической картой, ибо, с одной стороны, он знал, что государству как таковому важно существовать в реальности, а карты можно сделать какие угодно; с другой, ведь это не кто-нибудь, а именно Сталин сказал: «Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское - остается». И сказал он это не в конце войны, как уверяют Ф. Бурлацкий и другие отставные мыслители его пошиба, а в приказе народного комиссара обороны от 23 февраля 1942 года № 55, то есть именно в те самые дни, когда, как уверяет Карпов, он будто бы грозил немцам уничтожить их государство. Но! Если была возможность, то не лучше ли было тогда же разгромить немцев и, сохранив союзников, на этом покончить с войной вместо того, чтобы ввязываться вместе с фашистами еще в одну войну невообразимых масштабов? Неужели Сталин вместе с Карповым и этого не соображал?

И вот последние строки:

«Предупредить германское командование об ответственности.

Верховный главнокомандующий Союза ССР

И. Сталин.

Москва, Кремль 19 февраля 1942 г.».

Во-первых, зачем же еще и особо предупреждать «командование» об ответственности, когда и так ему уже сказано: «Разгромлю! Уничтожу!» Во-вторых, Верховный главнокомандующий - это должность, пост, как комфронта или командарм, а не звание, не чин, как Генералиссимус, Маршал Советского Союза или Герой Советского Союза. Сталин, разумеется, прекрасно понимал разницу между должностью и званием. Должности «Верховный главнокомандующий Советского Союза» не существовало, и подписаться так Сталин, конечно, не мог ни на какой бумажке. Он был Верховным главнокомандующим Красной Армии. А поскольку речь шла о важнейшем государственно-политическом деле, то под таким документиком должна была стоять официальная подпись руководителя страны - председателя ГКО или председателя Совнаркома, может быть, с добавлением некоторых других должностей Сталина: нарком обороны, председатель Ставки, Генеральный секретарь ЦК.

Ничто не колеблет полковника Карпова, он, как всегда, твердо уверен: «То, что «Предложения» составлены Сталиным, подтверждает его подпись...». Что, была графологическая экспертиза? Ведь однажды Карпов уж так обжегся на подписи, что, казалось бы, после этого должно хватить осмотрительности на всю оставшуюся жизнь. С покойным политгенералом Волкогоновым они опубликовали в «Знамени» некий «документ», из которого следовало, что когда-то будущий маршал Г.К. Жуков будто бы написал донос на маршала А.И. Егорова. Дочери Жукова обратились в Институт военной истории с протестом и с просьбой расследовать дело. А там директором (начальником) был именно этот самый Волкогонов, и он дал ответ: все, мол, правильно, детки, ваш папочка был доносчиком и клеветником. Дочери не спасовали, потребовали графологической экспертизы. И, в конце концов, было доказано: действительно Г. Жуков, да не тот. Впрочем, это подтверждалось и самим содержанием текста «документа»: его автор был сослуживцем Егорова, а Георгий Константинович никогда с ним не служил. Пришлось Карпову и Волкогонову публично извиняться. Минувшим летом я спросил Карпова: «Как же ты мог?» И он ответил: «Да ведь Волкогонов был генерал-полковником. И какой пост занимал!». Он не знает, что есть люди честные и бесчестные, а признает только служебную иерархию и уверен, что чем человек стоит в ней выше, тем больше заслуживает доверия. Хотел я тогда, но некогда было задать Карпову и такой вопрос: «Как же ты мог после клеветы на Жукова накатать два тома в его похвалу?».

И вот опять, как ни в чем не бывало: «подпись подтверждает...» Большое впечатление произвело на разведчика-стилиста и то, что «короткие «сталинские» фразы напечатаны не на государственном или партийном бланке, а на простом листе бумаги без указания непременных в официальных обращениях сведений». Во-первых, как так - «без указания»? Да что же, как не указание - подпись с обозначением официальной должности? А что касается, во-вторых, отсутствия официального бланка, то разве не ясно, что в тайной операции он был бы просто опасен, а «простой лист бумаги» тут выглядит гораздо правдоподобнее. Впрочем, уж если под бумагой поставлена подпись самого Сталина (чего еще надо!), то можно предположить, что у автора фальшивки просто не было возможности раздобыть официальный бланк, иначе он все нарисовал бы на нем.

И еще: «Сталин лично написал «Предложения». Они отпечатаны в двух экземплярах. Один остался у Сталина, другой предназначался тому, кто будет вести переговоры. Этот документ, по-видимому, не предполагалось вручать немцам, он представлял собой конспект, перечень вопросов, которым должен был руководствоваться советский представитель».

Ах так? Если «конспект», то, разумеется, не предполагалось его вручать - кто же вручает на международных переговорах подобного рода бумаги! Точнее сказать, это инструкция для нашего переговорщика. Но тогда, если принять во внимание тайный характер этого фантастически грандиозного плана, включающего и великое предательство, зачем поставлены и подпись, и дата? Да разве, коль такое рискованное дело, нельзя было обойтись устной инструкцией безо всяких бумажек с подписью и схемами? Казалось бы, старый разведчик должен понимать такие вещи.

Вы думаете, это все? Нет, есть еще один сногсшибательный документик - «Рапорт» Сталину первого заместителя наркома внутренних дел В. Меркулова об этих самых «переговорах в Мценске». Кто вел переговоры? С немецкой стороны - генерал СС Карл Вольф. Коли известно, что он ранней весной 1945 года в Цюрихе вел переговоры о сепаратном мире с американцами, то почему бы для правдоподобия не использовать эту фигуру и здесь? А кто представлял советскую сторону? Неизвестно. В «рапорте» никто не назван. Да как же так? Что это за «рапорт»?

Карповский Меркулов сообщает карповскому Сталину: «Германское командование не сочло возможным удовлетворить наши требования». Естественно. Хотя бы уже потому только, что никакое «командование» не имеет права на такие решения. Это, повторяю, дело политического и государственного руководства страны.

Однако карповское немецкое «командование» само выдвинуло весьма категорические требования, и притом не к командованию Красной Армии, а к нашему государственному руководству: «Правительство СССР должно незамедлительно (!) покончить с еврейством». Каким образом? Да очень просто: «Отселить всех евреев в район дальнего Севера, а затем полностью уничтожить». Не менее того!

Дальше: «Германское командование не исключает, что мы можем создать единый фронт против Англии и США». А при «переустройстве мирового пространства», предложенном карповским Сталиным, «Германия потеснит свои границы на востоке в пользу СССР». Мало того, «Германское командование в знак таких перемен готово будет поменять цвет свастики на государственном знамени с черного на красный».

Ты гляди! Ну никак не усечет восьмидесятилетний Карпов, что государственный флаг, как и другая государственная символика, это прерогатива государственной власти, а никак не «командования». Вон дали нашей армии красное знамя. Кто? Президент. Потом по великой щедрости добавлена и красная звезда. Кем? Им же, благодетелем. А «командование», т. е. министр Иванов, только объявило об этом. Ну думать же надо, Карпов! Ведь ты был депутатом Верховного Совета, государственным человеком...

Но совершенно убивает вот что: «В результате переговоров следует отметить(!) полное расхождение взглядов и позиций». Уж если это переговоры по таким грандиозным вопросам, как «коренной поворот в войне», и если они не удались, то надо говорить не «отметить», как о пустяке, а «признать», «констатировать» и т.п. А как в тексте, Меркулов написать не мог, ведь он был человеком довольно образованным, в Петербургском университете учился, пьесы писал, и они шли на сцене. Но самое-то важное, совершенно непонятно, почему же - «полное расхождение»? Наоборот, по главным вопросам полное согласие: убраться с нашей земли да еще и границу передвинуть в пользу СССР в соответствии с требованием Сталина немцы, как видим, согласны; вместе воевать против англичан и американцев обе стороны согласны; перемирие, вернее, мир при таком согласии, само собой разумеется; ну и в еврейском вопросе вроде бы что-то согласное брезжит. Остальное - сущие пустяки. Чего ж Меркулов голову морочил Сталину? Старик этого не любил и сурово наказывал за брехню.

Как же все это понимать? Да ведь тут одно из двух: или полковнику Карпову кто-то в насмешку над старым разведчиком подсунул убогую, всесторонне малограмотную фальшивку, а он в нее поверил и пустил в оборот, или он смастачил ее сам безо всякого Волкогонова. Как бы то ни было, а новая грязная клевета на историю Великой Отечественной войны из книги Владимира Карпова уже подхвачена, и в январе ее обрушили с экранов телевидения на головы миллионов наших несчастных сограждан. Ты этого хотел, Герой Советского Союза?

Ну, а было ли что-то хоть отдаленно похожее на то, о чем в два голоса поведали всему свету доктор патриотических наук А.И. Уткин и инженер человеческих душ В.В. Карпов? Да, было. Но похожести тут столько же, сколько между Звездой Героя, врученной Карпову в 1944 году Михаилом Ивановичем Калининым, и «звездой героя», полученной им в 2002 году от Сажи Умалатовой.

Тут мы должны обратиться еще к одной, третьей, книге - «Разведка и Кремль» Павла Судоплатова. Там читаем:

«Я совершенно уверен: любая форма мирного соглашения с гитлеровской Германией была для советских руководителей неприемлема». При чем здесь Судоплатов? При том, что он с 1921-го по 1953-й - 32 года, все сталинское время - прослужил в органах Государственной безопасности, а в годы войны в звании генерал-лейтенанта работал начальником Четвертого (разведывательно-диверсионного) управления НКВД-НКГБ. От него мы получим сведения о второй «звезде героя» из первых рук.

Как известно, когда началась война, советские дипломаты в Германии и немецкие в Москве были интернированы и отправлены в свои страны. В числе других в Москву вернулись первый секретарь нашего посольства в Берлине В.М. Бережков (вскоре - личный переводчик Сталина) и наш резидент А.3. Кобулов. Судоплатов пишет: в середине июля они заявили, что барон Ботман (надо полагать, чиновник немецкого МИДа, и не из последних. - В.Б.), сопровождавший поезд с нашими дипломатами, намекнул им, что «может настать время, когда Германия и СССР предпочтут урегулировать свои отношения на основе взаимных уступок». Для начала отметим, что не Сталин взывал к болгарскому послу, не он «искал выходы» на неведомое «командование» вермахта, а имело место нечто совсем иное.

А был ли в этой истории болгарский посол? Был. Только звали его не Стоянов, как уверяет Уткин, а Стаменов. Эта уткинская путаница не должна никого удивлять: профессор путает даже Неман и Березину (с. 187), а тут все-таки первые буквы совпадают. Стаменов очень любил Советский Союз и еще с 1934 года бескорыстно сотрудничал с нашей разведкой.

Так вот, приняв во внимание то, что нашим дипломатам сказал барон Ботман, советское руководство решило, в свою очередь, через посредство Стаменова запустить «дезу» о якобы циркулирующих в дипломатических кругах слухах, что возможно мирное завершение войны на основе территориальных уступок. Ведь война шла совсем не так, как планировали немцы: они несли невиданные ранее во всех их агрессиях потери и продвигались вперед совсем не столь стремительно, как им хотелось. Это только Солженицын, в те дни кантовавшийся в глубоком тылу, уверяет, что немцы отхватывали по 120 километров в день. Над ним даже Гитлер на том свете хохотал.

Дальше: «Молотов запретил Берии самому встречаться со Стаменовым, заявив, что Сталин приказал провести встречу тому работнику НКВД, на связи у которого он находится, чтобы не придавать разговору чересчур большого значения в глазах Стаменова». Этим работником как раз и был Судоплатов.

25 июля Берия вызвал его и дал указание встретиться с послом. Судоплатов пишет: «Берия предупредил, что моя миссия является совершенно секретной. Имелось в виду, что Стаменов по собственной инициативе доведет эту информацию до царя Бориса.

Берия с ведома Молотова категорически запретил мне поручать послу-агенту доведение подобных сведений до болгарского руководства, так как тогда он мог догадаться, что участвует в задуманной нами дезинформационной операции, рассчитанной на то, чтобы выиграть время и усилить позиции немецких военных и дипломатических кругов, не оставлявших надежд на компромиссное, мирное завершение войны». А данные о такой позиции имелись. Против войны, как известно, были, например, посол Шуленбург и даже министр иностранных дел Риббентроп. Мало того, сам начальник Верховного командования вермахта (ОКБ) генерал-полковник Кейтель «активно выступил против войны с СССР». После резкого разговора об этом с Гитлером даже потребовал отставки, но не получил ее (Залесский К. Кто был кто в Третьем рейхе. - М., 2002. - С. 335). К тому же наш агент Арвид Харвик («Корсиканец») сообщал из Берлина о растущем разочаровании в верховном командовании ходом войны в России, в частности тем, что вермахт увяз в кровопролитном Смоленском сражении...

Судоплатов встретился со Стаменовым на квартире своего сослуживца генерала Эйтингона, а потом в ресторане «Арагви». Читаем: «Я передал ему слухи, пугающие англичан, о возможности мирного урегулирования. К этому времени стало ясно, что бои под Смоленском приобрели затяжной характер и танковые группы немцев уже понесли тяжелые потери. Стаменов не выразил особого удивления по поводу этих слухов. Они показались ему вполне достоверными. По его словам, все знали, что наступление немцев развивалось не в соответствии с планами Гитлера и война явно затягивается. Он заявил, что уверен в нашей конечной победе над Германией. В ответ на его слова я заметил:

- Война есть война. И, может быть, имеет все же смысл прощупать возможности для переговоров.

- Сомневаюсь, чтобы из этого что-нибудь вышло, - возразил он».

Каков же итог? Было доподлинно установлено, что «Стаменов не предпринял никаких шагов для проверки и распространения запущенных нами слухов... Так и закончилась в конце июля - начале августа вся эта история». Так что это была обычная военно-политическая хитрость, подобная другим, к коим прибегали и немцы, и мы, и англичане, и американцы.

Однако, дополняет Судоплатов, Хрущев, знавший обо всех деталях этой истории, в своих мемуарах все-таки писал, будто «Берия вел переговоры с Гитлером о сепаратном мире, вызванные паникой Сталина». А что это была за «паника», достаточно хорошо известно: она ширилась со дня на день и твердила: «Смерть немецким оккупантам!»

Так что привет вам от Хрущева, доктор патриотических наук Уткин и писатель-разведчик Карпов!

«Патриот», № 7 Февраль 2003 г.

От редакции

Статья В. Бушина, замечательного публициста, стойкого борца против фальсификаторов (всех мастей и оттенков) советской истории, касается лишь одного эпизода из книги В. Карпова, она разоблачает ложь вопиющую, но далеко не единственную. Вся книга «Генералиссимус», особенно первая ее часть, изобилует домыслами, неточностями и просто ошибками. Создается впечатление, что иногда автор плохо представляет себе, о чем пишет, что он незнаком с теми фактами, которые не нужно отыскивать в архивах - достаточно раскрыть любой учебник истории.

Так, на стр. 61 читаем: «Ленина, например, обвиняют... якобы он прибыл в Россию со своими единомышленниками для разложения царской державы и армии с тыла, чем обеспечил победу немцев в Первой мировой войне» * . Кто мог обвинить в этом Ленина, остается загадкой, поскольку общеизвестно, что вернулся он в Россию в апреле 1917 г., когда «царской державы» уже не существовало. И о какой «победе немцев» говорит бывший профессиональный военный, окончивший академию им. Фрунзе? Неужели он не знает, чем закончилась Первая мировая война? Сам же пишет: «...подписание капитуляции Франции (в 1940 г. - Ред.) было оформлено в том самом вагоне, в котором 18 июня 1919 г. был подписан Версальский мирный договор. Вагон разыскали, пригнали в Компьенский лес на то самое место, где он стоял в девятнадцатом году...» (стр. 227). В действительности «в том самом вагоне» было подписано перемирие, и не в июне 1919 г., а 11 ноября 1918 г. Версальский же мирный договор 18 июня 1919 г. был подписан, конечно, в Версале, о чем свидетельствует его название. Но главное: по Карпову выходит, что Версальский договор закреплял «победу немцев»?!

Или: «Всероссийским восстанием руководил Ленин, а в Петербурге (имеется в виду Петроград - Ред.) Троцкий» (стр. 14). Одним росчерком пера автор разграничил полномочия по своему усмотрению.

О Брестском мире: «Ленин выехал в Брест-Литовск во главе делегации и был вынужден подписть унизительный Брестский мир» (стр. 49). И это неправда: советскую делегацию возглавлял Г.Я. Сокольников.

И еще: «...по должности... Ленин как председатель Совета Народных Комиссаров выше председателя ВЦИК, являющегося исполнительным органом» (стр. 68). А ведь не является тайной за семью печатями, что высшим органом государственной власти был в то время Всероссийский съезд Советов, а в период между съездами - Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет - ВЦИК («исполнительный» по отношению к съезду). Ленин же возглавлял Совет Народных Комиссаров, правительство, т.е. именно исполнительный и распорядительный орган государственной власти.

И таких примеров можно привести великое множество. «Его дремучесть во многих вопросах выглядит даже таинственно», - эти слова В. Бушина, сказанные о другом нынешнем «знатоке», с полным правом можно отнести и к В.Карпову.

Сам В. Карпов в предисловии к своей книге писал, что опорой для него были слова В. Белинского: «... верное воспроизведение фактов невозможно при одной эрудиции, а нужна еще и фантазия». Мы же видим, как фантазия заменяет эрудицию, а точное воспроизведение фактов в сочинениях В. Карпова можно найти лишь в обильных (страницами) цитатах из книг других, более добросовестных, авторов.

К сожалению, книги, подобные карповской, написанные вроде бы в защиту Сталина и потому пользующиеся популярностью у доверчивых читателей, растут в наше время как грибы, нанося ощутимый вред восстановлению исторической правды о Сталине, о нашем советском прошлом.

1 Карпов В.В. Генералиссимус. // Историко-документальное издание. Книга первая. - М.: Вече. - 2002.