ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ОБРАЗОВАНИЕ  РУССКОГО  НАЦИОНАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА

1. ПРЕДПОСЫЛКИ   ОБРАЗОВАНИЯ  НАЦИОНАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА

К концу XIV и в течение первой половины XV века в северо-восточной Руси расширяется и укрепляется феодальное землевладение.

Князья и бояре имели огромные земельные владения — вотчины. Княжеские вотчины управлялись «дворским», или дворецким.

Громадный княжеский двор обслуживали многочисленные слуги, носившие название «слуг под дворским», или дворцовых слуг. Это были дьяки, подьячие, псари, конюхи, садовники, сокольники, бобровники, бортники и т. д.

Из них часть была холопами князя, а другая часть состояла из слуг свободных. За свою службу «слуги под дворским» из числа свободных людей получали землю, которой пользовались до тех пор, пока служили своему князю. Земля эта носила название «поместья».

Поместная система в Московском княжестве начинает развиваться со времен Ивана Калиты.

Княжеские дворецкие ведают и всем «черным людом», крестьянами, холопами и т. д. Они раскладывают «тягло», следят за регулярным исполнением барщинных работ, за внесением натурального и денежного оброка. В XIV веке денежный оброк еще невелик, зато обилен и пестр натуральный оброк. Крестьяне, или «сироты», как называли крестьян на северо-востоке Руси, должны были вносить оброк хлебом, крупой, скотом, мясом, птицей, молочными продуктами, ягодами, грибами, полотнами, льном и т. п.

Так же пестра и многообразна была барщина. Так как хлеб в XIV веке еще очень редко выступал как товар, то вполне естественно — запашка самого феодала (князя, боярина, монастыря) была сравнительно невелика, и поэтому работа крестьянина на пашне феодала занимала далеко не первое место. Крестьянин зато должен был возводить на дворе феодала постройки, огораживать двор частоколом, ловить рыбу, бить зверя, косить сено, возить дрова и т. д.

Двор боярина как бы копировал княжеский двор, но там было все помельче, попроще.

Повинности крестьян в основном были одинаковы в княжеском, боярском и монастырском хозяйствах. Конечно, они могли несколько разниться в зависимости и от владельца, и от местности, и от величины и характера самого хозяйства.

Количество несвободного населения росло. Все меньше становилась прослойка свободных крестьян, обязанных лишь по отношению к князю уплатой государственных налогов и несением некоторых повинностей, все меньше и меньше остается «черных земель». Увеличивается численность холопов, «закладней», как называли в древней Руси закабаленных путем ссуды крестьян я горожан, наймитов, серебряников, третников, половников, старожильцев и прочих категорий феодально-зависимого и эксплоатируемого люда.(1)

Постепенно ограничиваются права закрепощаемых крестьян. Устанавливается определенный срок «выхода» — крестьяне могли уходить от господина лишь за две недели до Юрьева дня осеннего (26 ноября) и через неделю после него, причем должны были предварительно полностью рассчитаться с феодалом. В ряде случаев, в интересах землевладельцев, запрещается переход крестьян, а также разрешается землевладельцам возвращать ушедших. Так, например, князь   Василий   Васильевич запретил крестьянам-старожнльцам переход из земель Троицко-Сергиевского монастыря.

Крепнут и расширяются феодальные формы господ­ства и подчинения.

Князь — не только крупнейший феодал, но и прави­тель, государь. Правит он, опираясь на бояр и «слуг вольных». Бояре вместе со «слугами вольными» несут ратную службу, управляют от имени князя его «отчи­ной», княжеством, ведают отдельными отраслями боль­шого И запутанного княжого дворцового хозяйства.

Бояре составляют «думу», с которой советуется князь и как государь и как хозяин-феодал, с которой он творит суд и обсуждает дипломатические и военные дела.

Бояре управляют и отдельными областями княже­ства, «волостями». Князь посылает бояр в города и во­лости, чтобы они на месте собирали налоги, судили и управляли волостью от его имени. Бояре-«волостели», или «наместники», как их называли, за это получали часть сборов с населения, так называемые «кормы». Отсюда название бояр-управителей — «кормленщики». Любимых и заслуженных бояр князь посылал в такую волость, которая приносила больше доходов, и за «кор­мления» бояре часто спорили между собой.

Часть бояр оставалась при князе. Такие бояре носили название «бояр введенных». «Бояре введенные» ведали княжеским хозяйством. Среди них были дворецкие, ко­нюшие, сокольничие, ловчие, стольники и другие бояре, ведавшие «путями», т. е. определенными отраслями кня­жеского дворцового хозяйства. Боярам поручали — «при­казывали» разные дела: «разрядное» (военное), «казен­ное» (казна и государственный архив), «посольское» (иностранных дел) и др. В конце XV и в начале XVI века из этих «приказов»-поручений выросли «приказы»-учреждения, в которых под руководством боярина рабо­тали приказные дьяки и подьячие.

Должности за боярами не были закреплены. После хлопотливой дворцовой службы боярин обычно ехал «покормиться», а его место занимал «кормленщик». Ме­нялись через год-два, а иногда и чаще.

Но некоторые должности закреплялись за представи­телями родовитой и знатной боярской фамилии, часто становясь наследственными. Так, например, должность московского тысяцкого закрепилась за родом бояр Вель­яминовых.

Бояре и «слуги вольные» имели право переходить на службу от одного князя к другому, и это, как мы ви­дели, было одним из моментов, способствовавших воз­вышению Московского князя, так как боярство, есте­ственно, стремилось перейти на службу к богатому князю, в землях которого «бысть тишина».

Вслед за боярами («большими», «введенными», «пут­ными») съезжались к Московскому князю и служили ему «дети боярские», «слуги вольные», «люди дворные» — феодальная «меньшая братия», в конце концов слившаяся в единую прослойку — дворянство.

Князь располагал еще целым отрядом слуг, ведав­ших более мелкими делами княжого управления и хо­зяйства. Различные подати собирали особые лица: данщики, «боровщики» (собиравшие особую подать — «черный бор»), белыцики (ведавшие сбором «белок» — особых денежных пошлин), ямщики (собиравшие «ям­ские деньги») и т. д. На суде фигурировали приставы и доводчики, селами управляли посельские, которые могли быть назначены даже из числа несвободных слуг князя.

Что касается организации войска Московского князя, то она была типично феодальной.

Основную массу московского войска составляли дру­жины мелких князей и бояр, состоявшие из вооружен­ных конных и пеших слуг, челядинцев, холопов. Наряду с этим все большее и большее значение начинает при­обретать собственная многочисленная великокняжеская дружина.

Кроме того, были городовые ополчения, набиравшиеся из купцов и ремесленников. Это была так называемая «московская рать».

Немаловажную роль играло еще пешее ополчение крестьян и «черных людей», собираемое «с сохи», кото­рое часто решало исход наиболее важных сражений.

Вооружение русских воинов состояло из луков со стрелами, помещавшимися в колчане, мечей, сабель, копий, рогаток, сулиц, булав, шестоперов, кистеней, кинжалов, засапожных ножей, самострелов (арбалетов), боевых и обыкновенных топоров.

От вражеского  оружия их защищали щиты,  кольчуги, шлемы, латы, наколенники. Бедные воины и кре­стьяне довольствовались тем, что вшивали железо в одежду, устраивали самодельные «дощатые брони», де­лали кольчуги из крепких веревок и т. д.

У русских были стенобитные, осадные и камнеметные машины: пороки (тараны), осадные башни — туры. Не­которые метательные орудия бросали огромные камни да расстояние, в полтора-два раза превышающее даль­ность полета стрелы (т. е. почти до одного километра).

Во второй половине XIV века появляется огнестрель­ное оружие — пушки, тюфяки, а позднее и ручные «пи­щали», — которое сразу же меняет характер войн, прин­ципы организации войска и его тактику.

Русские отличались удалью, были «охочи до боя» и стремительны, но могли и подолгу выдерживать осаду и быть очень стойкими, если приходилось оборонять свою землю, свой город. Постоянные войны выковывали из русских воинов опытных и храбрых бойцов. А что войны были часты, для этого достаточно привести хотя бы следующие цифры: за XIIIXIV и первую половину XV века русские выдержали больше 160 войн с внеш­ними врагами, из которых 45 сражений с татарами, 41 — с литовцами, 30 — с немецкими рыцарями, а все остальные со шведами, поляками, венграми и болгарами.

Для того чтобы увеличить число «тяглового» город­ского, посадского населения в Москве, князья догова­ривались между собой не принимать «численный люд» (вошедший в число, т. е. платящий налоги) в слуги, не держать «закладней», не покупать земель «делюев» и «ордынцев», т. е. ремесленных и промысловых людей и пленных, выкупленных в Орде.

Горожане в Москве были организованы в «сотни». Сотские были подчинены тысяцкому. При Дмитрии Донском эта должность была упразднена.

Кроме ремесленников и купцов, в Москве жила масса бояр, мелких князей, слуг вольных и прочей княжой и боярской челяди, холопов и слуг, масса духовенства и немало «сельчан» княжеских, занимавшихся сельским хозяйством. Посреди Москвы можно было встретить и пашню и сенокос. То же, даже еще в большей мере, было и в других городах.

Москва вся была деревянной. Каменным был лишь Кремль. Город часто горел, выгорая дотла. С  1330 по 1458 год Москва горела 17 раз, В каждый раз восстана­вливалась и еще больше увеличивалась. Это указывало на живучесть Москвы как города, крепости, политиче­ского и административного центра и как посада — ремес­ленного и торгового пункта.

К этому же времени относится развитие торговли и складывание торговых путей. Русские паузки, карба­сы, ладьи, струги засновали по всем рекам Восточной Европы и на Северном Поморье.

Появляется новая денежная, «рублевая», система, сменившая старую, «гривенную». Со времен Дмитрия Донского в Москве появляется своя чеканная монета.

К середине XV столетия создались все условия для превращения Московского княжества в Русское госу­дарство. Рост общественного разделения труда, отделе­ние ремесла от сельского хозяйства и развитие товарно-денежных отношений к этому времени достигают такой ступени развития, когда необходимым условием для дальнейшего роста производительных сил страны яв­ляется окончательная ликвидация феодальной раздро­бленности и создание единого централизованного госу­дарства. В работе «Национальный вопрос» В. И. Ленин подчеркивает, что основой создания национальных го­сударств является экономическая необходимость, обу­словленная в свою очередь развитием рынка как центра торговых сношений.(2)

Уже в начале XV века зарождаются, растут и креп­нут местные рынки, общающиеся между собой; налажи­ваются торговые связи города и деревни. Появляются торжки, торговые села, не считая городов, куда везут для продажи свою продукцию крестьяне, в свою очередь покупающие ремесленные изделия. Так, Юрий Дмитрие­вич в своей грамоте Савво-Сторожевскому монастырю (1404) указывает: «Который хрестьянин монастырской купит или меняет, и он пятнит (3) в монастыре; а который хрестьянин монастырской продает с торгу или в селе, и они тамгу платят игумену Саву в монастыре». (4)

Выросли большие торговые города: Москва, по свиде­тельству Герберштейна, в начале XVI века являвшаяся одним из крупнейпшх городов Европы, мало чем уступающая ей в этом отношении Тверь, Новгород, Псков, Ярославль, Нижний Новгород, Вологда, Вятка, Переяславль, Рязань и другие города.

Феодальная раздробленность с сопровождавшими ее войнами и усобицами, с постоянной опасностью для купца и ремесленника быть ограбленным на дороге или в городе враждебным князем и его войсками, с ее мы­тами, тамгами, таможнями, отсутствием единства в еди­ницах измерения и денежной системы и т. д. — все это противоречит устанавливающемуся торговому общению городов и областей.

И если ранее, когда еще силы отдельных великих княжеств были более или менее равны, горожане часто поддерживали своих князей, то теперь, со времен Васи­лия Темного, авторитет этих князей был подорван, власть их сведена почти к нулю и горожане начали понимать, что единственным «представителем порядка в беспоряд­ке», нарушающем и препятствующем естественному росту экономических сил страны, является Московский князь. Становится попятным, почему так легко «сводит со сто­лов» удельных князей Василий Темный. Город не только не поддерживал теперь «своего» князя, пытающегося отстоять свою самостоятельность от притязаний вели­кого князя Московского, но открыто переходил на сто­рону этого последнего.

Несколько изменяется и характер феодального сель­ского хозяйства. Трехполье в центре Руси становится безусловно господствующей формой хозяйства.

Под влиянием роста товарных связей — внешних и внутренних, русские феодалы к середине XV века на­чали прибегать к услугам рынка.

Феодал стремится приобрести на рынке ряд замор­ских и отечественных предметов потребления и роскоши, но для этого нужны деньги, которые можно было добыть либо путем продажи продуктов сельского хозяйства, либо вымогая эти деньги у крестьян. Поэтому растут барщина и денежный оброк.

Экономические связи способствуют политическому объединению северо-восточной Руси в единое националь­ное государство.

Экономическое общение отдельных районов является основой  образования   великорусского   народа.    Падают  экономические и политические перегородки, отделявшие одно княжество от другого. Рязанцы торгуют в Москве, новгородцы в Твери, москвичи в Пскове и т. д. Отсут­ствие регулярных сношений между отдельными областями древней Руси ранее приводило к тому, что в каждом княжестве — «национальной области» (Ленин) — суще­ствовали свои говоры, унаследованные от древних пле­мен, свои обычаи, порядки, нравы, свой особый быт, одежда, украшения.

Постепенное разрушение экономической разобщенно­сти отдельных частей Руси подготовляет объединение Руси в единый политический организм, в государство, населенное одной народностью. Ленин указывает: «Спло­чение национальных областей (воссоздание языка, на­циональное пробуждение etc.) и создание националь­ного государства. Экономическая необходимость его. По­литическая надстройка над экономикой».(5)

Ленин говорит не только об экономической необхо­димости образования национального государства. Он подчеркивает объединение, сплочение национальных об­ластей в национальное государство.

Постепенно стираются языковые и культурные раз­личия между русским населением отдельных областей. Купцы и ремесленники, ездившие не только в соседние города, но и в другие княжества, первые вводят у себя дома, в своем родном городе, иногородние обычаи, вво­дят новые порядки, в их языке появляются новые слова. Пскович теперь меньше отличается от тверича, рязанец от москвича, новгородец от владимирца. Создается язык, хотя и имеющий ряд местных особенностей, но тем не менее единый русский язык, средство общения и «глав­ное орудие человеческих торговых сношений...» (Ленин). Создание языка является основой формирующейся на­родности, а позднее и нации.

Вместе с образованием русского языка идет создание единой национальной русской культуры во всех ее про­явлениях. Старый церковно-славянский язык постепенно вытесняется в документах новым языком, близким к на­родному, разговорному языку, причем, естественно, за основу   московские   дьяки   и  подьячие,   составлявшие документы, взяли московскую речь. Таким образом, на ряду с образованием территории великорусской народ­ности идет процесс формирования русского языка од­ного «из самых сильных и самых богатых живых языков» (Энгельс). Появляется «книжность»: тверская, псковская и, наконец, московская, возникшая позднее первых, но тем не менее быстро занявшая первое место. Появляются московские летописи, хронографы, похвалы, жития, ска­зания и повести.

На Западе особое значение в период образования

нации имеет королевская власть. Энгельс, характеризуя период феодальной раздробленности, отмечает, «что во всей этой всеобщей путанице королевская власть (das KÖnigtum) была прогрессивным элементом, — это совер­шенно очевидно. Она была представительницей порядка в беспорядке, представительницей образующейся нации в противоположность раздроблению на бунтующие вас­сальные государства».(6) Таким же представителем «по­рядка в беспорядке», господствовавшем в удельный период на Руси, представителем порядка, противопоста­влявшим себя «бунтующим вассальным государствам»— удельным княжествам, был великий князь Московский, к которому тяготели боярство, дворянство и горожане. Но нация еще не успела сложиться. Нация — историче­ская категория, складывающаяся в период капитализ­ма. Товарищ Сталин отмечает, что «складывание людей в нации приурочивается к этому периоду», (7) т. е. к пе­риоду капитализма. В России же в те времена, указы­вает товарищ Сталин, «.. .капиталистического развития еще не было, оно, может быть, только зарождалось...».(8) Как мы уже видели, в XV веке только лишь зарождается «всероссийский рынок», только начинает создаваться великорусская народность.

На Западе процесс ликвидации феодализма и скла­дывания нации совпал с образованием централизован­ных государств.

Не то было на Востоке Европы, в частности в Рос­сии.   Интересы   самообороны от нашествия монголов с Востока, от нападений польско-литовских панов с Запада, к тому времени уже овладевших белорусскими и запад­но-русскими землями и пытавшимися захватить Новго род,'Псков, Тверь и Рязань, диктовали со всей настойчи­востью необходимость скорейшего создания централизо­ванного государства.

Товарищ Сталин указывает: «На востоке Европы, наоборот, процесс образования национальностей и ликвидации феодальной раздробленности не совпал по времени с процессом образования централизованных государств. Я имею в виду Венгрию, Австрию, Россию. В этих странах капиталистического развития еще не было, оно, может быть, только зарождалось, между тем как интересы обороны от нашествия турок, монголов и других народов Востока требовали незамедлительного образования централизованных государств, способных удержать напор нашествия. И так как на востоке Европы процесс появления централизованных государств шел быстрее процесса складывания людей в нации, то там образовались смешанные государства, состоявшие из нескольких народностей, еще не сложившихся в нации, но уже объединенных в общее государство».(9)

Чем больше крепло и росло великорусское государ­ство, захватывая новые земли и покоряя народности и племена, тем все более и более оно превращалось в мно­гонациональное государство, «.. .строящееся на господ­стве одной нации, точнее — ее господствующего класса, над остальными нациями...», (10) причем «в России роль объединителя национальностей взяли на себя велико­россы, имевшие во главе исторически сложившуюся сильную и организованную дворянскую военную бюро­кратию».  (11)

Когда в XVI веке окончательно укрепилось центра­лизованное государство, абсолютная монархия, и была подавлена имевшая место при Грозном попытка бояр и князей восстановить старые удельные порядки, Россия была уже многонациональным государством. Но в XV веке только лишь складывалось великорусское госу­дарство, только лишь начинались захваты земель и покорение народностей и племен; поэтому государство Московское в основном было заселено великорусским народом. В «тезисах по памяти» о национальном вопросе Ленин указывает: «Россия = национальное государство в основе, базе [подчеркнуто мною.В. М.}, центр (Псков — Ростов н/Д.). Окраины — национальности. Край­ний гнет».(12)

Поскольку складывавшееся объединенное государство оставалось государством русского народа, мы можем говорить о создании в конце XV и в начале XVI века Русского национального государства. Наряду с нацио­нальным государством складывалась и русская нацио­нальная культура.

В Москве и в других городах Руси развивается высокохудожественная древнерусская архитектура.

В Новгороде славились своим искусством мастера-зодчие: Иван, Климент и Алексей, в Пскове — Федор.

Мастера были и из числа иноземцев, главным обра­зом греков. Попадались и «римляне» (итальянцы) и «немцы из-за моря» (не ливонцы). Многие из них имели учеников из русских. Так, «греческими выучениками» были мастера-живописцы московские Гайтан, Семен и Иван, в свою очередь имевшие многочисленных учеников. Особенно славился живописец Феофан Грек, а из рус­ских — Андрей Рублев.

На Руси было уже немало искусных литейщиков, как, например, Борис Римлянин, механиков, как Лазарь, родом серб, поставивший часы на дворе великого князя в Москве, щитников, оружейников, серебряников (юве­лиров) и т. д. Работали мастера чаще всего «наймита­ми» (по найму) со своей «дружиной» (артелью, учени­ками, подмастерьями).

Усложнение всей социально-политической и эконо­мической жизни северо-восточной Руси заставляет князя заняться юридическим оформлением феодальных поряд­ков. Появляются попытки свести их к определенным нормам, записанным в законодательных памятниках: Уставная Двинская грамота Василия Дмитриевича, Псковская Судная грамота. Существует, кроме того, масса актов и грамот всевозможного рода, данных по поводу каждого конкретного случая. Несмотря на обилие всевозможного рода законов и актов, народные массы все больше и больше теряли свои права.

Грубое насилие, жестокость и жадность царили среди господствующего класса феодалов.

Князья боролись из-за уделов и вотчин, наушничая в Орде друг на друга, не останавливаясь перед убий­ствами и клятвопреступлениями. В борьбе против силь­нейшего Московского князя удельное княжье считало пригодным все средства. Он платил им тем же. Сама политическая система — феодальная раздробленность — не могла не породить подобных отношений между кня-зьями, принимающих особо грубый, варварский характер вследствие специфической политики Золотоордынского хана, заключавшейся в стремлении натравливать рус­ских князей друг на друга.

Князья, а тем более бояре оставались грубыми и необразованными: Дмитрий Донской «не был обучен книгам», Василий Темный был «ни книжен, ни грамо­тен». Центрами богословской учености были монастыри, грамотными людьми — монахи да дьяки. Но народ ценил и любил книгу и просвещение. Во время осады Москвы Тохтамышем горожане со всех сторон сносят книги, спасая их от татар.

«Книжная ученость», слабо затронувшая князей, еще меньше распространялась среди крестьян и «черных людей».

В деревнях, селах господствовали древние народные обычаи. Сходились на «игрищах», «вечерях», пели, пля­сали. На свадьбах пировали, по покойникам справляли поминки.

Из уст в уста передавались мудрые народные пого­ворки, басни, предания, былины, сказки. Полуязыческие обычаи уживались с христианством. Верили в «сглаз», в «чох, сон, птичий грай», в недобрую встречу, воро­жили, гадали, ходили к ворожеям и колдунам, уживав­шимся в селе или городе наряду с попом и дьяконом. Жилось бедно, тяжело.

Маленькие двух-трехдворные села покрывали собой всю русскую землю. Пахали землю первобытной сохой, отдавая добрую половину урожая в качестве всяких на­логов, «выдирали» новые участки леса для пашни, били зверя,   ловили   рыбу.   Княжие данщики  «езовники» и  прочий люд, собиравший подати, отбирали часть улова, добычи.

Иноземные «вороги», налетая как саранча, часто гра­били и обирали все население; частенько обирали кре­стьян княжие дружины, которых распускали на «по-корм» и свои князья.

Когда грозные силы врага надвигались на русские земли, крестьяне, вооруженные чем попало: кто топо­ром, кто дубиной или рогатиной, поднимались все как один и били ворога: «немчина» с крестом на плаще, «литвина» с длинным мечом, «ляха» с кривой венгер­ской саблей, неуловимого, быстрого и хищного лихого наездника-татарина, молчаливого шведа — всех, кто хотел поживиться за счет Руси, подчинить себе свобо­долюбивый русский народ.

Древние книжники русские первые отразили в своих произведениях стремление народа к единению, к сохра­нению самостоятельности русской земли, патриотические чувства русского народа. Так записано было народное предание о борьбе с татарами Чолхана Тудановича, знаменитая «Щелкановщина». Новгородцы создают два чудесных памятника, отразивших борьбу с немцами и шведами. Это «Сказание о великом князе Александре Невском» и «Рукописание Магнуша, короля свейского». Последнее «сказание» начинается так: «Я, Магнус, ко­роль шведский, нареченный во святом крещении Григо­рий, отходя от света сего, пишу рукописание при своем животе и приказываю своим детям, своей братье и всей земле шведской: не наступайте на Русь на крестное целование, потому что нам не удается». Далее следует перечисление всех неудачных походов шведов на Русь, начиная от Невской битвы и до похода Магнуса. Про­стотой и безыскусственностью дышит сказание о другом герое борьбы Руси с немцами — псковском князе Довмонте.

Борьба с татарами отразилась в «Сказании о Батые-вом нашествии», в «Слове о погибели русской земли», в повести о «Мамаевом побоище», «Задонщине», напи­санной в подражание известному древнерусскому па­триотическому памятнику «Слову о полку Игореве», в «Слове о великом князе Дмитрии Ивановиче», в особом сказании «О московском взятии от царя Тохтамыша», в «Повести об иконе Владимирской божьей матери», где говорится о нашествии Тимура, и других повестях и сказаниях, написанных в связи с менее значительными эпизодами борьбы русских с татарами («Повесть о ца­ревиче Мустафе», «Сказание о битве на Ворскле»-и т. д.) Волна народного гнева против угнетателя — Золотоордынского хана — отразилась в былине о том, как «Илья Муромец освободил Киев от Калина царя». Связанный татарами Илья Муромец

«Вскочил в полдрева стоячего, Изорвал

 чембуры на могучих плечах,— Не

 допустят Илью до добра коня И до  его то

 до  палицы   тяжкие, До   медны   литы   в  

три   тысячи, — Схватил Илья татарина за

ноги, Который ездил во Киев град, И зачал

татарином помахивати: Куда ни махнет,

тут и улицы лежат, Куда отвернет — с

переулками, А   сам  татарину 

приговаривает: «Аи крепок татарин не

 ломится А и жиловат, собака, не

изорвется». И только Илья  слово

вымолвил, Оторвется глава его татарская,

Угодила та голова по силе вдоль И бьет

 их, и ломит, в конец губит, Достальные

татары на побег пошли, В болотах, в реках

притонули все, Оставили свои  возы

 и лагери. Воротился Илья ко Калину царю,

 Схватил он Калина за белы руки, Сам

Калину приговаривает: «Вас то,  царей, не

бьют, не казнят». Согнет его корчагою,

 Вздымал выше буйны  головы  своей,

Ударил его о горюч камень, Расшиб его в

 крошечки...»

Тяжкая неволя, гнет, нищета от татарского разоре­ния и ига, вечный страх и злоба против хана и его ставленников сказывается в народных былинах.

В борьбе с внешними врагами — татарами, немцами, литовцами, шведами, в тяжких испытаниях, в условиях непрерывных войн против нападений врагов складыва­лась,  формировалась и крепла великорусская народность.

«Перетерпев судьбы удары, Окрепла

 Русь. Так тяжкий млат, Дробя стекло,

 кует булат».

(А. С. Пушкин.)

Все больше и больше древнерусские памятники про­никаются идеей единства Руси, необходимого для обо­роны земли русской от «ворогов».

В начале XV века создается особый летописный свод, так называемый «Владимирский Полихрон», развиваю­щий идею «одиначества» князя и объединения русской земли.

Стремлению народных масс к политическому объеди­нению способствовали рост и расширение экономических и культурных связей прежде разобщенных и несвязан­ных друг с другом областей Руси. Феодальная раздроб­ленность становилась препятствием дальнейшему разви­тию производительных сил страны, объединению русских земель, созданию русской народности.

Объединение Руси было подготовлено экономически, политически и идеологически.

2. МЕЖДУНАРОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ РУСИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ  ХV ВЕКА

К середине XV века изменяется международное по­ложение Руси. Ослабляется Золотая Орда, попрежнему еще формально считавшаяся верховным повелителем, сеньором Руси.

Дани, поборы, выходы, уплачиваемые все реже и реже, были все же очень обременительны. Если ранее необходимость регулярной уплаты дани была обуслов­лена слабостью Руси, то к началу второй половины XV века окрепшая русская земля готовилась к решительной схватке с «татарским чудищем»  (Маркс).

Ненавистное татарское иго, сковавшее Русь и тор­мозившее ее развитие на протяжении столетий, должно было быть сброшено.

Могучая и грозная Орда давно уже отошла в область преданий. Уже давно рассыпалось огромное государство Бату, ослабела ханская власть. От прежнего величия Золотой Орды осталось немного.

Но неправильно было бы преуменьшать силу Орды, тем более что, чувствуя свою внутреннюю слабость, ханы Золотой Орды ищут поддержки и союза с вра­ждебной Руси Литвой. Татары были еще сильны и гроз­ны. Целая полоса походов и налетов татар на Русь свидетельствовала об остававшейся реальной угрозе нашествия. За татарами шла новая грозная сила — турки. Опасней становилась Литва.

В великом княжестве Литовском идет быстрая поло­низация. Если Витовт, католик и «лях» по культуре, обычаям и вводимыми им порядкам и законам, все же был враждебен Польше, стремясь отстоять самостоятель­ность Литвы, и воздерживался от грубого национально-религиозного угнетения русского населения Литвы, то его преемники, особенно Казимир Ягеллончик, были сторонниками польской ориентации Литвы. Их симпа­тии к Польше сказывались во всем. Росло национально-религиозное угнетение «русского» народа: русских, ук­раинцев и белоруссов. Русское население Литвы, есте­ственно, занимает враждебную позицию по отношению к Литовским князьям. Понятно и стремление русских князей, бояр, духовенства, горожан и сельского люда к воссоединению под властью Московских великих кня­зей. Начавшиеся «отъезды» русских князей Литвы на службу к великому князю Московскому, «на Русь», за­ставили Литовских князей и польских королей забес­покоиться: «Русь», «их» Литовская Русь, была явно ненадежной и тяготела к Москве.

Боясь утратить богатейшие русские земли, Литов­ское государство прибегает ко всяким ухищрениям для того, чтобы приостановить процесс объединения и уси­ления Руси, разбить и разгромить Москву.

Видя, что отстоять захваченные русские земли труд­но, Литва ищет политических союзников. Ими стано­вятся напуганные грозным величием Москвы немецкие рыцари Ливонского ордена и Золотая Орда.

Попытки приостановить объединение русских земель, задержать процесс образования сильного Русского на­ционального государства, исходившие от удельных кня­зей, бояр и других сторонников старых удельных поряд­ков, встречают сочувствие и поддержку у Литовских великих князей, так как это ослабляет Русь и препят­ствует ее консолидации.

К середине XV века международная обстановка сло­жилась таким образом, что диктовала необходимость пе­рехода к активной обороне, к борьбе со старинными врага­ми Руси, обеспокоенными ее усилением и стремившимися ликвидировать  зарождавшееся Русское  государство.

Силы для такой борьбы постепенно накапливались.

3. РАСШИРЕНИЕ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА ПРИ ИВАНЕ III  И СВЕРЖЕНИЕ ТАТАРСКОГО ИГА

Присоединение Новгорода

Формирование централизованного государства падает на время княжения Ивана III. К тому времени Москов­ское княжество, как указывает Маркс, «выросло в мо­гущественный массив». Перед Иваном III стояли три задачи: подчинить и присоединить оставшиеся еще самостоятельными княжества, освободиться от татар­ского ига и отбросить от границ складывающегося Рус­ского государства польско-литовских панов и помогав­ших им немецких рыцарей. Маркс отмечает, что в то время «.. .Польско-Литовское государство стреми­лось к завоеванию Московии; наконец ливонские ры­цари еще не сложили оружия».(13)

Ко времени княжения Ивана III старая удельная система уже начала разрушаться. Ослабла раздираемая внутренними противоречиями и Золотая Орда. Маркс сравнивает Орду с умирающим человеком, у постели которого присутствует врач (Иван III) для того, чтобы констатировать смерть, но в то же время отмечает, что Иван III все еще был татарским данником. (14)

Иван III сравнительно скоро и успешно разрешил стоящие перед ним задачи. Немудрено, что позднее с именем Ивана связывалось представление о великих преобразованиях и огромных успехах Русского государства, за что он и был прозван «Великим».

Иван III сочетал в себе все качества, унаследован­ные от своих предшественников и ставшие фамильными в роде Калиты: хитрость и прозорливость, хладнокровие и расчетливость, медлительность и осторожность, упор­ство и стойкость. Настойчиво доводивший до конца все дела, Иван III отступал перед опасностью только для того, чтобы продумать обстановку, выждать момент и снова перейти в наступление.

Иван III продолжил и завершил кропотливую и дли­тельную деятельность потомков Даниила Александро­вича Московского, которая подготовляла создание силь­ного централизованного государства великороссов.

Огромные богатства, собранные путем строго центра­лизованной систематической феодальной эксплоатации народных масс при помощи государственного аппарата и хорошо организованной военной силы, авторитет церкви, верной прислужницы великого князя, — все это в сово­купности объясняет успехи Ивана III в окончательной ликвидации феодальной раздробленности с присущей ей удельной системой.

Начал Иван III с покорения и присоединения Нов­города— «главы русских республик» (Маркс). Новгород клонился к упадку. В городе хозяйничала боярская аристократия. Кучка знати («триста золотых поясов», «господа»), заправляла делами города, Усилился гнет народных низов, страдавших от самоуправства бояр, от налогов, поборов и ростовщичества.

Летописец пишет, что в середине XV века «не бе в Новгороде правды и правого суда...» Огромные поборы бояр разоряли народ, и «бе кричь и рыдания и вопли И клятва всеми людьми на старейшина наша». Ответом на хозяйничанье бояр было острое недовольство средних и низших слоев города, часто проявлявшееся в форме восстания (например, в 1418 году и др.).

Маркс подчеркивает размах классовой борьбы в Нов­городе, вражду между низами и верхами,  «.. .которая бушевала в Новгороде так же, как, и во Флоренции».(15) Видя, что им не справиться с народным возмущением, знатные  новгородские  бояре,   опасавшиеся   к тому же Москвы, решают заключить союз с Польско-Литовским государством. Политический строй   Польско-Литовского государства, где крупные феодалы сохраняли свою само­стоятельность, был   ближе  политическим   стремлениям новгородского боярства, нежели государственный строй централизованного Московского государства. К тому же ослабла военная мощь Новгорода, который теперь уже предпочитал не воевать, а откупаться; росла рознь и в самой боярской среде.

Во главе бояр «литовской партии» стояли сыновья И вдова посадника Исаака Борецкого, Марфа, — вла­дельцы огромных земель на Северной Двине и в По­морье. Борецкие, опасаясь роста возмущения народных масс, в результате которого они могли бы лишиться своего положения и награбленных богатств, решают из­менить своему народу и отдать Новгород Литве. О этой целью они в 1470 году заключают союз с польско-ли­товским королем Казимиром IV, который не замедлил прислать в Новгород своего наместника, киевского кня­зя Михаила Олельковича, из обруселых православных потомков литовского князя Гедимина. Михаил Олелькович был избран не случайно. Казимир понимал, что посадить сразу наместником «ляха» — католика опасно. Бояре «литовской партии» уже строили планы относитель­но  женитьбы Михаила на вдове Исаака Борецкого, Марфе.

Иван III попробовал было через митрополита Филип­па воздействовать на новгородских бояр, упрекая их в предательстве и увещевая отказаться от «латинской прелести» и «латинского государства». Но увещевания не помогли. Тогда, посоветовавшись с боярами и «слу­жилыми людьми», Иван III. объявил поход на Новгород. В июне 1471 года выступили московские рати. С ними вместе пошли псковичи, вятичи и тверичи. На Руси были возмущены предательством новгородского бояр­ства. На новгородских бояр шли как «па иноязычников и на отступников».

В первых числах июня передовой отряд князя Да­ниила Холмского и боярина Федора Давидовича вторгся в Новгородскую землю. Часть войска была брошена на завоевание богатой Двинской земли. Во главе всего вой­ска стоял Иван III, в своих руках сосредоточивший вер­ховное командование. Между тем к Новгороду никто не шел на помощь. Даже более того: наместник Казимира, Михаил Олелькович, еще ранее уехал из Новгорода, не за­быв по дороге разграбить Старую Руссу и все осталь­ные города, подвернувшиеся ему на пути к литовской границе.

Новгородские бояре «литовской партии» запросили помощи у ливонских немецких рыцарей,, Магистр Ливон­ского ордена писал великому магистру, что Новгороду надо оказать помощь, так как если Москва его завоюет, то Ливонскому ордену придет конец. Он был прав, этот представитель захватчиков-рыцарей, так как Москва, действительно, скоро заставила Орден смириться.

Московские рати уже в отдельных стычках били нов­городские войска,  но  большое и   решающее   сражение произошло лишь 14 июля на берегах реки Шелони. Против 40 тысяч новгородцев шла четырехтысячная (16)  рать москвичей, но это было особое войско. Новгородцы воевали по-старому: каждый полк, организованный тем или иным феодалом, действовал сепаратно. Маленькая же московская рать подчинялась единому командованию, и в этом было ее огромное преимущество. Новгородцы были разбиты и, потеряв, по свидетельству летописи, .12 тысяч человек убитыми, бежали с поля сражения. В плен к москвичам попало 1700 человек, в том числе посадник Борецкий.

Шелонская битва была победой нового централизованного и подчиненного единому командованию войска над ратью, действовавшей согласно старым удельным принципам войны. Исход Шелонской битвы не был случайностью. Другой четырехтысячный отряд московских войск, действовавший под командованием воеводы Образца на севере, разбил на берегах Северной Двины двенадцатитысячное новгородское войско воеводы князя Шуйского.

Новгород был побежден. Своему успеху Иван III был обязан не только тому, что пошла на Новгород «вся Русь», не только единому, централизованному руководству войсками, но и тому, что новгородских бояр «литовской партии», изменников и предателей, ненавистных народным массам из-за их ростовщического и налогового гнета, самоуправства и своеволия, собственно некому было защищать, и от новгородских низов они в лучшем случае могли ждать лишь недружелюбного нейтралитета.

Новгород вынужден был заключить мир и новый договор с князем, причем заключали его уже сторонники Москвы, ниспровергнувшие «литовскую партию». Иван III действовал осторожно. Он ограничился тем, что возобновил Яжелбицкий договор, но расширил свои права и Новгородской Судной грамотой укрепил княжой суд и власть своих наместников. Политического строя Новгорода Иван III не затронул. Оставалось вече, посадники, т. е. все то, что было признаком «вольности» новгородской, дорогой новгородским массам и дававшей им возможность в какой-то мере бороться с боярской олигархией.

Свои удары Иван III направил главным образом против боярской аристократии и «литовской партии», которая им была окончательно деморализована и ослаблена.

Такая политика Ивана III объясняется, конечно, не его симпатиями к простым «мужикам— вечникам» и вечевому строю вообще, все традиции которого диаме­трально противоположны самодержавной власти. Слиш­ком рано и опасно было бы для Ивана приниматься за ликвидацию вечевых порядков новгородцев. Надо было играть на внутренней борьбе и противоречиях среди са­мих новгородцев, которые Иван мастерски разжигает. Он, говорит Маркс, «счел нужным разыграть внезапную умеренность» и, взяв дань в 15 тысяч рублей, возвра­щается в Москву. Этим воспользовались бояре «литов­ской партии» и снова сгруппировались вокруг посад­ника Василия Ананьина. Их грабеж и произвол вызвали снова волну недовольства среди «черных людей», «молодших» и даже «житьих» (богатых) горожан. Они про­сят Ивана заступиться за них, так как «насилье держат посадники и великие бояре» и «никому их судити не мочи». Иван «снисходит» к их просьбам и в октябре 1475 года выезжает в Новгород «творити суд». Еще по пути, в деревнях и селах, приходили к нему жалоб­щики, просившие унять распоясавшихся бояр. Приехав в Новгород, Иван начал судить. по новгородским обы­чаям, в присутствии посадника, владыки и бояр. Обви­ненные им в «крамоле» и «перевете» (измене) посадник Ананьин и Федор Борецкий были схвачены и отосланы в кандалах в Москву. Желая привлечь на свою сторону «молодших», «черных людей», «житьих людей» и купцов, он раздает им богатые подарки, выслушивает каждого жалобщика и вообще пытается использовать свое пре­бывание в Новгороде для того, чтобы создать себе, авто­ритет милостивого, щедрого и справедливого государя. Это ему удалось. К нему стали прибегать все обижен­ные, недовольные. Иван воспользовался этим для того, чтобы весь суд забрать в свои руки. Новгородский по­садник жаловался на то, что он нарушает «старину», но Иван его не слушал.

В скором времени Иван, последовательно проводя свою политику подчинения Новгорода, решил, что на­стало время покончить с остатками независимости Нов города. Поводом послужило следующее обстоятельство. В марте 1477 года в Москву приехали двое послов нов­городских—вечевой дьяк Захар и подвойский Назар. В своей челобитной они назвали Ивана не «господи­ном», как ранее, а «государем». Иван в апреле этого же года отправил послов к новгородцам с вопросом,: «какого они хотят государства», хотят ли они, чтобы всюду был «един государев суд и его управление?» Представители новгородской правящей верхушки ответили, что они совсем этого не хотят, не уполномочивали Захара и Назара и не собираются уничтожать «старину». Весть о посольстве Ивана III и его предложениях взволновала весь Новгород. Послы вернулись «с честью», но без всяких результатов. Иван придрался к этому и заявил, что новгородцы уже назвали его своим государем, а теперь вздумали отказываться от своих слов. Начались приготовления к походу на «отступников».

9 октября 1477 года_войско московское выступило на Новгород. Последний уже не имел сил сопротивляться. Навстречу Ивану едут новгородские бояре, прося его принять их на службу, едут послы, предлагая ему мир, но Иван двигается к Новгороду, оставаясь глухим ко всем предложениям боярства, и в ноябре со всех сторон окружает город своими войсками. Начинаются перего­воры. Конечным результатом их было полное подчинение Ивану Новгорода, который отныне должен был упра­вляться княжескими наместниками, переход новгород­ских земель-«колоний» к Ивану и уничтожение вече­вого строя. Даже вечевой колокол, по звону которого столетия собирался на вече новгородский люд, и тот «пострадал» — он был снят и .отвезен, в Москву.

Часть бояр «литовской партии» Иван казнил, часть отправил в Москву. Вотчины их были конфискованы в пользу Ивана. Иван обещал не нарушать прав осталь­ного боярства на вотчины и оставить старые судебные законы. Бояре попробовали, было заставить Ивана при­сягнуть хотя бы на том, что он обещал. Иван отказался. Просили, чтобы, хотя его наместники «целовали крест Новугороду», т.е. приносили присягу. И в этом было отказано. 15 января 1478 года бояре Ивана привели к присяге всех новгородцев по концам (17) и улицам. Все новгородские бояре, «дети боярские» (18) и «житьи люди» присягали «в службе» великому князю. Сейчас же приступлено  было  к  организации в новгородских   землях великокняжеского хозяйства и общего «посошного тягла».  На Ярославовом дворе в Новгороде поместились наместники Ивана, князья Оболенские — Иван и Ярослав.          

Так .покончено было с «главой русских  республик»— Новгородом.  Пал  древний вечевой   строй.  Некогда  он давал возможность народным массам бороться с бояр­ской аристократией, но к XV веку вече превратилось в арену деятельности олигархов, власть которых стано­вилась невыносимой. В силу этого новгородские   низы поддерживали Ивана, несмотря на то,  что он уничто­жил их вечевые порядки. Кроме того, сепаратизм бояр, их попытки отдать Новгород в компенсацию за сохране­ние собственного господства польско-литовскому королю и магистру ордена немецких рыцарей, их явная анти­национальная и антинародная политика способствовали укреплению патриотического чувства новгородцев, стре­мившихся к слиянию с Москвой в единое Русское государство.

Отдельные вспышки борьбы бояр против Ивана продолжались и позднее. Так, например, в 1479 году Иван узнал о том, что некоторые новгородские бояре снова ведут переговоры с королем Казимиром и немцами, и осенью того же года он снова осаждает Новгород. В го­роде уже опять орудовали бояре, выбравшие посадника, тысяцкого и установившие все «по старине». В дело вмешался сам римский папа, которому Казимир обещал отдать новгородскую церковь. Римский папа приказал собирать деньги на организацию борьбы за Новгород. Но и на этот раз просчитались «ляхи» и глава католи­ческой церкви. Иван внезапно напал на Новгород и открыл по нему стрельбу из пушек. В городе началось смятение. Действия бояр вызвали недовольство «менших» — сторонников Москвы, и они перешли на сторону осаждающих. Бояре вынуждены были сдаться. Иван въехал в город. Сто пятьдесят бояр были немедленно казнены. Владыка новгородский и сто семейств детей боярских и купцов были сосланы, причем имущество их было конфисковано.

Казни и  «выводы»  бояр, детей боярских,  «житьих людей» и купцов шли в течение ряда лет. Их имущества конфисковывались, а сами они ссылались в московские города. Конфисковано было много   земель   владыки   и монастырей. Всего было переселено до 1488 года вклю­чительно больше 8 тысяч семейств. На конфискованных землях Иван «испомещал»  (т. е. раздавал земли в поместья) московских дворян и детей боярских, которые были не связаны с местным населением, далеки от вече­вых традиций новгородских, тяготели к Москве, к вели­кому князю, и были его лучшей опорой в присоединен­ном крае. Боярские «послужильцы»  были   превращены в  помещиков.   В   Новгороде   появились  и   московские купцы.

О ликвидацией местной феодальной верхушки, с пе­ренесением в новгородскую землю московских порядков, законов, обычаев, новгородская земля потеряла свои особенности, свою специфику и слилась с Москвой в единое Русское государство.

Конфискованные на севере огромные боярские и мона­стырские земли Иван оставил за собой и не раздавал их московским дворянам и детям боярским. Здесь господ­ствовало государственное землевладение. Крестьяне за­висели только от князя, платили ему налоги. Это кре­стьянство называлось «черносошным».

Присоединение Твери, подчинение Рязани и Пскова

и ликвидация уделов

Покончив с Новгородом, Иван принимается за уни­чтожение самостоятельности других княжеств. Еще в 1463 году было ликвидировано Ярославское княже­ство, и князь Ярославский Александр Федорович, князья Слуцкие, Курбские и Прозоровские стали уже не «под­ручниками», а слугами. В 1474 году настал черед кня­зей Ростовских, а через одиннадцать лет князей Твер­ских. В Твери чувствовали, что приходит конец ее самостоятельности, и еще в 1476 году много тверских бояр и детей боярских «отъехали» на службу в Москву. Тверской князь Михаил Борисович в 1483 году заклю­чил союз с Казимиром IV. Ответом было вступление в следующем году московской рати на территорию Твер­ского княжества.  Михаил  вынужден   был   присягнуть Ивану уже как «молодшпй брат» И обещать не вести переговоров с Литвой. Внешне смирившись, Михаил не сдавался. В 1485 году был перехвачен гонец Михаила, ехавший в Литву; выяснилось, что Тверской князь снова пытается «отложиться» от Москвы. Иван вторично по­шел на Тверь, и 10 ноября 1485 года Тверь сдалась, причем многие удельные князьки, бояре и горожане от­крыто перешли на сторону Москвы. Михаил бежал в Литву. Так было присоединено Тверское княжество.

Из Твери было «выведено» много бояр и детей бояр­ских, и, так же как и в Новгороде, в тверских землях были поселены московские дворяне и дети боярские. В начале XVI века их там было до 40 тысяч человек. Иван и здесь создавал себе этим прочную опору, ссылая в то же время тверских феодалов в разные области Мо­сковского княжества.

В этом же году был ликвидирован последний удел в Московском княжестве — Верейский.

Позже Иван добрался и до второй феодальной республики — Вятки (Хлынова). В 1489 году шестнадцати­тысячная рать Даниила Щени и Григория Морозова берет Вятку. Вся Вятская земля с городами Хлынов, Орлов, Слободской, Котельнич стала «вотчиной» мо­сковской.

Оставались еще юридически самостоятельными Псков и Рязань. Но в Пскове хозяйничал наместник Ивана, не без участия которого проводилась  в  жизнь   известная Псковская Судная грамота. В наместничество Ярослава Оболенского в 1483 году в Пскове начались волнения, связанные с тем, что, подготовляя ликвидацию вечевых порядков в этой последней из трех древнерусских фео­дальных республик, Иван III опирался на смердов, вся­чески облегчая их повинности перед боярами и городом и возлагая их на плечи «черных людей» города. Расчленять, разъединять общественные силы врага, сеять рознь  и  противоречия  было   неизменной   политикой   Ивана,  «Черные люди»  Пскова, недовольные  тем,  что на них перенесен был ряд обязанностей смердов, возмутились, но сторону смердов принял Иван.

Три года продолжалось волнение, пока, наконец, Иван не прогнал послов псковских бояр, жаловавшихся на Ярослава, «тянувшего» сторону смердов. Псков примолк.

Полным хозяином чувствовал себя Иван и в Рязани. Рязанские князья, бояре, дворяне, дети боярские слу­жили «государю всея Руси», как называл себя Иван III.

Войны с Казанью

На Руси уже не было правителя, равного Ивану III по силе власти, богатству, могуществу. Но Русь попрежнему считалась вассалом Золотоордынского хана. Нужно было свергнуть позорное татарское иго и обороняться от нового врага — Казанского хана.

Казанское ханство состояло из ряда народов. В него входили татары, смешавшиеся к тому времени с остат­ками камских (волжских или серебряных) болгар, при­чем татары восприняли относительно высокую болгар­скую феодальную культуру. Господствующим классом были татарские феодалы: царевичи, мурзы, карачаи, беги, татарское купечество и духовенство (муллы). Татарская феодальная верхушка эксплоатировала татар-земледель­цев и ремесленников. Но огромная территория Казан­ского ханства (или царства), занимавшая все простран­ство Среднего Поволжья и бассейн Камы до Уральских гор и реки Яика (Урала), была населена, кроме татар, башкирами, чувашами, мордвой, мари (черемисами) и удмуртами (вотяками). Среди них также хозяйничала татарская знать, собирая дань, ясак и осуществляя на­циональное и классовое угнетение. Народы эти стояли на различных ступенях общественного развития. У ко­чевников-башкир сложилась своя феодальная знать — тарханы и батыри, эксплоатировавшие «тептярей» (ка­бальных людей). Феодальная верхушка формировалась и среди других народов Поволжья: мари, удмуртов, чува­шей и мордвы.

Казанское царство раздиралось внутренними про­тиворечиями, обусловленными переплетением классового и национального угнетения, ослаблялось в процессе борьбы отдельных феодальных групп, из которых одни тяготели к сильному и культурному Крымскому татар­скому ханству, а другие — к Москве. Этим и пользовался Иван III, обороняясь от казанских татар и готовя поход против них.

В 1467 году в Казани усилилась «московская груп­пировка», и на ханский престол был ею приглашен «слу­жилый татарский царевич» Касим. Касим немедленно дал об этом знать Ивану III, и в помощь ему вышел из Москвы   отряд   князя   Ивана   Оболенского-Стриги.   Но пока Касим с Оболенским шли к Казани, там произо­шел переворот, и новый хан Ибрагим не допустил   их в свои земли. Страдавшие от голода и холода русские ратники  и татары  Касима повернули обратно.  На их поход  Ибрагим  ответил  налетом  на  Галич,  но пожи­виться казанцам не   удалось,   так   как   жители   были предупреждены и «сели в осаду». Русские в свою оче­редь опустошили в 1468 году землю мари, разбили та­тар на берегах Камы, а за это Ибрагим «повоевал» Вятку. Чтобы прекратить постоянные набеги казанских татар и сокрушить энергичного и опасного врага, Иван в  1469 году предпринимает поход на Казань. К Нижнему Нов­городу  отовсюду на судах съезжались   ратные   люди. Шли с севера, с Вятской земли, шли из Москвы, Ко­стромы,   Мурома.   Огромное   войско   собрал  Иван   под Казанью, но тут сказался рецидив старого феодального сепаратизма.

Не было единства командования, бояре и князья стояли во главе своих отрядов, и хотя выбрали воеводой Руно, но каждый действовал на свой страх и риск. Руно пошел самостоятельно на Казань, хотя это ему было запрещено. Он, правда, пожег посады Казанские, но зато этим способствовал разгрому отряда князя Яро­славского. Под Казанью «молодые» не слушались «стар­ших», один воевода не мог дождаться другого и дей­ствовал по собственной инициативе. Многие воеводы сидели на месте, но энергично требовали «жалованья». Сказались и результаты этой путаницы и своеволия. Казань только «пожгли», а потеряли Вятку, которая была подчинена хану.

Дабы ликвидировать последствия неудачи под Ка­занью, под осень 1469 года Иван организует новый по­ход вместе со своими братьями, Юрием и Андреем. Войска великого князя окружили Казань со всех сторон, и Ибрагим вынужден был заключить мир, подчиниться Ивану, выдать всех пленных и отказаться от Вятки. Несмотря на разгром, Ибрагим не смирился и пытался предпринять в 1478 году налет на Русь, воспользовав­шись осложнившейся для Москвы внутренней и между­народной обстановкой. В ответ московский воевода Образец, вятчане и устюжане  опустошили Казанскую землю. Ибрагим снова запросил мира. Вскоре он умер, и между его сыновьями, Али и Мухамед-Эмином, завя­залась борьба, в которой приняли активное участие казанские вельможи. Али, опираясь на ногайских татар, овладел престолом, и Мухамед-Эмин обратился за по­мощью к Ивану.

Иван, поняв, какие перспективы сулит ему вмеша­тельство в распри казанской феодальной верхушки, немедленно оказал просимую помощь, тем более что с враждовавшей с казанцами Крымской Ордой у Москвы был заключен мир, а мать Мухамед-Эмина незадолго до этого вышла замуж за Крымского хана Менгли-Гирея. Иван постарался не упустить удобного случая. В апреле 1487 года рати Даниила Холмского, Семена Ряполовского, Оболенского и других князей-воевод вместе с татарами Мухамед-Эмина двинулись в поход на Казань. Войска плыли на судах, как это обычно было при походах на Казань. Лошадей вели берегом. Казань была окружена и взята. Али был отвезен в ссылку в Вологду; с побе­жденным Казанским ханом Иван поступил, как с опаль­ным русским князем. Он все более и более чувствовал себя хозяином в Казани. Мухамед-Эмин, посаженный Иваном, стал его подручником, слушался во всем и, хотя в документах писался «братом» Ивана, тем не менее был его слугой, испрашивающим на все его разрешения. С Казани Иван получал определенную дань.

С этого момента в Казани укрепляется влияние Москвы. На престоле казанском один ставленник Москвы сменяет другого. После Мухамед-Эмина ханом был поса­женный также Иваном третий сын Ибрагима, Абдул-Летиф, затем снова вернулся Мухамед-Эмин. Только в начале XVI века победили сепаратистские стремления в Казани, и в 1505 году_, не получив удовлетворения на свое требование, Мухамед-Эмин «отложился» от Москвы. Несмотря на возвращение самостоятельности, Казань все же фактически зависела от Москвы. Используя про­тиворечия среди самих татарских феодалов, а также национальные и классовые противоречия среди подчи­ненных Казани народов, Московский князь создал там свою «московскую партию» и таким образом подгото­влял подчинение Казани, завершившееся окончательным ее присоединением в 1552 году.

Ниспровержение татарского ига

Некогда сильная и могучая Золотая Орда, несмотря на свой распад и ослабление во второй половине XV ве­ка, все же не оставляла притязаний на Москву и пы­талась подготовить новое нашествие. Испуганное усиле­нием Руси при Иване Польско-Литовское государство стремится приостановить рост Русского государства, заключив для этого союз с татарами.

Для выяснения основ союза злейших «ворогов» Руси, необходимо отметить, что падение Новгорода обеспокоило Польшу, Литву, Ливонский орден и Швецию. Они уви­дели перед собой не Новгород и Псков, обособленные русские княжества, а силы «всея Руси». Пытаясь пред­отвратить укрепление Руси, ливонские рыцари нападают на Псков, шведы — на Новгород, а Казимир ищет союза Золотой Орды.

Еще в 1471 году Казимир, желая закрепить за со­бой Новгород, посылает к хану Золотой Орды Ахмату Кирея Кривого. Как ни старался Кирей Кривой, этот перебежчик и изменник, сменивший Ивана на Кази­мира, убедить хана в необходимости выступления про­тив Москвы, но Ахмат не смог помочь Литве. Между тем «удалые русские молодцы» — ушкуйники-вягчане напали на Сарай, взяли и разграбили его. Только летом 1472 года Ахмат вторгся в русские земли и, несмотря на упорное сопротивление, взял и сжег Алексин и вырезал жителей его. На решительное сражение с русскими у татар уже нахватало сил, и когда Иван собрал пятна­дцатитысячное войско, Ахмат повернул назад в свои улусы. Между противниками был заключен мир. Иван чувствовал свою силу. Дань он прекратил платить с 1462 года, ограничиваясь лишь нерегулярно посылае­мыми в Орду подарками да содержанием ханских по­слов, с которыми, кстати сказать, обращались на Руси все хуже и хуже.

Разрыв стал, неизбежен. Готовясь к нему заранее, Иван заключил союз с сильнейшим из всех татарских государств — Крымским ханством. Ханом в те времена был Менгли-Гирей. У него с Иваном было два общих врага — Казимир и Ахмат, т. е. Польско-Литовское госу­дарство и Золотая Орда.

Сближение между Москвой и Крымом началось еще в 1474 году. Иван дорожил этой дружбой и высоко ста­вил Менгли-Гирея, которому он «бил челом», а не при­казывал, как Казанскому хану, посаженному из «своих рук». Между Крымом и Москвой установились постоян­ные сношения, и послы Ивана, Шеин и Ромодановский, годами жили в Крыму. Приходилось привозить подарки крымцам, одаривать ханов, содержать их многочислен­ное посольство в Москве, но компенсацией за «подарки» было то, что не прекращавшаяся борьба внутри самого правящего лагеря в Крыму вынуждала ханов искать помощи, а иногда и приюта в Москве. Подобное положе­ние Крымских ханов в свою очередь укрепляло позиции Ивана, который, оказывая помощь и давая пристанище неудачливым ханам, естественно, рассчитывал на под­держку и с их стороны. Вынужден был заключить до­говор с Иваном, прося его о помощи в случае переворота в Орде, и сам могучий Менгли-Гирей. Так, против союза Казимира с Ахматом складывался другой союз — Ивана с Менгли-Гиреем.

В конце 70-х годов XV века, после присоединения Новгорода к Москве, Казимир развернул энергичную дея­тельность, подстрекая Ахмата начать военные действия против Москвы. Казимира окрыляло еще то обстоятельство, что в начале 1480 года поднялись против Ивана его  братья, Андрей и Борис, недовольные разделом вотчинных земель: они обратились к Казимиру с просьбой ока­зать помощь в борьбе против брата. На Руси грозила развернуться   усобица,   что   было   наруку   Польше   и Литве.

Ответом на происки Казимира было вторжение союз­ников Ивана, крымских татар, на Украину, подвластную Казимиру. Последний стал торопить Ахмата, и в 1480 году Ахмат выступил на Москву. Иван двинул войска на­встречу татарам, но Ахмат повернул к реке Угре, со сто­роны которой Москва была менее защищена. Москва приготовилась к осаде. Сам Иван, отличавшийся осторожностью, решил оставить Москву, причем жену свою,  Софью, отправил «к морю» (Белому) вместе с княжеской

 казной. Иван отступал к Кременцу, желая выиграть время, примириться с братьями и укрепить свои пози­ции. Среди бояр нашлись люди, поддерживавшие в Иване малодушие и советовавшие ему бежать. 30 сен­тября Иван въехал в готовящуюся к обороне Москву.

Весть о том, что князь в городе, сейчас же распространилась по Москве. Горожане обступили князя, упрекая ero в трусости.   Ростовский   епископ   Вассиан   назвал Ивана III «бегуном». Видя негодование народа и боясь осложнений, Иван остался в Москве, но так как страх его  перед   выступлением   патриотически   настроенных горожан был очень велик, он не решился жить в самой Москве, а удалился в Красное Сельцо. Горожане, как говорит Маркс об Иване,  «силой приводят его назад».  Между тем сын Ивана, Иван Иванович, уже успел один  раз отбросить татар от Угры и на просьбы   отца   вернуться в Москву ответил отказом. Наконец, под давлением горожан и духовенства, Иван выступил на татар и присоединился к войскам своего сына. Татары и русские стояли на берегах   Угры,   и   никто   не   решался первым перейти реку и вступить в бой. Находясь, как пишет летописец, под влиянием  «людей злых,  сребролюбцев,   богатых   и  тучных  предателей   христианских, потаковников бусурманских», Иван вел с Ахматом бесконечные переговоры, не желая начать военные действия до   тех пор,   пока  к   нему   не   присоединятся   войска братьев, Андрея и Бориса. Вассиан убеждал Ивана не слушать бояр и «боронить свое отечество».

Подошла осень. Иван приказал отступить к Кременцу, и здесь произошло долгожданное Иваном соединение русских войск. С этого момента татары были уже стратегически разбиты. Наступали холода, а с ними вместе голод и бескормица. Татары были плохо одеты, обносившись в походе. Казимир не шел на помощь. Он был занят не только борьбой с крымскими татарами Менгли-Гирея, вторгшимися в Подолию, но и внутренними делами Литвы. В Литве начались усобицы.

«Нестроение» в Литве, о котором говорят источники, было вызвано противодействием русских князей и бояр, тяготевших к Москве. Все русские земли Литвы стремились к присоединению к Руси, что вызывало у Казимира опасения за судьбу Литвы. Уже в 1481 году это «нестроение» вылилось в заговор, восстание князей Федора Вельского, Олельковича и Гольшанского, пытавшихся «отъехать» на Русь, на службу к Московскому князю.

11 ноября 1480 года, не получив поддержки от Казимира и узнав о соединении русских войск, хан повepнул назад, по дороге разорив окраинные земля своего союзника Казимира. Ахмат зазимовал в устьях Северского Донца. 6 января 1481 года на него напал хан Шибанской (Тюменской) Орды Ивак, разбил золотоордын-цев и убил Ахмата. В 1502 году Менгли-Гирей добил Золотую Орду и выгнал сына Ахмата, Шиг-Ахмета. Зо­лотая Орда перестала существовать. Пало столетия длившееся на Руси татарское иго.

Падение татарского ига, угнетавшего и унижавшего русский народ, сопровождавшегося систематическим тер­рором, кровопролитием, массовыми убийствами и разо­рением, имело громадное историческое значение. Русь сбросила с себя «подавляющие ее цепи татарского ига» (Маркс), надолго задержавшие экономическое и куль­турное развитие русской земли, оторвавшие ее от пере­довых западноевропейских стран и способствовавшие ее отсталости. В борьбе с Золотой Ордой выросло и окрепло молодое Русское государство, нашедшее в себе силы и для ниспровержения татарского ига и для борьбы с вра­гами с Запада.

Войны с Литовским государством

В конце XV века Руси снова угрожало окрепшее и усилившееся при Казимире Польско-Литовское государ­ство.

Ранее Москву от Литвы отделяла целая плеяда мел­ких русских княжеств, служивших то Литве, то Москве. Теперь порядки изменились. На литовских рубежах (границах) стояли московские войска. Но рубежи эти были больше условные, — не было никаких естествен­ных границ — гор, больших рек или непроходимых лесов и болот, никаких резких отличий в составе населения. Восточные области Польско-Литовского государства были заселены великороссами, белоруссами и украинцами, на­ходившимися под гнетом польско-литовских панов. Эти последние при Казимире захватывают в свои руки упра­вление всем государством. Проводники польских поряд­ков и культуры, польских законов и католицизма, паны ненавидят «Русь», как называли тогда входившие в состав Литвы русские, белорусские и украинские земли. Крестьянство этих земель рассматривалось лишь как объект эксплоатации и грабежа. Великокняжеские госу­дарственные земли раздавались польским и литовским панам-католикам, которые строили замки, фольварки, (19) окружали себя католической шляхтой, закрепощали русских, украинских и белорусских крестьян, превра­щая их в «хлопов», заставляя их нести «панщину» (барщину), платить дани, оброки, нести ряд повинно­стей: сенокосную (толоку), повозную, «серебщизну» и т. д.

Крепостнический гнет переплетался с национально-религиозным. Паном был поляк или литовец, католик — «лях», носитель чуждой русским культуры, крестьяни­ном же — русский, украинец (русин) или белорусс, православный. Нетерпимость польских панов и шляхты и их ненависть ко всему русскому, презрение к «хлопам» и их «хлопской» вере и культуре обусловливали неви­данный национально-религиозный гнет, тесно перепле­тавшийся с классовым угнетением.

Особенно тяжелым было положение «Руси» в землях, где давно шла полонизация и окатоличивание литовских и русских магнатов. Во времена Казимира угнетение распространилось и на восточную пограничную с Мо­сквой окраину Польско-Литовского государства, где оставались самостоятельные, вассальные великому кня­зю Литовскому русские князья из Черниговских князей, потомков Святослава Ярославовича, да обруселые право­славные литовские Гедиминовичи. С ними теперь паны перестают считаться и князей «Руси» оттесняют на вто­рой план. Теперь не только в народных массах угнетен­ной «Руси» начинается брожение — результат острого недовольства хозяйничанием панов. Недовольными ока­зались русские князья и бояре. (20) Если ранее Литва была сильна и к ней тяготели русские земли, которые должны были выбирать между ханом и великим князем Литовским, причем обычно второго предпочитали пер­вому, то теперь уже не подпавшая под влияние Польши Литва, а русское Московское государство притягивало к себе забитый и угнетенный панами русский, украин­ский и белорусский народы.

Надвигалась война, и в грядущем столкновении все шансы были на стороне Москвы. В Московском государстве подавляющее большинство населения составляли русские, но и в Польско-Литовском большую половину составляли русские, украинцы и белоруссы. Кроме них в Польше и Литве еще было немало немцев и евреев. Москва была централизована и подчинялась единой великокняжеской власти, в Польско-Литовском же госу­дарстве власть короля и великого князя была слаба, централизация незначительна и не только на местах, но и в центре хозяйничали паны.

Военные действия должны были развернуться на тер­ритории Литовской «Руси», население которой явно тяготело к единоверной и общей по культуре Москве. Это, наконец, понял Казимир и потребовал от погранич­ных с Москвой русских князей беспрекословного подчи­нения, чтоб они «земли своей от великого княжества Литовского не отступали». Но было уже поздно.

Опираясь на народные массы, встречая поддержку во всех слоях русского, украинского и белорусского на­селения Литовской «Руси», русские князья, «Рюрико­вичи» и обруселые Гедиминовичи, обиженные и обойден­ные польско-литовскими панами, организуют заговоры и «отъезжают» в Москву. Сперва «отъезжал» обычно один из представителей того или иного княжеского рода, но совместность «отчинных» владений, которые надо было делить (так как одна часть «тянула» к Литве, а другая к Москве), вызывала ссоры, стычки, пограничные столк­новения. Великий князь Литовский не мог защитить своих оставшихся на Литве вассалов, тогда как Иван действовал энергично, помогая своим новым слугам, на­пример в 1473 году, когда он «повоевал» Любутскую во­лость. Поэтому, поколебавшись немного, «отъезжали» к Ивану и другие родственники. Так, например, за Иваном Белевским последовал Андрей, за Дмитрием Воротын­ским — Семен и т. д.

Пограничные стычки шли все время, но ни Казимир, ни Иван не решались на объявление войны, доволь­ствуясь лишь дипломатической перепиской. В 1492 году умер Казимир, и великим князем Литовским стал его сын Александр, королем польским другой сын — Ян-Альбрехт. Воспользовавшись разделением Польши, Иван решил действовать. В августе 1492 года воевода Оболен­ский отбивает у Литвы Мценск, а Воротынский — Мосальск. Началась война.

Одновременно напал на Литву союзник Ивана, Мен-гли-Гирей. Александр вынужден был начать переговоры и попытался пойти на хитрость. Литовские послы пред­ложили Ивану выдать одну из его дочерей замуж за Александра. Но в Москве и слышать не хотели о сватов­стве, пока не будет заключен мир.

Воеводы Даниил Щеня и Василий Иванович берут Вязьму и приводят ее жителей к присяге Московскому князю. Русские войска шли все дальше и дальше в глубь Литвы, отвоевывая старинные русские земли.

Непрерывно в разгаре военных действий «отъезжали» к Ивану русские князья, сдавались один за другим го­рода. Взяты были Серпейск, Мещовск и многочисленные села и волости.

В январе 1493 года был раскрыт заговор сторонников Литвы в Москве, во главе которого стоял Матвей Поляк И князь Иван Лукомский, которого подослал к Ивану еще Казимир, взяв с него слово, что он убьет или отра­вит Ивана. Среди заговорщиков был и беглец из Литвы Федор Вельский. Гнездо заговорщиков было ликвидиро­вано. Уничтожив агентов врага в самом центре своего государства, Иван, несмотря на все еще продолжавшиеся переговоры о сватовстве, решительно продолжает воен­ные действия.

Иван понимал, что он ведет борьбу за воссоединение Руси, за создание единого Русского государства с вклю­чением в его состав всех старинных русских земель, захваченных некогда Литвой и Польшей — Смоленской, Чернигово-Северской, Киевской, Полоцкой, Пинской, Бе-рестейской, Галицкой и Волынской. Он воевал за Русь в границах киевских времен: от Волги до Галича и Чер­ной Руси, от Мурмана до Переяславля, Канева, Черкас и Олешья. И поэтому в 1493 году посол его, дворянин Загряжский, читая грамоту Ивана Александру, поразил литовцев новым титулом Московского князя:  в грамоте Иван именовал себя «государем всея Руси», а не «вели­ким князем», как ранее.

Эти притязания Ивана были подкреплены силой ору­жия; поэтому вскоре, в 1494 году, литовские послы за­ключили мир с Иваном. По мирному договору, к Москве отходили Вязьма, Серпейск, Козельск, Любутск и часть Мезецких княжеств; кроме того, Александр признал Новосильское, Одоевское, Перемышльское, Воротынское и Белевское княжества «тянущими» к Москве. Вскоре со­стоялось и обручение Александра с дочерью Ивана, Еленой. Иван при этом требовал, чтобы Елену не при­нуждали принять католичество, построили бы ей право­славную церковь, а ей самой при отъезде в Литву при­казал помогать русским, православным, и ходатайствовать за них перед Александром. Для Александра условия этого брака были позором. Он даже побоялся признаться римскому папе об условиях женитьбы на Елене. Паны, конечно, тоже встретили этот брак в штыки. Елена жа­ловалась Ивану, что Александр не выполняет условий договора. Александр действительно стремился всячески отомстить за мир 1494 года, натравливал на Ивана татар, шведов, но неудачно. Участились «отъезды» русских князей из Литвы на Русь.

Увидев происки Александра, Иван вновь объявил войну Литве. Под Дорогобужем, на реке Ведроше, 14 ию­ля 1500 года грянул решающий бой.

Литовцы были наголову разбиты. Гетман, князь Кон­стантин Острожский, был взят в плен и отвезен в Воло­гду. День получения Иваном вести о победе при реке Ведроше, 17 июля, был объявлен праздничным днем на Москве. Русские войска двинулись дальше, громя везде литовцев. Александр прибег тогда к помощи венгерского посла, и тому удалось уговорить Ивана заключить пере­мирие на шесть лет — от 25 марта 1503 года до 25 марта 1509 года.

По договору, к Московскому государству отходили Северская Украина и ряд других городов и волостей. Московскими городами стали: Чернигов, Гомель, Брянск, Трубчевск, Рыльск, Путивль, Стародуб, Новгород-Север-ский, Любеч, Почен, Мосальск, Дорогобуж, Торопец и другие, числом 19. Кроме того, к Руси отходило 70 во­лостей. Это было важным приобретением для Руси: гро­мадная территория была освобождена от власти польско-литовских панов.

В дальнейшем Александр напоминал Ивану, что, мол, пора вернуть земли, отошедшие по перемирию, о кото­рых он, как о своих «вотчинах», очень жалеет. Иван же отвечал, что он также жалеет о своих «вотчинах», находящихся под властью Александра: о Киеве, Смоленске,   Волыни и  т.  д.   Мир   был очень непрочным.

Война с немецким Ливонским орденом. Походы против Швеции

Ивану пришлось воевать и с немецким Ливонским рыцарским орденом. Немцы непрерывно беспокоили Псков своими разбойничьими налетами. Так, по совету преда­телей-псковичей Торгоши и Подкурского, немцы совер­шили налет на Псков в 1469 году. Когда через год изменники Торгоша и Подкурский были разоблачены, разъяренные псковичи предали их казни. На помощь псковичам в 1473 году Иван послал огромную рать во главе с князем Холмским, и испуганный магистр выну­жден был заключить мир с псковичами. Немцы не вы­полняли условий мира, чинили псковичам всякие убытки, задерживали псковских купцов в своих городах и в 1480 году внезапно напали на Вышгород и Гдов. Воеводы Ивана и псковичи прогнали их и пожгли окрестности Юрьева (Дерпта, Тарту). Когда московская рать ушла из Пскова, немцы снова выступили и напали на Изборск. На этот раз Иван выслал двенадцатитысячную рать, которая взяла Феллин и Тарваст и «вывела» массу пленных немцев и «всякого добра».

В 1482 году немцы снова были вынуждены заключить перемирие на десять лет. Когда срок его стал истекать, Иван, не веря грабителям-рыцарям, в 1492 году построил против Нарвы каменную крепость Ивангород.

Видя приготовления Ивана, магистр вынужден был продлить мир еще на десять лет, но  опять  коварным путем нарушил его. В Ревеле (Таллине) сожгли одного русского купца, причем Ивану стало известно, что ревельцы похвалялись то же сделать и с ним. Иван потребовал у магистра выдачи всего ревельского магистрата.(21) Магистр отказал. Тогда в том же 1493 году Иван заключил союз  с датским королем, который воевал со Швецией. Дат­ский король Иоанн, враг Ганзы, потребовал от Ивана, чтобы он действовал против ганзейских немецких куп­цов в Новгороде, за что обещал ему большую часть Фин­ляндии. Русские послы отправились в Копенгаген, за­ключили договор с Данией, а вслед затем, в 1495 году,  Иван арестовал в Новгороде ганзейских купцов и закрыл Ганзейский двор. Орден смолчал, так как

был не в силах один бороться с Москвой. Когда же началась война Москвы с Польско-Литовским государством, магистр воспользовался этим, заключил союз с Александром и объявил войну Ивану.

В бою у Изборска магистру Платтенбергу, благодаря превосходству в артиллерии, удалось разбить псковичей и московские рати Василия Шуйского и Даниила Пенко. Но русские скоро оправились от поражения, и отряды московского воеводы Оболенского под Гелмедом наголову  разбили немцев и гнали их десять верст. Поражение немцев превосходило все, что было известно до этого времени. Русские били немцев, как говорит летопись, не саблями, а, как свиней, шестоперами,(22) и били так осно­вательно, что не осталось даже «вестоноши» (гонца), который бы рассказал магистру о поражении.

Третий бой, у озера Смолина, когда против Шуйского и Щени двинулся сам магистр, был также неудачен для немцев. Они вынуждены были отступить. Рыцари пока­зали, что они способны лишь на погромы, налеты и гра­бежи. Справиться с Иваном им было не под силу.

В 1503 году немцы вынуждены были заключить мир. Магистр написал слезное письмо римскому папе, прося его объявить крестовый поход на Русь, но безрезуль­татно. Пришлось признать даже даннические отношения Ордена к Москве. Юрьев обязался платить дань Мо­скве.  (23)

Немцы приутихли и только всячески старались вос­препятствовать проникновению на Русь иноземных куп­цов, лекарей, оружейников, зодчих, пороходелов, боясь, что это приведет к усилению Руси, которая со временем попытается восстановить свои права на Прибалтику, а их, захватчиков, выгонит вон.

Иван III вел войну и на севере, пытаясь овладеть Финляндией и побережьем Финского залива и изгнать шведов из северо-западных областей, куда некогда хо­дили новгородские воины и купцы. Заключив союз с Иоанном Датским, Иван III в 1496 году посылает свои войска в Финляндию. Русские осаждают Выборг, но, несмотря на то, что ими были пущены в ход огромные осадные орудия в три сажени длиной, стены шведской крепости выдержали огонь русских пушек. В 1497 году русские снова вторглись в Финляндию, разбили шведов и захватили весь край до Тавастгуса. Русская помор­ская рать, выйдя из устьев Северной Двины, вошла в Лапландию, завоевав ее до Лименги. Лапландцы (саа­мы) были приведены в русское подданство. Ответом со стороны шведов был налет Сванта Стура на Ивангород. Шведы взяли и сожгли город, но не смогли удержаться и отступили. Когда Иоанн Датский стал шведским королем, война была прекращена.

Сношения Руси с западноевропейскими и восточными странами

При Иване Москва устанавливает сношения с рядом государств. Вместе с ростом могущества Москвы крепнет, и ее международное положение. На Западе знали о су­ществовании «Руси», но под нею подразумевали лишь те русские земли, которые входили в состав Польско-Литовского государства. Теперь стала известна другая Русь — самостоятельное Русское государство. Огромные присоединения и приобретения Ивана III сделали не­большое Московское княжество одним из крупнейших и сильнейших государств Европы.

В 1486 году в Москву приехал с грамотой импера­тора так называемой «Священной Римской империи» (24) немецкий рыцарь, любитель путешествий Николай Поппель. Пробыв в Москве некоторое время, он вернулся в Германию и был принят императором в 1487 году в Ню-ренберге. Император Фридрих III и владетельные князья с удивлением слушали его доклад о далекой «Московии». Узнав о том, что «царь московитов» воюет с Польшей, Фридрих, у которого были с польским королем свои счеты, вновь отправил Поппеля в Москву. Поппель появился здесь в 1489 году и с места в карьер предложил Ивану союз с императором, обручение одной из его дочерей с племянником императора, баденским маркграфом Аль­брехтом, и даже включение «Московии» в состав «Свя­щенной  Римской империи» путем пожалования Ивану королевского титула. Поппель думал, что Иван будет в восторге от этих предложений и требовал, чтобы ему не­медленно показали невесту, но каково же было удивле­ние императорского посла, когда ему ответили: «У нас в земле нет обычая, чтоб прежде дела показывали доче­рей» — а о «делах» поговорили в таком тоне, что Поппель был окончательно ошеломлен. Ему ответили от имени Ивана: «Мы божьей милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей... а до­ставления как прежде мы не хотели ни от кого, так и теперь не хотим». Поппель был так смущен этим отве­том, что оставил все разговоры о «поставлении» Ивана и даровании ему королевского титула и начал предла­гать княжнам, дочерям Ивана, выгоднейших женихов — курфюрста Саксонского, маркграфа Бранденбургского. Но все попытки Поппеля ни к чему не привели. Харак­терно, что Витовт всю жизнь свою стремился получить королевский титул, но так и умер «великим князем», а Иван, сам себя назвавший «государем всея Руси», с презрением отверг предложение императора, которое в свое время с радостью было бы принято исконным врагом Руси — Литовским великим князем.

Не удалась Поппелю и попытка сосватать дочерей Ивана, В том же 1489 году Иван отправляет своего посла, грека Юрия Траханиота, к Фридриху и его наследнику Максимилиану. Траханиот приехал во Франкфурт и за­явил, что подходящим женихом для дочери «государя всея Руси» может быть разве только сам Максими­лиан. С этого момента начался обмен посольствами, при­чем Максимилиан то просил Ивана отправить войска в Польшу, Фландрию и Германию, то принять «под свою высокую руку»... Тевтонский и Ливонский рыцарские ордена.

Последнее посольство, Гартингера, принято было Иваном в 1505 году, и кроме обмена фразами и обещаниями оно ничем не знаменательно. Переговоры ни к чему не привели, так как чересчур далеки были интересы обоих государств.

Еще ранее установились сношения Москвы с Вене­цией, через которую проезжал посол Ивана III, Иван Фрязин. Венецианцы вели изнурительную войну с Турцией, и, узнав о сношениях Москвы с крымцами, вене­цианский дож попытался использовать русское посольтво в своих целях. Дож просил Фрязина взять с собой его посла и указать ему дорогу в Крым. Своему послу дож поручил натравить татар на турок. Фрязин согла­сился. С ним поехал венецианец Тревизан, но так как Фрязин сделал это тайно от Ивана, Иван их обоих за­держал и потребовал у дожа объяснений. Дож вынужден был извиниться. Тревизан был отпущен в Крым, а посол Ивана, Толбузин, поехал в Венецию для вызова мастеров на Русь. Русские посольства с той же целью посетили Венецию в 1493 и 1499 годах.

      Установились сношения и с молдавским господарем Стефаном, дочь которого, Елена, была замужем за сыном  Ивана.  Венгерский король Матвей Корвин еще в  1482 году прислал послов к Ивану, прося его помочь в борьбе против Казимира. Иван принял предложение. Но вскоре королем венгерским и богемским стал брат Александра Литовского, Владислав, который в  1501 году отправил послов в Москву, прося Ивана помириться с Алексан­дром. Писал к Ивану и римский папа Александр VI, уговаривая его не ссориться с Александром Литовским в тяжелую минуту наступления турок. Послы Владислава, как мы уже видели, справились со своей задачей и за­ключили мир с Иваном.

Вынуждена была считаться с Москвой и могуще­ственная Турция, перед которой склонялись в то время сильнейшие государства Европы. Еще в 1482 году дьяк Федор Курицын, ездивший к Матвею Корвину, был схва­чен в Белгороде(25) турками. Турки вскоре отпустили дьяка и дали ему понять, что султан не прочь завязать сношения с Москвой. К тому времени Крым уже был подчинен Турции; в Крыму же постоянно пребывали русские купцы, ежегодно «гостившие», т. е. торговавшие, в Кафе, Азове и других торговых городах ханства. Иван был заинтересован в установлении нормальных торговых сношений. Вначале он отправил султану договорную грамоту через Менгли-Гирея, а в 1497 году послал в Турцию Михаила Плещеева, которому приказал не те­рять чести, говорить только с султаном, а не с пашами, и притом стоя, а не на коленях.

Могущественный султан Баязет, привыкший к раб­ской покорности не только своих подданных, но и под данных других государств, впервые услышал слово, пол­ное достоинства, впервые увидел не коленопреклонен­ную, а гордо стоящую фигуру посла. И этим послом был русский, «московитский», посол Плещеев. Хотя султан был обескуражен поведением Плещеева, тем не менее, отправил с ним грамоту. Торговля возобновилась. Не раз еще турецкие послы приезжали к Ивану, рус­ские ездили в Турцию, причем все недоразумения всегда разрешались в пользу русских благодаря непреклонно­сти московских дипломатов.

При Иване устанавливаются сношения и с другими государствами Востока. Иван отправляет посольство Марка Руфа в Персию (Иран), к шаху Узун-Гассану, а в 1490 году сам принимает послов хорасанского пра­вителя Гуссейна, потомка знаменитого Тимура (Тамер­лана).

Грузия, угнетенная турками, ищет себе поддержку в единоверной Руси, и в 1462 году грузинский князь Александр отправляет посольство в Москву, причем в грамоте называет себя «меншим братом» Ивана. Не только Грузия искала поддержки Москвы в борьбе с Турцией. За помощью к Ивану обращается мангупский (крымский) князек Исаак (Исайка) и кавказский (та­манский) владетель Захарий Гуйгурсис. Русские купцы в свою очередь проникают далеко на Восток. К 1467— 1472 годам относится путешествие тверича Афанасия Никитина «за три моря» (Каспийское, Индийское и Красное) в Индию. Афанасий Никитин был первым европейцем, проникшим в Индию. Только спустя 25 лет, в 1498 году, в Индию приплыл Васко де Гама.

Огромное значение в укреплении международного по­ложения Руси имел брак Ивана с Софьей (Зоей) Палеолог, племянницей последнего византийского императора. В 1453 году Византия была взята турками и остатки византийской правящей династии бежали в Рим. Рим­ский папа стал хлопотать о браке овдовевшего к тому времени Ивана с Софьей Палеолог, считая, что таким путем ему удастся склонить Ивана к церковной унии, так как Софья была униаткой. Иван согласился на это предложение и отправил в Рим своего посла, Ивана Фрязина. В 1472 году Софья приехала в Москву. С ней вместе приехало много греков и папский легат. Тот по­пытался сразу же повести разговор о церковной унии, но ему дали понять, что все его усилия тщетны, а «уче­ный книжник» Никита Попович разбил в богословском споре все его аргументы, и легат быстро стушевался. После падения Византии и брака с Софьей Палеолог Иван считан себя преемником византийского импера­тора и согласно с этим и вел себя как глава всего вос­точно-христианского православного мира. Брак с Софь­ей Палеолог имел большое влияние на рост политической власти князя и на складывание идеологии самодержав­ной власти. Но об этом ниже.

Покорение народов Севера.

Итоги внешней политики Ивана III

В княжение Ивана подчинено было много народов и племен Севера. Вместе с Новгородом Иван присоединил землю карел, Тре, или Терский берег,(26) населенный ло­парями (саамами), и Заволочье (по Северной Двине), на­селенное «чудью заволочской» (коми). На Вычегде и Печоре Иван присоединил «новгородских данников» — коми-зырян, у берегов Ледовитого океана — «самоядь» (ненцев). В землях коми-пермяков московские войска появлялись и ранее. Здесь еще во времена княжения Дмитрия Донского действовал Стефан Пермский, кре­стивший коми-пермяков. В 1472 году в Пермь ходил воевода Ивана, Федор Пестрый, мстивший пермякам за их «неисправление». Он взял городки Искор, Урос, Чердынъ и Почку, разбил пермяков и взял в плен их вое­воду Качаима. Князем Пермским был в то время Ми­хаил, крещенный коми-пермяк. У реки Колвы Пестрый поставил городок и стал править от имени Ивана, соби­рая ясак. Пленный Пермский князь Михаил был отправ­лен в Москву. При Иване все население Перми было обложено ясаком, но управлялось не только москов­скими воеводами, но и туземными князьками. Послед­ним местным князьком из пермяков был Матвей Михай­лович, которого в 1505 году Иван «свел» и вместо него по­слал в Пермь первого русского наместника Василия Ковра,

Московские воеводы проникают и в древнюю Югру, куда ходили по дань новгородские бояре и ушкуйники. «Югра» — это вогулы (ханты) и остяки (манси). Остяки и  вогулы   жили  родовым  строем, во главе со своими  многочисленными «князцами». Обилие мелких «кня-жеств», по сути дела родов, облегчало русским покоре­ние «югры». В 1465 году по приказу Ивана устюжанин Сряба «повоевал» Югорскую землю, обложил ее данью и отправил пленных «князцов» в Москву, откуда Иван отпустил их обратно. В 1467 году вятчане «воевали» вогуличей и взяли в плен князька Асыку. В ответ в 1481 году вогуличи напали на Пермь. Через два года большая московская рать князя Федора Курбского раз­била в устье Пелыма вогуличей, вторглась в Сибирь, откуда пошла Иртышем в Югорскую землю, причем взят был в плен «большой» Кодский князь Молдан. Побежденные вогуличи. обязались не нападать на Пермь.

В 1499—1500 годах был предпринят новый поход. Во главе пятитысячной русской рати шел князь Семен Курбский. На Печоре Курбский построил крепость и двинулся дальше, за Уральские горы. Он «повоевал» 40 городков и взял в плен 58 князьков. Югра была под­чинена, хотя самостоятельные «князьки» у вогулов и остяков оставались еще долго. Только теперь, они были обязаны платить ясак и не нападать на подданных Мо­сковского князя.

Огромную роль в завоевании Югры играл пермский владыка — епископ Филофей. Он сносился с вогульски­ми и остяцкими князьками, ходатайствовал за них, убе­ждал присягать Московскому князю и постепенно рас­пространил влияние церкви и «государя всея Руси» на всю Югру.

Переход под «высокую руку» великого князя сопро­вождался установлением систематической эксплоатации северных народов. Все они должны были регулярно уп­лачивать дань мехами — ясак. В их землях появлялись княжеские наместники. Распространялось христианство, притом часто насильственно. Появлялись монастыри — верные слуги Московского князя и новые эксплоататоры. Север постепенно «прибирали к рукам» феодалы, купечество и духовенство.

В той части Поволжья, которая вошла в состав Руси, жили мордва, мещера и татары. Они управлялись так­же через своих «князцов» или Касимовским царевичем, но все были данниками великого князя Московского и несли ему службу по мере надобности. Так, постепенно завоевывались земли нерусских  племен и народов,  и складывающееся Русское национальное государство несло уже в себе черты многонационального государ­ства во главе с правящими классами великорусской на­циональности. Надо отметить также ассимиляцию ту­земных феодалов с русской правящей верхушкой. Не­мало татарских, мордовских, муромских, мещерских и прочих «князцов» и феодалов приняли православие, обрусели и вошли в состав русской феодальной знати. Общий итог войнам и внешней политике Русского государства времен Ивана III можно подвести словами Маркса: «В начале своего царствования (1462—1505) Иван III все еще был татарским данником: его власть все еще оспаривалась удельными князьями; Новгород, стоявший во главе русских республик, господствовал на севере России; Польско-Литовское государство стреми­лось к завоеванию Московии; наконец, Ливонские ры­цари еще не сложили оружия. К концу царствования мы видим Ивана III, сидящим на вполне независимом троне, об руку с дочерью последнего византийского им­ператора; (27) мы видим Казань у его ног, мы видим, как остатки Золотой Орды толпятся у его двора; Новгород и другие русские республики покорны; Литва уменьши­лась в своих пределах и ее король является послушным орудием в руках Ивана; Ливонские рыцари разбиты. Изумленная Европа, в начале царствования Ивана III едва ли даже подозревавшая о существовании Моско­вии, затиснутой между Литвой и татарами, — была оше­ломлена внезапным появлением огромной Империи на ее восточных границах, и сам султан Баязет, перед кото­рым она трепетала, услышал впервые от московитов над­менные речи». (28)

4.  УКРЕПЛЕНИЕ ВЕЛИКОКНЯЖЕСКОЙ ВЛАСТИ

Возвеличение Ивана III и усиление великокняжеской  власти

Став из «великого князя» «государем всея Руси», Иван III этим титулом подчеркивал, что отныне суще­ствует не Москва, Рязань, Тверь, Ярославль и т. д., а Русь, т. е. Русское государство. И действительно, его княжение было тем отрезком времени, в течение кото­рого в основных чертах складывается государство вели­корусской народности. Москва перестает быть центром княжества и становится столицей государства. Укреп­ление национального государства при Иване III в свою очередь было обусловлено созданием централизованной власти, установившей систематическую феодальную эксплоатацию крестьянства, власти,  способной организовать борьбу с внешним врагом и ликвидировать фео­дальную раздробленность. Эта централизованная власть, власть «государя всея Руси» и «самодержца» опиралась на хорошо организованную военную силу и государ­ственный аппарат.

Иван III старается подчеркнуть все эти перемены. Следствием возвеличения княжеской власти и резуль­татом заимствования византийских придворных обычаев было прежде всего изменение его титула. Он уже не Иван, а Иоанн, «божией милостью государь всея Руси и вели­кий князь Владимирский, и Московский, и Новгород­ский, и Псковский, и Тверской, и Югорский, и Перм­ский, и Болгарский и иных». В ряде грамот Иван име­нуется «царем всея Руси» и «самодержцем». «Самодерж­цем» и «царем» он стал со времен падения татарского ига (1480), так как до сего времени русские князья получали свои владения «из рук» хана, который и был «царем».

Большое значение в укреплении авторитета княже­ской власти имел брак с Софьей Палеолог. Софья была очень хитрой, умной, настойчивой и властолюбивой, и многие особенности  придворной жизни  при Иване  III были результатом ее энергичной  деятельности.  Софья, привыкшая к пышности и блеску византийского двора, была   недовольна   порядками,   царившими   при   дворе Ивана, при которых влиятельное боярство чувствовало себя в княжом дворце довольно свободно. Софья стара­лась насадить свои, т. е. византийские, порядки,  и ее желания в этом отношении совпали   со   стремлениями Ивана. Пышность, придворный церемониал,  «византий­ское благолепие»  двора Ивана, раболепство,  преклонение перед царем — все это в значительной мере резуль­тат влияния Софьи и греков, приехавших вместе с ней в Москву.

Преобразился и Московский Кремль — резиденция Ивана III. Иноземные мастера строят церкви и другие каменные здания.

При Иване вводится ряд новых придворных чинов: постельничий, сокольничий, ясельничий, санничий и т. д., складывается   придворная   иерархия.    «Государь   всея Руси» почитается как наместник бога. Иван, став мужем  «царевны царегородской», почитался теперь и как глава восточно-христианского, «истинно православного» мира. И московские книжники начали старательно доказывать «божественность»  царской власти. В начале XVI века духовенство  сложило  легенду  о том,   что  Рюрик,   по­томками которого были, по летописным преданиям, Мо­сковские князья, — четырнадцатое поколение от Прусса, брата известного римского императора  Августа.   Таким образом, род русских князей начали выводить ни много ни мало, как из... Рима. Вспоминали и о Владимире Мономахе,   внуке   византийского   императора   Констан­тина Мономаха, которого якобы дед «благословил» цар­ской короной. (29) Сыну Ивана, Василию III, инок псков­ского  Елеазарова   монастыря  Филофей  писал, что все христианские царства сошлись в одном его царстве, что во всем мире остался он один, православный государь, а Москва — третий и последний Рим. Два Рима  (Рим и Византия) пали из-за вероотступничества, а «древлее благочестие» сохранилось лишь в Москве, где «божьей милостью» правит русский православный царь. Четвер­тому же Риму не быть. Так создавалась церковниками-книжниками идеология самодержавия.

Ореол «божественности» окружает Ивана, его чтут, как земное божество, как царя и самодержца, преемника и наследника некогда могучей и грозной Византии. Иван III, подчеркивая свои права на византийское на­следство, которое так помогло укреплению авторитета его власти, вводит даже древнеримский, позднее византий­ский герб — двуглавого орла.

Борьба Ивана III с боярами-княжатами

Изменился и сам характер правления Ивана. Он все меньше и меньше считался с боярством. Ранее князь совещался с боярской думой, решал все вопросы вместе с боярами и многим был обязан именно боярству. Теперь изменился  и  характер боярства,  и  отношение к нему язя. Постепенно теряют свое значение старинные мо­сковские боярские фамилии: Кошкины, Сабуровы, Челяднины, Морозовы, Ховрины, Воронцовы, Бутурлины и др. К сорока старинным боярским фамилиям теперь прибавляется не менее полутораста новых. Это все было главным образом удельное княжье из присоединенных и ликвидированных княжеств: Патрикеевы, Ряполов-ские, Оболенские, Холмские, Вельские, Курбские, Шуй­ские, Мстиславские, Воротынские и др. Эти титулован­ные княжеские роды из Рюриковичей или Гедиминови-чей заполнили всю Москву и заняли все верховные должности. Они сидели в боярской думе, правили на местах, судили от имени «государя всея Руси», водили войска и т. д. Старое московское боярство, на которое некогда опирались Московские князья, стушевалось и отошло на второй план, оттесненное богатым и знатным княжьем, приехавшим в Москву вместе со своими боя­рами и челядью. Среди самого боярства теперь образо­валось несколько прослоек; бояре «местничали», сле­дили за тем, чтобы менее родовитые не «заехали», т. е. не обошли их; начались бесконечные ссоры, споры и тяжбы из-за «мест». В расчет при этом принималась только родовитость. «Местничество», ставившее в основу всего «породу», т. е. родовитость, аристократичность, было средством борьбы в руках консервативного княжья и против произвола свыше и против дворян, детей бояр­ских и разных слуг, которые могли их «заехать».

Удельные князья привезли с собой в Москву порядки времен феодальной раздробленности. В Москве они были слугами и «холопами» Ивана, называли себя уменьши­тельными именами — Алексеец, Федорец, Васюк — и боялись его окрика, но у себя в вотчине попрежнему считали себя князьями и полновластными хозяевами. Нередко они даже оставались наместниками в своих землях, и это только укрепляло их положение. Свои права они считали наследственными, но отнюдь не «пожалованными» великим князем. Рассматривая себя как наследственных владетелей, удельное княжье смо­трело и на Москву как на своеобразный сборный пункт, откуда оно снова будет править землей, но не каждый в отдельности, как отцы и деды, а сообща, всей бояр­ской думой.

Все эти стремления шли вразрез с политикой Ивана. Он не мог примириться с тем, что ограничивают его власть в области назначения воевод, наместников, су­дей, подсовывая ему вместо расторопных, хотя и не ро­довитых дворян, «слуг вольных», детей боярских, дьяков и т. д., весьма родовитых, но зачастую бестолковых и весьма щепетильных в вопросах «чести» и «породы» Рюриковичей. Назначать на должности по «родовито­сти» отнюдь не входило в интересы Ивана, так как вся­кая самодержавная власть, могущая «из грязи сделать князя», не нуждается в «породе» для возвеличения. Великий князь, пользовавшийся поддержкой многочи­сленного дворянства, посадских, церкви и старых мос­ковских боярских фамилий, не мог примириться с тре­бованиями удельного княжья, становившегося все более и более наглым. И Иван решительно пресекает их при­тязания.

В 1500 году «за высокоумничанье» князю Семену Ряполовскому отрубили голову, а князей Ивана Юрье­вича и Василия Ивановича Патрикеевых постригли насильственно в монахи. Их ждала та же участь, что и Ряполовского, но духовенство вымолило им жизнь. Не терпел Иван и своевольничанья князей во время похо­дов, когда каждый из них со своими войсками действо­вал на свой страх и риск. Во время похода на Смоленск князья со своими отрядами действовали разрозненно и больше грабили, нежели воевали. Дмитрий пожаловался отцу, и Иван приказал многих князей, участников по­хода, за «своеволие» казнить.

В противовес попыткам княжья укрепиться намест­никами в своих вотчинах и править ими, как ранее правили они княжествами, Иван вводит обязательную службу с вотчин, ограничивает право владельцев ими распоряжаться, постепенно подчиняет войска князей своим воеводам, часто назначаемым помимо правил «местничества». Растет за счет «родовых» число «пожа­лованных» вотчин. Уничтожается право «отъезда», да и «отъезжать», собственно говоря, было уже некуда.

Оставалась одна Литва, но там господствовала католи­ческая вера и усилились гонения на русских, православ­ных. Княжье притихло, но не сдалось. Сломить окон­чательно его сопротивление оказался в силах только внук Ивана III, Иван Васильевич Грозный.

Усиление дворянства. Создание поместного дворянского войска

Политические претензии заносчивых бояр-княжат, выражавшиеся в попытке провести свою линию в боярской думе, приводят к тому, что Иван стремится обойти думу и окружает себя дворянами и дьяками, которые зачастую становятся подлинными советниками князя. Дворянство складывается в серьезную экономическую и политическую силу, на которую опирается Иван. Боль­шое значение начинает приобретать и чиновная бюро­кратия: дьяки, подьячие, повытчики.

Мы уже видели зарождение дворянства из «слуг вольных» и «слуг дворских», или «дворян». С середины XV века положение дворянства изменяется. Дворяне, во-первых, теряют право отъезда. Служба князю стано­вится теперь для них обязательной. Изменяется и ха­рактер их вознаграждения. Ранее они кроме земли получали часть княжеских доходов — «кормы» и «до­воды». Теперь за свою службу они получают земли — «поместья». Поместье — не вотчина, помещик — не вотчинник, боярин. Вотчина — наследственная земельная собственность, поместье же — пожизненная земельная собственность, получаемая за службу князю. Вместе с землей, конечно, «жаловались» и крестьяне, эксплоатируемые помещиком путем барщины и оброка. «Слуги вольные», дворяне, ранее несшие лишь дворцовую службу, должны были теперь нести и обязательную «ратную службу». Военная служба стала теперь неотъ­емлемой частью службы князю вообще. «Слуги дворные», обслуживавшие некогда княжое хозяйство, также стали теперь нести военную службу, и обе эти группы полу­чили общее название «государевых служилых людей». «Великий князь» и «государь всея Руси» нуждался в создании многочисленной постоянной армии. Ее-то и составили «государевы служилые люди»: дворяне и дети боярские. Это была не только грозная военная сила, но и политическая опора самодержавия.

Ранее кроме дружины Иван III набирал разные опол­чения из горожан: купцов (гостей), ремесленников и прочего городского люда. Существовало еще ратное на­родное ополчение. Ратников брали «с сохи», отсюда и название этого ополчения—«посоха». «Сохой» называ­лась податная единица, состоявшая из определенного количества крестьянской земли или «тяглых» дворов горожан. В 1495 году каждый десяток «сох» выставлял одного человека. Особое пешее войско составляли бед­ные крестьяне — «бобыли». Кроме них в московской рати можно было встретить в те времена и «охочих лю­дей» — добровольцев. При Иване III вводится отряд «пищальников», (30) предтечей стрельцов и наемного войска. В начале XV века появляются казаки. Большое значение начинает играть и конница служилых татар­ских царевичей.

К началу второй половины XV века укрепляется по­местное войско, постепенно вытесняющее к концу столе­тия народное ополчение. Крестьянин должен был от­ныне содержать служилого человека и, если уж итти на войну, то лишь в качестве его холопа. Несколько позже, в XVI веке, дворянин, владевший, например, 100 чет­вертями земли, должен был служить сам «на коне», а с   каждых   дополнительных   100   четвертей   поместной земли выставлять еще одного конного воина. Переход к поместной системе и поместному войску ухудшил поло­жение крестьян.

Огромное количество государственных земель вместе с сидящими на них крестьянами пошло «в верстку» служилым людям. Так, например, не успел Иван III присоединить древнюю новгородскую землю — Водскую пятину, как по переписной книге 1500 года только в двух ее уездах, Ладожском и Ореховском, числилось уже 106 московских помещиков, владевших 3 тысячами крестьянских дворов с 4 тысячами живших в них кре­стьян и дворовых людей. Раздача огромных участков земель многочисленным служилым людям наблюдается в эти времена во всех областях Московского государства. «Земских», «служилых людей» испомещают в Боровске, Кременце, Новгороде, Твери, Москве и т. д. Огромное количество крестьян, ранее свободных и несших лишь определенные повинности в пользу государства, стано­вится теперь помещичьими крестьянами. Поместная армия — дворянство — укрепляла власть князя. Часто безродное, выросшее из слуг, дворянство за земли, кре­стьян, за «государево жалование» готово было итти в огонь и в воду. Замкнувшаяся в себе боярско-княжеская аристократия своим высокомерием и «местничеством», при котором «худородному» не на что было рассчиты­вать, была враждебна дворянству.

Дворянство понимало, что, только свергнув бояр-княжат, толпящихся у трона, оно может возвыситься до правящего сословия и стать монополистом в области по­литической власти, во владении землями и крестья­нами. В этом отношении у дворянства с самодержавием был общий враг. Самодержавие опиралось на дворян­ство, а дворянство искало себе опору в царе.

Так назревала борьба между двумя прослойками [внутри самого господствующего класса феодалов — дворянством и боярами-княжатами, разразившаяся в начале второй половины XVI века в форме так назы­ваемой «опричнины».

Создание государственного аппарата

Изменилась система управления государством в центре и на местах, порождая новую группировку чиновничьей бюрократии. Ранее, в удельное время, не было особых учреждений, если не считать различных «путей»: сокольничьего, конюшенного и т. д. Ведали делами не учреждения, а бояре, которым «приказывали» разные дела. Теперь создается центральное управление.

Наряду с древней боярской думой появляются «избы» или «приказы». Появились Посольская изба, ведавшая иностранными делами, приказы: Казенный, Конюшенный, Большого Дворца, Ямской, Житный, Холопий, Разрядный, ведавший дворянством и войском, позднее воз­ник Поместный приказ. Но некоторым сведениям, Иван III разделил все государство на «трети»: Владимирскую, Новгородскую и Рязанскую. Во главе их стояли особые приказы, называвшиеся также «третями».

Начальником приказа был «судья», боярин или князь, но фактически делами приказа ведали дьяки, подьячие и повытчики, приказные чиновники, которые только и могли разбираться в сложном и запутанном делопроизводстве и писать витиеватым и трудным, специфически «приказным» языком. Дьяк был подлин­ным хозяином приказа. Вместе с ростом и усложнением приказов, вместе с повышением роли делопроизводства и учреждений большое значение приобретает приказная бюрократия, советоваться с которой вынуждены были бояре и сам царь. Последний предпочитает обходиться без бояр и даже без начальников приказов, обращаясь непосред­ственно к дьякам. Политическое значение дьяков, подь­ячих и прочих «приказных» значительно вырастает.

Изменилось и управление на местах. Ранее там упра­вляли наместники, назначавшиеся из князей или бояр, и волостели. За службу они получали «кормы» и «по­шлины». Отсюда и их название «кормленщики». «Кормы» платили крестьяне и горожане «по сохам». Кормленщики брали и пошлины: судебные, таможенные, свадебные и т. д. Кормленщики, как видно, дорого обходились народу.

Судебник Ивана III, составленный в 1497 году дья­ком Владимиром Гусевым, не только регулирует дея­тельность приказов, но и управление на местах. Судеб­ник регулирует права кормленщиков, ограничивает их произвол, увеличивает ответственность перед великим князем, определяет круг их обязанностей и прав. Устав­ные грамоты кормленщикам определяют размеры «кор­мов» и «пошлин», причем кормы собирают уже не они сами, а сотские в городах и старосты в деревнях. Со­кращается срок пребывания кормленщиков на данной должности. Местные выборные власти, в городах — сот­ские, в селах — старосты, привлекаются к управлению. По судебнику 1497 года вводятся в состав суда наместников и волостелей «земские выборные». Выбира­лись они из «добрых» и «лутчих», т. е. зажиточных лю­дей. Они же судили и за «лихие» дела, т. е. за воровство и разбой. Эти дела были изъяты из ведения кормленщи­ков, так как на них последние очень наживались и дей­ствовали по произволу. Особенно упрочилось управление «земскими выборными» на севере, в «черносошных», государственных землях. Эти меры имели весьма поло­жительный характер, так как они ослабили власть на­местников и волостелей, облегчили положение народных масс, санкционировали и усилили выборное «земское» управление.

Все эти мероприятия в области перестройки управ­ления государством укрепляли великокняжескую власть, власть «самодержавную». Иван III, опираясь на помест­ное войско, дворян, на приказных, все чаще и чаще об­ходился без боярства, игнорировал боярскую думу. Под­линное управление государством сосредоточивалось не столько в думе, сколько в приказах. Чванливое боярство могло еще гордиться своей «породой», спесиво восседать каждый день с раннего утра в думе, но подлинная кро­потливая и сложная работа по сколачиванию государ­ственного аппарата шла в приказах, где полными хозяе­вами были дьяки. Так сложился государственный аппарат — оплот и орудие самодержавной власти.

Значительно увеличилась и великокняжеская казна. Не стало хищной, алчной Золотой Орды, вымогавшей «выходы» и подарки, составлявшие ранее главный рас­ход князя. Присоединение ряда земель и городов зна­чительно увеличило в свою очередь княжеские доходы. Устанавливаются поземельное, подворное и промысловое обложения. С крестьян Иван III взимает «посошное». Для урегулирования сбора налогов он переписывает все крестьянское население, обязанное платить с «сохи». Размер «сох» и величина обложения были различными и зависели в деревне от качества земли, а в городе от зажиточности дворов.

Кроме того, брали разные пошлины за всякий про­даваемый товар. Обложены были налогом и промыслы. Казна получала большие доходы от монополий: варить мед, пиво и употреблять хмель стало привилегией казны. Натуральные подати все больше и больше заме­нялись денежными. Так пополнялась великокняжеская казна. Обогащение казны укрепляло власть великого князя.

Иван III вводит изменение и в монетном деле. Если раньше каждое княжество имело свою монетную систему и само чеканило деньги, то теперь чеканка монет была сосредоточена в Москве.

Для упрочения связи между отдаленными областя­ми и Москвой Иван укрепляет почтовую связь, так на­зываемый «ям», введенный еще татарами. «Ямскую» повинность несли крестьяне. Из них вербовались «ям­щики». Установилась определенная плата за проезд, и появились специальные лица, ведавшие ямским делом. Население было обложено новым налогом—«ямскими деньгами». «Ям» — своего рода почтовая станция; они были расположены на расстоянии 25—30 верст друг от друга, и это давало возможность добираться из Москвы в Новгород за три дня. Ямская повинность улучшила связь и облегчила сношения отдельных областей с цен­тром и между собой, но она еще больше отяготила крестьян.

Поместная система и поместное войско, создание централизованного бюрократического аппарата, уже от­делившегося от собственно княжеского дворцового упра­вления, «посошное» обложение и ямская повинность — все это, ложась главным образом на плечи крестьянства, в то же время способствовало усилению мощи Русского национального государства.

5. ЗАКРЕПОЩЕНИЕ КРЕСТЬЯН

Закабаление, закрепощение и эксплоатация крестьян­ства путем барщины и оброка начались очень давно, со времен «Русской Правды», с XI века. Но в те времена далеко не все крестьянство было закрепощено, да и сами феодальные формы зависимости отличались от зависи­мости крестьян в XIVXV веках. В течение всего пе­риода возвышения Московского княжества и образова­ния Русского государства идет процесс закрепощения крестьянства. Крестьянство жило на землях «черных», государственных, великокняжеских, дворцовых, мона­стырских, боярских и поместных, т. е. дворянских. По отношению к своему господину крестьяне были обязаны рядом повинностей, несли барщину, выражавшуюся в самых различных отработках, и платили оброк.

Крестьянство жило в селах, сельцах, деревнях и по­чинках. Запустевшая деревня называлась «пустошью». . Размеры сел и деревень были очень невелики. Сел с на­селением в 50—100 душ было очень немного. В селе обычно стояла деревянная церквушка и боярская усадь­ба, где жил боярский управляющий и слуги. Огромное большинство крестьянских поселений составляли не­большие деревушки в 3—4 двора. Стихийные бедствия, голод, мор, чрезмерная эксплоатация крестьян, войны приводили к тому, что много деревень превращалось в «пустоши». Крестьяне жили в маленьких курных избах, у которых не всегда были хозяйственные пристройки. Вместо    окон    были  просто   отверстия,   затыкавшиеся тряпьем, соломой, и только лишь «лутчие» крестьяне, наиболее зажиточные, вставляли в окна слюду. Землю обрабатывали примитивной сохой, которую тащила сла­босильная крестьянская «коняга». Немного было у кре­стьянина и «живности» — скота и птицы. Крестьянство жило впроголодь, кое-как сводя концы с концами, и ма­лейшее бедствие разоряло крестьянина, заставляло его итти в кабалу. Господствовало натуральное земледельческое хозяйство, сочетающееся с домашним промыслом, с обработкой сырья для собственного потребления и внесения оброка, и с отработкой в барском хозяйстве. Крестьяне не имели своих земель. Земля, которую они обрабатывали, кому-нибудь да принадлежала. Даже «черносошные», государственные крестьяне и те выну­ждены были говорить, что «земля Божья да государева, а роспаши и ржи наши».

Наиболее полно рисует повинности крестьян так на­зываемая Киприановская грамота, данная Константиновскому монастырю в 1391 году. Зажиточные крестьяне, «большие люди», должны были ремонтировать церкви, воздвигать «хоромы», огораживать монастырскую усадьбу частоколом, косить. и свозить на монастырский двор сено, обрабатывать монастырскую пашню, ловить рыбу, рабо­тать в монастырском саду, бить бобров. Другие кре­стьяне, «пешеходцы», должны были для монастыря мо­лоть рожь, печь хлеб, молотить, молоть солод,   варить пиво, прясть лен и чинить неводы. Кроме того, крестьяне вносили оброк скотом и овсом. Таков был круг обязан­ностей монастырского крестьянства, очерченный Киприановской грамотой. Приблизительно те же повинности несли крестьяне в землях дворцовых, боярских и дво­рянских. Кстати сказать, в Киприановской грамоте впервые вместе со старым термином «сироты», обозна­чающим крестьян, встречается и собственно название «крестьяне».

Говоря о повинностях крестьян, надо учитывать, что они несли еще и «государево тягло»: деньгами, натурой и работой. Положение крестьян, как видно из приведен­ной грамоты, было очень тяжелым. Крестьяне зачастую вынуждены были заключать кабальные сделки и обязы­вались за ссуды (серебро) отрабатывать или платить проценты (рост). Такие крестьяне носили название «по­ловников» и «серебряников». Среди крестьян были так называемые «старожильцы», превратившиеся к тому вре­мени уже в собственно крепостных. Они никуда не ухо­дили со своих мест, да и потеряли право на переход, и за это от хозяина получали некоторые льготы. Боль­шинство крестьян имело право перехода от одного хо­зяина к другому. Право перехода крестьян стесняет феодалов, и они стремятся ограничить его. Уже в 1450 году было дано несколько грамот, разрешающих кре­стьянам уходить лишь на Юрьев день осенний (26 ноя­бря по старому стилю). Попадаются грамоты, запрещаю­щие крестьянам переходить вообще. Особенно много грамот, устанавливающих выход лишь в Юрьев день, появилось во времена Ивана III. Запретить переходы крестьян, прикрепить их к земле, к господину, было и в интересах государства, так как это укрепляло поло­жение феодалов, орудием которых оно само являлось. В свою очередь укрепление государства дало феодалу возможность приступить к закрепощению крестьян зако­нодательным путем.

Тот же Судебник 1497 года разрешает переход кре­стьян лишь за неделю до Юрьева дня осеннего и через неделю после него, причем уходящий крестьянин дол­жен был откупиться, платить «пожилое» в зависимости от количества лет, прожитых на земле старого хозяина. Чем дольше он прожил на этой земле, тем выше был размер «пожилого». Если он прожил четыре года, то платил «пожилое» полностью. Судебник устанавливал также определенное общественное положение холопов и указывал источники холопства. Положение последних к концу XV века изменилось. До середины XV века у феодалов было большое число холопов, но с конца XV века, вместе с ростом товарно-денежного обращения, содержание многочисленной дворни становится невыгод­ным. Холопов отпускают с боярских дворов, снабжают их орудиями производства, сажают на землю, и они пре­вращаются в крепостных.

Судебник   Ивана  III,   нормируя  переход  крестьян, устанавливает первое юридическое ограничение их прав. Это было начало регламентации положения крестьян в общегосударственном масштабе.

Когда иностранец Герберштейн посетил в начале XVI века Русское государство, он поразился тяжелой барщине, которая, по его словам (правда, здесь он, повидимому, несколько преувеличивает), достигала шести дней в неделю. Герберштейн замечает, что положение

крестьян «весьма плачевно, потому что их имущество предоставлено хищению знатных лиц и воинов, которые в знак презрения называют их крестьянами или черными людишками».(31)

6. ОБЩЕСТВЕННЫЕ ТЕЧЕНИЯ В ПЕРИОД СОЗДАНИЯ

РУССКОГО ГОСУДАРСТВА («ЕРЕСИ»)

   Развитие феодальных отношений, усиление феодального гнета не могли не вызвать протеста со стороны широких народных масс. С другой стороны, в процессе складывания централизованного феодального государства выявились противоречия между царем и дворянством с одной стороны и боярами-княжатами — с другой. Намечался раскол и среди духовенства. Если первое противоречие вызывало недовольство и выступления против существующего порядка со стороны горожан и крестьянства, то противоречия другого порядка были, собственно, борьбой различных группировок внутри самого господствующего класса, борьбой за власть, за первенство, за земли, и крестьян.

Идеологической формой этих противоречий являлись, прежде всего «ереси» — религиозные течения. Религиозная борьба в период феодализма часто является лишь оболочкой классовой борьбы.

Ещё в 70-х годах XIV века появляется в Новгороде и Пскове «ересь» стригольников. Стригольники состояли главным образом из ремесленников (отсюда и пошло их название: «стригольниками» называли ремесленников, стригущих сукно и бархат), мелкого купечества и низов духовенства — дьяконов (дьякон Никита). Стригольники выступали против поборов церкви, против церковных , порядков, продажи церковных должностей и т. д. Они отрицали правящую церковь, ее теократию (т. е. стре­мление церкви, к политической власти), не признавали священников и т. п. «Еретики»-стригольники благодаря своим взглядам были очень популярны среди широких народных масс. Их любили за то, что они «не грабять и имения не збирають». Стараниями господствующей церкви это антицерковное, «еретическое» течение, отра­жающее протест народных масс против существующего порядка, в начале XV века было разгромлено.

Но не успели расправиться со стригольниками, как в том же Новгороде в 70-х годах XV века появилась новая «ересь» — «жидовствующих». По преданиям, «ересь» занес приехавший в 1471 году в Новгород со свитой Михаила Олельковича киевский ученый, еврей Зхария. Среди первых «жидовствующих» были ученые новгородские попы Денис и Алексей; кроме них к «ере­си» примыкало много попов, дьяконов, дьяков и про­стых горожан. Когда Иван III столкнулся с «жидовствующими», еретичность которых к тому времени еще не была официально установлена, он обратил на них внимание, приблизил к себе, а Алексея и Дениса сде­лал священниками придворных кремлевских соборов — Успенского и Архангельского. В Москве они «своротили в ересь» будущего митрополита архимандрита Зосиму, думного посольского дьяка Федора Курицына и других дьяков Ивана III, а Иван Максимов «обратил в ересь» даже невестку великого князя Елену, жену Ивана Ива­новича. «Еретиками» стали и некоторые московские купцы, как, например, Кленов. Алексей и Курицын имели огромное влияние на Ивана. «Ересь» свила себе гнездо в самом дворце «государя всея Руси».

Духовенство сперва само не разбиралось в учении «жидовствующих», и только в 1487 году архиепископ Геннадий обнаружил «еретические писания». С «ересью» боролись долго. Уж очень могущественны были покро­вители «жидовствующих» — Федор Курицын, Зосима и даже сам Иван III. «Жидовствующие» отличались не­обыкновенной по тем временам ученостью. Ими впервые были переведены на русский язык еврейские богослов­ские книги — «священные писания». «Жидовствующие» имели много книг по астрономии и астрологии, медици­не, ряд переводов античных мифов и философов и т. д. Они   отрицали   церковное   землевладение,   «стяжательство», жадность и богатство духовенства, отрицали и церковные обряды. Из споров с «жидовствующими» ду­ховенство всегда выходило побежденным: нахватало «учености».

Борьба «жидовствующих» против церковного земле­владения была очень заманчива для Ивана III. Мона­стыри были крупнейшими землевладельцами, а Ивану были нужны земли для испомещения «служилых лю­дей», дворян. Поэтому он не давал еретиков в обиду и поддерживал их.

Но долго так продолжаться не могло. «Ересь», на­правленная против феодальной церкви и существующих порядков вообще, была, в конечном счете, народным движением. Поэтому Ивану было не по пути с «ерети­ками».

Внутри самой господствующей церкви появилось течение, также выступавшее против церковного земле­владения и «стяжательства». Это были так называемые «нестяжатели», «заволжские старцы», возглавляемые Ни­лом Сорским. Противоположное течение возглавлял Иосиф Волоцкий, последователи которого получили на­звание «осифлян». Иосиф Волоцкий стоял за сохране­ние церковного землевладения и богатств, за тесный союз церкви и государства. За Иосифом шло подавляю­щее большинство духовенства. Он ретиво принялся за искоренение «жидовствующих», всячески стараясь воз­действовать в этом отношении на Ивана III. Иван вы­нужден был сдать свои позиции, что объяснялось отчасти тем, что за Волоцкого была вся церковь, отчасти и пе­ременами внутри самой семьи великого князя. Иван, правда, исподволь конфисковывал монастырские земли: так, например, в 1500 году на новгородских монастыр­ских землях он «испоместил» детей боярских.

В 1503 году был созван духовный собор, который осудил «жидовствующих». Курицын, Иван Максимов, Дмитрий Коноплев, Вассиан и другие «еретики» были казнены. Так расправились с этой «ересью», но борьба внутри церкви не закончилась. «Нестяжатели» отказыва­лись от земель и требовали полного невмешательства светской власти в церковные дела. «Осифляне» стояли за общественно-политическую государственную деятель­ность церкви, за князя, против бояр-княжат. Несмотря на то что за спиной Нила Сорского стояли бояре-княжата, думавшие за счет церковных земель удовлетворить требования своих соперников — дворян, «нестяжатели» оказались побежденными. Восторжествовала официаль­ная церковь, отнюдь не собиравшаяся лишаться своих земель и богатств. После собора 1503 года правитель­ство прекращает наступление на церковные земли. «Не­стяжатели» тем не менее не сдавались, и дело Нила Сорского при сыне Ивана продолжали Василий Косой и Максим Грек, но их памфлеты не привели к каким бы то ни было серьезным политическим результатам.

Таковы были общественные течения в период созда­ния Русского государства, отражавшие его сложную социальную структуру.

7. КУЛЬТУРА РУСИ В XV И НАЧАЛЕ XVI ВЕКА

Вместе с ростом производительных сил страны растет техника и культура. Немало было заимствовано в обла­сти внедрения новой техники у иноземцев. Иноземные венецианские и болонские мастера отстраивали Москву. В Москве появились новые каменные соборы, палаты, Кремль.

Итальянец Аристотель Фиоравенти, родом из Боло­ньи, выстроил пятиглавый Успенский собор, впервые применив в архитектуре более или менее сложные ма­шины. Венецианцы Марко Руффо, Антон Фрязин и Пьетро Соларио выстроили Кремлевские стены. Инозем­ными же' мастерами была построена в 1491 году Грано­витая палата и вместо старого княжеского деревянного дворца — новый, каменный. «Хоромы» Ивана теперь очень отличались от деревянных построек, в которых жили его предки. Примеру Ивана последовало и духо­венство, бояре и даже купцы, строившие каменные «палаты». Деревянная Москва все более и более превра­щалась в «белокаменную».

Москве нужны были не только искусные зодчие, но и пушкари, «рудознатцы», лекаря, оружейники и т. д. В 1490 году приехали в Москву лекаря, пушечных дел мастера, ювелиры и зодчие, в 1494 году явился в Мо­скву Алевиз, зодчий и пушечник, построивший порохо­вой завод. Немало итальянских мастеров приехало и в конце княжения Ивана, в 1504 году. Иноземцы Фиора­венти и Дебосис лили хорошие пушки, Иван и Виктор удачно «искали» серебряную и медную руду на севере, у реки Цымны. На Руси умели использовать иноземных мастеров.

Достигает высокого уровня развития и русское реме­сленное искусство, зодчество, живопись, носителями и создателями, которых были русские мастера.

Нам известны такие великие зодчие своего времени, как Ермолин, Кривцов,  Мышкин.  Мастера-псковичи в 1490 году строят Благовещенский собор. Русские ма­стера возводят многочисленные деревянные церкви, име­вшие форму шатра.

Из живописцев того времени мы знаем таких масте­ров, как Ярец, Конь и Дионисий, расписавший в 1500—1501 годах храм Рождества богородицы в отда­ленном Ферапонтовом монастыре. Произведения Диони­сия, в противоположность суровой, аскетической тор­жественности Византии или древнерусского искусства, отличаются своей жизнерадостностью.

Стремление к наблюдению и воспроизведению- дей­ствительности, к «живству», к своеобразному реализму выражается в появлении в искусстве так называемого «бытейского письма». В нем еще отражается старый церковный дух иконописи, но «бытейское письмо» уже отрывается от церковной живописи, изображая притчи, аллегории, и переносится из церквей во дворцы и па­латы.

Блестящего развития достигает русское ремесло, связанное с искусством.

Ювелирное искусство на Руси времени Ивана III не уступало европейскому. Особенно славились русские изделия, украшенные финифтью (эмалью): чаши, блюда, кресты, оружия, ларчики, кольца и т. п.

Славилось и богато украшенное русское оружие. Приклады, замки пищалей, сабли, боевые топоры были подлинными произведениями искусства.

Немало на Руси было искусных чеканщиков и специалистов-ремесленников, «наводивших чернью» изуми­тельные рисунки  на  золотых и  серебряных изделиях.

Даже слесаря давали иногда высокохудожественные изделия. Простые дверные петли обращались в предмет искусства.

Исключительно искусными были русские резчики по дереву. Сложность узоров и чистота выполнения были подчас изумительны.

Славились на Руси и подлинно художественные гон­чарные изделия и шитье.

Слабей развивалась скульптура,, но и в этой отрасли имелись такие искусные художники, как Ермолин, в 1464 году закончивший свою работу над барельефом Георгия Победоносца.

Не только дворцы, церкви, хоромы княжеские и боярские в больших городах были созданием развитой ремесленной техники и искусства. Немало было и без­вестных ремесленников, живущих по маленьким город­кам, вносивших свой вклад в русское искусство.

В каждой деревне имелся — где искусный кузнец, где резчик по дереву, по кости, где искусные пряхи и вы­шивальщицы.

Благотворно сказалось освобождение от татарского ига и создание национального государства и на других отраслях русской культуры. Распространяется образо­ванность, «книжность».

Геннадий Новгородский просил Ивана, чтобы он «велел училища устроить», где бы обучали грамоте и богословию. Потребности государства в «грамотеях»-чиновниках приводят к распространению грамотности. Хотя учителей было мало, и просвещение находилось в руках духовенства, которое преследовало своей целью насадить только богословскую образованность, тем не менее, грамотность на Руси постепенно перестает быть редким исключением.

Появляются новые летописи, описывающие современ­ные им события, причем некоторые из них, местные, недоброжелательно относятся к Ивану III. Сказывается этот сепаратизм, прежде всего в Новгородской летописи. Летописцы пытаются дать анализ событий и иногда не­двусмысленно выражают свои политические устремле­ния. Появляются повести и сказания. Наиболее заме­чательны: «Сказание о валашском воеводе Дракуле», написанное человеком бывалым, изъездившим Западную Европу, «Сказание о подчинении Новгорода», «Сказание о князех Владимирских», где, как мы уже указывали, род Калиты ведется от римских императоров, и «Оказа­ние о падении Царьграда».

Создается «Хронограф», появляются притчи, посла­ния, жития и другие произведения духовной, единствен­ной в те времена, литературы. Из авторов литератур­ных произведений XV века заслуживают особого вни­мания Епифаний, Пахомий Серб и Нестор-Искандер (правда, кто скрывался под именем «Искандера» — не­известно).

Рост государственного аппарата приводит к увели­чению числа разного рода законов. Язык их, несмотря на витиеватость, отличается от древнего церковно-сла-вянского и приближается к народному, потому что только такой язык мог быть понятен. Складываются новые народные сказки, предания, былины, воспеваю­щие древнюю и современную им жизнь русского народа: геройские подвиги богатырей русской земли, «удалых молодцов», воевавших со «злым татарином». В сказках отражаются мечты талантливого русского народа, мечты о ковре-самолете, скатерти-самобранке, о коньке-гор­бунке и т. д. По селам ходили сказители, гусляры, ско­морохи, воспевавшие русскую старину, «дела давно минувших дней», «края далекие, незнаемые» и высмеи­вающие отрицательные стороны жизни.

Так, сбросив с себя оковы татарского ига, росла и крепла русская культура.

8. УСИЛЕНИЕ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА   ПРИ   ВАСИЛИИ III

Иван III умер в 1505 году. Здание Русского госу­дарства было им в основном заложено, но преемнику его, Василию III, оставалось еще многое доделать. Оста­вались еще не присоединенными Исков и Рязань, еще было сильно «сведенное» на Москву удельное княжье.

Василий начал с Пскова. Здесь, чувствуя себя пол­ным хозяином, своевольничал московский наместник Иван Репня-Оболенский. Его действия вызвали волнения среди свободолюбивых псковичей. В январе 1510 года псковские послы были вызваны к Василию в Новгород и здесь арестованы, а в Псков приехал дьяк московского князя. Слушать речь государеву собралось вече, по­следнее псковское вече. Устами своего дьяка Василий требовал ликвидации вечевого строя  вольного Пскова.

Псков не мог обороняться, и па следующий день требо­вания Василия были приняты. В скором времени в Псков прибыл Василий со своей ратью. Начались аре­сты среди бояр и купцов. И той же ночью 300 знатных псковских семейств должно было навек распроститься с родным городом. Их отправили в Москву.

Вскоре была присоединена и Рязань. Малолетний рязанский князь Иван Иванович был орудием в руках старинных боярских родов рязанских, стремившихся восстановить самостоятельность своего княжества. Их мелочные, корыстные интересы, их антинациональная политика приводит к тому, что Москва начала насторо­женно следить за Рязанью. Вскоре узнали, что Иван Ива­нович сносится с Крымским ханом, ставшим врагом Руси. В 1520 году он был вызван в Москву и арестовал. Бежав, он пытался поднять восстание в Рязани, но и эта его попытка не имела успеха, и он вынужден был искать приюта в Литве. В 20-х годах Василий III лик­видирует уделы Шемячичей, находившиеся в присое­диненной по миру 1503 года Северской Украине.

Так было закончено «собирание» русских земель.

Василий продолжал борьбу за возвращение захва­ченных Литвой русских земель. Польский король и ве­ликий князь Литовский Сигизмунд I готовился к войне и сколачивал блок государств, направленных против Руси. В него вошли, кроме Польши и Литвы, Ливон­ский орден, Крым и Казань. Москва не боялась этого союза, зная, что русское население Литвы на ее сто­роне, и рассчитывая на помощь со стороны крупнейшего литовского магната Михаила Глинского, намеревавше­гося «отъехать» на Русь и тайно сносившегося с Васи­лием. Первая война с Польско-Литовским государством в 1507—1508 годах ни к чему не привела. Вторая война в 1512—1522 годах развернулась около Смоленска. 29 июля 1514 года началась осада Смоленска. Русские имели прекрасную артиллерию, которой командовал пушкарь Стефан. После ожесточенного артиллерийского обстрела, 30 июля, Смоленск сдался. Русское население, освобожденное московскими ратями, дружно помогало воинам воеводы Шуйского укреплять разрушенные бом­бардировкой стены города. Горожане же сообщили Шуй­скому и о заговоре среди знати, и заговорщики были повешены.   Все   попытки   отбить   у русских Смоленск

были неудачны. В это время, видя могущество Руси, австрийский император Максимилиан и магистр Ли­вонского ордена заключают союз с Москвой. Воспользо­вавшись этим, Василий в 1519 году переходит в насту­пление. Русские дошли до Вильно и даже дальше в глубь Литвы, и в 1522 году король вынужден был за­ключить мир. Смоленск остался за Русью. Присоедине­ние Смоленска имело огромное значение для Руси.

Успешно действовал Василий III и на Востоке. Укре­пилось влияние Москвы на Казанское ханство. В ре­зультате удачных походов, войн и договоров в Казани с 1518 по 1521 год сидел московский ставленник Шах-Али; с 1532 года —его брат, Джан-Али. Эти ханы были послушным орудием в руках Василия III и зачастую сидели в Касимове, либо выступали в роли воевод. В борьбе с Казанью все преимущества были на стороне Москвы. Крым и Астрахань помочь Казани не могли. Москва была ближе, и кроме того Казань была связана с Москвой своим экономическим развитием. Что ка­сается Крыма, то с 1507 года Крым «тянет» к Литве, заключает с ней союз, и крымские татары все чаще и чаще начинают совершать налеты на южную Русь. Так началась вековечная борьба с крымцами.

Успехи Василия III в области внешней политики обусловлены были дальнейшей централизацией и укре­плением великокняжеской власти. Василий III не тер­пел возражений со стороны бояр, а когда Берсень-Бек-лемишев попытался ему перечить, великий князь с гне­вом ему крикнул: «Пойди, смерд, прочь! Не надобен ми еси». Берсень-Беклемишев упрекал Василия в том, что он не слушает бояр и все государственные дела решает «сам третей, у постели» со своими приближен­ными. Всех бояр он связал круговой порукой и они боялись его как огня. По словам современника Герберштейна «это — монарх, каким не был ни один монарх на земном шаре», «всех одинаково гнетет он жестоким рабством». Москвичи говорили, что «воля государева есть воля божья».

Бояре-княжата, как могли, старались ослабить власть великого князя. К этому представился случай. От пер­вого брака с Соломонидой Сабуровой у Василия не было детей, и, следовательно, после его смерти престол должен был перейти к братьям. Это нарушало сложившийся порядок престолонаследия от отца к сыну, со­ответствовавший самодержавной власти. Боярам-княжа­там и их сторонникам из числа духовенства — «нестя­жателям» Вассиану Косому и Максиму Греку было вы­годно, чтобы престол достался братьям Василия, Юрию или Андрею, удельным князьям, так как это восста­новило бы удельную систему престолонаследия. Но большинство бояр и духовенства—«осифляне» были сторонниками новых порядков. Осифлянин митрополит Даниил разрешил развод и постриг Соломониду. Васи­лий Косой и Максим Грек были сосланы в дальние мо­настыри. Василий женился на Елене Глинской. В 1533 году он умер.

Примечания:

1)  Наймит — крестьянин, получивший деньги взаймы и за это работающий на земле феодала; третник — работающий из одной трети урожая; половник — отдающий половину урожая господину; серебряник — крестьянин, взявший ссуду деньгами (серебром) и таким образом закабалившийся; старожильцы — крестьяне, из поколения в поколение жившие на данной земле и ставшие в силу этого «крепкими», т. е. «крепостными»

2) Ленин,  Национальный вопрос   (тезисы по  памяти), Ленинский сборник XXX, стр. 62.

3) Пятнать —  ставить клеймо, знак.

4) «Тамга» — торговая, таможенная пошлина.

5) Ленин, Национальный вопрос  (тезисы  по памяти), Ленинский сборник, т. XXX, стр. 62.

6)  Ф. Энгельс, О разложении феодализма и развитии буржуазии, Соч., т. XVI, ч. I,- стр. 445.

7) И. В. Сталин, Марксизм и национально-колониальный вопрос, 1935, стр. 73.

8) Там же.

9)  И.В.Сталин, Марксизм и национально-колониальный вопрос,  1935,  стр.  73.

10)  Там же, стр. 65.

11)  Там же, стр. 10.

12)  Ленин, Национальный вопрос (тезисы по памяти). Ленинский сборник, т. XXX, стр.  65.

13) К.Маркс, Secret diplomatic history of the eighteenth century, Лондон, 1899, стр. 81.

14)  Там же.

15)  К. Маркс, Secret diplomatic history of the eighteenth century, Лондон, 1899, стр. 81.

16)  Цифры эти приводятся в летописи.

17) «Конец» — район Новгорода.

18)  «Дети боярские»  те  же  дворяне,  помещики, но происходившие   от  «охудавших»   (обедневших)   некогда   детей   бояр.

19)  Панские (барские) усадьбы.

20)  «Русскими»   тогда   в   Польско-Литовском   государстве   называли не только великороссов, но и украинцев, белоруссов и даже обрусевших литовцев.

21) Магистрат — городское управление.

22) Шестопер — короткая металлическая  булава  с  шестью  ребрами.

23) Дань была установлена еще в  1462 году, причем она возрождала отношения, сложившиеся между Русью и Орденом после разгрома немцев Ярославом Всеволодовичем в  1233—1234 годах.

24) Так тогда называлась Австрия и другие германские государства.

25) Древний русский город Белгород, переименованный турками в Аккерман, стоял у впадения Днестра в Черное  море.

26) Тре — северное побережье Белого моря.

27) Маркс имеет  в виду Фому Палеолога,  последнего отпрыска византийской императорской династии.

28) К. Маркс, Secret diplomatic history of the eighteenth century, Лондон, 1899, стр. 81.

29) Отсюда и знаменитая «шапка Мономаха

30) Пищаль — ручное огнестрельное оружие

31) Герберштейн, Записки о Московских делах, перевод Малеина, 1908, стр. 85—80,


К оглавлению