Пролетарии всех стран, соединяйтесь

ВСЕСОЮЗНОЕ ОБЩЕСТВО ВОИНСТВУЮЩИХ МАТЕРИАЛИСТОВ-ДИАЛЕКТИКОВ

М. МИТИН                  —ТГ

ft-И

ГЕГЕЛЬ И ТЕОРИЯ

МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ

ДИАЛЕКТИКИ

(К 100-ЛЕТНЕЙ ГОДОВЩИНЕ СМЕРТИ ГЕГЕЛЯ)

ПАРТИЙНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО « МОСКВА 1932

СОДЕРЖАНИЕ

Кризис буржуазной науки и философии и -современное неогегельянство ............................. 3

Фашизм и социал-фашизм на втором гегелевском конгрессе.....20

Идеалистическая сущность философии Гегеля и противоречие между системой и методой....................> 26

Материалистическая диалектика Маркса, Энгельса, Ленина......41

Изучать Гегеля, следуя указаниям Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина 50

Сдано в производство 16/Ш—&! Подписано^ печати 20/1V—32 г. Редактор Е. Ковалев. Техн. редактор А. Л а в р р в. Уполн. Главл. Б-18673. Партиздат № 193 Тиоаж 25000. Формат бум. 82ХШ ш, " ^42000 зн. в п. л. 31/а п. л. Тип.изд-ва ,Дер Эмес", М сква, Покровка, 9.

КРИЗИС БУРЖУАЗНОЙ НАУКИ И ФИЛОСОФИИ

И СОВРЕМЕННОЕ

НЕОГЕГЕЛЬЯНСТВО.

На основе глубочайшего кризиса, переживаемого всей капиталистической системой, мы имеем за последний период времени и крайнее обострение кризиса буржуазной науки и философии, кризиса, который был проанализирован Лениным еще в 1908 г. Обострение классовой борьбы между двумя основными классами современности, между двумя социально-экономическими системами — капиталистической и социалистической — получает свое идеологическое выражение в виде крайнего обострения классовой борьбы в науке. В своей статье «Три источника и три составные части v марксизма» Ленин писал: «Учение Маркса вызывает к себе во всем цивилизованном мире величайшую вражду и ненависть всей буржуазной (и казенной и либеральной) науки, которая видит в марксизме нечто вроде «вредной секты». Иного отношения нельзя и ждать, ибо «беспристрастной» социальной науки не может быть в обществе, построенном на классовой борьбе. Так или иначе, но в с я казенная и либеральная наука защищает наемное рабство, а марксизм объявил беспощадную борьбу этому рабству».

То оживление «а буржуазном «философском фронте», которое происходит сейчас вообще и в особенности в связи со столетней годовщиной со дня смерти великого немецкого философа, идеалиста-диалектика Гегеля, является яркой иллюстрацией к приведенным здесь положениям Ленина, прекрасным подтверждением марксистско-ленинского учения о партийности философии. Борьба за диалектический материализм с буржуазной философией, поворачивающей к Гегелю,:— один из участков классовой борьбы современной эпохи. Второй гегелевский конгресс, состоявшийся недавно в Берлине, цж зеркало, отобразил процессы классовой борьбы в науке.

Этот философский конгресс крайне Симптоматичен в том отношении, что он явился очень- крупным звеном в процессе фашизации науки и философии, который происходит на Западе.

Борьба между марксизмом (диалектическим материализмом) и всякого рода идеализмом, борьба между большевизмом и фашизмом, социал-фашизмом «вокруг Гегеля» — это одно из очень ярких проявлений классовой борьбы в науке, в философии, это одна из форм классовой борьбы.

Философия—арена ожесточенной классовой борьбы на идеологическом фронте. 6 филосокрии резко обострилась борьба между двумя основными философскими направлениями — между материализмом и идеализмом.* Очень хорошо характеризует классовый характер обоих этих мировоззрений (материализма и идеализма) известный католический писатель, которого никак нельзя заподозрить в марксизме, Макс Шеллер в его книге «Die Wissenformen und die Gesel-schaft» («Формы знания и общество»).

Он считает в этой книге характерным для про*летарского мышления, или, как он выражается, для мышления «низших "классов», следующие черты: реализм, материализм, эмпиризм, оптимизм и диалектический способ мышления. В противоположность этим «категориям» система мышления «высших классов» по Максу Шеллеру складывается из таких элементов: бытие, телеология, идеализм, спиритуализм, априоризм, пессимизм и формализм.

Вряд ли надо, независимо от отношения к общей буржуазной концепции Шеллера, специально критиковать эти положения, которые в основном правильно характеризуют специфическую структуру мышления основных классов современного капиталистического общества.

Общеизвестно, что гегелевская идеалистическая философия имела реакционную консервативную сторону в виде его абсолютного, объективного идеализма и революционную сторону в виде его диалектики. «Гегелевскую диалектику,— писал Ленин,—как самое всесторонне богатое содержанием и глубокое учение о развитии, Маркс и Энгельс считали величайшим приобретением классической философии. Всякую иную формулировку принципа развития, эволюции, они считали односторонней, бедной содержанием, уродующей и калечащей действительный ход развития (нередко со скачками, катастрофами, революциями) я природе и в обществе». 4 Однако гегелевская диалектика являлась идеалистической

диалектикой, причем диалектика и идеализм у него отнюдь не внешне были соединены друг с другом, а органически сплетены и.спаяны. Вот почему Энгельс писал в своей рецензии на книгу Маркса «К критике политической экономии», что «Маркс был и остается единственным, который мог взять на себя задачу выделить из гегелевской логики .то ядро, которое содержит в себе действительные открытия Гегеля в этой области, и выработать диалектический метод, освобожденный от его идеалистической оболочки, в той простой форме, в которой он только и является правильной формой развития мыслей».

Наш интерес к Гегелю, как к самому крупному представителю немецкой классической философии, есть интерес к диалектическому методу Гегеля, материалистически переработанному, поставленному с «головы на ноги». Годовщина смерти Гегеля должна явиться для лас моментом, поводом для дальнейшего развертывания борьбы за материалистическую диалектику, которая, по выражению Ленина, является «коренным теоретическим основанием», «революционной душой» марксизма. Поворот буржуазии к Гегелю обязывает нас в новых условиях развернуть с точки зрения марксизма-ленинизма критику идеализма Гегеля. Годовщина смерти Гегеля должна быть для нас моментом для дальнейшего развертывания широчайшей популяризации марксистско-ленинской философии, ленинского этапа в развитии материалистической диалектики и борьбы на два фронта—'против механицизма как главной опасности, не понимающего и отрицающего диалектику, и против меньше-виствующего идеализма, извращающего марксистскую диалектику в основном в гегельянском духе.

Чем же вызывается в настоящее время особый интерес к Гегелю в буржуазной философской литературе? Что является причиной сильного оживления гегельянского или, точнее, неогегельянского движения в целом ряде стран Западной Европы, а особенно в Германии и Италии? Что служит основой того, что забытый Гегель вновь начинает занимать почетное место в современных государственных университетах, что его произведения усиленно читаются$ изучаются, комментируются и издаются?

На этот вопрос, надо еще и потому ответить, что теперь положение радикальным образом изменилось по сравнению со второй половиной XIX в., когда теоретиками буржуазии была проведена^ большая критическая и разрушительная ра-

бота по отношению к гегелевской философии. Изменение отношения к Гегелю особенно разительно после критических работ Бахмана, Шопенгауэра, Тренделенбурга, Гайма, Гарт-мана, после характерного оплевывания Гегеля, обращения с ним, как с «мертвой собакой», во второй половине XIX в., после поворота к Канту и беспредельного господства неокантианства в официальной философской литературе.

Не вычеркнуть насмешек и издевательства над Гегелем например «философа мещанства» Шопенгауэра, отнюдь не одинокого в этом деле, который величал. Гегеля не иначе, как «пачкуном бессмыслиц и губителем умов». В своей работе «Об университетской философии» он писал: «Как •худшее, что может случиться с государством,—это если бразды правления попадут в руки негоднейшего класса, подонков общества, — так и для философии и Bqero от нее зависящего, т. е. для всего знания и духовной жизни человечества, ничего не может быть хуже, чем если дюжинная, голова, отличающаяся только, с одной стороны, своей уродливостью с другой — своей наглостью в писании бессмыслиц, — словом, какой-нибудь Гегель с величайшей, прямо беспримерной настойчивостью провозглашает себя величайшим гением, в котором философия наконец навсегда достигла своей желанной цели».

И несмотря на это, опять интерес буржуазии к Гегелю!

Буржуазная философия давно уже прошла тот исторический рубеж, который отделяет период восходящего развития этой философии от периода ее упадка и разложения.

Именно с Гегелем заканчивается период восходящего развития буржуазной философии. Первый период после поражения гегелевской "философии, нанесенного ей марксистской философией, философией революционного пролетариата, буржуазия питалась жалкими эклектическими философскими системами. Эпоха так называемого органического* развития капитализма, наступившая после бурной революционной середины прошлого века, сделала наиболее модной среди буржуазного философского лагеря философию Канта. Буржуазии казалось, что с Кантом, вернее с неокантианством, она переживает свою вторую философскую молодость, что начинается новая полоса восходящего развития буржуазной философии, как в свое время с философии Канта началась эпоха классической немецкой идеалистической философии. Однако начавшаяся эпоха империализма, эпоха загнивания капитализма, эпоха пролетарских революций внес-

ла новую растерянность в ряды буржуазной философии. Разразившийся в самом начале XX в. кризис естествознания еще более обострил растерянность и разложение буржуазной философии. Лучшие представители естествознания стихийно потянулись к диалектическому материализму. Другая "же часть естествоиспытателей вместе с буржуазной философией тщетно искала ответов на- новые вопросы, выдвинутые новой эпохой, в покрытых плесенью философских системах Юма, Беркли и др.

Всемирная империалистическая война 1914—1918 гг. «потрясла всю систему мирового капитализма и положила начало периоду его общего кризиса». Этот кризис глубоко захватил собой и буржуазную философию и науку. Нынешний экономический кризис, развернувшийся на базе общего кризиса капитализма и являющийся «самым серьезным и самым глубоким из всех существовавших до сих пор мировых экономических кризисов» (Сталин), наиболее ярко обнаружил и обострил те процессы в развитии буржуазной фи>-лософии, которые наметились в ней с началом эпохи империализма и особенно с началом периода общего кризиса капитализма.

Направление в развитии буржуазной философии в современный период коротко может быть определено как поворот к философии Гегеля в ее модернизированных формах. Шумиха, поднятая в буржуазном философском лагере в связи со столетней годовщиной со дня смерти Гегеля, является лишь одним из внешних проявлений поворота буржуазной философии к Гегелю.

В модернизировании философии Гегеля буржуазия пытается найти себе еще раз философское оружие.

Можно отметить две основных причины современного интереса и поворота к Гегелю в буржуазной философской литературе.

Основная причина оживления интереса к Гегелю состоит в том, что в связи с мировым кризисом капитализма и обострением всех его противоречий мы имеем известный рост, усиление, развитие фашизма в главных европейских странах, в частности в Германии. Реакционная, консервативная,, идеалистическо-мистическая система гегелевской философии очень привлекательна для фашизма, может быть использована в качестве теоретической базы для него, может вызвать и действительно вызывает к себе с его стороны особый интерес.

Абсолютный идеализм Гегеля служит базой для самых диких современных мистических, идеалиетическо-,религиоз-ных воззрений фашиствующего буржуа. Активная черта немецкого классического идеализма — действенность гегелевской философии является очень привлекательной для активистического, наступательного, действенного характера современного фашистского движения. Освящение со стороны Гегеля абсолютным духом его философии современной ему Прусской монархии, национализм и шовинизм, характерные для произведений Гегеля, — все это крайне симпатично уму и сердцу, империалистическо-захватническим, националистическо-фашистским настроениям буржуазии.

Современное неогегельянское движение, в значительной своей части переплетающееся с фашизмом, имеет глубокие социальные корни, глубокую внутреннюю социальную подоснову.

Материалы первого международного гегелевского конгресса, который происходил в прошлом году в Гааге, дают более или менее исчерпывающую характеристику современного неогегельянства.

Так например один из докладчиков на прошлогоднем гегелевском конгрессе—Биндер—по вопросу «Свобода как-право» (о гегелевской «философии права») говорил о том, что либерализм не в состоянии в настоящее время побороть марксистскую теорию государства, что он беспомощен перед «сумасбродными требованиями социализма», что только крепкая государственность, опираясь теоретически на гегелевское учение о государстве, может справиться с марксизмом.

Он писал: «Вполне последовательно, что социализм не играет никакой роли у Гегеля: это происходит не вследствие того, что Гегель был философом сытой буржуазии, как это часто утверждали в нежелательном для него смысле, но вследствие того, что Гегель впервые нашел .правильное понятие государства, .в котором снят эгоизм как движущий принцип гражданского общества».

Так Биндер, опираясь на Гегеля, используя его философию права, борется с «требованиями социализма», с марксизмом. Сам он следующим образом интерпретирует сущность учения Гегеля о государстве, о свободе и необходимости:

«Так как дух бога и божественная воля действительны только в нашем сознании и через наше сознание и так как история развития человеческого духа есть вместе с тем исто-

рия осуществления божественного духа в мире, то наша свобода становится тем более действительной, чем более мы поднимаемся к сознанию нашей зависимости от воли бога, чем более наша индивидуальная воля умерщвляется в пользу божественной воли... Мы тем более свободны, чем более мы осознаем себя марионетками в руках бога».

Так борется в настоящее время с коммунизмом «марионетка в руках бога» и действительная марионетка в руках современного фашизма—буржуазный 'профессор Биндер.

Особенно изощряются фашистские неогегельянцы в вопросе о нации и государстве. В центре философских и социологических воззрений фашистских «теоретиков» стоит вопрос о нации. Гегелевские категории «целое и часть», «общее, особенное и единичное», «единство», «целостность» и т. д. и т. п. всячески эксплоатируются фашистами для оправдания своего террористического господства. Нация— это целостность; нация — это общность, которая высоко-стоит над единичным — личностью. Вся история — вопреки ненавистному марксизму—есть не история классовой борьбы, а история борьбы наций, история борьбы «национальных духов», «народных духов» и т. п. Национализм против коммунизма, против марксизма — вот основной лейтмотив фашистских «теоретиков» и фашистских политиков; национализм — вечная категория — вот излюбленные выводы фашистских философов. Гегелевская «Философия истории», его же «Философия права»—основные произведения, от которых они отправляются. Прусский» госфилософ первой четверти XIX в. тг- Гегель — знамя современного фашизма. В тесной связи с проблемой нации находится проблема государства. Целая плеяда фашистских «теоретиков» занимается теоретической разработкой этого вопроса (Геллер, Шпан, Биндер, Моро и др.). Оказывается, что «национальный дух» — нация — получает свое высшее воплощение в государстве. Она становится4 превыше всего, выше культуры, религии; она — высшее воплощение нравственности. Гегель делается отцом современного фашистского корпоративного государства (Джентиле). Совершенно понятно то обстоятельство, что Гегель превращается даже в духовного прародителя современного империализма (Иоганн Пленче, Брунович).

Во-вторых, интерес к Гегелю несомненно связан с современным кризисом буржуазной науки. Этот кризис, ставший всеобщим, характеризуется полным распадом старых

форм и методов мышления. Все чаще и чаще раздаются голоса ученых различных областей науки, голоса философов, естественников, социологов о назревшей1 потребности в л о-гической, методологической революции. Все чаще можно слышать указания о необходимости «новой логики», «новой философии», или, как некоторые говорят, «новой таблицы категорий». Жгучую потребность современной науки в новой методологии по-своему выразил и Вигерсмая на первом гегелевском конгрессе в Гааге, когда он характеризовал «трагизм современной культуры» и «тоску по единой науке- наук».

Единственный выход из всеобщего кризиса науки возможен только на пути диалектического материализма, на пути методологии и мировоззрения единственного прогрессивного, революционного класса современной эпохи—пролетариата. Это является теоретическим выражением того, что единственно возможный выход из всеобщего кризиса всей капиталистической системы возможен только на пути диктатуры пролетариата и строительства социалистического общества.

Однако проникнутые классовыми предрассудками представители буржуазной философии и науки, преисполненные страхом перед материализмом и материалистической диалектикой, «ученые мужи», не удосуживающиеся даже познакомиться с богатейшей литературой по марксистской философии, наполненные ненавистью к коммунизму и смертным ужасом перед пролетарской революцией, ищут выхода из кризиса науки в самых крайних и разнообразных выражениях идеализма, мистики и религиозного мировоззрения. Все это определяет интерес к идеалистической методологии и идеалистической диалектике, великим творцом и гениальным мастером которой был абсолютный об'ективный идеалист Гегель.

Пора разделаться с довольно вульгарным представлением, которое встречается на страницах нашей печати, будто буржуазная философия обращается только к идеалистической системе Гегеля, оставляя якобы совершенно в стороне диалектический метод. Современное неогегельянство характерно также тем, что оно не проходит мимо и диалектики Гегеля. В условиях империализма, в обстановке исключительного обострения классовых противоречий и классовой борьбы проходить мимо логики противоречий буржуазным, -фашистским «ученым» трудно.

10

Мы имеем очень много «трудов», посвященных гегелевской диалектике, диалектике вообще. Однако «внимание» современных буржуазных философов к диалектике характерно тем, что она истолковывается ими исключительно мистически. Диалектика Гегеля извращается в том смысле, что всякое революционное содержание из нее выхолащивается. «Божественное» истолкование диалектики, превращение ее в софистику, превращение ее в орудие для оправдания господства капитализма, завоевания власти фашизмом, для борьбы с марксистской диалектикой—вот классовый, политический эквивалент этого «внимания» к диалектике.

Для «ас поэтому большой интерес представляет современная трактовка вопросов диалектики, диалектического метода в философии фашизма и социал-фашизма.

Остановимся здесь «а следующих четырех основных видах буржуазного мистического истолкования гегелевской диалектики за последние годы в литературе, посвященной вопросам гегелевской философии: 1) на спекулятивной диалектике, главным представителем которой является Кронер— глава международного гегелевского союза; 2) на субъективно-идеалистической трактовке Гегеля и его диалектики; главный представитель этого направления — бывший министр народного просвещения у Муссолини, известный итальянский философ-фашист Джентиле; 3) на .критической диалектике, представленной главным образом Ионасом Коном и «левым» социал-демократом, бреславльским профессором. Зигфридом Марком, и наконец 4) на трагической диалектике, представленной Артуром Либертом.

Кронер — наиболее правоверный гегельянец. Кронер — ярко выраженный идеалист, мистик. Путь Кронера — путь превращения неокантианца в неогегельянца. В своем главном двухтомном произведении «Von Kant bis Hegel» («От Канта до Гегеля») он прямо заявляет, что понять Гегеля — это значит усмотреть, что выйти за его пределы абсолютна никуда нельзя. Кронер очень много говорит «об идеалистической миссии немецкого народа». Его философские работяг носят ярко выраженный националистическо-шовинистиче-ский оттенок.

«Великий и возвышенный путь немецкого идеализма» изображается Кронером в его работе «Von Kant bis Hegel» следующим образом:

«В Канте мышление сосредоточивается на себе самом.

1L

чтоб найти в себе, в Я основу мира. В Фихте оно открывает бога в глубинах Я. В Шеллинге оно склоняется к тому, чтобы искать бога непосредственно в мире (приближение к Спинозе и к Бруно). В Гегеле оно заканчивает тем, что строит миры из абсолютного или божественного Я. На этом пути нет нигде остановки движения: кто начинает этот путь, тот втягивается в движение и уносится дальше вплоть до конца».

Kporfep считает поворот к Гегелю необходимым для того, чтобы утвердить в философии господство спекулятивной метафизики вместо кантовского критицизма, господствовавшего до самого последнего времени. Кронер много раз подчеркивает, что изучение Гегеля, даже независимо от общего отношения к нему, необходимо потому, что эю — высокая школа, «которая открывает духу научный доступ к проблемам метафизики». „

Если гегелевская система абсолютного* идеализма была такой системой, которая базировалась, как это неоднократно указывалось Марксом, Энгельсом, Лениным, на богатом конкретно-историческом материале, .то у этого эпигона Гегеля — совершенно выхолощенная умозрительная спекуляция. У него очень сильно -звучит интуитивистическое, ирра-ционалистическое истолкование Гегеля. Вот как он определяет, ч-цо такое диалектика: «Гегель — иррационалист, потому что он диалектик, потому что диалектика есть превращенный в метод, сделанный рациональным иррационализм, потому что диалектическое мышление есть рационально-иррациональное мышление».

Развивая свое «иррационалистическое» истолкование Гегеля, он пишет: «Мышление Гегеля в такой же степени рационально, в какой оно иррационально, сверхрацисхнально или антирационально» (т. II, стр. 271). Смысл этого иррационализма в вопросах диалектики у Кронера очень хорошо раскрывается следующим его соображением. Он пишет: «Диалектика не есть рациональное, рассудочное мышление, или она является не только им, но вместе с тем и самодвижением абсолютного духа».

Посмотрим теперь, как Кронер истолковывает закон единства противоположностей, закон противоречий. Он проводит различие между «эмпирическим противоречием» и. «противоречием спекулятивным». Вот как характеризует он оба вида противоречий, связанные с двумя видами познания. «Эмпирическое познание, — пишет он, — не имеет права противо-

речить себе; оно должно избегать противоречия». Туг, по Кроиеру, господствует формальная логика. Совсем другое дело спекулятивное познание, спекулятивное противоречие. «Спекулятивное противоречие результирует из спекулятивной рефлексии, подобно тому как эмпирическое противоречие результирует из эмпирической рефлексии. Но в тб время как эмпирическое противоречие (так же как и эмпирическое отрицание) возникает через ложное эмпирическое суждение и потому в двояком смысле должно быть избегаемо (во-первых, потому, что утвердительное и отрицательное эмпирическое суждение не могут быть оба истинны, и, во-вторых, потому, что отрицание вообще является здесь лишь следствием эмпирического заблуждения, которое надо избегать, или, другими словами, следствием ложного суждения, являющегося объективным коррелатом эмирического заблуждения),— спекулятивное противоречие совершенно неизбежно, ибо спекулятивная рефлексия (и спекулятивное отрицание) обязана своим происхождением не отклонению от положительного спекулятивного познания и строится не на заблуждении и ложном суждении, но является необходимым моментом спекулятивного познания.

Спекулятивное познание не есть эмпирическое познание, ибо оно есть познание Себя (самопознание)».

Вот как характеризует Зигфрид Марк основную идею гегельянства по Кронер"у. Он пишет: «Путь бесконечного божественного духа к самому себе через мир и через конеч ного духа — вот основной мотив гегелевской философии».

Итак кронеровокая интерпретация гегелевской философии и диалектики сводится к следующим моментам: 1) взамен критицизма Канта — требование возврата к спекулятивной метафизике, 2) сплошной идеализм, поповщина, мистицизм и иррационализм, 3) сведение диалектики исключи- • тельно к спекулятивной диалектике, 4) истолкование самой диалектики как выражение иррационализма. Такова в общем спекулятивная диалектика Кронера.

Общая основа итальянской, фашистской интерпретации Гегеля-— это полное перенесение диалектики в «лоно духовной деятельности». Субъективно-идеалистическая диалектика, диалектика активного мыслящего субъекта — вот основа «реформы гегелевской диалектики» со стороны фашиста Джентиле. Крайне характерная черта для итальянского неогегельянства — это его строжайший активизм, обоснование крайней действенности, крайней активности субъекта.

12

13

Фашистская действенность и активность в борьбе с рабочим движением получает довольно яркое идеологическое выражение в актуализме Джентиле. Основной смысл этой «активности» представителей обреченного класса состоит не в чем ином, как в остром противодействии объективной исто» рической необходимости, не в чем ином, как в ^Попытке субъективным активизмом задержать неумолимый ход истории, необходимую победу пролетариата/ Поэтому философия Джентиле есть яркое выражение крайнего субъективизма. Он видит единственную опору творчества и деятельности в деятельности самого духа. История, по мнению Джентиле, оказывается исключительно продуктом этого свободного творческого духа. Историческая необходимость оказывается только необходимостью этого духа. . Так как познание действительной исторической необходимости, действительных исторических закономерностей для представителей буржуазии было бы способно посеять только отчаяние, то поэтому—долой эту необходимость. Действительность по' Джентиле — это абсолютная, чистая субъективность. Он различает мыслящее мышление и мыслимое мышление. Не.только вещи, предметный материальный мир растворяется Джентиле в мышлении, но и мысли растворяются в мышлении. В этом смысл его мыслимого мышления. Диалектика по Джентиле присуща только духу. Вещи, природа, мир — косные продукты диалектики духа. Джентиле недоволен диалектикой Гегеля. Он «реформирует» ее. Диалектика Гегеля с его точки зрения слишком «объективна», слишком «предметна». Диалектика же по Джентиле есть абсолютная свобода Я.

Таков другой вид современной неогегельянской фашистской интерпретации диалектики Гегеля.

Наиболее распространенный, особенно в Германии, вид интереса к гегельянской философии — это попытки сочетать Гегеля с Кантом. Зигфрид Марк, представитель так называемой «критической диалектики», и является как раз одним из характерных философов, проводящих такое соединение.

До настоящего времени, можно сказать, официальной философией II Интернационала, наряду с сильным мархй~ст-ским течением, является неокантианство. Всем известны подобного рода работы социал-фашистов Форлендера* Макса Адлера и т. д. Однако фашизирующаяся буржуазия поворачивается к Гегелю. Неокантианство, махизм, феноменоло-

14

гизм у буржуазных философов сменяется неогегельянством, которое органически срастается с фашизмом. И философы современной социал-демократии в соответствии с общим процессом фашизации социал-демократии спешат объединить Канта с Гегелем.

Зигфрид Марк в этом отношении — крайне характерная фигура. Зигфрид Марк крайне эклектичен. Этот «левый» социал-фашист — типичный буржуазный профессор старой немецкой школы. Никаких элементов даже марксистской фразеологии у него нет. Зато в его двухтомнике «Диалектика в философии современности» есть ряд страниц, специально посвященных критике ленинских философских взглядов. О них мы скажем дальше.

Зигфрид Марк является представителем «критической диалектики». «Критическая диалектика», то его мнению, является тем «типом философствования», который проявляется в целом ряде философских направлений современной Германии («Теория диалектики» Ионаса Кона, «Психология мышления» Хенигсвальда, «Учение об идеях» Б. Бауха, «Учение о значимости» П. Гофмана, «Феноменология дознания» Кас-сирера, «Диалектическая феноменология» Литта). «Критической диалектике» — по мнению 3. Марка — принадлежит будущее. В чем же суть этой «критической диалектики»? — В идее соединения диалектики Гегеля с кантианским критицизмом. Эту идею наиболее полно и обстоятельно разработал И. Кон в своей книге «Theorie der Dialertik». Зигфрид Марк неоднократно заявляет о своем согласии с Коном. Он противопоставляет «критическую диалектику» диалектике спекулятивной или метафизической, классическим представителем которой он считает самого Гегеля, а среди современных философов — неогегельянца Кронера.

Ионас Кон, с которым согласен Марк, считает, что «надо освободить основную идею его (т. е. Гегеля) диалектики от рационалистического заблуждения и его последствий: одномерности, финитизма и творческого отрицания». Под «одномерностью» Кон разумеет монистический характер философии Гегеля, его попытку вывести всю свою систему из од-ного-единого философского принципа. Под «финитизмом» Кон понимает абсолютно законченный характер, с претензией на который выступала гегелевская философия. Наконец, отрицая «творческий характер» отрицания, Кон выступает против гегелевского закона отрицания. Мы видим, таким образом, что критика Кона, относящаяся к Гегелю, указывая

15

на реакционный характер гегелевского идеализма («абсолютно законченный характер системы»), вместе с тем натравлена также против важнейших моментов гегелевской диалектики. Критика Гегеля со стороны Ионаса Кона — это критика с точки зрения идеализма более непоследовательного, с точки зрения позитивистского эклектического идеализма.

Зигфрид Марк «углубляет» коновскую критику гегелевской диалектики. Он считает, что основной недостаток этой диалектики заключается в «основной метафизической предпосылке... в самодвижении». Критикуя гегелевский» идеализм с точки зрения пошлого, вульгарного, эклектического идеа- • лизма, 3. Марк одновременно с этим выступает против диалектики самодвижения, против диалектического закона борьбы противоположностей. Он старается выхолостить всякие революционные моменты из диалектики, особенно роль «творческого отрицания» и «самодвижение» как результат борьбы противоположностей.

Зигфрид Марк считает, что «критическая диалектика должна ограничить себя сферой нашего мышления». Переходя затем к марксистской диалектике, Зигфрид Марк изо всех сил старается доказать ее «ненаучность». Особенно ненавистна Марку глубокая внутренняя связь, которая существует между диалектикой и материализмом. Он направляет ряд страниц своей книги против диалектического материализма, обнаруживая при этом типичное невежество буржуазного профессора в вопросах, касающихся марксизма. Вот что он, например, пишет: «У Маркса мы находим сохранение гегелевской методики, ее оригинальное и глубокое преобразование и вместе с тем ее перенесение на такую почву, где она обречена на увядание или отмирание. Даже в сознании самого Маркса простое «кокетничанье» гегелевской терминологией стоит бок о бок с центральной важностью диалектики для всего исторического материализма. В перипетиях развития Маркса дело так и не дошло {между «критикой гегелевской философии права» и экономической системой) до построения самостоятельной методологии, которая проектировалась им, как всеохватывающая диалектика. Поэтому за марксистской диалектикой приходится обращаться к резюмирующей интерпретации Энгельса, которая отчасти сознательно популяризирует эти мысли, отчасти же непроизвольно опошляет их. Однако на основе этой интерпретации развилась вульгарная диалектика, которая была

канонизирована официальным коммуниамом {Ленин, Бухарин, Деборин)».

Вряд ли придется для нашего читателя комментировать и подробно критиковать эту пошлятину против марксизма, которую написал «левый» социал-фашист Зигфрид Марк, обнаруживая исключительное невежество в основных проблемах марксистской философии.

•Прежде всего характерно здесь противопоставление Энгельса и Маркса. Марк в этом не «оригинален», он повторяет избитый, заплесневелый, но довольно излюбленный «метод критики» марксизма со стороны буржуазных профессоров и всякого рода ревизионистов. Далее — чего стоит похабный вывод этого социал-фашистского «профессора», этого верного пса капитализма против «вульгарной диалектики» Ленина. Наконец, весьма симптоматично, что Марк взял за одну скобку Ленина, Даборина и Бухарина. Однако он и на этом не останавливается. Он продолжает «критиковать» «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина.

Вот одно из мест, направленных против Ленина: «Некс торые намеки Ленина (он имеет в виду Ленинский «Материализм и эмпириокритицизм». — М. М.) идут в направлении реальной диалектики, также и в критике познания (т. е. ь области гносеологии); давая отпор субъективно-эмпирическому, следовательно некритическому, идеализму махистов, Ленин высказывает некоторые справедливые мысли. Но упрямее удерживание наивной основы и вытекающее из него спаривание (связывание, насильственное соединение (Ver-koppelung) диалектики с материализмом отнюдь не есть почва для всеохватывающей философии марксизма, для развернутой философии марксизма, для развернутой марксистской диалектики».

Для 'идеалиста кантианского толка, эклектически сочетающего Канта с Гегелем, для врага материализма, Марка совершенно неприемлемы соединение, связь, сплетение материализма и диалектики. И, сколько у него хватает сил, он боретсд против диалектического материализма. Таков этот третий вид «диалектики», так называемой «критической диалектики».

Перейдем теперь к следующему виду буржуазного истолкования диалектики, к так называемой «трагической диалектике».

Крайне интересной фигурой на буржуазноС~Чфилчсоф-ском фронте» является автор и творец так назыаа^^бй*4! р а-

17

гической диалектики — Артур Либерт. Пожалуй в: области идеолвгии этот философ буржуазии с наибольшей яркостью, смелостью и последовательностью выразил всю безнадежность положения буржуазии и безвыходность ее противоречий.

В своей книге «Мир и дух диалектики» он обвиняет Гегеля в том, что его диалектика якобы носит гармонистиче-ский, гуманистический характер, потому Гегель «снимает», разрешает противоречия. С его точки зрения должен быть создан тип диалектики, «который не может быть больше для ^ас путем для «снимания» противоположностей». Диалектика должна, по его мнению, помогать нам с «неумолимостью» обнажать «неуничтожимые антагонизмы действительности», «диссонансы жизни», «наличные противоречия в сутолоке бытия».

Он пишет: «Так как однако философские, исторические, духовные и моральные условия, вызвавшие«этот тип диалектики, решительным образом изменились, так как мы вступили, вместе с современностью, в новую духовную ситуацию, полную величайших кризисов и антиномий, то и та диалектика, которую мы защищаем, должна принять новые черты... Новый тип диалектики должен иметь трагический характер. Поэтому мы можем говорить о трагическом типе диалектики».

Развивая эти мысли, Либерт вскрывает далее, так сказать, «социальные корни» такого типа диалектики. Он пишет: «И вместе с тем только она (т. е. трагическая диалектика) отвечает той духовной ситуации, которая сложилась в последние десятилетия под непреодолимым давлением тяжелых внешних и внутренних переживаний...

Век техники и хозяйства, социальных битв и гигантских организаций торговли и промышленности вызвал такое мировоззрение и такое жизнепонимание, которое далеко увело нас от классического умонастроения и представления о бытии и которое не может сообщить непосредственно действенного значения тем идеалам, которые почитались в эпоху классицизма».

По мнению Либерта, Гегель «стоит ниже того понятия диалектики, которое было достигнуто Кантом», — потому он, якобы, прикрывал и смягчал противоречия, что он не понял «тот глубокий трагизм, который лежит в существе* диалектики».

В ряде мест с достойным усердием продолжает он под-

IS

черкивать свою основную установку, что' «диалектика является для нас наиболее плодотворным средством, для того чтобы все больше и больше света пролить на диссонансы жнзни, на ее неуничтожимые антиномии... что «понятие диалектики для нас не является больше вспомогательным средством для выравнивания и улаживания противоречий, но является выражением вполне трагической установки (вот именно! — М. М.), которая нас снова и снова принуждает к признанию основной кантовской антиномии бытия и долженствования...»

Вряд ли требуются особые комментарии к этим местам й_? преизведений Либерта. Несомненно, его философские работы являются прекрасным идеологическим выражением кризиса капиталистической системы и кризиса капиталистической идеологии.

«Новейшая философия так же партийна, как и две тысячи лет тому назад, — писал Ленин. — Борющимися партиями по сути дела, прикрываемыми гелертерски-шарлатанскими новыми кличками или скудоумной беспартийностью, являются материализм и идеализм. Последний есть только утонченная, рафинированная форма фидеизма, который стоит во всеоружии, располагает громадными организациями и продолжает неуклонно воздействовать на массы, обращая на пользу себе малейшие шатания философской мысли» (т. XIII, стр 292).                '                                                   ■

Написанные в 1908 г., эти строки Ленина особенно свежи в настоящее время. Чем ближе капиталистическое общество к своей гибели, чем все явственней и явственней стучится в ворота пролетарская революция в капиталистических странах, тем все реакционней становится философия буржуазии, тем все более тонкие формы одурачивания масс изобретаются ее «учеными приказчиками и лакеями», тем придумываются все более утонченные' формы «мерзкого, вонючего* (Ленин) фидеизма и протаскивания религиозного миро-воззрения^.

В настоящий период резкого обострения борьбы двух систем — обострение классовой борьбы в области науки и философии приобретает все более явственные формы: у них—на Западе — идет процесс разложения, кризиса идеологии, процесс фашизации науки и философии; у нас— в СССР — мы имеем мощный расцвет науки и техники, глубокий процесс перестройки всей науки на базе диалектического материализма.

ФАШИЗМ

И СОЦИАЛ-ФАШИЗМ НА ВТОРОМ ГЕГЕЛЕВСКОМ

КОНГРЕССЕ

В Берлине с 18 по 22 октября происходил второй гегелевский конгресс, созванный Hegelbund'OM. Характеризованное нами выше состояние современной буржуазной философии, в частности состояние современного неогегельянства, получило отчетливое выражение в работах конгресса? Этот гегелевский конгресс явился зерка"лом, отразившим кризис, разложение, маразм, старческую слабость и полную импо-тентность буржуазной науки. Вместе с этим конгресс прошел под знаком крайней воинственности против материализма, марксизма, большевизма, коммунизма. Руководители HegelbuncL'a .превратили этот конгресс в националистическо-фашистское торжество, в религиозно.-фашистскую демонстрацию. Воспользуемся рядам отзывов буржуазных и социал-фашистских журналистов и литераторов о характере работы конгресса. Вряд ли их можно обвинить в «беспристрастном» 'подходе. Лучших свидетелей нам не найти.

Некий Людвиг Маркузе в «Берлинер Тагеблатт» 22 октября 1931 г. напечатал статью «Профессора о Гегеле», в которой он дает общую оценку конгресса. Вот что он пишет:

«В Берлинском университете собрались последователи Гегеля из Германии, Голландии, Италии. Более чем в дюжине больших докладов изложили они основные части учения Гегеля: феноменологию, логику, философию государства, эстетику философию религии. Выдающиеся знатоки сообщили с научной основательностью и с глубокой любовью к своему философу об исследованиях Гегеля в различных областях его универсального мышления... И все-таки! Мы получили немногим больше, чем основательное изложение учения Гегеля. Гегель не был связан с нашим живым сознанием, его мыипсл.'Ге не было сопо.тавчено с духовном конъюн^ту-

2)

рой нашего времени... В конце концов мы видели Гегеля под стеклянным колоколом философского семинария... его не вынули из футляра истории и специальной терминологии, чтобы показать, свободно толкуя его учение, какие ответы он дает на проблемы нашего времени. Язык конгресса был не немецкий, не итальянский, а гегельянский>.

Заканчивает Маркузе свою оценку конгресса следующим образом: «Гегелевский конгресс закончился предложением пастора Лассона опять войти в его религиозную общину. Хорошее заключение воскресной проповеди — но неужели ?то все, что может дать Гегель нашему, находящемуся в перестройке, стремящемуся к духовному порядку миру?»

Господин Маркузе в общем неплохо характеризует в своей статье беспомощность, идейную дряблость современной «профессорской» науки. Однако он напрасно обвиняет конгресс в полном отсутствии действенности, в отсутствии направленности его на современность в смысле защиты фашизма и борьбы с коммунизмом. Профессора хорошо выполняют «социальный заказ» своих господ. Они боялись, чтобы слово «марксизм» было упомянуто на конгрессе. Руко-зодстзо конгрессом не допустило на конгресс советскую делегацию.

Только вышеупомянутый пастор Лассон упомянул в двух словах в своем заключительном слове о «секте», которая начертила на своем знамени имя Гегеля и вместе с тем смеет придерживаться лозунга «религия — опиум для народа».

О том, насколько Маркузе либерально прикрывает фашистскую направленность конгресса, свидетельствует доклад Джентиле на тему «Гегель и государство». Надо отметить, что немецкая пресса особенно живописует, про Джентиле и его доклад. Так «Ганноверский курьер» писал, что «речь профессора Джентиле из Рима в отношении его исторического воздействия на наше время является темой неисчерпаемого содержания». Какие же «идеи» развивал этот «теоретик» чернорубашечников, специально приехавший из Рима прославлять фашистское государство, прикрываясь знаменем Гегеля. По Джентиле государство (читай: фашистское государство Муссолини) есть осуществление мирового разума в нравственности. Не благосостояние является целью государ» ства, а его существование как свобода высшей власти. У индивида не остается никакого права на государство, кроме права жертвоприношения для него. Из этого основного понятия о государстве Гегель сделал, по мнению Джентиле,

91

больше, чем полководцы и политики. Даже налоговое законодательство основательным образом подвержено, по Джен-тиле, влиянию гегелевского духа, ибо современное учение о налогах признает за государством право требовать их от граждан как жертву и притом в неограниченном размере. Гегелевское учение о праве, по мнению «почтенного» Джен-тиле, преодолело рационалистическое учение о натуральном праве. Точно так же и в отношении частного права Гегель, по мнению Джентиле, преодолел взгляд, будто оно возникло и действует в силу заключенного индивидами договора.

Нужна ли более яркая и последовательная защита «сильного» фашистского государства, его террора по отношению к трудящимся, его выжимания всех соков из пролетаридта! Нужна ли более ясная проповедь борьбы с рабочим движением, чем это проиллюстрировал в своем докладе «профессор» Джентиле! •

Открытая проповедь фашизма сочеталась с проповедью религии, поповщины, мистики. Тот же «Ганноверский курьер» пишет: «Точно так же как философия жизненного дела Гегеля нашла свой апогей в философии религии, точно так же настоящий конгресс достиг своей вершины в докладе председателя и руководителя конгресса Лассона о «Гегелевской философии религии». Другая газета пишет: «Это был возвышающий дух заключительный момент конгресса, когда Лассон, при искреннем сочувствии слушателей, мог показать, что религиозность Гегеля отнюдь не была чем-то разыгранным им в целях его личных выгод, как это ему часто старались приписать," но что она соответствует глубокой, неоднократно выраженной им особенности его духа».

Для полноты картины необходимо остановиться на том обстоятельстве, что на конгрессе/ выступал прусский министр народного просвещения—социал-фашист Гримме, приветствовавший конгресс от имени прусского правительства. Своим присутствием этот социал-фашист освящает этот реакционнейший буржуазно-националистический конгресс. Социал-фашист приветствует конгресс как представитель буржуазного государства, как верный лакей и активный защитник капитализма. После своего выступления на конгрессе он получает плевки от хозяев за то, что посмел в своей речи упомянуть' имя Маркса, единственный раз упомянутое вообще на конгрессе. У нас нет стенограммы его выступления, но вн* и не требуется. Он написал по поводу конгресса большую статью в «Фррагрто* — «^Кпвой Гегель». Необходимо

па этой статье несколько остановиться, поскольку «на характерна для идеологии современного социал-фашизма. Несколько раз в своей статье Гримме говорит об «отцах социал-демократического движения—Марксе, Энгельсе, Лас-сале». Лассальянство в худшем своем выражении получает ныне довольно широкое распространение в современной немецкой социал-демократии.

Мы не будем касаться пустой болтовни, характерной для всей статьи Гримме, шовинистическо-националистиче-ских моментов, которыми она проникнута, восхвалений Гегеля в духе буржуазной печати. Остановимся на вопросе, который непосредственно нас интересует, — на его понимании взаимоотношения между Марксом и Гегелем. Вот что он пишет ло этому вопросу: «Всем этим мы отнюдь не хотим сказать, что между Марксом и Гегелем нельзя найти никакой разницы. Имеется нечто существенно отличающее их друг от друга... Оно заключается не в том, будто гегелевская диалектика Марксом ошибочно применяется к действительности, ибо даже и Гегель понимает диалектику как закон реальных процессов (!!). Отличие не заключается и в том, что Гегель позволяет историческому развитию достигать своей вершины в «абсолютном духе»; слово Маркса и Энгельса о скачке из необходимости в свободу оказывается при ближайшем рассмотрении вееьма близким, если не тождественным по смыслу (!!!). И точно так же не в" том кроется отличие, что Гегель будто бы не познал еще противоречия между буржуазным и пролетарским классом. Гегель видел его со всей отчетливостью (!!); однако он думал, что имеется возможность устранения этой основной для современного общества противоположности между тезисом «буржуазия» и антитезисом «пролетариат» внутри самого данного общества... И вот в этом месте и начинается разобщение в оценке отношений между Гегелем и Марксом... Напротив, для Маркса и Энгельса преодоление противрречий со- — вершается только тогда, когда трудящийся класс завоевывает себе единственно соответствующее обобществлению труда планомерное потребительное хозяйство как основу нового общества».

Читатель не посетует на нас за то, что мы привели такую длинную выписку из статьи Гримме. Идеология социал-фашизма, в частности вопрос об отношений между Марксом и Гегелем, в его трактовке получает здесь свое отчетливое выражение. Гримме совсем в «деборинском» стиле отожлест-

вляет диалектику Гегеля и Маркса. Идеализм сквозит з каждой путаной строке этого министра народного просвещения. Что еще чрезвычайно любопытно —■ это мелкобуржуазное представление об «основе нового общества» как о «планомерном потребительном хозяйстве».

В заключение мы приведем еще отзыв некоего Пауля Фельдкеллера об общем, характере гегелевского конгресса. Вот что он пишет: «Результатом конгресса было не углубление гегелевской мысли, но ее распространение среди более широких кругов и продолжение работы над нею. Один только Николай Гархман коснулся познавательной ценности гегелевской диалектики и поставил вопросы, которые касались философии в самой тесном смысле этого слова. (В остальных случаях мы слышали преимущественно признания, а не мотивировки, пересказы, а не разъяснения. В этой связи не надо забывать, что, невзирая на всю школьную работу, наше время неблагоприятно для философии в том смысле, как ее понимало эллинское сознание и новое время. Люди примирились с мипом и берут его таким, каков он есть. Но время фаустовского настроения, время того философского пафоса, который когда-то воодушевлял немецкий идеализм и последующую философию вплоть до Ницше, — это время явным образом теперь прошло».

Пессимизм, «отсутствие пафоса современной буржуазии», ее старческую немощность в области науки и философии — Пауль Фельдкеллер выразил в этих заключительных строках неплохо. Буржуазная философия современного периода находится в глубоком кризисе, полнейшем разброде. Современная буржуазная философия неспособна к какому бы то ни было серьезному творческому развитию. Исключительно, на что она способна, — это на восстановление тех или иных прошлых философских направлений, которые пригодны для оправдания капиталистического рабства. Разного рода неотечения, неонаправления — вот чем она пробавляется. Однако современные идеологи буржуазии неспособны понять даже, неспособны подняться до уровня своих классиков, неспособны уразуметь то действительно ценное и исторически-жизненное, что есть в произведениях классиков буржуазной идеологии. Это и неудивительно, ибо современный исторический этап в развитии буржуазии коренным образом отличается от торо зремени, когда она была революционным, восходящим, исторически прогрессивным классом.

Современная буржуазная философия находится полно-

стью в лоне мистики, неприкрытой поповщины, в плену самых диких религиозных предрассудков. Современное неогегельянство находится целиком и полностью на службе фашизма. Внешняя ученость, школьная мишура, университетская позолота прикрывают полную идейную дряблость и бессилие ее. Второй гегелевский конгресс с совершенной отчетливостью продемонстрировал все эти процессы.

Только пролетариат является единственным наследником не только материальных производительных сил буржуазного общества и ценностей, которые он создал. Он также единственный законный наследник всего лучшего, созданного буржуазной культурой, — наукой, философией. Однако пролетариат не просто усваивает это наследство, он его перерабатывает на базе единственно последовательного революционного мировоззрения — на базе диалектического материализма, беспощадно выметая весь буржуазный хлам, отметая все вредные и реакционные черты, стороны, моменты.

ИДЕАЛИСТИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ ФИЛОСОФИИ ГЕГЕЛЯ И ПРОТИВОРЕЧИЕ

МЕЖДУ СИСТЕМОЙ И МЕТОДОМ

Гегелевская философия, как и всякая другая философия, является продуктом своей эпохи. Она — продукт эпохи буржуазны* революций, величественное теоретическое построение. Она—отражение в идеологической сфере классовых конфликтов конца XVIII и первой четверти XIX в. Гегелевская философия — продукт эпохи Великой французской революции конца XVIII в.

Гегелевская диалектика — революционная сторона его учения, эта «алгебра революции? — представляет собой теоретическое обобщение в абстрактных категориях логики революционных процессов этого исторического периода. На гегелевском хоть и идеалистическом, но все же революционном учении о единстве и борьбе противоположностей, как основе всякого развития, на гегелевском учении о скачке, на его революционном учении об отрицании отрицания лежит печать революционной эпохи, эпохи буржуазных революций.

Непосредственное влияние революционных битв этого исторического периода особенно чувствуется в гегелевской «Феноменологии духа», в этом наиболее революционном его _ произведении.

Гегель всегда о большим восторгом отзывался о Французской революции. В своей «Философии истории» он писал о ней следующее: «С тех пор, как солнце светит на небе и вокруг него обращаются планеты, еще никогда не было, чтоб человек становился на голову, т. е. перестраивал действительность по идеям. Анаксагор первый сказал, что разум управляет миром, но только теперь впервые человек дошел -до признания, что мысль должна господствовать в сфере духовной деятельности.

Это был величественный восход солнца. Все мыслящие люда радостно приветствовали наступление новой эпохи. Торжественное настроение господствовало над этим временем, и весь\мир проникся энтузиазмом духа, как будто совершилось впервые его примирение с божеством».

В этой характеристике Французской революции однако весь Гегель: Гегель идеалист и одновременно Гегель диалектик; Гегель буржуазный революционер мысли, в котором чувствуются, как он сам о себе говорил, «взрывы революционного гнева», — и Гегель реакционер, Гегель идеалист, Гегель создатель своей системы, стоившей ему, по его же признанию, «более тяжелой работы мысли, чем метод»; и направленной в конце концов на оправдание прусской -монархии.

Маркс, характеризуя философию Канта, писал, что это была «немецкая теория французской революции». Эта характеристика может быть с правом отнесена ко всей немецкой классической философии, в особенности к Гегелю. В чем существо этой специфической характеристики, й чем существо немецкой теории революции, хорошо выясняет Энгельс в «Людвиге Фейербахе». Он там пишет:

«Подобно тому, как во Франции XVIII в., — в Германии XIX столетия философская революция служила введением к политическому перевороту. Но как непохожи одна на другую эти философские революции. Французы ведут открытую войну со всей официальной наукой, с церковью, часто даже с государством; их сочинения печатаются по ту сторону границы, в Голландии, в Англии, а сами они нередко переселяются в Бастилию. Напротив, немцы — профессора, государством назначенные наставники юношества; их сочинения — одобренные начальством руководства, а система Гегеля — венец всего философского развития — как бы возводится даже в чин королевско-прусской государственной философии. И за этими профессорами, в их педантически темных словах, в их неуклюжих скучных периодах скрывалась революция?!

Французская буржуазия штурмует твердыни феодализма, устраивает революционный террор против дворянства, воюет с феодальной реакцией всего мира; немецкая же буржуазия, — дряблая и бессильная в борьбе с феодализмом, с прусским юнкерством, создает в лице своих идеологов революцию в области духа, в области мышления, чтоб на практике примириться с прусской монархией и даже это прими-

ренае теоретически обосновать. «Философия права* Гегеля— произведение, освящающее монархию Фридриха/Вильгель-ма II абсолютным духом его философской системы.

Крупнейшие философские системы, накладывающие отпечаток на развитие философии, являющиесй определенными историческими ступенями в этом развитии, вроде например гегелевской философии, являются продуктом, отоб-ражейиея и выражением в области идеологии классовых отношений своей эпохи в целом. В этом смысле мы говорим о гегелевской философии как об идеологии и продукте всей эпохи буржуазных революций. Однако тот или другой идеолог вырастает из отношения классов, из состояния классовой борьбы своей родины. Будучи продуктом всей эпохи буржуазных революций конца XVIII и начала XIX в. в целом, гегелевская философия одновременно »с этим является продуктом немецких условий, немецких классовых отношений. Гегель — идеолог немецкой буржуазии первой половины XIX столетия. Этим объясняются специфические реакционные выводы его системы. Энгельс в этом же «Людвиге Фейербахе» писал: «Итак уже одни внутренние противоречия системы достаточно объясняют, почему крайне революционный метод мышления привел к очень мирному политическому выводу. Впрочем, специфической формой этого вывода мы обязаны томул что Гегель был немец и, подобно своему соотечественнику Гете,'— порядочный филистер. Гегель, как и Гете, был в своей области Зевс-Олимпиец, но ни тот, ни другой не мог вполне отделаться от духа немецкого филистерства».

Такова в общих чертах социальная подоплека основного противоречия, проникающего от начала и до конца в гегелевскую философию — противоречие метода и системы его. «Но это значило признать абсолютной истиной, — пишет Энгельс, — все догматическое содержание системы Гегеля и тем стать в противоречие с его диалектическим методом, разлагающим все догматическое».

Гегелевская диалектика как самое всестороннее, как самое богатое содержанием, как самое глубокое учение о развитии—считает Ленин—является величайшим приобретением немецкой классической философии. Гегелевская диалектика, была Марксом—Энгельсом перевернута с головы на ноги, была материалистически переработана. Материалистическая диалектика является «коренным теоретическим основанием марксизма». В мою задачу не входит сейчас давать подроб-

2S

ную характеристику всей системы Гегеля; я остановлюсь только на некоторых основных моментах, характеризующих гегелевское учение как теорию идеалистической диалектики, с тем чтобы на анализе и раскрытии ограниченностей и внутренних противоречий этой теории показать, как Маркс, Энгельс преодолевают эти противоречия, как Маркс, Энгельс создает теорию материалистической диалектики и как Ленин ее дальше развивает.              /

Несомненно гегелевская «Наука логики», которая и есть его развернутая идеалистическая теория диалектики, представляет собой крупнейшее произведение во всей мировой философской литературе, после блестящей плеяды французских материалистов.

В чем состоят основные харастерные черты гегелевской идеалистической теории диалектики? Нам цридется здесь из всей суммы этих проблем отметить только те,, которые необходимы для того, чтоб понять существо этой теории, а также основные проблемы теории материалистической диалектики. Это следующие проблемы: 1) абсолютный, объективный идеализм Гегеля, 2) единство, тожес'тдаЬ логики и теорий познания у Гегеля на идеалистической основе, 3) всесторонняя картина диалектических законов на идеалистической основе, 4) основные, внутренние противоречия гегелевской системы в целом и гегелевской «Логики» в особенности..

Известно, что Гегель — абсолютный идеалист. Абсолютность его идеализма заключается в том, что в центре всей его филисофской системы, в центре всей его логики в особенности, находится развитие абсолютной идеи. Можно сказать так: гегелевская философия, вся его система в цело»' имеют по существу один-единственный предмет, и этот один-единственный предмет — это развитие абсолютной идеи в различных ее формах и видах проявления и осуществления.

Гегель — о б-ъ ективный идеалист. Гегель понимает субъект совершенно иначе, чем понимается субъект в других философских системах, в частности у Канта и т. д. Гегелевский субъект — это не конкретный эмпирический человек; гегелевский субъект — это не индивидуум с ограниченным индивидуальным сознанием; гегелевский субъект — это не конечный человеческий дух. Субъект его филосо-фии — это объективированное сознание, это бесконечный мыслящий дух, мысль в себе и для себя; геге-

29

левскин субъект — это абсолютная идея, проявляющаяся между прочим и в конечном человеческом духе. Вот&то>яв-ляется основным предметом всей его «Логики». В э/ом смысле Гегель — абсолютный объективный идеалист.

'Как он на основе своего тожества субъекта if объекта, на основе своего^ объективного и абсолютного 'идеализма понимает, что такое логика?

В «Науке логики» он следующим образом определяет, что является предметом логики и что она представляет собой:

«Тем самым чистая. наука предлагает освобождение от противоположения сознания. Она содержит в себе мысль, поскольку последняя есть также вещь в себе самой, поскольку она есть также чистая мысль. Как наука, истина есть ч и-сто саморазвивающееся сознание и имеет образ самости, которая есть в себе и для себя сущее,познаваемое понятие, понятие же как таковое есть сущ*ее в себе и для себя. Это объективное мышление есть содержание чистой науки. Последняя поэтому в такой малой мере формальна, сколь мало лишена материи для действительного и истинного познания, что ее содержание, напротив,' есть единственно абсолютно истинное, или если тут можно употребить слово «материя», но такая материя, формы которой не есть нечто внешнее, так как эта материя есть собственно чистая мысль, стало быть абсолютная форма. Логику следует поэтому понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, как она без покрова есть сама в себе и для себя. Можно поэтому выразиться так, что: это содержание и'есть изображение бога, каков он есть в своей вечной сущности до сотворения мира и конечного духа».

В этой довольно длинной выписке дана сущность гегелевской трактовки логики. Здес очень ярко выражен абсолютный, объективный идеализм его философии, выражена также его диалектика и внутреннее органическое противоречие его системы. Из этой характеристики гегелевской логики можно сделать прежде всего следующий вывод: Гегель на идеалистической ochoie пытается разрешить проблему содержания и формы в логике, проблему исторического и логического абстрактного икон-к р е т II о г q и т. д. Из этого определения логики получает-

ся, что логика сама по себе истина, и является содержанием самого по себе и в самом себе развивающегося мышления. Окружающий внешний мир по Гегелю есть по сущестзу только прикладная логика. История есть также прикладная логика. 'Природа и общество — то же самое. Везде и всюд \ он пытается находить определения логики, вместо того чтобы постигнуть «своеобразную логику своеобразного предмета», как говорил Маркс. Приведем некоторые характера стики Маркса из его «Критики философии права», в которых дана исключительная по своей глубине критика гегелевского идеализма, Характеризуя систему и "етод Гегеля, Маркс пишет: «Интерес направлен только на т., чтобы в каждом элементе, будь то элемент государств;, будь то элемент природы, снова найти чистую ' идек», «логическую идею», действительные же субъекты, как например здесь «политическое устройство», становятся простыми названиями идеи, и мы в результате имеем только видимость действительного познания. Эти субъекты суть и остаются непонятыми, не постигнутыми в их специфической особенности определениями» («Архив М. — Э.», т. III, стр. 149). Маркс обнаруживает пустоту построений Гегеля, которая получается у него в результате его идеализма, и произвольность многих его построений, проистекающих — вопреки его диалектическому методу — из его идеалистической системы," из его стремления к законченной, замкнутой системе.

Маркс и Энгельс были единственными мыслителями, которые дали наиболее глубокое истолкование- «живого» в гегелевской философии, гениаЛЬно раскрыв внутреннюю борьбу «живого» и «мертвого» в системе великого немецкого идеалиста-диалектика. Вот еще одно место из марксовой «Критики философии права», характеризующее слабости гегелевского идеализма, как и идеализма в целом. «Конкретное содержание, — пишет Маркс, — действительное определение выступает как формальный момент, совершенно же абстрактное определение формы выступает как конкретное содержание. Сущность определений государства состоит не в том, что они являются определениями государства, а в том, что они в своей наиболее абстрактной ' форме могут быть рассматриваемы как логико-метафизические определения. Центр тяжести интереса лежит не в сфере философии права, а в сфере логики («Архив М.—Э.», т. III, стр. 153).

Из вышеприведенного гегелевского определения логики

мы видели, что Гегель на почве своего идеализма хотел разрешить проблему формы и содержания в «Логике». Этот момент Ленин неоднократно отмечает, характеризуя гегелевскую логику. Так. по поводу гегелевского положения, в котором он критикует Канта, «неверно, что они — «внешние формы», «формы, кои суть лишь формы н а содержании, а не само содержание», Ленин отмечает: «Гегель же требует логики, в коей формы были бы содержательными формами, формами живого, реального содержания, связанными неразрывно с самим содержанием» (IX сборник, стр. 39). Приводя далее гегелевскую мысль о том, что к «мысленному рассмотрению должны быть привлечены не только «внешняя форма», но и содержание», что «с этим введением содержания в соображения логики» «предметом становятся не вещи, а суть, понятие вещей», — Ленин, отмечая важность этих моментов, дает одновременно чрезвычайно глубокую материалистическую трактовку этой проблемы: «не вещи, а законы их движения материалистичны», — пишет он («Ленинский сборник» IX, стр. 43).

Ставя так вопрос о форме и содержании, Гегель дает чрезвычайно интересную и глубокую критику формальной логики. Страницы Гегеля, посвященные критике формальной логики, особенно в его 3-й части, где он разбирает формальное суждение, умозаключение и формальное понятие, и во 2-й части, в главе о единстве противоположностей, — это замечательные страницы.

По какой линии идет у него эта критика формальной логики? Он критикует пустоту формальной логики, отрыв формы'от содержания, он говорит, что формальная логика есть только пустое перечисление форм мышления, что формальная логика не знает перехода одной формы в другую, не знает движе-няи этих форм. Он показывает безжизненность и застывшую мертвенность формальной логики и выдвигает в противовес этому свое понимание понятия, связанное со всей его системой в целом. Гегелевское понятие — антипод формально-логическому понятию. Однако это антипод идеалистический. Понятие у Гегеля — это тождество формы и содержания, субъекта и объекта, полное сведение бытия к мышлению. Гегелевское понятие — демиург действительности. Его понятие — идеалистическое единство противоположностей.

Чт,обы преодолеть безжизненность, мертвую пустоту формальной логики, «достойную презрения^г насмешки», как он

32

выражается, Гегель придал понятию жизненность, внутреннюю борьбу противоречий, самодвижение. Чтоб преодолеть формализм, Гегель в своей философии, в своем учении о понятии срастил мыслительную форму с содержанием. О д-нако это сращение, отождествление оказывалось таким, что понятие преодолевало, пожирало предметный, объективный мир.

Чтобы нанести удар по статическим, пустым мертвым формам формальной логики, Гегель придал им самодвижение. Однако это есть самодвижение понятия как демиурга действительности. Чтобы раскритиковать и преодолеть дуализм формы и содержания, характерный для Канта, чтобы отказаться от «внешности» форм, Гегель вводит содержание в рассмотрение логики; однако это содержание вовсе не есть содержание объективного материального процесса — это мыслительное содержание, это духовное содержание.

Таким образом единство формы и содержания, которое дает в своей «Науке логики» Гегель, есть единство на почве идеализма. Являясь шагом* вперед по сравнению с пустой формалистикой формальной логики, по сравнению с априорными формами Канта, Гегель все же дает только видимость разрешения проблемы. Только диалектико-материалистиче-ская точка зрения, только логика в марксистском ее понимании, последовательно и до конца проведенная, только такая точка зрения единства противоположностей действительно разрешает проблему формы и содержания. В этой связи становится понятн!#м глубокое содержание ленинского определения логики. «Логика, — пишет он, в IX Сборнике, на стр. 41, — есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития «всех материальных, природных и духовных вещей», т. е. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т. е. итог, сумма, вывод истории познания мира».

В своей статье «К вопр'осу о диалектике» Ленин указывает: «Диалектика и есть теория познания (Гегеля и) марксизма». На основании этого указания меньшевиствующие идеалисты отождествляли разрешение этого вопроса у Гегеля и в марксизме. Между тем такое отождествление сугубо неправильно, представляет собой идеалистическую ревизию марксизма. Диалектика как теория познания у Гегеля дана на почве идеализма. У Гегеля —■ идеалистическое разрешение этого важнейшего вопроса, в марксизме—мате-риатистическое разрешение его. Дело в том, что для Гегеля

диалектика и есть теория познания идеализма, а для марксизма диалектика есть теория познания материализма. При этой коренной противоположности общность тут заключается в том, что и Гегель и марксизм не разрывают и не противопоставляют диалектику и теорию познания, — и Гегель и марксизм дают образец историчности при подходе к этой проблеме, однако у Гегеля историчность идеалистическая, в марксизме подлинная историчность, историчность на базе материализма.

В чем же смысл разрешения этого вопроса у Гегеля? Гегель первый в истории новой философии нанес жесточайший удар по антиисторической, метафизической,, так сказать критической, теории познания Канта. Поскольку вся плеяда неокантианцев вплоть до Макса Адлера целиком стоит на кантовских позициях в этом вопросе — постольку гегелевская критика направляется также и против них.

Кант предполагал, что в трактовке основных проблем философии, в трактовке вопросов, познания он сделал такое историческое дело, такой переворот, который может быть сравним с переворотом, совершенным Коперником в области астрономии. Суть этого переворота, по мнению самого Канта, состоит в том, что он создал априорную, заранее данную до всякого процесса познания теорию познания; что он создал сверх- и надисторическую, обоснованную вне процесса познания теорию,познания. Кант исходил при этом из совершенно ложной предпосылки, что для того чтоб обосновать знание, познание, надо выйти за пределы его, надо отвлечься от процесса познания, надо заранее указать его границы. Одним словом, по меткому выражению Гегеля, который как раз в это время его критиковал, он хотел научиться плавать, не входя в воду.

Гегель в этом- отношении делает по сравнению с Кантом гигантский шаг вперед. На базе своего абсолютного, объективного идеализма он хочет дать теорию познания, которая учитывает исторический процесс, исторический путь познания. На базе своего идеализма он пытается дать логическую картину всемирно-исторического опыта и исторического познания человечества. Эту сторону гегелевской «Науки логики» Ленин отмечает многократно в своих конспектах (IX сборник, стр. 79): «Видимо Гегель берет свое саморазвитие понятий в связи со всей историей философии. Это дает еще новую сторону всей «Логики». Особенно надо обратить внимание на следующее место Ленина: «понятие (по-

знание) в бытии (в непосредственных явлениях) открывает сущность (закон причины, тождество, различие etc)—таков действительно общий ход всего человеческого познания (всей науки) вообще. Таков ход и естествознания и политической экономии (и истории). Диалектика Гегеля есть постольку обобщение истории мысли» (XII сборник, стр. 291).                             "                                f

Отмечая эту важнейшую сторону Гегелевского понимания логики, диалектики и теории познания, отмечая это, Гегель попытался разрешить диалектически проблему единства исторического и логического — мы не должны обходить ограниченности Гегеля в этом вопросе — поскольку решение этого вопроса у него идеалистическое. Действительная история действительного процесса познания на основе практики не является для него базой для логических законов и категорий, которые и представляют собой мыслительные формы, ! отражающие этот процесс, а, наоборот, базой, основой исторического является у «его логическое.                            • |

Гегелевская «Феноменология духа» и «Наука логики» — суть два произведения, которые дополняют друг друга, находясь между собой в органической связи. Трудно понять одно из этих произведений без другого.

Для интересующего нас вопроса «Феноменология духа» имеет исключительно большое значение. Энгельс в «Людвиге Фейербахе» следующим образом характеризовал это произведение Гегеля: «Ее можно было бы назвать параллельно эмбриологии и палеонтологии духа, развитием индивидуального сознания на различных его ступенях, рассматриваемых как сокращенное воспроизводство ступеней, исторически пройденных человеческим сознанием». «Феноменология духа» благодаря своему историзму, благодаря огромному историческому чутью и материалу, который проработан у автора, благодаря глубокой революционной насыщенности, которая содержится в этой книге, стоит значительно выше так называемых «критических» кантовских работ, посвященных вопросам теории познания. Однако и здесь идеализм Гегеля, которым от начала и до конца проникнута эта книга, не дает Гегелю возможности полностью разрешить поставленные вопросы. Результат всей его «Феноменологии духа» — это тождество субъекта и объекта, сознания и предмета, чистая мысль, чистое самосознание, абсолютная идея.                                                                             ф

Историзм — величайшая идея теории познания, пров •

димая Гегелем в трактовке логики. Однако действительная история подчинена у Гегеля логике: действительная история по Гегелю есть история саморазвития духа, вернее, действительная история есть осуществление развития абсолютного духа. Практика вводится Гегелем в теорию познания, в логику. Об этом мы также находим целый ряд указаний у Ленина. Однако и здесь практика Гегелем понимается в идеалистическом духе, практика суть только практика духовная, мыслительная.

Итак Гегель дает постановку важнейших вопросов, высоко подымающих его над Кантом. Он дает нам тождество диалектики, логики, теории познания, однако тождество на идеалистической основе. Именно идеализм Гегеля обусловливает всю ограниченность его и те противоречия, которые характерны для его философии.

Основное внутреннее противоречие гегелевской философии — это, как мы уже видели, противоречие между методом и системой, противоречие между абсолютным идеализмом и диалектическим методом. Для диалектического метода мет ничего раз навсегда установленного; безусловного, абсолютного. Диалектика видит на всем печать неизбежного падения и «ничто не может устоять перед ней, кроме непре-, рывного процесса возникновения и уничтожения, бесконечного восхождения от низшего к высшему» (Энгельс). Между тем сам Гегель строил всеохватывающую, абсолютную, законченную и замкнутую в себе самой систему: «И тот же Гегель, который в своей логике указывал, что вечная истина есть не что иное, как именно логический (т. е. значит и исторический) процесс, тот же самый Гегель увидел себя вынужденным положить конец этому процессу, так как надо было ему закончить свою систему... Но это значило провозгласить абсолютной истиной все догматическое содержание системы Гегеля и тем стать в противоречие с его диалектическим методом, разлагающим все догматическое» (Энгельс, Людвиг Фейербах).

Это противоречие проходит красной нитью -по всем философским произведениям Гегеля. Метод требует конкретного анализа конкретного материала, действительного исторического пути развития — идет ли речь о природе, об обществе, о различных формах общественного сознания, о праве и государстве и т. д., между тем система требует уложить * все в прокрустово ложе категорий, абсолютной идеи, чистой \ мысли и т. д. и т. п. Отсюда — удивительные иногда по

своей наивности выкрутасы, произвольность. в построении и конструкции системы, мистика в понимании переходов и т. д., насилование действительности, лишь бы не пострадала честь системы.

Однако не надо понимать вульгарно противоречие-между методом и системой у Гегеля. .Иногда представляют себе дело таким образом, будто диалектика и идеализм Гегеля расположены на разных полках, что они исключительно внешне друг с другом связаны, что очень просто взять диалектику и отбросить систему.

Между диалектическим методом Гегеля и его идеалистической системой существует не только противоречие, но также и внутреннее единство. У Гегеля — диалектический идеализм или идеалистическая диалектика. Диалектика и идеализм у него, метод и система не только противоречат друг другу, но также внутренне друг с другом согласованы. Это исторический факт, вызванный определенными историческими условиями, обусловленный определенной исторической обстановкой. В условиях Германии конца XVIII в. и первой половины XIX в, диалектический метод мог развиваться только в идеалистической форме. Однако эта же историческая обстановка с внутренним противоречием, с определенным отношением классов обусловливала также и в идеологических отражениях^ (одним из таких наиболее мощных и является гегелевская философия) глубокие внутренние противоречия.

Сама философская система Гегеля — лучший пример диалектического единства и борьбы противоположностей, лучший пример правоты метода его перед системой.

Великолепную материалистическую критику идеалистической системе Гегеля, ее исходному идеалистическому пункту давал уже Фейербах. Он писал: «Учение Гегеля о том, что идея полагается перед реальностью и природой, является лишь рациональным выражением теологического учения о том, что природа, материальная сущность, сотворена богом, нематериальным, т. е. абстрактным, существом. «В конце «Логики» это даже приводит абсолютную идею к «фантастическому решению» собственноручно и документально подтвердить ее происхождение из теологического неба» (f. I, стр. 71), Правильно отмечает Фейербах, что благодаря идеализму «сущность гегелевской логики есть сущность природы и человека, однако без сущности, без приро-ды, б е з ч е л о в а к а».

37

Надо сказать, 4to Даже идеали^ы-философы правильно нащупывают внутреннее противоречие системы Гегеля. Особенно интересен в этом отношении Тренделенбург. Тренде* ленбург обрушивается в своей критике Гегеля на предметный, содержательный характер его логики, с точки зрения чистого формалиста.

Критика Тренделенбурга, которая кажется ему самому сокрушительной критикой диалектики, для нас интересна как раз в том отношении, что бьет она по исходному идеалистическому пункту Гегеля и показывает только правоту материалистической диалектики. «Когда один идеалист бьет другого идеалиста, выигрывает материализм» (Лени н).

Тренделенбхрг не согласен с революционной диалектикой Гегеля, он хочет бить именно ее, "а здорово попадает (не в бровь, а в глаз) в идеалистический исходный пункт Гегеля, в идеалистический характер ' диалектики.

Исключительно большое значение для критики идеализма Гегеля, для раскрытия внутренних противоречий его философского учения имеет работа Маркса «Критика гегелевской философии права». Эта работа в совершенно недостаточной степени изучена и использована. Это и неудивительно, ибо меньшееиствующий идеализм в своей прежней работе даже и не видел задачи критики идеализма Гегеля. Маркс в упомянутой работе показывает, как в силу своего абсолютного идеализма Гегель впадает в дуализм в своем учении. Это дуализм конечно совсем иного типа, чем у Канта. Гегелевский дуализм есть результат, следствие^%сей его идеалистической концепции, есть выражение ограниченности его идеализма, как и идеализма вообще. Маркс следующим образом характеризует эти противоречия у Гегеля: «Действительным субъектом у Гегеля становится мистическая субстанция, а реальный субъект представляется как нечто другое, как момент мистической субстанции. Имени® потому, что Гегель, вместо того kчтобы исходит из реаль» ного существа, исходит из предикатов, из всеобщих опре-; делений, а между тем. все же должен быть какой-нибудь носитель, — этим носителем становится" мистическая идея. Тут-то и сказывается гегелевский дуализм, в силу которого Гегель вообще не рассматривает как действительную сущность действительно конечного,; т. е. соответствующего, определенного, или действительное существо не считает подлинным субъектом; бесконечного». ^

38

Маркс указывает, ЧТО это есть бдиН ИЗ основных неДО-статков гегелевской концепций. Маркс показывает, как проявляется этот дуализм у Гегеля в разных формах. Так например, он пйказырает, как пренебрежение у Гегеля к эмпи-рйЧеской реальности вообще, вытекающей из его оценки сферы развития абсолютного духа, вызывает обращение у Гегеля к первой попавшейся эмпирической реальности вследствие неизбежной «тоски по содержанию».. Маркс пишет: «Это превращение субъективного в объективное и объективного в субъективное (которое является следствием того, что Гегель хочет писать историю жизни абстрактной • субстанции, идеи, следствием того, что согласно его концепции, таким образом, человеческая деятельность должна выступать, как деятельность и результат чего-то другого, следствием того, что Гегель хочет заставить действовать, как некую воображаемую единичность, существо человека, взятое само по себе, вместо того чтоб заставить его действовать в его действительном человеческом существовании) имеет своим необходимым результатом, что эмпирическая реальность некритически принимается за действительную истину идеи, ибо речь идет не о том, чтобы эмпирическую реальность свести к ее истине, а о том, чтоб истину свести к какой-либо эмпирической реальности: «в таком случае первая попавшаяся эмпирическая реальность развивается как реальный момент идеи».

Марксова критика гегелевской философии права требует специального разбора. Мы не можем здесь на этом вопросе 1 более подробно останавливаться, нам хотелось на двух примерах показать, как велики внутренние противоречия гегелевской философской системы, его идеалистической теории диалектики. Ленин, говоря о противоречиях гегелевского идеализма, дает очень глубокую их характеристику. Он писал. «Абсолютная идея Гегеля собрала вместе все противоречия кантовского идеализма, все слабости фихтеанства». Идеализм Гегеля, являясь высшим видом идеализма, обнаруживает в «снятом» виде все противоречия всякого типа идеализма, предшествовавшего ему, все нелепости идеализма. Идеализм Гегеля, «подэйдя вплотную к материализму и частично даже. перерастая в него», вместе с тем дает картину наиболее глубоких противоречий, в которые впадает идеализм вообще. Умея критиковать и разоблачать гегелевский идеализм, мы* должны по указаниям и примерам Ленина уметь обнаруживать рациональные зерна в гегелевской

философии, материалистически их перерабатывая. Никоим образом нельзя забывать высоких оценок гегелевской диалектики, имеющихся в работах Маркса, Энгельса, Ленина, которые вместе с тем показали, что подлинная диалектика может быть только материалистической диалектикой, что действительная диалектика совместима только с материализмом, что действительное преодоление противоречий, указанных выше, происходит только на почве диалектического материализма.

МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ДИАЛЕКТИКА МАРКСА, ЭНГЕЛЬСА И ЛЕНИНА

Диалектический материализм Маркса—Энгельса—гениальный продукт новой исторической эпохи, когда на историческую сцену вышел рабочий класс, когда со всей явственностью раскрылось противоречие, антагонизм наемного труда и капитала, антагонизм между пролетариатом и буржуазией, когда четко определилась историческая миссия пролетариата в современном обществе. 'В своей ранней работе «Святое семейство* Маркс и Энгельс следующим образом характеризуют эту историческую роль пролетариата:

«Но он не может освободить себя, не упразднив своих собственных жизненных условий. Он не может упразднить' своих собственных жизненных условий, не упразднив всех бесчеловечных жизненных условий современного общества, сосредоточившихся в его собственном положении. Он не напрасно проходит суровую, закаляющую школу труда. Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель отдельный пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, чхо такое пролетариат, что он сообразно этому своему бытию исторически вынужден будет делать» (Маркс и Энгельс, т. III, стр. 56).

Диалектический материализм Маркса и Энгельса — продукт эпохи, когда анархия и кризисы капиталистического общества обнаружились уже в высокой степени, когда они поставили пролетариат уже перед необходимостью бороться не только эа частичные улучшения, но против самого капиталистического общества в целом; продукт той эпохи, когда начинаются первые рабочие восстания, • например июньское восстание 1848 г. в Париже, когда рабочее движение начинает делать первые успехи, прорывать свои локальные национальные рамки, приобретать мировой характер;

41

продукт той исторической эпохи,'когда на горизонте появляются грозные признаки пролетарской революции, когда «призрак коммунизма» уже бродит по Европе>.

ЯйЛяйеь гениальным детищем этой революционной эпохи, научным революционным методом и, мировоззрением пролетариата, материалистическая диалектика Маркса и Энгельса внушает злобу и ужас теоретикам и идеологам буржуазии. Диалектический материализм Маркса и Энгельса, являясь идеологией и мировоззрением .. пролетариата, вырастает из предшествующего развития немецкой классической философии, в особенности из гегелевской диалектики. Однако он не есть прямое и непосредственное продолжение .диалектики Гегеля, как это думают меньшевиствующие идеалисты; он не есть также простое заимствование диалектики Гегеля; он не есть также механический «синтез» диалектики Гегеля и материализма Фейербаха, как это представляют себе и Аксельрод, и Деборин, и механисты, и меньщевиствующие идеалисты.

Диалектический материализм Маркса и Энгельса представляет собой результат преодоления идеалистической диалектики Гегеля и. одновременно ограниченного характера материализма Фейербаха; он есть результат материалистической переработки диалектики Гегеля, опираясь на богатейший материал классовой борьбы и изучение исторических задач пролетариата со стороны Маркса и Энгельса; он- одновременно есть преодоление созерцательного характера материализма Фейербаха, не понимавшего исторического пути развития человечества и «практически критической революционной деятельности».

• Материалистическая диалектика Маркса — Энгельса явилась «революционной душой» марксизма в целом, его «коренным теоретическим основанием». При помощи метода материалистической диалектики Маркс создает свой «Капитал». При помощи этого метода Маркс и Энгельс создают свои гениальные исторические работы, свои стратегические и тактические работы и т. д. «Применение материалистической диалектики к "переработке всей политической экономии, с оснований ее, к истории, к естествознанию, к философии, к политике и тактике рабочего класса — вот что более всего интересует Маркса и Энгельса, вот во что они вносят наиболее существенное и наиболее новое, вот в чем их генильный шаг вперед в истории революционной мысли», — писал Ленин, характерная переписку Маркса и Энгельса.

Ленин развивает марксизм в новую историческую эпоху, в »поху империализма и пролетарских революций. Ленин вносит новое и конкретизирует марксистское учение во всех его составных частях применительно к условиям новой1 эпохи. «Ленин был и остается самым верным и последова* тельным унеником Маркса и Энгельсы, — писал т. Сталин в ответе американской рабочей делегации в 1927 г.,—целиком и полностью опирающимся На принципы марксизма. Но Ленин не был только лишь исполнителем учения Маркса— Энгельса. Он был вместе с тем продолжателем учения Маркса—Энгельса. Что это значит? Это значит, что он развил дальше учение Маркса — Энгельса применительно к новым условиям развития, применительно к ноной фазе капитализма, применительно к империализму. Это значит, что, развивая дальше учение Маркса в новы-с- условиях классовой борьбы, Ленин внес в общую сокровищницу марксизма нечто новое по сравнению с тем, что могло быть дано в период до империалистического капитализма, причем это новое, внесенное Лениным в сокровищницу марксизма, базируется целиком и. полностью на принципах, данных Марксом и Энгельсом. В этом смысле говорится у нас о ленинизме, как марксизме эпохи империализма и пролетарских революций»...

Ленинский этап в развитии диалектического материализма, представляя собой органическую состазную- часть ленинизма в целом, есть продукт развития материалистической диалектики применительно к той эпохе, когда «противоречия капитализма дошли до крайней точки, когда пролетарская революция стала вопросом непосредственной практики, когда старый период подготовки рабочего класса к революции уперся и перерос в новый лер;юд прямого штурма капитализма» (Сталин).

Ленинский этап в развитии материалистической диалектики, являясь продуктом новой в высшей степени революционной эпохи, представляет собой конкретизацию и дальнейшее развитие метода Маркса и Энгельса, его материалистической диалектики.

Тов. Сталин писал: «В самом деле, если ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции, а основным содержанием пролетарской революции является диктатура пролетариата,— то ясно, что главное в ленинизме состоит в вопросе о диктатуре пролетариата, в разработке этого вопроса, в обосновании и конкретизации этого вопроса».

43

Это положение должно быть отправным пунктом для йони-мания того обстоятельства, что было определяющим'моментом для развития всех составных частей марксизма,'данных Лениным применительно к новой эпохе, в том'чйсле'й к фи-' лософской основе марксизма. Однако отсюда йовсё Не выте-кает прямое отождествление философской основы марксие-ма-ленинизма с теорией диктатуры пролетариата, е теорией лролетарской революции.

Лениным дано дальнейшее развитие материалистической диалектики как «философской науки». В основном то новое, что внесено Лениным в понимание материалистической диалектики как «философской науки>, состоит в дальнейшем развитии теории материалистической диалектики как логики, как теории познания. Тождество диалектики, •* 'логики, теории познания — вот то важнейшее звено в понимании диалектического материализма, что дальше развито, конкретизировано Лениным по сравнению с Марксом и Энгельсом.

В своем отрывке «К вопросу о диалектике» Ленин пишет: «Диалектика и есть т е в р и я познания (Гегеля и) марксизма: вот на какую «сторону» дела (это не «сторона» дела, а суть дела) не обратил внимания Плеханов, не говоря уже ^о других марксистах». Придавая этому вопросу исключитель-*но большое значение, Ленин возвращается к нему много раз в своих философских тетрадях. Так например в IX «Сборнике», на стр. 119, он пишет: «Итак, не только описание форм мышления и не только естественно-историческое описание явлений мышления (чем это отличается от описания форм...), но и соответствие с истиной, т. е... квинтэссенция, или, проще, результаты и итоги истории мы ел и...» На полях по поводу этой последней фразы Ленин делает следующую приписку: «В таком понимании логика совпадает с теорией познания. Это вообще очень важный вопрос».

Так дальше, на стр. 203 IX «Сборника», Ленин опять пишет: «Логика есть учение о позеании. Есть теория познания. Познание есть отражение человеком природы. Но это не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а процесс ряда абстракций, формулирования, образования понятий, законов и т. д., каковые понятия, законы и т. д. (мышление, наука —• «логическая идея») и охватывают условно приблизительно универсальную закономерность вечно движущейся и развивающейся природы».

44

К этому же вопросу Ленин возвращался снова в XII «Сборнике», когда он писал: «Диалектика, логика, теория познания (не надо трех слов) — это одно и то же».

Итак, как же понимать эту ленинскую трактовку сути марксистской философии, т. е. единство, тождество диалектики и теории познания? Для того чтобы разобраться в этом вопросе, надо прежде всего посмотреть, как разрешается в материалистической диалектике вопрос о соотношении и единстве логического и исторического. Обратимся к Энгель- . су, который дает классическую формулировку этого вопроса. В статье-рецензии на «Критику политической экономии» Маркса он писал: «Преимущество способа мышления Гегеля перед способом мышления всех других философов коренится в том огромном историческом чутье, которое лежало в основе первого. Несмотря на абстрактность и идеалистичность формы, ход его мыслей всегда развертывался параллельно ходу истории, и последний должен был служить только проверкой для первого...»

В этой же статье Энгельс^ развивает ряд мыслей о соотношении исторического и логического, которые крайне важны в связи с рассмотрением ленинских заметок. Он указывает, что всякое историческое развитие идет скачками, зигзагообразно, с большими уклонениями в стороны, с возвращением назад. Если теоретику какой-либо науки пришлось бы использовать весь этот материал, то ему чаето приходилось бы уделять весьма значительное внимание малоценному материалу, прерывать ход мыслей и т. д. «Логический метод исследования являлся поэтому единственно подходящим. Последний однако есть тот же исторический метод,* только освобожденный от его исторической формы и от нарушающих стройность изложения исторических случайностей».

Энгельс развивает вопрос о единстве логического и исторического метода исследования, который положен Марксом в основу его «Критики политической экономии». Ленин в своих философских тетрадях, особенно при рассмотрении вопроса о диалектике и теории познания, исходит из этих положений.

Как мы видели выше, Гегель сделал шаг вперед при подходе к этим вопросам по сравнению с Кантом. Гегель р своей системе категорий хотел на идеалистической основе дать теорию познания, разрешающую проблему логического и исторического, дать теоретическую картину всемирно-исто-

рического опыта и познание человечества, понимая этот опыт и познание и само историческое развитие человечества идеалистически. История однако оказалась подчиненной логическому развитию абсолютного духа. Историческое, действительное движение оказалось производным следствием логического движения. Ленин за схоластической, темной «гегельянщиной» раскрывает то содержание, которое имеется по этим вопросам у Гегеля, и вместе с тем дает замечательное материалистическое истолкование этих проблем, развивая тем самым важнейшие проблемы теории материалистической диалектики.

Гегель в одном из своих определений логики в первой строке пишет: «Логика есть чистая наука, т. е. чистое», а в другой строке: «знание в полном объеме своего развития». Замечания Ленина по этому поводу следующие: «1-я строка — ахинея, 2-я строка — гениальна». Знание в полном объеме своего развития — вот суть нашей диалектики как теории познания. На этот вопрос Ленин обращает центральное внимание в своих философских тетрадях. Он дает следующие определения: «движение научного познания», «сам себя конструирующий путь познания», «путь (тут гвоздь, по-моему) действительного познания, познавательного движения». Ленин неустанно подчеркивает в разных вариациях эту мысль: «новое шествие движения нашего знания о вещах все глубже и глубже», «категории суть ступеньки выделения, т. е. познания, мира», итог опыта наук и т. д. и т. п.

Однако материалистическая логика, диалектика не есть просто эмпирическая история познания, описательная история наук, идеологий, истории философии и т. д. Тут мы имеем единство логического и исторического в том смысле, как об этом писал Энгельс. В нашей теории материалистической диалектики мы имеем такую историю познания, которая изложена в отвлечении от исторических случайностей, которая дана' в обобщающих эту историю познания законах, в категориях.

«История мысли с,, точки зрения развития и применения общих понятий и категорий логики — вот что нам нужно!» (IX «Ленинский сборник», стр. 195).

Весь практический, теоретический, научный опыт человечества, изученный в процессе исторического развития, — вот основа материалистической диалектики, логики, материалистической теории познания. Ленин вскрыл это содержа-

46

ние, выяснив, что история, путь познания, всемирно-исторического опыта человечества, данный в обобщающих этот-путь развития категориях, в их -взаимной переплетенности, связи, в их необходимых переходах, — что это и есть наша логика, диалектика, теория познания.

В самом деле, может ли быть теория познания, претендующая на научное значение, не базирующаяся на процессе-человеческого познания в полном объеме его развития. Может ли быть какая-нибудь теория познания, стоящая вне исторического процесса познания?

В соответствии с таким пониманием диалектики и теории познания можно перейти к выяснению того, что собой представляют категории диалектики, как они развиваются Лениным в его философских тетрадях. Категории понятия суть «моменты познания человеком природы» (IX «Сборник», стр. 231). «Практикой своей доказывает человек объективную-правильность своих идей, понятий, знаний, науки. Повторяясь и подтверждаясь в практической деятельности людей, миллиарды раз определенные связи между этими понятиями приобретают характер логических законов, признаются нами наиболее общими формами движения материальных и духовных явлений» (ср. IX «Сборник», стр. 219).

И для пояснения этого Ленин рисует следующую картину: «Река и капли в этой реке. Положение каждой капли, ее отношение к другим; ее связь с другими; направление ее движения; скорость; линия движения — прямая, кривая, круглая и т. д. — вверх, вниз. Сумма движения. Понятие как учеты отдельных сторон движения, отдельных капель (= «вещей»), отдельных «струй» и т. д. Вот приблизительно-картина мира по «Логике» Гегеля,—конечно минус боженьха в абсолют» (IX «Сборник», стр. 139). Логика, теория материалистической диалекти-ки изучает наиболее общие формы связи, переходов, взаимозависимостей между этими каплями и струями. В соответствии с этим Ленин дает следующее определение логики:

«Логика есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития «всех материальных, природных и духовных вещей», т. е. развитие всего конкретного содержания мира и познания его, т. е. итог, сумма, вывод истории познания мира» (IX «Сборник», стр. 41).

Таким образом отличие диалектико-материалистической логики как теории познания заключается в том, что она рассматривает свои законы и категории не как пустые, неза-

4Г

висимые от содержания, равнодушные к нему формы, как это имеет место в формальной логике, и не как моменты саморазвивающейся независимо от материального мира идеи, как это имеет место у Гегеля, а как выражение отраженного в нашем мозгу, переведенного и переработанного в человеческой голове материального движения.

Чем же отличается по своему существу диалектическая логика от формальной, метафизической? Энгельс указывал, ■что метафизика рассматривает мир как совокупность готовых вещей, в то время как диалектика рассматривает «го как совокупность процессов. А для того, чтобы правильно выразить движение, наши понятия тоже должны быть подвижны, должны быть связаны друг с другом и переходить друг в друга. «Человеческие понятия не неподвижны, а вечно движутся, переходят друг в друга, переливаются одно в другое, без этого они не отражают живой жизни. Анализ понятий, изучение их, «искусство обращаться с ними» (Энгельс) требует всегда изучения движений понятий, их связи, их взаимапереходов» (XII «Сборник», стр. 181—183).

Таковы некоторые важнейшие положения,, которые необходимы для понимания теории материалистической диалектики и всего ее отличия от теории идеалистической диалектики, развернутой и созданной Гегелем. В показанной нами здесь разработке вопросов теории материалистической диалектики, которую дает Ленин, мы имеем последовательный ответ на важнейшие вопросы философии. Материалистическая диалектика дает единственно последовательное до конца материалистическое разрешение' проблемы единства формы и содержания, абстрактного и конкретного, логического и исторического, чувственности и мышления, вопросов о характере, систематической связи категорий и их переходов. Перед нами стоит серьезная задача широко развернуть и показать теоретическое богатство марксизма по всем этим проблемам.

Особое внимание надо обратить на «ядро диалектики», на закон единства и борьбы противоположностей. Этот основной и важнейший закон диалектики получает особое развитие в работах Ленина. В IX «Сборнике» Ленин, говоря -об этом законе, пишет: «Диалектика есть учение о том, как могут быть и как бывают (как становятся) тождественными противоположности, — при каких условиях они бывают тождественны, превращаясь друг в

-48

друга, — почему ум человека не должен брать эти противоположности за мертвые, застывшие, а за живые, условные, подвижные, превращающиеся одна в другую. . Ленин, применяя этот закон диалектики к анализу сложных процессов действительности эпохи империализма и пролетарских революций, — применяя его, одновременно -с этим теоретически его развивает и уточняет. (Возьмем например важнейшие лозунги и трактовки коренных политических проблем большевизмом: перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую, и р е-вращение империалистической войны в гражданскую, диктатура пролетариата как пролетарская демократия, уничтожение классов в процессе ожесточенной классовой борьбы, — мы увидим, что они представляют собой «сгустки диалектики», применение и дальнейшее теоретическое развитие закона единства противоположностей.

ИЗУЧАТЬ ГЕГЕЛЯ, СЛЕДУЯ

УКАЗАНИЯМ МАРКСА,

ЭНГЕЛЬСА, ЛЕНИНА

И СТАЛИНА

*

В своем выступлении на собрании, посвященном X годовщине Института красной лрофессуры, т. Каганович говорил: «Нужно по-большевистски подходить к учебе и суметь взять от Гегеля например то, что нужно для> нас, для нашей борьбы. В особенности нужно по-большевистску!, по-ленински подойти к истории прошлого, к истории вчерашнего дня, и подойти так, чтобы историю этого вчерашнего дня увязать с генеральной линией партии, с теми грандиозными новыми задачами, которые стоят перед нами сегодня и которые будут еще стоять завтра».

Здесь с большой четкостью выражен тезис о партийности науки, о партийности нашего подхода к учебе, к марксистско-ленинскому воспитанию кадров. Наш интерес к Гегелю заключается в том, чтобы взять от него то, что нужно для нас, для большевиков. Наш интерес к Гегелю — это интерес к его диалектическому методу, который был материалистически переработан Марксом и Энгельсом и дальше развит Лениным. Наш интерес к Гегелю — это интерес к революционной диалектике, хоть и развитой им, исходя из ложного исходного идеалистического пункта, но дававшей вместе с тем полную, наиболее всестороннюю картину диалектического развития. Наш интерес к Гегелю — это интерес к диалектическому методу, который, будучи материалистически переработан, представляет собой оружие для познания объективных закономерностей и революционного изменения окружающей действительности.

Материалистическая диалектика — теоретическая основа всей практики борьбы рабочего класса; материалистическая диалектика Маркса, Энгельса, Ленина является теоретической основой генеральной линии нашей партии. Вождь мирового

коммунизма — т. Сталин, являющийся лучшим учеником Ленина, является величайшим материалистом-диалектиком нашей эпохи, разрабатывающим и применяющим к сложной обстановке развернутого наступления по всему фронту ленинскую диалектику.

Особое место получает в работах т. Сталина разработка вопроса о единстве теории и практики, о действенном, творческом характере нашего мировоззрения и метода в противоположность догматическому характеру «марксизма» у представителей II Интернационала и у всякого рода оппортунистов и уклонистов. Красной нитью по всем его работам проходит это противопоставление действенности марксистского метода, действенности материалистической диалектики — метафизике, софистике, «цитатному марксизму» — оппортунизму. И именно потому, что т. Сталин дает нам образец такого действенноголонимания и применения марксизма, именно поэтому он дает нам и образцы дальнейшей теоретической разработки вопросов материалистической диа-> лектики. В самом деле, стоит только напомнить работы т. Сталина по вопросу о звене, о субъективном и объектив-' ном факторах исторического развития, о категориях возможности и действительности, его критику теорий равновесия и теории самотека, для того, чтобы стало ясно, какое теоретическое развитие вопросов материалистической диалектики он нам дает. Именно т. Сталин подлинно в духе ленинского завещания, данного им в статье «О значении воинствующего материализма», «разрабатывает эту диалектику со всех сторон», пользуясь «теми образцами диалектики в области отношений экономических, политических, каковых образцов новейшая история^ особенно современная империалистическая война и революция, дает необыкновенно много» (Ленин).»

Диалектика есть душа марксизма, говорит вслед за Лениным т. Сталин. На XVI съезде партии т. Сталин следующим образом характеризовал диалектику марксизма: «Это жизненная правда марксовой диалектики, которая дает возможность большевикам брать самые неприступные крепости». Критикуя далее оппортунизм, он говорил: «Кто не понял этой диалектики исторических процессов, тот погиб для марксизма. Беда наших уклонистов состоит в том, что они не понимают и не хотят понять марксовой диалектики».

Мы хотим здесь привести два-три образца диалектики т. Сталина, которая дала и дает возможность большевикам

51

брать самые неприступные крепости. Возьмем анализ приро-1 ды колхозов, данный т. Сталиным в своем выступлении на» конференции аграрников-марксистов. Определяя тип колхозного хозяйства как одну из форм социалистического хозяй-. ства, т. Сталин к этому определению подходит с точки1 зрения анализа отношения людей в процессе производства, т. е. с точки зрения единственно последовательного марксистского критерия для определения социальной природы хозяйства. И вот с этой единственно правильной точки зрения «разве колхоз не представляет обобществления основных орудий производства на земле, принадлежащей к тому же государству? Какое имеется основание утверждать, что колхозы как тип хозяйства не представляют одну из форм социалистического хозяйства?» («Вопросы ленинизма», стр. 560). Устанавливая социалистическую природу колхозов как типа хозяйства, т. Сталин переходит к анализу внутренних противоречий колхоза, отличающих его от последовательно-социалистического типа хозяйств, предприятий. Особенно интересен анализ элементов классовой борьбы в колхозах. Он пишет: «В том-то и состоит ошибка наших «левых» фразеров, что они не видят этой разницы. Что значит классовая борьба вне колхозов, до образования колхозов? Это значит — борьба с кулаком, владеющим орудиями и средствами производства и закабаляющим себе бедноту при помощи этих орудий и средств производства. Эта борьба представляет собой борьбу не на жизнь, а на смерть. А что значит классовая борьба на базе колхозов? Это значит прежде всего, что кулак разбит и лишен орудий и средств производства. Это значит, наконец, что дело идет о борьбе между членами колхозов, из коих одни не освободились еще от индивидуалистических и кулацких пережитков и пытаются использовать некоторое неравенство в свою выгоду, а другие желают изгнать из колхозов эти пережитки'и это неравенство».

Мы видим таким образам, как т. Сталин вскрывает к а-чественную разницу, которая имеется между классовой борьбой в деревне д о колхоза и элементами классовой борьбы в колхозе. Только владея в совершенстве методом материалистической диалектики, методом подлинно конкретного анализа сложной конкретной действительности, только умея по-ленински применять важнейшие законы диалектики, законы качества,4 количества, меры, закон единства противоположностей, можно дать такой четкий анализ социальной

52

Природы колхозов,|рдя<щдёло^лротиворечия в деревне вне к о л х о з о &$гН£Н|(Нсачественно иной основе, другое дело — имеющиеся ^противоречия "в колхозах уже на другой качественной основе, В" Другом типе хозяйства. Одно дело — борьба^ кулаком, с владельцем орудий и средств, производства, борьба не на жизнь, а- на смерть, другое дело — борьба с .кулацкими, индивидуалистическими пережитками на базе колхозов. Одно дело —первый тип противоречий/-^другое дело — противоречия второго порядка.

Все работы т. Сталина представляют собой неисчерпаемое количество таких образцов материалистической диалектики. М1ы здесь отметим только еще следующий вопрос — это вопрос о национальной и социалистической культуре. Всем известен сталинский анализ характера и лозунгов национальной культуры в условиях господства буржуазии и в услбвиях диктатуры пролетариата. Вот два типа разре-дщения единства формы и содержания, которые дает нам .^кивая действительность и которые с таким мастерством вскрыты т. Сталиным. Вот что говорил т. Сталин на XVI съезде партии: «Что такое национальная культура при господстве национальной буржуазии? Буржуазная по своему) содержанию и национальная по своей форме культура, имеющая своей целью отравить ядом массы, ядом национализма, и укрепить господство буржуазии. Что такое национальная культура при диктатуре пролетариата? Социалистическая по своему содержанию и национальная по форме культура, имеющая своей целью воспитать массы в духе интернационализма и укрепить диктатуру пролетариата. Как можно смешивать эти два принципиально различных явления, не разрывая с марксизмом?» •

Основное при подходе т. Сталина к анализу этих явлений —■ это различие классовой структуры и классовой природы двоякого типа господства — господство национальной буржуазии и господство социалистического пролетариата, его диктатуры. Чрезвычайно характерным в этом анализе является материалистический примат содержании в^диалек-тическом единстве формы и •содержания. Тов. Сталин не исходит из раз навсегда данного единства формы и содержания, — он анализирует историческую, классовую подоплеку этого единства. Чрезвычайно характерно применение теории развития к вопросу о культуре. Приведем это классическое место из работ т. Сталина. Он писал: «Может по-

• 53

казаться странным, что мы, сторонники слийния в будущем национальных культур в одну общую (и по форме и по содержанию) культуру с одним общим языком, являемся вместе с тем сторонниками расцвета национальных культур в данный момент, в период диктатуры пролетариата. Но" в этом нет ничего странного. Надо дать национальным культурам развиться и развернуться, выявить все свои потенции, чтобы создать условия для слияния их в одну общую культуру с одним общим языком. Расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур в условиях диктатуры пролетариата в одной стране для слияния их в одну общую социалистическую (и по форме и по содержанию) культуру с одним общим языком, когда пролетариат победит во всем мире и социализм войдет в быт, — в этом именно и состоит диалектичность ленинской постановки вопроса о национальной культуре».

Вот яркие образцы материалистической диалектики. Глубоко ошибся бы тот, кто посчитал бы, что мы здесь имеем только применение диалектики, а не ее развитие, не разработку теории материалистической диалектики. Надо понять, что действительное творческое применение метода материалистической диалектики есть одновременно и действительное его теоретическое развитие. В данном случае на примере единства формы и содержания видно, какое теоретическое богатство мы здесь получаем. Помимо двуд типов единства формы и содержания—теория развития, примененная к национальному вопросу, дает новый тип единства противоположностей: единую и по форме и по содержанию культуру коммунистического общества.

Мы привели здесь два образца применения и развития материалистической диалектики, для того чтобы показать, как партия и т. Сталин, выполняя директивы и указания Ленина, разрабатывают со всех сторон материалистическую диалектику, без которой марксизм является, по выражению Ленина, не сражающимся, а сражаемым. В свете творческого понимания марксизма, действенного понимания диалектического Материализма, совершенно ясной BbiraHflnt схоластическая разработка диалектики, которая «велась» меньше-виствующим идеализмом в отрыве от практики социалистического строительства.

Наша партия придает исключительное значение революционной теории, без которой немыслима революционная практика. Материалистическая диалектика является револю-

ционной душой марксизма-ленинизма. Вот почему в связи со столетней годовщиной смерти идеалиста-диалектика Гегеля мы. вновь подчеркиваем задачи усиления изучения и разработки материалистической диалектики, следуя указаниям Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.

54