| |
1
Сразу же необходимо заметить, что идеал не
может быть не общественным: природа идеала, как и идеального,
целиком и полностью общественная, социальная природа. Так
по Ильенкову. Так по сути. Это понятно и само собой разумеется.
Но если иметь в виду под общественным идеалом идеал общества,
т.е. идеальное общественное устройство, то и здесь
это вовсе не означает, что, помимо общественного идеала, есть
еще какой-то индивидуальный идеал. А если таковой индивидуалистический
идеал имеется, то это антиидеал. Что касается Ильенкова,
то его идеал - это древний, как мир, идеал единства Истины,
Добра и Красоты, идеал универсального, красивого, доброго
и умного человека, к которому он стремился сам и воплощением
которого он был.
В самом кратком и сжатом виде понимание Ильенковым идеала
изложено в его статье "Идеал" в "Философской энциклопедии",
там же, где и статья "Идеальное" (1).
И здесь нужно обратить внимание на то, что "идея", "идеальное"
и "идеал" - это не только однокоренные слова, - от греческого
'idea', но и вещи однопорядковые. Понятно, что идеал идеален,
- это по сути тавталогия. Ведь "материальный идеал" - это
все равно, что "деревянное железо", т.е. нонсенс.
Относительно понятия идеального у Ильенкова много говорилось
и много писалось. Но связь этого понятия с понятием идеала
как-то оставалась и остается в стороне. В своей книге об Ильенкове
я этого вопроса касался. И поэтому здесь я вынужден повторяться,
хотя и постараюсь выразить все это иначе.
2
Прежде всего здесь необходимо обратиться к самому Ильенкову.
"Творчество по идеалу, - пишет он в статье "Идеал", - формирование
вещества природы на основе идеала представляет собой специфически
человеческую форму жизнедеятельности, отличающую ее от деятельности
животных. В качестве всеобщей формы целеполагающей деятельности
идеал выступает во всех областях общественной жизни - социальной,
политической, нравственной, эстетической и т.д." (2).
"Во всех областях общественной жизни"! Не только в материальной,
предметной, трудовой деятельности человек действует целесообразно,
но и в изменении условий своего общественного бытия, в изменении
общественных отношений. И здесь человенческая деятельность
тоже целесообразна. Правда, такая деятельность до сих
пор по большей части была стихийной, бессознательной. Но именно
поэтому она и не была идеальной. Это, конечно, не значит, что
она не была целесообразной. Просто те цели, которые ставили
себе люди, приводили совсем не к тому результату, которого они
ожидали: люди хотели как лучше, а получалось то, что должно
было получиться при тех объективных предпосылках, которые они
имели.
Это не значит, что люди всегда абсолютно ошибались, и все их
усилия в направлении улучшения условий своего общественного
бытия - напрасный труд. Реальная история - это не миф о Сизифе,
хотя часто очень похожа на него. И идеал общества, в
котором люди хотели бы жить, они, по крайней мере смутно, всегда
имели.
Идеал общества - это всегда идеал совершенного человека.
Идеал, говорит Ильенков, и есть представление об итоговом совершенстве
человеческого рода. "Он включает в себя, таким образом, - пишет
Ильенков, - осознание того, что человек есть самоцель собственной
деятельности и ни в коем случае не средство для кого-то или
для чего-то, будь то бог или вещь в себе" (3).
И потому кантовский категорический императив, - относись к другому
всегда как к цели и никогда как к средству, - является выражением
нравственного идеала на все времена. Другое дело, что он неосуществим
в условиях "гражданского общества", где каждый другому только
средство, и только каждый сам себе цель. В этом и видел Ильенков
проявление противоречия Идеала и Существующего".
Но даже там, где человеческий идеал принимает форму Бога, или
какой-то другой таинственной и мистической силы, его содержанием
неизменно остается представление о совершенном человеке.
И только по форме это содержание оказывается извращенным
и превращенным. В данном случае это идеал, обернувшийся
тем или иным идолом. Таким земным и небесным приключениям
прекрасного идеала и была посвящена замечательная книжка Ильенкова
"Об идолах и идеалах" (М., Политиздат, 1968). История, как ее
понимал Ильенков, это "карусель на дереве Добра и зла", но это
не сказка, рассказанная шизофреником.
Итак, идеал, в полном соответствии с пониманием идеального у
Ильенкова, - это способ общественного поведения человека, способ
его общественного бытия, представленный в форме особой предметности
- в форме религии, философии, произведения искусства, или просто
другого человека.
Искусство здесь занимает особое место, потому что его суть именно
в том, что оно, по определению Л.С. Выготского, есть "общественная
технология чувств". Чувства общественного человека именно
культивируются, воспитываются, облагораживаются, - одним словом
производятся, и производятся они прежде всего искусством.
Именно так понимал роль искусства Ильенков, и оно занимало значительное
место в его творчестве. Общественный идеал выступал для него
прежде всего в форме Прекрасной Индивидуальности.
3
Когда говорят, что идеал недостижим, что он только "в голове",
то встает вопрос о том, откуда он взялся в голове. Ведь
даже в бредящей голове он - из действительности, из той
самой действительности, которую мы считаем не идеальной. Ведь
эта противоположность действительности принадлежит самой действительности.
Действительность, таким образом, содержит в себе свое собственное
отрицание, приговор самой себе. И это не романтические
мечтания, а реальность. Разве не реальность храм Афины
Парфенон? Разве боги Греции не были чертежами идеальных людей?
Разве не реальность то, что сотворили художники Возрождения?
И разве не реальность - Спиноза, создавший то, к чему как к
образцу будет тяготеть всякая серьезная философия? Идеал Прекрасной
Индивидуальности, который создали греки, есть реальность именно
Идеала. И можно сказать, что идеальное общество - это греческое
общество времен Афинской демократии минус рабство... Но рабство,
говорят нам, никогда не исчезнет на земле... На это можно возразить
только то, что человечество никогда не примирится со своим рабским
положением, хотя уверения в вечности рабства рассчитаны, видимо,
на обратное.
Маркс подчеркивал, что идеал - не химера. "Я желал бы, - писал
он в посвящении своему будущему тестю, - чтобы все, кто сомневается
в идее, имели такое счастье, как я, преклоняться пред вечно
юным старцем, встречающим всякий прогресс времени с энтузиазмом
и осторожностью истины и с тем убежденным и светлым идеализмом,
который один только знает то магическое слово, по которому являются
все духи мира, который никогда не отступал в страхе перед тенью
ретроградных призраков, перед темным горизонтом, но с божественной
энергией и мужественно уверенным взглядом смотрел через все
эмпиреи, которые горят в сердце мира. Вы, мой отец и друг, всегда
были живым аrgumentum ad oculos, что идеализм - не фантазия,
а истина" (4).
Маркс оставался таким идеалистом всю жизнь. И он, как известно,
возражал Канту, против субъективистского истолкования идеального,
что Бог, как и двести талеров в кармане, только воображаемая
реальность. "Разве не царствовал старый Молох? - писал он,
- Разве Апполон Дельфийский не был действительной силой в жизни
греков? Здесь даже критика Канта ничего поделать не может" (5).
Реальность идеала для человека - это прежде всего другой
человек: мать, отец, друг, любимый и т.д. Собственно, любовь
и есть отношение к другому человеку как к идеалу, как к идеальному
человеку. И когда говорят, что идеальных людей нет и не может
быть, то это свидетельствует только о том, что тот, кто это
говорит, никого не любит. Нет, идеальные люди бывают, идеальный
человек - это Ильенков! Сделайте так, чтобы все были как Ильенков,
и общество будет идеальным.
Обычно говорят, что в идеал верят, и отношение к идеалу
-это нечто, наподобие религиозной веры. Но я бы сказал наоборот:
религиозная вера есть отчужденная и извращенная форма идеала.
Верните религиозную веру на грешную землю, говорил Фейербах,
и это будет идеальное общество. Верьте в реального человека,
а не в воображаемое существо. Но именно религиозное почитание
Человека у Фейербаха и не позволяет ему критически отнестись
к существующей действительности. В этом существенная слабость
его позиции: он не понимает того, что критике должны быть подвергнуты
не только ложные представления человека о религии, но и ложные
представления человека о самом себе.
Итак, идеал Прекрасной Индивидуальности, идеал Красоты существует!
Ему противоречит пошлая действительность. И именно она видит
в Красоте что-то недействительное, не соответствующее этой самой
пошлой действительности. Поэтому она стремится опошлить Красоту.,
т.е. попросту ее уничтожить. Ведь красота не бывает пошлой:
красота или прекрасна, или ее вообще нет.
Есть люди, которые до боли, как сказала одна из героинь Чехова,
ищут в жизни прекрасное. Таков, кстати, был Ильенков, который
поэтому и казался "реалистам" от нашей пошлой действительности
этаким Дон-Кихотом, идеалистом-романтиком, неспособным удобно
и выгодно устроиться в этой действительности, как устроились
они. Но есть люди, у которых какое-то болезненное пристрастие
ко всему мерзкому, низменному, разлагающемуся. Интересно и верно
писал в этой связи А. Хюбшер о Сартре: "Как современный Вергилий
он ведет читателя долгим путем через свой ад, проявляя странную
склонность к дряблому, склизкому, испорченному, гнойному, к
крови и экскрементам, к бесчисленному множеству омерзительных,
тошнотворных признаний" (6).
Таким людям непонятно, и даже противно, всякое человеческое
благородство. И именно поэтому Ильенков не давал покоя пошлякам
от философии.
Идеал Добра и Красоты нужен не для того, чтобы не замечать в
жизни Зла и Безобразия, а он нужен затем, чтобы определить меру
действительного в самой действительности. И потому он позволяет
человеку жить даже в самых безнадежных обстоятельствах.
4
"Единственное, - писал Ильенков, - где идеал как непосредственно
созерцаемый образ "совершенства" и "завершенности", может быть
дан, это - в искусстве, в художественном творении гения. Здесь
достигается "примирение" всеобщего (нормативного) и индивидуального
(характеристичного), целого и частей, морального и легального,
должного и сущего и проч. Поэтому идеал выступает как прекрасное"
(7).
Искусство - это, помимо другого человека, наиболее доступная,
непосредственно чувственно выраженная и представленная
человеку форма идеала. Здесь с искусством может конкурировать
только религия. И именно потому, что религия пользуется
теми же средствами, которыми пользуется искусство, а именно
прежде всего человеческой фантазией, его творческим
воображением. Отсюда, как замечает Ильенков, настороженно-подозрительное
отношение религии к искусству. А ислам, например, вообще запрещает
изобразительное искусство. И вызвано это тем, что искусство
по сути своей реалистично: даже там, где оно изображает
Бога, оно изображает земного Человека.
Искусство реалистично не по конкретному методу, - в нем можно
пользоваться фантасмагорией, как это делали, к примеру, Гофман
и Булгаков, - а, подчеркнем еще раз, по своей сути. Поэтому
оно является средством критики существующей действительности.
В противоположность ему, религия всегда есть апология,
оправдание существующего. Идеал религии поэтому всегда
позади или вне мира - таков потерянный рай.
Религия примиряет человека с действительностью. И потому
Гегель ставил ее выше искусства. Тем более, что искусство,
по Гегелю, вообще отмирает в "гражданском обществе".
Кстати, и по этой причине тоже гражданское общество не могло
быть идеалом для Ильенкова: оно враждебно искусству.
Искусство - зеркало действительности: пороку оно показывыает,
что он порок, а добродетели показывает, что она добродетель.
И это искусство делает даже тогда, когда само этого не понимает.
Или тогда, когда оно все это понимает не так! И в этом его сила!
Таков основной смысл известной статьи Ленина "Лев Толстой как
зеркало русской революции".
Пошлость и Безобразие, которые видят себя в этом зеркале, и
видят себя именно такими, каковы они есть на самом деле, хотят
разбить это зеркало, уничтожить, убить Красоту. Красота - их
враг так же, как Истина и Добро. Именно с ними и ведут отчаянную
борьбу современные киники, которые кричат нам, что нет никакой
разницы между Красотой и Безобразием, вообще нет ни того, ни
другого, - все равноценно: и Мона Лиза, и ржавые трубы, и писсуар
под названием "Фонтан". А что же есть? А есть, говорят они,
"тело", "поверхность" и "дырки" на "поверхности". Лишить человека
Красоты, лишить его Идеала, - вот в чем их задача. И сбитый
с толку обыватель часто охотно поддается на эту провокацию.
И он уже возмущается тем, как можно отвергать модернизм, ведь
все это такое передовое и прогрессивное.
Современные романтики занимают здесь межеумочное положение,
поскольку согласны с существованием красоты, но только в рамках
искусства. В жизни, по их мнению, красоты нет: красота живет
лишь в песнопеньях, а свобода - в области мечты. Но тогда получается,
что прекрасное не есть жизнь. Тогда искусство не составляет
органической части жизни людей. Оно только в музеях и консерваториях...И
основа искусства - не живое, а мертвое. По природе своей это
"натюрморт".
В качестве человеческого идеала красота едина и неделима, т.е.
она одна для всех. И поэтому она по своей сути может только
объединять, а не разъединять. Здесь нечего делить, здесь
каждому принадлежит не часть, а все. Это огромный мир,
это огромное богатство, которое и не снилось Березовскому и
которое принадлежит мне.
Прекрасное - это именно общественный идеал Ильенкова,
котороу для него есть идеал общества прекрасных людей.
Поэтому "крушение" своего идеала, если об этом можно говорить,
он испытал не только от тех безобразий, которых было достаточно
в нашей советской действительности. О "крушении" идеала свидетельствовало
и то, что он созерцал на выставке "современного искусства" в
Вене. Этот эпизод очень красочно описан в статье Ильенкова "Что
там в зазеркалье?" (8). И подозревать Ильенкова
в том, что здесь кроется какая-то советская фальшь, я считаю
нечестно, недобросовестно и даже гнусно.
5
Так каков же идеал общества и, в этом смысле, общественный идеал
Ильенкова? Это общество, где людям между собой делить нечего.
А "гражданское общество" - его противоположность в качестве
общества всеобщего отчуждения. "Гражданское общество"
и "человеческое общество", - в рамках этой оппозиции и надо
обсуждать тему общественного идеала у Ильенкова. "Точка зрения
старого материализма, - писал Маркс, - есть "гражданское"
общество; точка зрения нового материализма есть человеческое
общество, или обобществившееся человечество" (9). И поскольку Ильенков
представляет не "старый" материализм, а "новый", то даже в таком
чисто абстрактном плане можно предположить, что симпатии Ильенкова
на стороне "человеческого общества".
Но если вопрос ставить более конкретно, то "гражданское общество"
для Ильенкова, как и для Маркса, а еще раньше для Гегеля, -
это общество всеобщего отчуждения, враждебное человеку
и идеалу Прекрасной Индивидуальности, который на короткое время
возродился в эпоху Возрождения, вспыхнув после тысячелетней
ночи Средневековья.
В наше время понятие гражданского общества превратилось в чистейший
идеологизм, за которым непонятно что скрывается. Уже
Гегель, который это понятие по большому счету и ввел, смотрел
на него гораздо более реалистически, чем все современные "политологи".
Для него гражданское общество - это то же, что Маркс назовет
экономическим бызисом общества, хотя до 1844 года он,
вслед за Гегелем, пользовался тем же понятием "гражданское общество".
Но современные идеологи и "политологи" перетащили это понятие
из базиса в идеологическую и политическую надстройку.
И этим суть дела была уже совершенно запутана.
Гегель нисколько не идеализировал гражданское общество, хотя
и был, в определенном отношении, его идеологом. И в феодальных
институтах он видел гораздо больше идеального, чем в гражданском
обществе. Гегель потому и был идеалистом, что хотел уравновесить,
компенсировать материализм гражданского общества идеализмом
дворянства, майората, семьи и "политического государства". И
в адрес гражданского общества он уже высказал значительную часть
той критики, которую затем развернул Маркс. Именно поэтому за
современным антигегельянством всегда в общем-то просматривается
антимарксизм. Тут как в восточной поговорке: бьют по
мешку, а имеют в виду осла.
Если коротко обозначить основной порок, который видят в гражданском
обществе и Гегель и Маркс, то он называется одним словом - отчуждение.
Причем и тот, и другой считают его неистребимым в рамках
этого общества. Единственное, что предлагал сделать Гегель,
это уравновесить отчуждение индивидов в гражданском обществе
их единением в "политическом государстве" и при помощи
философии примириться с неизбежностью этого отчуждения.
Это плохо, считал Гегель, но другого быть не может, иное не
дано. В отличие от него, Маркс сказал, что иное дано.
И здесь главный пункт, в котором они расходятся между собой..
Альтернативой гражданскому обществу в XIX веке был объявлен
социализм или коммунизм. На первых порах это были
два разных названия для одного и того же - общества, которое
является отрицанием гражданского общества. И именно этот
момент отрицательности был важен для Маркса. "Коммунизм для
нас не идеал, с которым должна сообразоваться действительность,
а движение, уничтожающее нынешнее состояние" (10). Это не значит, что
для него, как для Бернштейна, движение - всё, а конечная цель
- ничто. А это значит, что если идеал отрывается от движения,
уничтожающего нынешнее состояние, то он неизбежно превращается
в абстрактный, оторванный от жизни идеал. Маркс
был не против коммунизма, а он был против коммунистических мечтаний,
которые на деле оказываюся реакционными, потому что при этом
закрывают глаза на противоречия нынешнего состояния и на те
проблемы, которые мучают людей сегодня. А тем самым некритически
воспроизводят в "коммунизме", или "социализме", ограниченность
нынешнего состояния. И такой "социализм", вслед за Марксом,
отвергал и Ильенков.
"Человеческое общество" как воплощение идеала Прекрасной Индивидуальности
отнюдь не тождественно тому реальному социализму, который существовал
у нас. Этот социализм нес в себе и на своем излете воскресил,
всю ту мерзость, которая характерна для "гражданского общества".
И это общество уже в наши дни не смогло выставить никакого положительного
идеала, кроме старого как мир: "семья, собственность, Библия
и Бентам". И это называется "русская идея"!
Отношение к советскому социализму, как и к теперешнему капитализму
- это либо огульное отрицание, либо наглая идеализация.
И почти никто не пытается понять, что в обоих случаях "хорошее"
неотделимо от "плохого". Преимущества современного гражданского
общества напрямую связаны с его недостатками. И отказаться от
одного, сохранив другое, просто не удастся. Преодоление отчуждения,
связанного с гражданским обществом - более сложный процесс преобразования
его основ и сути. И то же касается ушедшего в прошлое реального
социализма.
В этом отношении характерна критика Ильенковым богдановского
марксианского "социализма". Ведь это самое настоящее мещанское
гражданское общество с его идеалом всеобщей сытости. И про него
можно сказать то, что Герцен в свое время сказал о социализме
Прудона: "Чувство изгнано, все замерло, цвета исчезли, остался
утомительный, тупой, безвыходный труд современного пролетария,
- труд, от которого, по крайней мере, была свободна аристократическая
семья Древнего Рима, основанная на рабстве; нет больше ни поэзии
церкви, ни бреда веры, ни упованья рая, даже и стихов к тем
порам "не будут больше писать", по уверению Прудона, зато работа
будет "увеличиваться"" (11).
Стоит заметить, что такой критики гражданского общества, какую
дали Руссо, Ницше и Шпенглер, мы не найдем ни у одного казенного
марксиста. И это говорит о том, что их "коммунистический идеал"
недалеко ушел идеала сытости и благополучия индивидов в "гражданском
обществе".
Представления Ильенкова об идеальном обществе лежат в русле
традиции Герцена. Это общество свободных людей, причем не формально-юридически,
как понимают свободу либералы, а внутренне свободных
людей. Это общество людей творчески одаренных. Причем всех.
Поэтому Ильенков так страстно боролся с биологизмом,
который означает генетическую обусловленность творческих возможностей
людей. Тем самым абсолютизируют узкую мерку современного человека
- члена гражданского общества.
Именно мерку гражданского общества переносит на социализм А.А.
Богданов, когда он рисует марсианский "социализм" в своем фантастическом
романе "Красная звезда". На анализе этого романа Ильенков специально
останавливается в своей последней книге "Ленинская диалектика
и метафизика позитивизма". "Эффект получается прелюбопытный,
- пишет он. - Чем больше старается А.Богданов отстоять социалистический
идеал, чем прекрасней и возвышенней он становится в его писательских
глазах, тем (и тут уж не вина, а беда Богданова) больше и больше
начинает напоминать худосочную, стерильно-анемичную икону, для
живого человека довольно непривлекательную" (12).
"Социализм" Богданова лишен всякой поэзии и всякого пафоса.
И это понятно, потому что позитивистская философия не признает
и не понимает даже элементарного юмора. Поэтому идеал Богданова,
будучи переведенным на язык художественной прозы, остается именно
прозой, в том самом смысле, когда она понимается как
противоположность поэзии и романтике. И именно этим отличается
"Красная звезда" А.Богданова от "Аэлиты" А.Толстого, которая
гораздо ближе к идеалу Прекрасной Индивидуальности.
Один остроумный человек сказал, что девушка может петь о потерянной
любви, но скряга не может петь о потерянных деньгах. О "социализме"
Богданова петь невозможно, так же как, впрочем, и о "гражданском
обществе", идеализировать (опоэтизировать) которое никому до
сих пор так и не удалось. А с тем, что оно враждебно всякой
поэзии, были согласны и Гегель, и немецкие романтики, и Маркс.
И именно развитое нравственное и эстетическое чувство Ильенкова
не позволяло ему принять "социализм" Богданова, как и наш "реальный
социализм". Поэтому Ильенков и был до некоторой степени аутсайдером.
Но он не был диссидентом, потому что не мог принять идеал
"гражданского общества". В этом был трагизм его положения.
Но быть трагической личностью - это не значит быть ничтожной
личностью.
Таким образом, клеточка идеализации действительности - это целеполагание
в процессе труда и доверие ( любовь) к другому в совместной
жизни. Но развитием социальной жизни порождается целая сфера
идеального - искусство и прочие формы духовной культуры. Они
рождаются из раздвоения единого - материальной жизнедеятельности.
Без такой идеализации человека и форм совместной жизни, представленных
в духовной культуре, общество не способно к развитию. В этой
"детерминации будущим" (В.Межуев) специфика человеческого развития,
в отличие от природы. Идеал, подобно идее и теории, - "следящий
рефлекс практики".
Но главная проблема - отрыв идеала от действительности,
отчуждение "культуры" от "социальности". Тогда идеал становится
прекраснодушной мечтой, доверие и любовь - верой в Бога, а сама
социальная жизнь лишается движущей силы, которая не только в
наличии внутри этой жизни объективных противоречий, но и в их
действенном творческом, критическом отражении субъектом
- в так называемом "субъективном факторе". Следовательно,
идеал в искусстве не может совпасть с жизнью, но и не должен
отрываться от нее. Он рождается из творческого преодоления
противоречий этой жизни.
Примечания
1 - См.: Философская энциклопедия в 5 тт. Т.2. М.
1962.
2 - Там же. С. 195.
3 - Там же.
4 - См.: К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, Т.1, М.,
1938, С.9.
5 - Там же, с. 91.
6 - Хюбшер А. Мыслители нашего времени (62 портрета)
М. 1994. С. 209-210.
7 - Философская энциклопедия в 5 тт. Т.2. М. 1962,
С. 196.
8 - См.: Ильенков Э.В. Искусство и коммунистический
идеал. М., 1984.
9 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т.. 42, С. 266.
10 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3.
11 - Герцен А.И. Былое и думы. М., 1988, С. 588-589.
12 - Ильенков Э.В. Ленинская диалектика и метафизика
позитивизма. М. 1960. С. 61-62
|
