Утопические теории сейчас не находятся в центре научного интереса. Если их и рассматривают, то чаще всего иронизируют над наивными мелочами и обходят основополагающие принципы. Главное у Кампанеллы и Мора то, что поиск сущности человека впервые перенесен в ту сферу деятельности, куда философия ранее не заглядывала - это труд, который рассматривается как первая жизненная необходимость и сфера свободной реализации личности. В обществе будущего люди не только свободно выбирают профессии, но и легко переходят от одной к другой. Важно, что одни и те же люди в короткий отрезок времени занимаются научной и сельскохозяйственной деятельностью, ремеслом и искусством. Обучение владению кистью и мастерком, плугом и пером создает условия для всесторонности дарований. Перемена рода деятельности, чередование труда умственного и физического становится принципом общественного развития будущего. Целью общества является не вещное богатство, а развернутое в труде богатство человеческих способностей, всестороннее развитие личности. "Не они служат вещам, а вещи служат им", - считал Кампанелла.

Принципиален еще один момент - такой труд возможен только на основе социального равенства. В "Городе Солнца" отсутствуют частная собственность, товарно-денежные отношения, классовые привилегии - трудятся все. В коллективном труде источник изобилия и основа осуществления принципа - каждому по способности.

В обоих произведениях носят одинакового покроя белые одежды "наподобие античных туник", без украшений и геральдики. То, что может показаться нивелировкой индивидуальности, на самом деле символизирует обратное: человек ценится не за "благородное происхождение", а за личное благородство, ум, талант. Одежда во все времена была не столько показателем личного вкуса и индивидуальности, сколько вывеской богатства и знатного происхождения.

Ежедневная трапеза за длинным столом у соляриев у утопийцев, как и белые одежды, тоже символ равенства, "добровольного общения равных", как сказал бы Аристотель. Именно символ, а не инструкция для немедленного внедрения. Знаменательно, что Мор и Кампанелла, изолированные от мира и друг от друга многолетним заточением в темницах, написали до мелочей схожие трактаты. Социальные открытия делаются одновременно многими, подобно открытиям естественнонаучным, они "витают в воздухе", как только становятся созревшей потребностью общественной практики.

Идеи всестороннего развития личности через перемену рода деятельности, устранение противоречия между городом и деревней, умственным и физическим трудом оказались очень дальновидными. "Заброшеные" (в смысле потерянные, непривлекательные) в следующем веке Декарта и Гоббса, они оказались заброшенными в более отдаленное будущее - в век Сен-Симона, Оуэна, Маркса, Энгельса. Эти идеи перестали быть утопизмом, стали наукой и нашли свое продолжение в программах построения коммунизма ХХ века.

Интересно проследить историческую судьбу одного каверзного вопроса, который поставил, но не мог разрешить Томас Мор: если предоставить всем добровольный выбор деятельности по интересам, склонностям, получаемому от труда удовольствию, то кто будет делать неинтересную, нетворческую, тяжелую работу? Именно для выполнения "грязных работ" в "Утопию" введен класс рабов. Хотя в тексте и сделаны оговорки, что речь идет о принудительных работах для преступников, которые осуждены на долгое заточение и имеют шанс получить свободу за добросовестный труд, но рабы есть рабы. Мор не справился с проблемой, оказался не на высоте своей великой теории. Кампанелла предлагает другое решение: очередность исполнения, общественное признание, совершенствование техники, что переведет характер труда на новый культурный уровень. Он оказался прав. То, что считалось грязной работой у утопийцев - уборка улиц, утилизация мусора, бойни, - давно выполняют машины.

Представители господствующего класса во все времена возражали против принципа всестороннего развития и свободы выбора деятельности для всех. Их аргумент - "всегда будет нужна прислуга для чистки сапог". Хотя еще на всемирной выставке в Чикаго в 1893 году была продемонстрирована электрическая машина именно для чистки сапог. И если она не получила такого распространения в быту, как другие электроприборы, то, возможно, потому, что человек оказался более дешевой, неприхотливой "машиной". Маркс говорил о дешевой "смазке", имея в виду жалование рабочего. По этому поводу немецкий социалист Август Бебель писал: "Буржуа не в состоянии представить себе общество без прислуги, так же, как Аристотель не мог его представить без рабов. В будущем исчезнет и прислуга, эта рабыня всех капризов своей барыни, но исчезнет вместе с тем и барыня".

Рассуждать о разносторонности занятий безотносительно к социальному равенству - безнравственно. Бебель обвиняет в бесплодном морализаторстве Льва Толстого, призывающего всех следовать его примеру "естественной, полной жизни", проводить день, как он, "во-первых, в физическом труде, во-вторых, заниматься ремесленным трудом, в-третьих, умственным трудом, в-четвертых, иметь духовные связи с образованными людьми". Но то, что может позволить себе граф, недостижимо для труженика. "Человек, принужденный заниматься тяжелым ремесленным трудом по десять, двенадцать и более часов в день, чтобы обеспечить себе жалкое существование, не может создать себе толстовский образ жизни", - говорит Бебель.

В своей всеобщей сущности труд когда-то создал человека, вырвав его из физиологической зависимости, животной узкой специализированности, частичности. Он же очеловечивает каждого входящего в мир ребенка. Но в отчужденной форме капитала труд более не является пространством развития человека, а становится сферой "профессионального кретинизма", поскольку уродливо гипертрофирует одну способность работника в ущерб всем прочим, делает его "зверопобным", "скотообразным" (Аристотель).

Не только рабочий на заводском конвейере, но и работник еще более развращенной сферы непроизводительного труда - охранник, консьержка, гувернантка, лоточный торговец - жертвы частичной, нетворческой деятельности (а ведь недавно этих специальностей в социалистическом обществе не было, и без них прекрасно обходились). Число таких монотонных, отупляющих профессий не уменьшается, а катастрофически растет, вопреки недавним прогнозам социологов, согласно которым автоматизация производства освободит человека от однообразных физических и умственных операций, повысит спрос на нестандартные творческие формы деятельности, будет стимулировать развитие изобретательства и рационализации. Катастрофа в том, что в нашем обществе пополняются ряды таких суперограниченных профессий за счет людей высокообразованных, в прошлом испытавших радость творческого труда и приобщение к высокой культуре, а теперь вынужденных заниматься чуждым им делом ради физического выживания. Для них это регресс, личная катастрофа, ведущая к люмпенизации и гибели. Идет превращение человека в вещь среди вещей, безмолвную, безумную, безответственную, безучастную. В качестве такой вещи работник не ведает, что творит, не желает знать, что производит, - детские коляски или бомбы - лишь бы деньги платили. "Вещный труд", подобно Тарасу Бульбе, вещает своему сыну-человеку: "Я тебя породил, я тебя и убью".

Технологическая частичность могла бы быть преодолена у трудящегося пониманием общественной значимости труда, радости от коллективной деятельности, чувством сопричастности к осуществлению великой цели. Но для этого необходимо, чтобы была и великая цель, и развитый коллективизм, чего нет в капиталистическом обществе.

Наряду с прочими издержками производства работник является предметом купли-продажи. В этом процессе нивелируется индивидуальное своеобразие вещей и людей. Товарное производство, безразличное к качеству (личностным способностям, которые всегда индивидуализированы и уникальны), превращает их в чистое количество, меновую стоимость, выраженную в сумме денег, необходимой для покупки его рабочей силы. На этой основе способности работника могут быть приравнены к любому товару, например, к сапожной ваксе. Деньги приобретают универсальную способность по мере того, как человек в труде свои универсальные способности теряет. Их универсальность - "выступать в роли сводника", "осуществлять всеобщее смешение и извращение вещей". "Деньги осуществляют братание невозможности, они принуждают к поцелую то, что противоречит друг другу", - пишет Маркс.

Защищая значение чувств в определении сущности человека, философы Нового времени чутко фиксируют противоречие между универсальной сущностью и его частичным существованием. Речь идет не о пяти чувствах при естественно-научном познании, а об умении принимать близко к сердцу проблемы другого человека, о нравственном чувстве. Оно бывает более тонким индикатором проблем общества в целом, чем разум на службе частичного производства.

Универсальность чувств - способность понимать, сочувствовать по всеобщим меркам, то есть в интересах людей. В развитом виде этот гуманистический талант имеет не меньшее социальное значение, чем талант естественно-научный. Из числа людей с развитой способностью ставить себя на место того, кто страдает, формируются революционеры, готовые лично переносить физические страдания, жертвовать собой, идти на смерть ради счастья других.

То, что должно быть общественной нормой, оставалось редким, уникальным качеством, таким же редким, как таланты в науке, искусстве, философии. Конвейер не нуждается в тонкости чувств, как не нуждается в тонкости ума и многих других способностях. Общество всеобщей продажности делает продажными и чувства. "Кастрирование характера, лицемерие во взглядах и чувствах, все эти качества, которым можно дать общее название трусости и бесхарактерности, с каждым днем выступает во все более отталкивающем виде. Все, что человека возвышает и облагораживает: чувство собственного достоинства, независимость и неподкупность взглядов и убеждений, свободное проявление своей индивидуальности - становится при современных условиях недостатком и пороком", - пишет А. Бебель в своей замечательной книге "Женщина и социализм". Деньги "представляют собой подмену всех вещей, следовательно, мир навыворот, смешение и подмену всех природных человеческих качеств… они превращают верность в измену, любовь в ненависть, ненависть в любовь, добродетель в порок, порок в добродетель". Это уже Маркс.

Специалист по Античности и Ренессансу А.Ф. Лосев, исследуя феномен титанов Возрождения, обращает внимание, что даже в эту прекрасную эпоху, которая навсегда стала для человека символом неисчерпаемости всестороннего развития индивидуальности, ярких личностей уровня Леонардо да Винчи, было не так уж много. Большинство не пробудилось от средневековой ограниченности, так и осталось с неразвитостью ума и чувства. Уже во времена Возрождения во Флоренции сожгли тысячи ведьм, и толпа искренне радовалась этим зрелищам. Толпа рукоплескала и когда пылал на костре Джордано Бруно, последняя жертва святой инквизиции. Таких, которые сочетали в себе благородство чувств, разума и поступка, были единицы. Но именно они задают нравственную планку для человечества. "В плохие времена мы можем держаться таких благородных людей, как прообразов, нас возвышающих и ободряющих", - писал Л. Фейербах.

На стыке эпох, в период скачкообразного развития, появляются таланты, которые выражают потребность социальной практики. Универсализм - детище революционных эпох, которые требуют от человека решительных творческих действий в самых разных ситуациях, во многих сферах деятельности. В такие времена независимо от образования, иногда и без него, личности проявляли удивительные и самые разносторонние дарования, совершая на грани невозможного удивительные поступки.

По суровой исторической необходимости очень молодые люди командовали армиями, руководили стройками, становились капитанами, наркомами, послами. Соответственно, пробовали себя в разных профессиях - перебывали строителями, педагогами, дипломатами, конструкторами. Стал же по революционной необходимости молодой врач на Кубе министром финансов. И справлялся он не хуже своего предшественника-профессионала.

Если на протяжении истории человечества универсальные способности казались редкой случайностью, особым даром природы, то коммунизм ставит своей главной целью сделать талантливыми всех. "Каждый отдельный человек должен получить разностороннее развитие - такова должна быть цель человеческого общежития", - читаем в уже упомянутой книге признанного вождя немецкой социал-демократии, который, к слову сказать, сам начинал как простой ремесленник.