Начетники от марксизма вбивали в головы не одному поколению советских людей, что однажды появившийся строй, который назвали социалистическим, развивается, в отличие от буржуазного, исключительно эволюционно, бескризисно. А когда кризис, тем не менее, разразился, кормчие оказались не в состоянии дать этому полное, глубокое, логически непротиворечивое объяснение.
Пришли в абсолютную негодность категориальный аппарат и логическая система советского обществоведения, и это произошло давно. Даже в работе такого откровенного, последовательнейшего антикоммуниста, как З. Бжезинский, “Великий провал” (1989 г.), в отличие от документов движения “Коммунистическая инициатива” того же времени, марксистская методология использовалась несопоставимо плодотворней. Американский политолог четко определил М.С.Горбачева как буржуазного националиста, предсказал распад Советского Союза, локальные гражданские войны на почве межэтнических и межрелигиозных конфликтов, тенденцию роста подчинения идеологии мирового коммунистического движения религиозной идеологии и мн. др. т. п. В документах же ДКИ присутствовал один пустословный шапкозакидательский фрондизм. А рядовые участники движения ждали от теоретиков не воинственных воплей, а добротного анализа настоящего и прошлого, в выводах из которого представлялась бы реалистичная картина будущего, подобная созданной Бжезинским.
Такой анализ и такая картина нужны были для того, чтобы правильно ориентироваться и действовать в текущей обстановке, а также для того, чтобы успешно координировать и планировать свою деятельность на будущее. Получается, что уже тогда коммунистическому движению были несопоставимо практически полезнее работы серьезных антикоммунистов, чем документы наших “коммунистических дурачков”. В дальнейшем это положение стало в лавинообразно нарастающей мере изменяться только в худшую сторону.
В течение лет пяти после августа 1991 г. активисты левого движения занимались всем, чем угодно, но только не теорией 1. Затем считанные единицы из них стали постепенно выходить из комы и вплоть до нынешнего дня обсуждали вопрос о том, что привело к падению социализма в СССР. Сама по себе такая постановка вопроса была детски беспомощной, не выдерживающей никакой критики с точки зрения марксизма. Исходить, на самом деле, следует, во-первых, из неких более общих, глубоких явлений, понимая то, что то, что косноязычно, явно неудачно именуют крахом социализма, - всего лишь логическое следствие гораздо более глубоких и масштабных процессов, которые именно и следует в самую первую очередь изучать, а во-вторых, из четко определенной для данного контекста дефиниции социализма, если выражение "крах социализма" вообще корректно употреблять (в действительности оно неверное).
Заметных сдвигов в теоретической дискуссии не было достигнуто, поскольку подавляющее большинство ее участников просто не владело логикой марксизма и даже не имело малейшего представления о том, что это такое. Нынче в моде оторванная от жизни схоластика и мелкотемье, для которых нестрогая формальная логика годится вполне. Сфера духовного производства эксплуататорского общества устроена таким образом, что чем опаснее для угнетательского строя методология и социальная теория, тем более узкий выход для них на аудиторию власть имущие оставляют. Эксплуататоры даже исподтишка сознательно помогают последователям Троцкого, Сталина, Мао, Ходжи – эпигонов основоположников научного коммунизма, хорошо понимая, в отличие от наших “коммунистических дурачков”, что эпигонство, выдаваемое за последнее слово теории, – лучшее средство для разложения левой оппозиции, уведения ее в тупик. Усиленно внушают, будто бы марксизм, представленный в произведениях его основоположников, устарел, и потому его надо якобы “разбавлять” для “вящей популяризации” разнообразной старо- и новомодной эклектической мишурой и откровенно махрово-реакционной мистикой. В истории коммунистического движения в нашей стране такое уже однажды происходило – в годы реакции после революции 1905-1907 гг. - в форме ликвидаторства, отзовизма, богдановщины, махаевщины, зубатовщины, богоискательства, богостроительства и т. п.
Для теоретиков левого движения типично непонимание всеобщности проявления антагонизма труда и капитала. По их представлению, экономики стран строящегося социализма и капиталистического мира почти совсем не зависели друг от друга, у законов, по которым они развивались, едва ли не было вовсе ничего общего. Поэтому причины “падения социализма” находят почти исключительно во всевозможных “ошибках” преемников Ленина на посту руководителей партии и в т. п. факторах субъективного свойства. Гораздо реже привлекают к анализу объективные факторы, но даже и притом рассмотрение вопроса доходит, в лучшем случае, до масштабов всей совокупности стран, строивших и продолжающих строить социализм. Не было до сих пор ни одной попытки рассмотреть происходившее и происходящее в целом мире во всеобщей взаимосвязи, причинно-следственной соподчиненности процессов антагонистической борьбы труда и капитала. Отсутствовало и отсутствует до сих пор понимание того, что система строительства социализма входила, как составная часть, частное, в целое – мировой рынок, живущий по капиталистическим законам, и постольку была вынуждена, в самую первую очередь, подчиняться им, а затем уже - собственным. Отсутствует также достаточное понимание того, что у капиталистического мира, рассматриваемого под таким углом зрения, имелись и имеются очень даже серьезные проблемы, острые противоречия, разрешение которых могло и может происходить в некапиталистическом мире.
Напомню основные положения социологии марксизма.
“То, что я сделал нового, - признавал К. Маркс, - состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов” 2.
Здесь выделено три этапа развития общества. Первый этап традиционно эксплуататорский, второй – переходный к обществу без классов и третий – бесклассовое общество, или коммунизм. На втором этапе умирающее эксплуататорское общество продолжает сосуществовать с нарождающимся обществом нового исторического типа, и принципиальные изменения, катаклизмы, которые претерпевает в своем развитии первое, не могут не отражаться на развитии второго. С обычными кризисами перепроизводства, основательно изученными основоположниками научного коммунизма, дело обстоит сравнительно ясно. Так, используя разработанную классиками методику, довольно легко выявить и исследовать связь между возникновением в начале 1970-х годов явления товарного дефицита в СССР (позднее выросшего до масштабов большой социальной проблемы) и разразившимся тогда же глубоким мировым экономическим кризисом. Гораздо сложнее обстоит вопрос с глобальными структурно-технологическими, цивилизационными кризисами.
Основоположники почти совсем не рассматривали проблематики изменений, связанных с происшедшим в мире в послевоенный период переходом с крупного машинного производства на автоматизированное. Они высказали в этой связи только самые основные, общие положения, оставив дальнейшую проработку этого вопроса для потомков.
Приложение. Схема "Общая логика исторического развития сословно-классовой структуры общества"
I
Между тем, сегодня среди серьезных левых теоретиков нет единства мнений по вопросу о диктатуре пролетариата, - несерьезные или совсем отвергают эту категорию, или утверждают, что пролетарская диктатура “закончилась” при Сталине или Хрущеве, не понимая того, что, раз начавшись, она, по определению Маркса, вообще не могла таким образом "завершиться". Даже если признать, что первая в истории социалистическая революция в какой-то момент потерпела неудачу, открытая ей новая историческая эпоха, называемая диктатурой пролетариата (о которой, собственно, и идет речь), вместе с тем никак не могла закончиться, но должна была продолжить развиваться в неких, подлежащих исследованию, проявлениях.
На рубеже 1870-1880-х годов, во время второй революционной ситуации в России, Маркс и Энгельс надеялись на то, что наша страна, в случае успеха деятельности революционных народников, подаст сигнал для начала социалистической революции в Западной Европе, которую они представляли не иначе, как мировой, призванной произойти одновременно в, как минимум, нескольких передовых капиталистических странах. С совершением этой революции, считали основоположники, и должна была начаться эпоха диктатуры рабочего класса.
У нас в то время уже имелся более или менее многочисленный рабочий класс, зарождалось рабочее движение, действовали революционно-народнические кружки, специализировавшиеся на пропаганде среди пролетариев, но в теории отечественный марксизм еще не был основан и не существовало даже ни одного социал-демократического кружка, занимавшегося созданием организации рабочих кружков, чтобы затем, на базе последней, была построена революционная пролетарская партия, единственно способная принять полноценное участие в борьбе за мировую революцию и за диктатуру пролетариата. За последующее десятилетие, по начало XX века, огромную часть подготовительной работы по созданию партии проделал Г.В.Плеханов, который в 1917 г. остался верным "букве марксизма", и согласно ей определил сложившуюся к тому времени соответствующую концепцию В.И.Ленина как ревизионизм.
Исследовав развитие капитализма в мире в начале XX века, Владимир Ильич установил, что со времен Маркса и Энгельса мировой капитал приобрел качественные изменения. Развитие этого строя в передовых странах стало происходить неравномерно, что поставило под большое сомнение возможность совершения социалистической революции “в точности по Марксу”. Из своего анализа Ленин вывел далее, как известно, теорию “слабого звена”, согласно которой наиболее вероятной представилась революция (именно революция, а не сигнал к ней! - в этом его позиция принципиально отличалась от позиции основоположников и Плеханова; отсюда следует, что, согласно "букве" марксизма II Интернационала, эпоха диктатуры пролетариата не начиналась и не могла начаться с 1917 г.) первоначально в одной стране, где капитализм развит слабее, чем в других, а его противоречия выражаются сильнее, что результируется в максимальной политической активности эксплуатируемых классов. Более всего в то время на роль наиболее слабого звена в мировой цепи эксплуататорского общества подходила царская Россия, и вскоре затем в ней действительно произошло насильственное изменения строя и установилась, по определению В.И.Ленина, “диктатура рабочего класса и беднейшего крестьянства”, или “рабоче-крестьянская диктатура”, буквально: “рабочее государство во-1-х, с той особенностью, что в стране преобладает не рабочее, а крестьянское население; во-2-х, рабочее государство с бюрократическим извращением” 3.
Основания признавать и называть этот строй диктатурой пролетариата Владимир Ильич усматривал в том, что социалистическая революция в России вообще не смогла бы победить, выстоять в гражданской войне, отразить интервенцию и продолжить существовать дальше без активнейшей солидарной поддержки пролетариата целого остального мира. Международная солидарность трудящихся выступила здесь, таким образом, не умозрительной абстракцией, а огромной материальной силой 4. Для современных теоретиков левого движения, к сожалению, типична даже не недооценка, а фактически полное непонимание и игнорирование фактора пролетарского интернационализма, который в данном случае сыграл важнейшую роль.
В изменившейся в корне, по сравнению с эпохой второй революционной ситуации, исторической ситуации, революция в России должна была, как предполагал тогда Ленин и ранее – Маркс и Энгельс, по сути аналогично послужить сигналом для начала мировой революции в Западной Европе. Но пролетарские выступления в Германии и Венгрии были кроваво подавлены, а в других странах Запада не состоялись. В результате в мире образовалась беспрецедентная в истории ситуация, которая не была предусмотрена первоначальным марксизмом: в сплошном капиталистическом окружении появилась
Советская страна, а мировой революции предстояло произойти в сравнительно отдаленном будущем.Наиважнейшим специфическим свойством диктатуры рабочего класса Маркс считал ее международность, что закрепляется практически в достаточной мере установлением Советской власти в, по крайней мере, нескольких развитых капиталистических странах. В таком значении пролетарской диктатуры в мире в период между Первой и Второй мировой войнами еще не существовало, но, в другом смысле, как форпост для совершения
в будущем мировой революции, в лице СССР, поддерживаемого силой солидарности трудящихся всего мира, она, в своей первоначальной, или как бы "черновой", "подготовительной", форме, была.В мае 1922 г., во время Генуэзской мирной конференции, когда окончательно развеялись надежды на то, что мировая революция произойдет скоро, Владимир Ильич писал: “Хотя большевизм стал международной силой, …международная буржуазия пока… в состоянии еще осудить на муки и на смерть миллионы и десятки миллионов людей посредством белогвардейских и империалистских войн и т.д. …Но остановить неминуемую и – с всемирно-исторической точки зрения – совсем недалекую полную победу революционного пролетариата она не может”
5. Грядущая мировая война представлялась ему неминуемой, но практически принципиально предотвратимой, - в частности, если ее опередят зреющие массовые антиколониальные выступления, способные, в свою очередь, перерасти в мировую революцию. А в общем случае, по Ленину, было “…нельзя вырваться из империалистической войны и из порождающего ее неизбежно империалистского мира..., нельзя вырваться из этого ада иначе, как большевистской борьбой и большевистской революцией.…Из империалистической войны, из империалистского мира вырвала первую сотню миллионов людей на земле первая большевистская революция. Следующие вырвут из таких войн и из такого мира все человечество”
6.А на период мирной передышки важнейшей для мирового пролетариата представлялась задача воссоздания в СССР культурной и материально-технической базы социализма. Практически последняя соответствовала уровню, принципиально достигаемому в развитых странах еще при капитализме, и была необходима также и для успешного отражения ожидавшейся империалистической агрессии. В этой связи уместно напомнить:
Ленин многократно повторял, что “…только путем ряда попыток, из которых каждая, отдельно взятая, будет одностороння, будет страдать известным несоответствием, - создастся победоносный социализм из революционного сотрудничества пролетариев всех стран” 7; “Только ряд стран отделает и доделает советский строй и всяческие формы пролетарской диктатуры” 8 и т.д.Он отмечал: “Общество, в котором осталась классовая разница между рабочим и крестьянином, не есть ни коммунистическое, ни социалистическое общество. Конечно, при толковании слова социализм в известном смысле, можно назвать его социалистическим, но это будет казуистика, спор о словах. Социализм – это есть первая стадия коммунизма, - но спорить о словах не стоит. Ясно одно, что, пока остается классовая разница между рабочим и крестьянином, мы не можем говорить о равенстве, не остерегаясь того, чтобы не попасть, как вода, на мельницу буржуазии. Крестьянин – это есть класс патриархальной эпохи, класс, воспитанный десятилетиями и столетиями рабства, и в течение всех этих десятилетий крестьянин существовал как мелкий хозяин, сначала подчиненный другим классам, потом формально свободный и равный, но собственник и владелец предметов питания”
9.“Нет сомнения, что социалистическую революцию в стране, где громадное большинство населения принадлежит к мелким земледельцам-производителям, возможно осуществить лишь путем целого ряда переходных мер, которые были бы совершенно не нужны в странах развитого капитализма, где наемные рабочие в промышленности и земледелии составляют громадное большинство. В странах развитого капитализма есть сложившийся в течение десятков лет класс наемных сельскохозяйственных рабочих. Только такой класс социально, экономически и политически может быть опорой непосредственного перехода к социализму. Только в таких странах, где этот класс достаточно развит, непосредственный переход от капитализма к социализму возможен и не требует особых переходных общегосударственных мер. Мы подчеркивали в целом ряде произведений, во всех наших выступлениях, во всей прессе, что в России дело обстоит не так, что в России мы имеем меньшинство рабочих в промышленности и громадное большинство мелких земледельцев. Социалистическая революция в такой стране может иметь окончательный успех лишь при двух условиях. Во-первых, при условии поддержки ее своевременно социалистической революцией в одной или нескольких передовых странах…
Другое условие – это соглашение между осуществляющим свою диктатуру или держащим в своих руках государственную власть пролетариатом и большинством крестьянского населения”
10.Как известно, первоначально соглашение реализовывалось в форме военного союза против помещиков и капиталистов, затем в форме продовольственного налога. Дальнейшую форму В.И.Ленин представил в одной из самых последних статей, “О кооперации”, следующим образом:
“…
без классовой борьбы за политическую власть в государстве социализм не может быть осуществлен.Но посмотрите, как изменилось дело теперь, раз государственная власть уже в руках рабочего класса, раз политическая власть эксплуататоров свергнута и раз все средства производства (кроме тех, которые рабочее государство добровольно отдает на время и условно эксплуататорам в концессию) находятся в руках рабочего класса.
Теперь мы вправе сказать, что простой рост кооперации для нас тождественен (с указанным выше “небольшим” исключением) с ростом социализма, и вместе с тем мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Эта коренная перемена состоит в том, что раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т.д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную “культурную” работу. Я готов сказать, что центр тяжести для нас переносится на культурничество, если бы не международные отношения, не обязанность бороться за нашу позицию в международном масштабе. Но если оставить это в стороне и ограничиться внутренними экономическими отношениями, то у нас действительно теперь центр тяжести работы сводится к культурничеству.
Перед нами являются две главные задачи, составляющие эпоху. Это – задача переделки нашего аппарата, который ровно никуда не годится и который перенят нами целиком от прежней эпохи; переделать тут серьезно мы ничего за пять лет борьбы не успели и не могли успеть. Вторая наша задача состоит в культурной работе среди крестьянства. А эта культурная работа в крестьянстве, как экономическая цель, преследует именно кооперирование. При условии полного кооперирования мы бы уже стояли обеими ногами на социалистической почве. Но это условие полного кооперирования включает в себя такую культурность крестьянства (именно крестьянства, как громадной массы), что это полное кооперирование невозможно без целой культурной революции”
11.Необходимость “коренной перемены всей точки зрения нашей на социализм” Ленину обосновывал следующими соображениями:
“Несомненно, что кооперация в обстановке капиталистического государства является коллективным капиталистическим учреждением. Несомненно также, что в обстановке нашей теперешней экономической действительности, когда мы соединяем частнокапиталистические предприятия, - но не иначе, как на общественной земле, и не иначе, как под контролем государственной власти, принадлежащей рабочему классу, - с предприятиями последовательно-социалистического типа (и средства производства принадлежат государству, и земля, на которой стоит предприятие, и все предприятие в целом), то тут возникает вопрос еще о третьем виде предприятий, которые раньше не имели самостоятельности с точки зрения принципиального значения, именно: о предприятиях кооперативных. При частном капитализме предприятия кооперативные отличаются от предприятий капиталистических, как предприятия коллективные от предприятий частных. При государственном капитализме предприятия кооперативные отличаются от государственно-капиталистических, как предприятия частные, во-первых, и коллективные, во-вторых. При нашем существующем строе предприятия кооперативные отличаются от предприятий частно-капиталистических, как предприятия коллективные, но не отличаются от предприятий социалистических, если они основаны на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, т.е. рабочему классу.
Вот это обстоятельство у нас недостаточно учитывается, когда рассуждают о кооперации. Забывают, что кооперация получает у нас, благодаря особенности нашего государственного строя, совершенно исключительное значение. Если выделить особо концессии, которые, кстати сказать, не получили у нас сколько-нибудь значительного развития, то кооперация в наших условиях сплошь да рядом совершенно совпадает с социализмом”, ибо “…строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией – это есть строй социализма”
12.Владимир Ильич уточняет: “В нэпе мы сделали уступку крестьянину, как торговцу, принципу частной торговли; именно из этого вытекает (обратно тому, что думают) гигантское значение кооперации. В сущности говоря, кооперировать в достаточной степени широко и глубоко русское население при господстве нэпа есть все, что нам нужно, потому что теперь мы нашли ту степень соединения частного интереса, частного торгового интереса, проверки и контроля его государством, степень подчинения его общим интересам, которая раньше составляла камень преткновения для многих и многих социалистов. В самом деле, власть государства в руках пролетариата, союз этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян, обеспечение руководства за этим пролетариатом по отношению к крестьянству и т.д. – разве это не все, что нужно для того, чтобы из кооперации, из одной только кооперации, которую мы прежде третировали, как торгашескую, и которую с известно стороны имеем право третировать теперь при нэпе так же, разве это не все необходимое для построения полного социалистического общества? Это еще не построение социалистического общества, но это все необходимое и достаточное для этого построения”
13.По логике осуществления только что представленной концепции, для того чтобы перейти от “строя цивилизованных кооператоров” к полноценному социализму, требовалось еще превращать колхозников в рабочих крупных сельскохозяйственных предприятий (совхозов) и устранять различия между городом и деревней. Это эволюционно, без драматических издержек, происходило на протяжении 1950-х - 1980-х годов. Но с нэпманской буржуазией вопрос обстоял значительно сложнее. Нэп был, как известно, свернут еще едва ли не до начала массовой коллективизации, в процессе которой кулаки и нэпманы “уничтожались как класс”. В этих леваческих акциях выявился полный разрыв с марксизмом из-за полного непонимания его азов.
Что же, по представлениям Ленина, должно было стать с нэпманами после построения основ социалистического общества в форме “строя цивилизованных кооператоров”? В секретном письме Владимира Ильича к Л.Б.Каменеву от 3 марта 1922 г. имеется следующий трудный для понимания пассаж: “Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому”
14.В те же дни, 20 февраля 1922 г., в секретном письме Д.И.Курскому Ленин писал:
“Торгуй, наживайся, мы это тебе позволим, но в т р о е подтянем твою
|| обязанность быть честным, давать правдивые и аккуратные отчеты, считаться не только|| с буквой, но и с духом нашего, коммунистического законодательства, не допускать н и|| т е н и отступления от наших законов, - вот какова должна быть основная заповедь|| НКЮста в отношении нэпо. Если НКЮст не сумеет добиться того, чтобы у нас капитализм был “вышколенный”, был “приличный”, если НКЮст не докажет рядом образцовых процессов, что он умеет ловить за нарушение этого правила и карать не позорно-глупым, “коммунистически-тупоумным” штрафом в 100-200 миллионов, а расстрелом, - тогда НКЮст ни к черту не годен, и я буду считать своим долгом тогда добиваться от Цека полной смены ответственных работников НКЮста”15.В отношении чиновников, специалистов в только что упомянутом письме Каменеву предлагалось применять следующие меры:
““Не умели” дать телефонограммы:
Нет ответа через 3 часа? Такие же 4 строчки жалобы по телефону.
А идиоты две недели ходят и говорят! За это надо г н о и т ь в т ю р ь м е, а не создавать изъятия. Москвичей за глупость на 6 часов клоповника. Внешнеторговцев за глупость плюс “центроответственность” на 36 часов клоповника.
Так, и только так учить надо. Иначе совработники и местные и центральные не выучатся. Торговать свободно мы не можем: это гибель России.
Перевести на тантьемы наших чинодралов можем и научимся: со сделки такой-то процент (доля процента) тебе, а за неделание – тюрьма.
И сменить людей в НКВТ. То же самое с нашими гострестами, где “во главе” святенькие члены ВЦИКа и “знаменитые” коммунисты, коих водят за нос дельцы.
Приказ НКФину: либо ты через Госбанк сумеешь выгнать этих святеньких коммунистов из гострестов (не даю кредита; передаю в суд за просрочку, за неделовитость и пр.) либо весь твой НКФ и Госбанк ни к чему, одна болтовня и игра в бумажку.
Так надо переделать работу и СНК и СТО (я уже писал Цюрупе и выработал проект соответствующей директивы) и Политбюро; иначе гибель неминуема”16.
Судя по приведенным выпискам, можно предположить, что В.И.Ленин надеялся на то, что за десятилетия строительства социализма нэпманы "вышколятся" и практическая разница между ними и государственными чиновниками сойдет на нет. Надежду на это давали такие, например, крупные капиталистические предприниматели, честно пошедшие служить Советской власти, как известный издатель Сытин и др. Поскольку подобные факты успешного сотрудничества с властью были возможны в первые послереволюционные десятилетия, когда
взаимные антипатии и недоверие были особенно сильны, постольку в перспективе далеких будущих десятилетий превращение нэпманов в “спецов” представлялось реалистичным.Надо заметить, что Владимир Ильич в послереволюционные годы уклонялся от споров о содержании понятия “социализм” со своими соратниками, в теоретическом отношении стоявшими несопоставимо ниже его. Тем не менее, легко убедиться в том, что в соответствующих его коротких высказываниях того времени это понятие фигурировало в двух существенно разных значениях. Первое из них, строгое, я уже представил здесь выше. А в нестрогом значении подразумевались
культурные, политические и экономические предпосылки социализма, достижение которых в отдельно взятом СССР представлялось Ленину реальным. Причем дискуссию на данную тему он систематически пытался переводить из теоретической плоскости в плоскость обсуждения практических дел.Так, в цитированном выше письме к Каменеву упоминался “Проект директивы насчет работы СТО и СНК, а также Малого СНК”, в котором В.И.Ленин излагал следующие соображения:
“Главным недостатком указанных учреждений является загруженность его мелочами. В связи с этим они тонут в бюрократизме вместо борьбы с ним.
Причины этого зла: 1) слабость управдела; 2) неумение наркомов вылезти из тины мелочей и бюрократических деталей: 3) желание наркомов (а еще более: подталкивающих их бюрократов ведомства) свалить с себя ответственность на СНК; 4) – последнее и главное – отсутствие у ответственных работников сознания того, что на очередь дня встала борьба с бумажным морем, недоверие к нему и к вечным “реорганизациям”, что первоочередная задача момента не декреты, не реорганизации, а п о д б о р л ю д е й; установление и н д и в и д у а л ь н о й о т в е т с т в е н н о с т и з а д е л а е м о е; п р о в е р к а ф а к т и ч е с к о й р а б о т ы. Иначе из бюрократизма и волокиты, которые нас душат, не вылезть.
Малый СНК, СТО и СНК должны изо всех сил освобождать себя от вермишели, приучая наркоматы самим решать мелочи и отвечать за них строже.
Аппарат управдела СНК главной своей задачей должен ставить фактическое проведение этого; сократить число дел в Малом СНК, СТО и СНК, добиться, чтобы наркомы (порознь и совместно) больше решали сами и отвечали за это; передвигать центр тяжести на проверку фактического исполнения.
В тех же целях замы председателя СНКа тт. Рыков и Цюрупа должны всеми силами освобождать себя от мелочей и от комиссий; бороться против втягивания их (замов) в дела, подлежащие решению наркомами; уделять 2-3 часа в день, как минимум, для личного знакомства с ответственными работниками (не сановниками) важнейших (а потом и всех) наркоматов для проверки и подбора людей; использовать аппарат управдела СНК и часть членов Малого СНК, а равно Рабкрин, для проверки фактической работы и ее успешности; словом, становиться практическими инструкторами государственной работы, каковых нам недостает больше всего.
Недоверие к декретам, к учреждениям, к “реорганизация” и к сановникам, особенно из коммунистов; борьба с тиной бюрократизма и волокиты проверкой людей и проверкой фактической работы; беспощадное изгнание лишних чиновников, сокращение штатов, смещение коммунистов, не учащихся делу управления всерьез – такова должна быть линия наркомов и СНКома, его председателя и замов”
17. Нужно отдать должное Сталину в том, что значительную часть этих рекомендаций он успешно выполнил, добившись того, что бюрократическая машина стала работать почти идеально. Впрочем, проблема дебюрократизации - очень большая, самостоятельная, ее, конечно, нельзя раскрывать “кавалерийскими наскоками”, о многих ее принципиальных аспектах можно спорить. С вопросом о коллективизации дело обстоит проще: ее осуществление на рубеже 20-х - 30-х годов есть свершившийся исторический факт. Можно обсуждать ее частности, то, насколько грамотно и успешно они были реализованы, но сам по себе этот факт отрицать невозможно.Ко второй половине 30-х годов была осуществлена также индустриализация.
Советский Союз по основным показателям вышел на второе место в мире после США и на первое - в Европе. Это дало основание И.В.Сталину в начале декабря 1935 г. (в его статье в “Правде” в связи с началом всенародного обсуждения новой Конституции) заявить о том, что в СССР в основном построен социализм. С точки зрения технологии, достижений производства и культуры в целом, особенно в городе, такое заявление было более или менее правомерно (т. е., можно было сказать, что основы социализма построены в советских городах). А с точки зрения адекватности классовой структуры, массового сознания, оно представляется в высшей степени спорным. Развитие аграрного сектора отставало тогда от развития промышленного примерно на порядок: техника на селе была большой редкостью и производительность труда - удручающе низкой (в 1940 г. она выросла по сравнению с 1913 г. в 1,9 раза, тогда как в промышленности, соответственно, в 3,8 раза). В последующее время это положение стало только усугубляться, развитие сельского хозяйства от развития промышленности стало все больше и больше отставать18. Впрочем, аналогичное отставание стало развиваться и в Соединенных Штатах, причем оно выразилось еще сильнее.Задача создания в СССР высокоэффективного промышленного земледелия была объективной, по большому счету, не зависевшей от социального строя. Принципиально имелось три варианта ее решения. По первому, можно было вовсе ничего особенного не предпринимать, но только соблюдать великую классовую выдержку. Тогда развитый аграрный сектор был бы сравнительно медленно создан главным образом усилиями кулаков. Это сопроводилось бы социальными издержками, вполне сопоставимыми с издержками скоротечного осуществления массовой коллективизации “по Сталину”, произведенной вовсе не по “нелепой злой прихоти вождя”, а в силу исторической необходимости, возникшей из-за допущенного в 1923 г. Рыковым и Пятаковым экономического просчета, приведшего к образованию “ножниц цен”, устранить которые во второй половине 20-х годов неэкстраординарными мерами не представилось возможным (и плановый просчет тоже крайне сложно было тогда избежать). Третий, ленинский, вариант представлял собой разумно взвешенное, сравнительно безэксцессное, сочетание двух первых. Он занял бы меньше времени по сравнению с первым вариантом, больше – по сравнению со вторым и обошелся наименьшими издержками, но привел бы, в конечном счете, к тем же самым, что и в первых двух вариантах, итоговым результатам. Однако, поскольку массовая коллективизация совершилась как факт, рассматривать детальнее
представленные неиспользованные альтернативы нецелесообразно.Существенно то, что выдвижение при этом задачи ликвидации в кратчайший срок кулачества и нэпманов, как класса, в СССР, в то время, когда еще не была совершена индустриализация, а создание развитого промышленного земледелия должно было произойти в весьма отдаленной исторической перспективе, явилось решительным разрывом с основополагающими принципами ленинизма. В тогдашней социально-экономической обстановке это означало лишь перевод закономерно, объективно происходившего процесса воспроизводства класса мелких капиталистов со света в “тень” и ликвидацию его открытого общественного контроля, в то время как обучение трудящихся на практике осуществлять эффективный контроль над эксплуататорами их труда имело самостоятельную, исключительно высокую, ценность. Сталинская директива только намного затрудняла достижение перспективной цели, загоняла решение проблемы вглубь, так как в условиях отсутствия крупного государственного промышленного земледелия накопительный рост воспроизводства капиталистических и докапиталистических отношений на селе в “тени” был объективно закономерным.
Отсюда образовывалась и консервировалась на длительные сроки экономическая база для перерождения лояльных спецов во враждебных режиму теневых нэпманов, развития теневой капиталистической экономики, чреватой контрреволюционным переворотом. Если предположить, что Сталин представлял интересы не авангарда рабочего класса, а рабочей аристократии и крестьянства, стремившегося сохранить себя как класс, то осуществление им краткосрочной кампании представляется абсолютно логичным. При жизни Иосифа Виссарионовича крестьянство получало основные средства к существованию с работы на приусадебных участках. “Ликвидация кулачества как класса”, создававшая исключительно благоприятные условия для развития колхозной системы, в корне меняла их положение. Во всяком случае, снималась проблема физического выживания крестьян
19. Осуществление этой меры отвечало также и, в еще большей мере, интересам рабочей аристократии, сохранявшей стремление перейти в класс буржуазии, хотя бы и существующей в теневой форме20. Для этого представлялось целесообразным создать условия для сохранения и последующего развития буржуазии в "тени". Проще всего было объявить ее несуществующей вследствие якобы успешно осуществленной ликвидации кулачества как класса. Отсюда следует, что объективно Сталин, в конечном счете, служил (теневой) буржуазии, когда демагогическими мерами создавал условия для благоприятного долговременного ее сохранения и развития и репрессировал своих реальных и потенциальных оппонентов из числа лучших представителей партии.В.И.Ленин, в свою очередь, считал, что результате уничтожения классов рабочих и крестьян должно было создаться общество, состоящее из исторически новых классов. В этой связи он писал: “Мы еще не скоро сможем осуществить, но во что бы то ни стало должны осуществить то, чтобы спецам, как особой социальной прослойке, которая останется особой социальной прослойкой впредь до достижения самой высокой ступени развития коммунистического общества, жилось при социализме лучше, чем при капитализме, в отношении и материальном и правовом, и в деле товарищеского сотрудничества с рабочими и крестьянами, и в отношении идейном, т. е. В отношении удовлетворения своей работой и сознания ее общественной пользы при независимости от корыстных интересов класса капиталистов. Никто не согласится признать поставленным сколько-нибудь сносно такое ведомство, в котором не ведется планомерно поставленной и дающей практические результаты работы по всестороннему обеспечению спецов, поощрению лучших из них, защиты и охраны их интересов и т. д. Профсоюзы должны вести всю работу всех этих видов (или систематически участвовать в соответственной работе этих ведомств) не с точки зрения данного ведомства,
а с точки зрения интересов труда и нархозяйства в целом. На профсоюзы ложится в отношении спецов самая тяжелая и трудная работа повседневного воздействия на наиболее широкие массы трудящихся, чтобы создавать правильные взаимоотношения их к спецам; и только такая работа способна дать действительно серьезные практические результаты”21.Отсюда логически выводится следующая схема. Социалистическое преобразование сельского хозяйства приводит, в конечном счете, к разложению крестьянства как класса мелких собственников на сельский пролетариат и нэпманскую буржуазию, превращающуюся далее сначала в “почти что", а затем - в полноценных "спецов”. В конечном итоге все общество становится состоящим из двух групп (классов) трудящихся, члены первой из которых занимаются сравнительно простым (что грубо приблизительно соответствует известной нам теперь внутриклассовой прослойке малоквалифицированных пролетариев), а второй - сравнительно сложным трудом (что грубо приблизительно соответствует известной до сих пор интеллигенции, а также высококвалифицированным рабочим, особенно в автоматизированном производстве).
Вместе с тем исчезает прежний, характерный для эксплуататорского общества классовый антагонизм (между классами трудящихся и классами эксплуататоров труда), но до определенного момента сохраняется и существовавший ранее антагонизм между классами трудящихся. В этой связи В.И.Ленин отмечал: “Перевод госпредприятий на так называемый хозяйственный расчет неизбежно и неразрывно связан с новой экономической политикой, и в ближайшем будущем неминуемо этот тип станет преобладающим, если не исключительным. Фактически это означает, в обстановке допущенной и развивающейся свободы торговли, перевод госпредприятий в значительной степени на коммерческие, капиталистические основания. Это обстоятельство, в связи с настоятельнейшею необходимостью повысить производительность труда, добиться безубыточности и прибыльности каждого госпредприятия, в связи с неизбежным ведомственным интересом и преувеличением ведомственного усердия, неминуемо порождает известную противоположность интересов между рабочей массой и директорами, управляющими госпредприятий или
ведомствами, коим они принадлежат. Поэтому и по отношению к госпредприятиям на профсоюзы безусловно ложится обязанность защиты классовых интересов пролетариата и трудящихся масс против их нанимателей”22.Представленная тенденция имела также и оборотную, зеркально противоположную, крайне опасную сторону. Как нэпманы в сравнительно далеком будущем могли превратиться в “спецов”, так и последние могли перерождаться в первых и политически объединяться с ними. А это представлялось Ленину достаточно вероятным и крайне опасным (аппарат “чужой”, “целиком перенятый от прежней эпохи” и почти совсем не переделанный): “Государственный капитализм объединит мелкую буржуазию (ей т о л ь к о объединения не хватает) и скинет пролетарскую диктатуру”, - писал он
23.В период по начало 50-х годов рабоче-крестьянская диктатура с бюрократическими извращениями в СССР поступательно трансформировалась в диктатуру рабочей аристократии и кооперированного крестьянства, основным источником существования которого тогда была еще работа на личном наделе, а политическим союзником их выступала сохранявшаяся и усиливавшаяся в “тени” буржуазия. На период до смерти Сталина, считавшим, в принципиальное отличие от Ленина, возможным построение социализма в отдельно взятом Советском Союзе, такой вариант политического устройства был не самым худшим для СССР, так как он обеспечивал движение страны вперед по пути прогресса, что было, в перспективе дальнейшего строительства социализма в мире, самым главным
24. Но уже с 50-х годов для кооперированного крестьянства работа на личном наделе начала прекращать являться основным источником добывания средств к жизни, зато вместе с тем колхозное крестьянство выступило совокупным организованным нэпманом, и политический союз с последним рабочей аристократии неуклонно повел в дальнейшем к восстановлению открытых эксплуататорских порядков.В теоретической преамбуле нового Устава КПСС, принятого незадолго до смерти Сталина на
XIX съезде партии в 1952 году, в связи с объявленным построением в СССР основ социализма, был провозглашен отход от диктатуры пролетариата, а КПСС объявлялась партией не рабочего класса, а лучших представителей рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Другими словами, лучших представителей всего советского "народа". Фактически это означало полный окончательный разрыв с основополагающими принципами марксизма, переход с революционно-классовых позиций на "либерально-неонароднические", социал-реформистские. Дальнейший ход событий явился логичнейшим развитием этой радикальной политической перемены. Но вместе с тем Владимир Ильич отмечал: "Рабочие, как класс наемных рабов, наиболее способны на восстание, и как г о с п о д с т в у ю щ и й класс"25. Это исключительно важное положение относится непосредственно к случаю длительного постепенного скрытого перехвата власти теневой буржуазией, начавшему осуществляться в СССР с 50-х годов. Как показала перестройка, рабочие смогли легко и энергично разрушить то, что их не устраивало. Но ничего конструктивного с тех пор им придумать и выполнить не удалось. Придумать должна была становящаяся на сторону пролетариата интеллигенция. Однако и до сих пор ей не удалось создать ничего существенного, действительно ценного для рабочих.Итак:
II
В конце и после II Мировой войны революции произошли в восточноевропейских странах, где капитализм был развит более или менее высоко. В принципе, Советская власть могла установиться и в таких развитых странах, как Италия и Греция, а также во всей Германии, но этому попрепятствовало присутствие на их территории войск Англии и США. Вместе с тем, в изменившейся после Октябрьской революции мировой обстановке акцент с развития собственно капитализма объективно переместился
на развитие экономики и культуры сравнительно безотносительно от социального строя. С этой точки зрения, вновь приобретенные культурно-экономические достижения СССР стали способными частично замещать несостоявшиеся революции в развитых капиталистических странах.Построение основ социализма требовало также международно-правового оформления. В этом смысле построение можно считать достигнутым к концу 40-х – середине 50-х годов, когда были созданы СЭВ, Организация Варшавского договора и заключен догосрочный широкоаспектный договор о сотрудничестве между СССР и Китаем. На базе этих стран стала развиваться диктатура пролетариата, качественно более близкая той, которую имел в виду К.Маркс, по сравнению с первоначальной, существовавшей до Второй мировой войны. Все руководители соцстран были такими же эклектиками, как и Сталин, но тогда, в самом начале процесса, это не имело существенного значения. Первый блин комом, и самостоятельную ценность имел практический опыт “печения блинов”, который нельзя приобрести никакими, даже самыми плодотворными, теоретическими изысканиями. Таким образом, пик прогрессивного развития мировой диктатуры пролетариата, в целом успешного и верного движения по пути, указанному Марксом и Лениным, следует относить на февраль 1950 года, когда был заключен договор о дружбе между СССР и Китаем на 50 лет
26.После смерти Иосифа Виссарионовича и разоблачения культа его личности на XX съезде КПСС в 1956 году эта международная система начала разваливаться. Хрущева за отступление от марксизма осудили Мао Дзэ-Дун, который сам себя не определял марксистом (в действительности он был революционным народником), и Энвер Ходжа – за отступление от принципа диктатуры пролетариата. В своем исходном тезисе критика Ходжи, который пытался отстаивать ортодоксальный марксизм, была по существу верной. Но выводы, которые делал руководитель Албании, были ошибочными в корне. Отказываясь от интеграции с “отступниками”, он обрекал руководимую им страну на “гордо одинокую” автаркию, тем самым бросаясь из огня да в полымя.
Выходит, что уже в момент своего рождения послевоенная мировая диктатура пролетариата явилась если не обреченным на сравнительно скорую смерть уродом, то, во всяком случае, крайне болезненным ребенком, выживание которого было весьма проблематичным. Режимы в странах строившегося социализма непринципиально отличались от постсталинистского СССР. Во всех них ставилась задача построить национальные “социализмы”, что являлось еще большим отступлением назад от
марксизма от того рубежа, на который ранее отошел Сталин. Положение существенно осложнялось также и тем, что быстро и эволюционно переломить сложившуюся негативную тенденцию было невозможно.Уже в середине 50-х годов на повестку дня мирового коммунистического движения объективно выдвинулся вопрос о необходимости радикальной переделки заново достигнутого в деле построения социализма во всем мире, о воссоздании диктатуры пролетариата по Марксу и Ленину из той эклектичной структуры, какую к тому времени сумели выстроить. Этот вопрос правильно ставил Энвер Ходжа, но руководитель Албании давал на него неверный ответ. Кроме того, еще в 1943 году в Италии образовалась группа, из которой впоследствии выросло движение Международное бюро за революционную партию. Как и ходжаизм, это течение исходило из верной посылки, что сталинизм и троцкизм представляют собой мелкобуржуазные теории, принципиально порвавшие с марксизмом
27, но позитивная часть программы МБРП не приобрела принципиальных отличий от ходжаизма и клиффианства, а представила своеобразный гибрид из этих учений. Это так называемая “госкаповская” теория, оперирующая немарксистскими понятиями типа “класс-аппарат”, “тоталитаризм” и т. п.28, в которой, как и во всех остальных современных эпигонских доктринах, абсолютно не разработан раздел о захвате власти.Указывается, что грядущая пролетарская революция или будет мировой, или ее вовсе не будет, а что под этим подразумевается, каким конкретным образом это должно произойти, теоретические документы МБРП не разъясняют. Положительным достижением МБРП следует признавать его критику современной политической доктрины КПК. Хотя эта критика и не свободна от характерной эклектики троцкистско-ходжаистского толка, она гораздо последовательней, основательнее и глубже, чем у других эпигонов
29.С другой стороны, необходимо признавать и реальные достижения КПК. Оставаясь в исходных позициях на платформе сталинизма-маоизма, именно, отталкиваясь от немарксистского представления о возможности построения социализма в одной стране, или, во всяком случае, явно ревизионистски недооценивая значение фактора интернационализма в коммунистическом и рабочем движении, идеологи китайской компартии, тем не менее, сумели избавиться от ряда частных, но очень важных, свойственных сталинизму, ошибочных представлений о строительстве социализма в рамках отдельно взятой страны.
Так, теоретики КПК вернулись к ленинскому представлению об обязательности сохранения господства нэпа как необходимейшего условия для успеха осуществления культурной революции (в ленинском понимании этого слова), кооперации и индустриализации. Более того, успешно сумели реализовать ленинскую идею сдачи части общенародной собственности в концессию. Наконец, они по-ленински же реалистично определили продолжительность срока построения основ социализма в Китае.
В нынешних условиях значительного ослабления международного рабочего и коммунистического движения по сравнению с ситуациями рубежа 10-х - 20-х и второй половины 40-х годов описанное отступление руководителей китайской компартии не представляется критическим, поскольку у них принципиально сохраняется исторический шанс в более или менее близком будущем вернуться на правильную дорогу и в общем они движутся в верном направлении. Другое дело, что путь, по которому сегодня движется строительство социализма в Китае, исключительно непростой и трудный, и опасность капиталистического реванша в этой стране крайне высока.
Очень важную роль в мировой политике играет сегодня также строящая социализм Куба, которая ведет за собой под антинеоколониалистскими и антиимпериалистическими лозунгами целое громадное движение неприсоединения. Нужно еще упомянуть в данном ряду Северную Корею, господствующей идеологией в которой является чучхеизм – доктрина революционных народников, а также Вьетнам. У чучхеизма с марксизмом общим является один лишь элемент демократизма. Признавать государство, идеологией которого является крестьянский социализм, действительно строящим социализм вполне правомерно лишь тогда, когда оно находится в составе мировой диктатуры пролетариата, хотя бы даже, например, в варианте Монгольской Народной Республики. А так как КНДР имеет нормальные отношения с Китаем и Кубой, эту страну строящей социализм признавать можно. .
Подводя итог рассмотрению истории становления диктатуры пролетариата в мире в период с 1917 года по настоящее время, можно заключить, что сейчас она находится, по существу, в лучшем состоянии, чем в 1950 году. Важнейшим приобретением, полученным по сравнению с тем моментом, является то, что в Китае стал практиковаться по-ленински подправленный сталинизм, что, во всяком случае, оставляет надежду на то, что он может не переродиться "изнутри" в открытую буржуазную диктатуру, как это случилось в странах СЭВ.
Итак:III
Основоположники научного коммунизма почти не рассматривали проблематику перехода от крупного машинного производства к автоматизированному. Видя его в весьма отдаленном будущем, Энгельс полагал, что смена технологической базы произойдет уже после победы мировой революции, когда на Земле установится социализм. Основоположники даже не рассматривали случая перехода к автоматике в условиях капиталистического общества, - настолько несовместимой представлялась им эта технологическая база с эксплуататорским строем. В их времена высококвалифицированные пролетарии отличались друг от друга только гражданством. Промышленная продукция вполне сопоставимого качества могла выпускаться в США, Германии, Чехословакии, Англии, России. И разница в ее качестве, потребительских свойствах была , как правило, нереволюционной.
Основоположники научного коммунизма почти не рассматривали проблематику перехода от крупного машинного производства к автоматизированному. Видя его в весьма отдаленном будущем, Энгельс полагал, что смена технологической базы произойдет уже после победы мировой революции, когда на Земле установится социализм. Основоположники даже не рассматривали случая массового перехода к автоматике в условиях капиталистического общества, - настолько несовместимой представлялась им эта технологическая база с эксплуататорским строем. В их времена высококвалифицированные пролетарии отличались друг от друга только странами проживания. Промышленная продукция вполне сопоставимого качества могла выпускаться в США, Германии, Чехословакии, Англии, России. И разница в ее качестве, потребительских свойствах была , как правило, нереволюционной.
Однако непредвиденное классиками произошло. Эра автоматизации началась в самом конце Второй мировой войны, когда проводились заключительные работы по созданию атомной бомбы. Многие операции этого процесса было невозможно осуществлять при непосредственном присутствии человека. Со всеми ранее использовавшимися видами энергии такого не было. Уголь можно кидать лопатой в топку, провода с током высокого напряжения можно соединять, надев резиновые сапоги и резиновые перчатки, а с ядерной энергией обращаться подобным образом непосредственно, без автоматики, нельзя. Особенно в этом убедили взрывы в Хиросиме и Нагасаки, а также испытательные взрывы в более позднее время. Отсюда уже в первой половине 50-х годов в мире появились первые заводы-автоматы, а позднее - заводы-автоматы, выпускающие заводы-автоматы. И с того же времени доля рабочих, занятых в промышленности ведущих капиталистических стран, стала все более сокращаться. Началась полоса массовых увольнений в крупном машинном производстве. Это не означало, что спрос на рабочих этой отрасли сократился. Наоборот, в капстранах "второго эшелона" стали расти стремительно, как грибы, производственные гиганты. Но даже и это не удовлетворило капиталистов метрополии, которые оказались вынужденными пойти в 1960 году на деколонизацию, открывавшую новый огромный рынок эксплуатации наемного труда, находившийся до того времени в резерве. Вскоре затем поэтому на мировой рынок выступил исторически новый участник - капиталист освободившихся от колониального ига стран, поставлявший в метрополию топливное сырье и промышленные полуфабрикаты. В 1971-1972 годах, вследствие поднятия им экспортных цен на нефть и газ, в мире произошел тяжелый экономический кризис, давший мощный импульс развитию энергоэкономных технологий. Революционное развитие приобрели химико-физический синтез новых материалов, микроэлектроника, создание и внедрение в массовое производство новых средств связи и транспорта, освоение космического пространства, биотехнологии.
Нельзя сказать, что по пионерным разработкам страны СЭВ тут отставали от капиталистической метрополии. В чем-то они шли значительно впереди, в чем-то имели гораздо меньшие успехи, но в целом находились на сопоставимом уровне. Отставание выступало с очевидностью в сфере внедрения, особенно, в массовое производство. Если на создание опытного образца пионерной продукции уходило максимум несколько лет, то переход к его массовому выпуску занимал, минимум, почти десятилетие. Едва ли не в каждом своем выступлении, где заходила речь о недостатках, Л.И.Брежнев глубоко сокрушался по поводу ужасающего долгостроя, который, несмотря на все прилагавшиеся усилия, постоянно только увеличивался. Здесь обнаруживалось, пожалуй, самое уязвимое место системы, заложенной еще И.В.Сталиным. В годы войны, на военном положении, используя бесправную и энтузиастски настроенную рабочую силу, можно было за считанные месяцы воздвигать в открытом поле промышленные гиганты, выпускавшие высокотехнологичную продукцию. В мирное время, при значительно либерализовавшемся режиме, делать это стало уже нельзя. Рабочие и специалисты, естественным образом, стремились зарабатывать побольше и, поскольку расценки и ставки были нередко крайне низкими, пускались на воровство, приписки и т. д., а чтобы начальство закрывало на это глаза, все соучастники расхищения - с низу до самого верха - делились с ним неправедным доходом. Ясно, что значительно больше всех остальных получали в итоге самые высокопоставленные воры, имевшие ранг министров и т. п. Так строились гигантские "пирамиды" теневой экономики. В конечном счете это и приводило к долгостроям.
Ленин представлял решение таких проблем принципиально иным образом. Капиталистический предприниматель берет подряд, нанимает работников, приобретает технику и материалы и оставляет себе все, что приобретет в виде чистой прибыли. Главное, чтобы он исправно выполнял свою работу, отчитывался честно, не воровал, а размер честно заработанной им на таких условиях прибыли не должен был никого волновать. Строго проследить за ним должны были рабочий контроль и государственная инспекция. От капиталиста советские специалисты должны были научиться совершенствовать нормирование, методы ведения хозяйства, учиться обходиться самостоятельно без буржуев. Сталин на корню пресек этот процесс, переведя его со "света" в "тень".
А так как реальную экономику все равно не обманешь, то, особенно после смерти генералиссимуса, совпавшей по времени с технологической революцией, капиталистические предприниматели в строительстве, сельском хозяйстве и в остальных народнохозяйственных отраслях стали появляться и вырастать "в тени", чему особенно благоприятствовали революционная механизация производства по послевоенной конверсии, и вызванный ею соответствующий рост производительности труда. Исправить положение принципиально мог новый "ленинский призыв" рабочих в партию, реанимация нэпа с адекватным возрождением рабочего контроля и, в самую первую очередь, коренное реформирование КПСС (отмена устава 1952 года). Особенно своевременно было бы реализовать эти меры сразу после смерти Иосифа Виссарионовича. Но даже таким его дельным преемникам, как Н.Маленков, это и в голову не пришло. Их хватило лишь на противодействие некомпетентным мерам Н.С.Хрущева, которые были, тем не менее, осуществлены в 1956 году.
А научно-техническая революция шла своим чередом. На смену пролетарию, выступающему более или менее легко заменимым придатком к машине, выдвигается высококвалифицифрованный полурабочий-полуинженер, от которого требуются главным образом уже не моторные навыки работы с конкретными станками, а глубокие разносторонние знания. Он занимается производством не непосредственно готовой к употреблению продукции, а заводов, делающих агрегаты, выпускающие машины, которые (последние) только и изготавливают готовую к употреблению продукцию. Перечисленные дальнейшие, по отношению к нему, звенья технологической цепи, в своей значительной части, все более перемещаются из империалистической метрополии в страны остального мира.
Это нисколько не не опровергло классическую теорию марксизма, так как не затрагивало самого механизма извлечения прибавочной стоимости. Изменились только следующие моменты.
Прежде всего - содержание интернационализма авангарда рабочего класса. В отношении капиталистических стран так называемого второго эшелона определенное классиками в этой связи осталось в силе, причем в настоящее время доля этих стран даже несопоставимо увеличилась по сравнению с временами Маркса и Ленина, но ключевую, ведущую роль в революционном процессе пролетарии этой группы даже не приобрели, образовав в целом мировом пролетариате прослойку, революционную постольку, поскольку ее интересы совпадают с интересами классового авангарда метрополии.
А сохранил ли и этот авангард свою былую историческую прогрессивность? Изначально он, как известно, сосуществовал бок о бок с группой рабочей аристократии, принципиально отличаясь от нее, по большому счету, только представлениями о допустимых способах социального преобразования, а именно, в отличие от рабочей аристократии, считал применимым революционное решение социальных проблем и реализовывал его на практике. В настоящее время сознание этой социальной группы может оставаться революционным, но практическая реализация ее революционного потенциала представляется в высшей степени проблематичной.
Попробую выразиться понятнее. Во времена основоположников подавляющее большинство деятельного населения было занято в материальном производстве, следующую достаточно крупную долю составляли работавшие в нематериальной сфере, а доля рантье и прочих эксплуататорских социальных групп была небольшой. Квалифицированный рабочий имел среднее образование, собственную халупу, был в состоянии содержать неработающую жену, прислугу, оплачивать учение в гимназии детей. Для массы малоквалифицированных рабочих, живших в заводских казармах или даже ночевавших непосредственно в цехах, такой уровень благосостояния был недостижимой мечтой. Но те и другие в те времена работали в одних и тех же странах и городах на одних и тех же предприятих, в одних и тех же цехах, физически рядом. Благодаря этому они образовывали буквально готовые к действию "армии пролетариата".
Сейчас в ведущих капиталистических странах только для одного рабочего места из 10 требуются знания, и только одно место из 20 расположено в сфере высоких технологий. Порядка 20% деятельного населения занято обслуживанием машин, примерно 15% - обслуга обслуги (сторожа, официанты и т. п.). Доля официально безработных тоже приближается к 15%, а остальную часть составляют скрытые безработные, явные эксплуататоры, интеллигенция, а также государственные служащие и клерки частных фирм.
Категория трудящихся, сопоставимая с высококвалифицированными пролетариями прежних времен, оказалась по огромному преимуществу сосредоточенной в империалистической метрополии, а основная масса рабочих крупной машинной промышленности рассредоточилась по остальному миру. У первых имеются одни социальные проблемы и культурно-потребительские притязания, а у вторых, соответственно, - существенно другие. Мировоззрение первых ближе к мировоззрению интеллигенции, мелкой городской буржуазии, занятой в сфере нематериального производства, а вторых - к мировоззрению крестьян и ремесленников, совпадающему в определенной степени с мировоззрением и вовсе реакционного класса феодалов - в тех странах, где этот класс еще сохраняется и активно участвует в руководстве борьбой за национальное освобождение от неоколониализма.
Если в эпоху классического колониализма трудящимся метрополий перепадали разве крохи от ограбления колониальных стран, то в настоящее время и без того весьма весомая доля от неоколониальной эксплуатации, достающаяся работникам, становится все более впечатляющей и все более "обуржуазивающе" влияющей на их мировоззрение. Дело поэтому все более идет к сокрушительному нашествию новых "варваров" на разлагающуюся от собственных, вызванных излишествами, пороков Империю.
Нет оснований полагать, что выведенный Лениным закон "слабого звена" перестал действовать. А из этого следует, что, во всяком случае, ближайшие революции будут происходить в странах среднеслаборазвитого капитализма. Для их совершения необходимы далее, что понятно, революционные ситуации. В ряде государств Латинской Америки и Азии они есть. Положение там настолько тяжелое и безвыходное, что революции в том регионе имеют высокий шанс пойти по цепной реакции. К краху целой эксплуататорской системы они могут не привести, так как ее позиции в метрополии достаточно крепкие, но к коренному социальному изменению остального мира они привести способны.
Что же касается так называемых бывших социалистических стран, то я не нахожу оснований надеяться на то, что они станут пионерами и лидерами нового витка революций. Они, конечно, выступят в аръергарде, но это тоже не скоро произойдет. Поэтому сегодня нужно действовать со всей основательностью, размеренно, без расточающей энергию суеты. Надо закладывать фундамент движения, которое появится через сравнительно долгие годы, когда нынешнее поколение молодежи подрастет и выйдет сменяющее его поколение. За прошедшее 15-летие, если вести отсчет от начала перестройки, импотентные "коммунистические дурачки" не охватили своим влиянием хоть сколько-нибудь заметную долю современных 20-летних. Актуальная задача состоит, таким образом, в том, чтобы не "прохлопать" и нынешнее новое поколение.
Итак:
Развитие мировой диктатуры пролетариата шло по восходящей по 1950 год, явившийся одновременно и переломным моментом мировой научно-технической революции, начавшейся в конце Второй мировой войны. После этого в структуре и "географии" социальных классов Земли начали происходить обширные и глубокие перемены. Революционные выступления в мире "по инерции" продолжилось по первую половину 70-х годов (Куба, Южный Вьетнам, массовые выступления рабочих на Западе в 1968 году), после чего разразился всеобщий глубокий экономический кризис, который вызвал, наряду с прочими явлениями, очередной откат мировой революции (=распространения и укрепления позиций строящегося социализма в мире) вспять. Фактически выходит, что с того времени, а не с рубежа 80-х - 90-х годов и не с начала 50-х или даже более раннего времени, началась глобальная реставрация капитализма.
Определяясь с тем, как действовать дальше, современные марксисты-ленинцы должны поэтому произвести основательный критический анализ положительных достижений и упущений в деле распространения строительства социализма в мире на 1950 год. Некоторые определенные положительные приобретения из этого анализа уже извлекли и начали использовать на практике китайские коммунисты. Но эти приобретения относятся, к сожалению, лишь к сфере внутренней политики, тогда как Ленину внешнеполитические аспекты строительства социализма представлялись более важными.
У нас, пожалуй, не найдется ни одной левой группировки, которая отказывалась бы от принципов интернационализма. Даже фактически правая КПРФ декларирует в своих программных документах эти принципы. Но поминать это понятие на словах и реализовывать его в практической политике - совершенно разные вещи. При этом дело существенно осложняется вышеописанным глобальным качественным изменением классовой структуры всего мирового сообщества.
Следовательно, дальнейшей важнейшей задачей коммунистов-теоретиков является изучение революционных изменений в производстве, происшедших в период после Второй мировой войны, и вызванных ими изменений структуры общественных классов.
В результате выполнения этого анализа мы должны получить действенную революционную теорию, способную послужить практическим руководством для коммунистов всех стран.
IV
Важным недостатком мировой социологической науки послеленинского периода было то, что она почти совсем не занималась изучением собственных общих объективных закономерностей развития идеологии. Не рассматривалась проблематика трансформации пролетарской идеологии в общечеловеческое сознание в связке с дальнейшим разложением идеологии буржуазии (по Марксу того, что сегодня называют идеологией, в коммунистическом будущем вообще не будет). Не анализировался, на историческом материале периода после II Мировой войны, сюжет, которого касался Ленин в "Материализме и эмпириокритицизме", - о том, как фундаментальные открытия в естественных науках отражаются в сфере общественных наук, на идеологии в целом.
Считалось, что в советской социологии просто не может быть никакого неблагополучия, так как она сама - самая передовая и единственно верная теория. Как будто она двигалась не обыкновенными людьми, которым свойственно лукавить и ошибаться, а всеведущими и наимудрейшими богами саваофами, изрекающими исключительно истины в конечной инстанции. Между тем, научно-технический прогресс второй половины XX века отразился на развитии гуманитарной мысли несопоставимо больше, чем открытие необычных свойств электрона, породившее в свое время, в числе других своих опосредованных следствий, эмпириокритицизм, богостроительство и богоискательство. Соответственно более глубокого анализа потребовали и вновь появившиеся явления. Современную ситуацию лучше сравнивать с периодом, начавшимся непосредственно после открытия И. Кантом феномена тепловой смерти Земли, которое, в свою очередь, было сделано одновременно с мощнейшим прорывом в философии французских материалистов.
Последние, как известно, помещая в центр вселенной человека, выдвигая и доказывая тезис о всесилии его разума, утверждали в общественной мысли и деятельности рационализм (к слову, и Кант пытался рассуждать предельно рационально). И тут наукой обнаруживалось, что, человечество, как и вообще все, что однажды родилось, появилось, обречено на всеобщую смерть, исчезновение, так как на тогдашнем уровне развития науки и техники предотвратить глобальную космическую катастрофу людям представлялось не по силам. Кант выводил из установленного им факта ограниченности возможностей человеческого разума необходимость расширения места для веры за счет пространства, занимаемого ratio, другими словами, проповедовал уход от суровой действительности в мистические эмпиреи, поскольку, как мыслилось философу, в духовном, психологическом плане это позволяло достойно встретить смерть.
В те времена представления об историческом развитии общества были идеалистическими, исторического материализма не существовало. Чтобы возникло материалистическое понимание истории, предварительно Гегель должен был существенно развить и переработать элементы диалектики, присутствовавшие в учении Канта, внести огромный оригинальный вклад в философию и вызвать мощную критически-ответную реакцию материалиста Фейербаха. Важнейшую роль в данной связи сыграл также подлинный прорыв в развитии политической экономии и утопического коммунизма, который был сделан на рубеже XVIII-XIX веков. Эти гуманитарно-научные достижения и сделали возможным возникновение научного социализма, который подарил человечеству, наряду с прочим, оригинальную жизнеутверждающую, исполненную исторического оптимизма, гуманистическую концепцию, где, в отличие от кантианства, не содержалось никакой мистики, и притом эта концепция позволяла с мужеством и достоинством встречать смерть.
В современную эпоху НТР, со времени окончания II Мировой войны, именно с эмпирического открытия реальной угрозы гибели всего человечества вследствие антропогенной катастрофы в результате международного ядерного конфликта, технологических аварий, нарушения требований экологии и т. д., аналогично началась подготовка к очередной революции мировой философской мысли. Концептуально одними из первых на открытие новой опасности всеобщей гибели отреагировали, по-неокантиански, авторы "Гуманистического манифеста II" (1973 г.). Это имело очень важное значение, хотя позднее не привело и уже не могло привести к появлению идеалистического учения, сопоставимого по оригинальности, глубине и масштабу с гегельянством.
Столь же неготовыми отреагировать достойным образом на вновь открывшуюся реальность оказались и обществоведы, являвшиеся «по должности» марксистами. Предельно малосодержательная, не выдерживающая никакой научной критики яковлевско-горбачевская концепция нового политического мышления представила собой своеобразную пародию на "Гуманистический манифест II", в том же, по существу, неокантианском духе повторявшую не самые важные, глубокие и удачные его места.
В целом же в мировой социальной и философской мысли начал происходить реванш идеализма, всяческого мистицизма, метафизики и религиозности. При этом здесь обращает на себя отсутствие основательных доктрин, от которых, как однажды остроумно заметил Ленин, для последовательных материалистов было бы больше практического проку, чем от работ глупых материалистов. Сложилась ситуация, в которой серьезным представителям материалистической философии стало просто не с кем (из представителей противоположного лагеря) и не о чем спорить, потому что в огромном своем большинстве работы современных философов идеалистического направления представляются не выдерживающими никакой критики даже с точки зрения самих более или менее состоятельно мыслящих идеалистов.
Материалистам до сих пор с большим трудом приходится накапливать потенциал для вновь приближающегося революционного общественно-научного прорыва. В качестве одного из наглядных примеров успешного продвижения этого сложного процесса назову работы авторитетного американского археолога-марксиста Джейсона "Айдахо" Смита "Диалектика истории" и др. 30 Их автор выделил на первобытно-коммуничестической стадии истории развития человеческого общества самостоятельный период теократического рода, который, завершая эту стадию, непосредственно предшествовал эпохе рабовладельческих государств.
Материалистическое
понимание истории зиждется на
представлении о закономерностях
исторического процесса. С этой точки зрения
процесс развития в целом представляет
собой подъем вверх по диалектической
спирали, содержащий в себе постоянное
повторение, в существенно важных моментах,
на качественно более высоких уровнях,
событий и явлений, однажды или многократно
уже происходивших в прошлом.
Перед
каждым переходом на качественно более
высокую ступень человечеству и отдельным
народам необходимо приходится делать более
или менее далекие отступления, которые
являются тем более значительными, чем более
велик данный переход. Поэтому для лучшего
понимания содержания современности и
закономерно вытекающих из нее перспектив
оправдано умозрительно "прокручивать"
спиралевидную "ленту" истории не
только снизу вверх, от свершившегося через
совершающее ныне к тому, чему суждено в
будущем произойти, но и в противоположном
направлении – вплоть до древнейших времен.
"Прокрутив" "ленту" назад, мы можем убедиться, что бывшие социалистические страны в их временном историческом возвращении назад уже миновали или минуют стадию первоначального накопления капитала, реституции феодальной собственности и права, рабовладельческой монархии (в Чечне и ряде других традиционно слаборазвитых регионов бывшего СССР). Дальнейшей точкой этого движения, если признать открытия Смита, должен явиться теократический род, в котором высший авторитет, фактически все исполнительно-распорядительные функции власти принадлежали шаману, действовавшему "от имени и по поручению" "живого бога" - родового вождя. Американский археолог установил, что именно жречество первым в истории выделилось в совершенно самостоятельную профессию, занятие которой начало требовать полный рабочий день. Все остальные специализации в общественном разделении труда оказались способными служить исключительными источниками существования позднее.
Классовое общество основывается на принуждении, а социально-психологически закономерно принуждению предшествует внушение, - в подкрепление своих выводов, основанных на многочисленных археологических и этнографических данных, заявляет Смит. Тут важно дополнительно отметить, что в первобытные времена наука, искусство и религия существовали в едином конгломерате, где действительное, подкрепленное на практике знание непротиворечиво, по тогдашним представлениям, сосуществовало с фантастическими суевериями, религиозной мистикой и т. д. Жрецы периода теократического рода совмещали обязанности служителей культа с функциями инженеров, художников, архитекторов, юристов и т. д. Если переместить внимание на эту сторону явления, можно увидеть определенную аналогию и с началом процесса перехода в странах, строящих социализм, от эпохи диктатуры пролетариата (при которой сохраняются классы) к непосредственно предшествующему полному коммунизму обществу полного социализма, где, по определению Ленина, уже не будет никаких классов, поскольку все будут трудящимися, но, вплоть до наступления полного коммунизма, будет сохраняться прослойка "спецов".
Попробуем
рассмотреть сказанное в еще более широкой
взаимосвязи. Идеологическая сфера
современного мира претерпевает
исключительно сложную и противоречивую
трансформацию. В целом происходит
деградация, снижение качественного уровня
общественных наук, расширение и усиление
позиций традиционных и появившихся на базе
достижений НТР "новых" до- и
псевдонаучных форм идеологии: религии,
разнообразных суеверий, "паранормалики",
веры в "тарелочки", "пришельцев" и
т. д. Это типично для периодов
взрывообразного приобретения практическим
путем, накопления и
Единственно рациональным положением доктрины нового политического мышления стала мысль о том, что, благодаря изменениям, свершившимся на планете вследствие Великой Октябрьской социалистической революции, появления после II Мировой войны системы стран, строящих социализм, а также научно-технической революции, мир впервые за всю его историю обрел целостность в его взаимосвязях. Теперь, справедливо отмечает Дж. Смит, повсюду, как в странах империалистической метрополии, так и в самых отсталых регионах стали присутствовать в разных формах в разной степени выраженно три социальных уклада: традиционно антагонистический (капиталистический и предшествовавших ему формаций), элементы диктатуры рабочего класса, а также элементы коммунистического общества.
Теоретики
капиталистического глобализма, как и их
оппоненты-немарксисты, объективно
отстаивают разделение мира на два
изолированных друг от друга гетто, на "золотой
миллиард" и на сверхугнетаемую всю
остальную часть Земли. Якобы непримиримые (а
объективно – мнимые) противники глобализма
в действительности лишь пытаются
гармонизировать ценности современного
капитализма и предшествовавших
ему формаций (действительная разница между
оппонентами состоит лишь в том, что одни
из них отдают предпочтение ценностям
докапиталистической эпохи, а другие -
ценностям капитализма). Те и другие не
понимают, что в современном мире невозможно
достичь гармонии общества и личности иначе,
чем путем совершения пролетарских
революций и строительства социализма
объединенными усилиями рабочих разных
стран.
Мировые
религии в современном мире, несмотря на
усиленную их модернизацию, остаются по их
существу рудиментами феодализма. Поэтому в
условиях нынешнего мирового
мировоззренческого кризиса в
господствующей идеологии
империалистической метрополии доминируют
более адаптируемые к современности
нетрадиционные верования, суеверия,
возникшие как своеобразные побочные
продукты НТР, а в остальном мире
традиционные конфессии весьма успешно
добиваются роли государственных идеологий.
При этом обращает на себя внимание процесс
усиления позиций ислама и уменьшения доли и
числа адептов христианства и других
мировых конфессий. Это вполне закономерно,
потому что исторически ислам появился
много позднее и благодаря тому приобрел
способность гибче приспосабливаться к
современным реалиям. Кроме того, он стал
успешно распространяться в быстро
цивилизующихся бывших колониях Третьего
мира, население которых до сих пор
продолжает исповедовать еще более
архаичные, домонотеистические, формы
религии.
Отсюда
перед светскими гуманистами
империалистической метрополии и
остального мира выдвигаются несколько
разные задачи. Если в метрополии роль и
значение традиционных религий быстро
заметно падает, притом что активно
усиливаются позиции анти- и псевдонауки и
паранормальных верований, и потому
основные усилия приходится направлять на
борьбу с последними, то в
остальном мире приходится бороться
главным образом с воинствующим
клерикализмом и религиозным
фундаментализмом, которые в нарушение
действующих конституций, прав человека
поддерживаются и массированно насаждаются
государственными чиновниками,
президентами и парламентариями. Но в общем
и целом цели и задачи светских гуманистов
Первого и Третьего миров существенно
совпадают.
В международном светско-гуманистическом движении участвуют адепты материалистического и идеалистического мировоззрений. А положение как в идеалистическом, так и в материалистическом обществоведении во многом одинаково неблагополучно, притом что есть и важные различия. Первое из них состоит в том, что у материализма есть надежда на успешное развитие в будущем, а у идеализма ее нет. Второе важное отличие - в том, что материалистам сегодня приходится гораздо и все больше и острее (что продуктивно и постольку вполне оправданно) полемизировать друг с другом, чем с оппонентами из лагеря идеалистов, а последние, наоборот, почти совершенно не спорят друг с другом и все более переключаются на имитацию полемики с материалистами, приписывая последним придуманные ими самими взгляды, пытаясь отвечать якобы за оппонентов и парируя ими самими же придуманные возражения. Власть предержащие поддерживают противников материализма, но не получают и в принципе не могут получить от них революционный конструктив, который прежде обеспечивала для практики общественного управления домарксистская общественная наука.
Материалистическое обществоведение, несмотря на переживаемые им в настоящее время огромные трудности периода аккумулирования и освоения исторически новых реальностей, порожденных НТР, переосмысления положительного и отрицательного опыта строительства социализма, неуклонно движется к очередному революционному прорыву, а идеалистической социологии удается в лучшем случае удерживать ранее приобретенные позиции и имитировать оборону (способность по-настоящему сопротивляться она уже окончательно безвозвратно утратила). Поэтому после того как в будущем будет сделан неуклонно приближающийся в наше время революционный прорыв, идеализму уже не удастся устоять.
У
пролетария нет отечества, утверждали
Энгельс и Маркс, но, добавлял позднее Ленин,
сознательный рабочий, отнюдь не отступаясь
от принципов интернационализма, может и
должен быть патриотом социалистической
родины. Современный марксист выступает
патриотом стран, в которых строится
социализм, и непосредственно участвует в
подготовке социалистической революции в
государстве, гражданином которого сам
является. В этом, а также в проявлении
солидарности с борьбой трудящихся за
социализм в других странах находит
выражение современный интернационализм.
Отсюда представляется логичным также и то,
что коммунист не может быть патриотом
буржуазного отечества.
Между
тем, для современных немарксистов
патриотизм является едва ли не
главнейшей ценностью. Правительства бывших
социалистических стран прилагают
значительные усилия для воссоздания
идеологий, которые выгодным для них образом
могли бы консолидировать соответствующие
нации. В этом с искренним энтузиазмом
пытается участвовать и подавляющее
большинство светских гуманистов. Власть
предержащие делают тут ставку на
традиционные конфессии, что представляется
им наиболее простым и легким путем решения
задачи. Наблюдая процесс «возрождения
духовности», «религиозного ренессанса»,
совершающийся в бывших соцстранах, и явно
переоценивая его масштабы и перспективы,
они опрометчиво надеются на то, что в
достаточно близком будущем традиционные
религии приобретут качества общезначимых
для наций ценностей, и потому уже теперь
предпринимают активные меры для
закладывания их в фундамент
государственных идеологий.
В
ряде наиболее отсталых, главным образом,
моноконфессионально «мусульманских»,
бывших республик СССР это ведет, хотя и не
без весьма серьезных социальных издержек, к
положительным, для их правительств,
результатам. Но в крупнейших, значительно
более развитых и поликонфессиональных,
республиках СНГ дело обстоит во много
раз сложнее.
Свои
позиции, в противовес православию, не менее
стремительно, чем «традиционный»
ислам, усиливает протестантство. В итоге в
долевом отношении распространение
православия не увеличивается, а
сокращается и впредь будет еще более
сокращаться. Далее, нет оснований надеяться
на сокращение в будущем доли атеистов. И
наконец, следует усиливать внимание к росту
распространения и влияния «новых» культов,
«паранормалики» и т. п., который грозит
создать у нас в будущем, как это уже есть
сегодня на Западе, весьма серьезную
социальную проблему.
Цивилизованное
решение всех только что перечисленных
проблем очевидно для всякого
последовательного демократа и социалиста (а
они составляют подавляющее большинство в
обществе республик бывшего СНГ). Оно
заключается в соблюдении демократического
принципа отделения церкви от государства и
школы, а также гарантий равноправия всех
граждан независимо от их религиозных
убеждений. На этом поприще могут вполне
успешно сотрудничать представители почти
всего политического спектра – от либералов
и социал-демократов в центре до анархо-коммунистов
и фашистов слева и справа. А противниками их
остаются одни только крайне правые
религиозные фундаменталисты, под влиянием
которых оказались правительства и
парламенты.
Но
для части светских гуманистов такой союз не
представляется приемлемым, поскольку они
не признают гуманистами тех, кто мог бы
вступить в него с крайне правой и левой
сторон. Да и сами многие из крайне правых
антиклерикалов не считают себя гуманистами
и выступают против гуманизма. Между тем,
представители крайних частей
политического спектра имеют значительное
влияние в нашем обществе.
Силы
оппонирующих поддерживаемому государством
православному фундаментализму русских
националистов достаточно слабы для того,
чтобы можно было вести речь об их приходе к
власти и об установлении их диктатуры, но
достаточно велики для того, чтобы стоило
пренебрегать союзом с ними.
Это, конечно, усугубляет внутренние
противоречия в движении, которое должно
включать в себя и оппонирующих
православному фундаментализму
представителей организаций
нерусских националистов. Но как дальше дело
пойдет, покажет практика, а сейчас главное
определить главного противника, главную
задачу и дать самый общий лозунг
объединения с целью борьбы. В конце концов,
решать, вступать в единое антиклерикальное
движение или нет, будут сами участники
названных организаций, это будет зависеть
от их выбора, а наше дело лишь предоставить
им этот выбор.
Для всякого последовательного антиклерикала России, в т. ч. и из верующих, очевидно, что государственная поддержка православного фундаментализма РПЦ и попытки утвердить его в качестве государственной религии имеют своей оборотной стороной эскалацию уже давно ведущейся в больших масштабах гражданской войны (между «православными» и «мусульманами»). Дальнейшим значительным шагом на этом пути видится установление крайне правой православно-фундаменталистской диктатуры, которая ликвидирует все весьма немногие институты демократии, пока еще сохраняющиеся у нас. Перед лицом такой опасности оправданно пойти на самый большой компромисс в целях борьбы с нею.
Во время Крымской войны 1856 г. А.И. Герцен представлял альтернативу будущего развития формулой "Социализм или деспотизм". В те времена европейские державы, периодически воюя с Россией, при всяком обострении собственной внутренней социальной обстановки резко ограничивали демократические права своих граждан и использовали нашу страну в качестве "жандарма Европы". Позднее, после победы Октябрьской революции, мир увидел, что первоначальный социализм, периода диктатуры пролетариата, перехода от капитализма к коммунизму, не исключает деспотизм, но в состоянии, по мере своего исторического развития, от него избавляться. В 1918 г. Роза Люксембург выдвинула новую формулу: "Социализм или варварство", которая, как и герценовские слова, тогда намного опережала свое время. Но ныне мы все более и более реально сталкиваемся с альтернативой именно Люксембург.
Дичайшая форма деспотического варварства, теократическое правление, уже сравнительно давно установилась и активно утверждается в Грузии, Белоруссия, Армения. Следующие на очереди - Россия и Украина. Но эта перспектива, которая вполне может осуществиться в наиближайшие годы, - еще не предел социально-исторической деградации. Уже разгораются (американские войска вошли в Узбекистан) крупномасштабные, чудовищно нелепые и жестокие межконфессиональные и межплеменные войны балканского, чеченского, афганского образца. Такой жуткий удел, если светские гуманисты не проявят достаточной активности, ожидает не только республики СНГ, а вообще весь Третий мир.
Имея в виду общество и личность эпохи капитализма, А.И. Герцен писал: "Полной победой лица или общества история окончилась бы хищными людьми или мирно пасущимся стадом..." Империалистическая метрополия превращается все более именно в общество хищных людей, и потому ее будущее не благополучнее грядущего Третьего мира: в "преуспевающей" метрополии все больше утверждаются антиценности, которые были присущи первобытному коммунизму, - бездуховность, право сильного, суеверия, потребительство, антиинтеллектуализм.
Главная
задача революционных марксистов -
объединить, сплотить все демократические,
социалистические, антиимпериалистические
силы и повести их за собою в последний и
решительный бой в защиту гуманизма,
подлинно общечеловеческих ценностей. Первоочередными
задачами в этой
связи являются: 1) постоянное
самообразование и непосредственное
активное участие в развитии современной
революционной теории; 2) посильное участие в
создании условий для ведения общественно-научной
работы интеллектуалам, на деле сохраняющим
верность революционному марксизму; 3)
участие в создании эффективных,
современных систем коммуникации,
информации и политического образования.
Результатом
выполнения первоочередных задач должно
явиться создание международного научно-исследовательского
и педагогического центра, одним из первых
продуктов практической деятельности
которого должны стать в дальнейшем
программа и устав современной подлинно
большевистской партии31.
Выполнение программы-минимум займет несколько лет и много усилий, но это реальная задача, время на это пока еще есть.
Вячеслав Сачков 05.11.2002 г.
12 Там же. С. 374-375 и 373.
13 Там же. С. 370.
14 Т. 44. С. 428.
15 Там же. С. 399-400.
16 Там же. С. 429-430.
17 Там же. С. 369-370.
18 В 1985 году в целом по промышленности из 100 рабочих 51 работал при помощи машин и механизмов, а также по наблюдению за работой автоматов, а, соответственно, в растениеводстве - 25,5 (колхозы) и 28,5 (совхозы) и в животноводстве – 28,3 (колхозы) и 23,6 (совхозы). Т. е., если в промышленности уже начал преобладать сложный (механизированный) труд, то, в частности, совхозному животноводству до этого было еще далеко, если учесть, что в этой отрасли в 1975 году из 100 рабочих 17,7 были заняты механизированным трудом. Если в 1986 году по сравнению с 1913 годом почасовая производительность труда в промышленности выросла примерно в 50 раз, то в сельском хозяйстве - более чем в 8 раз. Другими словами, если в довоенный период рост производительности труда в промышленности и в сельском хозяйстве шел одинаковыми темпами, то к 1986 году этот показатель по сельскому хозяйству стал ниже, чем в промышленности, примерно в 3,5 раза. При сохранении таких темпов достижение уровня преобладания механизированного труда в животноводстве ожидалось через 25-30 лет, а в целом по сельскому хозяйству – не раньше, чем через 20 лет, или вскоре после 2005 года.
Период 70-х – 80-х годов часто называют эпохой застоя. Неверно считать, что в эти годы в СССР не было вообще никакого прироста. Он имел место и по отдельным позициям был весьма впечатляющим (например, за 15 лет добыча газа увеличилась в 3,25 раза), но если в предыдущие десятилетия происходило сокращение разрыва между уровнями производительности труда в СССР и США, то в эпоху застоя разрыв перестал сокращаться, застыв на отметках 55% по промышленности и 20% - по сельскому хозяйству от уровня Америки. Иначе говоря, с 70-х годов по этому важнейшему показателю Советский Союз перестал обгонять Соединенные Штаты, хотя и не отстал по темпам развития от них. Для промышленности это было более или менее приемлемо, было даже, в сущности, выше уровня средней западноевропейской страны, но для сельского хозяйства - явно угрожающе, чревато катастрофой, на что наглядно указывал происходивший в те годы ускорявшийся рост продовольственного дефицита.
Однако, рассуждая абстрактно, ситуация не была безнадежной. Достаточно было, принципиально ничего не меняя в производстве, продержаться еще максимум лет 25, чтобы произошел тот качественный скачок в технологии аграрного сектора, который совершился в технологии промышленности в 1985 году, где затем весь производственный прирост стал достигаться за счет повышения производительности труда (можно сказать, машины начали делать машины). Большую положительную роль тут могли сыграть внешнеполитические обстоятельства - положение наших конкурентов на мировом рынке было тогда далеко не блестящим.
Я думаю, что Горбачев сдал СССР на съедение ее конкурентам, предприняв перестройку, потому что не нашел лучшего способа страну накормить. Система карточного распределения не выручала. Особенно тяжелым, в плане дефицита, положение было в провинции. В сущности, тогда в скрытой форме повторились те же самые "ножницы цен", что и в 20-е годы. С этой точки зрения легализация теневой буржуазии под вывеской возрождения кооперации (1986 год) была принципиально верным шагом. Но, сделав его, Михаил Сергеевич тут же сделал минимум три длинных прыжка назад, демонополизировав в 1986 г. внешнюю торговлю и предприняв политическую реформу (1988 год), что быстро добило агонизировавшую партию и позволило объединиться легализованной буржуазии, чтобы вскоре затем она сумела стремительно и легко захватить власть. Нужны были экономическая и политическая реформы полярно противоположного содержания, которые исключили бы организационное политическое объединение буржуазии и поставили бы последнюю под наистрожайший народный контроль. Недаром одним из самых первых политических демаршей Ельцина после запрета деятельности КПСС явилось упразднение Комитета народного контроля.
Согласен, эти рассуждения праздные, потому что М.С.Горбачев не мог поступить никак иначе. Его реформы были предопределены долгой предшествовавшей деградацией, во всех отношениях, руководства партии. Но я речь не об упущенных возможностях веду, а пробую разъяснять в такой форме сущность происходившего.
19 Это обеспечивало политическую стабильность в стране, но с продолжением достаточно высокого роста производительности труда в 50-60 годы (более чем в полтора раза за каждое десятилетие) появилась возможность капиталистической эксплуатации приусадебных участков, с которой было попытался различными ограничительными мерами побороться Н.С.Хрущев, вместо того чтобы поощрять и подчинять ее еще лучшему общественному и государственному контролю. Л.И.Брежнев в первые же месяцы своего правления отменил предпринятые его предшественником меры, но также ничего не сделал для совершенствования контроля. В итоге были созданы условия наибольшего благоприятствования для развития теневого капитализма в деревне.
20 В этой связи В.И.Ленин писал:
“Наиболее ярые защитники и даже единственные искренние защитники старого капиталистического мира – это эсеры и меньшевики. В остальных лагерях из сотен, тысяч и даже сотен тысяч искренних защитников капиталистического мира вы не найдете. Но в среде так называемой чистой демократии, которую представляют собой эсеры и меньшевики, там еще остались этакие редкостные экземпляры, искренне защищающие капитализм. И чем они упорнее отстаивают свою точку зрения, тем опаснее их влияние на рабочий класс. Они тем более опасны в тот момент, когда рабочему классу приходится переживать периоды перерыва производства. Главной материальной базой для развития классового пролетарского самосознания является крупная промышленность, когда рабочий видит работающие фабрики, когда он ежедневно ощущает ту силу, которая действительно сможет уничтожить классы.
Когда рабочие эту материальную производственную базу из-под ног теряют, тогда состояние неуравновешенности, неопределенности, отчаяния, безверия овладевает известными слоями рабочих, и в соединении с прямой провокацией нашей буржуазной демократии – эсеров и меньшевиков – это оказывает определенное действие. И тут является такая психология, когда и в рядах коммунистической партии находятся люди, которые рассуждают таким образом: крестьянам подачку дали, нужно на этой же почве такими же приемами дать и рабочим. Нам пришлось известную дань этому отдать. Конечно, декрет о премировании рабочих частью фабричных продуктов есть уступка тем настроениям, которые коренятся в прошлом, которые связаны с состоянием безверия и отчаяния. До той или иной небольшой грани эта уступка была необходима. Она сделана, но ни на секунду не надо забывать, что тут мы делали и делаем уступку, необходимую не с точки зрения какой-либо иной, кроме как с точки зрения экономической, с точки зрения интересов пролетариата. Основной и существеннейший интерес пролетариата – воссоздание крупной промышленности и прочной экономической базы в ней, тогда он диктатуру свою упрочит, тогда он свою диктатуру наверняка, вопреки всем политическим и военным трудностям, доведет до конца. Почему же мы должны были сделать уступку, и почему крайне опасно, чтобы не стали ее рассматривать шире, чем нужно? Именно потому, что мы только временными условиями и затруднениями в продовольственном и топливном отношениях были вынуждены вступить на этот путь.
Когда мы говорим: нужно отношение к крестьянству поставить не на почву разверстки, в на почву налога, - что же является главным экономическим определителем этой политики? То, что при разверстке крестьянские мелкие хозяйства не имеют правильной экономической базы и на многие годы осуждены оставаться мертвыми, мелкое хозяйство существовать и развиваться не может, ибо у мелкого хозяина пропадает интерес к упрочению и развитию своей деятельности и к увеличению количества продуктов, вследствие чего мы оказываемся без экономической базы. Другой базы у нас нет, другого источника у нас нет, а без сосредоточения в руках государства крупных запасов продовольствия ни о каком воссоздании крупной промышленности не может быть и речи. Поэтому в первую очередь мы эту политику, изменяющую наши продовольственные отношения, и проводим.
Мы проводим ее для того, чтобы наш фонд воссоздания крупной промышленности иметь, для того, чтобы рабочий класс избавить от всех перерывов, которые крупная промышленность – даже крупная промышленность нашего жалкого вида, если сравнивать ее с передовыми странами – не должна испытывать, для того, чтобы избавить пролетария от необходимости при изыскании средств прибегать к приемам не пролетарским, а спекулянтским, мелкобуржуазным, которые являются самой большой экономической опасностью для нас. В силу печальных условий нашей действительности, пролетарии вынуждены прибегать к способам заработка не пролетарским, не связанным с крупной промышленностью, а мелкобуржуазным, спекулятивным и путем ли хищений, путем ли частного производства на общественной фабрике добывать продукты себе и эти продукты обменивать на земледельческие, - в этом наша главная экономическая опасность, главная опасность всего существования советского строя. А сейчас пролетариату осуществить свою диктатуру нужно так, чтобы он себя, как класс, чувствовал прочно, чтобы чувствовал почву под ногами. Но эта почва исчезает. Вместо работающей непрерывно крупной машинной фабрики пролетарий видит другое и принужден выступить в сфере экономической, как спекулянт или мелкий производитель.
Для того, чтобы от этого его избавить, мы в период переходного времени никаких жертв жалеть не должны. Для того, чтобы обеспечить непрерывное, хотя бы и медленное, восстановление крупной промышленности, мы не должны отказываться идти на подачки жадным до этих подачек заграничным капиталистам, потому что сейчас, с точки зрения построения социализма, выгодно переплатить сотни миллионов заграничным капиталистам, но зато получить те машины и материалы для восстановления крупной промышленности, которые восстановят нам экономическую базу пролетариата, превратят его в прочный пролетариат, а не тот пролетариат, который остается спекулятивным” (Т. 43. С. 308-310).
21 Т. 44. С. 351.
22 Там же. С. 342-343. Тут надо еще рассматривать противоположность интересов руководителей и рядовых участников кооперативного движения внутри этого движения, а также пролетариев и руководителей промышленных госпредприятий - извне по отношению к руководителям и рядовым участникам кооперативного движения. Особенно далеки друг от друга, как видится здесь, интересы пролетариев и председателей кооперативов.
Там же. С. 463.24 Именующие себя троцкистами обычным образом оценивают политическую деятельность Сталина исключительно негативно, не находя в ней ничего положительного. А между тем сам Троцкий, резко критикуя сталинизм, призывал мировой пролетариат поддерживать Советский Союз, существовавшую там Советскую власть. Лев Давыдович, по оценке Ленина, был, однако, никудышным диалектиком. Саму идею, в данном случае, он "схватывал" правильно, но выражал коряво. Логичным было бы, в частности, и политический режим в СССР того времени признавать в целом сталинистским. А отсюда, в свою очередь, логически вытекает, что у сталинизма имелись отрицательная и положительная сторона. Что-то в характеристике отрицательной стороны этого явления, представленной Троцким, было правильно, что-то неверно. Я не хочу останавливаться здесь на этом подробнее. Существенным мне представляется то, что положительную сторону сталинизма он вовсе никак не охарактеризовал, а значит, рассмотрел феномен односторонне, или заведомо неверно. Поэтому я в данном случае отнюдь не "реабилитирую" сталинизм, а, во-первых, пытаюсь представить его объективно и постольку, во-вторых, останавливаюсь обстоятельнее на тех моментах, которые односторонняя критика этого явления или замалчивает, или затрагивает совсем мало. Другими словами, она, по-моему, осуждает сталинизм не за то и не так, за что и как его следует осуждать по ходу вынесения ему объективной оценки.
25 Т. 36. С. 550.26 В своем первом программном выступлении 6 ноября 1964 года Л.И.Брежнев сказал:
"Вся наша плановая и хозяйственная деятельность должна строиться на прочном фундаменте объективных оценок, точной информации, на правильном использовании экономических законов социализма и достижений науки. Жизнь уже не раз показывала, что там, где научный подход к делу подменяется субъективизмом, произвольными решениями, там неминуемы неудачи, неизбежны ошибки.
В свое время В.И.Ленин указывал: "У нас ужасно много охотников перестраивать на всяческий лад, и от этих перестроек получается такое бедствие, что я большего бедствия в своей жизни и не знал". В.И.Ленин учил, что не в учреждениях, не в переорганизациях, не в новых декретах гвоздь, а в людях и в проверке исполнения. Центральный Комитет КПСС и Советское правительство видят свой долг в том, чтобы осуществлять необходимые мероприятия по совершенствованию руководства народным хозяйством, делая это осмотрительно, без суеты и поспешности" (Брежнев Л.И. Ленинским курсом. Т. 1. С. 19).
Ясно, что этим заявлением Леонид Ильич давал понять, что он открещивается от авантюрного левачества своего предшественника Н.С.Хрущева, и пытался представить себя, с самого начала своей генсековской карьеры, серьезным политиком. Ясно также, что оба они никакими марксистами не были. Но дело не в том. Продолжу ленинскую цитату, начало которой привел в своей речи Брежнев:
"О том, что у нас существуют недостатки в аппарате по организации масс, это я знаю превосходным образом и на всякие десять недостатков, которые любой мне из вас укажет, я сейчас же вам назову сотню добавочных. Но не в том дело, чтобы быстрой реорганизацией его улучшить, а дело в том, что нужно это политическое преобразование переварить, чтобы получить другой культурный экономический уровень. Вот в чем штука. Не перестраивать, а, наоборот, помочь надо исправить те многочисленные недостатки, которые имеются в советском строе и во всей системе управления, чтобы помочь десяткам и миллионам людей. Нужно, чтобы вся крестьянская масса помогла нам переварить то величайшее политическое завоевание, которое мы сделали. Тут надо быть трезвым и отдавать себе отчет, что это завоевание сделано, но в плоть и кровь экономики обыденной жизни и в условия существования масс еще не вошло. Тут работа целых десятилетий, и на нее нужно потратить огромные усилия. Ее нельзя вести тем темпом, с той быстротой и в тех условиях, в которых мы вели военную работу" (Т. 44. С. 326-327).
Важно хорошо эту мысль усвоить. Легко разоблачать действительные и мнимые "кошмары сталинизма", глумиться над политикой Хрущева и Брежнева, но это занятие в принципе не позволит выработать конструктив и может вообще завести в лагерь антикоммунизма, если мы не осознаем того, что руководители далеко не все определяли, что вожди - одно, а народ - совершенно другое, их интересы во многом существенно не совпадают и объективно не могут совпадать. Поэтому-то так легко произошла, в субъективном аспекте, в конечном счете, смена строя в странах СЭВ на рубеже 80-90-х годов. Трудящиеся вовсе не хотели возврата к капитализму, но понимали, что политика их вождей завела дело строительства социализма в тупик. Произошла долгожданная экономическая и культурная революция в городе, но на селе экономическая революция не свершилась. Она и не могла произойти из-за принципиального отступления от ленинизма, перехода не немарксистский курс еще на рубеже 20-30-х годов. В итоге трудящимся представилась более предпочтительной открытая классовая борьба.
Легко было ломать, теперь же приходится приступать к строительству заново, что несоизмеримо труднее, - а другого выхода нет. Понятно, что в условиях сохранения вновь установившегося капиталистического строя ни о каком строительстве социализма не может быть вообще никакой речи. Революции будут происходить своим чередом, это объективный процесс . Но важно понять, что без серьезной теории будет лишь бестолковая суета, которая может приводить к каким-то мелким успехам, но далее дело опять неизбежно зайдет в тупик, а наша задача состоит в том, чтобы двинуться дальше положительно достигнутого уже однажды , причем, главное, - в принципиально правильном направлении. Без теории, адекватно отражающей действительность и позволяющей грамотно изменять ее, достигнуть этого категорически не удастся.
27 Тут имеет место знаменательное хронологическое совпадение. Американский исследователь Джесон ("Айдахо") Смит в своей работе "Современный сталинизм. Часть 2. Диалектика истории" ("Stalinism Today: Part II. The Dialectics of History") разбивает выделяемый нами период 1917-1950 гг. на подпериоды 1917-1920 (стратегическое наступление), 1921-1942 (стратегическое отступление) и 1943-1950 (стратегическое наступление) гг. В течение второго подпериода происходило развитие сталинизма до исторически переломного столкновения с международным империализмом (Сталинградская битва). Во второй подпериод происходило зарождение и развитие мировой социалистической системы.
28 Подробнее эти понятия рассмотрены в моей статье "Несколько слов о "кирпичменте"". – Ж. "Просвещение". 2000 г. № 1 (11). С. 32-33.
29 См. Платформу МБРП.
30 См.: Stalinism Today: Part II. The Dialectics of History; Historical Materialism Today: The Periodization of History; Characteristics of Economic Globalisation; New Perspectives in Physics и другие работы Джейсона Смита, ссылки на которые предcтавлены на его личной страничке.
31 Сейчас выполнением этой задачи занимается группа "Материалистическая диалектика".
|
Формации |
Классово-сословная
структура |
||||||||||
|
Непривилегированные |
Привилегированные |
||||||||||
|
Доклассовое
общество (первобытный коммунизм) |
Племя |
Рядовые
члены племени (рода) |
Руководители
(вождь и его приближенные, в т. ч. жрецы) |
||||||||
|
Теократический
род (объединение племен) |
Жрецы
и их приближенные |
Вожди
и их приближенные |
|||||||||
|
Классово-антагонистическое
(докоммунистическое) общество |
Рабовладельческое
общество |
Рабы |
Лично
свободные |
||||||||
|
Не
имеющие особых привилегий |
Особо
привилегированные |
||||||||||
|
Жрецы
и их приближенные |
Фараоны
(императоры) и их приближенные |
||||||||||
|
Феодализм |
Крепостные |
Лично
свободные |
|||||||||
|
Недворяне |
Дворяне |
||||||||||
|
Прочие |
Духовенство,
купцы, промышленники, младшие чиновники, «лица свободных профессий»
(интеллигенция) |
Вассалы |
Цари
(императоры) |
||||||||
|
Капитализм |
Домонополистический |
Пролетариат |
Буржуазия |
Феодальные
помещики |
|||||||
|
Мелкая |
Средняя
и крупная |
||||||||||
|
Крестьяне,
ремесленники, мелкие торговцы и служащие |
Духовенство,
банкиры, промышленники, чиновники среднего и высшего звена, «лица свободных
профессий» (интеллигенция) |
||||||||||
|
Монополистический
(империализм) |
Пролетарии
неавтоматизированного производства |
Пролетарии
автоматизированного производства |
Буржуазия |
||||||||
|
Остального
мира |
Империалистической
метрополии |
Мелкая |
Средняя
и крупная |
||||||||
|
Крестьяне,
ремесленники, мелкие торговцы и служащие |
Духовенство,
банкиры, промышленники, чиновники среднего и высшего звена, «лица свободных
профессий» (интеллигенция, «спецы») |
||||||||||
|
Коммунистическое
общество (эпох диктатуры пролетариата, социализма и собственно коммунизма) |
Первой
фазы |
Диктатура
пролетариата и неполный социализм |
Строительство
социализма в одной стране («неполная», в т. ч. международная полицентричная,
диктатура пролетариата) |
Пролетарии |
Непролетарские
социальные слои |
||||||
|
Слои,
(условно) лояльные пролетариату |
Теневая
буржуазия |
||||||||||
|
Кооперативное
крестьянство |
«Спецы» |
||||||||||
|
Моноцентричная
диктатура пролетариата |
Пролетарии
неавтоматизированного производства |
Пролетарии
автоматизированного производства |
|||||||||
|
Второй
фазы |
Полный
социализм и коммунизм |
Трудящиеся
«неспецы» |
«Спецы» |
||||||||
|
Полный
коммунизм (бесклассовое общество) |
Бесклассовое
общество |
||||||||||
В
схему включены только те классы, сословия и другие социальные группы, которые
имеют особенно важное значение для социального развития в каждый период.