На Индокитайском полуострове, начиная с палеолита, непрерывно шёл интенсивный процесс развития человеческого общества.
До II тысячелетия до н. э. полyостров был заселён почти исключительно племенами бродячих охотников и собирателей, не знавших земледелия и домашних животных.
В период развитого неолита (II тысячелетие до н. э.) Индо-Китай был одним из основных районов расселения племён, говорящих на аустроазиатических языках. Эти неолитические племена (материальная культура которых распространена от Чхота-Нагпура в Индии до Юго-Восточного Китая и дальше по островам до Японии и Чукотки) заселяли на территории Индо-Китая речные долины и низменные районы вдоль морских берегов и внутри страны. Они жили уже полуоседло, занимались охотой, рыболовством и мотыжным земледелием при иодсечно-переложной системе, возделывали рис и просо. Для материальной культуры этих племён характерны керамика со штампованным орнаментом и нлечиковый полированный топор.
В первой половине I тысячелетия до н.э.(Х—V ьв.) в наиболее плодородных районах (долинах и дельтах рек Иравади, Менама, Меконга, Красной реки, в районе озера Тонле-Сап) эти племена переходят к поливному земледелию (вначале используя затопление полей при разливе, впоследствии — создавая каналы и плотины).
Во II—начале I тысячелетия до н.э. на территории Восточного Ипдо-Китая появляются племена протоиндонезийской Группы. Часть из них осела в долине Красной реки (Сонг-Коя) и сметалась с местными аустроазиатическими племенами, а часть распространилась вдоль берега моря до дельты Меконга, не заняв её.
С начала 1 тысячелетия до н.э. население Индо-китайского полуострова начинает применять металлические (бронзовые) орудия и оружие.
По археологическим и отчасти
этнографическим данным можно выяснить
некоторые элементы материальной и духовной
культуры племён, населявших в этот период
территорию Индо-Китая. Важнейшей отраслью
хозяйства этих племён было поливное и
подсечно-переложное мотыжное земледелие,
некоторую роль всё ещё играли охота,
рыболовство. Наряду с бронзовыми
продолжали применять каменные орудия и
оружие. Грубая глиняная посуда уже
изготовлялась на примитивном гончарном
круге. Население жило родовыми поселениями
в бамбуковых домах с террасой и двускатной
крышей, с поднятым полом. Основной
хозяйственной и политической единицей была
патриархальная родоьая община. Из среды
общинников уже заметно выделяются военные
вожди (лак тыонги).
Эпоха развитой бронзы (V—I вв. до н.э.)
приблизительно совпадает по времени с
последним крупным (VII—I вв. до н. э.)
движением этнических групп на территории
Индо-Китая. Это было движение племён тибето-бирманской
группы с Северо-Запада и племён группы таи и
иритовьетнамцев с Севера и Северо-Востока.
Есть основание предполагать, что племена
обеих групп находились к моменту своего
переселения на стадии разложения
первобытно-общинного строя и зарождения
классовых отношений. На той же стадии
находилось и коренное население наиболее
развитых районов полуострова, смешавшееся
с пришельпами в Северо-Западном и Северо-Восточном
Индо-Китае.
Слияние переселенцев с местными племенами
привело к развитию в Северо-Восточном Индо-Китае
(на территории современного Бакбо)
самостоятельной культуры эпохи бронзы,
известной под названием культуры Доунг Шон,
для которойхарактерны бронзовые барабаны,
особой формы топоры и кинжалы, особая
одежда и головные уборы, свой тип лодок.
Носительницей этой культуры была
сложившаяся в результате .смешения племён
жзяо-ти (из Юго-Восточного Китая) с местным
аустроазиатическим населением этническая
группа лаквьет, которую вьетнамские
исследователи считают непосредственными
предками вьетнамцев.
Начиная с VI в. до н. э. помимо археологических данных мы располагаем письменными сообщениями как местных (в средневековой записи), так и китайских и индийских летописей. Но необходимо отметить, что для VI—I вв. до н. э., особенно для VI—III вв. до н. э., письменные данные отрывочны и часто легендарны.
Наиболее раннее упоминание о племенах, населявших территорию Бакбо, встречается в китайских летописях и относится к VII—VI вв. до н. э. Там сообщается, что в Чжоуский Китай прибыли послы из этого района, с почётом были приняты при дворе и отправились на родину с богатыми подарками.
В IV—III вв. до н. э., по данным письменных источников, на территории Бакбо сложился племенной союз лаквьетов, известный под названием Ван Ланг. Лаквьеты в это время занимались мотыжным земледелием, знали искусственное орошение, у них на довольно высоком уровне находились ремёсла, особенно обработка металла. Этот вид ремесла уже отделился от сельского хозяйства. У власти в Ван Ланге стояли выонги из «династии» Хаунг-выонг. Термин «выонг» (соответствует китайскому ван) означал вначале главу племенного союза, но по мере развития рабовладельческих отношений выонги превращались в правителей с неограниченной властью. Выонги лаквьетов вели войны с южнокитапскими государствами.
В 258 г. до н. э. в процессе объединения лаквьетских племён племенной союз Ван Ланг входит в состав раннерабовладельческого государства Ау Лак, занимавшего дельту и среднее течение Красной реки и районы, прилегающие к этой реке с юга. Власть в государстве захватывает местная династия Тхук.
У лаквьетов в этот период делает успехи земледелие, появляется плуг. Дальнейшее развитие получают ремёсла, складываются городские центры. Столица Ау Лак — город Ко Лоа — имела правильную планировку и массивные укрепления. Городские здания, выстроенные в местном стиле, сооружались из сырцового кирпича. В лаквьетском обществе появляются рабы, но рабство в Ау Лак, как и во всей Юго-Восточной Азии, не стало господствующей формой хозяйства, и основную массу прибавочного продукта давала эксплуатация свободных общинников. К этому времени (111 в. до н. э.) относятся наиболее древние вещи китайского происхождения, найденные во Вьетнаме, что свидетельствует о культурных связях Ау Лак с циньским Китаем.
В конце III в. до н.э. Цинь Ши хуанди
организует два похода на юг. В упорной
борьбе, только после второго похода,
китайцам удалось разбить армию Ау Лак и
постепенно подчинить районы нижнего и
среднего течения Красной реки (к 207 г. до н. э.).
С падением Циньской династии на юге Китая
образуется самостоятельное государство
Наньюэ (Намвьет), включившее в себя и северо-восточную
часть Индокитайского полуострова. Ау Лак
вошло в его состав и на протяжении почти
столетия (с 207 по 111 г.) признавало верховную
власть южнокитайской династии, известной
здесь как династия Чиеу. В управлении
страной была введена китайская система, но
в остальном китайское влияние было
незначительным. Армия сохраняет старую
организацию, состоит из отрядов пехотинцев,
вооружённых копьями и боевыми топорами, и
отрядов лучников. Флот состоял из боевых
галер.
Но II в. до н. э. лаквьеты осваивают новые земельные площади, заселяют южные районы Вакбо. Расцветает искусство (художественное литьё, резьба по камню и металлу, изготовление музыкальных инструментов и предметов ритуала), появляются новые городские центры (Винь и др.), укрепляются связи с Китаем, прежде всего с Южным, намечаются первые связи с Индией.
В 20-х годах II в. до н. э. Намвьет подвергается нападению со стороны китайских императоров. Три следующие одна за другой кровопролитные кампании приводят к присоединению Намвьета к ханьскому Китаю, южная часть которого, населённая лаквьетами, известна с тех пор под названием «провинция Жзяо» (в китайских источниках—Цзяо-чжи).
В течение I в. до н. э. китайское господство в стране сказывается слабо, местная культура достигает в это время наивысшего расцвета. Осваивается производство стекла, появляются первые железные орудия и оружие, происходит дальнейшее развитие ремесла и сельского хозяйства.
Но в начале I в. н. э. намечается усиление китайского влияния как в культуре, так и в экономике и политической жизни провинции Жзяо. Были введены новые налоги, китайская администрация стала вмешиваться во внутреннюю политику местных крупных рабовладельческих родов, пытаясь сосредоточить всю власть в руках китайских чиновников. Начинается поселение в дельтеСонг-Коя (на лучших землях) китайских переселенцев. Назначенный Ван Маном новый наместник провинции Жзяо ограничивал местное лаквьетское самоуправление, казнил наиболее активных противников китайской политики.
Всё это вызвало народное восстание против китайского господства, возглавленное недовольной иноземным господством лаквьетской верхушкой господствующего класса. Это восстание вошло в историю под названием «Восстание двух сестёр Чынг» (40—43 гг. н. э.), так как, по преданию, его начали жена одного из казнённых наместником крупных рабовладельцев и её сестра. Восстание распространилось на всю провинцию Жзяо, китайские гарнизоны и администрация были перебиты. Две карательные экспедиции были разбиты, и только знаменитый полководец Ма Юань после длительной подготовки смог в двухлетней борьбе подавить восстание (42—43 гг. н. э.). В ходе подавления восстания многие районы дельты были опустошены, население покидало города и деревни и уходило в предгорья. После подавления восстания китайское влияние прочно укрепляется на территории современной провинции Бакбо. В дельте и к югу от неё появляются китайские переселенцы, китайские вещи становятся обычной деталью обихода лаквьетов, господствующие классы начинают употреблять китайские иероглифы. К этому же времени относится и проникновение сюда буддизма.
Эпоха Младшей династии Хань и последующие два века для провинции Жзяо — время дальнейшего усиления эксплуатации общинников, введения китайской налоговой системы, укрепления китайской администрации, создания на юге укреплённой полосы. Усиление эксплуатации сталкивалось с упорным сопротивлением народных масс, крупнейшими проявлениями которого были восстания II — III вв. и конаа IV в., подавленные только с помощью войск из центральных областей Китая.
С середины I в. и до V в. политическая и экономическая жизнь провинции Жзяо тесно связана с процессами, происходящими в Китае. Эта тесная связь, а также ряд явлений в экономической и политической жизни страны позволяют предполагать, что во II—IV вв. н. э. в провинции Жзяо происходит переход к новым, феодальным формам эксплуатации.
К юго-западу от государства Ау Лак, на территории современного Лаоса, в III—1 вв. до н. э. распространяется мегалитическая культура раннею железного века, может быть, связанная с проникновением в этот район племён группы таи. К началу нашей эры там складывается государственное образование или, скорее, союз племён лао, относящихся к той же группе таи и подвергшихся впоследствии индийскому культурному влиянию.
В Центральном Индо-Нитае в первые века нашей эры продолжается переселение к югу племён таи и шанов. Сложение государства у этих народов относится к более позднему периоду.
Начав своё движение из Южного Тибета в Северо-Западный Индо-Китай приблизительно на грани II—I тысячелетий до н.э., племена тибето-бирманской группы к первым векам уже занимали Северную и Центральную Бирму, частично ассимилировав, а частично оттеснив местные мон-кхмерские племена.
Наиболее развитой группой были равнинные племена, создавшие на базе бронзовой, а затем железной техники довольно высокую самостоятельную культуру на Верхней и Средней Иравади. К началу нашей эры на Средней Иравади возникает государство или, скорее, племенной союз Проме, со столицей того же названия, где до этого существовала небольшая индийская колония. Основной формой социальной организации бирманцев была община; рабовладение, развитое в ничтожных размерах, носило патриархальный характер.
В конце I — начале II в. происходит окончательное оформление государства Проме. Под индийским влиянием формируются религия, письменность, архитектура, Правители Проме вели активную борьбу с монским государством Пегу на Нижней Иравади, но на протяжении II—IV вв. эта борьба не изменила соотношения сил в Западном Индо-Китае.
На южном побережье Индо-Китая, в нижнем течении крупных рек к началу нашей эры у аустроазиатических народов мон-кхмерской группы складывается ряд раннерабовладельческих государств. Наиболее западным было сложившееся в дельте Иравади государство Пегу, возникновение которого относится к первым векам до нашей эры. Индийские летописи называют его Раманья-Деша, Население Пегу составляли племена монов, издавна занимавшихся земледелием в долинах нижнего течения Иравади. Сложению государства способствовали приток индийских переселенцев из Юго-Восточной Индии и тесные торговые и культурные связи с Индией. В первые века нашей эры — период наибольшего развит тия рабовладельческих отношений — на Нижней Иравади .и Тенассеримском побережье возникает ряд индийских поселений. Индийское влияние стало преобладающим. Исследование одного из портов монского государства обнаружило предметы китайркого, иранского и римского производства, что свидетельствует о широких торговых связях государства Пегу.
Со второй четверти I тысячелетия н. э. в Западном Индо-Китае разгорается борьба между северными и южными районами, осложнённая вмешательством восточнот индийских государств. Результатом этой борьбы было перемещение некоторых групп монов в Северную Малакку и в дельту Менама и возникновение здесь государства Дваравати.
В этот бурный период и произошла, по всей вероятности, смена рабовладельчетских форм эксплуатации феодальными.
Первые упоминания о мон-кхмерском государстве Дваравати в дельте Менама относятся к IV в. н. э. По сведениям индийских и кхмерских хроник, основным заняг тием населения этой страны было поливное земледелие. Дваравати поддерживало тесные связи с Индией, что отразилось на культуре и религии его населения. Политически Дваравати находилось под сильным влиянием кхмерских государств Юго-Bocточного Индо-Китая и впоследствии вошло в состав Срок-Кхмер.
Одним из самых ранних государств народов мон-кхмерской группы было государство, известное китайским летописцам под именем Фунань, занимавшее болотистые равнины дельты Меконга и побережье реки вверх по её течению, приблизительно до современного Кратие. На протяжении веков эта территория то расширялась, то сужалась, но всегда находилась в пределах современного Южного Кхмера (Камбоджа) и Западного Намбо (прежнее название-—Кохинхина).
Фунань населяли племена кхмеров. По описанию китайских хроник, это были невысокие, темнокожие, курчавоволосые люди, носившие повязки типа саронга. Основное занятие фунаньцев — поливное мотыжное земледелие и рыболовство на многочисленных протоках Меконга. Важнейщая культура — рис. Жили фунаньцы в небольших деревнях, однако известны и городские центры Фунани. Дома, зачастую очень крупные, строились из камня, латерита и сырцового кирпича. По своей структуре Фунань представляла собой раннерабовладельческое государство, где основными производителями были крестьяне-общинники.
Наиболее раннее письменное упоминание о Фунани относится ко II в. н. э., но ряд данных позволяет отнести возникновение этого государства к I в. н. э. В истории Фунани можно наметить два периода. В I — начале III в. н. э. основную роль в Фунани играли местные кхмерские элементы, а индийское влияние было незначительным. Государством правила местная династия, имя которой не сохранилось. Внешнеполитической активности Фунань в это время не проявляла. Археологический материал позволяет проследить торговые связи Фунани с Индией, Китаем, Ираном и Римом.
III—IV вв. н. э.— период расцвета экономики и культуры Фунани. Строится новая столица Вьядхапура (близ .современного Анкор Бореи). Заметно усиливается влияние Индии, вводится индийская система летосчисления, индийская титулатура, на базе южноиндийских алфавитов создаётся местная письменность. Вместе с тем устанавливаются политические и торговые связи с Китаем. Возникшая в это время новая династия, основанная, по преданию, индийским брахманом Каундиньей, ведёт активную внешнюю политику, приведшую к расширению Фунани к северу.
К V в. н. э. Фунань слабеет. Причины этого ослабления источники не раскрывают. При неясных обстоятельствах с V в. н. э. для обозначения территорий, ранее называвшихся Фунань, начинает применяться название Ченла Воды, а е УД в. н. э. оно сливается с Ченла Земли (район озера Тонле-Сап и к востоку от него) и образует единое государство Срок-Кхмер (самоназвание кхмеров).
К началу нашей эры относится возникновение ещё одного крупного рабовладельческого государства — Тьямпы (Чампа). Наиболее раннее упоминание об этом государстве относится ко II в. н. э., когда там существовало индианизированное государство Кантхара, но археологические данные позволяют отнести создание здесь государственных объединений к I в. н. э.
К этому времени у племён протоиндонезийской группы тьямов, обитавших в Южном Чунгбо (Южный Аннам) и Северном Намбо (Северная Кохинхина), складывается классовое общество. В то же время на побережье происходят высадки небольших групп индийцев и индонезийцев, и это, как и значительное влияние кхмеров, наложило на культурную и политическую жизнь тьямов своеобразный отпечаток.
К I в. н. э. тьямы переходят к широкому применению железа. В плодородных густонаселённых речных долинах, на искусственно орошаемых полях возделывались рис и другие культуры.
Основную массу производителей в Тьямпе составляли общинники. Господствующие классы были разделены на брахманов и кшатриев, но резкого, как в Индии, различия между кастами не было. Брахманизм был господствующей религией, и его влияние всё более усиливалось. Уже в самом начале истории Тьямпы появляется храмовое землевладение.
Будучи приморским государством и имея сильный флот, Тьямпа находилась в теснейших связях с Индией и Индонезией, откуда были заимствованы многие элементы тьямской цивилизации: письменность (санскрит—официальный язык), индийские титулы, индианизированные названия городов, индийский стиль в архитектуре, брахманизм (культ Шивы) и др. В то же время Тьямпа имела тесные торговые связи с Китаем и, в частности, с китайскими владениями в Северо-Восточном Индо-Китае.
Во время правления местной династии Шри Мара (II—III вв. н. э.) Тьнмпа ведёт активные завоевательные войны в Северном Чунгбо, где в то время не было твёрдой китайской или лаквьетской власти. Населённый в основном племенами, стоявшими на относительно низком уровне развития, этот район надолго становится ареной тьямо-китайских военных столкновений.
Длительные войны с китайцами (знавшими Тьямпу под именем Линьи) истощили Тьямпу и привели к тому, что китайские армии в середине III в. прошли с огнём и мечом по всей стране, разрушили столицу и забрали огромную добычу. После ухода китайцев к власти пришла новая династия — Гангараджа, центром страны стал район Пандуранга. С конца III в. начинается процесс феодализации тьямского общества.
Древнейшая история Индонезии во многом ещё неясна. Изучение её осложняется тем, что самые ранние из местных письменных памятников восходят лишь к V в. н. э., а от предыдущего периода имеются либо народные предания, либо сообщения иноземных авторов, либо антропологические и археологические данные.
Индонезия была одним из районов, в которых протекал антропогенез. Об этом свидетельствуют находки на острове Ява тринильского, моджокертского и сангиранского питекантропов и нгандонгского неандертальца. Довольно богато представлен в Индонезии палеолит и нижний неолит.
В IV—III тысячелетиях до н. э. происходит переселение в Индонезию племён Юго-Восточной Азии, получивших в науке название протоиндонезийских. Через Суматру, Малакку и Яву индонезийцы двигались далее на восток, занимая территории вдоль побережий и оттесняя коренное население в центральные горные районы. Поставленные в неблагоприятные естественные условия, первоначальные обитатели Индонезии развивались медленно и в течение всего периода древней истории пребывали на стадии первобытно-общинного строя. Они были охотниками-собирателями; земледелие существовало у них, повидимому, лишь в самой примитивной форме.
Гораздо более высокого уровня развития достигли к началу нашей эры индонезийцы. Во II — I вв. до н. э. они начинают применять бронзовые орудия, что ускорило развитие земледелия и ремесла. Основой их хозяйства было мотыжное земледелие, сначала подсечно-огневое, а затем поливное. Культивировались рис и просо, трубчатые корнеплоды (ямс, батат). Широко использовались естественные богатства тропических лесов, особенно кокосовая пальма, арековая, из семян которой делают бетель, и аренговая, шедшая на изготовление хлебного саго. Разводили индонезийцы кур и свиней, из других домашних животных им с древнейших времён была известна собака.
Наряду с земледелием важное значение имело
рыболовство. В процессе расселения по
островам огромных водных пространств
Индийского и западной части Тихого океанов
индонезийцы усовершенствовали свою
знаменитую лодку — каноэ с противовесами,
нередко снабжённую парусами. На таких
лодках, не боящихся штормов, индонезийские
моряки, рыбаки и торговцы избороздили все
окрестные моря и рано стали торговать с
соседними странами. Предметом вывоза
служили поделки из дерева и
полудрагоценных камней, покрытые, судя но
археологическим находкам, необыкновенно
искусной резьбой, а также местное сырьё (ценные
породы деревьев, пряности, позднее —
металлы). На старинных настенных рисунках
изображались небольшие свайные посёлки,
стилизованные очертания сумпитана (духового
стреломета). Наконец, встречаются
датируемые первыми веками до н. э. бронзовые
изделия, что говорит о значительном росте
производительных сил.
Для тогдашнего индонезийского общества были характерны пережитки матриархата. Легенды сохраняют следы матрилинейной системы родства. Идеология также была ещё довольно примитивной, господствовал анимизм и культ предков. К рассматриваемому периоду относятся мегалитические памятники Южной Суматры. На плато Пасемах находят многочисленные менгиры и каменные изображения людей и животных.
Основной областью расселения индонезийцев была территория, охватывавшая Суматру, Яву и Малакку, носившая в древности название Явака Отсюда индонезийцы распространились по всему архипелагу,образовав Великую Нусантару, как именовали они сами индонезийский островной мир.
Широкую известность получают рудные
богатства Яваки: золото, серебро, олово.
Драгоценные металлы Индонезии имеют
хождение по всему Востоку, вплоть до
Средиземноморья. Одна из редакций
индийской поэмы «Рамаяна» говорит о Яваке,
как о стране золота с семью царствами,
которые граничат с горами Холодными,
переходящими на краю света в небо. Слухи о
далёкой Явадвипе и её богатствах дошли даже
до Рима. О ней упоминает Птолемей в своей «Географии».
Античные авторы начала нашей эры называют
Малакку «Золотым полуостровом» (Херсонесос
Хрисэ) и указывают, что южнее лежит
местность с «серебряным городом» (Аргирэ).
Наиболее передовой и экономически развитой из всех областей Индонезии была Западная Суматра, где жило племя пинангкабу («начальные люди», позднейшие минангкабау). Пинангкабу начали использовать буйвола, умели приручать и заставлять работать диких слонов, рано освоили выплавку бронзы, а в первые века нашей эры— производство железа.
На рубеже нашей эры в индонезийском обществе уже существовало рабство. Главным источником развития рабства было порабощение военнопленных, рабов поставляли также пираты. Начиная со II в. н. э. индокитайские и китайские источники сообщают о беспрестанных набегах индонезийцев на южное побережье Азии, об уводе ими в плен большого количества населения. На этой основе расцветает работорговля. Появление рабства и усиление классового расслоения общества ускоряет процесс образования государства. Отдельные племенные вожди Яваки постепенно превращаются в царей. Племена во внутренних частях островов попадают в зависимость от индонезийцев и платят их правителям дань. Немалую роль в процессе формирования государств Индонезии сыграла иммиграция индийцев.
Уже за несколько веков до нашей эры в Яваку проникают первые индийские моряки и торговцы, прибывшие с Коромандельского берега (Юго-Восточная Индия). Затем колонизационный поток расширяется. Индийцы оседают в Северной Яваке, названной ими Самудра («Морская страна»), отсюда они продвигаются далее на юго-восток. В местное общество проникают индийские обычаи, религия и культура, к которой особенно быстро приобщаются высшие слои индонезийской знати. В наиболее тесных связях с Индией находилась Восточная Суматра.
Индийская иммиграция, последовательно захватывавшая идущие к востоку острова, длилась почти беспрерывно по VI в. н. э. В I—III вв. н. э. складываются индианизированные государства на Суварнадвипе («Золотом острове»), т. е. в Малакке, Явадвипе («Просяном острове»), т. е. на Суматре. В IV в. в северо-западных областях Явы сложилось государство Тарума. Одна из надписей сообщает, что в 415 г. местный царь Пурнаварман строил ирригационные сооружения. Тогда же возникает государство на Южном Борнео. В Индонезии в это время под индийским влиянием появляется деление общества на варны, но здесь оно не получает значительного развития. К концу периода древней истории граница индийского влияния достигла острова Целебес. Следы этого влияния хорошо заметны в пределах Больших и Малых Зондских островов: язык надписей V—VI вв. — смешанный, санскрито-малайский, алфавит — древнепаллавский, местные святилища построены в стиле индийских храмов с уступчатым перекрытием.
Не все области Индонезии развивались одинаково быстро.В Восточной Индонезии, лежавшей вдали от главных центров древней цивилизации, сохранились значительно более примитивные общественные отношения. Западная Индонезия, тесно связанная с другими южноазиатскими странами, шла впереди.
Её экономическим центром был город в проливе Банка, стоявший на месте современного Палембанга. Здесь сходились главные торговые пути. Один из, них шёл через моря Бали и Флорес к Молуккам, другой по Малаккскому проливу и Андаманскому морю — в Индию, третий огибал острова Анамбас и шёл вдоль восточного побережья Индо-Китая в Китай. Из Китая сюда текли два потока грузов: для Индонезии и для запад*ных стран. В Яваке, судя по археологическим находкам, сбывались китайские керамические изделия, а также шёлковые ткани. Буддийские миссионеры сообщают, что рядовые индонезийцы одеваются в платье из пёстрой бумажной ткани местного производства, знать же носит шёлковые одежды. Основная масса вывозившегося из Китая шёлка, сначала в виде тканей, а затем в виде сырца, шла через Суварнадвипу на Средний и Ближний Восток. Путь от Индии до Яваки был хорошо известен западным купцам, ежегодно приплывавшим сюда с попутными муссонами. Птолемей указывает точную длину этого пути в греческих стадиях.
Индонезийцы были не только торговыми посредниками. Из Индонезии вывозились в большом количестве пряности, особенно перец и гвоздика. Постоянный характер носили связи между Явакой и восточным побережьем Южной Индии. Местные товары достигали и более отдалённых районов, например Средней Азии. В эти же века происходит переселение части индонезийцев на Мадагаскар и формирование там близкой к малайцам по происхождению, языку и культуре мальгащской народности.
На протяжении всей своей истории Цейлон был тесно связан с Индией. Древнейшие упоминания о Цейлоне имеются в древнеиндийском эпосе, где Цейлон именуется Ланкой («Островом»). Основным сюжетом «Рамаяны» является поход Рамы, царевича Айодхьи, на Ланку, царь которой Равана похитил у него его жену Ситу. Рама с помощью войска, состоящего из обезьян и медведей, вторгается на Ланку, в личном единоборстве убивает Равану и освобождает Ситу. Этот эпизод из «Рамаяны», видимо, не имеет исторической основы, а является лишь литературной обработкой сказочного сюжета. В Северной Индии в этот период о Цейлоне имели самое смутное представление. Считалось, что он находится где-то на краю земли, населён демонами — ракшасами. При этом, естественно, материальные и общественные условия жизни на Цейлоне в «Рамаяне» изображались сходными с теми, которые существовали в самой Северной Индии (наличие государства, развитой городской жизни, сходных религиозных верований и т. д.). Данные археологии и цейлонских исторических преданий не подтверждают известий «Рамаяны», которые поэтому не могут считаться достоверными.
Невидимому, ещё около середины'I тысячелетия до н. э. население Цейлона значительно отставало от населения Индии. По уровню развития материальной культуры оно находилось на стадии каменного века, по уровню развития общественно-экономических отношений — на стадии первобытно-общинного строя.
Исторические предания рассказывают, что в V в. до н. э. на цейлон прибыло морем значительное количество переселенцев из Северной Индии. Переселенцы утвердились на острове, и их вождь Виджая стал первым царём (483—445 гг. до н. э.). Род (или племя), к которому он принадлежал, назывался синхала. Этим именем затем стал называться остров, а также основное его население (современные сингалы). Тот факт, что язык древних синхала был родствен индоевропейским языкам, а не дравидийским, подтверждает, что в основе этого предания, возможно, лежат какие-то исторические события подобного рода. Синхалам, стоявшим на более высокой ступени развития, чем местное население, удалось захватить самые удобные земли на севере и юге острова, отчасти ассимилировать местное население, отчасти истребить его или оттеснить в самые глухие лесные и горные районы. Остатком древнейших обитателей Цейлона являются современные племена ведда.
Политическая история Цейлона во второй половине I тысячелетия до н. э. почти неизвестна. Данные цейлонских хроник («Дипаванша», составленная около IV в. н. э.,и «Махаванша» — около V в. н. э.) весьма сбивчивы и малодостоверны. К III в. до н. э. на Цейлоне существовали два наиболее значительных государства — Пихити (со столицей Анурадхапура) на севере и Рухуна (со столицей Магама) на юге. Западная, равнинная часть острова, ныне экономически наиболее развитая и густо населённая, в то время была покрыта джунглями.
К III в. до н. э. экономические и культурные связи Цейлона с Индией укрепляются, уровень развития населения Цейлона приближается к индийскому, Это подтверждается, в частности, быстрым распространением в этот период буддизма. Появление на Цейлоне буддизма связывается с деятельностью миссии буддийских монахов во главе с Махендрой, братом Ашоки. Рабовладельческая знать Цейлона сама приняла буддизм и охотно способствовала его распространению.
Буддийские монахи принесли с собой письменность брахми, из которой развилась современная сингальская письменность. Они же записали в Т в. н. э. на языке пали буддийские канонические трактаты («Типитака»), передававшиеся до того изустно. Множество слов из этого языка, которым до сих пор пользуется буддийское монашество на Цейлоне, проникло в сингальский язык, а буддийская литература (особенно джатаки) оказала большое влияние на литературу народов Цейлона. Развитие архитектуры, изобразительных искусств и т. д. также происходило под сильным влиянием буддизма.
Северная часть Цейлона неоднократно
подвергалась вторжениям из Южной Индии.
Крупнейшее из них произошло в середине II в.
до н. э., когда тамилы из Чола захватили
Анурадхапуру, а на престоле Пихити
воцарился тамил Елара. Но царь Рухуны
Дутугамуну (101—77) изгнал тамилов и на время
распространил свою власть на весь Цейлон.
Около 29 г. до н. э. произошло нашествие
тамилов из государства Пандья. Они были
изгнаны только 14 лет спустя. Вследствие
укрепления в дальнейшем государственной
власти и упрочения внутреннего положения
Цейлон более четырёх с половиной веков не
подвергался крупным нашествиям из Индия.
Отдельные нападения носили характер
грабительских набегов. Цейлонцы сами также
предпринимали набеги на Южную Индию, грабя
побережье и приводя оттуда рабов.
Основным занятием населения было земледелие. В первые века нашей эры на севере и юге Цейлона была сооружена весьма развитая система искусственного орошения. О высоком уровне инженерного искусства древних цейлонцев свидетельствует то, что многие водохранилища и каналы (например, водохранилище Миннерия с водным зеркалом в 18 кв. км) используются и в настоящее время.
Значительного развития на Цейлоне достигли горное дело, добыча жемчуга и ремесло. Ещё в первые века нашей эры в Индию, а через Индию в Европу вывозились с Цейлона жемчуг, бериллы, сапфиры, хлопчатобумажные ткани и изделия из черепаховой кости. В значительных количествах добывалось золото. Внутренняя торговля едва ли была развитой, так как собственной монеты, невидимому, не существовало.
Основой экономической и общественной структуры, как и в древней Индии, была община с очень широкими автономными правами. Власть царя ещё не стала вполне деспотической и была ограничена собраниями знати. В царском роде престол переходил не к сыну, а к старшему в роде, что способствовало возникновению кровавых междоусобиц, бывших в государствах древнего Цейлона довольно частым явлением. Большим влиянием пользовались буддийские монастыри, богатевшие от щедрых дарений со стороны царей и от эксплуатации закрепощаемых свободных общинников. Усиление эксплуатации свободных общинников вызывало неоднократно народные восстания (например, около 40 г. до н. э. в Анурадхапуре), часто совпадавшие с междоусобицами правящего класса. Тем не менее в первые века нашей эры государства Цейлона были уже прочными и сильными, а местные правители решительно сопротивлялись всяким попыткам южноиндийских царей подчинить их. Отражением стремления к полной независимости было, в частности, сохранение на Цейлоне буддизма в его ранней форме (хинаяна) и решительное противодействие распространению буддизма в форме махаяны.
Последние века до нашей эры и первые века нашей эры — период наиболее значительного развития рабовладения на территории многих стран Южной и Восточной Азии. К этому времени рабовладельческие отношения распространились почти по всей территории Индостана, на большей части Индо-Китая, Индонезии, Цейлона. Крупнейшими центрами древней цивилизации Южной и Восточной Азии были Ханьская империя в Китае и государства древней Индии.
С появлением железа здесь, как и в других странах Азии и Европы, происходит резкий скачок в технике земледелия и ремесла, развивается торговля, растут города. Развитие хозяйства сопровождается крупными сдвигами в социально-экономических отношениях. Ускоряется разложение общины, усиливается эксплуатация и закабаление свободных производителей крупными землевладельцами и рабовладельцами. Наличие огромного числа разорявшихся и закабалённых, но ещё не оторвавшихся от сельской общины земледельцев ограничивало распространение рабского труда в сельском хозяйстве. Формы зависимости трудящегося населения отличались большим многообразием.
Процесс развития рабовладельческого общества в Индии имел свои ярко выраженные особенности. Характерной чертой истории древней Индии была ещё большая, чем в других странах древности, устойчивость сельской общины. Замкнутые, обеспечивающие себя всем необходимым общины тормозили рост торговли и городов как ремесленных и торговых центров, задерживали развитие экономических связей внутри Индии. Глубокая разобщённость различных по уровню своего социального развития областей препятствовала созданию прочного политического объединения на территории Индии. Держава Мауръев просуществовала недолго, и лишь спустя почти пять веков Гуптам удалось на 100—150 лет объединить под своей властью северную часть Индии.
Возникновение и развитие новых, феодальных отношений в Восточной Азии можно с достаточной определённостью проследить в Китае. Этот процесс нашёл своё выражение в попытках ограничения частного рабовладения, в росте арендных отношений, появлении так называемых «сильных домов», хозяйство которых основывалось на переходных к феодализму формах эксплуатации зависимого населения. Последние века истории империи Ханъ —• время крайнего обострения социальных противоречий, напряжённой классовой борьбы. Крушение империи происходит в результате одного из самых грандиозных в истории древнего мира восстаний угнетённых народных масс.
С историей народов Индии и Китая тесно связана с древнейших времён история соседних племён и народностей.
Торговые сношения, китайская и индийская колонизация ускоряли возникновение классового общества и государства у племён Кореи, Японии, Индо-Китая, Индонезии, Цейлона. Культура этих народов формировалась под сильным воздействием китайской или индийской культуры, а иногда и той и другой вместе.
Конец I тысячелетия до н. э. и начало I тысячелетия н. э.— период расцвета древней культуры Индии и Китая, В это время сложились определённые культурные традиции в области литературы и искусства, возникли основные философские системы {даосизм, конфуцианство и материалистические учения Ян Чжу и Ван Ч у на в Китае, чарвака, локаята и другие философские школы в Индии), оказавшие большое влияние на дальнейшее развитие философской мысли в Восточной и Южной Азии. Вместе с экономическими связями получили развитие и культурные связи Китая и Индии с народами Средней и отчасти даже Передней Азии.
В этот период складывается одна из крупнейших мировых религий — буддизм, сыгравшая затем значительную роль в оформлении феодальной идеологии в странах Южной и Юго-Восточной Азии.
Гражданские войны в Риме, длившиеся целое столетие, знаменовали собой кризис и гибель рабовладельческой Римской республики. Хотя события и процессы этого бурного периода римской истории чрезвычайно многообразны (Сицилийские восстания рабов и движение Гракхов, диктатура Суллы и великое восстание рабов под руководством Спартака, образование империи Цезаря и гражданская война 40—30-х годов), тем не менее общая тенденция и классовый смысл напряжённой борьбы, развернувшейся в римском обществе, совершенно ясны. Развитие рабовладельческого способа производства, его утверждение и распространение в пределах огромной средиземноморской державы Рима, а также обострение всех свойственных данному способу производства противоречий (и прежде всего угроза новых восстаний рабов и народных движений) привели в конечном счёте к небывалой ещё консолидации класса рабовладельцев Средиземноморья.
Римская республика, бывшая органом господства рабовладельческой верхушки полиса, уже никоим образом не могла соответствовать классовым интересам более широкого блока рабовладельцев всей Римской державы и оказалась исторически обречённой. Ей на смену пришла империя, как орган господства рабовладельцев Италии, а затем и провинций.
Сразу же по окончании гражданских войн перед правительством встал ряд важных задач. Главной из них было укрепление устоев рабовладельческого общества, расшатанных во время этих войн, и упорядочение управления провинциями. Отсюда вытекала необходимость организации государственной власти, достаточно сильной, чтобы управлять мировой державой, и достаточно гибкой, чтобы удовлетворить самые различные категории населения, составлявшего социальные верхи Рима, Италии и провинций. Весьма важен был и вопрос об армии, которая являлась материальной опорой империи, и в связи с этим вопрос о внешней политике. Наконец, важно было укрепить моральную опору империи, которая заключалась во всеобщем убеждении, «...что если не тот или другой император, то все же основанная на военном господстве императорская власть является неотвратимой необходимостью». Своеобразный государственный строй, установившийся в первые века существования Римской империи, в историографии носит обычно название принципата (от слова princeps — первый, так как императоры заносились в список сенаторов первыми).
Главную роль в социально-экономической жизни Рима и Италии всё ещё играло сословие сенаторов. Правда, многие его члены погибли во время войн и проскрипций, многие потеряли состояние, немало вошло в сенат «новых людей», сторонников триумвиров из разбогатевших италиков, выслужившихся военных и т. п., но всё-таки сенаторы оставались высшим сословием. Принадлежность к нему определялась знатным происхождением и имущественным цензом в миллион сестерциев. Из сенаторов назначался высший командный состав легионов — легаты и старшие трибуны, наместники большинства провинций и префекты Рима — новая должность, введённая Октавианом «для обуздания рабов и мятежников». Их сыновья входили теперь в сословие всадников, пока прохождение магистратур не открывало им доступа в сенат. Хотя крупное землевладение было сильно подорвано проскрипциями и конфискациями, среди старых и новых сенаторов было всё же немало владельцев крупнейших латифундий, главным образом на юге Италии. Большие земельные владения были у сенаторов также в Нарбонской Галлии, Сицилии, Африке. Крупное сенаторское землевладение продолжало основываться прежде всего на эксплуатации рабов. О разнообразии профессий рабов, которыми владели сенаторы, дают представление сохранившиеся до настоящего времени эпитафии рабов и вольноотпущенников двух знатных семей того времени — Волусиев и Статилиев. Помимо рабов, занятых на работах в имениях, были управители, казначеи, садовники, повара, пекари, кондитеры, заведующие парадной и обычной утварью, одеждой, спальники, цирюльники, носильщики, банщики, массажисты, сукновалы, красильщики, прядильщицы, ткачихи, швеи, сапожники, плотники, кузнецы, музыканты, чтецы, певцы, писари, врачи, повивальные бабки, строители, художники и многочисленные слуги без особых профессий.
Римский учёный и писатель Плиний Старший, перечисляя крупнейших богачей конца Г в. до н. э.— начала I в. н. э., упоминает человека, владевшего 4 116 рабами. У каждого из этих аристократов была широкая клиентела из живших близ их имений крестьян, отпущенников, плебеев, искавших сильных покровителей и материальной помэщи. В их клиентелу входили, как во времена республики, целые города в провинциях.
Гордые богатством, влиянием и своими предками, сенаторы всё ещё считали себя солью земли и властителями мира. Они были готовы признать необходимость единоличной власти Октавиана и даже частично поступиться своими политическими, но не социальными преимуществами. Опыт Цезаря показал, что с сенатом надо считаться. И Октавиан, получивший через несколько лет после победы над Антонием имя Августа, учёл это при оформлении своего положения в государстве.
Положение второго привилегированного сословия римского рабовладельческого общества — всадников — тоже заметно изменилось. Как и сенаторское сословие, оно сохранило много черт, оставшихся от республиканского времени, но уже наметились пути, по которым должно было пойти его развитие в период империи.
Как и прежде, из всадников выходили дельцы, наживавшиеся на откупах провинциальных косвенных налогов, но теперь их аппетиты были несколько ограничены контролем государства. Зато перед всадниками открылись широкие возможности обогащения на военной и государственной службе. Из них выходили трибуны и центурионы легионов, командиры вспомогательных частей, секретари и чиновники в провинциальном управлении. Египет управлялся префектами из всадников. Это была одна из самых высоких всаднических должностей. Другой, ещё более высокой должностью, венчавшей карьеру всадника, была должность префекта преторианской гвардии. Эту гвардию в количестве девяти когорт, по 1 000 человек каждая, Октавиан Август организовал для своей личной охраны и разместил в Риме и Италии. Преторианцы занимали привилегированное положение: при Августе они получали по 750 денариев в год и служили 16 лет, тогда как легионарий получал всего 225 денариев и служил 20 лет. Префект гвардии был одним из первых лиц в государстве, и впоследствии, при преемниках Августа, префекты преторианцев нередко решали судьбу престола Римской империи.
Всадники должны были иметь ценз в 400 тыс. сестерциев. Из числа всадников пополнялся сенат; в ряды всаднического сословия вступали наиболее богатые и знатные члены муниципальной аристократии Италии и наиболее выдвинувшиеся по службе военные. Чтобы компенсировать всадникам потерю части доходов от непосредственной эксплуатации провинций, Август создал для них ряд новых должностей — надзирателей за дорогами, общественными зданиями, водопроводами и т. п.,— занимая которые они могли получать жалованье от государства. Император устраивал торжественные смотры всадникам; обычно кто-нибудь из его близких родственников считался главой всадничества.
Наиболее резко изменилось положение римского городского плебса. Некоторая его часть, состоявшая, главным образом, из вольноотпущенников, владела мастерскими и лавочками разных размеров, кое-кто обрабатывал маленькие садики и огороды, продавая здесь же в Риме цветы, плоды в овощи. Значительную и всё возраставшую часть городского плебса составлял полностью разорённый, лишённый постоянной производительной деятельности люмпен-пролетариат, живший за счёт случайных заработков и подачек государства. При Августе 200 тыс. человек получали даровой хлеб и пользовались производившимися время от -времени денежными раздачами. Своё былое значение в политике римский плебс утратил, и хотя комиции ещё существовали, но никакого значения они уже не имели.
Только однажды, в 19 г. до н. э., когда Август был в отъезде, плебс попробовал выставить своего кандидата на должность консула. Это был некто Эгнатий Руф, который, будучи эдилом, привлёк симпатии плебса, организовав на свой счёт отряды рабов для тушения частых в Риме пожаров. Сенат не одобрил его кандидатуры, и в городе вспыхнули волнения, узнав о которых Август поспешно возвратился в Рим. Волнения были быстро прекращены, а Эгнатий Руф кончил жизнь в тюрьме. Август распорядился, чтобы пожарные команды, так называемые «когорты стражи», были организованы на государственный счёт. Позднее они получили и полицейские функции.
Попытки возмущения среди плебса иногда возникали в связи с задержкой поступления продовольствия. Поэтому для надзора за порядком были образованы ещё и особые городские когорты, нёсшие полицейскую службу. Солдаты этих когорт занимали среднее место между простыми легионариями и преторианцами, получая по 375 денариев в год. Служба в них считалась выгодной, и император мог всецело на них положиться.
Не ограничиваясь мерами подавления, Август
стремился отвлечь плебс от политической
жизни и привлечь его к себе. Для этого
использовался, в частности, традиционный
культ ларов — душ предков, становившихся
хранителями фамилии, дома, имения своих
потомков, и культ гения, который, по
верованиям римлян, сопровождал каждого
человека на протяжении всей его жизни. Люди,
зависевшие от какого-либо лица,— его рабы,
клиенты и т. п. обычно почитали его ларов и
гения.
Такой же культ стал теперь официально воздаваться ларам и гению Августа.
Для отправления нового культа в Риме и Италии основывались многочисленные коллегии, частные и государственные. Той же цели, т. е. отвлечению плебса от политики, служили частые и роскошные зрелища, на которых неизменно появлялся сам император. На зрелища он не жалел средств, выписывая отовсюду редких зверей и гладиаторов, покровительствуя популярным актёрам. Большие средства он и члены его семьи тратили на роскошные постройки в Риме: водопроводы, храмы, форумы, портики и т. п. Август говорил, что, получив Рим кирпичным, оставляет его мраморным. Постройки давали занятие части плебеев, обогащали подрядчиков, при посредстве которых они велись, и способствовали росту популярности Августа и престижа державного города.
Об этом престиже, как и об уважении к званию римского гражданина, Август особенно заботился.Он сравнительно скупо раздавал теперь римское гражданство, внушал римлянам, что они — прирожденные властители мира. Политика римского великодержавия имела целью сделать более резкими грани, разделявшие римлян и не римлян, чтобы тем легче было держать в повиновении как римский плебс, так и покорённые народы.
На первом месте во всей политике принципата стояла задача обеспечить покорность рабов; этого ждали от Августа различные категории рабовладельцев, поддерживавших его на пути к власти. На протяжении всего существования римского рабовладельческого общества его основной ячейкой была фамилия, включавшая всех свободных и рабов, находившихся под властью её главы. В первый период истории Рима это были преимущественно свободные члены семьи (жена, дети, внуки) и клиенты. По мере развития рабства фамилия всё более расширялась за счёт рабов. В юридических памятниках конца республики и времён империи именно они и подразумевались обычно под словом «фамилия». Жизнь раба была ограничена узкой, замкнутой сферой фамилии. Господин распоряжался его судьбою и самой жизнью, раб участвовал только в фамильных празднествах и в фамильном культе, отправляемом господином или по его поручению управлявшим имением и фамилией рабом-виликом. Предполагалось, что членов фамилии кроме реальной власти главы семейства связывало освящённое религией и обычаем чувство pietas — термин, обычно переводимый словом «благочестие»; однако это было более широкое понятие, так как оно включало не только и даже не столько отношение человека к божеству, сколько взаимный долг родителей и детей, патрона и клиента, господина и раба, а впоследствии, при империи, правителя и подданного.
Гражданские войны расшатали римскую фамилию. Сражающиеся стороны привлекали рабов; рабы и отпущенники, доносившие на господ и патронов во время проскрипций, получали награды. Рабы вступали в коллегии свободных, принимали участие в культах восточных богов, слушали и повторяли опасные для хозяев прорицания — словом, к ужасу рабовладельцев, вышли из тесной сферы фамилии на более широкую социальную арену. Пошатнулась власть отца и господина, повсюду раздавались голоса, оплакивавшие исчезновение древней pietas. По Италии бродили вооружённые отряды рабов и свободных, нередки были случаи, когда рабы убивали господ. Рабы из вновь завоёванных провинций, ещё не смирившиеся с рабством, готовы были восстать. Так, обращённые в рабство астуры и кантабры перебили господ и бежали на родину, в Испанию. Между тем крепкая власть особенно нужна была рабовладельцам Рима и Италии, чтобы привести в порядок вновь полученные или сохранившиеся владения и начать извлекать из них доход.
Чтобы удовлетворить эти требования, Август избрал два пути. С одной стороны, им были приняты драконовские меры обуздания рабов. Их вооружённые отряды были ликвидированы. Был возобновлён старый закон, по которому в случае насильственной смерти господина все его рабы, находившиеся с ним под одним кровом или на расстоянии окрика, но не пришедшие на помощь, предавались пытке и казни. Только при таких мерах, говорилось в законе, может избавиться господин от вечного страха, живя среди враждебных ему рабов. Двумя другими законами был ограничен отпуск рабов на волю по завещанию, а также рабов моложе 30 лет. Никто не мог отпустить более 100 рабов. Таким образом, ограничивался приток бывших рабов в среду плебса и уменьшалась возможность их союза. Рабы, заклеймённые господином и, следовательно, особенно ненадёжные, даже получив свободу, не становились римскими гражданами.
Август откровенно и нарочито показывал, как низко он ставит вольноотпущенников; даже самых богатых из них он не допускал к своему столу, за исключением Менодора, отпущенника Секста Помпея, предавшего в своё время Октавиану флот своего патрона. Вольноотпущенникам была запрещена военная служба, кроме службы в пожарной охране и во флоте, персонал которого всегда занимал самое низкое положение в римской армии.
Не менее демонстративно подчёркивал принцепс безраздельность власти господина и патрона. Передают, что он награждал рабов и вольноотпущенников, укрывших и спасших своих господ, осуждённых во время проскрипций. Получил известность следующий рассказ: Август обедал у своего друга, богача Ведия Поллиона, который имел обыкновение бросать своих провинившихся рабов на съедение муренам — хищным рыбам, которых он держал в специальных садках. Один из рабов, прислуживавших за столом, разбил драгоценный бокал и, ожидая страшной казни, бросился на колени перед высоким гостем, умоляя о заступничестве. Августа мало смущала судьба раба, но положение главы государства обязывало его к какому-то акту, который вместе с тем не выглядел бы, как вмешательство в отношения господина и раба. Он потребовал, чтобы ему подали все остальные бокалы, и разбил их один за другим, избавив таким образом провинившегося раба от наказания.
Другим путём, который Август избрал для укрепления фамилии, были известные законы о семье, к которым он трижды возвращался во время своего принципата, принимая даже специальные полномочия «куратора нравов». Законы эти предписывали всем гражданам вступать в брак и иметь детей. Не соблюдавшие их ограничивались в праве наследования и занятия различных должностей. Напротив, лица, имевшие трёх и более детей, получали различные привилегии и государственные пособия. Отцу давалось право убить любовника дочери и дочь, пойманных на месте преступления. Муж был обязан подать в суд на неверную жену и её «сообщника», которые лишались части имущества и высылались на пустынные острова Средиземного моря. Если муж в суд не подавал, каждый гражданин имел право обвинить его в сводничестве. Ограничивалось число разводов, значительно участившихся за последнее столетие.
Всё это призвано было воссоздать древнюю семью, возродить угасшую pietas и тем упрочить исконную власть отца и господина. Законы встретили ожесточённое сопротивление среди определённой части высших слоев Рима. Кроме того, это мероприятие содержало в себе внутреннее противоречие: направленное к укреплению власти мужа и отца, оно вместе с тем санкционировало вмешательство государства в замкнутый некогда мир фамилии. Уже не муж, а суд карал виновную жену. Это противоречие, почти незаметное вначале, впоследствии всё более разрасталось и привело через три века к почти полной замене власти главы фамилии государственной властью.
Положение армии было одной из первых забот Августа после битвы при Акции.Обеспечив ему победу и единовластие, армия в то же время могла стать опасной силой, направленной против власти императора. Поэтому Август предпринял ряд мер, которые ограничивали роль армии. Огромная египетская добыча помогла ему щедро расплатиться с солдатами и обеспечить ветеранов землёй, не прибегая более к конфискациям. Из 70 с лишним легионов, стоявших под оружием в 33 г., он сохранил только 25. В Италии никакого войска, кроме городских и преторианских когорт, не осталось. Все легионы были размещены в провинциях. Легионарии набирались из римских граждан, главным образом италиков и римлян. Все командные посты занимали сенаторы и всадники, простой солдат мог дослужиться только до центуриона, т. е. командира центурии — подразделения легиона, составлявшего 1/60 его часть и включавшего 100 солдат.
От солдат требовалось беспрекословное подчинение. За малейшую провинность они несли различные наказания — от розог до казни в случае массового неповиновения или бегства с поля боя. Бывший «солдатский вождь» Октавиан теперь никогда не позволял ни себе, ни своим близким обращаться к легионариям с привычным ранее словом «соратники». Его заменило обращение «солдаты». Свою тяжёлую службу солдаты несли в надежде получить землю, деньги и привилегии при отставке. Но когда египетская добыча истощилась, а войны участились, отставку и награды стали оттягивать на неопределённый срок. Чтобы пополнить военную казну, были введены налоги на наследства и на отпуск рабов, но всё-таки денег часто не хватало. В армию шли неохотно, приходилось прибегать к принудительным наборам.
Ещё хуже было положение солдат вспомогательных частей, набиравшихся из покорённых провинциалов или из так называемых союзных, фактически зависимых народов. Это были конные и пешие отряды (алы и когорты) в 500 или 1 000 человек, взятых из одного племени, по имени которого они назывались. Набор в эти части нередко служил непосредственным поводом к восстаниям, и поэтому боевые качества такого войска, как правило, были очень невысоки.
Существенные изменения в положения различных классов в социальных групп, наметившиеся в период становления Римской империи, определили и её государственное устройство. Ещё в 27 г. до н. э., вскоре после окончания гражданской войны, Октавиан созвал заседание сената, на котором объявил, что, поскольку его полномочия как триумвира истекли и государство умиротворено, он решил вернуться к частной жизни и предложил восстановить республику. Это была умело разыгранная комедия. Октавиан заранее подготовил почву для своего выступления. Ещё в 29 г. до н. э. им была проведена под предлогом удаления недостойных чистка сената, из которого было исключено 200 человек, очевидно враждебных ему. Поэтому неудивительно, что теперь сенаторы горячо благодарили Октавиана за заслуги перед государством и просили остаться у руководства государственными делами. Октавиан милостиво согласился. Республика была объявлена восстановленной. Однако Октавиан получил ряд полномочий, которые создавали ему совершенно особое положение в этой
«восстановленной» республике. Соответственные постановления были приняты постепенно, в разное время, но в основном — между 27 и 23 гг. до н. э.
В результате этих постановлений новый строй определился следующим образом: верховным государственным органом признавался сенат. Его решения сохраняли силу закона, он был одной из высших судебных инстанций, к нему переходило управление провинциями, кроме Египта, Сирии, Испании и Галлии, остававшихся в ведении Октавиана, который управлял ими через своих легатов или префектов. Впоследствии распределение провинций неоднократно менялось в связи с присоединением новых, а также в связи с внутренним положением в провинциях, военными действиями и размещением войск; императоры брали себе те провинции, которые нуждались в каких- либо преобразованиях и в которых стояли легионы. Сенат распоряжался старой государственной казной (эрарием). К сенаторам и всадникам, по существу, переходил и выбор магистратов — квесторов, эдилов, преторов, консулов, число которых было увеличено, чтобы дать возможность большему количеству лиц занять эти почётные должности. Так, например, консулы отправляли свою должность только часть года, а затем сменялись другими, так называемыми консулами-суффектами. Особые декурии, состоявшие из сенаторов и всадников, избирали кандидатов на магистратские должности, которых народному собранию оставалось только утвердить.
С другой стороны, Октавиан оставался
верховным главнокомандующим и сохранял
титул императора, вошедший как составная
часть в его имя. Он, как уже указывалось, был
внесён первым в списки сенаторов, что
давало ему право первому подавать голос. В
течение ряда лет Октавиан избирался
консулом (всего он был консулом 13 раз), но
помимо этого он по постановлению сената ещё
с 36 г. до н. э. имел трибунскую власть,
дававшую ему право распоряжаться всеми
гражданскими долами в Риме, а позднее
получил власть проконсульскую и так
называемый «большой империй», который
позволял ему осуществлять контроль не
только над своими, но и над сенатскими
провинциями. Он же был верховным судьёй
римских граждан. Как и сенат, он имел право
выдвигать кандидатов в магистраты, причём
его кандидаты баллотировались вне очереди
и, конечно, имели все шансы быть избранными.
Для покрытия расходов но вверенным
принцеису отраслям управления была создана
особая казна (фиск), сложившаяся на основе
отдельных провинциальных фисков,
существовавших ещё в период республики, и
окончательно оформившаяся лишь при
последующих императорах. Постепенно она
совершенно вытеснила эрарий.
Октавиан подчёркивал, что, восстановив республику, он не принял никаких титулов и званий, не согласных с республиканским строем, и превосходил «товарищей» по магистратурам только авторитетом (aactoritas), которого он достиг лишь благодаря своим исключительным заслугам. Поэтому, чтобы выделить его из всех остальных магистратов, было сделано предложение присвоить ему имя Ромула и этим подчеркнуть, что он как бы наново основал Рим. Но это имя слишком напоминало одиозный титул царя. Выход был найден Мунацием Планком, участником почти всех враждебных Октавиану коалиций и только перед битвой при Акции перешедшим на его сторону. По его предложению принцепсу было присвоено имя Августа, которое затем, как и имя Цезаря, носили все правители империи. Оно может быть приблизительно передано как «возвеличенный божеством», что придавало власти принцепса некую религиозную санкцию. Октавиан стал именоваться «Император Цезарь Август, сын божественного (подразумевается — Юлия Цезаря)». Впоследствии Август получил также наименование «отца отечества». Ещё до этого, когда в 12 г. до н. э. умер бывший триумвир Лепид, до смерти остававшийся великим понтификом, на его место был избран Август, и с тех пор все его преемники были великими понтификами, соединяя всю полноту военной, гражданской и религиозной власти.
Таким образом, несмотря на республиканское оформление и юридическое «двоевластие» императора и сената, принципат, бесспорно, являлся монархией. Но не следует думать, что это оформление не имело никакого значения. Республиканская фикция продолжала играть известную роль ещё около трёх столетий, на протяжении которых монархическая сущность режима выступает всё более и более неприкрытой. Процесс этот получает завершение в конце III в., во время так называемой поздней Римской империи.
Взаимоотношения Августа с сенатом до последних лет его правления носили сравнительно мирный характер. Несколько быстро раскрытых и в общем случайных заговоров, несколько анонимных памфлетов, злословие на дружеских пирушках, более пугавшее протрезвившихся сотрапезников, чем того, кто был его объектом, несколько «смелых ответов» на заседаниях сената, казавшихся современникам верхом гражданского мужества,— вот всё, чем ответили сенаторы на фактическое крушение «республики предков». Со своей стороны Август старался не обострять отношений, старался поддерживать значение сената, внешне сам оказывая уважение сенаторам и требуя его от других. Обедневшим, но «достойным» сенаторам он давал деньги, недостающие им до суммы сенаторского ценза.
Однако Август неуклонно оттеснял сенат на задний план. Боясь влияния сенаторов в провинциях, он запретил им покидать Италию без особого разрешения. Не желая допустить сближения сенаторов с плебсом, Август ограничил расходы частных лиц на зрелища, чтобы никто не превзошёл его в роскоши и популярности. Он вмешивался в управление сенатскими провинциями, пресекая чрезмерные злоупотребления. Август создал совет из 20 человек, именовавшихся его «друзьями», где подготовлялись все важнейшие мероприятия, которые затем поступали на формальное утверждение сената. Дважды проводил он чистки сената, изгоняя неугодных ему лиц и пополняя сенат преданными людьми.
Своим друзьям, приближённым, иногда даже отпущенникам он поручал ряд дел, что повело к зарождению императорской бюрократии, впоследствии вытеснившей старые республиканские учреждения. Тогда же было заложено основание огромному императорскому хозяйству, которое, всё разрастаясь, сделало впоследствии императоров крупнейшими землевладельцами империи, в результате чего они стали не только политически, но и экономически сильнее сенаторов.
Таковы были социальные основы и государственное устройство Римской империи в период принципата. Говоря об этой империи, теперь следует иметь в виду не только Рим или Италию, но и провинции.
К моменту возникновения империи уже резко обозначились перемены в аграрном строе Италии. Самым важным, решающим фактом было разорение мелкого землевладельца. Хотя сельский плебс ещё сохранялся в Италии, особенно на севере, однако экономическая и особенно политическая роль его сошла на нет. Ведущей фигурой в экономике всё более становится собственник средней рабовладельческой виллы. Не случайно политика Августа и особенно его меры по укреплению рабовладения и фамилии встретили наибольшее сочувствие как раз в среде италийских средних землевладельцев, обладателей имений в несколько сот югеров и нескольких десятков рабов. Из них состояла городская верхушка муниципиев — сословие декурионов, городские советы, из них выбирались городские магистраты. Проскрипции, наделение землёй 300 тыс. ветеранов, основание 28 колоний усилили позиции среднего землевладения в Италии. В Северной и Средней Италии стал господствовать именно этот тип хозяйства, хотя и здесь имелись крупные латифундии.
С этими социально-экономическими сдвигами связан в значительной мере и заметный подъём сельского хозяйства Италии в I в. н, э. Правда, зерно уже и тогда приходилось ввозить, главным образсм из Египта. Но культура винограда, оливы, скотоводство стояли высоко. Вино, масло, шерсть вывозились далеко за пределы Италии; италийские собственники восхваляли Августа и принесённый им мир, который обеспечил им спокойную эксплуатацию их владений.
На земле большей частью работали рабы; иногда применялся сезонный наёмный труд. Продолжалась и практика сдачи земли в аренду. Нередко имение сдавалось целиком крупному арендатору и обрабатывалось его рабами. Известны также случаи, когда рабы сами выступали в качестве арендаторов. Довольно часто ветеран, получивший землю, но не расположенный вести хозяйство, сдавал её в аренду прежнему хозяину. Иногда землевладелец, ведя собственное хозяйство, сдапал часть имения нескольким крестьянам. Аренда была обычно денежной, договор заключался на пять лет с тем, чтобы по желанию сторон его можно было продлить. Однако процесс концентрации земли не приостановился. Поэт Гораций выразительно описывает, как богачи сгоняют своих клиентов, испокон веку живших на их землях, с их наследственных маленьких участков.
Укрепление среднего землевладения и
рабовладения способствовало развитию
тесно связанной с ними городской жизни.
Муниципальная знать, входившая в так
называемое сословие декурионов, из
которого пополнялся состав городских
советов и избирались магистраты,
заботилась о благоустройстве городов.
Желая возвысить сословие декурионов и
найти в нём прочную опору, Август всячески
ему покровительствовал. Во многих городах
Август и члены его семьи избирались
патронами, что устанавливало
дополнительную связь между ним и
италийскими городами. Значительную роль в
муниципальной жизни Италии играли ветераны,
смешавшиеся с местной знатью и
составлявшие основное ядро приверженцев
императора. Как видно из целого ряда
надписей, ветераны занимали муниципальные
должности во многих италийских городах.
Например, в одной надписи из Капуи
говорится о ветеране, служившем в войске «бога
Цезаря», проделавшем все походы с Августом
и, наконец, поселённом в Капуе. Здесь он
занимал почётные муниципальные должности и
щедро делился с городом своим состоянием.
В экономике Италии большую роль играло ремесло. Текстильные, металлические и керамические изделия вывозились в самые отдалённые области. Особенно процветало начавшее развиваться ещё во времена республики керамическое производство Арреция (современного Ареццо). Благодаря находкам многочисленных черепков с клеймами арретинских мастеров известно, что арретинская художественная керамика изготовлялась в мастерских, где работало иногда до сотни рабов. Владельцы крупных мастерских открывали свои филиалы и в других местах, например в Малой Азии. Значительную роль в ремесле и торговле играли отпущенники, иногда наживавшие большие состояния. О жизни беднейших слоев населения италийских городов почти ничего неизвестно. Во всяком случае за отсутствием регулярных раздач, поддерживавших римский плебс, они, видимо, занимались ремеслом, работой на строительстве, мелкой торговлей.
Италия в I в. до н. э. делила с Римом привилегированное положение в империи. Подавляющее большинство жителей было римскими гражданами. Правда, на её территории, главным образом на севере, ещё сохранились поселения кельтских и Лигурийских племён, не имевших гражданства, но Август постепенно приписывал их к городам, давая им права латинского гражданства. Как и Рим, Италия была поделена на районы, имевшие административный характер, что также способствовало её унификации. Ко времени Августа была завершена «романизация» Италии, включая и её северную часть — Цизальпинскую Галлию.
Принципат Августа был не только временем завершения романизации Италии, но и началом романизации западных и продолжением эллинизации восточных провинции, хотя и в разной степени. Следует заметить, что самые понятия «романизация» и «эллинизация» весьма условны. Внешними проявлениями и показателями романизации были рост городов и развитие муниципальной жизни в той или иной провинции, поскольку оплотом этой муниципальной жизни были владельцы рабовладельческих вилл. В связи с развитием городов земли провинции делились между городами, прекращались в городские территории, а жившее на них сельское население становилось гражданами городов. В тех провинциях, население которых ещё стояло на стадии разложения первобытно-общинных отношений, это вело к ослаблению зависимости рядовых общинников от племенной знати, дроблению сосредоточенных в её руках земельных владений, развитию классических форм рабства, прогрессу редоесла, торговли и товарно-денежных отношений и уже в результате всего этого к распространению римской культуры.
Города, как целое, имели сложное хозяйство и обладали значительным имуществом, состоявшим из денег, общественных зданий, городской земли и городских рабов. Этим имуществом ведали советы декурионов и городские магистраты. Они пускали в оборот городские капиталы, ссужая их под проценты, сдавали различные подряды по городскому благоустройству, отдавали в аренду часть городской земли, ведали снабжением города продовольствием и регулировали его продажу населению. Они же производили раскладку налогов и повинностей, наложенных на город, стараясь перенести их тяжесть на менее зажиточных и менее влиятельных лиц. Пока города процветали, всё это открывало большие возможности для наживы и делало эти должности выгодными и желанными; богатые и знатные горожане не скупились на украшение родного города и на раздачи, чтобы привлечь симпатии сограждан и получить большинство голосов при выборах на магистратские должности. При вступлении в них они должны были внести известную сумму в городскую кассу. Эти расходы делали магистратуры доступными лишь для богатых людей. Вольноотпущенникам доступ к ним был закрыт, и только сыновья самых богатых из них могли рассчитывать вступить в этот «избранный круг». Таково было положение в Италии, таким оно со временем стало и во многих провинциях.
Большую роль, как и при Цезаре, сыграло основание многочисленных провинциальных колоний ветеранов. Колонии получали землю, из которой нарезались участки ветеранам; если колонии получали так называемое италийское право, то колонисты владели землёй на основе полного римского права собственности, в отличие от других владельцев провинциальных земель, верховная собственность на которые принадлежала государству. Ветераны легионов, их дети и родители, согласно специальному эдикту Августа, освобождались от всяких податей, на какой бы земле они ни поселились. Они приводили на новые земли своих рабов и налаживали хозяйство по римскому образцу. Эти колонии стали основными ячейками последующей романизации. Кое-какие города получали права муниципиев, однако большая часть городов оставалась ещё на разных ступенях зависимости.
Немаловажную роль в провинциальной
политике играла раздача персонального
римского гражданства. По данным переписей (ценза),
трижды проводившихся при Августе, число
римских граждан за первые 20 лет его
принципата (28—8 гг. до н. э.) выросло на 4%, а за
последующие 21 год (8 г. до н. э.—14 г. н. э.) — на
11 %. Гражданство получали главным образом
сторонники Августа, поддерживавшие его ещё
во время гражданских войн. Известен,
например, гражданин сирийского города
Розоса Селевк, который служил командиром (навархом)
во флоте Октавиана и не только стал римским
гражданином, но был освобождён от податей и
получил ряд привилегий в отношении
торговли и суда. Римские граждане были
привилегированной частью провинциалов и
объединялись в организации со своими
выборными магистратами.
В восточных провинциях сохранялись прежние категории населения и прежние формы самоуправления. Как прежде, высшее место занимали «эллины», в число которых входили наиболее богатые и привилегированные слои горожан. Сохранились эдикты Августа из города Кирены, которые показывают, что он покровительствовал «эллинам», ограждал их от притеснения римских граждан, имевших до того исключительное право заседать в судах (теперь судебные комиссии составлялись наполовину из «эллинов», наполовину из римских граждан), разрешил посылать непосредственно к нему посольства, ограничивал произвол чиновников и т. п. Конечно, всё это касалось лишь богатых людей, крупных торговцев, владельцев больших мастерских, издавна занимавших первое место в торговых городах Востока и ещё во время гражданских войн поддерживавших Октавиана. Установление мира и власти Рима давало им возможность вести большие дела.
Из местной знати состояли провинциальные собрания, имевшие главной целью отправление культа богини Рима и Августа, который на Востоке по примеру эллинистических царей почитался в качестве бога, тогда как на Западе существовал культ его гения или его «божественной силы». В знак расположения к городам он дозволял именовать себя их «патроном», «восстановителем», «основателем». Так укреплял он положение городских богачей, стараясь создать из них прочную опору своей власти.
На особом положении был только Египет, считавшийся личной собственностью императора. Здесь города, кроме Птолемаиды, Навкратиса и Александрии, не имели самоуправления, вся страна была как бы сельской территорией, подчинённой императорскому префекту. Повидимому, почти полное отсутствие привилегированных территорий в Египте и консервация строя, существовавшего при Птолемеях, облегчали эксплуатацию страны, в частности выкачивание из неё необходимого для Рима хлеба.
Если восточные землевладельцы, торговцы и ростовщики охотно признали власть Августа, дававшего им разные преимущества и привилегии, то в массах жила ненависть к Риму. Именно из стран Востока продолжали поступать рабы на земли римских магнатов, именно египетские крестьяне поставляли хлеб для римского плебса. На Востоке продолжали распространяться пророчества, что придёт день, когда падёт гордый Рим и римляне-поработители станут рабами, явится справедливый царь и спаситель, который освободит угнетённые народы, и настанет царство счастья, золотой век.
В Египте вскоре после его покорения вспыхнуло охватившее Фиваиду восстание, в котором приняло участие пять крупных городов этой области; оно было жестоко подавлено. Глухие известия сохранились о мятежах в городах Сирии и Малой Азии и о постигшей их за это расправе.
Недовольство, протест, отчаяние в настоящем, в'оспоминания о некоем идеализированном прошлом и мечты о лучшем будущем всё чаще оформлялись в религиозных течениях, туманных прорицаниях и тайных учениях. На этой почве несколько позже зародилось и окрепло христианство.
Иным было положение в западных провинциях. Во многих из них ещё не было городов и городской рабовладельческой верхушки. Главную роль здесь играла родовая и племенная аристократия. Завоёвывая западные провинции, Рим опирался на поддержку этой знати, и теперь Август искал среди неё своих сторонников. Многие знатные галлы служили в римском войске командирами вспомогательных частей, набиравшихся из их соплеменников. Они получали римское гражданство и имя Юлиев — родовое имя Августа. Когда в Лугдуне, первой, основанной в 43 г. до н. э. колонии Великой Галлии, был воздвигнут великолепный алтарь богини Рима, жрецами стали избираться представители романизованной галльской аристократии. Они же входили в общегалльское провинциальное собрание, имевшее главной задачей устройство празднеств и жертвоприношений при лугдунском храме.
Но всё же романизация большей части западных провинций только ещё начиналась. Народ страдал под двойным гнётом — своей знати и Рима, да и часть аристократии ещё не примирилась с римским владычеством, с унизительным положением побеждённых «варваров». Представители этой части знати нередко возглавляли народные восстания. Борьба восставших велась с упорством и героизмом. Победители-римляне жестоко расправлялись с ними. В первые годы принципата ближайшему сподвижнику Августа — Агриппе пришлось вести ожесточённую борьбу с испанскими племенами астуров и кантабров. Эта борьба то затухала, то вспыхивала с новой силой. Агриппа опустошал земли, сжигал жилища, безжалостно истреблял непокорных, но, несмотря на всё это, подавил восстание лишь с большим трудом. Несколько раз начинались движения галльских и африканских племён, однако самым опасным для римского могущества было восстание придунайских народов, происходившее в конце правления Августа и длившееся три года (6-9 гг. н. э.).
Уже издавна шаг за шагом проникали римляне в придунайские области и в северные части Балканского полуострова, покоряя племена далматов, паннонцев, мёзов, фракийцев. Ранее возникшие здесь поселения римских граждан, главным образом италийских купцов, получали устройство городов римского права, а местные племена, остававшиеся на положении перегринов (т. е. чужеземцев), ставились под управление римских командиров в должности префектов. Вначале иллирийские области находились под верховным надзором Агриппы, после его смерти они начали постепенно превращаться в провинции — Рецию, Норик, Далмацию, Паннонию, Мёзию. Фракийские племена частично расселялись на территории римских провинций, частично подчинялись местным царям из племени одрисов, бывших послушным орудием Рима. С покорённых взимались тяжёлые подати; рекрутские наборы следовали один за другим.
В 6 г. н. э. пасынок Августа — Тиберий готовился к войне с царём германского племени маркоманнов Марободом, основавшим своё царство на территории современной Чехии. Маробод, как и многие «варварские» цари, жил некоторое время в Риме и многому там научился. Он создал сильный союз племён, организовал армию по римскому образцу и оказывал широкое гостеприимство всем недовольным Римом «варварам», а также римским перебежчикам. Готовясь к войне, Тиберий собрал войско из 12 легионов. Придунайские племена должны были пополнить его вспомогательными частями. Этот новый набор и оказался каплей, переполнившей чашу,— Далмация и Паннония восстали. Восстание возглавили три племенных вождя: два до имени Батон и один — Пинна. Все римские граждане, попавшие в руки восставших, были перебиты. Собралась грозная армия. В Риме распространился слух, что через десять дней враг может быть у ворот столицы. С Марободом был спешно заключён мир, тем более что военные действия против него ещё не развернулись. Август потребовал, чтобы богатые люди пожертвовали часть состояния на военные нужды, с Востока были вызваны легионы на помощь Тиберию. Август включил в армию даже рабов, которых должны были доставить крупные собственники, даровав им предварительно свободу.
И всё-таки, несмотря на эти чрезвычайные меры, восставшие боролись три года. Они выдерживали длительную осаду в укреплённых городах. Подчас им удавалось даже вторгаться в границы соседних провинций, иногда они переходили к партизанской войне. Одновременно и, может быть, не без связи с паннонцами и далматами восстало фракийское племя бессов. Наконец, Тиберий прибег к испытанному римлянами средству и сумел переманить на свою сторону одного из Батонов. Соблазнённый мыслью получить власть из рук Рима, тот предал войско своих соплеменников и своего сотоварища Пинну. Правда, вслед за этим он был захвачен и казнён вторым Батоном, но движение уже было ослаблено. Вскоре восставшие были разбиты. Понесли поражение и бессы; многие из них были расселены в Мёзии,в районах преданных Риму греческих городов. Расправа была жестокой: у побеждённых отнималась земля, некоторым отрезали руки, других продавали в рабство.
Сразу же после Панноно-Далматского восстания аналогичные события произошли в Германии. После покорения Галлии и образования на левом берегу Рейна двух провинций— Верхней и Нижней Германии, римляне пытались подчинить себе и зарейнские области. В результате неоднократных походов, в которых принимали участие пасынки Августа Тиберий и Друз, казалось, что страна до Эльбы может считаться присоединённой к империи. Здесь велась обычная для Рима политика: отдельные племена были поставлены на разные ступени зависимости. Местная знать служила командирами германских частей и получала римское гражданство. Однако племенная знать германцев была более враждебна Риму, чем галльская аристократия, прежде всего потому, что социальное расслоение среди германцев не зашло ещё особенно далеко. Если племенная знать Галлии нуждалась в римской силе для эксплуатации своих соплеменников, то знать германцев всё ещё с трудом переносила римский гнёт и значительно менее нуждалась в римской поддержке.
В 9г. н. э., когда посланный к германцам
Квинкцилий Вар, известный бесстыдными
вымогательствами в Сирии, которой он ранее
управлял, вздумал вводить среди германцев
римское судопроизводство, совершенно им
чуждое и обременительное, они восстали.
Движение возглавил знатный херуск и
римский гражданин Арминий. Вар оказался
захваченным врасплох. Во время
кровопролитной битвы в Тевтобургском лесу
почти все его солдаты были перебиты, а сам
он покончил жизнь самоубийством. Хотя
восстание херусков и не грозило Риму такой
опасностью, как Панноно-Далматское,
впечатление в Риме от известия о битве в
Тевтобургском лесу было очень сильным. Сам
Август, по рассказам современников, в
отчаянии восклицал: «Вар, Вар, верни мои
легионы!».
Внешняя политика при Августе определялась необходимостью установить мир в стране, потрясённой долголетними гражданскими воинами, и закрепить положение в провинциях. Поэтому она характеризуется осторожностью и сдержанностью. Правда, на Западе Август всё же стремился расширить границы империи до Рейна и Дуная и подчинить соседние племена, чтобы воспрепятствовать их союзу с недовольными элементами в провинциях. Он старался также заключать с некоторыми соседними племенами договоры, по которым они брали на себя защиту границ империи, становясь её клиентами.
Ещё более была распространена система зависимых царств. Такими царствами были Мавретания в Африке, Коммагена, Каппадокия, Галатия, Иудея и др. в Азии. При формальной независимости они не только обязаны были охранять римские границы, но и фактически были подчинены Риму. Август утверждал их царей и являлся верховным арбитром в их внутренних и внешних делах. Наиболее подробно известно тогдашнее положение Иудеи, по которому можно судить о положении и других зависимых царств.
Царём Иудеи был Ирод, вначале сторонник Антония, после битвы при Акции перешедший на сторону Октавиана. Он отстроил великолепный город, названный в честь Октавиана Кесарией, и всячески старался выказывать свою преданность римскому императору. Тяжёлые налоги, взимавшиеся Иродом, и его пристрастие к греческой культуре вызывали острое недовольство в народе: Возникла народная партия зелотов («ревнителей»), требовавшая борьбы с римским владычеством и, невидимому, возвращения к теократии. Когда Ирод умер и его сыновья отправились в Рим просить у Августа утверждения завещания отца, разделившего между. ними царство, в стране вспыхнуло восстание, жестоко подавленное римскими войсками. Новые волнения вспыхнули из-за ценза — переписи, имевшей целью установление суммы подушного и поземельного налога, который отныне должен был выплачиваться в римскую казну.
Наибольшее значение из зависимых и полузависимых царств имела Армения, где римское влияние и интересы сталкивались с парфянскими. Не имея возможности вести войну с Парфией, Август действовал дипломатическим путём, стремясь усилить своё влияние в Армении и в самой Парфии. В 20 г. до н. з. Август добился того, что послы парфянского царя торжественно возвратили Тиберию римские знамёна и пленных, которые были захвачены в предыдущих войнах. Событие это всячески раздувалось и обыгрывалось, как символ покорности Парфии и признания ею римского превосходства. Во всяком случае столкновений на Востоке удавалось избегать, и сторонники Августа могли поддерживать версию, будто он принёс на землю долгожданный мир и по всей земле утвердил славу римского могущества.
Август как политический деятель сумел понять нужды и удовлетворить запросы господствующего класса Римской империи. Этим и объясняется его возвышение. Расчётливый, двуличный, умеющий приспособляться к обстоятельствам и использовать их, он был мастером социальной демагогии. Как сообщают современники, он настолько боялся выдать свои истинные мысли, что даже со своей женой Ливией говорил о важных делах только по предварительно составленному конспекту. За минуту до смерти он сам назвал свою жизнь комедией и по обычаю актёров, уходящих со сцены, просил присутствующих проводить его аплодисментами. Такой человек, конечно, был как нельзя более пригоден для выпавшей на его долю исторической роли — сплотить угнетателей против угнетённых, а затем силой и хитростью, кнутом и пряником держать угнетённых в повиновении.
Сорок четыре года Август был единоличным правителем империи. Незадолго до смерти (14 г. н. э.) он составил политическое завещание, впоследствии озаглавленное «Деяния божественного Августа», в котором попытался подвести некоторые итоги своего правления. В сухих и кратких фразах излагает он свою деятельность с момента вступления на политическое поприще, стараясь показать, как благотворна она была для государства. Но как раз к концу его правления стало ясно, что итоги далеко не так уж блестящи.
Правда, установление империи стало совершившимся фактом. Никому уже не казалось странным, что Август готовит себе преемника. После ранней смерти своих внуков и Агриппы, которого он также намечал преемником, единственной возможной кандидатурой была кандидатура его пасынка — Тиберия. Август усыновил его н назначил наследником.
Но, конечно, не эта династическая политика важна при подведении итогов более тем сорокалетней государственной деятельности Августа. Необходимо отметить, что вопрос о рабах оставался достаточно острым, хотя открытых восстаний уже не было. Военная мощь империи и дисциплина войск далеко не отвечали официальной версии о незыблемой власти Рима над миром. Неудачи в Паннонии и Германии потребовали некоторых материальных жертв у богатых людей, что вызвало недовольство сената. Не достигли цели и брачные законы. Знать обходила и нарушала их. Даже дочь Августа и его младшая внучка Юлия были осуждены и изгнаны, из Италии за вопиющий разврат. Не вернулись ни «нравы предков», ни «золотой век», так как контрасты безумной роскоши и жалкой нищеты не только не уменьшились, но ещё более возросли. Экономика Италии, правда, достигла известного подъёма, но собственного хлеба не хватало, и приходилось ввозить его из провинций. В провинциях хоть и создался общественный слой, поддерживавший императорское правительство, но он был сравнительно тонок. Провинции, особенно западные, всё ещё готовы были восстать.
Ещё во время гражданских войн в широких массах снова стала очень популярна распространённая на Востоке идея о божественном спасителе, который осчастливит людей и вернёт на землю «золотой век», мир и изобилие. Поэт Вергилий (70— 19 гг. до н. э.) написал в 40г. до н. э. эклогу, в которой в туманных выражениях пророчествовал о рождении младенца, предназначенного вернуть на землю «золотой век». Сходные мотивы встречаются и у поэта Горация (65—8 гг. до н. э.). Эти идеи были широко использованы окружением Августа. Выше уже было отмечено, что для своих восточных подданных он был богом и к нему они нередко прилагали эпитет «спаситель». В Риме и Италии он, не выступая как живое божество, пропагандировал идею нового, счастливого века, дарованного им людям.
С древних времён в Риме каждые 100 или 110 лет
справлялись так называемые секулярные (столетние)
игры. С наступлением мира Август решил
отпраздновать их с небывалой
торжественностью (в 17г. до н. э.). Все жители
Италии были приглашены на это трёхдневное
празднество. Увеселения и угощения
сменялись молитвами и жертвоприношениями
за мир, благополучие и плодородие земли и
всех на ней живущих. Горацию был заказан
секулярный гимн, который исполняли юноши и
девушки из знатных семей. Сам император с
семьёй принимал деятельное участие в
торжествах, которые должны были поразить
воображение народа.
Но, использовав популярные в массах надежды на «божественного спасителя» и «золотой век», Август старался уничтожить мятежные идеи, которые могли быть сними связаны. По приказу императора специальная жреческая коллегия тщательно собрала и пересмотрела пророчества и предсказания, которые ходили в народе и приписывались древним пророчицам-сивиллам. Все записи прорицаний, проникнутых опасным для правительства духом, были сожжены. Август запретил поклоняться в Риме восточным богам, которые нашли там уже многих почитателей, особенно сред и плебса, вольноотпущенников, рабов.
Всё это делалось под видом возрождения римской старины и «нравов предков». Эти лозунги имели тот же смысл, что и призыв к возрождению pietas. Рабов стремились вернуть к фамильным культам, оградить их от «опасных» учений и разъединить; свободным же римлянам внушалось, что они самой судьбой поставлены неизмеримо выше остального человечества, чтобы сплотить их вокруг римской религии, римских добродетелей и воскресившего их Августа. При принципате проявлялась забота о том, чтобы исполнялись старые, давно забытые обряды, восстанавливались давно захиревшие жреческие коллегии, поощрялись исследования в области римских древностей. Даже поэт Овидий, более всего прославившийся своей любовной лирикой, принялся в угоду Августу за кропотливое исследование о древнейшей римской религии, результатом которого была поэма «Фасты» («Календарь»), содержавшая перечень римских праздников, связанных с ними обрядов в версий об их происхождении.
Политика Августа встречала сочувствие в широких кругах италийских собственников, к которым принадлежали и замечательные поэты того времени. Восхвалением римской старины и Августа проникнуто творчество великих поэтов — Вергилия, Горация, Тибулла, Пропорция, Овидия, входивших в литературные кружки, находившиеся под покровительством ближайшего после Агриппы друга Августа — Мецената и бывшего «республиканца» Валерия Мессалы. Все эти поэты были уроженцами италийских городов, некоторые из них происходили из всаднических родов. Только Гораций был сыном вольноотпущенника. Многие из них потеряли свои земли во время гражданских войн. Во время второго триумвирата неизвестный поэт написал дошедшие до нас стихи, полные страстной ненависти к ветеранам, захватившим его аемлю; он заклинает её, чтобы она не давала плодов незаконным «нечестивым» владельцам. В это же время и Вергилий в одной из своих эклог жалуется на новых пришельцев — солдат, захвативших его имение; с окончанием гражданских войн поэт стал на сторону нового режима. Хотя он был знаменит уже в 30-х годах, но по-настоящему его творчество расцвело с наступлением мира. Он восхищался идиллически простой сельской жизнью и римской стариной, которую постоянно и глубоко изучал, и верил, что Август принёс людям мир и восстановил или восстановит древнюю простоту нравов.
Первым из крупных произведений Вергилия (оно
написано в 42—39 гг.) были (Буколики» —
сборник из десяти так называемых эклог,
написанных частично в подражание идиллиям
Феокрита. В этот сборник вошли и эклоги,
упоминавшиеся выше. В остальных эклогах
изображается, как пастухи на лоне природы
состязались в пении любовных песен,
прославляли сельскую тишину и мир. Сельской
жизни и сельскому хозяйству посвящено и
другое произведение Вергилия — «Георгики»,
написанное спустя два-три года после «Буколик».
Оба произведения, вполне отвечавшие
господствовавшим настроениям, создали
автору большую популярность. Но пережившую
века славу величайшего римского поэта
принесла ему эпическая поэма «Энеида», над
которой он работал десять лет вплоть до
своей смерти в 19 г. до н. э. Сам Август живо
интересовался его трудом и слушал
отдельные части поэмы.
Поэма повествует о странствованиях, приключениях и битвах троянского героя Энея, сына Венеры, которому боги предназначили основать новый город в Италии и стать родоначальником царей Альба-Лонги, Ромула и рода Юлиев. В 12 книгах «Энеиды» рассказывается, как Эней бежал со своей дружиной из горящей Трои, неся на плечах своего старого отца Анхиза и родных пенатов, а рядом с ним шёл его сын "Аскапий, впоследствии названный Юлом. После долгих странствий и неудач Эней попадает в Карфаген, где правила царица Дидона. Выслушав рассказ Энея о его подвигах и скитаниях, она полюбила его, но их союз расторг Юпитер, напомнив Энею, что его ждёт великое будущее в Италии. Покинутая царица кончает жизнь самоубийством. Прибыв в Сицилию и похоронив здесь Анхиза, Эней с помощью Сивиллы спускается в подземное царство, где его умерший отец показывает ему будущих великих мужей Рима и величайшего из них, прямого потомка Энея — Августа, который вернёт на землю «золотой век», прекратит войны и раздоры и расширит власть Рима до Индии и Каспийского моря. В Италии Эней после длительной войны с латинами и этрусками женится на Лавинии, дочери царя Латина, и кладёт начало новому царству латинов и троянцев.
Вся поэма проникнута господствовавшими тогда среди правящего класса Италии идеями и настроениями. Будущее величие Рима и Августа возвещают и Анхиз я сам Юпитер, который определяет миссию римлян на земле: пусть другие народы сильнее в науках и искусствах; назначение римлян — быть владыками мира, щадить побеждённых и покорять надменных. Знаменитые деятели, создавшие величие Рима, по мнению Вергилия, были сильны мужеством, суровой простотой и благочестием (pietas). Сам Эней — образец благочестия, которое и обеспечивает ему победу. Благочестивых он видит, спустившись в царство мёртвых, в стране блаженных; зато нечестивые терпят там страшные муки. С любовью описывает Вергилий древние обычаи я обряды римской религии, простую сельскую жизнь. «Энеида» так ярко воплотила идеологию господствующих слоев Рима и Италии, что на долгие века осталась любимым произведением римлян. Её комментировали ещё в V в. н. э., её цитировали поэты, историки и авторы эпитафий, высеченных на надгробиях в Италии и провинциях, по ней изучали прошлое Рима, по ней гадали.
Не менее популярен был поэт Гораций; сходные мотивы звучали и в его творчестве, хотя и не так последовательно, как у Вергилия. Он писал сравнительно небольшие произведения — сатиры, лирические стихотворения, называвшиеся одами, послания. Его стихи разнообразны и изящны. Как до него Катулл, он пользовался новыми, заимствованными у греческих поэтов размерами, которые мастерски применял к латинскому языку. И он восхвалял принесённый Августом мир и радости сельской жизни, и он воспел акцийскую победу, но нередко в его произведениях проскальзывали другие черты. Он упоминает, что земледельцу опостылела земля, которую он возделывает, что рабыни, несмотря на то, что им обещана свобода за рождение троих детей, не хотят давать жизни будущим рабам; он пишет о богатых, скупых, невежественных выскочках, о жажде наживы и погоне за наследствами. Пользуясь много лет покровительством Мецената, подарившего ему небольшое имение, он иногда намекает на тяжёлое положение поэта, ставшего клиентом вельможи и утратившего свободу.
Большое место в его творчестве занимали любовные мотивы, дружба, призывы наслаждаться радостями жизни. С особым мастерством рисует он отдельные сцены и картинки римской и деревенской жизни. С точки зрения историко-литературной очень важно его большое стихотворение о поэзии — одна из древнейших поэтик. Гораций исключительно высоко оценивал миссию поэта, который обязан, по его мнению, воспитывать своих современников и стремиться к наивысшему мастерству в своём искусстве. В одном из стихотворений Гораций пишет,что своими стихами он воздвиг себе памятник «долговечнее меди» и «выше пирамид»и память о нём не исчезнет, пока стоит Капитолий.
Любовные стихи-элегии в духе александрийских поэтов были тогда в Риме в большой моде. Ораторское искусство, столь высоко развитое при республике, стало быстро приходить в упадок с прекращением живой политической борьбы. .Талантливые люди теперь обращались к литературе, тем более что Август и его приближённые старались привлечь к ней внимание публики, устраивая общественные библиотеки и организуя публичные выступления поэтов и писателей. Стихи писали и внатыые люди. Даже Август пытался написать трагедию, однако безуспешно. Знамениты были любовные элегии Тибулла и Пропорция. Первая встреча с возлюбленной, перипетии романа, страсть, ревность, измены, разрыв — всё это находило отражение в их стихах. Наряду с лирикой они отдавали дань и темам, обязательным для всякого желавшего заслужить милость Августа,—лести принцепсу, «золотому веку» и прошлому Рима. Особенно характерен в этом смысле Овидий. Он довёл до совершенства разработку любовных мотивов. Он писал и о своей возлюбленной Коринне и о любви мифологических героинь, которых он заставлял изливать свои чувства в посланиях к возлюбленным. В большом сборнике «Метаморфозы» он излагает мифы о превращениях людей в животных, растения, камни и заканчивает своё произведение превращением обожествлённого Цезаря в звезду. И здесь любовные эпизоды были обработаны особенно искусно. Стихи эти были очень популярны среди знатной молодёжи Рима, которую никакие законы не могли вернуть к патриархальной строгости нравов. В нимфах и героинях Овидия римские кутилы узнавали своих современниц — гетер или легкомысленных замужних матрон. Август давно с неудовольствием следил за творчеством Овидия. Когда же поэт написал своё «Любовное искусство», где давались советы, как соблазнить женщину или обмануть мужа, и прозрачно высмеивалось брачное законодательство Августа, он был выслан в городок Томы на Чёрное море. Тщетно писал он в Рим скорбные послания, умоляя о прощении. Прощения он не получил и умер в ссылке. Его послания с Понта, проникнутые глубокой тоской о родине и близких, принадлежат к лучшим творениям мировой поэзии.
Проза времён Августа не так широко представлена, как поэзия. Самым блестящим прозаиком этого времени был историк Тит Ливии. Свою обширную — в 142 книгах — историю Рима он писал в том же духе, как Вергилий «Энеиду», с благоговением вспоминая тех, кто благодаря своим «истинно римским добродетелям» сделал из маленького городка повелителя мира. За это Август простил Ливию его симпатии к Помпею. Правда, он не всегда был так либерален — сочинения Лабиена и Кассия Севера, прославлявшие Брута, он приказал сжечь.
Литература достигла расцвета при Августе, его принципат был назван «золотым веком» римской литературы. Она соединила разнообразие и мастерство форм эллинистических поэтов с содержанием, близким идеологии правящих кругов Рима. Она оказала большое влияние на развитие мировой литературы. Но в ней уже сказывались черты, приведшие впоследствии римскую литературу к упадку,— зависимость писателей от официальной идеологии и ещё более тягостная зависимость от знатных покровителей, увлечение личными, любовными мотивами, как следствие отсутствия свободы в трактовке общественных вопросов, чрезмерное увлечение искусной формой, изысканными обор отами в ущерб внутреннему содержанию.
Начавшийся ещё во времена Августа процесс изменения состава правящего класса продолжался и при его преемниках. К середине I в. потомки старой знати составляли ничтожное меньшинство (около 1/10 общего числа сенаторов). Остальные сенаторы разбогатели и достигли высокого положения уже при империи. Это были выходцы из италийской знати, выслужившиеся императорские чиновники, иногда даже сыновья богатых воль ноотпущенников. Попадали в сенат, хотя ещё в небольшом числе, уроженцы Нарбонекой Галлии и Испании, а затем и наиболее знатные и богатые представители общин. Великой Гайлий.
Крупнейшие рабовладельцы и землевладельцы Италии всё ещё не могли прииириться с потерей политической власти и поступиться своими исключительными правами и привилегиями. Среди них процветал культ республики и «последних республиканцев» — Брута и Кассия. Но по существу о республике всерьёз они уже не мечтали, а хотели лишь видеть у власти принцепса, избранного сенатом и от него зависящего.
Представители этой группы сенаторов стремились к подавлению всех подданных, будь то рабы, плебс или провинциалы, путём прямого насилия. Они были недовольны тем, что знать провинций получила право высказывать одобрение или порицание уходившему в отставку провинциальному наместнику, которого в соответствии с этим император награждал или предавал суду. Когда в сенат были допущены галлы, это вызвало среди оппозиции негодование и насмешки. Ещё больше эта группа негодовала на богатых и влиятельных вольноотпущенников, требуя, чтобы был издан закон, разрешающий патрону вернуть в рабство вольноотпущенника, показавшегося ему «неблагодарным».
Особенно беспощадной суровости требовала эта сенаторская группировка по отношению к рабам. В 61 г. префект Рима Педаний Секунд был убит своим рабом. По восстановленному Августом закону все 400 человек его городской фамилии подлежали смертной казни. В народе, возмущённом этой жестокостью, началось волнение. Вопрос был поставлен на обсуждение в сенате. С речью выступил потомок «тираноубийцы» Кассия — Гай Касснй. Он считал, что закон должен быть исполнен, так как только непрерывным страхом можно держать в узде разноплемённых рабов. Речь Кассия убедила сенаторов, и рабы Секунда были казнены.
Те сенаторы, которые лишь недавно вошли в состав высшего сословия, готовы были безоговорочно поддерживать сильную императорскую власть и приветствовали борьбу со старосенатской знатью. К этой группе примыкали и представители других сословий,, которые делали карьеру на императорской службе: всадники, императорские вольноотпущенники. Самую значительную роль среди них играл префект преторианцев. Должность эта впервые получила решающее значение уже при первом преемнике Августа. Тогдашний начальник преторианцев Сеян собрал разрозненные преторианские части в один лагерь. В этом лагере и происходило фактическое провозглашение императоров, хотя формально их утверждал сенат.
Из числа всадников выходило большинство военных командиров. Всё большее влияние приобретали прокураторы, ведавшие в провинциях императорскими землями, возраставшими в результате конфискаций имущества осуждённых. Возросла роль императорских вольноотпущенников. Формально они занимали различные должности в личной канцелярии императора. Наиболее важными были должности в ведомствах, занимавшихся финансовой отчётностью, прошениями, поступавшими на имя императора, и ответами на эти прошения. Но постепенно грань между императорским хозяйством и государственной администрацией всё более стиралась, и главы ведомств фактически стали управлять большинством государственных дел. Император Нерон уже посылал своих вольноотпущенников ревизовать дела даже сенатских провинций, а отправившись в Грецию, поручил управление Римом своему отпущеннику Гелию.
Между всеми этими группировками шла непрерывная борьба. Оппозиция сената проявлялась в самой различной форме — от анонимных памфлетов и сатирических песенок против императоров до заговоров на их жизнь. Наиболее ярким представителем сенатской оппозиции императорскому режиму был крупнейший римский историк Корнелий Тацит (ок. 55—120), писавший спустя несколько десятилетий после смерти последнего представителя первой императорской династии Рима, известной в исторической традиции под именем Юлиев-Клавдиев (поскольку сменивший Августа Тиберий и последующие принцепсы принадлежали по-рождению или усыновление к этим родам). Знакомство Тацита с официальными источниками и закулисными интригами того времени и его огромный писательский талант позволили ему мастерски обрисовать образы тиранов на престоле Римской империи. Их посмертному бесславию немало способствовал и современник Тацита — Светоний Транквилл (около 70—160), написавший биографию двенадцати цезарей, начиная с Юлия Цезаря. Он тщательно собрал все слухи и сплетни, ходившие в сенатской среде, и включил их в свою книгу. В результате императоры династии Юлиев-Клавдиев остались в веках образцами безудержного самовластия, кровожадной, бессмысленной жестокости, чудовищного разврата.
Тиберия (14—37) обвиняли в надменности, двуличии и жестокости. Говорили, что по его тайному приказу был отравлен его племянник Германик, пользовавшийся большой популярностью в сенатских кругах. Особенную ненависть вызывал всесильный, но затем обвинённый в заговоре и казнённый префект преторианцев Сеян. Его влиянию приписывали жестокие репрессии, которыми Тиберий отвечал на рост сенатской оппозиции, начавшей проявляться ещё в конце правления Августа. В борьбе с этой оппозицией император охотно принимал всевозможные доносы, между прочим и от рабов, что особенно возмущало знать. Грозным орудием стал и так называемый «закон об оскорблении величества римского народа», некогда направленный против врагов республики, а со времён Тиберия применявшийся для осуждения действительных и мнимых врагов императора. На семьдесят восьмом году жизни Тиберий был задушен в своём дворце на острове Капреях (Капри) префектом преторианцев Макроном.
Новый император, Гай Цезарь (37—41), прозванный Калигулой (уменьшительное от «калига» — солдатский сапог; так называли его солдаты, среди которых он провёл детство), не только не прекратил борьбы с аристократией, но даже усилил её. Сенатские историки описывали его как безумца, требовавшего божеских почестей, казнившего невинных людей исключительно из кровожадности, жалевшего, что у всего народа не одна шея, которую можно было бы перерубить одним ударом. Он так увлекался скачками,писали они, что собирался сделать консулом своего любимого коня. Когда Калигула был убит трибуном преторианцев Кассием Хереей, сенат собирался провозгласить восстановление республики, но эта беспомощная попытка была быстро пресечена преторианцами, провозгласившими императором дядю Калигулы, брата Германика — Клавдия.
Вскоре после убийства Калигулы по наущению группы сенаторов наместник Далмации Скрибониан призвал солдат восстать за республику. Однако среди солдат лозунг республики не был популярен. После недолгих колебаний легионарии перебили командиров, подстрекавших их к мятежу, и заявили о своей преданности Клавдию.
Хотя, по сообщениям всё тех же просенатских источников, Клавдия даже в собственной семье считали чудаком, он достаточно ясно понимал некоторые из стоявших перед ним задач, в частности вопрос об урегулировании взаимоотношений с аристократией провинций. Но это отнюдь не способствовало его популярности в сенате, куда он долгое время являлся только в сопровождении вооружённой стражи. Его обвиняли в том, что он всецело подчиняется своим вольноотпущенникам и жёнам. Последняя из них, властная и честолюбивая дочь Германика — Агриппина уговорила императора усыновить и объявить наследником её сына от первого брака—Нерона, а затем отравила Клавдия. Семнадцатилетний Нерон был доставлен матерью в лагерь преторианцев и провозглашён императором.
Образ Нерона (54—68), которого сенат ненавидел, а христиане считали своим . первым гонителем и чуть ли не антихристом, рисовался особенно чёрными красками. Правда, первые пять лет его правления, когда он находился под влиянием своего воспитателя—знаменитого философа Сенеки, сенат был им доволен. Он отстранил вольноотпущенников Клавдия, не принимал доносов от рабов, не вмешивался в управлен» сенатскими провинциями. Но затем согласие былр снова нарушено. Сенека был отстранен. Снова под руководством префекта преторианцев Тигеллина начались преследования и казни сенаторов. Они ответили на это новым заговором. Теперь заговорщики даже на словах не выступали за республику, стремясь заменить Нерона своим ставленником Пизоном. Это был человек знатнейшего рода, но совершенно ничтожный, что было на руку выдвинувшей его клике. К заговору примкнули многие, между прочим и молодой поэт Лукан, который прославился республиканской по духу поэмой «Фарсалии»; возможно, что участником заговора был и Сенека. Заговор был раскрыт по доносу раба одного из участников. Это дало правительству повод расправиться и с остальными недовольными.
Нерон покровительствовал грекам и выходцам из восточных провинций, что возмущало римскую знать. Её негодование вызывало его пристрастие к поэзии и музыке, которое дошло до того, что он публично выступал на сцене и участвовал в Греции в состязаниях актёров и музыкантов. Когда в Риме произошёл длившийся целую неделю пожар, знать распустила слух, что Нерон приказал поджечь город, чтобы, глядя на пожар, воспеть гибель Трои. С этим пожаром связывают и первое преследование христиан, которых Нерон обвинил в поджоге, чтобы отвести от себя подозрение. Колоссальные средства расходовались Нероном на постройку нового дворца, так называемого «Золотого дома»., на роскошные празднества и раздачи народу Казна была пуста, провинции, особенно западные, переобременены налогами. Правление Нерона закончилось тем, что против него восстали наместники Галлии и Испании. Когда даже преторианцы покинули его и сенат объявил его низложенным, он бежал из Рима и покончил с собой со словами: «Какой великий артист погибает!»
В I в. число рабов в Италии было попрежнему очень велико, возрастало и количество рабов в провинциях по мере их «романизации». Использовались рабы самым различным образом, и положение их было неодинаково. В привилегированном положении находились рабы, становившиеся доверенными агентами, казначеями, секретарями, управляющими имуществом господ; они нередко жестоко угнетали своих собратьев по классу. Были и такие рабы, которым господин давал возможность вести самостоятельное хозяйство — арендовать у него землю, мастерскую, лавку за выплату части получаемого ими дохода. Эти рабы нередко располагали значительными средствами и даже владели собственными рабами. Впоследствии они выкупались на волю, причём в отличие от рабов, отпущенных «по милости господина», как выражались юристы, они не обременялись никакими обязательствами относительно бывшего хозяина. Положение образованных рабов — врачей, чтецов, декламаторов, писцов, актёров, музыкантов, педагогов, которых принято было держать в более или менее богатых домах, было, разумеется, лучше положения остальной массы рабов, но крайне унизительно. В большинстве случаев это были греки или уроженцы Малой Азии; они стоили дорого, и владельцы их щадили. Таких рабов было, конечно, ничтожное меньшинство.
Большая часть рабов была занята в ремесле и сельском хозяйстве. В имениях они работали в разных отраслях хозяйства. Пастухи иногда жили отдельно, в маленьких хижинах близ пастбища, если пастбище, часто общее для нескольких хозяйств, было далеко от имения. Остальные жили в самом" имении, в специальных зданиях. Для вспашки полей, жатвы, обработки виноградников и маслиновых рощ рабы посылались отрядами из пяти человек под надзором особого надсмотрщика и нередко закованными в кандалы.
Вся жизнь рабов проходила в тяжёлом, непрестанном труде и была строго регламентирована владельцем или управителем имения. Хотя в это время уже редкими становились владельцы, нерасчётливо губившие здоровье и жизнь рабов, которые представляли значительную ценность (в среднем раб стоил 500 денариев, квалифицированные же рабы стоили значительно дороже), эксплуатация их стала более интенсивной, чем во времена республики, когда рационально поставленных рабовладельческих хозяйств было сравнительно мало. Непокорных ждала жестокая расправа — плети, наложение клейма, которое лишало раба, даже получившего свободу, возможности стать римским или латинским гражданином, заключение в подземные тюрьмы, эргастулы, бывшие необходимой принадлежностью каждого имения, ссылка в рудники, где условия были настолько невыносимы, что и самые здоровые вскоре становились калеками или умирали, и, наконец, смерть на арене цирка или на кресте, на которую магистрат или наместник провинции обрекал раба по требованию его господина. Сходным было и положение рабов, занятых в ремесленных мастерских.
Сохранявшиеся ещё во времена республики некоторые пережитки патриархальных отношений между господином и рабами совершенно исчезли. На рабов уже смотрели не как на членов фамилии, тесно связанных с её главой, а как на врагов, которых нужно подавлять. «Сколько рабов — столько врагов» — такова была широко распространённая среди рабовладельцев поговорка. Стараясь помешать рабам объединиться, крупные собственники набирали их из разных стран и племён. Большое число рабов было уроженцами Сирии и Малой Азии. Их считали сообразительными, способными к работам, требовавшим известной сноровки и квалификации, но зато строптивыми и склонными к мятежу. Рабов из иллирийских, фракийских, германских племён ценили за физическую силу и выносливость. Часть рабов была и из италиков.
Источники рабства были весьма разнообразны. Рабами становились преимущественно военнопленные, а также и лица, осуждённые за некоторые преступления (например, за отказ от военной службы), захваченные и проданные пиратами, на деятельность которых власти часто смотрели сквозь пальцы. Несмотря на противозаконность таких сделок, была распространена самопродажа в рабство бедняков и продажа детей, особенно на Востоке. Поступали в империю и рабы из соседних областей, где работорговцы закупали у местной знати её соплеменников, по той или иной причине попавших в рабство. Наряду с купленными рабами имелись рабы, родившиеся в доме своего владельца. Хотя закон не признавал браков и родственных отношений между рабами, они сами смотрели на свои связи, как на брак, и господа не препятствовали этому, желая крепче привязать их к дому и увеличить число своих рабов за счёт их детей.
Обычно раб не имел никакой надежды на улучшение своей жизни и будущности своих детей. Поэтому в своей работе он не только не был заинтересован, но прямо ненавидел её. Иногда рабовладельцы отпускали некоторых рабов на волю, отчасти в целях воздействия таким путём на остальных рабов, а отчасти потому, что эксплуатация отпущенников в ряде случаев давала значительные выгоды. Рядовые рабы, получив свободу, были обязаны часть времени работать на своего патрона в качестве ремесленников или на его землях, если они не имели ремесленной специальности. Часть нажитого ими имущества они обязаны были завещать патрону.
В I в. н. э. несколько раз начинались восстания рабов. Вскоре после смерти Августа раб его последнего внука Агриппы Постума, жившего в изгнании, пытался поднять восстание с целью доставить власть своему хозяину. А когда Постум был убит по тайному приказу Тиберия, этот раб стал выдавать себя за своего господина и привлёк к себе много сторонников. Только ,когда он был предан, движение было подавлено. В 24 г. н. э. всадник Тит Куртизий начал собирать рабов-пастухов с огромных пастбищ Южной Италии, намереваясь поднят^ восстание. Оно было подавлено в самом начале, но рабовладельцы были напуганы числом рабов, готовых принять в нём участие. Немалый переполох вызвала среди них и быстро подавленная попытка восстания среди гладиаторов города Пренесте при Нероне.
Нередко рабы использовали и другие формы сопротивления.Они убивали жестоких владельцев, охотно доносили на господ, портили скот и инвентарь. Только плетьми угрозой заключения в эргастулы, оковами и неусыпным надзором можно было заставить их работать. Хотя в сельскохозяйственной технике были сделаны некоторые изобретения — водяная мельница, жатка, тяжёлый плуг, приспособленный для вспахивания твёрдых земель, усовершенствованные прессы для винограда и оливок, но из-за сопротивления рабов применение их было ограничено.
Многие рабовладельцы всё чаще задумывались над создавшимся положением. Некоторые считали, что надо ограничить число рабов, возобновив старые законы против роскоши. Правительство на это не пошло, но при Нероне, например, его тётке Лепиде было предъявлено обвинение, что она плохо наблюдает за своими многочисленными рабами на юге Италии, ставя тем самым под угрозу спокойствие страны. Были и такие рабовладельцы, которые пытались превратить свою фамилию в подобие маленького государства и действовать относительно рабов так же, как действовало правительство относительно плебса, стараясь отвлечь его от опасных помыслов. В императорском хозяйстве и в крупнейших частных домах стали появляться рабские коллегии, организованные так же, как коллегии свободных. В них были свои выборные магистраты, собрания, празднества, свой культ домашних ларов и гения главы фамилии. Первой робкой попыткой со стороны правительства вмешаться во взаимоотношения господ и рабов был эдикт Клавдия. По старому обычаю больных рабов вывозили на остров, посвящённый богу врачевания Эскулапу (на Тибре) и оставляли там на произвол судьбы. Согласно эдикту Клавдия, те из рабов, которые всё-таки выживали, получали свободу.
На юге и в центре Италии ещё сохранялось и даже отчасти снова стало расти крупное землевладение. Однако латифундии, находившиеся под управлением виликов, обрабатывались плохо, многие из них обращались в увеселительные парки и декоративные рощи. Скотоводство,виноделие, оливковые плантации, огороды и цветники если и не вытеснили зерновые культуры, то всё таки значительно уменьшили отведённую для них площадь. Италия попадала во всё большую зависимость от привозного хлеба.
Характерны те противоречия, с которыми мы встречаемся в сочинениях известного агронома того времени Колумеллы. Как и его предшественники, он советовал заводить не слишком большие, но хорошо обработанные имения, в которых использовался бы накопленный веками и обобщённый тогдашними агрономами опыт. Но он вместе с тем неоднократно жалуется на трудности организации труда рабов Он советует снисходительно относиться к рабам, чтобы побудить их лучше работать, награждать прилежных и карать ленивых. Чрезвычайно существенно, что мелкая аренда, носившая при Августе ещё случайный характер, становится к середине I в. обычным явлением. Колумелла уже знает арендаторов (так называемых колонов), сидевших на своих участках из поколения в поколение, и советует сдавать им в аренду те земли, которые невыгодно обрабатывать с помощью рабов. Учёный-натуралист Плиний Старший писал, что латифундии погубили Италию, и советовал отказаться от массового применения труда рабов, особенно закованных в кандалы, так как нельзя ждать хорошей работы от отчаявшихся людей. По его мнению, следовало перейти к обработке небольших участков, для возделывания которых достаточно сил одной семьи и нескольких зависимых людей (клиентов, колонов и т. д.). Плиний и многие другие считали, что вести рациональное хозяйство, на котором настаивал Колумелла, при рабском труде невозможно, убыточно и что в таком случае выгоднее отказаться от тщательной обработки земли.
Несмотря на первые признаки упадка рабовладельческих хозяйств в Италии, сословие декурионов, пополнявшееся ветеранами, разбогатевшими торговцами и ремесленниками, было ещё сильно, магистратские должности выгодны и желанны, и города Италии всё ещё жили интенсивной жизнью. Раскопки города Помпеи, засыпанного лавой при извержении Везувия в 79 г. н. э., а также многочисленные надписи из других городов дают известное представление об этой жизни.
Главную роль в этих городах попрежнему
играли владельцы окрестных вилл с
несколькими десятками рабов. Владельцами
вилл были старые италийские собственники,
ветераны и их потомки, а также
разбогатевшие ремесленники, торговцы и
ростовщики, свободные и вольноотпущенники,
вкладывавшие свои средства в землю. Эти
элементы составляли муниципальную
верхушку; сыновья богатых отпущенников
также, как отмечалось, вливались в сословие
декурионов.
Как бессовестно иногда эксплуатировали население городские магистраты, показывают вызванный насилиями магистратов мятеж в Путеолах, а также народное волнение, вспыхнувшее в связи с чрезмерным нажимом при сборе «добровольных пожертвований» на сооружение статуи жене одного магистрата, о котором повествует надпись из города Авсуга. Магистратам и декурионам приходилось делать в своих городах то же, что императоры делали в отношении римского плебса. Здесь, правда, не было регулярных раздач, но декурионы часто устраивали даровые угощения для народа и раздавали подарки; устройство зрелищ и строительство общественных зданий считались обязательными для магистратов. Так развитие городского строя, связанное с развитием рабства и разорением крестьянства, увеличивало расходы на содержание свободной бедноты, что, в свою очередь, вело к усилению эксплуатации рабов и к росту классовых противоречий.
В политике привлечения масс большую роль в Риме и в других городах Италии играли коллегии. В коллегии объединялись лица одной профессии. Были также коллегии культовые, погребальные, где бедные, люди и принимавшиеся в эти коллегии рабы за небольшой взнос получали право на почётные похороны, а при жизни собирались на скромные празднества, чаще всего в честь юбилеев императоров. Особое место занимали коллегии августалов, большей частью состоявшие из вольноотпущенников и посвящённые культу Августа и других императоров, причисленных после смерти по постановлению сената к богам. Богатые вольноотпущенники, не принимавшиеся в сословие декурионов, охотно тратили деньги на нужды этого культа, чтобы играть известную роль в социальной жизни. Особые коллегии составляли ветераны, а также молодые люди из знатных семей, главой которых считался наследник императора; коллегии выбирали патронов из местной знати. Патроны делали им подарки (деньги, здания, иногда земли), за это коллегии поддерживали патронов или их кандидатов на муниципальных выборах.
Восхваляя «суровые в своей простоте нравы предков», сама римская аристократия жила в большой роскоши. В условиях рабского труда значительные улучшения производства были невозможны, и масса прибавочного продукта, выколоченного из рабов, расходовалась не на обеспечение расширенного воспроизводства, а на удовлетворение прихотей богачей. Миллионы тратились на дорогую утварь, драгоценности, наряды, изысканный стол. Дворцы в Риме, загородные виллы, дачи на модном, аристократическом курорте Байях близ Неаполя поражали роскошью постройки, отделки и обстановки. Муниципальная знать Италии, пытаясь тянуться за Римом, также тратила немалые средства на постройку городских домов и сельских вилл, на статуи, картины, художественную посуду. Не отставали и богатые вольноотпущенники. Более ловкие и сведущие в делах, они нередко затмевали богатством разорявшихся потомков аристократических домов, которые платили им презрением и ненавистью. Тип богатого, но невежественного вольноотпущенника стал обычным в сатирической литературе того времени.
Вместе с тем среди народа царила крайняя
нищета. В Риме бедняки ютились в тесных
каморках многоэтажных домов, постоянно
разрушавшихся вследствие пожаров и обвалов.
В италийских городах, они жили в маленьких
домишках, занимаясь мелочной торговлей или
нанимаясь на работы в мастерские, причём в
связи с конкуренцией рабского труда оплата
их труда держалась на очень низком уровне.
Поэтому неудивительно, что и императорам и
муниципальным декурионам приходилось
прибегать к разнообразным подачкам, чтобы
предотвращать возможные возмущения.
Огромную роль в жизни всех слоев населения и особенно народа играли различные общественные учреждения. В каждом городе и даже в крупных сёлах были свои цирки и театры. По свидетельству современников, гладиаторскими боями, звериными травлями, бегами увлекались все —от рабов до императоров. Происходившие из рабов гладиаторы, возницы, актёры, сумевшие прославиться своим мужеством или искусством, наживали иногда колоссальные состояния, становились любимцами императоров и баловнями знатной молодёжи. Другим излюбленным местом, где встречались римляне, были бани (термы), которые служили также гимнастическими залами, библиотеками и местом встречи друзей. Нередко в термах выступали с чтением своих произведений писатели и поэты.Сооружение водопроводов и роскошных терм нередко производилось за счёт богатых граждан, желавших таким образом заслужить благодарность города.
Большое внимание уделялось также оборудованию центральных площадей городов — форумов. Обычно на форумах помещались храмы главных римских богов и обожествлённых императоров, здание, где заседал совет декурионов, базилика, где совершались торговые и финансовые сделки и происходил суд, кафедра ораторов, выступавших перед народом, статуи городских патронов и «благодетелей». К форуму примыкали рынки и крытые колоннады, ведшие к нему улицы тщательно замащивались каменными плитами. Здесь всегда кипела оживлённая жизнь, сюда приходили и по делам и на прогулку, узнать городские новости, прочесть постановления и приказы правительства и местных органов самоуправления, выставлявшиеся на форуме, послушать ораторов, философов, местных или заезжих.
Дети богатых горожан, получив начальное образование дома, поступали в грамматические школы для изучения греческой и латинской литературы, а затем — в риторические, где юноша должен был научиться писать и говорить на заданные темы по-латыни и по-гречески, ознакомиться с теорией судебного красноречия и приобрести познания, необходимые для выступления в судах. Богатая молодёжь, желавшая усовершенствоваться в философии, заканчивала своё образование в Афинах, где было несколько философских школ разных направлений. Такое «высшее образование» было, конечно, доступно немногим.
Дети бедных людей и городских рабов приобретали профессию, поступая в обучение к какому-нибудь владельцу ремесленной мастерской. Лишь часть из них могла обучаться грамоте в школах, содержавшихся частными учителями. Духовная жизнь народных масс слабо отражена в источниках, но некоторые штрихи её дошли до нас. На гробницах ремесленников и отпущенников встречаются многочисленные эпитафии в стихах, составленные ими самими ещё при жизни или их близкими, на стенах раскопанных домов находят нацарапанные жителями отрывки из Вергилия. Известно, что из бедноты состояла значительная часть аудитории, перед которой выступали актёры и ораторы.
Одним из важнейших вопросов, который стоял перед императорским правительством в первой половине I в. н.э., был вопрос об управлении провинциями. Преемники Августа, как и он сам, стремясь предотвратить народные восстания, а также из фискальных соображений, старались несколько урегулировать их эксплуатацию. Программу правительства в этом смысле сформулировал Тиберий, сказав, что «овец надо стричь, а не резать». Императоры контролировали не только свои, но и сенатские провинции. Относительный мир, интенсивная постройка дорог, которую правительство предпринимало в стратегических целях, но которая служила и интересам торговли, способствовали оживлению экономики провинций. К этому же времени относятся и некоторые изменения в их аграрном строе. Владения племенной знати в западных провинциях, царские и храмовые земли в восточных провинциях частично были конфискованы и, перейдя в руки императоров, сдавались в аренду мелкими участками. Крестьяне-общинники, прежде зависевшие от собственников земли, на которой они сидели, превращались в арендаторов по договору.
Особенно большое значение имела приписка земель к городским территориям и дарование многим городам Испании и Великой Галлии права латинского гражданства, согласно которому городские магистраты автоматически становились римскими гражданами, и превращение части городов в колонии. При выведении колоний крупные имения у части их владельцев отбирались и шли в надел колонистам. Таким образом, формы эксплуатации, сложившиеся ещё в условиях разложения первобытно-общинного строя на землях племенной знати, сменялись развитым рабовладением, с которым было тесно связано распространение городов. В восточных провинциях римские императоры, продолжая и расширяя политику эллинистических царей, приписывали земли к городам, основывали новые города, наделяли правами полисов сельские, храмовые и племенные территории. Эти мероприятия также увеличивали количество собственников или арендаторов земельных участков и способствовали ускоренному разложению пережитков первобытнообщинного строя. В этом же направлении действовали денежные налоги, способствовавшие вовлечению большего числа населения в товарно-денежные отношения. В западных провинциях начала развиваться городская жизнь по образцу италийской, росло число рабов, которые стали заменять сидевших на землях племенной знати клиентов и должников. Эта «романизация» социальных отношений отразилась и на «романизации» образа жизни, языка, культуры господствующего класса. Нарбонская Галлия и Испания, особенно её юго-восточные области, были уже достаточно романизованы ко времени возникновения империи. При Юлиях-Клавдиях тот же процесс идёт и в Великой Галлии. Магистраты времён независимости (вергобреты) уже при Тиберий заменяются дуумвирами, крупнейшие города приобретают римский облик, развиваются ремесло и торговля.
Однако эта видимость процветания имела оборотную сторону. Многие крестьяне, лишившись земли, переданной колонистам-ветеранам, нуждаясь в деньгах и прибегая к содействию ростовщиков, нищали. Задолженность, вызванная налогами, обременяла и племенную знать. Каждый ценз, за которым следовали раскладка податей и набор рекрутов, встречался ропотом населения. Отдельные провинций и части провинций развивались неодинаково. В северозападных областях Испании существовало ещё немало территорий, не имевших городского устройства и населённых племенами, сохранившими прежнюю организацию. В Галлии быстрее романизовались южные и центральные области, где социальная дифференциация к моменту римского завоевания была сильнее и племенная знать чувствовала большую потребность в поддержке Рима. В западных и северных областях Галлии, где жили менее развитые племена, романизация продвигалась медленнее, хотя и здесь возникли две крупные колонии — Августа Треверов (Трир) и Колония Агриппина (Кёльн). Здесь первобытно-общинные отношения были устойчивее и оппозиция Риму сильнее. Ещё медленнее развивались Африка (за исключением немногих старых городов) и придунайские области. В Африке большинство городов сохраняло прежнее устройство, управляясь, как и при карфагенском владычестве, суфетами. Многочисленные берберийские племена управлялись римскими префектами и племенными вождями. Большую роль здесь ещё играли огромные поместья, население которых — клиенты, наследственные арендаторы, должники — зависело только от их владельца. В придунайских провинциях города возникали главным образом в важных стратегических пунктах, где стояли римские войска. Местные племена здесь также управлялись римскими префектами.
При Юлиях-Клавдиях к империи были присоединены ещё три провинции: Фракия, Мавретания и Британия. Фракия уже давно находилась под римским протекторатом, и фактически в ней распоряжался наместник Македонии, помогавший местным царям подавлять восстания подданных. В 44 г. н. э. она была обращена в провинцию. Зависели от Рима и цари Мавретании, где издавна селились римские купцы и куда выводились колонии ветеранов. При Калигуле последний царь Мавретании был вызван в Рим, где и умер (или был убит), а Мавретания стала провинцией.
Уже со времени Цезаря начали укрепляться торговые связи Италии и Британии. Среди знати юго-восточной части острова, где уже сильно развилось имущественное неравенство, складывалась проримская партия, готовая опереться на римлян в междоусобных распрях и борьбе с народом. Так, например, к Калигуле обращался за помощью изгнанный сын правителя одного из пяти британских «царств». Римляне поддержали правительницу племени бригантов Картимандую, когда подданные хотели её изгнать. Постепенно борьба проримской и антиримской, т. е. аристократической и народной, партий очень обострилась. Британия, которая в это время стала значительным центром друидизма, могла сделаться убежищем и союзницей врагов римского господства в Галлии. Наконец, богатства острова — зерно, скот, металлы, жемчуг — казались соблазнительной добычей. Всё это и побудило Клавдия предпринять в 43 г. н. э. завоевание Британии. Часть острова была обращена в провинцию с главным городом Веруламием, получившим права муниципия. Соседние области были подчинены зависимым парям, получившим титул «царей и легатов Августа». Северные и западные части острова, населённые племенами, ещё только начавшими осваивать употребление железа и не имевшими проримской знати, сохранили независимость.
В западных провинциях не прекращалась то затухавшая, то вспыхивавшая вновь борьба против римского владычества Вo всех происходивших там восстаниях были черты сходства. Восстания обычно возглавлялись отдельными представителями местной племенной знати, но основной их движущей силой были широкие народные массы. В 21 г. н. э. вспыхнуло восстание в Галлии, возглавлявшееся знатными галлами — римскими гражданами Флором и Сакровиром. К ним примкнули массы клиентов, должников, крестьян. В Риме это движение вызвало сильную тревогу. Однако оно было довольно быстро разгромлено, причём в его подавлении принимали участие и некоторые представители галльской аристократии. Движения в Галлии были и при Калигуле. Недовольные подверглись репрессиям, их имущество было конфисковано. Клавдий в борьбе с оппозицией галльской знати пошёл двумя путями: с одной стороны, он постарался лишить её возможной поддержки из Британии, а с другой— теснее привязать её к империи, открыв ей путь в сенат.
В Африке в 17 г. н. э. началось большое восстание, длившееся восемь лет. Главную роль здесь играло большое племя мусуламиев и его вождь Такфаринат, служивший в римской армии, но затем дезертировавший и поднявший на борьбу с Римом всех недовольных. К нему примкнули другие племенные вожди, а также многочисленная местная беднота, стремившаяся сбросить гнёт римских и пунических землевладельцев. Восставшие прекрасно владели тактикой партизанской войны, и римляне подавили движение лишь с большим трудом.
Новое движение, на сей раз в Мавретании, разгорелось после присоединения её к империи. Его поднял вольноотпущенник последнего царя Мавретании Эдемон. Здесь, как и в Галлии, подавлять восстание помогала часть местной знати. За эту помощь Клавдий даровал права муниципия и ряд привилегий городу Волюбилису.
Особенно ожесточённую борьбу пришлось выдержать римлянам с повстанцами Британии при Нероне. Борьба с римским владычеством шла там всё время. Вначале её возглавил Каратак, бежавший в непокорённый Уэльс и поднявший на борьбу племена этой области. Сопротивление несколько затихло, когда он был выдан римлянам их старой союзницей Картимандуей. Но налоги и рекрутские наборы истощали страну. Римские дельцы и ростовщики ссужали британцам деньги под колоссальные проценты и за долги отнимали последнее имущество.
Чтобы основать новую колонию — Камулодун, была отнята земля у племени триновантов. Колонисты — ветераны и римские дельцы, жившие главным образом в городе Лондинии, безнаказанно издевались над местным населением. В 61 г. н. э. умер правитель племени иценов Прасутаг, и всё его царство, а также владения знати были объявлены конфискованными. Многие жители были проданы в рабство по требованию римских заимодавцев. Тогда вдова Прасутага — Боудикка призвала народ к восстанию. Повстанцы разрушили города Веруламий, Камулодун и Лондинии и перебили множество римских граждан. Растерявшиеся войска не смогли организовать сопротивление. Присланный в Британию легат Светоний Паулин потопил восстание в крови, однако крайняя жестокость Паулина заставила уцелевших британцев снова взяться за оружие. Хотя методы Паулина вызвали полное одобрение староримской знати, правительство сочло нужным отозвать его и заменить другим легатом, Турпилианом, которому было предписано найти какой-нибудь компромисс и действовать более мягко.
Если в некоторых отношениях налоговые и аграрные мероПрИЯтия правительства в западных и восточных провинциях были сходны и вели к одним и тем же результатам, то все же восточные провинции в значительной мере отличались от западных. Если последние вступали на путь развития рабовладельческих отношений лишь после римского завоевания, то в восточных провинциях рабовладельческий строй существовал уже много веков. Римские завоеватели продолжали, в сущности, политику эллинистических царей. Наряду со старыми полисами основывались новые, к которым приписывалась, как и раньше, хора с зависимым сельским населением. В римский период получает более значительное развитие (по сравнению с эллинистическим временем) частная собственность. Вместе с тем продолжает развиваться и рабовладение — как в имениях, так и особенно в городах. Рабский труд, широко применявшийся в ремесле, сочетался здесь с трудом свободных. Такие специфические для Востока формы рабства, как самопродажа в рабство и долговое рабство, существуют и во времена римского господства, не затронувшего глубоко социально-экономических отношений, которые сложились в течение многих веков развития классового общества и государства в восточных странах.
Крупнейшие города сохраняли прежнее
устройство, хотя их видимая, не зависимость
была быстро ликвидирована и они были также
подчинены контролю наместников. Между
прочим, при Тиберии ряд городов был лишён
так называемого «права убежища»,
присвоенного значительнейшим храмам,
которые могли укрывать от властей
преступников, должников, беглых рабов,
поступавших в распоряжение жрецов.
Народные собрания утратили всякое значение,
да и магистратуры стали преимущественно
только почётными должностями. Как и в
италийских городах, здесь широко
практиковалась система подачек народу со
стороны членов городских советов и
магистратов.
В I в. н. э. в восточных провинциях оживляются сельское хозяйство, ремесло и торговля. Особенно расцвела морская и караванная торговля. От этой последней выгадывали главным образом сирийские купцы, привозившие из Аравии и Индии благовония и драгоценности и перепродававшие их по колоссальным ценам в Рим и Италию. На этой торговле наживались огромные состояния, и такие восточные города, как Эфес, Пергам, Антиохия, Александрия, славились своим богатством и роскошью.
Полисное устройство в этих провинциях не играло такой исключительной роли, как это было в Италии или Греции. В Малой Азии оставались обширные области, заселённые местным населением, жившим сельскими общинами. Ещё больше таких районов было в Сирии, где остатки древневосточных форм пережили эллинизм, сохраняясь и при империи. На границах Сирии продолжали существовать зависимые царства, которые то подчинялись провинциальному управлению, то снова получали своих правителей, обычно воспитанных при римском дворе и всецело преданных Риму. Слабость в этих областях полисной организации, на которую могло бы опереться римское господство, сильное влияние жречества, владевшего громадными храмовыми землями, прочность общины, слабость эллинизации — всё это, вместе взятое, заставляло римское правительство предпочитать здесь такие опосредствованные формы господства.
В областях, становившихся провинциями, народ сильно страдал от налогового гнёта и всевозможных повинностей — транспортной, дорожной и т. п. Сборщиков податей единодушно ненавидели; «мытари» в евангелии приравниваются к самым отверженным грешникам. Антиримские настроения в народе, как и прежде, облекались в форму пророчеств о гибели Рима, о божественном освободителе и «торжестве праведных». Ярким образцом таких настроений является раннее христианское произведение «Апокалипсис Иоанна», написанное в провинции Азии. Иногда делались попытки активного выражения протеста; так, при Тиберии в городе Кизикв были истреблены римские граждане. Но крупных восстаний на Востоке до конца правления Юлиев-Клавдиев не происходило. Если и на Западе значительная часть знати стояла уже на проримских позициях, то тем сильнее были проримские настроения среди эллинистической знати восточных провинций, где народным массам было особенно трудно бороться против союза римских и местных угнетателей.
В Египте политика Рима непосредственно проводилась бюрократическим аппаратом, в значительной мере созданным ещё Птолемеями. Рассматривая Египет как главную житницу Рима, правительство переобременяло крестьян налогами и повинностями. Из документов известны 50 натуральных и более 450 денежных налогов. Кроме обычных для провинциалов повинностей по ремонту дорог, перевозкам, содержанию чиновников, путешествующих по провинции, в Египте уже с I в. развивается повинность по принудительной аренде плохих участков земли. За обработку этих участков, как и за взнос податей, отвечала вся сельская община, которая вследствие этого особенно долго сохранялась в Египте. Если налоги не были уплачены, виновные, их родственники и односельчане подвергались всевозможным пыткам. На этот сходный с птолемеевским режим крестьяне отвечали привычным образом — бежали, покидая свои поля. Таким образом, от присоединения к Риму выгадали только крупные землевладельцы, получившие больше свободы в распоряжении своими имениями, и александрийские купцы, наладившие крупную торговлю с Индией. В этот период Александрия становится крупнейшим портом империи.
Для удержания в повиновении разнообразных племён и народов Римскому государству требовалось хорошо организованное и дисциплинированное войско. Между тем становилось всё труднее набрать 150 тыс. человек, составлявших 25 легионов римской армии. Большая часть легионариев состояла из италиков, но рост латифундий в Италии сужал кадры сельского населения, считавшегося наиболее пригодным для военной службы. Только Северная Италия, где ещё сохранялось мелкое землевладение, давала хороших солдат. Постепенно в легионы стали принимать римских граждан-провинциалов, но их было тоже недостаточно. Набор во вспомогательные части проходил с трудом. Только со времён Клавдия, который стал давать права римского гражданства провинциалам, прослужившим в когортах или алах 25 лет, а также их потомкам, служба в армии приобрела известную привлекательность, однако результаты этого мероприятия сказались лишь впоследствии.
Условия службы были особенно тяжелы для солдат, стоявших на рейне и на Дунае. Солдаты знали только свой лагерЬ, Тесные, неудобные казармы, тяжёлые упражнения и труд по постройке дорог и укреплений под неусыпным надзором суровых и часто своекорыстных начальников. Отставка и выдача жалованья и земли нередко задерживались. Некоторые солдаты служили 30 лет и более.
После смерти Августа три паннонских и четыре германских легиона подняли восстание. Они требовали снижения срока службы до 16лет и увеличения жалованья до 1 денария в день. Восставшие перебили особо ненавистных им центурионов, а паннонские легионарии отперли тюрьмы в соседнем городе, чтобы к ним могли присоединиться заключённые там преступники и беглые рабы. Тиберий послал в Паннонию своего сына Друза в сопровождении Сеяна и двух преторианских когорт. Друзу удалось разъединить восставших, поссорив их между собой. Зачинщики были казнены, волнение утихло.
Более серьёзно обстояло дело на Рейне, куда срочно прибыл проводивший ценз в Галлии Германии. Солдаты, отказавшись присягать Тиберию, предложили верховную власть Германику, но он это предложение отверг. Восставшие грозили разграбить Галлию. Чтобы успокоить солдат, Германик выплатил им деньги из своих средств и отпустил отслуживших срок ветеранов, обещая, что впредь никто не будет служить более 20 лет. Центурионы должны были предстать перед судом легионариев, и те из них, которых обвинили в чрезмерной жестокости и корыстолюбии, были немедленно изгнаны из армии. За эти уступки солдаты выдали зачинщиков и сами их казнили. Затем всё снова пошло по-старому. Тиберий объявил, что состояние людских ресурсов и финансов не позволяет сократить срок службы и увеличить жалованье.
Вместе с тем отдельные легаты, желая расположить к себе солдат, допускали иногда сильное ослабление дисциплины. Так поступали наместник Сирии Пизон, интригуя против Германика, и Гетулик в Германии, вступив в заговор против Калигулы. Всё это уменьшало боеспособность легионов; ещё меньше можно было положиться на вспомогательные части.
Состояние армии и восстания в провинциях заставляли императоров династии Юлиев-Клавдиев в общем придерживаться внешней политики Августа, завещавшего не расширять границ империи. К тому же для дальнейших завоеваний требовались не только военная мощь Рима, но и соответственные условия в странах, которые могли бы стать объектами экспансии. Вся история римских завоеваний показывает, что они были успешны главным образом в тех случаях, когда римляне могли опираться на местную иать, желавшую помощи Рима для борьбы с собственным народом. Другим условием, благоприятствовавшим завоеваниям, была известная степень развития рабовладения и городской жизни в покоряемых областях, что облегчало введение римской системы управления. Между тем ни зарейнские, ни задунайские племена не достигли такой стадии социальной дифференциации, когда могло стать успешным римское вмешательство. Поэтому попытки Рима расширить свои владения за эти границы были пока обречены на неудачу.
Такая попытка предпринималась в начале правления Тиберия Германиком, который намеревался снова отодвинуть границу империи до Эльбы. Но Тиберий понимал всю неосуществимость этих замыслов. Римская агрессия только сплотила бы германские племена, тогда как гораздо выгоднее было поддерживать среди них рознь. Поэтому после нескольких побед Германика над херусками Арминия, которые можно было объявить достойной местью за поражение в Тевтобургском лесу, Тиберий отозвал его из Германии. Не давшие особенно значительных результатов походы в Германию были предприняты Калигулой и военачальником Клавдия Корбулоном. В общем римское правительство предпочитало придерживаться там практиковавшейся ещё при Августе системы зависимых царств.
Более сложными были взаимоотношения с Парфией. Попрежнему яблоком раздора оставалась Армения. Тиберий, как и Август, предпочитал действовать дипломатическим путём. По его поручению Германик поставил царём Армении понтийского царевича Зенона. Легат Сирии Пизон, действуя по инструкции Тиберия, не дал ввести в Армению римские войска, чтобы не раздражать Парфию. Хотя сенатская оппозиция всячески поносила Пизона и добилась его осуждения по обвинению в отравлении Германика, осторожная внешняя политика в общем отвечала её желаниям. Напротив, военные командиры, вольноотпущенники, дельцы — все, кто рассчитывал выдвинуться и нажиться во время войн, толкали правительство к завоеваниям на Востоке. Всякое усиление императорской власти в противовес сенату активизировало внешнюю политику.
Особенно ярко это проявилось во второй половине правления Нерона. Накануне смерти Клавдия парфяне заняли Армению. На армянский престол был посажен Аршакид Тиридат. В начале правления Нерона под влиянием сенатских кругов на Восток был послан любимый знатью Домиций Корбулон. Он ограничился тем, что изгнал из Армении Тиридата и заменил его римским ставленником Тиграном. Одновременно Рим заключил союз с зависимой от Парфии Гирканией, чтобы ослабить тыл врага. После разрыва с сенатом новое окружение Нерона стало настаивать на более активной внешней политике, с тем чтобы подчинить Армению.
Тигран — невидимому, по инициативе Нерона — вторгся в зависимую от Парфии Адиабену, что вызвало войну с Парфией. Командующим был назначен представитель придворных кругов Пет. Корбулон, как легат Сирии, должен был оказывать ему поддержку, но, не одобряя завоевательной политики, делал это не очень энергично. Столкнувшись с основными силами парфян, Пет потерпел серьёзное поражение, и Риму пришлось согласиться на возвращение в Армению Тиридата.
Единственной уступкой, которой римлянам удалось добиться, была, как уже упоминалось выше, поездка Тиридата в Рим для получения диадемы из рук Нерона. Эту церемонию обставили с большой торжественностью. Формально престиж Рима не пострадал, но фактически Армения была потеряна.
Активизировалась в этот период римская политикан в Причерноморье. Понт был обращён в провинцию. Наместник Мёзии—Плавтий Сильван пришёл на выручку осаждённому скифами Херсонесу, что повело к римской оккупации Херсонеса и появлению римских гарнизонов в Южном Крыму. Однако дальнейшее продвижение римлян вглубь Крыма было остановлено сопротивлением местных племён. Тот же Плавтий Сильван совершил поход за Дунай против живших там местных, сарматских племён, которые продвинулись сюда из района Волги. Сто тысяч задунайских жителей было поселено в Мёзии. Греческий город Тира на Днестровском лимане (современный Белгород Днестровский) был подчинён римской власти, а позднее присоединён к Мёзии. Нерон подготовлял поход на Кавказ против кочевников-аланов, рассчитывая дойти до Каспийского моря. Повидимому, он стремился сплотить и поддержать греческие колонии, являвшиеся форпостами античного рабовладельческого общества на периферии, против местных племён, боровшихся с рабовладельцами, обосновавшимися на их земле.
К югу от государств Причерноморья и державы Аршакидов— в Аравии и Северо-Восточной Африке существовало несколько самостоятельных государств, игравших довольно заметную роль в первые столетия нашей эры. Их значение особенно усилилось после перехода Египта и Сирии под власть Рима.
В I в. н. э. на севере Аравии продолжало существовать Набатейское царство, но после укрепления римлян в Сирии оно становится зависимым от Рима. Его значение попрежнему основывалось на посреднической торговле, главными центрами которой были столица царства — Петра и гавань Левкэ-Комэ, расположенная против египетского порта Вероники. В соответствии с общей тенденцией Рима обращать постепенно зависимые царства в провинции Набатейское царство было в 106 г. н. э. присоединено к империи и превращено в провинцию Аравию. Попытка римлян проникнуть на юг полуострова успехом не увенчалась.
В Южной Аравии к началу нашей эры
наибольшего расцвета и богатства достигло
царство химьяритов. Главной основой
процветания химьяритов была торговля. С
одной стороны, это была транзитная торговля
товарами, поступавшими из Индии в Римскую
империю через города Сирии и египетские
порты, с другой — торговля местными
продуктами: ароматическими веществами,
вывозившимися в Римскую империю, вином,
которое охотно покупали в Индии, изделиями
местного ремесла, которые продавались
племенам Восточной Африки. Крупнейшими
центрами были порт Адана (современный Аден)
и город Муза, где жило многочисленное
торгово-ремесленное население. Товары шли
морскими и караванными путями. Караванная
торговля, центром которой был город Мариаба
(или Мариб), обогащала не только купцов, но и
племенных вождей, взимавших пошлины с
караванов, проходивших по территории
племени. Сами же химъяриты почти ничего не
ввозили, и потому в их стране скапливалось
большое количество драгоценных металлов.
Остатки великолепных сооружений
свидетельствуют о роскоши, в которой жили
цари и знать.
О социальном строе химьяритов известно очень мало. Повидимому, знать владела значительными землями, которые обрабатывались земледельцами, находившимися от неё в зависимости. Вероятно, это были младшие члены рода, обедневшие общинники и т. п. Химьяриты поставили в зависимость от себя соседние кочевые племена.
При Августе префект Египта Элий Галл предпринял экспедицию в Южную Аравию, целью которой была отчасти борьба с пиратами, действовавшими на Красном море, отчасти захват добычи. Известную роль играло, возможно, и желание египетских купцов наладить непосредственную торговлю с Индией. Экспедиция была крайне трудной и, несмотря на то, что римляне дошли до Мариабы, не дала никаких результатов.
В первой половине I в., как полагают, римлянами была разрушена Адана, но это не уменьшило значения царства химьяритов. По сообщению неизвестного автора, составившего описание плавания по Эритрейскому (Красному) морю, царь химьяритов и сабеев Харибавел' (вторая половина I в. н. э.) был могущественным правителем, поддерживавшим постоянные отношения с Римом, куда он посылал посольства и дары.
На Эритрейском море развивается оживлённая торговля, в которой участвовали купцы из Александрии, Пальмиры, Индии, Аравии. Устанавливаются регулярные морские сношения с Индией. В это же время у химьяритов появляется соперник — вновь возникшее на территории теперешней Абиссинии царство Аксум. Цари Аксума, располагавшие довольно сильным войском и флотом, искали союзников против химьяритов среди племён Южной Аравии. Они поддерживали племя райденитов, добившихся независимости и .захвативших город Сабу. Аксум, невидимому, рассчитывал и на поддержку Рима.
Возвышение Аксума и развитие морской торговли с Индией пагубно повлияли на экономику царства химьяритов, которое начинает быстро клониться к упадку. Главный центр караванной торговли Мариб превращается в небольшой захудалый город. Зато порт Аксума Адулис стал одним из важнейших пунктов на морском пути в Индию. В нём жило множество купцов из Римской империи, греческий язык стал господствующим. Однако помимо Адулиса царство аксумитов не подверглось влиянию иноземных, в частности греческих, элементов. Строй жизни был довольно примитивным. В I—II вв. там ещё не было своей монеты, туземцы вместо неё употребляли кусочки меди. Крупных городов, кроме Адулиса и столицы царства — города Аксума, не было, но столица была большим и красивым городом. Архитектура отличалась своеобразным местным стилем. Самый большой из дворцов занимал площадь в 80 х 120 м и подобно ассирийским дворцам состоял из башен, террас, оград и центрального многоэтажного замка. Такие же замки имелись и в других частях страны. Для Аксума особенно характерны стоявшие на царских могилах огромные стелы, увенчанные серпом луны и диском богини утренней звезды — Астарты. Верховному богу Аксума, богу неба и покровителю государства, цари посвящали золотые статуи и каменные троны с благодарственными надписями. Все эти памятники были исполнены в арабском стиле без всяких следов эллинистического влияния.
Усиление Аксума шло параллельно с упадком Мероэ. Ослабление Мероитского царства началось с I в. н. э. Сокращается строительная деятельность царей, города пустеют, приходят в упадок даже Напата и Мероэ. Причины этого упадка за отсутствием источников пока не установлены. Несомненно, однако, что значительную роль здесь сыграли вторжения племён, обитавших в окрестных степях и пустынях по обеим сторонам Нила. В дальнейшем Мероитское царство было завоёвано Аксумом. Повидимому, при Нероне возникли планы римской экспансии и в этом направлении. В целях предварительной разведки была послана экспедиция в Мероэ, проникшая на юг Африки далее, чем кто-либо из римлян до сих пор.
Широкие завоевательные планы, разрабатываемые Нероном, были нарушены событиями в Иудее. Там всё больше сторонников находила антиримская народная партия зелотов, уходивших в горы и создававших боевые отряды. Беднейшие крестьяне и рабы составляли наиболее решительную и непримиримую организацию сикариев (кинжальщиков), члены которой нападали на римлян и местных богачей. Римские прокураторы жестоко расправлялись с захваченными зелотами и сикариями. Ненависть к Риму усиливала религиозный фанатизм, ожидание божественного освободителя.
В 66 г. вспыхнуло восстание. Народ отказался платить подати, перебил римский гарнизон Иерусалима и часть романофильской знати. Восстание распространилось по всей стране. Карательная экспедиция сирийского наместника Цестия Галла была разгромлена восставшими. Однако силы восставших ослаблялись внутренними раздорами. Более зажиточная часть населения была напугана проектами радикальных реформ, которых требовали сикарии и крайние зелоты. Крупные землевладельцы и жречество готовы были идти на соглашение с Римом. Народу приходилось бороться не только против римлян, но и против местных эксплуататоров. Для ведения войны с восставшими Нерон назначил Флавия Веспасиана, считавшегося опытным полководцем.
Восстание в Иудее хотя и сорвало завоевательные планы Нерона, но непосредственно не угрожало его власти. Настоящая опасность возникла для него тогда, когда в 68 г. возмутилась обременённая дополнительными поборами Галлия, вскоре поддержанная Испанией.
Наместник Тарраконской Испании, старик Гальба, был провозглашён своими войсками императором. После низложения Нерона сенат охотно утвердил Гальбу. Гальба старался восстановить права сената и вместе с тем оправдать надежды поддерживавшей его провинциальной знати. Он широко раздавал римское гражданство испанцам и галлам и снизил на 1/4 подати всем выступившим за него городам. Это были по преимуществу города, где местная аристократия играла главную роль. Колонии же ветеранов до конца оставались верны Нерону. Гальба карал их штрафами, конфискациями, урезкой территории. Возмущённые жители этих городов вступили в союз со стоявшими на Рейне легионами и провозгласили императором наместника Нижней Германии Вителлин, которого сенат ненавидел, считая льстецом и приспешником Нерона.
Одновременно среди племени бойев, живших на территории эдуев, началось восстание крестьян и городской бедноты, возглавлявшееся некиим Марикком. Восставшие, число которых быстро возрастало, нападали на имения местной знати. Движение было подавлено главным образом силами эдуев, но галльская аристократия наглядно убедилась в том, что грозит ей в случае ослабления римской власти.
Между тем просенатская политика Гальбы вызвала недовольство римского плебса и преторианцев. Подняв мятеж и убив Гальбу, они сделали императором одного из ближайших друзей Нерона — Отона. Однако и его правление было кратковременным: войска Отона были разбиты вступившими в Италию войсками Вителлин. Отон покончил с собой. Вителлий стал называть себя Германиком в честь своего войска, в котором большую роль играли вспомогательные части германцев. Солдаты Вителлия, к которым присоединились италийская и римская беднота и частично рабы, расправлялись с богатыми землевладельцами и рабовладельцами. Вителлий отослал часть своих войск обратно в Галлию, что ослабило его, но не примирило с ним сенат.
Тогда-то на сцену выступил новый претендент — Веспасиан. Война в Иудее была почти закончена, оставалось взять Иерусалим. Только беднота ещё сохраняла верность знамени борьбы с Римом и продолжала сопротивление. Землевладельцы, священники, купцы переходили на сторону Веспасиана. Среди них был прославившийся впоследствии своим сочинением об Иудейской войне писатель Иосиф, получивший позднее римское имя Флавий. Веспасиана охотно поддержало и его войско, опасавшееся, что Вителлий отдаст лучшие земли своим солдатам. Сенат также предпочитал его Вителлию. Агенты Веспасиана вели активную агитацию и в западных провинциях. Успех Веспасиана был решён переходом на его сторону сильной и свежей
придунайской армии. В битве под городом Кремоной в 69 г. н. э. Вителлин потерпел поражение и вскоре был убит. Веспасиан остался единственным правителем империи.
Однако мир ещё далеко не наступил. В Понте поднял восстание вольноотпущенник бывшего понтийского царя Аникет. К нему примкнули местные племена, недовольные обращением Понта в провинцию, что усилило позиции рабовладельцев греческих городов. Через два-три месяца восстание было подавлено.
Зато угрожающие размеры приняло движение в Галлии под руководством знатного батава Цивилиса, начавшееся с восстания вспомогательных частей, набранных из племени батавов, но вскоре распространившееся по всем прирейнским областям. Организуя союз германских племён, Цивилис готовился вступить в борьбу с Римом. К нему примкнули галльские племена лингонов и треверов во главе с Сабином, Классиком и Тутором — представителями местной знати, имевшими римское гражданство, но покинувшими службу во вспомогательных римских частях, чтобы бороться за независимость Галлии, которую они провозгласили самостоятельной империей. Вспомогательные части и даже рейнские легионы, которые Вителлий пополнил большим числом провинциалов, примкнули к восставшим. Вскоре почти вся прирейнская область была в их руках. Многие ветераны, поселённые в колониях, были перебиты местными крестьянами, чьи земли отошли ранее к ветеранам. Классик и Тутор призывали остальные общины Галлии присоединиться к борьбе.
В главном городе племени ремов Дурокорторе (современный Реймс) было созвано собрание представителей галльских городов. Треверы высказались за войну. Но галльская аристократия других областей не желала порывать с Римом, она надеялась, что сможет играть видную роль в империи, и была напугана восстанием Марикка. Большинство участников собрания высказалось за мир с Римом. Это предопределило поражение повстанцев. Посланный в Галлию Петилий Цереалис разбил Цивилиса, Классика и Тутора. Галльские повстанцы и мятежные легионы были прощены. Цереалис обратился к ним с речью, в которой доказывал, что римляне явились некогда в Галлию не для завоеваний, а лишь с намерением даровать стране мир; он убеждал восставших, что теперь нет больше деления на побеждённых и победителей и что империя принадлежит галлам так же, как и римлянам.
К этому же времени сын Веспасиана Тит после длительной осады и ожесточённого сопротивления восставших взял Иерусалим. Город был разрушен, 70 тыс. человек были проданы в рабство. Веспасиан и Тит отпраздновали блестящий триумф.
Тацит писал, что события 68—69 гг. раскрыли тайну императорской власти: оказалось, что императоров можно провозглашать не только в Риме, но и в провинциях. Но события эти имели ещё более глубокий смысл. Они показали, что правящие круги провинций уже достаточно прочно срослись с империей и претендуют на то, чтобы занять подобающее место в управлении ею. Они показали также силу сопротивления порабощённых масс провинций Наконец, они показали, что военные силы собственно Италии уже недостаточны, а войска, набранные в провинциях, не будут бороться за интересы империи, пока сами провинции не почувствуют себя достаточно тесно связанными с этими интересами, не станут органической частью империи.
Римское правительство учло эти уроки, и со времени Веспасиана, первого императора династии Флавиев, начинается новый этап во взаимоотношения Рима и провинций.
Столетие, протекшее со времени победы Веспасиана, обычно характеризуется как период наивысшего развития римского рабовладельческого общества, как период укрепления империи и её наибольшего территориального расширения. Однако если рабовладельческий строй достиг теперь предельного развития, то к концу периода он уже явно начинает клониться к своему упадку.
Одним из наиболее характерных явлений этого периода была дальнейшая «романизация» провинций, развитие их экономики, возрастание роли провинциалов в жизни империи, числа провинциальных сенаторов, всадников, военных.
К концу II в. более 40% сенаторов были уроженцами провинций, и уже в начале этого столетия представители знати восточных провинций заняли в сенате такое же место, как и знать провинций западных. Постепенно число уроженцев Малой Азии, Сирии, а затем и Африки начинает превышать число сенаторов из Испании и Нарбонской Галлии, а к началу III в. они составляют подавляющее большинство провинциальных сенаторов. Сменявшие друг Друга императоры при всех своих индивидуальных особенностях в общем продолжали одну политическую линию, продиктованную общим ходом исторического развития Римской империи: они поддерживали провинциальные города и провинциальную знать, пытаясь в то же время предотвратить прогрессирующий упадок Италии; они стремились также укрепить боеспособность армии, сберечь те слои населения, которые могли поставлять солдат в легионы и вспомогательные части, они принимали всевозможные меры к тому, чтобы не допустить новых восстаний в провинциях и восстаний рабов. Многие из этих императоров были людьми, весьма типичными для своего времени. Первый из них — Флавий Веспасиан (69—79), основатель новой династии Флавиев, был сыном небогатого гражданина сабинского города Реате. Пройдя обязательную лестницу военных и гражданских должностей, он стал сенатором. Продвигаясь по этому пути, ему случалось наталкиваться на недоброжелательство старой аристократии, искать протекции у вольноотпущенников Клавдия. Подобный путь проделали и многие другие уроженцы италийских городов, которые заменили в сенате старую римскую аристократию.
Для новой знати Веспасиан был своим человеком. Став императором, он пополнил ряды всадников и сенаторов самыми богатыми и знатными гражданами городов Италии и западных провинций. При нём все города Испании и многие города других западных провинций получили права латинского гражданства. Отсюда же теперь стали набирать большое число легионариев. Напротив, восточные провинции не пользовались при Веспасиане такими преимуществами. Более того, некоторые города этих провинций были лишены прежних привилегий. Некоторые зависимые царства (Коммагена, часть Киликии) были присоединены к империи. На Востоке не стихало глухое недовольство; несколько самозванцев, выдававших себя за Нерона, нашли там многочисленных сторонников. Отчасти это вызывалось податями, которыми Веспасиан, заставший казну пустой, переобременял провинции. Ему пришлось столкнуться с оппозицией и в сенате. Невидимому, главной причиной недовольства было желание Веспасиана передать власть своему сыну Титу, а в случае его бездетности — второму сыну, Домициану. Последний был особенно непопулярен в сенате, но главное, часть сенаторов была против наследственной монархии, считая, что принцепс должен избираться сенатом. Однако Веспасиан одержал верх, и после смерти первого Флавия императором стал Тит, вскоре умерший (79—81), а затем к власти пришёл Домициан (81—96).
В правление Домициана, особенно к концу его,
сенатская оппозиция вновь крайне усилилась.
Была даже попытка поднять мятеж, во главе
которого стал наместник Верхней Германии
Антоний Сатурнин, постаравшийся привлечь
на свою сторону солдат. Однако Домициан,
повысивший солдатам жалованье на 1/3 и
даровавший значительные привилегии
ветеранам, был популярен в армии, и мятеж
был легко подавлен. Результатом явились
новые преследования сенаторов, казни и
конфискации. Домициан, именовавший себя «богом»
и «господином», изгонял из сената неугодных
ему лиц.
В войнах с возникшим на территории Дакии племенным союзом, во главе которого стал Децебал, римляне потерпели несколько поражений. Домициану пришлось заключить с даками мир на условиях выплаты субсидни зерном и деньгами и присылки римских ремесленников. Всё это усиливало недовольство знати. Особенно враждебно относились к Домициану провинциальные наместники, поставленные им под строжайший контроль. Было раскрыто несколько заговоров, что повело к новым репрессиям и новому росту недовольства. Наконец, Домициан был убит своими отпущенниками. Сенат объявил ненавистного ему Домициана врагом римского народа, его статуи были низвергнуты, память проклята.
Императором сенат провозгласил Нерву, представителя старой сенатской знати. С него начинается так называемая династия Антонинов (по имени одного из её представителей— Антонина Пия). При этой династии осуществилась наиболее приемлемая для сената форма монархии. Власть передавалась не сыну или ближайшему родственнику императора, а лицу, которое он усыновлял с одобрения сената. Начиная с Нервы, каждый принценс его династии, принимая класть, давал клятву не казнить и не лишать имущества сенатора без приговора сената и не принимать доносов об оскорблении его особы. Только при соблюдении императором этого условия сенат был обязан ему верностью. Знать Италии и провинций была этим вполне удовлетворена.
Траян (98—117), уроженец Испании, усыновлённый
Первой, был первым провинциалом среди
императоров. Этот факт весьма показателен
для того положения, которое заняли западные
провинции в Римской империи. Траян считался
энергичным администратором и хорошим
полководцем. В двух войнах он разбил
Децсбала и обратил Дакию в провинцию. В 106 г.
из Набатейского царства была образована
провинция Аравия. Успешна была сначала и
война Траппа с Парфией, в ходе которой он
подчинил Армению, взял Селевкию и Ктесифон.
Однако тяжёлые условия похода, безуспешная
длительная осада города Атры, а главное —
общее восстание, начавшееся в тылу, в
покорённых местностях, а также восстание
иудеев в Киренаике вынудили его прекратить
войну. Он умер в Киликии на обратном пути в
Италию. Его преемник Адриан (117—138), тоже
уроженец Испании, бывший в момент смерти
Траяна наместником Сирии, немедленно
отказался от всех восточных завоеваний
Траяна (кроме Аравии), которые империя не
могла удержать. Всё своё внимание он
обратил на оборону границ. В этот период
отмечается интенсивное строительство
укреплений — валов, рвов и башен,
опоясавших почти все границы империи.
Большую часть времени Адриан проводил в
объездах провинций и инспектировании войск.
Он стремился как можно больше развивать
городскую жизнь, украшая старые и основывая
новые города. Во многих колониях и
муниципиях он избирался на должность эдила
или дуумвира и как таковой жертвовал
значительные суммы в городские кассы, а
также зерно для раздачи горожанам. К тому
времени городская жизнь провинций
достигает наивысшего подъёма. Город,
античный полис, хотя и пользовавшийся лишь
номинальной автономией, был наиболее
выгодной формой организации для
рабовладельцев. Рознь между знатью Рима и
провинций сгладилась. Для новых условий
показательна карьера одного из
известнейших полководцев Траяна—Лузия
Квиета. Он был вождём одного из
мавретанских племён и поступил на римскую
службу командиром конного отряда мавров. В
дакийских войнах он выдвинулся, попал в
сонат и стал консулом. Достаточно сравнить
его карьеру с судьбой его соплеменника
Такфарината, бежавшего из римской армии и
поднявшего восстание при Тиберии, чтобы
понять, как изменилось положение провинций
в системе империи и какие возможности
открылись перед провинциальной знатью.
Преемник Адриана — Антонин Пий (138—161)
сенатской историографией изображался как
идеальный, кроткий правитель, уважавший
сенат, как защитник провинций и миролюбец.
Однако его правление отнюдь не было так
прекрасно и спокойно, как его рисовали. Уже
при нём появились предвестники Кризиса,
который вскоре охватил всю империю.
Симптомы кризиса становятся ещё более явными при следующем императоре — Марке Аврелии (161—180). Сам он был также весьма характерной фигурой. Он был не только превосходно образован, но являлся последним крупным представителем стоической школы. Сохранилось сочинение Марка Аврелия «К самому себе». Оно поражает беспросветным пессимизмом и безнадёжностью, которыми проникнута каждая глава.
Последним императором династии Антонинов был сын Марка Аврелия — Коммод (180—192). События, ознаменовавшие его правление, показали, что «век Антонинов», который имперская знать называла «золотым», пришёл к концу.
Новая италийская и провинциальная знать окончательно отказалась от республиканских идеалов, так как поняла, что её интересы, что её интересы может защитить лишь сильная императорская власть. Идеал республики заменяется идеалом «хорошего императора». Одним из известнейших проповедников этого идеала был ритор и философ-киник Дион из Прусы в Вифинии, прозванный Хрисостомом (Златоустом). Изгнанный Домицианом, он снова вошёл в милость при Нерве и Траяне и развивал взгляды на монархию, популярные среди сенаторского сословия, а также муниципальной знати Италии и провинций. Хороший монарх, согласно этим взглядам, находится под особым покровительством Зевса, врага и гонителя тиранов. Он должен быть милостивым и справедливым, отцом граждан, другом «лучших людей», слугой общества. «Хорошим» считался тот принцепс, который держал в повиновении рабов и народ, не переобременял провинции налогами в пользу армии, поддерживал дисциплину среди солдат, а главное, давал возможность состоятельным людям спокойно пользоваться их имуществом. Плиний Младший в панегирике Траяну, который он, согласно обычаю, произнёс в благодарность за назначение его консулом, особенно подчёркивал, что Траян не стремился завладеть всей землёй империи и что он вернул частным лицам многое из того, что захватили его предшественники. На таких условиях знать была согласна отказаться от активного участия в политической жизни.
Монархическая власть императоров всё более крепла. Когда Веспасиан захватил власть, сенат декретировал ему все права, которыми пользовались его предшественники. Он получил право единолично ведать внешней политикой, предлагать кандидатов на любые должности, издавать любые распоряжения, имевшие силу закона. Всё большее значение в ущерб сенату приобретал «совет друзей» принцепса. Уже Домициан стал назначать римских всадников в ведомства по императорской переписке, прошениям на имя императора и т. д. Со времени Адриана это стало правилом, что подняло значение императорской бюрократии. Ещё более укрепил её переход сбора налогов от откупщиков к императорским чиновникам. Особенно большое значение приобрёл префект анноны, ведавший сбором натуральных поставок, предназначавшихся для нужд армии и раздач плебсу. Многочисленные уполномоченные фиска и префекта анноны вместе с администрацией императорских земель составляли основное ядро всё растущей императорской бюрократии, вербовавшейся из всадников, императорских отпущенников и даже рабов. Постепенно среди неё образуется известная иерархия должностей с соответствовавшими им окладами.
Большое значение имело начало кодификации права при Адриане. По поручению Адриана юристы собрали выдержки из преторских эдиктов в один, так называемый «вечный», эдикт, утверждённый затем сенатом. После этого преторы утратили законодательную власть, дальнейшее развитие права стало делом только императора и состоявших при нём юрисконсультов. Усилился контроль императорских чиновников и наместников над городами, провинциями, отдельными гражданами. Во второй половине II в. был издан специальный закон против тех, кто своими словами или действиями «смутит душу простого и суеверного народа». К официальному надзору прибавлялся неофициальный. Уже Адриан широко использовал тайных соглядатаев, так называемых фрументариев.
Восхваление императоров было обязательным. Города, коллегии, воинские части посвящали им статуи и пышные надписи. Умершие «хорошие» императоры объявлялись богами, в честь которых строились храмы. Статуй и хвалебных надписей удостаивались не только императоры, но и члены их семьи, наместники, командиры, чиновники, наконец просто богатые люди, избиравшиеся патронами городов и коллегий. Всякий занимавший более или менее видное положение требовал лести и угодливости от тех, кто стоял ниже его. Такова была «свобода», царившая, по мнению приверженцев Антонинов, в «золотой век» их правления.
Начиная со времени правления Веспасиана, благодаря распространению римского гражданства, ещё более значительна», чем Раньше, часть солдат стала вербоваться из провинции.
Италики служили главным образом в
преторианских когортах и, пройдя здесь
римскую военную школу, назначались
центурионами в провинциальные войска.
Введённая Клавдием практика дарования
римского гражданства ветеранам
всиомогательных частей способствовала
дальнейшей романизации провинций и
усиливала преданность солдат Риму. Учтя
опыт восстания Цивилиса, правительство не
оставляло вспомогательных частей в тех
провинциях, в которых они были набраны, а
формировало их из солдат различных племён.
Различие между легионами и
вспомогательными частями постепенно
стиралось.
Набор провинциалов в армию привёл к изменению её социального состава. Если армия I в. н. э., состоявшая из италиков, включала преимущественно бедняков, рассчитывавших обогатиться на службе, то теперь в солдаты шли провинциалы, пользовавшиеся известным благосостоянием, привлечённые надеждой сделать карьеру и получить римское гражданство и различные привилегии, став ветеранами. Ветераны, приобретая землю и рабов, играли видную роль в городах или сёлах, где они селились после отставки. Здесь они организовывали коллегии, которым нередко принадлежала инициатива в демонстрациях преданности Риму и императору. Часто ветераны получали земли около лагеря своего легиона, где образовывались поселения торговцев и ремесленников, а также семей солдат, которые узаконивали эти семьи после своей отставки. Лагерные поселения постепенно превращались в города. Армия была важным фактором в жизни провинций. Солдаты строили дороги, каналы, водопроводы, общественные здания. Но вместе с тем содержание огромной, примерно четырёхсоттысячной, армии ложилось тяжелым бременем на население провинций. Основная масса налогов и поставок шла в её пользу, население вынуждено было исполнять ряд работ для армии, брать солдат на постой. Солдаты нередко притесняли жителей, отбирали у них имущество Выделение земель ветеранам ускоряло распад общины, разоряло крестьянство. В самой армии противоречия между солдатами и командирами продолжали существовать. Высшие должности были попрежнему доступны лишь всадникам и сенаторам. Несмотря на правительственный контроль, командиры брали взятки с солдат и притесняли их. В результате случаи дезертирства и перехода на сторону противника были нередки. Состоянием армии отчасти объясняется стремление Флавиев и Антонинов избегать войн. Другой важнейшей причиной, определявшей их внешнюю политику, было положение в провинциях.
Свидетельства современников, многочисленные надписи из провинций и данные археологии дают возможность отметить новые черты в развитии сельского хозяйства, ремесла и торговли, характерные для второй половины I в. и II в. н. э.
Широкие размеры приняла торговля и внутри империи, и между провинциями, и со странами Востока — Аравией, Индией, Китаем, куда, по подсчётам современников, ежегодно уходило до 103 млн. сестерциев в обмен на предметы роскоши — благовония, пряности, шёлк, драгоценности. Купцы восточных провинций наживали большие состояния на этой торговле. Но и в западных провинциях появляются крупные компании, торговавшие испанским вином, маслом, галльским полотном и керамикой, которая постепенно вытеснила италийскую.
Население империи всё шире втягивается в
производство на продажу, развивается
известная специализация как между
провинциями, так и внутри отдельных
отраслей. Так, в кожевенном производстве
были специалисты по изготовлению различных
видов обуви, по производству кожаных мехов
для вина, выделке сбруи, первичной
обработке кожи. Дифференцированы были
также производства различных сортов
шерстяных тканей и их окраска. Особенно
специализировано было производство
предметов роскоши. Отдельные ремесленники
занимались изготовлением гемм, ожерелий,
колец, разных видов золотой и серебряной
посуды, золотошвейным ремеслом,
производством галунов и даже изготовлением
отдельно глаз для статуй. Ремесло
значительно усовершенствовалось. Мастера
Италии и провинций изготовляли не только
высокохудожественные изделия, но и такие
сложные предметы, как, например,
хирургические инструменты.
В сельском хозяйстве отдельные области и хозяйства специализировались на разведении особых сортов зерна, винограда, масла, льна, овощей, лекарственных растений и т. д. Специализация отражала рост рыночных отношений. Рабовладельческие виллы были в наибольшей мере затронуты этим процессом развития товарноденежных отношений. Владельцы вилл нередко сами были выходцами из среды торговцев и ремесленников, которые, разбогатев, приобретали земли. Были среди них и представители старой знати, применившиеся к новым условиям, и ветераны, получившие землю, которые вместе с тем нередко заводили торговые и ремесленные предприятия.
Все эти категории, составлявшие в каждом
городе сословие декурионов, муниципальную
знать, были основной опорой власти
Антонинов. Империя давала им возможность
эксплуатировать рабов, уделяя кое-что
городской бедноте, чтобы удерживать её от
восстаний, а также оказывала им
покровительство против крупных
землевладельцев. За годы правления Юлиев-Клавдиев,
а затем Домициана могущество крупных
землевладельцев было сильно подорвано;
Антонины, не прибегая к террору, старались
достичь той же цели иными средствами.
Незаконный захват чужой земли строго
карался, земли, принадлежавшие ранее
городам и захваченные частными владельцами,
возвращались в общественное пользование;
самое увеличение числа городов
способствовало дальнейшему дроблению
земли и переходу её в разряд городских
территорий.
Однако далеко не вся земля империи принадлежала городам и городским землевладельцам. Во многих провинциях изъятые из городских земель императорские и крупные частные имения — сальтусы — занимали значительную территорию. Наконец, часть земель, причём в некоторых областях (в прирейнских и придунайских провинциях, в Британии, Нумидии, Мавретании и др.) весьма значительная, оставалась во владении местных крестьян. Они нередко жили ещё сельскими или племенными общинами, стоявшими под управлением римских префектов пли местной племенной знати, составлявшей совет старейшин. Со временем поселения некоторых племён получали городское устройство. Так было, например, с бывшими соратниками Такфарината мусуламиями. При Антонинах городское землевладение играло ведущую роль. В дальнейшем, по мере упадка рабовладельческого хозяйства и тесно связанного с ним города, возрастает роль как крупного, так и крестьянского общинного землевладения.
Видимое процветание империи было непрочным и таило в себе глубокие противоречия. Уровень производства оставался низким. Необходимость создания многочисленного и сложного аппарата принуждения и надзора делала неэффективным применение больших масс рабов в крупных плантационных хозяйствах. Поэтому и при значительной концентрации земли производство оставалось относительно мелким; основной производственной единицей и внутри больших имений — латифундий — было небольшое хозяйство со своим инвентарём, не сливавшееся с другими хозяйствами, принадлежавшими тому же владельцу.
Такое же положение наблюдалось и в других
отраслях хозяйства. Так, рудники и
каменоломни были почти повсеместно
собственностью императора; на рудниках в
Испании было занято до 40 тыс. человек, но
добыча металла не приняла характера
крупного производства: отдельные участки
сдавались в аренду съёмщикам, частью
составлявшим товарищества, по тому же
принципу, по которому императорские земли
сдавались крупным съёмщикам — кондукторам
и колонам. Под надзором императорских
прокураторов они разрабатывали
арендованную часть прииска, на которой
обычно трудились их рабы, отпущенники,
наёмные работники. Иногда мелкие съёмщики,
также называвшиеся колонами, работали в
своих шахтах сами.
Нечто подобное имело место и в керамическом производстве. К середине II в. н. э. значительная часть керамических мастерских Рима, производивших кирпич и черепицу для многочисленных построек столицы, концентрировалась в руках императора. Но это не повело к образованию крупных мануфактур. Отдельные мастерские также сдавались императорским отпущенникам, которые вели производство с несколькими рабами или наёмниками.
Богатые люди покупали предметы роскоши, копили деньги, но не употребляли их на расширение производства. При уровне производства того времени подобные затраты сводились бы лишь к увеличению числа рабов, а организация больших масс
рабов и надзор за ними были настолько трудны, что подчас вместо прибыли приносили убыток. О таких неудачных попытках рассказывает Плиний Старший.
При рабовладельческом хозяйстве, остававшемся в общем натуральным, развитие товарно-денежных отношений порождало неразрешимые экономические трудности, увеличивавшиеся по мере возрастания числа денежных налогов, развития денежной аренды и т. п. Развитие городов приводило к росту античного люмпен-пролетариата и росту непроизводительных расходов на его содержание. Муниципальная Знать, связанная с рынком, начинала разоряться. Всё труднее становилось доставать деньги для выплаты налогов, для покупки одежды и пищи рабам, орудий производства, для приобретения известного количества предметов роскоши, ставших необходимыми в быту муниципальной знати, которая старалась подражать римской. Эту потребность в деньгах она не всегда могла удовлетворить за счёт продажи продукции своих имений. Значительная часть этой продукции непосредственно изымалась государством в качестве натуральных поставок. Боясь волнений в городах, вспыхивавших из-за дороговизны, правительство запрещало продавать Продовольствие по ценам выше установленных. Откупы даже косвенных налогов, на которых раньше наживались всадники и провинциальные дельцы, постепенно заменялись сбором налогов чиновниками государства. Городские земли всё чаще захватывались частными лицами, что лишало города доходов, извлекавшихся из эксплуатации и сдачи в аренду этих земель.
С другой стороны, всё больше сужался круг лиц, обязанных нести муниципальные повинности (Домициан освободил от них ветеранов, Адриан — часть врачей, риторов, учителей, в III в. освобождение получили императорские арендаторы), и тем тяжелее давило бремя повинностей на оставшихся налогоплательщиков. Частные лица и целые города впадают в долги. Со времени правления Домициана — в Италии, а со времени Траяна — в провинциях появляются городские кураторы — лица, назначаемые контролировать городские финансы. Императоры вынуждены были прощать должникам фиска и городам недоимки за ряд лет.
В хозяйствах средних землевладельцев делались попытки найти более выгодные способы эксплуатации рабов. Отпуская некоторых из них на волю, господа рассчитывали получить двойную выгоду: они не должны были содержать рабов — напротив, вольноотпущенники были обязаны в случае необходимости содержать своих господ и завещать им, их детям или внукам половину имущества. Идя навстречу обедневшим патронам, императоры II в. издают ряд законов, закреплявших права патрона и его детей на труд и имущество вольноотпущенника.
В крупных имениях отпущенникам иногда давались земельные наделы, которые они были обязаны возделывать; часть своего времени они должны были работать на бывшего владельца.
Усилилась также практика сдачи рабов в наём, причём рабам предоставлялась часть заработанной ими платы. Всё чаще практиковался и так называемый вывод на пекулий. Пекулием называлась часть имущества господина, которую он передавал в пользование рабу с тем, чтобы раб часть дохода, полученного от эксплуатации этого имущества, оставлял себе, а часть отдавал господину. В пекулий могли входить земля, мастерская, лавка, рабы. Всё это должно было повысить заинтересованность раба в труде. Вначале пекулий всецело определялся доброй волей господина, который мог его увеличить, уменьшить или вовсе отобрать. Но так как контрагенты раба, выведенного на пекулий, нуждались в обеспечении своих интересов, пекулий постепенно стал неотъемлемой принадлежностью раба. Всё это были симптомы кризиса рабовладения.
К экономическим факторам прибавлялись и политические. С середины I в. не было крупных восстаний рабов, но побеги рабов и убийства рабовладельцев не прекращались. Правительство, с одной стороны, шло по линии усиления репрессий. При Траяне было предписано предавать пытке не только рабов, но и отпущенников убитых владельцев. Всякий уговоривший раба бежать или научивший его «презирать господина» привлекался к ответственности. Все должностные лица обязаны были способствовать розыску беглых рабов и производить обыски с целью их поимки даже в имениях сенаторов и императорских.
С другой стороны, страх перед восстаниями рабов заставлял правительство идти на частичные уступки. Адриан уничтожил рабские эргастулы и запретил господину убивать раба. В случае провинности раба, предполагавшей казнь или ссылку в рудники, господин должен был обратиться в суд. Магистратам предписывалось разбирать дела рабов, которых жестокость господина вынуждала искать защиты у считавшихся священными императорских статуй. Если было доказано, что господин морил рабов голодом и холодом, заставлял непосильно трудиться, избивал, магистрат должен был продать их другому владельцу, «дабы они не учинили чего-нибудь мятежного», как формулировал Антонин Пий, издавший этот закон, причину своей «гуманности».
Часть рабовладельцев понимала необходимость этих мер. Писатели и юристытеоретики говорили о естественном равенстве людей, советовали видеть в рабах не врагов, а скромных друзей, рассказывали о самоотверженности, добродетели, талантах рабов. Практики жаловались на трудности содержания рабов и надзора за ними, указывали, что труд рабов невыгоден, что земля, дававшая обильные плоды, когда на ней работали свободные, захирела в руках рабов. Но для среднего рабовладельца законы, ограничивавшие эксплуатацию рабов, были только помехой Покупая раба, он требовал свидетельства, что раб никогда «не прибегал к статуям», он неохотно покупал образованного и инициативного раба, боясь его «строптивости». Покупным рабам он предпочитал доморощенных.
Наряду с трудом рабов в сельском хозяйстве начинает всё больше распространяться труд колонов, т. е. свободных арендаторов. Положение этих арендаторов с самого начала было неодинаковым. Колоны делились на две категории: арендаторов по договору, среди которых были и крупные съёмщики, сами эксплуатировавшие труд рабов и арендаторов, из поколения в поколение сидевших на землях крупных собственников. Повинности последних определялись не столько зачастую уже потерянными первоначальными договорами, сколько местными обычаями. Колонов этой категории с течением времени становится всё больше. В I в. ещё преобладала денежная аренда, но она подрывала хозяйство мелких съёмщиков. Задолженность их росла, нередко землевладельцы продавали за долги инвентарь колонов, что окончательно лишало их возможности выбиться из нужды. Многие предпочитали поэтому переходить на натуральную и особенно на издольную аренду, обычно из 1/8 урожая. Однако и в таких условиях долги колонов продолжали возрастать, и вместе с тем возрастала их зависимость от землевладельца. Бывали случаи, когда землевладельцы, используя своё влияние и положение, силой принуждали оставаться на своей земле колонов, даже уплативших недоимки. Государство, регулировавшее взаимоотношения владельца земли с арендаторами по договору, почти не вмешивалось в его взаимоотношения с колонами, владевшими своими участками по обычаю.
В I в. колоны ещё были, по крайней мере формально, вполне равноправны с владельцами земли. Некоторые из них играли известную роль в соседних небольших городах, занимали там жреческие должности, участвовали в коллегиях. Но постепенно они переходят как бы на положение членов проживавшей в имении фамилии, которая включала рабов, вольноотпущенников и клиентов владельца. Они участвуют в фамильных культах и становятся неотъемлемой частью имения, вместе с которым переходят к новому владельцу при продаже и передаче по наследству. Сложившиеся в рабовладельческом обществе представления, по которым человек, работавший на другого, презирался, отразились и на положении колонов. Так, юристы конца II — начала III в. считали уже, что колону не принадлежит даже его собственный инвентарь, если большую часть инвентаря он получил от землевладельца. Не суд, а землевладелец разбирал различные взаимные претензии и ссоры колонов. Так всё более крепла экономическая и социальная зависимость колонов от собственников земли. Число колонов возрастало за счёт разорившихся крестьян и посаженных на землю отпущенных рабов и их потомков. Особенно развивался колонат в императорских и крупных частных имениях.
Императорские имения неуклонно возрастали за счёт конфискаций и завещаний, так как обычай требовал, чтобы богатые люди часть имущества завещали императору. Эти имения управлялись прокураторами с целым штатом помощников из рабов и отпущенников. Прокуратор назначался для целой провинции или, если земли были очень обширны,— для отдельных её округов. Часть императорских земель сдавалась кондукторам, которые передавали их мелким, большей частью наследственным арендаторам — колонам. Часть земель оставалась под надзором императорских виликов, которые также сдавали её колонам или обрабатывали с помощью труда рабов. Колоны должны были вносить в качестве арендной платы V, урожая и отрабатывать известное число дней в году (от 6 до 12) на земле, эксплуатировавшейся вилпками императора или кондукторами. По закону Адриана, стремившегося привлечь колонов на императорские земли, те из них, которые брали заброшенный или необработанный участок, приобретали его в наследственное владение и несколько лет не вносили никакой платы. Число императорских колонов было велико. Они жили сёлами с выборными магистратами, подчиняясь прокураторам и кондукторам. Последние нередко самовольно повышали платежи и отработки колонов, но императоры, не желая, чтобы из кондукторов выходили новые крупные землевладельцы, и будучи заинтересованы в известном благосостоянии колонов, как земледельцев и возможных солдат, ограничивали произвол кондукторов.
В сходном с императорскими доменами положении были и крупные частные владения, так называемые экзимированные (т. е. изъятые из городских территорий) сальтусы. Здесь земля также сдавалась колонам, которые больше зависели от своего землевладельца, чем от властей города. Эти имения были гораздо менее связаны с рынком, чем виллы. Обширный штат рабов или свободных ремесленников производил на месте всё необходимое. Обмен происходил внутри имения, на специальных ярмарках, которые особыми сенатскими постановлениями разрешалось устраивать владельцу.
Разорение средних землевладельцев в Италии сопровождалось новым ростом латифундий. Правительство старалось помочь делу. Домициан пытался запретить насаждение виноградников в провинциях, чтобы избавить италийских виноделов от конкуренции. Нерва, как сообщает историк Дион Кассий, выделил 15 млн. драхм на покупку земли беднейшим жителям Италии. Траян создал так называемый «алиментарный» фонд для ссуд землевладельцам за небольшие проценты под залог их земель. Проценты с этих ссуд шли на субсидии детям бедноты. Некоторые богачи жертвовали в алиментарные фонды своих городов деньги и земли. Однако всё это мало помогало. Крупные собственники покупали или захватывали земли более слабых соседей и городов. К середине II в. весьма заметными фигурами италийского земледелия становятся крупный землевладелец и колон. Города впадали в долги, желавших занять должности городских магистратов становилось всё меньше. Вместе с городами приходило в упадок и италийское ремесло. Многочисленные ремесленники сохранялись только в Риме, отчасти благодаря потребности знати в предметах роскоши, отчасти благодаря строительству, которое предпринимали императоры с делью украсить столицу и дать заработок населению.
Выше уже говорилось, что провинции в I—II вв.
н. э. переживали известный подъём. Однако
экономический подъём провинций, особенно
западных, был недолог. Вскоре начинается
упадок среднего землевладения и городов,
упадок ремесла и торговли, рост латифундий.
Тот путь, который прошла Италия, повторялся
и в провинциях; однако каждая из них имела
свои особенности, определившие сё развитие
и роль в общей истории империи.
Британия была одной из наименее романизованных западных провинций. Правда, и здесь появились рабовладельческие виллы римского образца, но они сосредоточивались главным образом на юго-востоке провинции. На остальной территории преобладали сёла местных племён, которые жили ещё первобытно-общинным строем. Местное производство было развито слабо, преобладали мелкие мастерские, изготовлявшие предметы кельтского образца. Товары ввозились главным образом из Галлии и Испании. После восстания Боудикки Британия долгое время не покорялась. Шаг за шагом римские легионы оттесняли на север и запад местные племена, оказывавшие упорное сопротивление.
Тацит сохранил речь одного из племенных
вождей Британии — Калгака к его войску
накануне сражения с римлянами. Страстной
ненавистью к поработителям дышит эта речь.
«Похищать, убивать, грабить,— говорит он о
римлянах,— это на их лживом языке
называется управлением, а когда всё
превратят в пустыню, то называют это миром».
Калгак был разбит полководцем Домициана
Агриколой, но британские племена лишь с
трудом подчинились Риму. В Британии
вспыхивали всё новые и новые волнения.
Адриан и Антонин Пий были вынуждены
сооружать валы на границе современной
Шотландии, чтобы предотвратить вторжения
племён, сохранивших независимость.
Британия давала большое количество солдат
во вспомогательные части, разбросанные по
всей империи.
Галльские провинции включали Нарбонскую Галлию, Великую Галлию, состоявшую из Аквитании, Лугдунской Галлии и Белгики. К ним тесно примыкали прирейнские области Германии, которые были превращены в две провинции. При Флавиях и Антонинах они переживали значительный подъём. Наиболее романизованы были южные и восточные области. Многочисленные крупные и мелкие города, окружённые виллами, приняли римский облик. Ремесленные и торговые коллегии возникали и в самых мелких городах, а в таких городах, как Нарбон, Арелата, Лугдун, Немаус, они были очень многочисленными. Крупные торговые компании объединяли купцов, вывозивших италийские и испанские вина и масло, а также судовладельцев, корабли которых обслуживали внутреннюю и внешнюю торговлю. Торговцы из Италии,Сирии, Малой Азии создавали землячества под покровительством отечественных богов. Галльские полотна, сукна, металлические изделия были повсюду широко известны. Особенно славились галльские керамика и стекло, затмившие италийские изделия. Галльские товары расходились по западным провинциям, шли за Рейн и за Дунай. Разбогатевшие ремесленники и торговцы покупали земли и входили в сословие декурионов. Сохранился великолепный надгробный памятник из окрестностей Трира, на котором изображены сцены из жизни такой семьи. Здесь изображены и суконная мастерская, принадлежавшая её главе, и караван, нагруженный отправляемым на продажу сукном, и вилла, где хозяин в кругу семьи принимает колонов, приносящих ему сельские дары. В центральных районах местные боги слились с римскими, местная знать и горожане усвоили латинский язык, принимали римские имена. Во многих городах возникли школы, славившиеся преподаванием латинского и греческого красноречия. Однако романизация захватила здесь лишь высшие слои населения. Сельское население было затронуто его гораздо меньше. Рабовладение в Галлии значительно развивалось, хотя и не в такой степени, как в Риме. Северные и западные области Галлии были менее романизованы. На западе преобладали крупные владения местной знати, на севере, в районе Рейна,— сёла местных племён, живших общинами Здесь более живучи были местные обычаи, религия, язык, имена. В больших имениях всё ещё работали клиенты землевладельцев. Многочисленно было и крестьянское население. Экономический подъём Галлии продолжался до второй половины II в. Затем замечается известный упадок ремесла в центральных районах и передвижение его центров к Рейну. Сокращается сфера галльской торговли. Растёт крупное землевладение за счёт разорения мелких и средних землевладельцев. Среди разоряемых латифундиями крестьян обостряется недовольство. Во второй половине II в. волновалось племя секванов, живших между Роной и Рейном, а затем разгорелось большое движение, во главе которого стал бежавший из римской армии Матери. К нему примкнуло большое количество рабов и крестьян. Они убивали богатых землевладельцев и захватывали их имущество. Волнения начались и в Северной Италии. Матери даже задумал убить императора во время праздничной процессии в Риме, но был предан и казнён.
Во второй половине I в. Испания, делившаяся на Тарраконскую Испанию, Бетику и Лузитанию, была одной из наиболее богатых городами романизованных провинций с высоким развитием рабовладения. Испанские вина, масло, рыба, металлические изделия находили широкий сбыт в империи. Городская жизнь, особенно после рефэрмы Веспасиана, была очень оживлённой, хотя в некоторых частях полуострова, особенно в Лузитании, ещё сохранялись племенные территории. Многие сенаторы, всадники, писатели, поэты происходили из Испании. Но уже с середины II в. испанская торговля сокращается, всё меньше выходцев из Испании играет роль в политической и культурной жизни империи, всё меньше испанцев попадает в армию. Приходят в упадок разорённые города, несмотря на то, что богатые собственники тратили большие суммы на городские нужды. При Адриане в испанских городах возникают волнения. При Марке Аврелии произошло крупное восстание в Лузитании.
С начала II в. н. э. начинают развиваться
африканские провинции — Африка, Нумидия,
Мавретания. Условия в них были весьма
различны. Области, примыкавшие к морю, были
по преимуществу областями зерновых культур
с преобладанием среднего и мелкого
землевладения, сильно развитым
рабовладением, значительным количеством
городов и развитой городской жизнью. В
Нумидии, где в городе Ламбезе стоял III
Августов легион, большую роль в городской
жизни играли ветераны. Особенно интенсивно
муниципальная жизнь развивается здесь с
середины II в. н. э. В это время Африка
становится главной житницей империи.
Император Коммод строит специальный флот
для доставки африканского зерна.
Африканское масло, считавшееся в I в. самым
низкосортным, теперь успешно конкурирует с
лучшим испанским маслом. Южные области
Африки оставались попрежнему районами
крупного землевладения, больших оливковых
плантаций. Здесь городов было немного,
ведущая роль принадлежала богатым
владельцам, на землях которых жило
множество колонов. В африканских
провинциях, особенно в Нумидии и Мавретании,
большую роль играли императорские сальтусы
и территории, заселённые местными
берберийскими племенами. Последние
постепенно оттеснялись с лучших земель и
обращались в императорских колонов. Во II в.
среди них неоднократно вспыхивали волнения,
сопровождавшиеся вторжениями мавретанских
племён из-за границ провинции. При Коммоде
происходили движения среди африканских
колонов, подвергавшихся тяжёлой
эксплуатации со стороны крупных съёмщиков
императорских земель—кондукторов.
В Африке ремесло было развито сравнительно
слабо, здесь почти неизвестны ремесленные
коллегии, столь многочисленные в Галлии.
Торговля была главным образом транзитная:
через африканские провинции в империю
провозили из Центральной Африки рабов,
диких зверей для амфитеатров, слоновую
кость. Беднейшее население, не находя себе
применения в ремесле и торговле, искало
заработка в сельском хозяйстве в качестве
наёмных работников. Целые отряды косарей,
жноцов переходили с места на место в
поисках работы. Большое число мавров,
считавшихся прекрасными наездниками,
служило во вспомогательных частях.
Постепенно с развитием городской жизни
распространялись латинский язык, римская
культура. Со второй половины II в. в Риме
появляются сенаторы, всадники, ораторы и
писатели из Африки. Особое развитие
получили юридические школы. Однако
пунический и берберские языки не были
вытеснены латинским; на них говорила
большая часть населения, особенно
сельского.
Несколько иным был характер балкано-дунайских провинций - Далмации, Реции, Норика, Паннонии, Мёзии и Дакии. Крупное землевладение и рабовладение на Дунае не развились. Преобладали небольшие виллы и главным образом сёла-общины с мало романизованным местным населением. С этим связано и слабое развитие рабства. Ремесленники также были главным образом из числа свободных; даже вольноотпущенников среди ремесленников дунайских провинций было мало.
Для всех дунайских провинций во многом определяющим было соседство наиболее воинственных и опасных для Рима племён. Во II в. рейнская граница считалась почти умиротворённой и количество расположенных на ней войск постепенно уменьшалось. На дунайской границе оно, напротив, возрастало. Так, при Нероне около 63 г. на Рейне стояло 7 легионов, на Дунае — 5, при преемнике Адриана Антонине Пии —на Рейне — лишь 4, на Дунае — уже 12. В связи с этим военные элементы играли особо большую роль в дунайских провинциях. Ветераны составляли здесь большую часть городских магистратов и землевладельцев. Из них же состояла верхушка в сёлах. Значительная часть городов возникла из военных колоний или лагерных поселений. Здесь более, чем где-либо, военные были оплотом и проводниками римской политики. Из них часто выходили владельцы торговых и ремесленных предприятий. В Дакии военные играли большую роль и в эксплуатации местных золотых приисков.
Наряду с военными видное место занимали пришлые дельцы. Так, члены семьи откупщиков пошлин Юлиев были магистратами во многих городах дунайских провинций и владели значительным имуществом и сравнительно большим количеством рабов. В Дакию, значительная часть населения которой погибла во время войн Децебала с Римом, Траян переселил множество колонистов, главным образом из восточных провинций. Это с самого начала определило смешанный характер культуры дакийских городов. Дакийская знать, охотно признавшая власть Траяна, не пыталась сопротивляться Риму, как это делала в своё время племенная аристократия Галлии или Британии. Она быстро восприняла римские имена и обычаи. Но народ был поставлен в чрезвычайно тяжёлые условия и лишён, повидимому, значительной части земли. Масса дакийского населения никогда не примирилась с римским владычеством и часто примыкала к своим соплеменникам, неоднократно вторгавшимся на территорию провинции. Роль придунайских областей в жизни империи становится особенно важной в III в.
Во II в. на Востоке наблюдается неуклонный упадок городской автономии и возрастающий контроль императорской администрации над городами. Со времени Траяна здесь появляются кураторы, надзиравшие за финансами городов. Наместники входили во все мелочи местной жизни. Интересны в этом смысле письма Плиния Младшего, бывшего наместником Вифинии, к Траяну. Плиний спрашивает, можно ли разрешить городу достроить гимнасий или бани, можно ли допустить, чтобы местные богачи собирали народ на семейные торжества, можно ли дозволить организовать коллегию для тушения пожаров и т. п. Любопытно, что на последний вопрос Траян ответил отрицательно, так как опасался, что новые коллегии дадут возможность народу организоваться в мятежных целях.
В городах малоазийских провинций — Азии, Ликии и Памфилии, Понта и Вифинии, Галатии, Каппадокии — во главе органов самоуправления стояла обычно небольшая группа самых богатых граждан. Народные собрания почти не созывались. Но и у магистратов оставались только почётные титулы и очень мало реальной власти. Всё ещё живучее соперничество городов и боязнь народных волнений заставляли их жертвовать огромные суммы на городское благоустройство и раздачи. Известны пожертвования в 2 млн. денариев. Императоры поощряли такую практику и охотно утверждали почести, которые сограждане присуждали «благодетелю». Это были статуи, почётные декреты, особые места в театре, золотые венки и т. п. Однако уже с середины II в. всё труднее становится найти желающих занять должность магистрата, с которой были связаны большие расходы. Из почести магистратуры становятся постепенно принудительной повинностью. Такие крупные центры, как Смирна, Эфес, Никея, всё ещё славились богатством и великолепием, но общий упадок городов Малой Азии с середины II в. несомненен. В ряде районов Малой Азии городская жизнь вообще развивалась значительно слабее. Во многих местах сохранялась племенная организация; большую роль играла старая аристократия, в частности потомки местных царей, владевшие огромными землями и стадами.
Но и в областях с большим количеством городов существовало многочисленное крестьянское население, в значительной части превратившееся в арендаторов городских, императорских и частных земель. Многочисленные налоги и повинности разоряли крестьян. Их обнищанию и разложению общины способствовал рост частного землевладения. Иногда местные земледельцы пытались оказывать сопротивление новым земельным собственникам. Нередки были волнения и в городах, направленные против богачей, пытавшихся поднять цены на хлеб. Возникали тайные общества, ставившие себе целью бороться против местной олигархии. Этим и объяснялось нежелание правительства допускать образование новых коллегий, хотя вообще ремесленные коллегии в Малой Азии были довольно многочисленны. Разорённые крестьяне, беглые рабы, городские бедняки создавали отряды, нападавшие на купцов и землевладельцев. Это была типичная для тогдашнего времени форма классовой борьбы, квалифицировавшаяся в римском праве как «разбой». Специальные должностные лица — иренархи — и отряды солдат, созданные для борьбы с «разбойниками», не могли подавить этого движения.
Особое место в империи занимала провинция Ахайя, т. е. Греция. Она находилась в состоянии глубокого упадка. Здесь почти не оставалось крестьянства, за счёт которого в значительной мере осуществлялось развитие других провинций, а рабовладение изжило возможности своего дальнейшего развития в Греции ещё до возникновения империи. Во всём чувствовался полный застой. Города приходили всё в больший упадок. В них господствовали обычно несколько богатейших семей, эксплуатировавших обнищавшую массу. Ярким примером является семья известного софиста, друга императоров, сенатора и богача Герода Аттика, самовластно распоряжавшегося в Афинах, большинство граждан которых были его должниками. По временам в городах происходили волнения в связи с дороговизной или недостатком хлеба.
Значение Ахайи определялось её культурными традициями. Афинские школы всё ещё считались первыми и пользовались покровительством и щедротами императоров. При императоре Адриане среди эллинской аристократии возникает движение «панэллинизма», имевшее целью объединить всех эллинов. Адриан рассчитывал, что это движение сблизит с империей эллинизованные элементы восточных провинций.
В Сирии эллинизация была гораздо слабее, чем в Малой Азии. Ни латинский, ни греческий языки не вытеснили здесь арамейского. Сильнее были здесь и элементы местного, доримского права, местной религии и искусства. Большая часть сирийских земель не была приписана к городам и была занята сёлами-общинами. Налоги и повинности были очень велики. Тяжёлым бременем для населения Сирии была армия, состоявшая в конце II в. из шести легионов и соответственного числа вспомогательных частей. Солдатские постои, поставки и повинности по обслуживанию армии разоряли жителей Сирии. Жизненный уровень сирийских крестьян был крайне низок. Множество сирийцев попадало в качестве рабов в имзния и богатые дома Италии и провинций, довольно большое число рабов было и и самой Сирии, особенно в городах. Города развивались главным образом на побережье и на узловых пунктах караванных путей. Хотя в сирийских городах ремесло попрежнему стояло на высоком уровне — сирийские стекло и шерсть всё ещё широко славились, — однако главную роль в экономике сирийских городов во II в. начинает играть транзитная торговля с Востоком. На ней наживались сирийские купцы, объединения которых существовали не только в городах Сирии, но и в Остии, в Риме, в городах Галлии, Дакии, Паннонии и других провинций. Благодаря караванной торговле во II в. приобрёл большое значение один из её центров в Сирии — Пальмира.
В крупных городах Сирии социальные
противоречия между славившимися своей
роскошью богатыми купцами и нищими массами
были особенно остры. К концу правления
Адриана вспыхнуло большое восстание иудеев,
которое возглавлял Бар-Кохба, выдававший
себя за «божественного спасителя».
Восставшие, ведя партизанскую войну,
продержались три года против римских войск,
не решавшихся вести регулярные сражения. В
результате длительной борьбы, во время
которой погибло много тысяч человек,
восстание было подавлено. Часть сирийцев,
повидимому, примкнула к восстанию Бар-Кохбы.
Когда в конце II в. наместник Сирии Авидий
Кассий поднял восстание против императора,
сирийцы перешли на его сторону. Среди
беднейшей части населения провинции были
сильны пропарфянские настроения, тогда как
знать поддерживала выгодное для неё
римское владычество.
В Египте римляне, старавшиеся выжать из страны всё, что возможно, особенно последовательно консервировали старые отношения. Сохранялось деление населения на более или менее привилегированные группы. Египтяне оставались попрежнему бесправными. На военную службу они принимались почти исключительно во флот. На них же всей своей тяжестью ложилась обработка земли, уплата налогов, отправление повинностей. Крестьяне разорялись, бросали землю, что вело к расширению принудительной аренды. Даже лица, имевшие освобождение от повинностей, например ветераны, с середины II в. принуждены были брать в аренду землю и исполнять литургии.
В результате бегство жителей принимает массовый характер. Целые сёла оказываются покинутыми. Неоднократные приказы префектов Египта, призывавших беглецов вернуться, оставались безрезультатными. Крестьяне уходили в Александрию или в трудно доступную болотистую местность в дельте Нила, так называемую Буколию. Здесь-то и началось в 172 г. восстание буколов, едва не овладевших Александрией. Восстания в Египте были особенно часты. Постоянно готова была восстать Фиваида. Многократно вспыхивали волнения в Александрии, которую римляне считали городом мятежников.
Таким образом, к концу периода Антонинов значительная часть провинций уже пережила свой экономический расцвет и стала клониться к упадку. Обострялись социальные противоречия, учащались восстания. Благополучие «золотого века» Антонинов было обманчивой видимостью, благополучием лишь для узкого круга знатных и богатых. Эта непрочность экономической и социальной базы, а также фактическая слабость армии заставляли императоров держаться оборонительной политики и избегать войн.
Слабость империи уже ярко сказалась во время войн одного из последних Антонинов, императора-философа Марка Аврелия, с германскими, фракийскими, сарматскими племенами — квадами, маркоманнами, язигами, котиками, бастарнами, певкинами, а также (возможно) со славянским племенем костобоков и др. По словам биографа Марка Аврелия, восстали все народы от границ Иллирика до Галлии. Раздражённые долголетним вмешательством Рима в их внутренние дела, требованиями рекрутов во вспомогательные части, уводом в рабство их соплеменников, они поднимались на борьбу. Навязанных им Римом царьков они изгоняли и заменяли их вождями, готовыми бороться с империей.
Эта война, то разгораясь, то затухая, тянулась 11 лет и стоила империи огромных жертв. Тысячи перебежчиков и дезертиров переходили на сторону «варваров». Дунайские провинции, Фракия, Македония, Ахайя, Галлия подвергались опустошению. Опасность угрожала Италии. Многим казалось, что вернулись времена Пунических войн. Чума, голод, пророчества, слухи о «чудесах» и «знамениях» усиливали смятение Марк Аврелий старался разъединить своих противников, и в известной мере это ему удавалось. Но, несмотря на то, что в глазах современников он остался победителем, ему пришлось пойти на ряд уступок —одним племенам он даровал римское гражданство, других освободил от податей, третьим обязался выплачивать субсидию деньгами и зерном.
Захваченные во время войн пленные расселялись в качестве колонов на государственных землях в пограничных провинциях и в Северной Италии. То, что пленные на этот раз не обращались в рабов, а использовались в качестве колонов, было одним из симптомов надвигавшегося кризиса рабовладельческого строя. Некоторая часть пленных была включена в римскую армию и отослана в отдалённые провинции. Через некоторое время поселённые в Италии «варвары» подняли восстание, так что в дальнейшем иноплеменников избегали селить в опасной близости к Риму. Но в провинциях эта практика продолжала применяться во всё возрастающих масштабах.
С правления Марка Аврелия начинается новый этап как во внутренней жизни империи, где всё явственней сказывается кризис рабовладельческой системы, так и в истории её взаимоотношений с соседними народами. Эти народы и племена усиливают свой нажим на границы империи. С другой стороны, всё больше германцев, сарматов и других «варваров» становится в империи солдатами и земледельцами. Они вступают в союз с широкими массами рабов, крестьян, колонов, поднимающихся против имперской знати и рабовладельческого государства.
В культуре I—II вв. н. э. сказались те же черты, которые были определяющими для экономического и политического развития этого периода. По мере объединения высшего класса империи вокруг римского правительства создаётся единая эллинистическо-римская культура, распространявшаяся в провинциях и, в свою очередь, испытавшая на себе влияние провинциальных культур. Писатели,, ораторы, философы, учёные выходили теперь из всех областей империи; с середины II в. подавляющее большинство их было уроженцами восточных провинций. Греческий и латинский языки стали равноправными. Уроженцы восточных провинций пишут труды по римской истории, а император Марк Аврелий написал своё философское сочинение по-гречески. Римское право, римская архитектура, римский официальный культ господствуют в провинциях. С другой стороны, восточные культы имели множество поклонников в Риме, в Италии и в западных областях. В разработке права участвуют юристы-провинциалы.
Наиболее замечательные памятники римской архитектуры — мост, построенный при Траяне через Дунай, форум Траяна с его победной колонной, рельефы которой увековечивали эпизоды дакийских войн,— были воздвигнуты Аполлодором из Дамаска. Развитие городской жизни и укрепление императорской власти способствовали развитию архитектуры и скульптуры. Многочисленные статуи императоров, их приближённых и представителей городской знати украшали города. Стремясь поднять значение Рима, императоры воздвигали роскошные монументальные сооружения. Особенно известны выстроенный при Флавиях Колизей — амфитеатр на 50 тыс. зрителей, триумфальная арка Тита, мавзолей Адриана. Многочисленные новые здания воздвигались и в провинциальных городах. Их архитектура представляла смешение римских и эллинистических элементов. В восточных провинциях чем дальше, тем больше чувствовалось влияние парфянского искусства.
Во II в. Италия и западные провинции утрачивают ведущую Р°ль в культурной жизни империи. Но в I в. среди деятелей культуры было ещё немало италиков. В их сочинениях звучали отголоски политической борьбы. При Тиберии был казнён историк Кремуций Корд, не скрывавший своего преклонения перед Брутом и Кассием. Его сочинения были сожжены по приговору сената. Участник заговора Пизона Лукан написал поэму «Фарсалии», прославлявшую республиканцев. В романе «Сатирикон», написанном другой жертвой Нерона — Петронием, описывались скандальные похождения разных тёмных личностей, в которых читатели узнавали видных современников. Так, например, в портрете выскочки, богача-вольноотпущенника Тримальхиона, окруженного льстивыми прихлебателями, одни видели карикатуру на Клавдия, другие на Нерона и их двор.
Духом сенатской оппозиции были проникнуты
и сочинения Тацита, хотя свои главные
произведения — «Истории» и «Анналы» — он
писал уже в начале II в. Близкий по духу к
республиканцам, он, однако, не избежал
влияний, преобладавших при Нерве и Траяне.
Давая убийственные характеристики
ближайшим преемникам Августа и Домициану,
тоскуя о «нравах предков», он всё же говорит
о компромиссе между «свободой» и монархией,
будто бы найденном Нервой и Траяном.
Восхищение ушедшей в вечность «простотой
нравов» отразилось и в его сочинении о
германцах, которых он противопоставляет
своим испорченным современникам. Нападки
на современные нравы вообще были широко
распространённой темой, хотя представители
разных социальных слоев подходили к ней по-разному.
Тациту развращённость и корыстолюбие
римской аристократии ненавистны потому,
что он видит в них причину гибели
республики и унижения сената, поставившего
материальные блага выше чести и свободы. В
глазах небогатого италика, пришедшего
искать счастья в столицу мира, скупой,
развратный богач олицетворял ту гнетущую
власть денег, которая разорила его,
превратила из независимого хозяина в'клиента,
терпящего тысячи унижений за подачки
патрона.
Ярким выразителем настроений этих кругов был современник Домициана и первых Антонинов — сатирик Ювенал (I — II вв. н. э.). Его гневные сатиры не щадят ни императора, ни его друзей, ни невежественных, тщеславных богачей, ни развратных, избалованных женщин, ни обленившегося римского плебса, требующего «хлеба и зрелищ». Ювенал ополчается против разбогатевших вольноотпущенников, восточных шарлатанов-жрецов, изнеженных, дерзких с бедняком рабов, толпящихся в богатых домах, пронырливых философов-греков, успевающих захватить лучшие куски на обеде у патрона. Жизни современного ему Рима он противопоставляет древние времена и идеализированные нравы маленьких городков Италии, где и теперь ещё всё просто и скромно. К Ювеналу близок в известной мере и происходивший из Испании Марциал (около 40—404), автор многочисленных эпиграмм, который, однако, не столь резок, как Ювенал. Пользуясь милостями Домициана, он беззастенчиво ему льстил. Пороки современников, которые яростно обличал Ювенал, у него высмеиваются лишь острой шуткой.
При Антонинах оппозиционные ноты в литературе замирают. Обличительная литература вытесняется панегириками, прославляющими «хорошего» монарха и благодетельную власть Рима. Выше уже упоминался панегирик Плиния Младшего Траяну. Другой образец этого рода литературы — панегирик Риму, произнесённый при Антонине Пии известным оратором Элием Аристидом. Главная его идея — процветание и единство империи под властью Рима, превратившего в единый полис всю вселенную. Те же идеи отразились и в трудах провинциальных историков. Ещё в конце I в. до н. э. Дионисий Галикарнасский написал римскую историю с целью доказать родственность римских и греческих учреждений и обычаев. В первые десятилетия II в. знаменитый Плутарх из Херонеи (около 46—126) составил свои сравнительные жизнеописания известнейших эллинов и римлян. Несколько позже александриец Аппиан дал обширную историю всех народов, вошедших в состав империи. Среди историков следует упомянуть и Арриана из Никомедии (Вифиния), написавшего «Анабазис Александра» — лучшую из сохранившихся до нашего времени историй походов Александра Македонского. Это сочинение по форме было написано в подражание «Анабазису» Ксенофонта.
Упадок политической жизни при Антонинах повысил интерес к частной жизни, к отдельным личностям. Развивается биографический жанр, возникший ещё в период эллинизма и перенесённый в латинскую литературу в период кризиса республики (Варрон, Корнелий Непот). Его представителем в период империи, помимо Плутарха, был секретарь Адриана, упоминавшийся уже Светоний (около 70— 160), написавший биографии первых 12 цезарей, а также знаменитых ораторов и поэтов. У обоих названных авторов главное внимание уделяется моральному облику героев, характерным анекдотам из их жизни, их остроумным изречениям и т. п.
Упадок общественной жизни предопределил и окончательное вырождение ораторского искусства. Ораторы разрабатывают искусственные, далёкие от жизни темы. разбирают запутанные, невозможные казусы. Это направление на греческом Востоке получило название «второй софистики». Софисты щеголяли многочисленными примерами из мифологии и древней истории, архаическими, малопонятными выражениями, некоторые пытались искусственно возродить аттическую речь V—IV вв. до н. э. Переезжая из города в город, они собирали обширную аудиторию, многие из них достигали богатства и почётного положения, выступая перед императорами как послы родных городов с просьбами и панегириками.
То же архаизирующее направление сказывалось не только в риторике, но и в литературе и науке. Делались попытки воскресить эпос, историки подражали Фукидиду или Ксенофонту. Составлялись компиляции из древних авторов по различным вопросам религии, обычаев, грамматики и т. п. Такова, в первую очередь, «Естественная история» Плиния Старшего, которая даёт итог современной ему науки по всем вопросам, начиная от природы богов и кончая сельским хозяйством, медициной и минералогией. Наряду с этим были созданы и более серьёзные научные сочинения, в которых авторы критически перерабатывали данные древних авторитетов. Таковы обширные сочинения по географии понтийца Страбона и александрийца Птолемея. Последний, бывший замечательным математиком, завершил разработку астрономической системы Гиппарха, просуществовавшей под названием системы Птолемея вплоть до Коперника. В географии он впервые ввёл современную географическую сетку, вычислил местоположение нескольких тысяч пунктов и составил карту известных ему стран от Скандинавии до порогов Нила и от Испании до Китая, Достижения строительной техники обобщил современник Августа — Витрувий, медицины — пергамский врач Гален.
Наиболее яркой фигурой культурной жизни II в. был уроженец сирийского города Самосаты Лукиан. Начав как софист, он перешёл затем к сочинению сатирических диалогов и небольших повествований на различные темы, в которых он затрагивал почти все явления современной умственной жизни. За беспощадное обличение всяческих суеверий Энгельс назвал Лукиана «Вольтером классической древности». Лукиан выводит в своих произведениях и олимпийцев, препирающихся как простые обыватели, и ловких шарлатанов, спекулирующих на всеобщем суеверии, и софистов, говорящих «на языке Агамемнона», и невежественных историков, заменяющих правдивое повествование лестью, и философов, проповедующих презрение к материальным благам, но дерущихся за жирную курицу на богатой свадьбе. Даёт он и бытовые сценки и пародии на современные ему романы, изобиловавшие чудесами, фантастическими похождениями в сказочных землях и даже на луне. Под конец жизни Лукиан поступил на государственную службу. Такой путь многие представители интеллигенции стали предпочитать унизительной зависимости от частных патронов.
Ведущим философским направлением был стоицизм, представленный Сенекой, сшиктетом — вольноотпущенником из Фригии, беседы которого записал Арриан,—и императором Марком Аврелием. К стоицизму примыкал умеренный кинизм, к которому склонялся Эпиктет и которого одно время придерживался уже упоминавшийся Дион Хрисостом. Поздний стоицизм занимался главным образом вопросами этики, причём эта этика как нельзя более подходила к условиям мировой империи, с существованием которой стоики, бывшие в оппозиции при Флавиях, окончательно примирились при Антонинах.
Стоики неустанно проповедовали, что каждый человек есть лишь часть огромного организма, благо которого значительно важнее блага его сочленов. Поэтому каждый должен без борьбы и протеста встречать всё, посылаемое ему судьбой. Так как внешние обстоятельства — богатство, положение, здоровье, свобода и самая жизнь — от человека не зависят, он должен считать их для себя безразличными и принимать с полным равнодушием. Единственная обязанность человека — совершенствование в мудрости и добродетели, исполнение долга перед обществом и сохранение спокойствия духа в любых положениях. Никаких иных перспектив стоицизм своим последователям не открывал. Всё движется по замкнутым циклам, ничего нового в мире нет и быть не может. Отрицалось по существу и бессмертие души — душа после смерти разлагается, как и тело, и элементы её втягиваются снова в бесконечный круговорот природы. Стоическая этика могла быть привлекательной для правящего класса, пока империя казалась цветущим организмом, ради которого стоило приносить жертвы. Но с наступлением кризиса эта идеология перестала его удовлетворять. Уже у последнего крупного представителя стоической школы—Марка Аврелия, автора известного философского сочинения «К самому себе», преобладают беспросветный пессимизм и безнадёжность, проповедь долга ради долга.
Пессимистичен стал, по существу, и эпикуреизм, также.имевший многих сторонников. «Меня не было, я был, меня снова нет», «пока я жил, я наслаждался, теперь я прах» — так звучали распространённые формулы эпикурейских эпитафий, утверждавших тщетность бытия. Даже на пиршественных кубках гравировали скелеты якобы Александра или Сократа, чтобы, и наслаждаясь, человек не забывал о быстротечности славы и мудрости, о равном для всех уничтожении. Всё большое распространение получают новые течения, в основном связанные с религиозными движениями, которые развивались на основе пифагорейства и платонизма.
Ещё в I в. до н. э., в период кризиса республики, складывается школа неопифагорейцев, которые, соединяя элементы философии Пифагора, Платона и Аристотеля, разрабатывали мистическое и дуалистическое учение о боге, как благе, и материи, как зле. Большую роль у неопифагоройцев играла демонология и магия. К платоникам принадлежал Плутарх, много писавший по вопросам этики и религии. Самым значительным из философов, опиравшихся на учение Платона, был умерший в середине I в. Филон Александрийский. Он принадлежал к видной иудейской семье, сильно эллинизованной, как и многие семьи богатых иудеев, поселившиеся вне Палестины.
Филон пытался осуществить синтез библейского богословия и греческой философии. В его сочинениях большую роль играет понятие «слова божьего» — Логоса— первой эманации божества, его творческой силы, как идеи идей Платона. Признаёт он и другие божественные силы, которые отождествляет с ангелами и архангелами — посредниками между богом и людьми. Зло, по его мнению, происходит от несовершенства материи, в которую заключена божественная душа; задача человека — преодоление материальной греховности, раскаяние и обращение к божеству. Филон пытался доказать, что эти идеи были уже заключены в библейских историях, которым он давал аллегорическое толкование.
Все эти учения мало проникали в народные массы, которые частично ещё оставались верны старым богам. Но со времени установления империи родовые, племенные и полисные боги постепенно теряют власть над умами. В народе складывалась своя идеология, являвшаяся протестом против идеологии господствующих классов. Частично она нашла отражение в проповеди крайних киников, в эпитафиях маленьких людей и более всего — в раннем христианстве. Этому направлению свойственно презрение к богатству, роскоши, праздности, науке и философии богачей. В противоположность рабовладельцам, считавшим труд бесчестьем, в народе растёт уважение к труду, к простой деятельной жизни, которая одна лишь даёт право на уважение при жизни и блаженство после смерти.
Высшие классы воздавали загробные почести только царям и героям. Народные массы проникаются уверенностью, что и простой человек и раб могут после смерти стать равными богам, если они вели достойную жизнь. Народным героем был Геракл, который рисовался как неутомимый работник, защитник простых людей от тиранов и угнетателей. За это он и достиг, по их мнению, бессмертия. Крестьяне и ремесленники хвалили в эпитафиях своих близких за трудолюбие, за искусство, достигнутое ими в их профессии, изображали на их надгробиях орудия труда, а самого покойника — в львиной шкуре и с палицей Геракла, пирующим в кругу богов: он следовал примеру Геракла при жизни и стал Подобен ему после смерти.
Очень характерны басни фракийца Федра, раба, а затем отпущенника императора Тиберия. Темы некоторых своих басен он заимствовал у греческого баснописца, также раба, Эсопа, другие сочинял сам или обрабатывал в форме басен рассказы и притчи, ходившие в народе. Басни, писал он, возникли потому, что униженные рабы хотят, но не смеют открыто сказать истину. В своих баснях он обличал знатных и могущественных, за что подвергался многочисленным гонениям и преследованиям. Особенно интересна его басня о пчёлах и трутнях, которые хотели присвоить сделанные пчёлами соты. Судья-оса постановила отдать соты тому, кто их сделал. Но, заключает Федр, этот справедливый приговор теперь нарушен. Так провозглашал он чуждую и необычную для рабовладельческого общества мысль, что только труженик имеет право на продукт произведённого им труда.
С ухудшением положения как народных масс, так и задетых кризисом более зажиточных слоев и с утратой надежд на лучшее будущее во II в. всё более распространяются религиозно-мистические настроения, растут мессианистические чаяния, т. е. ожидание прихода божественного спасителя — мессии, усиливается интерес к загробной жизни. Всё больший .успех и популярность приобретают восточные культы — египетские, сирийские, фригийские. Общим для всех этих культов было учение об умирающем и воскресающем боге, смерть и воскресение которого воспроизводились в тайных мистериях. Особенно популярны были мистерии персидского солнечного бога Митры, но представлениям верующих пролившего свою кровь за людей, чтобы спасти их от злого бога Аримана и привести к бессмертию и свету. Не отвергая других богов, приверженцы каждого из этих культов считали своего бога верховным, рассматривая прочие
божества как персонификапии его отдельных сил и свойств. Так крепли монотеистические представления, причём верховное божество нередко отождествлялось с солнцем. Росла вера в астрологию и магию, несмотря на запрещения правительства прибегать к гаданиям и волшебству.
Особенно интенсивно было религиозное
движение в восточных провинциях, где
социальные противоречия и ненависть к Риму
в массах были особенно остры. То и дело
появлялись пророки, возвещавшие скорый
конец римского владычества и наступление «царства
праведных». Среди иудеев Палестины и Малой
Азии в I в. н. э. и особенно в связи с
Иудейской войной вновь появились надежды
на приход «божественного спасителя» —
мессии. Как видно из недавно найденных в
пустыне у Мертвого моря рукописей, в I в. до и.
э.— I в. н. э. в Иудее существовали
религиозные общины, отвергавшие частную
собственность, верившие, что некий «праведный
учитель» приходил, был казнён, воскрес и
снова вернётся, чтобы судить живущих. Такие
же общины имелись и вне Палестины. Их
сочлены соответственно толковали
библейские тексты и пророчества и сами
писали аналогичные сочинения. В них
упоминается, между прочим, и жестокий народ-завоеватель,
очевидно, римляне. В этой-то обстановке
возникает, развивается и крепнет
христианство, вначале одна из сект иудаизма,
впоследствии мировая религия, впитавшая в
себя популярные идеи греко-римской и
особенно филоновской философии, стоической
и кинической этики, восточного богословия с
его монотеистическими представлениями и
идеей искупительной жертвы. Энгельс
указывает, что христианство — продукт
разложения античного мира, продукт
установления мировой империи, сравнявшей
народы в общем бесправии, лишившей бедных и
бесправных всякой возможности бороться за
улучшение своей доли на земле.
Мессианизм был одной из главных основ христианской религии. Надежда на скорый приход «спасителя» объединяла сторонников Христа — порабощённых, угнетённых, обездоленных, несмотря на всё разнообразие, а иногда и противоречивость их интересов, в единую оппозиционную силу по отношению к господствующему строю, к «властям предержащим».
Членов раннехристианских общин сплачивала ненависть к Риму. Они были убеждены, что «великая блудница» — Рим скоро будет разрушен, все приверженцы Рима будут низвергнуты и заключены на тысячу лет в темницы, а на земле восторжествует «царство божис» во главе с Христом. Это царство, идущее на смену ненавистному Риму, изображалось самыми яркими красками, а его утверждение понималось как социальное переустройство.
Успех христианства был подготовлен кризисом античной идеологии. Положение широких народных масс было крайне тяжёлым. Философия была пессимистична и к тому же оставалась достоянием немногих. Выход и утешение в этих условиях народ искал в религии, сулившей награду хотя бы после смерти. Но языческие культы были слишком тесно связаны с отдельными народами или полисами, уже утратившими самостоятельное значение, слишком обременены сложными обрядами и запретами, разделявшими людей. Христианство было свободно от всего этого. Оно устраняло обрядность и обращалось ко всем людям без различия этнического происхождения и положения, оно провозглашало всеобщее равенство в грехе и искуплении. Христианство возникло как движение угнетённых масс, «оно выступало сначала как религия рабов и вольноотпущенных, бедняков и бесправных, покоренных или рассеянных Римом народов».
Основание новой религии так называемые евангельские легенды приписывают Иисусу Христу. Согласно этим легендам, Иисус родился чудесным образом от девы Марии в иудейском городе Вифлееме. Выросши, он принял крещение от проповедника Иоанна и затем объявил себя сыном божиим и спасителем (мессией). Он учил народ и творил различные чудеса. За ним следовали его ученики (апостолы). Но проповеди Иисуса вызвали к нему ненависть иудейских священников и книжников. Они начали его преследовать, и Иисус, выданный одним из своих учеников, был осуждён советом иерусалимских первосвященников — синедрионом за присвоение себе царского звания и объявление себя мессией. По приговору римского наместника Понтия Пилата он был казнён позорной смертью — распят на кресте. На третий день после своей смерти Иисус Христос воскрес, явился своим ученикам и затем вознёсся на небо.
Такова легендарная биография Христа, рассказанная в так называемых Евангелиях, составление которых приписывается ученикам Христа. Однако Евангелия на самом деле являются сравнительно поздними литературными произведениями (середина II в. н. э.) и, как показала научная критика их текста, сложились из различных элементов и полны самых вопиющих противоречий. К Евангелиям примыкают «Деяния апостолов» и «Послания», причём центральное место в этих сочинениях принадлежит апостолу Павлу, который изображался наиболее ревностным сторонником и проповедником новой религии. Одним из самых ранних произведений христианской литературы считается «Апокалипсис» («Откровение»), предположительно датируемый 68 г. н. э., в котором образ Христа ещё лишён всяких земных черт.
В то время такие «Откровения» появлялись в большом количестве наряду с так называемыми оракулами сивилл и другими пророчествами. Именно в этих произведениях ярко сказывается ненависть к Риму, надежда на скорое освобождение и приход божественного спасителя. Первые христиане верили в немедленный приход мессии, наказание грешников и награждение праведных и покаявшихся; лишь впоследствии этот приход был отодвинут на неопределённое время.
Хронология ранних христианских произведений до сих пор с достоверностью не установлена. Многие из них впоследствии были отвергнуты церковью как «еретические», не вошли в окончательно отредактированный христианский «канон», т. е. список книг, почитаемых священными, и известны поэтому лишь по отдельным и отрывочным данным. Но во всяком случае имеющиеся в распоряжении исторической науки материалы позволяют сделать вывод о мифичности Христа и его ближайших учеников — апостолов.
Христианство сложилось не сразу в том виде, в каком оно известно в последующей истории. Таким оно стало в результате длительной эволюции, борьбы различных сект и течений, изменения социального состава и структуры христианских общин. Вследствие недостоверного характера источников раннее христианство известно мало.
Состав ранних христианских общин был, видимо, самый демократичный. В них входили мелкие ремесленники, отпущенники, рабы. Как и другие близкие народу течения, христиане уважали бедность и труд. Все члены общины обязаны были работать. Они отвергали всякий компромисс с империей, с богатыми и знатными. Христиане не участвовали в официальных культах, в том числе и в культе императора, считали, что богач не может войти в царство небесное, если не раздаст своего имущества, отвергали философию и науку господствующего класса. Постепенно порвали христиане и с иудеями, одни из которых держались исключительно замкнуто, другие эллинизовались, ища примирения с империей. В общинах господствовало «равенство во Христе». Наибольшим уважением пользовались пророки, которые поучали и вербовали верующих. Молитвы и совместные трапезы были просты, как и трапезы в коллегиях маленьких людей, которые, так же как христиане, называли друг друга «сестрами» и «братьями».
Однако простота и демократический характер были свойственны лишь ранним христианским общинам. Постепенно к христианам стали примыкать представители более зажиточных и образованных кругов. С ними пришли идеи, популярные в их среде. Под влиянием филоновской философии вырабатывается взгляд на Христа как на воплощение творящего слова божьего — Логос; восточные культы умирающих и воскресающих богов укрепили учение о бессмертии верующих во Христе. Стоическая мораль непротивления и покорности в такой мере повлияла на христианскую, что среди христиан возникла легенда о заимствовании знаменитым стоическим философом середины I в. Сенекой идей у апостола Павла. Резкий протест против угнетателей сменяется призывом к свободным повиноваться власти, данной богом, а к рабам — почитать господина. Богатые не должны уже были теперь отказываться от имущества; считалось, что для их спасения достаточно, если они будут щедры на милостыню. Правда, христиане попрежнему отказывались участвовать в императорском культе и служить «идолам», но сами за императора молились.
Во II в. стремление соединить христианство с философией привело к возникновению многочисленных, так называемых гностических сект. Учения их крайне разнообразны, запутаны и туманны. Большое влияние на них оказали платонизм, неопифагорейство, персидский дуализм, восточная мистика и астрология. Для всех этих сект общим является представление о верховном светлом и совершенном боге, о Логосе и других многочисленных творческих силах божества, о материи как источнике зла и греха, о сотворении материального мира в результате грехопадения одной из божественных сил. Спасение человека они видели в «истинном знании» — гносисе, в преодолении власти материи над душой. Гностицизм был аристократическим и индивидуалистическим течением, которое не пользовалось популярностью в широких массах христиан и считалось еретическим, однако в борьбе с ним христианство кое-что у него позаимствовало. Эта борьба повлияла на выработку христианских догматов и на развитие христианской литературы.
Изменение социального состава и рост общин
привели к изменению их организации.
Потребности усложнявшегося культа и
богатые пожертвования в пользу
христианских общин усилили влияние лиц,
распоряжавшихся общинным имуществом и
руководивших богослужением,— диаконов,
пресвитеров, епископов. Так началось
отделение клира от рядовых христиан, т. е.
зарождение христианской церкви. Постепенно
клирики во главе с епископами приобретали
всё большую власть, оттесняли пророков,
изгоняли инакомыслящих, объявляя их
еретиками, В среде простых христиан
подымался протест против нарождавшейся
христианской аристократии. Появлялись
демократические секты, нападавшие на
епископов, почитавшие пророков. Так,
например, против епископальной церкви во II
в. выступили монтанисты (сторонники
малоазийского проповедника Монтана), но
потерпели неудачу.
Во II в. христианство было распространено главным образом в Малой Азии. Сильная христианская община была в самом Риме и в некоторых городах Африки. В западных же провинциях христианство имело мало сторонников, да и то лишь в крупных городах среди восточных уроженцев, например в Лугдуне. Сельское население, державшееся старых богов, олицетворявших для него более счастливые времена первобытно-общинного строя, было мало восприимчиво к христианской проповеди.
Постепенно христианство становилось силой. Языческие авторы, прежде не удостоивавшие его внимания, теперь пытаются его опровергнуть и вернуть христиан к исполнению общепринятых обрядов. Жрецы, видя в христианах опасных конкурентов, натравливают на них народ. О христианах рассказывали, что они отравляют колодцы, употребляют в своих обрядах кровь детей, развратничают, поклоняются ослиной голове. Правительство не издавало прямых законов против христиан, но отказ от участия в императорском культе делал их подозрительными. Сначала репрессии против христиан применялись лишь вследствие сделанных на них доносов, но в дальнейшем возникали и более широкие преследования. Так, по рассказу Тацита, большое число христиан было казнено Нероном по обвинению в поджоге Рима. При Марке Аврелии, когда общее тяжёлое положение делало правительство особенно насторожённым по отношению ко всяким непризнанным учениям, довольно много христиан было осуждено на смерть в Лугдуне и других городах.
Среди рядовых христиан эти погибшие или потерпевшие за веру мученики пользовались огромным уважением. Но руководители христианских общин уже предпринимали попытки найти пути примирения с империей. Появляются написанные ими так называемые «апологии», обращённые к императорам и содержавшие оправдание христианского учения, христианских нравов и доказывавшие, что христиане являются самыми надёжными подданными.
Так в течение II в. христианство из религии рабов и угнетённых постепенно превращается в сильную церковную организацию, с которой империя через полтора столетия будет вынуждена заключить союз. Христианство становится мировой религией, дополняющей мировую империю.
Держава кушанов сложилась в Средней Азии на рубеже нашей эры. Время её расцвета было периодом наибольшего для Средней Азии развития рабовладельческих отношений.
Как уже говорилось выше, в I в. до н. э. в Средней Азии существовал ряд независимых государств: Хорезм, юэчжийские княжества на территории Бактрии, города-государства Ферганы и др. В начале I в. н. з. значительная часть Среднеазиатских территорий объединяется в системе обширного Кушанского царства, распространяющего в дальнейшем свою власть на Северную Индию и Восточный Туркестан (Синьцзян).
История кушанов весьма скудно освещена в источниках. Кушанское царство возникло в результате объединения (видимо, путём завоевания) сложившихся на территории Бактрии и Согдианы тохарских и сакских княжеств под властью одного из князей, принадлежавшего к племени (или роду) кушанов. Первоначальное местоположение княжества кушанов точно не известно. Что касается образования Кушанского царства, то связный рассказ об этом событии даёт «История Младшей династии Хань». Китайские известия подтверждаются и разъясняются данными монет. Надписи на монетах первых кушанских царей сделаны греческими письменами, поскольку кушаны считали себя преемниками греко-бактрийских царей и отчасти подражали им в чеканке монет. По монетам и китайским источникам известно имя основателя Кушанского государства — Кудзулы Кадфиса, иначе Кадфиса I (Киоцзюкю — в китайских источниках). Он подчинил своей власти долину Кабула, Пуду (китайское название Парапамисад) к югу от Гиндукуша и, возможно, также Хорезм. Последний, однако, и в составе кушанского объединения сохранил известную самостоятельность: в нём продолжали править особые цари, судя по их монетам, династически связанные с кушанами. Вообще Кушанское царство не было централизованным: в ряде покорённых областей тоже сохранялись местные цари, зависимые от верховного владыки.
Преемником Кадфиса I был Кадфис II, правивший в середине I в. н. э. Кадфис II завоёвывает Индию до Бенареса. Последние греко-индийские цари, потомки Эвтидема и Эвкратида, либо теряют свои царства, либо признают себя подданными Кадфиса. Индо-парфянские князья сохраняют до конца I в. лишь остатки своих владений на Нижнем Инде. К концу правления Кадфиса II Кушанское царство охватывало огромную территорию — от Аральского моря до Ганга.
В период складывания Кушанского царства центр его продолжал оставаться на территории Средней Азии, в Согдиане (в Кушании на Зарафшане). Однако при третьем кушанском царе — Канишке — политический центр государства переместился в Индию.
Канишка расширил владения кушанов в Индии и успешно воевал с Парфией; наиболее важным из внешних событий его царствования была многолетняя борьба с Китаем. В ходе этой борьбы кушанское войско вторглось в Восточный Туркестан. Однако оно потерпело поражение от китайского наместника Западного края Бань Чао, который подчинил Китаю Фергану и Хорезм и даже заставил Канишку признать (вероятно, только номинально) верховную власть китайского императора.
Однако вскоре после смерти Бань Чао Китай стал терять одно за другим свои владения на западе. Хорезм снова подчиняется Канишке (во II в. здесь безраздельно господствуют монеты кушаиской чеканки). Переходит под власть кушанов и Фергана. Эмиссары Канишки возбуждают против Китая правителей городов-государств Восточного Туркестана, и в 105 г. здесь начинается вооружённая борьба против Китая. Китайский наместник Западного края был осаждён восставшими в своей резиденции. К концу правления Канишки важнейшие города-государства Восточного Туркестана — Кашгар, Яркенд и Хотан — вошли в состав Кушанской державы. Только на крайнем востоке Восточного Туркестана, который был ближе к Китаю, чем к государству кушанов, остался небольшой китайский гарнизон в 300 человек. Держава кушанов достигла наибольшего территориального расширения.
О социально-экономическом строе Кушанского царства известно мало. Держава кушанов была одной из великих империй этого периода. Она охватывала большое количество стран с различным общественным устройством: в неё входили и богатые торговые города с развитыми рабовладельческими отношениями, и плодородные земледельческие области, свободные общинники которых сохраняли в своём быту многочисленные пережитки первобытно-общинного строя, и степи, населённые кочевниками. Образование Кушанской державы способствовало развитию рабовладельческого строя на всей её территории. Сами кушаны, бывшие за столетие с небольшим до Кадфиса I сравнительно немногочисленным кочевым племенем и долго сохранявшие многие особенности своего быта и после поселения в Бактрии, став теперь во главе огромной державы, претерпели, повидимому, значительные изменения в своём общественном строе.
Результатом Кушанского завоевания было объединение почти всей Средней Азии в системе единой империи, основанной одним из среднеазиатских народов. Кушанская держава далеко ушла от тех примитивных княжеств, которые возникли в Бактрии после завоевания её юэчжи. При кушанах расширяется ирригационная сеть: и в Хорезме, и в Согдиане, и в Бактрии, и в Фергане следы наиболее крупных каналов относятся именно к кушанскому времени. Постоянные войны давали, вероятно, большое количество рабов. Строятся новые города, особенно на территории Индии. Один из этих городов, Каниспор, до сих пор носит имя Канишки. Растёт торговля, развивается денежное хозяйство. Если для периода существования Греко-Бактрийского царства была особенно характерна серебряная тетрадрахма, связанная с крупными оборотами внешней торговли, то теперь её заменяют более мелкие бронзовые номиналы, указывающие на значительное проникновение денежных отношений в сферу розничного оборота. Всё это должно было способствовать развитию рабовладельческих отношений, которое, однако, на территории Кушанского царства не сопровождалось систематической пауперизацией мелких производителей; вдесь продолжали существовать огромные массы не согнанного с земли крестьянства, общинная организация и т. д. Повидимому, это в дальнейшем облегчило формирование элементов феодализма на территории Средней Азии.
Кушанский период был временем расцвета международной торговли Средней Азии. Важнейшие трансазиатские торговые ПуТИ проходили через владения кушанов. Ещё в конце II в. до н. э. возник уже не раз упоминавшийся «великий шёлковый путь», по которому шёлк из Китая через степи и пустыни Центральной Азии, через оазисы Восточного Туркестана доставлялся на Запад. Теперь торговля Китая с Западом укрепляется ещё больше. И купцы Передней Азии и китайцы стремились упрочить торговые связи между Средиземноморьем и империей Хань. Из Сирии через Евфрат торговый путь шёл в Месопотамию, оттуда на Экбатаны в Мидии, затем на Гекатомпил—древнюю столицу Парфии, на юго-восток от Каспийского моря, из Гекатомпила на Антиохию в Маргиане, из Антиохии на Бактры, из Бактр через Комедские горы к «Каменной башне». Конец пути от «Каменной башни» в страну серов — так называли античные авторы китайцев — был известен этим авторам лишь в общих чертах. Помимо этого, через владения кушанов шёл и другой торговый путь из Китая: через Кашгар на Фергану и Хорезм, а оттуда в страну аланов и Южное Приуралье. Наконец, существовал ещё торговый путь из Китая — через Кашгар в район Иссык-Куля, где кочевали усуни. В Индию, входившую частично в состав Кушанской державы, ездили через Бактры и район Кабула. На яападе Кушанское царство было связано многочисленными торговыми путями с Парфией, а через неё — с Римской империей. Наконец, через Хорезм и страну аланов Кушанское царство имело связи с Восточной Европой, о чём свидетельствуют находки кушанских монет в Прикамье.
Из Китая везли шёлк и нефрит, изделия из лака и кожи, железо и никель, из Индии — пряности, благовония, тонкие шерстяные ткани, из Римской империи — стекло, из далёкого Прикамья — меха. Среднеазиатские купцы вывозили в Китай стекло, драгоценные камни, украшения. Разумеется, как это было обычно в древности, главную роль в торговле играли предметы роскоши, и торговля мало затрагивала основную массу населения. Несколько глубже было влияние местной торговли, которая велась между кочевниками и жителями земледельческих оазисов: кочевники привозили на городские базары мясо, шерсть, кожи и покупали продукты земледелия. Развитие международной торговли способствовало росту внешних сношений. В 99 г. н. э. кушанское посольство посетило Рим. Изображения кушанов имеются на колонне Траяна. Кушанские (бактрийские, как их называют античные авторы) посольства бывали в Риме и позже — при Адриане, при Антонине Пии.
Парфянские купцы стремились не допустить прямых торговых сношений между Римской империей и Китаем, купцы Кушанского царства, в свою очередь, конкурировали с парфянскими и стремились быть монопольными посредниками в торговле между Парфией и Китаем. Особенно активно участвовали в торговле с Китаем согдийцы. После подчинения Восточного Туркестана кушанскому влиянию согдийцы создают на его территории, а также в Китае многочисленные торговые колонии.
Объединение огромных территорий в рамках одного государства способствовало культурному смешению. Это куль турное смешение облегчалось тем, что народы Средней Азии говорили на весьма сходных между собой иранских наречиях. Тем не менее отдельные племена и народности, входившие в состав Кушанской империи, имели своеобразную культуру, а потому задачи управления требовали наличия официального общеимперского языка с развитой письменностью. Международное значение на территории Средней Азии имели в это время арамейский язык, письменность которого легла в основу различных систем иранского письма, втом числе согдийской и хорезмийской (с конца II — начала III в. н. э.), а также греческий, который употреблялся на монетах первых кушанов. Позднее на основе греческого алфавита сложилось особое кушанское письмо. Наконец, в связи с нарастающим индийским влиянием появляются и индийские системы письма (письмо деванагари встречается рядом с кушанским письмом на монетах).
Нигде синкретизм не проявился столь ярко, как в области религии. Об этом можно судить главным образом по монетам. На территории Средней Азии почитались самые различные божества: местные (Митра, Анахита, Сиявуш), зороастрийские (Ахурамазда), греческие (Зевс, Гелиос, Селена), индийские (Шива). Происходит синкретическое слияние образов божеств различных народностей, в результате чего видоизменяются и образы местных божеств: так, иранская и среднеазиатская Анахита сливается с греческой Афродитой.
Со времени Канишки особенно сильным стало влияние буддизма. Канишка переносит свою столицу из Согдианы в Пешавар (Пурушапура). В Индии кушаны, как до них эллины и македоняне, должны были неминуемо стать на сторону буддизма Для них, «варваров» и завоевателей, не было места в варнах брахманской Индии. Напротив, учение, обращавшееся ко всем людям независимо от их происхождения, должно быдо найти в кушанах своих приверженцев. Буддизм во времена кушанов был уже далеко не тем, чем он был вначале,— учением, выросшим на основе протеста широких масс индийского населения против сословного неравноправия и религии брахманов; слившись с древними культами, он стал одной из мировых религий того времени и в качестве таковой отвечал характеру разноплемённой и огромной империи кушанов. На кушанских монетах появляются буддийские символы (как уже ранее — на монетах некоторых греко-бактрийских царей), в частности изображения Будды, сопровождаемые греческими надписями. Именно этот синкретический, перемешанный с местными верованиями буддизм позднее получил распространение в Тибете, Монголии, Китае и Японии. Торговые связи с
Индией и покровительство кушанов буддизму
способствовали распространению его в
Средней Азии. Наиболее сильное влияние
буддизм оказал на Бактрию: по приказанию
Канишки в начале II в. был построен большой
буддийский храм в Бактрах. В целом буддизм
распространился в Средней Азии довольно
широко, но нигде глубоко не укоренился,
затронув, в отличие от Индии, в основном
только господствующие слои населения. Этим
и объясняется сравнительно незначительное
влияние буддизма на местные религии и
исчезновение его в дальнейшем с территории
Средней Азии. Синкретизм нашёл отражение и
в искусстве кушанского периода. Памятники
его дошли как из Средней Азии и Восточного
Ирана, так и из Северной Индии. Искусство
это обычно называют гандхарским, поскольку
большое количество его памятников дошло из
области Гандхары в Северо-Западной Индии (здесь
находилась столица Канишки), или греко-буддийским,
поскольку оно сочетает эллинистические
формы с буддийской тематикой; правильнее,
однако, было бы назвать его кушанским,
поскольку это было искусство Кушанской
державы, выросшее на основе слияния
среднеазиатских, иранских, индийских и
эллинистических форм.
Реализм в изображении человеческих фигур, характерный для эллинистического искусства, пышные коринфские капители, листья аканфа, как основной элемент орнамента, служат здесь для оформления буддийской тематики. О том же синкретизме говорят статуэтки Анахиты из Хорезма, изображающие её в виде греческой Афродиты, изображения Будды и бодисатв, выполненные в реалистической манере эллинизма, и т. д. К началу кушанского времени относится фриз из Айртама, украшавший наружные стены здания (возможно, буддийского храма), с изображениями юношей и девушек — музыкантов и гирляндоносцев; напоминая во многом гандхарские памятники, он свидетельствует вместе с тем о наличии в окрестностях Термеза местных художественных традиций.
Такова была многообразная жизнь Кушанской империи в период её расцвета, который совпадает с временем правления Канишки. Уже при его преемнике империя сокращается в размерах и за кушанами сохраняются лишь Средняя Азия и часть Северной Индии. Время следующего царя, Васудевы, как показывает само его имя, характеризуется ростом индийского влияния на кушанов. Кушанские правители всё более и более становились индийскими царями, культура кушанов в Индии постепенно теряет свои среднеазиатские элементы. Всё это способствовало дальнейшему ослаблению связей между кушанскими царями и Средней Азией. В следующем, III столетии начинается распад огромной Кушанской державы.
О положении отдельных областей Средней Азии в I—II вв. н. э. можно судить главным образом по данным археологии. Северо-западный угол Кушанской империи занимал Хорезм. Эта область археологически обследована лучше других. Хорезм попал в зависимость от кушанов, видимо, уже при Кадфисе I и ещё более прочно был включён в состав Кушанского государства при Канишке. Важнейшие памятники Хорезма Кушанского времени (Аяз-кала, Гяуркала и др.) относятся ко II в, В этот период горбда продолжают сохранять прежний облик, зато значительные изменения происходят в деревне.
Именно с этой точки зрения интересен
комплекс Аяз-кала. Здесь открыты
неукреплённые сельские поселения,
представляющие собой комплекс
крестьянских усадеб, каждая из которых
состоит из большого обнесённого невысокой
кирпичной стеной двора, занятого, видимо,
садами и огородами. Это, возможно,
свидетельствует о распаде патриархальной
родовой общины на отдельные патриархальные
семьи и образовании сельской общины.
Наличие неукреплённых крестьянских
поселений характерно именно для сельской
общины, в которой не род, а семья является
основной хозяйственной ячейкой.
Результатом распада родовой общины было
появление знати. Среди множества
неукреплённых крестьянских усадеб
комплекса Аяз-кала выделяются три,
обладающие значительно большими размерами
и представляющие собой мощные крепости,
владельцы которых могли легко
господствовать над окрестным населением.
Одновременно с этим усиливается роль
государства. Если ранее каждый город и даже
каждое сельское поселение сами по себе
оборонялись от кочевников, то теперь в
сторону степей выдвигается цепь
построенных государством укреплений с
постоянными гарнизонами.
В культурном отношении Хорезм менее других областей был затронут новыми веяниями, распространявшимися в кушанский период по территории Средней Азии. Правда, следы распространения буддизма имеются и в Хорезме, где попадаются миниатюрные изображения буддийских ступ. Однако в целом зороастризм или какая-то из его разновидностей продолжает оставаться господствующей религией. Несколько сильнее было иноземное влияние в области искусства. Кушанское (греко-буддийское) искусство нашло отражение в ряде предметов хорезмийского художественного ремесла.
Северо-восточные земледельческие области Средней Азии — Чач и Фергана — не претерпели в кушанский период существенных изменений.
В Согдиане много предметов кушанского времени найдено на Афрасиабе — городище древнего Самарканда. Находки захоронений в кувшинах показывают, что преобладающей религией становится зороастризм. О сохранении местных традиций свидетельствуют многочисленные культовые глиняные фигурки, связанные с праздником Науруза (Нового года). Они ежегодно разбивались и заменялись новыми. Всё это говорит о том, что и Согдиана, подобно Хорезму, была сравнительно мало затронута индийским влиянием.
В Бактрии, судя по данным археологии, сохранялось значительное различие между деревней и городом. Уровень сельскохозяйственной техники продолжал оставаться весьма низким, зерно перемалывалось на зернотёрках или при помощи ручных жерновов и т. д. Вместе с тем раскопки в старом Термезе говорят о сравнительно высоком уровне городской жизни Бактрии кушанского времени. Захоронения в Гиссарском могильнике также дают любопытный материал: прекрасные сосуды, сделанные на гончарном круге, свидетельствуют о высоком развитии ремесла.
По сравнению с Хорезмом и Согдианой Бактрия была сильнее затронута индийскими влияниями. Выше уже приводились данные о значительном распространении здесь буддизма, почвой для которого было, повидимому, большее, чем в других областях Средней Азии, развитие рабовладельческих отношений.
В начале нашей эры, примерно в то время, когда в Средней Азии начало создаваться Кушанское царство, гунны, воспользовавшись ослаблением могущества империи Хань, захватили Восточный Туркестан. Однако налоги и повинности, которыми гунны облагали население оазисов Восточного Туркестана, были настолько тяжелы, что в 34 г. н. э, правители отдельных городов-государств сами попытались перейти под протекторат Китая. Вся вторая половина I в. наполнена борьбой между Китаем и гуннами, причём в союзе с Китаем выступали племена сянь-би, кочевники тунгусского происхождения. В 90 г. гуннам было нанесено поражение в Хами, в результате которого земли гуннов в районе Хами были заняты сянь-би, а сами гунны, кочевавшие здесь, частично приняли наименование сянь-би, т. е. вошли в состав сяньбийского племенного союза (как ранее противники гуннов включались в их племенной союз), частично откочевали на запад, к озеру Балхаш С этих пор начинается ассимиляция гуннов другими центральноазиатскими племенами, а, с другой стороны, сами гунны всё прочнее подчиняют своей власти кочевавших в районе Балхаша усуней.
Таким образом, гунны продвигались всё далее и далее на запад. Центр гуннских владений перемещается на территорию Казахстана. Во II в., в период наибольших успехов Кушанского царства, гунны продолжают вести борьбу с Китаем за те части Восточного Туркестана, которые не вошли в империю Канишки. В зависимости от гуннов находилось большинство кочевых племён Средней Азии, и гуннские набеги в период упадка Кушанской империи затрагивали даже оседлую Согдиану.
Царствование Орода II, принадлежавшего к династии Арша кидов (вторая половина I в. до н. э.), было временем наибольшего могущества Парфянского царства. В это время происходит перемещение жизненных центров этого царства на запад. Столицей Парфии становятся Экбатаны, а затем, с середины I в. н. э.,—также Ктесифон, город, возникший вблизи важнейшего эллинистического торгово-ремесленного центра — Селевкии на Тигре. Парфия стала вмешиваться во все события, происходившие в Восточном Средиземноморье, стала принимать активное участие в мировой политике и превратилась в опаснейшего соперника Рима.
Начавшаяся в Риме гражданская война укрепила положение парфян. Помпеи после поражения при Фарсале (48 г.) вёл с Ородом переговоры о военной помощи и даже собирался искать у него убежища. Всё же Ороду не удалось в полной мере использовать выгоды своего положения. Возможно, причиной этого было осложнение политического положения на востоке Парфянской державы. Цезарь лелеял среди прочих агрессивных планов и план парфянской кампании.
После смерти Цезаря парфянские отряды участвовали на стороне республиканцев в битве при Филиппах. Это свидетельствует о том, что парфяне вмешивались в римские дела, стремясь использовать в своих интересах возникшую в Риме борьбу.
Римско-парфянские отношения резко обострились с появлением на Востоке Марка Антония, считавшего себя наследником Цезаря и исполнителем его неосуществлённых плапов. Парфянский царевич Пакор, желая вырвать инициативу из рук Антония, вторгся в Сирию в союзе с перешедшим на сторону парфян республиканцем Квинтом Лабиеном Наместник Сирии Децидий Сакса был разбит и погиб. Лабиен, на сторону которого переходили мелкие римские гарнизоны, служившие некогда Бруту и Кассию, двинулся в Малую Азию, которую ему удалось подчинить почти полностью Он принял титул «парфянского императора» и счёл себя самостоятельным владетелем. Тем временем Пакор захватил Сирию и все финикийские города, кроме Тира. При приближении парфянских войск поднялось антиримское движение и в Палестине. Таким образом Сирия, Палестина и почти вся Малая Азия оказались в руках парфян или под их влиянием (40 г. до н. э.).
В результате этих крупных побед парфяне стали прямой угрозой владычеству римлян в Восточном Средиземноморье. Однако их усдехи были непрочны. Парфянская держава, представлявшая собой неустойчивое объединение полусамостоятельных областей с разным уровнем общественного развития, не могла создать в завоёванных областях надёжной администрации, не могла связать их прочными экономическими и политическими узами с остальными областями империи. Несмотря на серьёзные внутренние потрясения, связанные с гражданскими войнами, Рим в конечном счёте оказался сильнее Парфии.
Уже в 39—38 гг. полководец Антония Вентидий Басе нанёс парфянам несколько чувствительных ударов. В частности, в 38 г. до н. э. в битве мри Гиндаре погиб царевич Пакор — руководитель парфян в их походе на римские владения. Граница между Парфией и Римом на Евфрате была восстановлена. Вскоре парфянским царём стал Фраат IV (37—2), сын Орода II.
В 36 г. до н. э. Антоний начал решительную кампанию против парфян, подготовленную успехами Вентидия Басса. Стремясь нанести парфянам решительный удар, Антоний пытался привлечь на свою сторону мятежные элементы парфянской знати. Римский полководец располагал большим войском. По свидетельству античных авторов, у него было от 13 до 18 легионов, не считая кавалерии и вспомогательных войск.
На этот раз римляне избрали обходный северный путь и вторглись из Армении в Мидию Атропатену. Однако отдельные неудачи и плохо организованная осада столицы Атропатены — Фрааспы заставили римлян снять осаду и отступить. Антоний избрал путь через горные районы Армении; он не решился идти открытыми степями, страшась судьбы Красса. Несмотря на эти предосторожности, римское войско сильно пострадало от тяжёлых климатических условий, голода, болезней и постоянных нападений противника. Мужественное сопротивление атропатенцев в значительной мере содействовало провалу кампании Антония.
Но и после своего отступления из Атропатены Антоний не оставил плана вторжения в Парфию. Ему удалось коварством захватить армянского царя Артавазда и отправить его в Египет. Однако Фраат и сын Артавазда Арташес (Артаксий) оказали римлянам ожесточённое сопротивление, и вторая кампания также окончилась неудачей для римлян. Разгоревшаяся тем временем борьба между Антонием и Октавианом положила конец завоевательным планам Антония.
Пришедший к власти в Риме Октавиан повёл
относительно Парфии Осторожную политику.
Ему была необходима передышка в борьбе за
Ближний Восток, так как сначала он
стремился восстановить положение в
Средиземноморье, поколебленное
многолетними гражданскими войнами в Риме.
Поэтому он, как уже упоминалось,
удовлетворился возвращением знамён и
пленных, захваченных у Красса (20 г. до н. э.).
Этому символическому акту примирения в
Риме придавали большое значение, как это
видно по многочисленным монетам, выбитым в
честь этого события, по упоминаниям о нём в
надписях и литературных произведениях того
времени.
В конце I в. до н. э. начинается временное ослабление Парфии, сопровождавшееся неудачами в борьбе с Римом и вмешательством Рима во внутренние дела Парфянской державы. Ухудшается и положение на Востоке, в связи с образованием в начале нашей эры Кушанского царства.
Несмотря на то, что имеющиеся в распоряжении науки сведения о внутренней жизни племён и народностей, входивших в состав Парфянского царства, чрезвычайно скудны, можно всё же наблюдать существенные перемены в ней, начиная примерно с рубежа нашей эры.
В Восточном Иране, Средней Азии и Северо-Западной Индии греко-македонские династы были окончательно уничтожены к середине I в. до н. э. под нажимом местного земледельческого населения и его соседей — кочевников. Саки, проникшие, как было показано выше, во II в. до н. э. в восточноиранские области—Дрангиану и Арахосию, продвинулись дальше на восток и захватили Гандхару. Хронология этих событий ещё очень слабо разработана. Вероятно, сакский царь Мога (по-гречески Мауэс), завоевавший Гандхару, правил на рубеже II—I вв. до н. э.
К этому времени в руках греческих династов оставались лишь небольшие куски территории к востоку от реки Гидаспа (современный Джелам), где правил Гиппострат, и к западу от Гандхары (современный Северный Афганистан), где царствовал Гермей. Между этими двумя областями, разъединяя их, вклинились владения саков. Известно, что Гермей обратился за помощью к китайцам, которые были заинтересованы в усилении своего влияния в Средней Азии. Ему, действительно, удалось получить помощь от китайцев, а чтобы противостоять сакам, он заключил, кроме того, союз с вождями племени кушанов.
Около этого же времени в восточных областях Ирана складывается полусамостоятельное княжество, правители которого носят парфянские имена. Не лишено вероятия, что правящая династия этого княжества была связана со знатным парфянским домом Суренов, может быть, даже была ветвью этого дома. В начале I в. н. э. в Арахосии и дальше на восток правили цари, также носившие парфянские имена и связанные с восточноиранскими династиями.
К I в, н. э. относится, как уже говорилось, и окончательное сложение Кушанского царства. Образование сакских княжеств и Кушанского царства, гибель последних самостоятельных эллинистических государств в Азии — все эти события следует рассматривать как определённые этапы борьбы народов Ирана и Средней Азии против чужеземцев.
Аналогичные явления происходили и в Парфии в I—II вв. н. э. Первым признаком своеобразной антиэллинистической реакции, усиления местных элементов во всех областях культуры и, повидимому, зарождения каких-то новых форм общественной жизни является постепенная «варваризация» греческих легенд на монетах. Существенное значение имели также первые попытки кодификации священных книг, сопровождавшие оформление религии зороастризма.
В то же время становится всё более заметным процесс распада Парфянского царства, которое отнюдь не было монолитным даже в годы своего наибольшего могущества.
Отношения Парфии с Римом во время принципата Августа формально были мирными. Однако Рим не переставал плести интриги на Востоке, чтобы укрепить там своё влияние. Как результат успеха римской политики нужно рассматривать посылку Фраатом IV четырёх сыновей с семьями в Рим и бракосочетание того же парфянского царя с римской рабыней Мусой, подаренной ему Августом.
Несмотря на то, что некоторые римские авторы сообщают о стремлении Августа начать большую кампанию против парфян, войны не было много лет. Римский ставленник Вонон был свергнут знатью, и власть захватил Артабан III, связанный с антиэллинистической и антиримской оппозицией.
Артабан III (около 12—38) пытался, повидимому, усилить центральную власть. Однако он встретился со значительными трудностями. Распад Парфянского царства становился всё более заметным. Новое столкновение с Римом, возникшее опять из-за Армении, втянуло Артабана в сложную борьбу в Закавказье. В самой Парфии римляне выставили против Артабана сначала одного, а потом и второго претендента из числа парфянских царевичей, живших в Риме. Положение ещё более осложнилось большим восстанием, вспыхнувшим в важнейшем эллинистическом центре Месопотамии — Селевкии на Тигре, поддерживавшей, подобно другим эллинистическим полисам Месопотамии, римского ставленника Тиридата III.
Артабан III, опираясь на восточные области, на саков и дахов, сумел после ряда неудач вытеснить Тиридата из Месопотамии. Однако Селевкия продолжала сопротивляться/ Семь лет (35—42 гг.) держался город, сохраняя независимость и не чеканя царской монеты.
Рим продолжал вести по отношению к Парфии свою традиционную политику, стремясь обеспечить за собой на первое время Армению, а затем и Месопотамию. Не имея возможности предпринять большую кампанию, римляне стремились найти в самой Парфянской державе такие элементы, которые явились бы проводниками римской политики. Они рассчитывали', во-первых, на жителей эллинистических городов Ближнего Востока, а во-вторых, на представителей знати, стремившихся к самостоятельности. Кроме того, они использовали в своих интересах недовольство народов Закавказья, в частности иберов, опасавшихся могущества парфян.
Продолжительность царствования Артабана III показывает, что ему всё же удалось достичь некоторой стабилизации. Однако после его смерти власть в государстве оспаривалась представителями знати, не принадлежавшими к аршакидскому дому.
Только около 51 г. Аршакиды снова приходят к власти. При Вологесе I (римская форма парфянского имени Валарш; 51 — около 80) произошёл ряд важных событий в истории Передней Азии. Снова разгорелась борьба между Парфией и Римом. Началась она и на этот раз с интриг и политической борьбы в Армении, но в 54 г., как уже упоминалось, император Нерон послал на Восток полководца Домиция Корбулона, который должен был начать военные действия.
Корбулону удалось к 60 г., поставив Армению под свой контроль, изгнать парфянского ставленника Тиридата, представителя дома Аршакидов. Однако парфяне после первых неудач предприняли ряд энергичных действий, армяне же проявили к римлянам столь явную ненависть, что Корбулон счёл за лучшее начать переговоры о перемирии.
Два посольства Вологеса в Рим не достигли желанных результатов. Наконец, в 63 г., как об этом говорилось выше, было принято компромиссное решение: Тиридат сохранял за собой армянский престол, но должен был получить корону в Риме из рук императора. Такой исход, несомненно, следует признать успехом Парфии, которая сохраняла своё влияние в Армении, посадив на армянский престол представителя династии Аршакидов.
После этого настал сравнительно мирный период. Вологес I поддержал Веспасиана в его борьбе за императорскую власть и даже предлагал ему отряд конницы. После разгрома Иудеи он поздравил Тита с победой. Между 72 и 74 гг. в Закавказье и Мидию Атропатену вторглись аланы, занимавшие в это время обширные степи между Азовским и Каспийским морями. Вологес обратился к Веспасиану с просьбой о помощи, но тот ответил отказом, хотя и принял ряд мер по укреплению обороны находившейся под римским влиянием Иберии.
Мирные отношения между Римом и Парфией продолжались ещё некоторое время, однако это вовсе не означало подлинного умиротворения на Ближнем Востоке. Противники внимательно следили друг за другом и стремились использовать все возможности, чтобы повредить один другому. Так, в начале 80 г. боровшиеся в здо время за власть в Парфии Артабан IV и Пакор II поддерживали самозванцев, выдававших себя за Нерона.
Конец I и начало II вв. отмечены в Парфии внутренними смутами, принявшими уже хронический характер. Дальнейшие события показали, что распад Парфянского царства зашёл к этому времени далеко.
Римляне воспользовались ослаблением Парфии. Император Траян в 114—116 гг. одержал большие победы над парфянами. Армения была покорена и превращена в провинцию. В 116 г. были созданы провинции Месопотамия и Ассирия. Траян захватил Вавилонию, взял Ктесифон и вышел с флотом в Персидский залив. Но победы Траяна были призрачны. Когда он с флотом отправился на юг, во всех завоёванных областях вспыхнули восстания. После сложной и малоуспешной борьбы в Месопотамии Траян вынужден был вернуться в Рим, но по дороге умер (август 117 г.).
Кампания Траяна на Востоке чрезвычайно показательна. Парфяне, упорно удерживавшие в течение двух веков границу по Евфрату, успешно боровшиеся за Армению, не раз угрожавшие владычеству римлян в Сирии, не смогли защитить важнейших для себя областей Закавказья и Междуречья. Но и римляне, достигнув, казалось бы, значительных успехов, не смогли удержать завоёванного и уже при следующем императоре, Адриане, вынуждены были отказаться от новых провинций. После этого в Парфии, судя по продолжительности царствований Вологеса II (105— 147) и Вологеса III (148—192), в правление которых не появлялось ни одного претендента на престол, наступает период некоторого, хотя и весьма непрочного успокоения.
В 60-х годах II в. вспыхивает новая война между Римом и Парфией. В 161 г. Вологес III перешёл Евфрат и вторгся в Сирию. Уже много десятков лет парфянские войска не проникали в глубь этой римской провинции. Несмотря на то, что римляне владели этими землями со времён Помпея, народные массы Сирии не могли примириться с римским господством, и с приходом парфянских войск появилась угроза всеобщего восстания против римлян. Положение было настолько грозным, что в Сирию были посланы соправитель императора Марка Аврелия Луций Вер и римский полководец, позднее наместник в Сирии, Авидий Кассий. Снова, как и при Траяне, римляне добились больших успехов. Они вернули Армению, незадолго до того захваченную парфянами, одержали ряд побед в Месопотамии, в частности взяли важный опорный пункт парфян — Дура-Эвропос. После этого они проникли в Вавилонию и снова захватили Селевкию и Ктесифон (164—165 гг.).
Но римляне не могли добиться решающей победы: у них не хватило сил, чтобы удержать обширные захваченные ими территории. Кроме того, в войсках вспыхнула жестокая эпидемия. Все эти области были крайне разорены. Парфяне понесли большой урон, но решительного перевеса не смог получить ни один из противников. Столь же разрушительными, но бесполезными были ещё три кампании римлян: при императорах Септимии Севере, при Каракалле и Макрине.
Парфия была крайне обессилена изнурительными войнами, а главное, внутренними процессами, которые и привели её к гибели. Процесс разложения рабовладельческого способа производства в Парфии выражался главным образом в постепенном переводе рабов на землю, а также в закабалении свободных крестьян-общинников. Результатом этих экономических процессов были: упадок Парфянского царства, бессилие центральной власти и возникновение на территории державы Аршакидов почти совершенно самостоятельных «варварских» княжеств. Бесконечные династические распри ещё больше ослабляли центральную власть. В начале III в. идёт ожесточённая борьба между двумя представителями дома Аршакидов: Вологесом V и Артабаном V. Последний, вероятно, опирался на Мидию, тогда как в Месопотамии укрепился Вологес V. Это уже была агония некогда могущественного государства. В 20-х годах III в. оно падает под ударами новых сил, объединившихся вокруг династии Сасанидов, происходивших из Персиды — первоначального ядра государства Ахеменидов.
Приход к власти новой династии — Сасанидов — не был, таким образом, просто династическим переворотом, а представлял собой следствие тех социальных сдвигов, которые наблюдаются на всём протяжении II—III вв. н. э.
Антиэллинистическая реакция в области культуры, начавщаяся ещё при Дртабане III, затем значительно усиливается. При Вологесе I греческие надписи на монетах всё чаще заменяются арамейскими. Возрождаются или возникают вновь местные наименования городов: это видно из китайских транскрипций географических названий, относящихся к Парфии. Александрия Арахосия, которая была расположена на территории Индо-Парфянского царства, именуется в китайских источниках «Пайчите» (от «Панджвей» — местное наименование, дожившее до арабского завоевания), Антиохия Маргиана — «Мулу» («Моуру», «Мерв»—ныне Мэры).
При Вологесо I начинается реформа
зороастризма. Проводятся мероприятия по
сбору зороастрийских текстов, в результате
чего создаётся одна из древнейших редакций
«Авесты». Парфия становится твердыней
зороастризма, хотя превращение
зороастризма в государственную религию
произошло лишь при Сасанидах.
Буддизм получил в Парфии весьма слабое распространение. В парфянский период В Иране широко распространяется так называемая пехлевийская письменность, в которой арамейские письмена, а также отдельные слова — гетерограммы использовались для передачи ираноязычного текста. До нас дошло немало парфянских деловых документов, составленных с помощью этой письменности.
Развивается парфянская литература. Ряд литературных произведений сасанидского периода восходит к парфянским прототипам. Парфянский эпос оказал влияние на поэму Фердоуси «Шах-намэ», написанную в конце X в. Существовали парфянские хроники, которые послужили источниками для более поздней историографии. Парфяне оставили значительное наследие и в области искусства, особенно скульптуры, торевтики и архитектуры.
Так как Сасаниды проводили последовательную политику по искоренению всего парфянского, многие памятники парфянской культуры исчезли, вследствие чего в науке недооценивалась роль Парфии в истории культуры. Лишь раскопки последних лет, произведённые как советскими, так и зарубежными учёными, показывают, насколько важен был парфянский период в истории Ирана, Месопотамии и юго-западных областей Средней Азии. Первая половина парфянского периода знаменуется широким развитием рабовладельческих отношений в Иране и Средней Азии, вторая — разложением рабовладельческого строя. Парфянская культура оказала влияние на культуру сасанидского Ирана, Армении, Средней Азии. Наконец, парфяне, вероятно, были одной из этнических групп, участвовавших в этногенезе туркменского народа.
Победа парфян над римским войском при Каррах вернула Армении независимость. Однако положенно Армянского государства во второй половине I в. до н. э. оказалось весьма неустойчивым. В 30-х годах оно снова попадает в кратковременную зависимость от Рима. Марк Антоний после своих неудачных действий против парфян предпринял карательную экспедицию в Армению, опустошив и разграбив страну. Однако в период борьбы между триумвирами Армения на короткий срок снова становится независимой. Октавиан, победив Антония, не решился немедленно начать войну с Парфией и Арменией и до поры до времени признавал существующее положение.
К концу 20-х годов I в. до н. э положение
Октавиана Августа настолько укрепилось,
что он смог перейти к активной политике на
Востоке. В это время римское войско
вступило в Армению. Существовавшая среди
армянской знати проримская группировка
подняла голову. Но, заняв Армению, римляне,
однако, не решились превратить её в свою
провинцию. На армянский престол был
возведён Тигран III (20—6), один из сыновей
Артавазда II. Он был воспитан в Риме, и
римское правительство могло надеяться, что
он будет проводником римского влияния в
стране.
Армения превратилась в зависимое от Рима царство. Армянская государственность сохранилась, римляне не вмешивались во внутреннее управление страной, но внешняя политика Армении должна была всецело подчиняться интересам Рима. В конце I в. до н. э. Армения уже мало чем напоминала могущественную державу Тиграна II. Армянские цари либо назначались Римом, либо выдвигались теми или иными группировками знати. На рубеже нашей эры династия Арташесидов перестала править в Армении.
Вторая половина I в. до н. э. и первая половина I в. н. э. были временем значительных общественных сдвигов в Армении, о которых, однако, можно судить лишь на основании косвенных данных. В обстановке внешних поражений, иновемных нашествий, внутренних междоусобий пало значение царской власти и возросло могущество знати. Царская земля, которая была одной из важнейших опор деспотической власти Тиграна, начала, повидимому, сокращаться в своих размерах и дробиться между размножившимися представителями царского дома. Могущество знати, эксплуатировавшей посаженных на землю рабов и закабаляемых общинников, всё более возрастает. Наиболее крупные из представителей знати (в греко-римской литературе они именуются мегистанами) возводят на скалах неприступные замки, которые приходилось осаждать римским войскам, воевавшим в этот период на территории Армении.
В положении производителей материальных благ, примерно с начала нашей эры, тоже происходят значительные изменения. Действительно, в соседнем Иране, общественный строй которого в это время напоминал общественный строй Армении, складывается практика частичного освобождения (на одну десятую или одну четверть) рабов, сидевших на земле, выражавшаяся в том, что рабам оставлялась соответствующая доля урожая с обрабатываемого ими участка (такие рабы назывались ангиахрикалш). Можно предполагать, что сходные процессы происходят и в Армении, тем более что соответствующий термин существовал и вдесь (анашхархик).
С другой стороны, положение свободного производителя, вынуждаемого за долги исполнять «рабскую службу», заметно ухудшается. Существовавшая раньше резкая разница между свободным общинником и рабом начинает стираться по мере закабаления одного и возрастания самостоятельности другого; в Армении и других странах Передней Азии этот процесс происходит быстрее, чем, например, в Италии, поскольку, во-первых, рабы в Армении уже сидели на земле и, во-вторых, здесь существовало не согнанное с земли крестьянство. Вместе с тем в Армении в это время не были ещё полностью изжиты первобытно-общинные отношения: в стране продолжали жить полукочевые племена (например, марды).
Внешнее положение Армении благоприятствовало усилению знати. Формально армянский царь считался «другом и союзником римского народа», фактически Армения находилась в зависимости от Рима. В частности, на территории Армении на протяжении первой половины I в. н. э. неоднократно стояли римские гарнизоны. Армения имела для Рима, в первую очередь, стратегическое значение. Потеря Армении поставила бы под угрозу римскую восточную границу.
Однако Рим не был единственной державой, претендовавшей на влияние в Армении. С конца I в. до н. э. с ним, как уже отмечалось, начинает соперничать Парфия. Если при Тигране II парфянский царь вынужден был отказаться в пользу царя Армении от титула «царя царей», то теперь положение стало иным. Властители Парфии начинают вмешиваться во внутренние дела Армении, поддерживают тех или иных царей и стремятся превратить Армению в одну из зависимых областей в системе Парфянского государства.
Знать Южной Армении, экономически более развитой и сильнее затронутой влиянием эллинизма, тяготела к Риму. Однако проримская группировка представляла собой меньшинство. Большая часть армянской знати, особенно знать центральных, северных и восточных областей Армении, ориентировалась на Парфию. Сходство общественного строя Армении и Парфии, относительная слабость государственной власти и централизации в Парфии по сравнению с Римом, смешанные браки в среде знати, культурная общность (выше уже говорилось об иранском культурном влиянии в Армении) — всё это делало пропарфянские настроения особенно сильными. Средоточием проримской группировки был Тигранакерт, пропарфянская знать опиралась на Арташат; это различие оказывало влияние на выбор столицы тем или иным царём.
Со времени прекращения династии Арташесидов все без исключения цари были иноземцами, зависящими от той или иной группировки знати. История Армении в первой половине I в. н. э.— история непрерывных смут, частой смены царей, узурпации, внутренних междоусобий и иноземных нашествий.
В 52—53 гг. в Армении с помощью Парфии утвердился Тиридат, представитель парфянского царского дома Аршакидов. Ему пришлось выдержать тяжёлую борьбу с Римом. На 50—60-е годы I в. падает наиболее крупное столкновение Рима и Парфии в борьбе за Армению. В 54 г. умер Клавдий, и императором стал Нерон. В Софену, находившуюся ещё в сфере римского господства, был назначен особый царь. На армянский престол также был посажен римский ставленник. Однако этот последний удержался в Армении недолго, против Рима выступила Парфия, и последовавшая борьба закончилась, как уже говорилось, компромиссом: Рим признал Тиридата царём Армении, но тот должен был признать себя номинально зависимым от Рима.
В 66г. Тиридат, как уже упоминалось выше, прибыл в Рим и был торжественно коронован Нероном.
С 66 г. Армения находилась в двойной зависимости — от рима и от Парфии. Зависимость от Рима была номинальной, а от Парфии — фактической. Если по отношению к Риму армянский царь считался «другом и союзником римского народа», то в системе державы Аршакидов Армения была одним из полусамостоятельных государств, которые управлялись представителями аршакидского дома, причём стояла в иерархии этих государств на втором или третьем месте. Практически парфянский царь назначал того или иного Аршакида царём Армении, а Рим утверждал его кандидатуру.
О царствовании Тиридата I после 66 г. известно очень мало. Он перенёс столицу из проримского Тигранакерта в пропарфянский Арташат, который был восстановлен с помощью данных Нероном ремесленников и переименован, впрочем весьма ненадолго, в Неронию. При Тиридате, в начале 70-х годов I в., аланы совершают грандиозный набег на Армению. Борьба Тиридата с аланами нашла отражение в армянском эпосе, отрывки которого сохранились у Мовсеса Хоренаци, где, однако, образ Тпридата слит с образом Арташеса I. Во времена Тиридата I Армения делилась на 120 префектур, или стратегий, под которыми следует разуметь армянские гавары (округа). Правители этих округов составляли армянскую знать (мегистаны, нобили и т. д. в античных источниках, по-армянски нахарары — от парфянского нахвадар).
История Армении при преемниках Тиридата
также известна плохо; непосредственным
преемником его был, видимо, Санатрук,
правивший в конце I в.— начале II в.
Вскоре после смерти Санатрука произошло новое столкновение между Римом и Парфией. В 114 г. начался парфянский поход Траяна. Римское войско вступило в Армению, и в том же 114 г. она была обращена в римскую провинцию. В ней по образцу многих других восточных провинций Римской империи было даже создано местное объединение городов (койнон).
Однако Армения была римской провинцией очень недолго. Хотя войска Траяна в течение 115—116 гг. продвинулись далеко в глубь Парфии, успехи эти оказались весьма непрочными. В тылу римских войск начались восстания, и притом не только во вновь завоёванных областях, но и в старых римских провинциях, вплоть до Кипра и Киренаики. Восстала также и Армения.
Война была по существу проиграна Траяном. Его преемник Адриан вывел римские гарнизоны из завоёванных областей и вернулся к традиционной политике на
Востоке, покоившейся на договоре 63 г. В 60-х годах II в. н. э. начался новый конфликт между Римом и Парфией, который в конечном счёте привёл к победе Рима (так называемая парфянская война Луция Вера). В результате этих событий на армянском престоле утвердился римский ставленник Сохем.
В обстановке всё возрастающей
самостоятельности царств, входивших в
состав парфянского объединения. Армения во
второй половине II в. становится почти
независимой. Расширение римских владений в
Месопотамии и завоевание римлянами
Адиабены, которая в результате побед
римского императора Септимия Севера была
превращена в провинцию Ассирию, вбили клин
между аршакидской Арменией и аршакидской
Парфией. С другой стороны, и армянские цари,
которым Рим не угрожал в такой степени, как
раньше, стремились избавиться от контроля
парфянских Аршакидов. Армянскому царю
Валаршу II удалось добиться важного успеха
во взаимоотношениях с Римом: из страны были
выведены стоявшие здесь римские войска,
взамен чего армянская конница, состоявшая
из представителей знати, должна была
участвовать в римских походах, получая
субсидию от императора.
Положение несколько изменилось при римском императоре Каракалле, который обратил в провинцию зависимое царство Осроену и задумал то же самое относительно Армении. Обманом захватив Валарша II со всей его семьёй, он заключил его в оковы и отправил в Рим. В стране, однако, началось восстание, возглавленное сыном Валарша Тиридатом П. В это время Каракалла выступил в поход против Парфпи, но был убит одним из своих воинов; его преемник Макрин немедленно заключил мир, признав Тиридата царём Армении. Мир, навязанный Макрину, был последним успехом Парфии. Держава парфянских Аршакидов просуществовала только до 226 г.; с этого времени господство в Иране переходит к персидской династии Сасанидов. .Большое влияние оказала эта перемена и на Армению.
В результате возросших связей с Парфией в Армении несколько усиливается иранское влияние, в частности в области религии и языка. Вместе с тем аршакидская Армения испытывает большое влияние эллинистической культуры. Все местные надписи этого времени написаны на греческом языке. При дворе римского ставленника Сохема жил греческий писатель Ямблих (сириец по происхождению), один из видных представителей жанра позднеэллинистического романа. Культурные связи Армении с соседними арамейскими областями, Сирией и Месопотамией, продолжали укрепляться и в последующее время. Эллинистические влияния заметны и в армянском искусстве этого времени. Замечательным памятником античной архитектуры является храм, значительные остатки которого сохранились до наших дней среди развалин крепости Гарни (в 30 км от Еревана); постройка его датируется второй половиной I в.— первой половиной II в. н. э. О связях с греко-римской культурой свидетельствует и недавно найденная в Гарни мозаика I—II вв. н. э.
Установление римского господства в западных частях Передней Азии оказало серьёзное влияние на исторические судьбы Закавказья. Из закавказских областей более или менее прочно римская власть утвердилась только в Колхиде, входившей до того на протяжении нескольких десятилетий в состав Понтийского царства. После поражения Митридата VI Колхида стала зависимой от Рима страной под управлением местных правителей, хотя формально она и входила в состав римских провинций — сначала Полемоновского Понта, а затем—Каппадокии. Греко-римское полисное устройство привилось в Колхиде слабо, страна попрежнему во многих отношениях жила самостоятельной жизнью. Связи с внешним миром были незначительны. Поверхностная эллинизация затрагивала только господствующий класс, да и то незначительно. Римские гарнизоны стояли лишь в приморских городах.
Наместник Каппадокии при Адрианз Флавий Арриан объехал южное и восточное побережье Понта до Диоскуриады и составил описание своего путешествия, дополнив его сведениями об остальных берегах Чёрного моря. Почти на всём протяжении от Трапезунта до Диоскуриады Арриан упоминает зависимых царей, 'получавших власть от римского императора. Римская власть в Колхиде опиралась, помимо зависимых царей, на укреплённые приморские города, в которых стояли римские гарнизоны. К числу последних относились Фасис и Диоскуриада, переименованная — после частичного разрушения её окрестными племенами и последовавшего восстановления — в Севастополь.
В целом период римского владычества был для Колхиды временем упадка. Гнёт римского господства ставил в тяжёлое положение население Колхиды. 1 реческие города приходят в упадок. Поверхностное политическое единство, существовавшее, возможно, ещё в начале эллинистического периода, окончательно исчезает. Страна была разделена на отдельные племенные княжества, причём преобладание получили теперь более отсталые племена, из которых многие ранее были вообще неизвестны. С этими процессами связано появление примерно с I—II вв. н. э. на территории Колхиды новых этнических наименований, продолжающих затем фигурировать в истории Западной Грузии на протяжении всего раннего средневековья, а иногда и позже. Имя колхов сохранилось только за населением окрестностей Трапезунта. Далее к востоку и затем к северу древние авторы упоминают множество других племён и среди них лазов (впервые у Плиния Старшего), имя которых позднее распространилось на всю Колхиду и стало таким же собирательным, как ранее имя колхов, а также абасгов (впервые у Арриана: абаски), предков современных абхазцев. Абасги, жившие неподалёку от Диоскуриады, уже не принадлежали к числу картвельских племён.
По сравнению с Колхидой зависимость Иберии от Рима была гораздо менее прочной. В I—II вв. Иберия расширяется территориально и переживает период расцвета. Иберскин царь считался «другом и союзником римского народа» и «другом кесаря»; фактически это был равноправный союз. Рим имел на Кавказе в основном военно-стратегические интересы: Иберское и Албанское царства (албанский царь также считался «другом и союзником» римлян) были важны для Рима потому, что, с одной стороны, они помогали держать под ударом Армению и западные области Парфии, а с другой — контролировали важнейшие горные проходы, которые вели с Северного Кавказа в Закавказье.
Действительно, иберы и албаны в ряде
случаев помогали Риму в борьбе против
парфян. Участие в войнах было выгодно
иберской знати. Войны на стороне Рима
способствовали укреплению внешнего
положения Иберии, расширению её влияния в
прилегающих областях, сулили войскам
богатую добычу и рабов. Что касается защиты
горных проходов Кавказа, то здесь интересы
Иберии и Рима совпадали ещё больше. Кочевые
скотоводческие племена Северного Кавказа
время от времени совершали набеги на
Закавказье и прилегающие области Передней
Азии.
Эти набеги угрожали и восточным провинциям Римской империи и Иберии. Поэтому для Рима было выгодно, что иберы защищают горные проходы, и он старался им в этом помогать.
В первое время зависимость от Рима была тягостна для Иберии, и, воспользовавшись гражданскими войнами после смерти Цезаря, иберы совместно с албанами подняли восстание против Рима. Римляне, однако, победили иберского царя Фарнабаза (36 г. до н. э.) и заставили его вместе с ними принудить к покорности и Албанию. В дальнейшем, однако, после стабилизации римской границы на Востоке и некоторого ослабления военной мощи Рима, союз между Римом и Иберией стал покоиться на добровольных началах, на взаимных интересах римского правитель ства, с одной стороны, иберских царей и иберской знати — с другой. Опираясь на союз с Римом, иберские цари на протяжении первых двух столетий нашей эры сумели сильно укрепить своё царство. В I в. н. э. в ходе войны с парфянами были подчинены влиянию Иберии Албания и некоторые пограничные области Армении.
Во II в. внешнее положение Иберии ещё более укрепляется. После ТОГО, как римский император Адриан отказался от завоевательной политики на Востоке, Иберия стала ещё более самостоятельной. Иберский царь Фарасман II организовал в конце правления Адриана грандиозный набег аланов, опустошивших Албанию, Мидию и угрожавших Армении и Каппадокии. Адриан, возможно, именно в это время предложил Фарасману явиться в Рим, но тот отказался. Римское правительство задаривало иберского царя и иберскую знать подарками, чтобы сохранить союз Иберии с Римом: Фарасману Адриан послал слона и пятисотенный отряд. В семейных усыпальницах иберской знати сохранились предметы, которыми римские императоры одаривали её представителей; таковы серебряные блюда с рельефными портретами императоров Адриана, Антонина Пия и других. При Антонине Пии римское влияние в Иберии укрепилось; Фарасман II с женой и сыном побывал в Риме. Владения Фарасмана были увеличены, ему было разрешено принести жертву на Капитолии — честь, редко оказываемая иностранцу,— и на Марсовом поло в Риме была поставлена его конная статуя.
Внешнее укрепление Иберии сопровождалось
значительными изменениями в общественном
строе. В середине I в. до н. э. в Иберии, как
уже указывалось, существовали
раннерабовладельческое общество и
государство. Здесь имелись рабы, выделился
класс рабовладельцев, состоявший из
представителей царского дома и жречества,
часть крестьянства была поставлена в
зависимость от царского дома и
обеспечивала своим трудом существование
знати. В стране получает распространение
парфянская серебряная монета. В целом,
однако, классовые противоречия оставались
ещё относительно неразвитыми. Большую
часть населения Иберии составляло
свободное крестьянство, «народ-войско» (эри).
На протяжении первых веков нашей эры
классовые противоречия углубляются.
Раскопками в Самтавро обнаружены
богатейшие погребения знати, более
скромные—средних слоев и беднейшие
погребения в каменных ящиках. Высшие
должностные лица носили титулы питиахшей,
младших питиахшей, двороуправителей;
упоминается в надписи и «полководец
великого царя иберов». Аристократия
складывалась, с одной стороны, из
представителей древней племенной знати (племенные
различия не были здесь преодолены на всём
протяжении рабовладельческой эпохи), с
другой — в результате имущественного
расслоения эри, из которых выделяются
отдельные семьи, богатеющие в.результате
грабительских войн, захвата добычи и рабов.
Постоянное участие в войнах и набегах позволяло части вчерашних крестьян перекладывать бремя сельских работ на плечи рабов, которых, возможно, как и в Армении, сажали на землю. Эксплуатация рабского труда, невидимому имевшая место в сельском хозяйстве, особенно в интенсивном (виноградарство), на наделах, которые постепенно всё прочнее закреплялись за отдельными семьями, в свою очередь, способствовала обогащению этих семей и выделению их из остального народа. На углубление имущественного неравенства в Иберии влияло и то, что через страну проходили транзитные торговые пути; торговое значение имели, в частности, упоминавшиеся выше горные проходы. В стране обращалась монета преимущественно римская и парфянская. Особенно популярны были денарии Августа и ещё более тетрадрахмы парфянского царя Готарза II, ставшие объектом многочисленных местных подражаний. Последнее обстоятельство указывает на развитие в стране товарно-денежных отношений.
Различие между знатью и народом отражалось и на характере вооружения: знать сражалась на конях, в тяжёлых панцырях, крестьянство составляло пехоту. Тяжёлое вооружение было доступно только богатым. В результате обогащения одних и обеднения других свободное население Иберии постепенно распадается на два слоя, на «знать» (царчинебулни) и «мелкий люд» (цврила зри), которые всё более обособляются друг от друга. Рядом с обогащением знати идёт постепенное разорение и закабаление крестьянства. Разоряющиеся крестьяне не превращались, однако, в люмпенпролетариев, как это было в античных государствах. Они оставались в деревне и попадали в кабалу к знатным соседям. В условиях относительно низкого развития товарно-денежных отношений закабаляемые земледельцы не отрывались от средств производства, а продолжали сидеть на своих участках, отдавая определённое количество продуктов или долю урожая. Они превращались, таким образом, не в кабальных рабов, а в зависимых крестьян. Попадающее в зависимость от знати крестьянство, царские лаой и сажаемые на землю рабы постепенно в результате сходных условий существования стали сливаться в один слой — слой зависимых земледельцев.
Художественные изделия, найденные в
погребениях I — III вв. н. э., свидетельствуют
о высоком уровне местного ремесла и
культуры. В гробницах знати находят
украшения из золота и серебра, оружие в
художественной оправе, перстни с
сердоликом, альмандином, бирюзой, из
которых наиболее интересны так называемые
геммы с портретами питиахшей. Наряду с
предметами местного производства
встречаются в большом количестве и
привозные: художественные изделия из
областей Римской империи, римские и
парфянские монеты и т. д.
На основе арамейского алфавита в первые века нашей эры было создано особое армазское письмо, приспособленное к местному языку. Помимо надписей на сосудах и т. д. сохранились две армазские надписи на стенах: одна имеет греческий перевод, другая написана только армазским письмом и полностью ещё не разобрана. В первой из них упоминается царь Фарасман (II в. н. э.).
Иберская аристократия находилась под сильным влиянием Ирана. Имена большинства иберских царей — Фарнабаз, Митридат, Фарасман и т. д.— иранского происхождения.Получает распространение и культиранского солнечного божества—Митры.
О внутренней жизни Албании в первые века нашей эры известно очень мало. Можно предполагать, что в это время происходит укрепление рабовладельческого государства. В связи с развитием ремесла и торговли появляются укреплённые города: свыше двух десятков албанских городов и поселений перечислены у Птолемея. Главным городом была Кабалака (Хабала — у Птолемея), расположенная в Ширваиской степи. В городах, как и в Армении, жили значительные группы пришельцев — греков, армян, сирийцев, иудеев. В целом по уровню развития Албания ещё значительно отставала от своих западных соседей — Иберии и Армении.
Внешняя история Албании известна несколько лучше. После похода Помпея албанский царь Ороз (имя его у древних авторов передаётся по-разному), был вынужден покориться Риму. Вскоре, однако, Албания освободилась из-под власти Рима и полководец Марка Антония Публий Канидий Красе покорил её заново. Август в своих «Деяниях» упоминает албанов в числе других народов, искавших дружбы Рима, а Тацит применительно ко времени Тибсрия говорит о царях Иберии и Албании как находящихся «под защитой римского величия». В 35 г. албаны вместе с иберами сражаются на стороне Рима против парфян в Армении. Невидимому, Албания находилась в это время в зависимости от Иберии. Вслед за тем, однако, происходит перемена: албаны начинают ориентироваться не на Рим, а на Парфию н зависимую от неё Мидию.
К концу I в. н. э. относится латинская надпись, недавно найденная на территории Азербайджана у горы Беюк-Даш, в 70 км от Баку. Она принадлежит центуриону логиона ХII Фульминаты, стоявшего в это время в Каппадокии. На основании этой надписи делали предположение о пребывании в Албании римских войск. Но гораздо более вероятно, что поставивший надпись центурион побывал в Албании с какой-то дипломатической миссией; для переговоров с царями и народами Востока римские полководцы обычно посылали именно центурионов. Если результатом этой миссии и могло быть временное укрепление римского влияния в Албании, то во второй половине II в. н. э. Албания освободилась от него.
В рассматриваемый период на территории Северного Причерноморья наблюдается дальнейшая эволюция рабовладельческого способа производства. Здесь этот процесс осложняется тем, что Северное Причерноморье было одним из узловых пунктов борьбы племён Восточной Европы против рабовладельческой цивилизации Средиземноморья. В первые века нашей эры наиболее важным и определяющим явлением в жизни Северного Причерноморья была всё возраставшая роль сарматских племён.
Распространение сарматов имело ряд
серьёзных последствий. Во-первых, Рим,
заинтересованный в бесперебойном
поступлении сельскохозяйственных
продуктов из Северного Причерноморья, стал
более активно вмешиваться в его дела. Во-вторых,
верхушка населения греческих городов под
влиянием усиливавшегося натиска местных
племён сама начинает искать поддержки у
империи, охотно признавая в обмен за это
римский протекторат. Однако блок правящего
класса с империей наталкивался на стойкое
сопротивление местного населения. Эта
борьба способствовала, с одной стороны,
консолидации знати и усилению
монархических элементов, с другой —
исчезновению последних признаков
демократии в греческих городах. Херсонес
превратился в аристократическую
республику, в которой большую роль играл
первый архонт. Города,утратив
самоуправление, подчинились боснорским
царям, которые, по примеру восточных
монархов, начали именовать себя «великими
царями царей», окружили себя пышным двором
и обширным придворным штатом.
Основная масса земли и других богатств концентрируется в руках немногих семей, из поколения в поколение занимавших все высшие должности. На их землях как в Херсонесе, так и в Боспорском царстве снова развивается в больших масштабах нарушенное во время митридатовых войн производство зерна и вина на экспорт. Большие размеры принимает рыбный промысел. Археологи находят на территории Боспора множество соответствующих орудий производства — мельничные жернова, виноградные прессы, огромные рыбозасолочные ванны, вмещавшие по 1600 ц рыбы, и т.п.
Продукты сельского хозяйства и рыбного
промысла вывозились в города Южного
Причерноморья и в значительной мере шли на
снабжение римских гарнизонов. Ввозились в
Северное Причерноморье главным образом
предметы роскоши — художественная
керамика, стекло, вино, ткани. Развивается
также обмен причерноморских городов с
соседними племенами. Новый подъём
переживает ремесло — керамическое,
ювелирное, металлургическое, оружейное.
В ремесле попрежнему большую роль играли рабы, но первые признаки разложения рабовладельческой системы начали сказываться и в Причерноморье. Как и в империи, здесь начинают отпускать рабов на волю; в земледелии труд рабов вытесняется трудом зависимого земледельческого населения — нелатов. Пелаты должны были обрабатывать земельные участки владельцев, сдавая последним часть урожая. Эксплуатация рабов и пслатов и доходы от торговли позволяли причерноморской знати жить с большой роскошью. В городах воздвигались монументальные здания, богатые склепы представителей правящего класса украшались прекрасной росписью, наполнялись роскошной утварью и драгоценностями. Меняется и состав правящего класса причерноморских городов. Племенная знать сарматов чем дальше, тем больше проникает в греческие города, смешивается с их верхушкой и оказывает на неё огромное влияние. Но если часть местной племенной знати и слилась с аристократией греческих городов, местное население в целом было ей враждебно, и столкновения между ними учащались.
Политическая история Северного
Причерноморья в этот период в значительной
мере определялась его взаимоотношениями с
Римской империей. Так, Херсонес тяготился
зависимостью от Боспорского царства и
обращался в Рим за помощью. «Свобода» была
дарована Херсонесу Августом в 25 г. до н. э.
Вначале Август пытался подчинить своему
контролю и Боспорское царство. С 47 г. до н. э.
царём там стал Асандр, восставший против
сына Митридата Эвпатора —Фарнака,
поручившего ему управление царством на
время своего похода против Цезаря. Асандр
женился на дочери Фарнака Динамии, и Август
признал его царём. После его смерти (18 г. до н.
э.) правила три года одна Динамия.
В 15 г. до н. э. Скрибоний, называвший себя внуком Митридата, женился на Дянамии и провозгласил себя царём. Имя Митридата VI было очень популярно среди местного населения, и Август боялся, что новый царь, воспользовавшись этим, поведёт активную антиримскую политику. На борьбу с ним был направлен царь Понта Полемон, который одержал победу над Скрибонием и, женившись на той же Динамии, был возведён на боспорский престол. Полемон мог править только в зависимости от Рима. Знать готова была с этим мириться, но местные племена Полемона царём не признали. После длившейся несколько лет войны с племенами, населявшими берега Меотиды, он был убит в 8 г. до н. э. аспургианами, которых некоторые исследователи считают одним из этих племён, а другие — приверженцами царя Аспурга, занявшего боспорский престол после смерти Полемона.
Кто был Аспург, точно неизвестно. Одни видят в нём представителя династии Митридата, другие — вождя какого-либо местного племени. Во всяком случае, он пользовался поддержкой местного населения, не желавшего подчиняться римскому ставленнику Поломону. Август признал Аспурга царём, добившись только выделения из его царства Херсонеса. Новая попытка дать Боспору угодного Риму царя была сделана при Калигуле, который желал видеть на боспорском престоле воспитанного при римском дворе внука Полемона. Но и эта попытка встретила сопротивление местных племён. Их возглавил сын Аспурга Митридат VII. Клавдий, признавший было его царём, вскоре по доносу брата Митридата Котиса заподозрил его во враждебных Риму замыслах и послал на Боспор войска, посадившие на престол Котиса.
При Котисе связь Боспорского царства с Римом стала более тесной. Эта связь, между прочим, выразилась в учреждении на Боспоре культа римских императоров, верховным жрецом которого считался сам царь. На монетах чеканились изображения римских императоров.Римское влияние вПричерноморье особенно укрепилось при Нероне, когда наместник Нижней Мёзии Плавтий Сильван был призван херсонесцами на помощь против осадивших город скифов,после чего вХерсонесе инаюжном берегу Крыма появляются римские гарнизоны. Возможно,тогда же римские солдаты были введены и на территорию Боспорского царства. Намереваясь предпринять широкое наступление на народы Причерноморья и прикаспийских областей, римляне считали нужным укрепить причерноморские города, как свои опорные пункты на далёкой периферии.
Характерно, что именно со времени водворения в Херсонесе римских солдат там окончательно побеждает аристократия и исчезают последние следы демократического устройства. С этого же времени знатнейшие семьи, бывшие онорой римского господства, начинают получать права римского гражданства. Одно время Нерон предполагал подчинить всё Северное Причерноморье провинциальному управлению.
После смерти Нерона и крушения его завоевательных планов был оставлен и этот проект, осуществить который, несомненно, можно было бы лишь после тяжёлой и длительной войны с местным населением. В дальнейшем взаимоотношения Северного Причерноморья и Рима колебались в зависимости от различных внешних и внутренних факторов. Так, когда возникновение племенного союза Децебала в Дакии потребовало значительного напряжения сил империи для борьбы с ним, римские войска были выведены из Херсонеса, и Херсонес снова попал в зависимость от Боснора.
Во II в. боспорские цари почувствовали себя самостоятельнее и свободнее. Нуждаясь в войске, императоры начали выплачивать им денежную субсидию, за которую получали в своё распоряжение боспорских солдат. Римские войска с территории Боспора были выведены. Постепенно боспорское войско, перенимая сарматское вооружение и тактику, становилось всё более значительной силой. Со II в. Боспор самостоятельно ведёт войны с сарматскими и тавроскифскими племенами; последние в конце столетия вынуждены были признать власть боспорских царей. Ряд побед над сарматскими племенами боспорские цари одержали в начале III в., расширив свои владения. Надписи царей конца II — начала III в.— Нотиса II и Савромата II — говорят об их победах над скифами и сираками, о присоединении к их царству Таврики, Рескупорид III (210—227) называл себя «царём всего Боспора и тавроскифов». Но Херсонес, попрежнему тяготившийся зависимостью от Боспора, добился от Рима в середине II в. нового «освобождения». Снова были введены сюда римские войска. Одновременно римский гарнизон введён был и в Ольвию. Её значение сильно упало по сравнению с предыдущими веками. Город так и не смог окончательно оправиться после разгрома его гетами в I в. до н. э. Лишившись части своих земель, Ольвия подчинилась царям Скифского царства в Крыму. «Свобода», полученная Херсонесом, была также весьма относительной. Фактически его дела вершил наместник Нижней Мёзии, и даже начальники римского гарнизона в городе имели больше рласти, чем городские магистраты.
Характерным для Северного Причерноморья
явлением было сарматское распространение
религиозных союзов, так называемых фиасов.
Некоторые из них были посвящены издавна
почитавшимся на Боспоре богам, но большая
часть их состояла из поклонников нового
бога, обозначавшегося как «высочайший», «всемогущий»,
«милостивый» и т. п. Повидимому, это было
божество, впитавшее черты Зевса греков и
Яхве иудеев, а может быть, и других богов.
Распространение его культа
свидетельствует о развитии
монотеистических представлений в Северном
Причерноморье. В фиасы входили главным
образом представители аристократии, всё
больше отделявшие себя от остального
населения.
Хотя официальным языком продолжал оставаться греческий и на нём написаны многочисленные сохранившиеся до сих пор надписи, однако всё чаще появляются негреческие, местные имена. Сами боспорские цари нередко носили теперь имя Савромат, происходящее от прежнего названия сарматов — савроматы. Городская внать перенимает сарматское вооружение — шлемы, панцыри, длинные мечи, луки и одежду. На монетах и памятниках из камня появляются тамгообразные сарматские внаки; некоторые из них становятся как бы гербами боспорских царей. В этих знаках, которые иногда группируются в целые строчки, некоторые учёные видят вачатки местной письменности, ещё не расшифрованной.
Как и сарматских вождей, царей и знатных горожан Боспора начинают погребать с оружием и конями. На надгробиях они изображались в виде конных воинов; сцены конных сражений стали одной из любимых тем в росписях, которыми украшались склепы знати. Надгробия с рельефами, расписанные саркофаги и стенная роспись в склепах являются важнейшими памятниками боспорского искусства того времени. Местные художники (мастерская одного из них изображена на найденном в Керчи саркофаге), сохраняя отчасти традиции эллинистического искусства, приспособлялись к господствовавшим на Боспоре вкусам. Это сказалось в яркости, многокрасочности живописи, в сочетании схематичности и условности изображений с реалистическим исполнением подробностей. Военная тематика сочеталась с картинами, изображавшими умершего пирующим в кругу семьи и друзей в загробном мире, с мифологическими сюжетами. Из последних особенно широко известно найденное в одном склепе изображение Деметры и похищения её дочери Персефоны богом подземного мира Плутоном»
Определённое влияние на быт и.искусство Боспора оказывали Парфия и Малая Азия. Так, из Парфии пришёл обычай покрывать лица умерших царей золотыми масками. В живописи заметно сходство с живописью Малой Азии и Сирии.
Появляется в причерноморских городах и много фракийцев. Боспорские цари были в родстве со старой фракийской династией, часто носили имена фракийских правителей — Нотисов, Реметалков, Рескупоридов и, невидимому, покровительствовали фракийцам.
Так же как и Боспор, некоторый подъём снова переживает с середины I в. и во II в. Скифское царство. Раскопки его столицы Неаполя (в Крыму, близ Симферополя) показывают, как оживились там в это время строительная деятельность, ремёсла и искусство, представленное росписью на стенах склепов и каменных домов, принадлежавших местной знати. Значительное развитие получила торговля, которая велась через вависимую от скифов Ольвию и укреплённые пункты на Чёрном море. Население Неаполя состояло из землевладельцев, осевших в городе кочевников — владельцев табунов коней, из царских дружинников, купцов. Об имущественном неравенстве свидетельствует различие между богатыми домами и склепами внати и жалкими землянками, юртами и могилами бедноты. Повидимому, у скифов рабство широкого развития не получило. Цари взимали дань натурой, и для хранения поступавшего в их собственность зерна — проса, ячменя, полбы — вдоль городских стен Неаполя были устроены ямы-зернохранилища, самые крупные из которых вмещали до 4 т верна. Найденные в городе давильни свидетельствуют о наличии виноделия, а гончарные печи — о развитии ремесла на продажу. Однако торговля не повела ещё к широкому денежному обращению. Монета ходила в основном римская. Только в Ольвии чеканилась местная монета с именами царей середины I в. Фарзоя и Инисмея. В это время Скифское царство было наиболее сильным. Скифы подходили к Херсонесу и угрожали боспорским городам. Во II в. их могущество начинает падать под влиянием натиска сарматов, боспорских царей и их союзника — Рима. Как уже упоминалось, во второй половине II в. и начале III в. боспорские цари одержали ряд побед над скифами. В III в. Скифское царство приходит в упадок. Его культура приобретает всё больше сарматских черт. В конце концов сарматы завладели Неаполем.
Большинство европейских племён в I—II вв. быстро развивалось. В этот период намечаются экономические и социальные предпосылки для образования больших племенных союзов, для возникновения народов, игравших в дальнейшем главную роль в истории средневековой Европы. Начинается упорная и длительная борьба этих племён с рабовладельческим Римом. Но империя ещё оставалась победительницей. Племена и народы, вступавшие с Римом в борьбу, были слабо подготовлены к этой борьбе: это были пока лишь ближайшие соседи империи, их экономическое и социальное развитие шло под слитком сильным её влиянием, и образовавшаяся в их среде аристократия в большинстве случаев искала и .находила союзника в римском правительстве, предавая свободу своих соплеменников. Положение меняется с III в., когда престиж и реальные силы империи начали падать, а на борьбу с ней выступили германские, сарматские и славянские племена, развивавшиеся самостоятельно, без непосредственного влияния римской экономики. Об этом новом историческом этапе речь будет идти ниже, но необходимо иметь в виду, что борьба мира племён, стоявших на стадии разложения первобытно-общинного строя, и клонящегося к упадку рабовладельческого общества, не началась неожиданно в III в. под влиянием более или менее случайных причин. Эта борьба шла непрерывно, так как была неизбежным следствием существования агрессивного рабовладельческого государства и народов, которым эта агрессия постоянно угрожала.
Кельтские племена, как уже говорилось, населяли обширные террИТОрИИ ГЛавным образом Центральной и Западной Европы. К середине I в. н. э. из кельтских племён полную независимость сохранили только племена, населявшие Ирландию, которая была известна античным авторам под именем Гибернии. Сношений с империей вплоть до III в. она почти не имела. В первые века нашей эры кельтские племена Ирландии делились на небольшие общины— туаты. Всё свободное население общины, состоявшее из земледельцев, друидов и некоторых категорий ремесленников, собиралось на народные собрания, а в случае войны выставляло ополчение. Председательствовали на собрании родовые старейшины, бывшие вместе с тем верховными судьями и военачальниками. При них существовал совет из представителей родовой знати. Туаты объединялись в союзы во главе с племенными вождями. Таких союзов в I—II вв. н. э. было пять.
Часть обедневшего населения находилась на положении клиентов знати. Клиенты ещё владели своими земельными участками, но получали от патронов скот и были обязаны возвращать его впоследствии с приплодом, сопровождать патрона на войну и в народное собрание. Часть клиентов по положению приближалась к рабам. Получив от патронов известное вознаграждение, они переставали считаться гражданами и обязаны были выплачивать господину часть урожая и приплода скота. В число клиентов входили и некоторые ремесленники низшей квалификации.
В конце II в. и в III в. племенные вожди Западной Ирландии, из которых наиболее известной и исторически достоверной личностью был Кормак, захватили соседние земли и создали сильное объединение племён. В это же время появляются построенные по образцу римских валов укрепления и постоянные вооружённые дружины, начавшие вторжения в пределы римской Британии. Античные авторы знают эти племена под именем скоттов и атекоттов. По мере ослабления римской власти в Британии многие из них стали расселяться на территории провинции.
Наибольшее количество сведений имеется для этого времени о племенах германцев, которым в конце I в. посвятил специальное сочинение 1ацит. Классический анализ этих сведений дал Энгельс в своих работах «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и «К истории древних германцев».
К концу I в. в экономике и социальном строе германцев произошли значительные изменения по сравнению с временами Цезаря. Они окончательно перешли к оседлому земледелию, хотя скотоводство ещё играло главную роль. Грубо построенные из камня икрытые черепицей дома заменили прежние временные хижины. Меньшую роль стала играть в хозяйстве охота. На смену родовой общине, обрабатывавшей сообща землю во времена Цезаря, приходят болыпесемейные общины, жившие отдельными поселениями. Такая община ежегодно вспахивала новый участок,оставляя старый под паром. Пастбища, выгоны и другие угодья составляли общее владение нескольких поселений.
Однако строй жизни германцев был ещё достаточно примитивен. Римские деньги распространялись только в пограничных с империей областях, более отдалённые пленена их не знали, и там господствовал простой обмен. Ремёсла, в частности металлургия, были развиты слабо, вооружение было крайне несовершенным. Письменность находилась в зачаточном состоянии и употреблялась только жрецами для магических обрядов и гадания. Материнское право уже сменилось отцовским, но пережитки его были ещё очень сильны. Они отразились в том, что женщины занимали особо почётное место как в семье, так и в культе. Во время восстания Цивилиса жрица и пророчица из племени бруктеров Веледа играла огромную роль в организации восставших, вдохновляя их на борьбу с Римом.
Рабство уже существовало, но носило патриархальный характер. Рабы получали скот и участки земли, за которые должны были вносить владельцам часть урожая. Дети рабов воспитывались вместе с детьми свободных, и, хотя рабы не принимали участия в общественных делах, разница между ними и свободными была далеко не так разительна, как в Риме. Племенная знать и племенные вожди, собиравшие вокруг себя преданную им дружину воинственной молодёжи, уже играли значительную роль, но верховное решение в важных вопросах попрежнему принадлежало народному собранию. Во II в. и в начале III в. римские купцы начинают проникать во всё более удалённые от империи области. Германская племенная знать покупает привозную утварь, вина, ювелирные изделия. Нуждаясь в деньгах для удовлетворения новых потребностей, она продаёт римским купцам скот, меха, рабов. Постепенно германские племена развёртывают оживлённую транзитную торговлю, переправляя римские товары в Скандинавию, где, по сведениям Тацита, существовал сильный союз германских племён, и в Прибалтику. В связи с ростом торговли развивалось мореплавание и совершенствовалось судостроение. Развивались и другие ремёсла — керамическое, ткачество, ювелирное дело, металлургия. Германские мастера сами изготовляли вооружение, между прочим и такую сложную его принадлежность, как кольчуги. Германские купцы начинают вывозить на север и на восток уже не только римские товары, но и предметы местного производства. Вместе с тем развивается сельское хозяйство, выращиваются лучшие породы скота и особенно лошадей, что очень подняло значение германской конницы. Всё это постепенно привело к изменению характера взаимоотношений между германцами и империей.
В I в., как уже говорилось, многие германские племена, жившие между Рейном и Эльбой, а также на Дунае, находились на положении клиентов Рима. Формы зависимости и её конечные результаты были весьма различны. Гак, например, батавы, каннинефаты, маттиаки, жившие на правом берегу Рейна, не должны были платить податей, но обязаны были поставлять солдат во вспомогательные войска. Восстание Цивилиса не только не вернуло им независимости, но, напротив, в конце I в. они были присоединены к империи, и возведённые на их земле укрепления должны были обеспечивать их покорность.
Племя фризов, живших по соседству с батавами в устье Рейна, не давало рекрутов, но было обложено податями — оно должно было поставлять кожи для армии — и находилось под надзором римских префектов. В 28 г. фризы восстали и на короткое время вернули себе свободу. В 47 г. они вновь были покорены Корбулоном. В 57 г. два их вождя получили римское гражданство, как клиенты Рима.
Долго сражались за независимость херуски во главе с победителем Вара Арминием. Их борьба осложнялась наличием среди них сильной проримской партии. Тиберий, отозвав Германика из-за Рейна, всячески старался поддерживать среди них внутренние раздоры. В конце концов херуски снова попали в зависимость от Рима.
В особом положении было племя гермундуров. Вытесненные херусками со своего старого местожительства на Эльбе, они были поселены римлянами на левом берегу Дуная с обязательством защищать границы провинции Реции, не имевшей до Клавдия римских гарнизонов. За верность Риму гермундурам — единственному из всех «варварских» племён — было разрешено появляться внутри провинции и вести торговлю в главном городе Реции.
Наиболее значительный племенной союз германцев удалось создать в I в. вождю маркоманнов Марободу. Маркоманны жили на Майне, но, спасаясь от римлян, ушли в первые годы нашей эры в Богемию (Чехию), покинутую частью населявшего её кельтского плэмени — бойев. Маробод провёл молодость в Риме и использовал полученные там знания при организации своего войска. К нему примкнула часть свевов, населявших Восточную Германию, лангобарды, лугии и многие другие. В результате он создал войско из 70 тыс. человек пехоты и 4 тыс. конницы. Его послы веля себя в Риме как представители равной державы. Хотя он не вступал в войну с империей, тем не менее был, по словам Тиберия, опаснее для Рима, чем в своё время Пирр и Ганнибал.
Существование этого крупного племенного союза само по себе активизировало все антиримские силы. Маробод становился союзником отпавших от Рима племён и давал убежище беглецам из империи. Вероятно, среди этих перебежчиков были и дезертиры, и беглые рабы, и провинциалы, не примирившиеся с римским гнётом.
В более позднее время страх перед возможным союзом галльских мятежников с племенами Британии явился одним из стимулов для завоевания Британии императором Клавдием. Надо думать, что сходные причины побудили Августа послать Тиберия против Маробода.
Война ею состоялась из-за начавшегося тем
временем панноно-далматского восстания.
Маробод не вмешался в борьбу Тиберия с
восставшими. Это лишило его возможных
союзников и ослабило его позиции. Ещё
большую ошибку допустил несколько лет
спустя вождь херусков Арминий, начавший
войну с Марободом вместо того, чтобы,
объединившись с ним, сплотить все
антиримские силы. Но тогда ещё не создались
предпосылки для образования длительных и
крепких племенных союзов, а опытный в
политике Рим делал всё возможное, чтобы
обострять племенную рознь. В 17 г. Маробод
был разбит Армшшем и обратился за помощью к
Тиберию. Однако император не только не
оказал ому помощи, но воспользовался его
слабостью, чтобы лишить его власти. Маробод
был поселён в Равенне, а маркоманны
получили в цари римского ставленника
Ванния из племени квадов, признавшего себя
клиентом Рима. Ванний, объединивший племена
квадов и маркомашюв, правил 30 лот и
значительно расширил свои владения за счёт
набегов на соседние племена. Впоследствии
он был изгнан своими соплеменниками и
поселён римлянами в Паннонии.
В середине I в. на Дунае появились сарматские племена язигов и роксоланов. После нескольких столкновений с империей они заключили с нею союз; но в конце I в. маркоманны, квады, часть свовов и сарматы объединились, чтобы сбросить с себя клиентскую зависимость, и отказались давать Риму солдат. Они нанесли тяжёлое поражение императору Домициану, вторглись в Паннонию, и империи лишь с большим напряжением сил удалось восстановить прежнее положение. Квады и маркоманны снова стали клиентами Рима, дававшего им царей по собственному выбору. Но в 60-х годах II в. народ восстал против римской опеки и навязанных ему царей. Это послужило началом труднейших для империи маркоманских войн, с которых начинается поворот в истории её взаимоотношений с соседними народами Европы.
В придунайских областях германцы составляли незначительное меньшинство, основная масса населения состояла здесь главным образом из фракийских и частично из кельтских племён. Среди фракийских племён особенно известны были геты. Это были земледельцы и скотоводы, которые вели торговлю с греческими городами Западного Причерноморья. Земля у них находилась в общинной собственности и ежегодно переделялась. Во главе племён стояли племенные вожди, но имущественное неравенство и социальная дифференциация были ещё незначительны. Большую роль в жизни гетов играли военные набеги. Воинственность гетов вошла в поговорку у античных авторов.
Самым значительным из придунайских племён
было племя даков. После смерти Биребисты их
союз распался, и римляне прилагали все
усилия, чтобы, ссоря между собой племенных
вождей, воспрепятствовать новому
объединению даков. Маробод, Ванний, язиги и
роксоланы должны были, между прочим,
блокировать даков, мешая их продвижению. Но
с падением Маробода, а потом Ванния неред
даками открылись новые возможности.
Социальная дифференциация среди них была
уже довольно сильна. Давнишние торговые
сношения с греками, а затем и с италиками
усиливали рост имущественного неравенства.
Естественные богатства страны, особенно
золотые и серебряные рудники,
способствовали развитию ремесла и
накоплению значительных сокровищ в руках
знати. Племенные вожди жили в
величественных замках, построенных на
высоких горах из колоссальных каменных
блоков и высушенного на солнце кирпича и
укреплённых валами и мощными стенами с
башнями. В этих замках хранились привозные
и местные изделия из драгоценных металлов,
оружие, дорогая греческая и италийская
утварь, богатые клады монет.
Эти сооружения, материал для которых доставлялся из отдалённых каменоломен, показывают, что обитатели их располагали массой рабочих рук. Скорее всего они эксплуатировали труд соплеменников, попавших в зависимость от них. Довольно интенсивный вывоз рабов из Дакии также свидетельствует о власти, которую приобрела знать над рядовыми соплеменниками. Условия жизни последних представляли разительный контраст с роскошью знати. Масса даков, занимавшихся земледелием и скотоводством, жила маленькими общинами в деревушках, которые состояли из нескольких десятков убогих, крытых соломой хижин.
Всё это показывает, что разложение первобытно-общинного строя у даков зашло уже достаточно далеко. Как и в Галлии накануне её завоевания, здесь складываются проримская аристократическая и антиримская народная партии. Как и в Галлии, народная партия поддерживала царскую власть, которая должна была сплотить даков, положив конец междоусобицам знати и ограничив её господство. В конце I в. в Дакии появился такой объединитель в лице талантливого и энергичного «царя» Децебала. У даков впервые создаётся государственное образование, которое, как и союз Маробода, закономерно приобретает антиримский характер.
Снова появилась сила, под защиту которой могли бежать недовольные римским гнётом. Децебал охотно давал им убежище. Особенно старался он привлекать ремесленников, которых использовал для сооружения укреплений и военных машин римского образца. Во взаимоотношениях с империей вопрос о перебежчиках был одним из самых острых. Планы Децебала шли далеко: он не только старался объединить соседние племена, но и мечтал о союзе с Парфией. Постоянным препятствием Р его деятельности была упорная оппозиция знати, которая опасалась укрепления царской власти и враждебно относилась к объединительным тенденциям Децебала. Во время всех его войн с империей, шедших с переменным успехом и перемежавшихся союзными отношениями, в римском лагере появлялись многочисленные даки в войлочных шапках (этим головным убором знать отличалась от народа), которые спешили изъявить покорность императору и готовность служить ему. Во время последней войны с Римом (106 г.), окончившейся гибелью Децебала и присоединением Дакии к империи, измена знати приняла особенно широкий характер. Зато народ сражался с поразительным мужеством, стойко защищая каждую пядь земли, и нёс тяжелые потери. Когда последние бойцы были вытеснены из своего последнего убежища и преданный знатью Децебал покончил с собой, значительное число даков покинуло свои деревни и ушло в Карпаты, в области, недоступные для римских войск. Эта так называемая «свободная Дакия» оставалась в дальнейшем постоянной угрозой для империи.
В настоящее время ещё нельзя составить полную и подробную историю славянских племён в I—IV вв. н. э. Греческие и латинские авторы сообщали очень беглые сведения о древних славянах, отделённых от римских пределов широкой полосой земель германских, кельтских, фракийских, сарматских и других племён. Не соприкасаясь непосредственно со славянами, античный мир знал о них сравнительно мало.
Тем не менее античные авторы указывают на территории, занятые славянами в эти отдалённые времена. Это позволяет связать со славянами ряд археологических культур первой половины I тысячелетия н. э. и изучить развитие производства, быт и культуру этих племён.
Самые ранние упоминания о древних славянах содержатся в труде римского учёного Плиния Старшего, жившего в I в. н. э. Плиний, пользовавшийся данными карты полководца Агриппы и сам служивший в Германии, знал о том, что за нею тянулись территории, населённые не германскими племенами. Называя эти земли Скифией, Плиний, невидимому, следовал установившемуся в античной историографии обычаю давать наименование скифов самым отдалённым и почти неизвестным племенам. Говоря о Скифском (Балтийском) море, Плиний помещал на его юго-восточном побережье сарматов, германцев, венедов, скифов и гирров. Одно из перечисленных племён, а именно венеды — славянское, о чём свидетельствует тот факт, что племенное название венедов, вентов, виндов и т. д. сохранялось за западными славянами до сравнительно позднего времени. Так, готский историк VI в. н. э. Иордан писал, что племена венедов весьма многочисленны и имеют различные названия, «однако, главным образом, они именуются склавинами и антами». Свидетельство Плиния отвечает археологической карте расположения племён к северо-востоку от Эльбы, где жили самые северные из германских племён, затем за ними славяне, а далее на север и северо-восток — финские племена.
Очень важны свидетельства Тацита, хотя он специально описал Германию и поэтому уделил сравнительно мало внимания соседям германских племён. Отмечая этническое различие венедов и германцев, Тацит сообщает, что по образу жизни венеды ближе к германцам, чем к кочевникам-сарматам. Это свидетельство Тацита вполне подтверждается характером культуры славянских племён того времени. Тацит отводит венедам довольно большую территорию, указывая, что они живут между певкинами (бастарнами), которых он помещает в Прикарпатье, и фенами (финнами), находившимися к востоку и северо-востоку от современного Рижского залива.
Однако даже такие неполные сведения о древних славянах были известны в Риме сравнительно немногим писателям. Большинство римских авторов попрежнему включало славянские территории в понятие Сарматии. Эта тенденция сказывается в большом труде древнего географа Птолемея (составленном около 160—180 гг.), который территорию к востоку от Вислы и Карпатских гор называл Европейской Сар-матией, а Балтийское море — Сарматским океаном.
Венедов Птолемей упоминает среди племён Европейской Сарматии, помещая их по всему Венедскому заливу (так он называет юго-восточную часть Балтийского моря) и далее в глубь Европы. Определить точно восточную границу венедов по данным Птолемея довольно трудно, однако то обстоятельство, что древний географ помещает Венедские горы далеко от балтийского побережья, позволяет думать, что, по его мнению, территория венедов была значительной. Данные Птолемея также показывают, что в его время название венедов уже приобрело значение обобщающего имени многих племён и порождало географические наименования — Венедский залив, Венедские горы. Среди географических названий карты Птолемея встречаются славянские термины, как, например, название города Калисия (сохранившееся до сих пор в названии Калиш), наименование горы Бодин и некоторые другие. Наряду с общим наименованием — венеды — Птолемей знает и славян в качестве одного из венедских племён под именем стлаваны или суовены.
Несколько иначе область обитания венедов показана на римской дорожной карте IV в. н. э. (так называемая Певтингерова карта), где венеды помещены у западных склонов Карпат и на Нижнем Днестре. Видимо, эта римская дорожная карта отразила начало движения славянских племён к Дунаю. Рассмотренные выше сведения древних писателей о распространении славян в I—IV вв. н. э. позволяют предположить, что эти племена занимали территорию от берегов Балтийского моря до северных отрогов Карпатских гор, гранича на западе с германцами и кельтами, на юге и юго-востоке — с сарматами; восточная граница славянских племён для этого времени не может быть определена.
Важные исторические данные доставляет анализ славянских ЯЗЫКов. Все они — русский, польский, полабский, лужицкии, чешский, словацкий, болгарский, сербохорватский и словенский — происходят от древнеславянского языка. Этот язык, как общий язык для всех славянских племён, существовал, повидимому, ещё в первой половине I тысячелетия н. э. Даже в IX в., когда в русских летописях уже упоминались отдельные славянские народы — болгары, чехн, ляхи и др., летописцы отмечали, что все они говорят на одном славянском языке. Учёные, исследовавшие древне-славянский язык, определили, что сложившиеся на его основе обособленные славянские языки появились лишь в тот период, когда славяне давно уже пользовались железом и имели значительно развитые ремёсла.
Действительно, у славянских народов едины не только названия всех общеупотребительных металлов — железа, золота, серебра, меди и олова, но и
многочисленных изделий из железа. Таковы, например, названия: коса, долото, клещи, секира, серп, мотыга, пила, стремя, острога и многие другие. Весьма важно, что и названия земледельческих орудий — плуг, рало, лемех — едины у всех славян. Характерно, что ремесленная терминология также восходит к общеславянскому языку, как и самое название «ремесло» и многочисленные названия профессий — кузнец, гончар, суконщик, ткач и т. д. Эти данные показывают, что общеславянский язык-основа сохранялся довольно долго. Учёные-лингвисты считают возможным отнести процесс его разделения только к середине I тысячелетия н. э.
Следует отметить, что до сих пор вопрос об археологических данных по истории славянских племён в первой половине I тысячелетия н. э. представляет весьма сложную проблему Дело в том, что археологические памятники на древних славянских землях ещё в конце XIX в. были известны очень плохо, да и в настоящее время остаётся много неизученных территорий. Сравнительно небогатый инвентарь могил с трудом поддавался определению и датировке, а это, в свою очередь, затрудняло определение археологического материала городищ. Наиболее характерны для конца 1 тысячелетия до н. э.— первой половины I тысячелетия н. э. археологические памятники в виде больших бескурганных могильников с различными обрядами погребений: трупоположениями и трупосожжениями. Остатки после трупосожжений заключены в урну, трупы положены в землю без урны. Так образовались кладбища, получившие, как уже указывалось выше, у археологов название «полей погребальных урн», или «полей погребений». В XIX в. учёные спорили о том, кому принадлежали обнаруженные в Средней Европе поля погребений—славянам, германцам, фракийцам или кельтам. Такая постановка вопроса была сама по себе неверна, так как обряд захоронения на полях погребальных урн принадлежал не одному только племени, а всем вышеперечисленным племенным массивам. Известный чешский археолог и историк Любор Нидерле, поддерживая мнение П. Шафарика и других чешских, а также польских археологов, указал, что можно говорить о славянской принадлежности только тех памятников полей погребений, которые находятся в пределах предполагаемого по письменным источникам расселения древнеславянских племён.
Эта точка зрения Л.Нидерле относительно этнической принадлежности носителей культуры полей погребений Средней Европы нашла подтверждение в последующих работах археологов. Польские учёные, исследовавшие культуру полей погребений на территории Польши, пришли к выводу, что носителями этой археологической культуры были венеды, так как её территория в основном совпадает с территорией, отводимой западной группе этих племён Плинием, Тацитом и Птолемеем.
Поля погребений к востоку от верховьев Днестра были открыты только в конце XIX в. известным русским археологом В. В. Хвойкой, исследовавшим их на территории Среднего Поднепровья. Изучение уже первых памятников этой культуры позволило. В. В. Хвойке утверждать, что они принадлежат древним славянам. Работы В. В. Хвойки были продолжены советскими археологами, раскопавшими и изучившими много новых поселений и могильников культуры полей погребений, которых теперь известно более 400. Эти раскопки показали, что не только Среднее, но и Верхнее Поднепровье в первой половине I тысячелетия было заселено славянскими племенами, хоронившими своих покойников на полях погребений и значительно отличавшимися образом жизни от соседних племён —кельтов, фракийцев и других, имевших подобный же обычай захоронения. Вместе с тем стало известно,, что славянские племена Поднепровья очень близки славянским племенам Повисленья. Внутри этого единого массива славянских племён наблюдаются некоторые местные отличия, давшие основание археологам говорить о нескольких археологических культурах. Это оксывская культура в Нижнем Повисленье, пшеворская культура в бассейне Средней и Верхней , Вислы. Последняя близка к зарубинецкой культуре славянских племён Среднего и .Верхнего Поднепровья.
Образ жизни и уровень развития производства всех славянских племён этого времени столь близки, что можно отметить только некоторое отличие исторического развития западных славянских племён от истории их восточной группы.
Племена, жившие к западу от верховьев Днестра, в междуречье Одера и Вислы и в бассейне Вислы, помимо давнего имени венедов, стали обозначаться в IV—VI вв. общим названием склавинов, т. е. славян.
Некоторые сведения об их жизни сохранились в описании Тацита, который, противопоставляя венедов кочевникам-сарматам, сообщает, что венеды строят прочные дома. Другой характерной особенностью венедов Тацит считает их умение быстро передвигаться пешком, в отличие от сарматов, проводящих жизнь на лошадях. Краткий рассказ Тацита ясно передаёт черты, свойственные быту земледельцев, жителей лесной полосы, использующих коня главным образом для земледельческих работ. Венеды были земледельцами и имели сравнительно слабо развитое ремосленное производство, долгое время сохранявшее характер домашнего ремесла. Например, гончарный круг распространился у венедов только к середине I тысячелетия. Правда, сделанная от руки чёрная лощёная посуда обитателей Повисленья имела высокое качество, отличаясь тщательной выработкой, разнообразием форм и обильной орнаментацией. Примечательно, что венеды с ранних времён были знакомы с металлургическим производством. На их территории обнаружено несколько металлообрабатывающих центров I—V вв. с домницами (печами для выплавки железа); в быту населения металлические изделия имели широкое распространение.
В южных областях, где венеды тесно
соприкасались и даже смешивались с
кельтами и фракийцами, наблюдается более
высокое развитие ремесленного
производства. Указанное явление ярко
иллюстрируется возникновением на землях
смешанного венсдо-кельтского населения
таких крупных ремесленных пунктов, как
Иголомня (под Краковом), где открыто
несколько десятков гончарных печей IV в. н. э.
Более развитое ремесло отмечено и у тех
венедских племён, которые жили по соседству
с фракийцами. Однако общий уровень
производства у венедов ещё не достиг той
ступени, когда ремесло выделяется в
самостоятельную отрасль, что и определяло
сохранение ими первобытно-общинного строя.
Всё же в рассматриваемый период можно наблюдать признаки начавшегося разложения родо-племенных отношений среди западных славян. Уже в III—V вв. н э. среди населения заметно значительное экономическое неравенство. Социальное расслоение проявляется не только в отличии инвентаря бедных и богатых могил, но даже и в размещении богатых погребений отдельно от захоронений рядовых общинников (например, Вымысловский могильник на Познанщине).
Племенная знать венедов накапливала большие богатства, что позволяло ей приобретать дорогие товары, привозившиеся из соседних римских провинций. Зажиточная часть населения пользовалась в большом количестве привозными украшениями, дорогой бронзовой, серебряной и стеклянной посудой, оружием и т. д. Значительное число привозимых к венедам товаров происходило из Галлии, Паннонии и других западных римских провинций, однако целый ряд товаров доставлялся через посредство причерноморских центров. Следует отметить, что торговля венедов с римским миром велась через Балтийское море и устье впадающих в него рек, а также по многочисленным сухопутным дорогам. Сопоставление римского импорта в земли восточных славян и в земли венедов показывает, что последние вели более интенсивную торговлю. При этом даже возможно, что среди южных пограничных племён интенсивность обмена привела к использованию римской чеканной монеты, тогда как в центральных венедских областях торговля сохраняла меновой характер.
История западных славян в рассматриваемое
время ещё весьма неясна. Тацит сообщает, что
венеды, «разбойничая, бродили в пределах
между певкинами и фенами». Повидимому, в I—IV
вв. венеды уже составляли союз родственных
Племён, оберегавших свои территории и часто
нападавших на соседей. Это подтверждается
той большой ролью военного дела в жизни
венедов, которая ясно прослеживается по
инвентарю их погребений, а также
знакомством римлян с вооружением венедов,
что нашло отражение в рассказе Тацита о
носящих щиты венедах.
В конце II в. н. э. через земли венедов на юго-восток прошли племена готов. Обстоятельства этого передвижения пока неизвестны. Повидимому, некоторая часть венедов примкнула к готам и вместе с ними принимала участие в войнах середины III в. на Дунае. На это указывает титул «венедский», который носил один из римских императоров тех лет. Повидимому, какая-то часть венедов в это же время признала свою зависимость от готского вождя Германариха, как сообщает историк Иордан.
В III в. начинается распространение западных славян на соседние земли Из северо-восточных областей Чехии они постепенно продвинулись на всю территорию страны, как показывает распространение славянской керамики так называемого «пражского типа» в последующие столетия. Этот процесс сопровождался славянизацией прежнего кельтского населения чешских земель. Возможно, что к III—V вв. относятся также движения славян на юго-запад от Эльбы и Одера.
Повидимому, в IV в. южная часть славянских племён подверглась нападению гуннов. Однако основной массив венедских племён не был ими затронут, и на этих землях, как и в Северном Приднепровье, продолжался процесс дальнейшего социально-экономического и политического развития славян.
Жизнь племён, обитавших в лесистых областях Среднего и Верхнего Поднепровья, отличается более медленным развитием производства и общественных отношений. Эти славянские племена известны по памятникам зарубинецкой археологической культуры (II в. до н. э. — II в. н. э.), местные варианты которой очень мало отличались друг от друга. Возможно, что часть памятников Черняховской археологической культуры (II—IV вв. н. э.) тоже принадлежала славянам.
Медленное развитие земледелия определяло сохранение указанными славянскими племенами первобытно-общинного строя и в начале I тысячелетия н. э. Их укреплённые городища обычно располагались по нескольку посёлков рядом, что позволяет считать их принадлежащими одному роду. Составлявшие род патриархальные семьи жили уже в отдельных домах. В некоторых местах это были наземные жилища со стенами из плетня, обмазанного слоем глины.
Некоторые группы славян в первые века нашей эры продвинулись от Среднего Поднепровья, повидимому, к Северному Донцу и верховьям реки Сейма. Распространение на восток было началом расселения славянских племён, происходившего в последующие столетия.
Заселяя территории сарматских племён, славяне частично оттесняли сарматов на юг и восток, частично ассимилировали. Следы общения славян с сарматами бесспорно засвидетельствованы появлением у сарматов личных имён «Ант» и «Хорват», которые во II—IV вв. н. э. употреблялись даже сарматами, обитавшими далеко на юге, в Танаисе и Пантикапее.
Основным занятием населения было, как и раньше, земледелие, наряду с которым значительную роль играли охота и скотоводство. В первых веках нашей эры земледелие достигло более высокого уровня вследствие усовершенствования орудий производства: вместо прежних деревянных пашенных орудий у славян получило распространение рало с железным наконечником, что должно было повысить производительность земледельческого труда.
Одновременно с ростом земледелия и скотоводства развивались и другие отрасли общественного производства. Уже в первых веках нашей эры можно отметить обособление металлургического и кузнечного ремёсел. Распространённость железных орудий в Верхнем Поднепровье указывает даже на большее развитие металлургии здесь, чем в Среднем Поднепровье. Однако все остальные отрасли ремесленной деятельности сохраняли ещё характер домашнего ремесла, Даже гончарное производство не выделилось ,в самостоятельное ремесло, и посуда изготовлялась от руки. Ремесленное производство в целом было ограничено, так как его продукция расходилась внутри узкого круга потребителей.
Вопрос о развитии торговли у восточных славян в первые века нашей эры исследован ещё недостаточно. О внутренней торговле между племенами иока ничего не известно. Внешние связи характеризовались относительно слабым контактом с областями средиземноморского бассейна. Это подтверждается указанным выше смутным знакомством римских авторов со славянами. Материал из поселений свидетельствует о другом направлении меновых и культурных отношений — на запад, к населявшим Чехословакию кельтским племенам и, что вполне естественно, к западнославянским племенам Повисленья. Это заключение, однако, следует считать предварительным, так как из нескольких десятков поселений изучаемых цлемён раскопаны только единицы.
О социальном строе восточных славян приходится судить почти исключительно на основании археологических данных. Развитие производительных сил в рассматриваемое время достигло уже такого уровня, когда родовая община начала постепенно уступать место складывавшейся сельской общине — территориальному посёлку больших патриархальных семей. Сравнительно небольшие жилища первых веков нашей эры и находимый в них инвентарь показывают, что отдельная семья уже владела орудиями производства и запасами.
Показателем начавшегося разложения первобытно-общинного строя у восточных славян служит наличие у них рабства, о чём сообщают более поздние византийские писатели. Хотя эти сведения, относящиеся уже к VI в., подтверждают, что и в это время институт рабства у славян был мало распространён и носил патриархальный характер, однако можно предполагать, что зарождение рабства относится ещё к предыдущим столетиям. Об этом свидетельствует наличие у славян в VI в. обычного права, запрещавшего порабощение соплеменников. Несомненно, в изучаемый период рабство не играло сколько-нибудь заметной роли в производстве.
Племенная организация у восточных славян известна сравнительно мало. По-видимому, каждое племя управлялось своим вождём, наряду с которым существовали совет старейшин и общее собрание племени. Можно думать, что к концу рассматриваемого периода уже началось образование славянских племенных союзов, столь сильных в VI в.
История восточнославянских племён в первые века нашей эры известна крайне недостаточно. В конце II в. н. э. на нижнем течении Дуная и в Северо-Западном Причерноморье появились племена готов, пришедшие из Юго-Восточной Прибалтики. Движение готов и появление их в Причерноморье не оказало заметного влияния на славянские племена Невидимому, пришедшие с берегов Балтийского моря готские племена были не очень многочисленны, и, кроме того, они сравнительно быстро прошли на Дунай, в пределы фракийских племён. Ближе всего с готами, в частности с остготами, славянские племена столкнулись лишь в IV в. н. э.
Во II—IV вв. н. э. на всей территории от Среднего Поднепровья до Южного Буга, Днестра и Прута распространяется так называемая Черняховская культура полей погребений, получившая своё название от села Черняхов, Киевской области УССР, еде был открыт и раскопан обширный могильник, насчитывающий несколько сот захоронений— трупоположений и трупосожжений.
Черняховская культура представлена
многочисленными поселениями и
могильниками. Поселения — большие
неукреплённые селища (их насчитывается в
настоящее время уже несколько сот) —
расположены по берегам рек и ручейков,
вдоль их южных и восточных склонов. Жилища в
поселениях наземные или несколько
углублённые, и те и другие — дерево-глинобитные.
Поблизости от поселений располагаются
могильники, обычно довольно больших
размеров, с трупосожжениями и
трупоположениями, обставленными сосудами и
снабжёнными типичными для данной культуры
мелкими украшениями и предметами домашнего
обихода. Керамика, как сопровождающая
захоронения, так и с поселений, серого и
черного цвета, великолепного качества,
разнообразных форм, нередко украшенная
орнаментом, в огромном своём большинстве
сделана на круге. Довольно многочисленна,
особенно на поселениях, импортная посуда, в
частности амфоры, в которых с юга, из
северочерноморских городов, доставлялись
растительное масло и вино. Встречается и
стеклянная посуда, а ещё чаще — стеклянные
бусы, бронзовые, а иногда и серебряные
фибулы, пряжки, подвески, костяные гребни и
т. д. Совершенно отсутствует оружие.
Создателями Черняховской культуры были земледельческие племена, которые достигли несколько более высокого уровня развития, чем их северные соседи. Ремесленное производство характеризуется появлением гончарного круга, употребление которого было заимствовано этими племенами из областей римского мира.
Общественный строй носителей Черняховской культуры отмечен возникающим имущественным неравенством членов племени. Инвентарь погребений и состав кладов показывают, что в руках отдельных лиц скапливались сокровища, включавшие ценные предметы и римские серебряные монеты. Примечательно, что, собирая римское серебро, это население не сохраняло медной монеты. Известны клады, содержащие сотни императорских серебряных монет, общий вес которых достигает 4— 20 кг.
Носители черняховской культуры находились в тесном общении с Северным Причерноморьем и дунайскими провинциями, свидетельством чего являются, помимо монет, многочисленные находки амфор и инкрустированных металлических украшений из причерноморских центров, краснолаковая керамическая посуда, стеклянные изделия и т. д. Этот приток монет и вещей так называемой «провинциальной римской культуры» несколько сократился с середины III в. н. э. в связи с начавшимся передвижением европейских племён и натиском их на границы Римской империи.
Этнический состав носителей черняховской культуры при современном состоянии науки трудно определить более точно. Очевидно, носителями её в разных местностях были различные этнические элементы, жившие по соседству друг с другом. Например, в Поднестровье это были фракийские племена и та часть готов, которая там осела. В Среднем Поднепровье в создании тамошнего варианта черняховской культуры участвовала часть, повидимому, славянского населения, смешавшегося здесь с давним сарматским населением.
Значительные изменения происходят в это время в жизни племён Прибалтики — предков современных литовцев, латышей и эстонцев. Эти племена знали употребление бронзы и железа до начала нашей эры. Но металлы ещё не играли большой роли в их быту. Хотя при раскопках находят отдельные орудия из бронзы и железа и формочки для литья бронзы, подавляющее большинство орудий всё ещё изготовлялось из камня, кости и дерева. Примитивные металлические вещи поступали в основном от племён Юго-Запада и Среднего Поднепровья. Это были бронзовые и-жеЛезные топоры, бронзовые наконечники копий, железные серповидные ножи. Земледелие было ещё развито слабо. Главным источником существования являлось скотоводство, уже оттеснившее на второй план охоту, рыболовство и бортничество. Нуждаясь прежде всего в хороших пастбищах для скота, .население Прибалтики в конце I тысячелетия до н. э. осваивало лишь долины рек. Здесь археологи находят курганы, сложенные из камня и земли над расположенными в несколько ярусов погребальными урнами или стоящими на земле каменными ящиками. В этих курганах хоронили членов одного рода. Целые родовые общины жили в поселениях, окружённых земляными валами и оградами из брёвен. Жилища: с плетёными из ветвей и обмазанными глиной круглыми стенами и коническими, державшимися на столбах крышами помещались внутри пространства, окружённого валом, который должен был служить защитой при столкновениях между родами и племенами, возникавших из-за обладания скотом и пастбищами.
В первые века нашей эры картина совершенно меняется. Особенно быстро идёт развитие племён Южной Латвии и Литвы, .втянутых в торговлючс РИМСКОЙ империей и славянами, жившими по берегам Днепра и Вислы. По их территории пролегал путь римских купцов, скупавших прибалтийский янтарь, который пользовался большим спросом в Италии и провинциях. Даугава связывала Прибалтику со славянами Поднепровья. В её бассейне находят римские металлические и ювелирные изделия, римские монеты, украшенные эмалью вещи из Среднего Поднепровья. Вместе с тем возрастает импорт железа и одновременно обработка местного железа — болотных руд. Железные изделия вытесняют костяные и каменные. Появляются специалисты-кузнецы. В могиле одного кузнеца найдены его инструменты — клещи, молоток, зубило. Для обработки дерева использовался уже железный скобель.
Усовершенствование орудий производства позволило развить земледелие, которое становится ведущей отраслью хозяйства. В погребениях первых веков нашей эры появляются серпы, мотыги, ножи, а затем и косы,. К началу нашей эры была введена в употребление деревянная соха. Земледелие становится пашенным, очевидно, начинает применяться тягловая сила скота. Под пашни расчищаются леса. Осваиваются культуры ржи, овса, ячменя, льна, репы, гороха. Укреплённые родовые поселения сменяются поселениями больших, а затем и малых семей, которым развитие земледелия дало возможность расселяться по более обширным территориям.
Так происходит разложение рода, и вследствие развития обмена отдельные семьи, в частности родовых старейшин, накопляют известные богатства. Племена, жившие к югу от Даугавы, создают особую материальную, культуру, которая охватывала территорию современных Латвии, Литвы н Калининградской области. В это время формируются те летто-литовские племена, которые были предками латышского и литовского народов.
К северу от Даугавы складываются эстонско-ливские племена, несколько отстававшие в своём развитии от южных племён. Правда, и здесь в начале нашей эры увеличивается количество привозных и местных изделий из бронзы и железа, но техника обработки последних стоит значительно ниже. Земледелие стало и здесь преобладающим, но господствовала не пашенная, а подсечная система. В качестве основного земледельческого орудия помимо мотыги применялась лишь лёгкая деревянная соха, которую люди волокли сами. Подсечное земледелие требовавшее значительных усилий большого числа людей, тормозило разложение рода.
Кое-где из рода выделяются большие патриархальные семьи, но выделение малых семей ещё не началось. Долго сохраняются общие могильники и укреплённые поселения, которые с развитием производительных сил и ростом населения распространяются на все большую территорию.
В Первой половине I тысячелетия н. э. известное развитие переживают и финно-угорские племена, жившие в бассейнах Оки и Камы. У античных авторов финно-угорские племена упоминаются под именем фенов (Тацит) или финнов (Птолемей), а возможно и эстиев (Тацит), хотя наименование «эстии» могло в это время относиться и к прибалтийским племенам. Первое упоминание отдельных финно-угорских племён Восточной Европы встречается у готского историка Иордана, который приписывает «царю готов» Германариху победы над мордвой («морденс»), мерей («меренс») и другими племенами Археологические данные позволяют проследить судьбу финно-угорских племён и на более ранних этапах их развития. Так, они показывают, что в первой половине I тысячелетия н. э. у финно-угорских племён железо окончательно вытеснило бронзу, из которой изготовлялись теперь только ювелирные изделия - пряжки нагрудные бляхи, фибулы, браслеты, подвески, ожерелья, характерные женские голов ные уборы с венчиками и подвесками в виде колокольчиков, оканчивающиеся спиралью серьги. Оружие, из которого наиболее употребительны были копья дротики, топоры и сходные с римскими мечи, изготовлялось из железа или снабжалось железными частями: наконечниками и т. д. Вместе с тем многие предметы, в частности стрелы, попрежнему выделывались из кости. Как и раньше, большую роль играла охота на пушных зверей, мех которых шёл на вывоз.
К концу первой половины I тысячелетия усиливаются торговые связи прикамских племён с Ираном и Восточной Римской империей. В Прикамье, особенно в районе Соликамска и Кунгура, часто встречаются украшенные высокохудожественными изображениями серебряные позднеантичные и сасанидские блюда, поступавшие сюда в обмен на меха и, невидимому, находившие применение для нужд культа. В бассейне Оки продолжает возрастать роль коневодства. В могилах мужчин, а иногда и женщин, находят конскую сбрую, откуда можно заключить, что лошади теперь уже служили и для верховой езды. Вместе с тем сохранившиеся в могилах остатки шерстяных тканей говорят о развитии овцеводства, а остатки льняных материй, находки серпов н мотыг — о том, что финно-угорским племенам было знакомо и земледелие.
Имущественное неравенство было уже довольно значительным. Наряду с бедными могилами, где найдены только ножи или вовсе не обнаружено никаких вещей, встречаются богатые погребения с большим количеством украшений, оружия и т. п. Особенно много ювелирных изделий встречается в женских могилах. Однако имущественное неравенство, повидимому, ещё не привело к разложению родового строя, так как в руках отдельных лиц скапливались лишь предметы личного обихода. О длительном сохранении прежних форм жизни свидетельствует сходство финноугорских городищ первых веков нашей эры с более ранними. Так, пьяноборская культура на Каме, сменившая ананьинскую, отличается от неё лишь стилем бронзовых изделий и преобладанием железа.
Значительный интерес представляют памятники культа и произведения искусства. Для последнего характерны бронзовые рельефные подвески, изображающие оленей, орлов с человеческим лицом на груди, ящеров, семиголовых лосей, людей, а также маленькие бронзовые и свинцовые идолы в виде птиц, зверей и людей. Около 2 тыс. таких фигурок найдено в 20 км от города Молотова, вниз по Каме, где, повидимому, существовало святилище бога, которому их приносили в жертву. Там же обнаружено огромное количество костей различных жертвенных животных, около 2 тыс. костяных и железных наконечников стрел и около 15 тыс. стеклянных золочёных бус. Другой памятник культа — пещера на реке Чусовой, где найдено несколько тысяч костяных и железных наконечников стрел. Археологи считают, что в этом месте в связи с какими-то религиозными обрядами происходили состязания лучников.
В южнорусских степях, на Дону, в Нижнем Поволжье и на рубани главную роль в I—II вв. играли кочевые племена сарматов. Распространившись на этой территории, они оттеснили скифов, которые сохранили своё господствующее положение только в Крыму. От Меотиды (Азовского моря) до Поднепровья жили роксоланы, которые, по мнению некоторых исследователей, представляли союз кочевых сарматов и земледельческих племён Поднепровья—росов, или рокосов. Археологи высказывали также предположение, что известные особенности культуры полей погребений на левом берегу Днепра объясняются проникновением туда сарматов. В середине I в. сарматское племя язигов и часть роксоланов дошли до Дуная; часть сарматских племён вышла в непосредственное соседство с Северным Причерноморьем.
Степень развития отдельных сарматских племён была различной. Те из них, которые соприкасались с городами Причерноморья и находились с ними в торговых сношениях, развивались быстрее и оказывали, в свою очередь, большое влияние на эти города. Часть сарматской знати селилась в них, смешиваясь с местной знатью. Сарматские же племена поволжских степей в первые два века нашей эры стояли на значительно более низкой ступени развития. У них ещё были сильны пережитки матриархата, торговые связи с рабовладельческими обществами почти отсутствовали. Это были прекрасные воины, создавшие тяжёлую конницу и сражавшиеся длинными мечами и копьями в противоположность лучникам-скифам. Некоторые исследователи считают, что у этих сарматских племён уже были рабы, но если это и так, то рабство могло иметь у них только примитивный характер и развилось лишь на юге, где соприкосновние с городами Причерноморья способствовало ускорению их социальной дифференциации. Раскопки, производившиеся в Поволжье, показывают, что в первые два века нашей эры имущественное неравенство и, следовательно, общественное расслоение были здесь мало заметны.
Область расселения сарматов наряду со
степями Восточной Европы захватывала и
степи Северного Кавказа. Рядом с ними по
берегам Меотиды (Азовского моря) и по
Гипанису и общественный строй (Кубани) жили
меоты, а в горных областях вдоль
Центрального хребта — племена кавказского
происхождения, примыкавшие по своей
этнической принадлежности к населению
Закавказья — албанам, иберам, сванам. У
сарматских племён в степях господствовало
кочевое скотоводство, однако часть
населения перешла к оседлой жизни; у
кавказских горцев основной формой
хозяйства было яйлажное скотоводство;
местами оно дополнялось примитивным
земледелием и охотой.
О развитии оседлого образа жизни как у сарматских, так и у других племен Северного Кавказа можно судить по данным античных авторов. В 40-х годах I в. н. э. боспорский царь Митридат VII после неудачной попытки освободиться из-под власти римлян бежал в степи Северного Кавказа. Странствуя среди сарматских племён, он попытался создать коалицию против своего брата Нотиса, захватившего боспорский престол, и против поддерживавших его римлян. Рассказ о произошедшей в связи с этим войне, сохранившийся у Тацита, даёт интересные сведения о положении Северного Кавказа в середине I в. н. э. В долине Гипаниса наряду с кочевым существовало частично и оседлое население. У меотийского племени дандаридов и сарматского племени сираков имелись укреплённые города (Соза, Успа). Правда, стены их строились не из камня, а из плетней с насыпанной между ними землёй, а сами эти города представляли, по всей вероятности, укреплённые убежища, куда население собиралось в случае военной тревоги. Возможно также, что часть населения кочевала летом в степях, а зимой собиралась в города. Тем не менее само по себе наличие городов указывает на то, что у племён Северного Кавказа начался переход к оседлой жизни, хотя кочевое хозяйство ещё продолжало играть основную роль.
Являлись ли упоминаемые Тацитом дандариды,
сираки, аорсы племенами в точном значении
этого слова или союзами кочевых племён,
сказать трудно. Во всяком случае
государство у них, невидимому, ещё не
сложилось; во главе отдельных племенных
образований стояли военные предводители,
которых римляне трактовали как варварских
царей.
Процесс разложения первобытно-общинного строя зашёл у населения долины Кубани достаточно далеко. Когда римляне осадили один город, население его предлагало им выдать, если они пощадят город, 10 тыс. рабов; цифра эта, по всей вероятности, сильно преувеличена (вряд ли всё население города достигало такой величины), но сам по себе факт свидетельствует о значительном развитии социального неравенства. Наряду с настоящими рабами представители знати могли в данном случае выдать и своих свободных, но более бедных и эксплуатируемых сородичей.
Возникновение имущественного неравенства и рабовладения, выделение племенной знати, неразрывно связанное с этими процессами стремление к захвату рабов и грабежу приводили к тому, что племена Северного Кавказа начинают оказывать всё более сильный нажим на Закавказье. Кочевники Северного Кавказа прорываются через горные проходы Центрального хребта и через так называемые Каспийские ворота, около современного Дербента (Каспийскими воротами назывались и некоторые другие горные проходы на Кавказе и в Иране), подвергают грабежу закавказские области и поступают наёмниками к местным царям. В 35 г., во время борьбы за Армению, и которой помимо римлян и парфян приняли участие иберы, сарматы собирались помогать обеим сторонам. Однако иберы быстро пропустили союзных им сарматов Каспийской дорогой (скорее всего, современная Военно-Грузинская дорога) и направили их против армян, тогда как те сарматы, которые были союзниками парфян, не смогли прийти им на помощь: все остальные проходы были заперты иберами и союзными с ними албанами. В середине I в. н. э. в античной литературе (Сенека, Лукан) появляется имя аланов, генетически, возможно, связанных с более древними аорсами. Особого могущества достигают аланы в III—IV вв., но уже на протяжении первых двух столетий нашей эры аланы совершали неоднократные набеги на Закавказье и прилегающие страны. Основной территорией расселения аланов были степи Северного Кавказа к северу от Дарьяла (от персидского «дар-и-алан», «ворота аланов»), где и ныне живут их потомки осетины.
На территории Северного Казахстана и Сибири в последние века до нашей эры и в первые века нашей эры происходят значительные изменения. Более широкое распространение получает железо, которое в ряде областей окончательно вытесняет бронзу. У наиболее развитых племён разложение первобытно-общинного строя идёт быстрым темпом. Восточноазиатские монголоиды продвигаются в Западную Сибирь и Казахстан, частично вытесняя древнее европеоидное население, частично смешиваясь с ним, и образуют здесь компактные группы. Этнографическая карта Сибири начинает приближаться к современной.
Наиболее развитыми областями Сибири в этот период продолжают оставаться Алтай и Минусинская котловина. На смену тагарскому периоду в истории Южной Сибири окончательно приходит гунно-сарматский, который характеризуется выдвижением новых племён (гуннов на востоке, сарматов на западе) и дальнейшим углублением социальных противоречий в среде кочевников Казахстана и Южной Сибири. Весьма заметным в археологических памятниках Алтая становится гуннское влияние. Алтайские курганы этого времени во многом напоминают гуннские погребения в Ноин-Уле и других местах.
Среди курганов этого времени можно
выделить три основных типа: бедные курганы
рядовых свободных, более богатые,
расположенные цепочками, и, наконец,
огромные курганы, сложенные из камней,
принадлежавшие, вероятно, наиболее знатным
лицам (Шибе, Катанда и др.). Хотя эти курганы
в подавляющем большинстве разграблены, всё
же и то, что осталось, свидетельствует о том,
что многие из них были богаче первого
Пазырыкского кургана. На это указывает
большое количество лошадей (в Шибе —14, в
других курганах — до 16), а также огромные
массы золота: в иных курганах, оставшихся
неразграбленными в древности, но
хищнически раскопанных в начале XVIII в.,
находили свыше пуда золота в каждом. В
Катанде были найдены любопытные собольи
одежды. Одна из них — мужская, имела вид
шубы, верх которой был покрыт чешуевидным
узором из кусочков горностаевого меха,
выкрашенных в красный и зелёный цвета, и
украшен множеством (более 5 тыс.) деревянных
и кожаных бляшек, обтянутых листовым
золотом. Другая одежда с длинной спинкой,
несколько напоминающая фрак, была покрыта
шёлком оливкового цвета и украшена по
бортам и вдоль швов золотыми бляшками и
полосками; эта одежда была, видимо, женской.
Сохранность этих предметов объясняется тем,
что содержимое Катанды, как и остальных
курганов Алтая, было промёрзшим.
В курганах этого времени были погребены лица, занимавшие высокое общественное положение. Почти во всех погребениях вместе с умершим положены не только убитые лошади, но и убитые люди. В Шибе в большой колоде лежали искусственно мумифицированные трупы старика и ребёнка лет семи, в Караколе— мужчина и женщина, в Катанде — тоже, невидимому, мужчина и женщина. Очевидно, считалось, что жена или наложница должны сопровождать знатного человека в загробный мир.
Накопление богатств в руках знати вело к
расширению обмена. Если раньше, в те времена,
когда был насыпан первый Пазырыкский
курган, внешние связи алтайских племён были
ориентированы на Запад, то теперь наиболее
сильным становится китайское влияние,
проникающее через гуннов. Во многих
курганах встречаются китайские изделия, в
частности шёлк и вещи из китайского лака.
Сохраняются связи и с Западом. В богатых
погребениях этого времени часто
встречаются мелкие штампованные золотые
бляшки так называемого сарматского типа.
Иногда они совершенно тождественны на «сём
протяжении огромных степных пространств от
Алтая до Волги, что указывает на оживлённый
межплеменной обмен и даже на известное
единство в материальной культуре кочевого
населения европейско-азиатских степей.
Быт и хозяйство оседлого населения остались в основном прежними, но и здесь железо вытесняет бронзу. Очевидно, в связи с возрастанием военной активности кочевников вокруг оседлых поселений воздвигаются укрепления; часто эти поселения расположены на высоких мысах и защищены с трёх сторон обрывистыми склонами, а с четвёртой — валом и рвом. В могилах оседлых жителей появляются конские захоронения, чего раньше не бывало. Очевидно, оседлые жители в борьбе с конницей кочевников были вынуждены сами вступать в бой на конях.
История других областей Казахстана и Западной Сибири не может быть охарактеризована сколько-нибудь подробно. Археологические памятники, исследованные в степях к западу от Алтая, относятся в основном к рубежу нашей эры. В Барабинской степи, а также на правом берегу Иртыша, в районе Омска сохранились курганы, инвентарь которых в некоторых отношениях сходен с алтайским, но вместе с тем имеет и существенные отличия; в частности, в них нет конских захоронений. Тем не менее можно предполагать, что по социально-экономическому строю местные племена приближались к алтайским, хотя и были несколько примитивнее.
И здесь имущественное неравенство пустило корни: встречаются очень большие курганы с изделиями из золота и серебра. Для искусства и здесь характерен звериный стиль.
Как и на Алтае, по берегам Иртыша и Оби сохранились городища оседлого населения. Это последнее жило в полуземлянках и занималось скотоводством, земледелием и охотой. Но II в. до н. э. В могильниках появляются брошшвые и золотые украшения. Далее на запад, на территории Северного Казахстана, Южного Урала и Западной Сибири между Тоболом и Уралом, могильные памятники приближаются к сарматским могильникам Поволжья и Приуралья.
Сведения о племенах Алтая и Северного
Казахстана для этого периода черпаются
почти исключительно из китайской
литературы. В степях между Или и Иртышом, но
китайским данным, жили северные чеши. Далее
на северо-восток от Алтая до енисейских
степей локализовались динлины—древние
европеоиды Западной Сибири. В последние
столетия до нашей эры они стали смешиваться
с наступавшими с востока монголоидами, и
именно это смешанное население создало
Щибе, Катанду и другие грандиозные курганы
рубежа нашей эры.
История Минусинской котловины в последние века до нашей эры и в первые века нашей эры имеет много общего с историей Алтая. Здесь также к концу I тысячелетия до н. э. железо вытесняет бронзу. Ко II—началу I вв. дон. э. относятся позднетагарские курганы, расположенные в одиночку на больших расстояниях друг от друга, иногда громадных размеров и с каменными оградами из высоких плит. Они содержат обширные бревенчатые камеры, прикрытые толстым слоем коры и бересты, и большое количество погребённых (свыше 100). Часто встречается трупосожжение. Для инвентаря характерны железные изделия, гипсовые погребальные маски, глиняные сосуды на полых ножках, напоминающие этим сосуды из плиточных могил Забайкалья I тысячелетия до н. э. Встречается золото. Могильники этого типа к рубежу нашей эры распространяются к северу и северо-западу: их можно встретить в окрестностях Красноярска, Ачинска и Мариинска. Курганы эти, вероятнее всего, представляют собой захоронения целых больших семей. Во II—I вв. до н. э. татарскую культуру на Енисее постепенно сменяет таштыкская (от реки Таштык близ Минусинска), которая продолжает существовать до IV в. н. э., соответствуя гунно-сарматскому периоду в истории степей Европы и Азии. Таштыкцы, как и тагарцы, занимались мотыжным земледелием и оседлым скотоводством. В могилах в изобилии встречаются зёрна проса. Оружие и орудия труда — целиком железные. Таштыкские могилы содержат мумифицированные трупы, гипсовые маски, иногда очень точно передающие облик умершего, остатки деревянных луков, деревянную и глиняную посуду и т. д. На связи с Китаем указывают куклы в одеждах из шелка, берестяные сосуды, обтянутые китайским шёлком ханьского времени. Наряду с могилами таштыкского типа продолжали существовать каменные курганы с трупосожжением, бревенчатыми камерами, коллективными захоронениями (до 60 человек) и памятниками звериного стиля. Строителями этих курганов были скотоводы-полукочевники, разводившие лошадей, овец, коров и жившие бок о бок с населением, оставившим таштыкские могилы.
Как и на Алтае, европеоиды на Енисее
начинают вытесняться монголоидами и
постепенно смешиваются с ними. На смену
европеоидным динлянам появляются
монголоидные кыргызы, которых китайцы
называли хягас, или хакаса, откуда идёт и
современное наименование хакасов, до сих
пор обитающих в окрестностях Минусинска.
Впервые хакасы упоминаются около 100 г. до н.
э. Сыма Цянем, который их локализует на
Енисее рядом с динлинами. В дальнейшем
хакасы частично оттесняют дишшнов на север
и северо-запад, частично смешиваются с ними,
на что указывают прежде всего погребальные
маски, дающие европеоидный, монголоидный и
смешанный антропологические типы, а также
преемственность погребальных обрядов.
Хакасы, подчинившие себе динлинов, образовали по верхнему течению Енисея, включая и Туву, племенной союз. Быстрыми темпами идёт разложение первобытно-общинного строя, подготовляется возникновение государства хакасов, которое окончательно складывается в VI в.
В Забайкалье в III — II вв. культура плиточных могил переходит постепенно в гуннскую, которая продолжает существовать здесь и в первые века нашей эры и которая охарактеризована выше в связи с историей Центральной Азии.
Побережье Японского моря к северу от Кореи продолжали населять «люди раковинных куч». Около начала нашей эры они стали называться илоу (от маньчжурского еру — нора, пещера, откуда «илоу» — «жители пещер», или «обитатели землянок»). Основу их хозяйств составляли земледелие и скотоводство, хотя большую роль продолжали играть охота и рыбная ловля. Они сеяли пять видов хлебных злаков, разводили коров, лошадей и особенно свиней. Илоу добывали в своей стране яшму и охотились на соболей; в Китае были даже специально известны «илоуские соболя». Илоу жили в горах и лесах в землянках, в которые спускались по лестнице, летом ходили почти голые, зимой же одевались в шкуры животных и покрывали тело свиным жиром для защиты от ветра и мороза (аналогичный обычай известен у эвенков). Основное оружие составляли лук и стрелы с каменными наконечниками, которые смазывались ядом. Повидимому, этим илоу, упоминаемым в китайских источниках, принадлежат остатки древних поселений на Амуре.
Потомками древних жителей долины Амура были племена мохэ, которые известны из более поздних китайских источников. Мохэ состояли из семи племён. Они знали земледелие и скотоводство, сеяли рис, просо и пшеницу, разводили лошадей и свиней, добывали соль, гнали водку из риса, были знакомы с металлом. Мохэ вели деятельную торговлю с корейцами и китайцами, продавали им речной жемчуг, женьшень, соболей и кречетов, покупали у них металлические вещи, посуду, материи. Со временем в стране мохэ появляются и китайские колонисты. В V в. Китай начинают посещать посольства мохэ, вслед за тем часть их подчиняется Китаю. Племенная знать поддерживала господство Китая. Правители отдельных племён вводят подати и устанавливают податные округа. Жители побуждались к выполнению повинностей символической посылкой стрелы с тремя зарубками — факт, показывающий, что письменности у мохэ. ещё не было. Но и в среде мохэ постепенно складываются предпосылки для образования государства. В бассейне Уссури и по нижнему течению Амура жили более отсталые племена мохэ.
Далее начинались области, уже неизвестные китайцам. Сахалин, Курильские острова и северную часть Японских (особенно остров Иедзо-Хоккайдо) заселяли айны, которые и до сих пор составляют часть населения этих местностей. Айны являются наиболее яркими представителями курильской малой расы, представлявшей собой смешение местного монголоидного населения с австралоидами, проникшими с островов, расположенных на юго-востоке Азии.
В первые века нашей эры айны находились на стадии развитого неолита. Они пользовались каменными полированными топорами, мотыгами из сланца, грубыми глиняными горшками, сделанными от руки. Главными занятиями были охота и рыболовство, но им было известно и разведение проса. Из домашних животных айны знали только собаку. Летом они жили в круглых хижинах, зимой — в землянках. Жилища располагались скученно и укреплялись особыми валами, которые свидетельствуют о том, что уже имели место военные столкновения. Рядом с айнами и вперемежку с ними обитали нивхи (гиляки); они имели сходную с ними культуру, но отличались по антропологическому типу (более монголоидному) и языку.
Население Камчатки жило в это время ещё в условиях неолитического быта. Судя по поздним данным, юг Камчатки населяли ительмены («камчадалы»), север — нымыланы (коряки). Орудия делались ими из камня, в том числе из обсидиана, шлифовал ись и ретушировались. Из камня делались также грузила для сетей и лампы-жирники, которыми освещались полуподземные помещения. Множество мелких вещей (наконечники стрел и гарпунов, части собачьей упряжи и т. д.) делалось из кости. Посуда изготовлялась из глины и дерева. Пищу варили в деревянных сосудах, опуская в них раскалённые камни. В материальной культуре есть кое-что общее с культурой айнов. Металлические (медные и железные) предметы попадали сюда главным образом через айнов. Владелец куска железа помещал его перед своим жилищем, как зримое свидетельство богатства. Население жило первобытно-общинным строем, обмен с соседями был случайным.
На севере Камчатки древние поселения окружались круглыми валами в виде сплошного кольца, причём землянки также имели круглую форму, как у позднейших вымыланов. Население находилось на уровне позднего неолита. Большое значение приобрела здесь обработка кости, из которой делались наконечники стрел, крючки, ножи, ложки, лопаты, мотыги, полозья и другие части саней. Керамика имеет черты сходства с керамикой Прибайкалья и долины Амура. Люди жили оседло, занимались охотой и рыболовством, спорадически промышляли морского зверя.
Поздненеолитические памятники представляют собой переход от неолита к так называемой пунукской стадии. Культура этой стадии имеет много общего с культурой племён Камчатки и Сахалина (подземные жилища, связанные с ними лампы-жирники, грубая керамика, езда на собаках), но к этому времени повышается общее материальное благосостояние населения: расширяется охота на китов, увеличиваются размеры жилищ. Позднее появляются отдельные железные предметы и укреплённые поселения. У современных чукчей сохранились ещё легенды, связанные с этими памятниками, которые они считают принадлежащими своим предкам.
К западу от Чукотки и устья Колымы существовала культура, родственная описанной выше.
К I тысячелетию относятся остатки оседлого поселения зверобоев на полуострове Ямал, пользовавшихся орудиями из камня и кости, но уже знакомых и с металлами.
Около г. Салехарда обнаружены стоянки более отсталых племён охотников и собирателей, живших, однако, оседло и знавших гончарное ремесло.
Выше по Оби, близ Сургута, открыты могильники, свидетельствующие о знание населением этих мест металлов и зачатках у него имущественного неравенства. Предметы искусства указывают на связи с культурой степных кочевников («скифские» вещи).
Возникновение мировой Римской империи внесло значительные перемены в положение рабовладельческих стран Средиземноморья. Если на протяжении нескольких веков между эллинистическими государствами шла ожесточённая, кровопролитная и, в конечном счёте, безрезультатная борьба за преобладание друг над другом, то теперь установилось безраздельное господство рабовладельческого Рима - воцарился «.римский мир» (Pax romana).
«Римский мир» отнюдь не был миром между угнетателем и угнетённым, между господином и рабом, между богачом и бедняком. Он не был и миром между Римом и покорёнными им народами. Это был мир лишь между римскими завоевателями и правящими верхами включённых в состав империи стран. Рим не мог удержать своих завоеваний без опоры на имущие классы покорённых государств, также как эти классы, особенно в старых рабовладельческих обществах, раздиравшихся острейшими социальными противоречиями, не могли сохранить своё господствующее положение без военной силы могущественной империи. Так возник союз рабовладельцев Средиземноморья, объединившихся для совместной эксплуатации и угнетения народов, для грабительских войн за пределами империи, для подавления всяких форм протеста в пределах самой империи.
Соотношение сил внутри этого союза не оставалось неизменным на протяжении пяти веков существования Римской империи. Если вначале преобладают италийские рабовладельцы, то затем, по мере возрастания экономического веса провинций и упадка рабовладельческого хозяйства Италии, в управлении империей всё большую роль начинает играть провинциальная знать. Крайне неустойчивое и постоянно нарушавшееся равновесие сил устанавливалось в кровавой, ожесточённой борьбе, взаимном истреблении отдельных группировок господствующего класса. Расплачивались же за всё народные массы, чьё недовольство нередко использовали боровшиеся между собой клики рабовладельцев. В эту борьбу втягивалась и племенная знать западных провинций (Галлии, Испании, Британии^ Африки), часть которой длительное время была враждебна по отношению к римскому владычеству а нередко оказывалась во главе антаримских народных движений.
Установление мирового господства Рима сопровождалось распространением рабовладельческих отношений в небысалых до того масштабах. В западных провинциях, где римляне застали начальную стадию формирования классового общества, римское завоевание ускорило процесс разложения общины, а в ряде областей привело к её исчезновению, к экспроприации крестьян, широкому распространению рабовладельческих хозяйств и тесно связанных с ними городов. В восточных провинциях - бывших эллинистических государствах - картина была несколько иной. Римское господство не внесло существенных изменений в их социально-экономический строй, лишь укрепив и расширив элементы частной собственности на землю, а вместе с тем расширив и сферу применения рабского труда.
Но в то самое время, когда Римская империя достигла апогея своего могущества и расцвета, выступили наружу первые признаки упадка, исподволь назревавшего в её недрах. Незаинтересованность рабов в труде ставила очень узкие пределы развитию производительных сил. Всё большие массы свободных вытеснялись из производства, обращались в люмпенпролетариат, полностью или частично содержавшийся за счёт труда рабов. Эксплуатация рабов становилась более интенсивной, противоречия между рабами и рабовладельцами углублялись, система массового применения труда рабов, особенно в крупных хозяйствах - латифундиях, становилась всё более невыгодной и опасной. Поэтому началось дробление крупных владений, на мелкие участки и передача их в аренду либо свободным, либо рабам. Так возникают и развиваются в Римской империи колонатные отношения - важнейший симптом кризиса рабовладельческого способа производства.
В это же самое время растёт и новая грозная для Рима сила - союзы свободных племён, складывающиеся на периферии рабовладельческой империи. Всё больше и больше усиливается их напор -на границы Римской державы. Под давлением этих сил Рим вынужден перейти к обороне. Начинается последний этап римского господства над средиземноморским миром.
Тяжелые воины и поражения, которые терпела империя со второй половины II в., совпали с глубоким кризисом рабовладельческого общества а были в значительной степени им обусловлены.
Этот кризис выражался прежде всего в том, что начался процесс разложения основных классов — рабов и рабовладельцев. Множество рабов было отпущено на свободу, другие рабы получали пекулий или превращались в колонов. С другой стороны, большое число средних и мелких землевладельцев и рабовладельцев, составлявших значительную часть населения городов, разорялось. Их имения забирал за долги императорский фиск или богатый сосед-кредитор, обращавший бывшего владельца в колона. Причём такой колон уже не пользовался защитой закона, так как считалось, что новый собственник, позволяя колону возделывать его прежний участок, оказывает ему благодеяние, в которое закон вмешиваться не может. Нередко декурионы, чтобы избавиться от обременительных повинностей в пользу городов, продавали по дешёвке большую часть своих земель, отпускали рабов и превращались в мелких землевладельцев, сами обрабатывая оставшийся маленький участок; другие добровольно передавали своё имение какому- нибудь крупному землевладельцу, переходя на положение колонов. Повидимому, особенно часто они становились колонами императорских земель, так как в III в. эти колоны получили освобождение от муниципальных повинностей.
Всё это приводило к тому, что город, как коллектив свободных землевладельцев и рабовладельцев, уже переставал быть основной опорой империи, её первичной ячейкой. Равным образом и фамилия переставала быть основой экономической и социальной жизни, по мере того как движимые страхом перед сопротивлением рабов императоры II в. постепенно ограничивали власть её главы. Разложение античного города ускорялось ещё благодаря тому, что, несмотря на противодействие правительства, общественные городские земли переходили в частные руки. Частично их продавали, частично сдавали в так называемую «вечную», т. е. наследственную, аренду, которая делала арендаторов фактическими собственниками городских земель. К началу III в. только в Африке ещё продолжалось развитие городского строя; в остальных западных провинциях он находился уже в состоянии упадка. На Востоке крупные города оказались более устойчивыми благодаря значительному развитию торговли, ремесла, меньшему распространению рабства в целом и преобладанию системы эксплуатации колонов во все,х видах хозяйств. Зато в этих городах социальные противоречия, сочетаясь с оппозицией против господства Рима, выступали ещё отчётливее, чем в городах Запада. Волнения городской бедноты возникали здесь всё чаще, всё ярче вырисовывались её антиримские настроения. Вследствие этого и восточные города всё менее могли играть роль базы рабовла дсльческого государства.
С упадком городов ускорился рост латифундий, владельцы которых увеличивали свои земли как за счёт городов, так и за счёт обедневших соседей, скупая, забирая за долги или просто захватывая их имущество. Процесс этот шёл и на Западе и на Востоке. В латифундиях концентрировалась значительная часть земледельческого населения — посаженные на землю рабы отпущенники, колоны, клиенты. Различия между отдельными категориями этого населения постепенно стирались. Каждый имел участок земли, который обрабатывал инвентарем, большей частью полученным от хозяина, был обязан отдавать ему часть урожая и исполнять для него определённую работу.
Такое имение становилось постепенно
замкнутым целым, со своим рынком своим
штатом ремесленников-рабов, обслуживавших
его нужды. Колоны если не юридически, то
фактически попадали во всё большую
зависимость от землевладельца, который
представлял их перед государством.
Императоры, заинтересованные в сохранении
свободного сельского населения, которое
могло бы обрабатывать землю и служить в
армии, и не желавшие излишнего усиления
земельных магнатов иногда запрещали
требовать с колонов больше, чем было
установлено договором или обычаем но это
мало помогало. Если даже в различных указах
подчёркивалась разница в положении
свободного колона и раба, то в сознании
людей эта разница всё более стиралась.
Заимодавцы, например, считали, что колон так
же отвечает за долг господина как и раб, что
колон, как и раб, ничем не может владеть
юридически и т. д. По мере уменьшения роли
рабов в производстве и постепенного
вытеснения их другими категориями
производителей последние попадают под
действие господствовавших при
рабовладельческом строе норм, ставивших
каждого работника, лишённого средств
производства, на один уровень с рабом.
Постепенно в таком положении оказываются
все большие массы свободного населения.
Кроме колонов — арендаторов земли—в
зависимость от владельцев попадали и
арендаторы помещений — инквилины,
платившие владельцам нередко своим трудом.
Наёмный работник считался членом фамилии;
как и раба, его нельзя было допрашивать по
делу, ведущемуся против его господина; он не
мог судиться с нанимателем; как и раба, его
не брали в армию. Естественно, что все эти
зависимые люди, так же как и рабы, были мало
заинтересованы в результатах своего труда.
Накопившиеся к тому времени технические усовершенствования, достижения тогдашней агрономической науки, требовавшей тщательного ухода за растениями и животными и известных знаний от земледельца, могли быть полногтью применены и развиваться далее только при условии, что работник будет заинтересован в своём труде. Но ни рабы, ни свободные, по своему положению во многом сближавшиеся с рабами, такой заинтересованности в труде иметь не могли, и все попытки рабовладельцев и землевладельцев создать её особого успеха не имели. Производственные отношения становились тормозом развития производительных сил, начинался кризис самого рабовладельческого способа производства. Производительность труда катастрофически падала, земли пустели. Многие уходили в леса, пустыни, за границы империи или к разбойникам, нередко выступавшим носителями стихийного протеста против эксплуататорских классов и рабовладельческой империи. Борьба аа рабочую силу становится теперь столь же острой, как во времена республика и ранней империи борьба за землю. Существование огромных императорских доменов, где рабы и колоны могли получить некоторые льготы, создавало опасную конкуренцию для владельцев латифундий. С другой стороны, императорские колоны, надеясь найти у сильных людей защиту от притеснения императорских управителей И чиновников, уходили иногда на земли крупных собственников В поисках рабочей силы последние прибегали ко всевозможным ухищрениям — выкупали пленных с тем, чтобы те работали на них, пока не возместят выкуп, брали у должников детей в качестве залога, покупали свободных бедняков, предпочитавших рабство голодной смерти. Эти сделки в корне противоречили основам римского права, не признававшего продажи свободного в рабство, и неоднократно запрещались императорами, но изжить их не удавалось.
В таких условиях снова до крайности обострились социальные противоречия Эксплуатируемые массы, к которым теперь равно принадлежали рабы, колоны, городская беднота, разоряющиеся крестьяне, готовы были восстать. Муниципальные землевладельцы хотели, чтобы правительство защищало их от земельных магнатов, помогало городам и охраняло городскую автономию. Крупная землевладельческая знать добивалась передачи в её руки императорских сальтусоп. В лице императора она хотела иметь главным образом военачальника, который содержал бы сильную армию, обеспечивал бы знать рабочей силой за счёт пленных «варваров» и держал бы в повиновении ненавистную ей «чернь».
На последнем особенно настаивала аристократия восточных провинций, обеспокоенная городскими волнениями. «Свобода черни — гибель лучших»,— писал историк начала III в. Дион Кассий, крупный землевладелец Вифинии, сенатор и консуляр. В написанном им труде по римской истории он изложил программу своего класса. В эту программу входили: полное уничтожение городской автономии; подавление всякой самостоятельной мысли, что должно было достигаться однотипным обязательным государственным образованием и изгнанием философов и религиозных проповедников; беспощадная расправа со всякими мятежниками; сильная власть императора, опирающегося на «лучших», т. е. самых богатых людей. Западная знать, ещё не испытавшая к началу III в. всей силы сопротивления масс, наоборот, была против укрепления центральной власти, предпочитая некоторую самостоятельность. При известных условиях она готова была даже отпасть от Рима и устроиться независимо.
К этим противоречиям прибавилось и ослабление связи между отдельными частями империи. За первые два века в ряде провинций развилось сельское хозяиство и создалось собственное ремесло, сделавшее их независимыми от ввоза. Рост не связанных с рынком латифундий, где жило много ремесленников, обслуживавших нужды господ и колонов, также вёл к упадку торговли. Всё это способствовало укреплению местных элементов. Снова возрождаются местные языки; оживляются местные культы, местные традиции. В Галлии вместо роскошной керамики, повторявшей арретинскую, изготовляется посуда старого кельтского образца. В Дакии родители, носившие римские имена, называют своих сыновей в честь старых дакийских правителей Регебалами и Децебалами; в Сирии и Египте возрождается литература на местных языках. В восточных провинциях всё более крепнут про-псрсидские симпатии. Низы искали в союзе с персами защиты от римского гнёта, богатые купцы — торговых выгод.
Все эти различные социальные группы желали видеть у власти такОго императора, который осуществлял бы их программу. Поэтому для III в. характерна чрезвычайно быстрая смена императоров, причём они почти все погибали насильственной смертью. Те из них, которые продолжали политику Флавиев и Антонинов, т. е. стремились опираться на городских средних землевладельцев и рабовладельцев, вследствие упадка городов вынуждены были искать новых путей. Их попытки поднять экономический уровень городов были бесплодны, и сами они, нуждаясь в деньгах, действовали противоречиво, переобременяя декурионов всё новыми сборами и повинностями. Они принуждали их продолжать исполнять свои обязанности, насильно возвращая в родные города тех, кто пытался перейти на положение колонов, стать солдатами или просто бежать. Единственной надёжной опорой императорской власти в III в. становится армия.
Армия в это время была не только вооружённой, но и социальной силой. Ветераны, а отчасти и солдаты, значительная часть которых состояла из сыновей ветеранов, в социальном смысле были наиболее близки к средним землевладельцам: обычно ветерана наделяли участком, равным имению среднего декуриона. Эти наделы, обрабатывавшиеся рабами, принадлежали им на таких же правах полной собственности, как и имения декурионов, тогда как земли крестьян-общинников считались собственностью государства. Жалованье и экстраординарные дарения, которые они получали во время службы, составляли довольно большую сумму, что позволяло им содержать рабов и вести хозяйство на основе связи с рынком, т. е. так же, как вели его городские землевладельцы. Юридически ветераны приравнивались к декурионам. Привилегированное положение в городах и сёлах и воспитанная двадцатилетней службой преданность Риму делали их надёжной опорой империи. За счёт усиления ветеранского землевладения мог временно возродиться тот социальный слой средних рабовладельцев, который господствовал в империи в I—II вв.
В тех провинциях, где латифундии вытеснили мелких и средних землевладельцев, оставалось мало населения, способного идти в армию. Зато в прирейнских и придунайских областях, где мелкое землевладение оставалось почти нетронутым из-за отсутствия латифундий, резервы для армии были очень велики. С III в. именно отсюда выходит большая часть солдат, здесь же они получают и землю после отставки. За счёт разложения общины, которое ускорялось тем, что часть земли переходила в руки ветеранов, выделяется слой частных землевладельцев, растут виллы, развивается ремесло, обслуживающее их потребности. Эти области становятся последним очагом рабовладельческих отношений, последним оплотом империи. Однако то, что развитие этих областей началось в период общего упадка и кризиса рабовладельческой формации, наложило на них своеобразный отпечаток.
Уже мало создаётся здесь новых городов; даже такой значительный центр, как Могонтиак на Рейне (Майнц), остаётся селом вплоть до поздней империи; рабовладение развивается незначительно, и главным объектом эксплуатации становятся разоряющиеся общинники. Рост провинциального сепаратизма делал солдата, несмотря на его преданность императору и римским богам, в первую очередь патриотом родного села и почитателем местного сельского бога. Даже служа в Риме, уроженец Паннонии или Мёзии сооружал алтарь местному богу вместе со своими односельчанами, служившими с ним в одной воинской части. Если ещё во II в. всякий солдат считал своей родиной Рим и своей семьёй — товарищей по оружию, то в III в. он, наоборот, твёрдо йомнил, что он «по рождению» фракиец или паннонец, и не порывал связи с земляками. В этом была слабость армии III в. как вооружённой силы и её преимущество как силы социальной. Связь со средними и мелкими землевладельцами заставляла её разделять их ненависть к земельным магнатам и поддерживать сильную центральную власть, которая могла бы обуздать крупных собственников.
Внешне это противоречие выражалось в борьбе «сената» и «армии», «сенатских» и «солдатских» императоров. Первые старались уменьшить влияние армии, набирая солдат за пределами империи и развивая систему военной колонизации на границах, где солдат-землевладелец не мешал собственникам латифундий. Они вели агрессивную внешнюю политику, чтобы пополнить за счёт пленных количество поселённых на пограничных землях солдат-колонистов и колонов, и не мешали магнатам «округлять» свои владения и эксплуатировать земледельцев. «Солдатские» императоры пытались поддержать города, практиковали массовые конфискации латифундий, увеличивая свои земли и земли солдат, повышали налоги, чтобы увеличить жалованье солдатам, предпочитали большей частью откупаться от внешних врагов контрибуциями, поскольку солдаты и горожане удовлетворялись наличным количеством рабов и не были особенно заинтересованы в колонах. «Солдатские» императоры старались под видом защиты «маленьких людей» от сильных сохранить свободное население и не дать ему превратиться в фактических подданных крупных собственников.
Эта борьба затихала только перед лицом поднимавшихся на борьбу народных масс, равно страдавших от эксплуатации земельных магнатов, от средних землевладельцев, перекладывавших на их плечи тяжесть налогов и повинностей, от императорских чиновников, прокураторов, кондукторов, от насилий и грабежей солдат, от управляющих частными латифундиями, которые, несмотря на то, что сами они обычно выходили из рабов, безжалостно притесняли своих бывших собратьев по классу.
Римская империя Борьба между различными социальными группами резко в конце И в. н. э. обострилась ещё при сыне и преемнике Марка Аврелия, Коммоде (180—192). Он сразу восстановил против себя сенат, купив за большие деньги мир с ещё не побеждёнными его отцом племенами. Говорили, что он намерен конфисковать все земли сенаторов и раздать их солдатам. Снова начались сенатские заговоры, вызвавшие ответные репрессии. Возмутились легионы Британии, недовольные исключительной ролью, которую играли при Коммоде избалованные императорскими милостями преторианцы. В Галлии не прекращались крестьянские волнения. Взрыв восстания буколов в Египте поставил под угрозу снабжение хлебом Рима, что, в свою очередь, вызвало серьёзное движение столичного плебса. Волнения происходили также в Испании и Дакии. Неоднократные выступления африканских колонов, теснимых кондукторами, чуть не стоили жизни проконсулу Африки Пертинаксу.
Нуждаясь в африканском хлебе, для перевозки которого в Италию он выстроил специальный флот, Коммод пытался успокоить земледельцев Африки. Он запретил кондукторам увеличивать повинности и платежи колонов. Вообще он старался снискать репутацию защитника крестьян, объявив себя Гераклом — покровителем земледельческого труда. С сенатом Коммод не считался, подчёркивая, что власть досталась ему по праву рождения, а не по милости сената. Всё это крайне обострило его отношения со знатью.
В конце концов Коммод был убит, и императором был провозглашён Пертинакс. Сын разбогатевшего вольноотпущенника, сделавший блестящую карьеру благодаря протекции патрона своего отца, Пертинакс был всё же приемлем для сената, как крупнейший землевладелец. В своё время он скупил массу земель у обедневших соседей на средства, которые он нажил, управляя различными провинциями. Теперь Пертинакс возвратил сенаторам конфискованные у них имения и разрешил желающим занять часть императорских земель. Он отменил алиментарную систему Траяна и намеревался возобновить войны на Дунае.
Однако через полгода Пертинакс был убит преторианцами, которые устроили своеобразный аукцион, предлагая императорскую власть тому, кто больше им заплатит. Победителем оказался сенатор Дидий Юлиан, предложивший преторианцам, -как сообщает Дион Кассий, по 6350 драхм на человека. Но одновременно с Юлианом появились ещё три претендента на императорскую власть — легат Сирии Песценний Нигер, легат Британии Клодий Альбин и легат Паннонии Септимий Север. Последний, африканец родом, был наиболее дальновидным и энергичным из всех. К тому же его армия была наиболее боеспособна и близко расположена к Италии. Объявив себя мстителем за Пертинакса, он обеспечил себе поддержку сената. Не встречая серьёзного сопротивления, он дошёл до Рима, где при вести о его приближении Дидий Юлиан был убит солдатами. Разоружив и распустив преторианцев, Север заключил союз с Клоднем Альбиной, которому даровал титул цезаря, и отправился сражаться против Нигера. Тот успел уже захватить не только восточную часть империи, но даже Грецию и. Македонию. Главной его опорой были жители восточных городов, вступившие в его войско. Особенно популярен Нигер был в Антиохии. Ему предложила помощь Парфия. Землевладельческая знать была в основном ему враждебна. Ослабляло его и соперничество городов Азии, часть которых примкнула к Северу.
В двух больших битвах войска Нигера были разбиты, и сам он погиб. Многие его солдаты и городские ремесленники бежали в Парфию и впоследствии активно участвовали в войнах с Римом. Север наложил на поддерживавшие Нигера города тяжёлую контрибуцию. Византии, сдавшийся после трёхлетней осады, был лишён прав города. Та же кара постигла и Антиохию. Разбив Нигера, Север начал войну с Парфией и её вассалами. В это время поднял восстание Альбин, поддержанный знатью Испании и Галлии. Напротив, прирейнские области и армия были на стороне Севера. В битве при Лугдуне Альбин был убит. Конфискованные земли его казнённых сторонников значительно увеличили императорские владения. П< еле смерти Альбина Север продолжал войну с Парфией. Он овладел Месопотамией и обратил её в провинцию, что вовлекло Рим в длительные войны с Аршакидами, а затем со сменившими их Сасанидами.
Победа над Альбиной явилась переломным моментом в политике Севера. В пику знати он приказал объявить Коммода богом и стал называть себя его братом, стремясь установить таким образом видимость династической преемственности с Антонинами. Он объявил наследниками своих сыновей — Бассиана, принявшего имя Антонина, и Гету, что отвечало интересам тех кругов, которые хотели иметь независимых от сената императоров. В сенате выходцы из восточных провинций и Африки получили при Севере численный перевес не только над уроженцами западных провинций, но и над италиками. Особое покровительство Север оказывал городам Африки и дунайских провинций, многие из которых при нём стали колониями и муниципиями. Впервые Александрия получила городской совет, а главные города египетских номов — муниципальное устройство. Стремясь сохранить город как общину землевладельцев, Север предписал возвращать городам проданные городские земли после смерти их покупателя. Желая укрепить фамилию, Септимий Север повторил закон о прелюбодеянии, Поощрял фамильные культы, покровительствуя одновременно коллегиям «маленьких людей», которые по своей организации и культам были близки к фамилии. Вместе с тем он усилил меры по розыску беглых рабов и борьбу с «разбойниками». Чтобы заставить господ тщательно следить за рабами, он привлекал к ответственности хозяев, рабы которых были осуждены за какие-либо преступления. В интересах средних и мелких землевладельцев и ремесленников он запретил самовольное введение налогов городскими магистратами, продажу за долги имений малолетних владельцев, укрепил права патронов на труд вольноотпущенников, освободил от муниципальных повинностей членов ремесленных коллегий.
Но главные его мероприятия касались армии. Север перестал набирать преторианцев из италиков и назначать центурионов из преторианцев. Теперь преторианцами становились наиболее отличившиеся легионарии, главным образом, из дунайской армии. Центурионы выдвигались из рядовых легионариев, а затем они могли дослужиться и до высших должностей. Это открывало перед рядовыми провинциалами, поступившими в армию, широкие возможности. Солдатам было разрешено вступать в законные браки и жить с семьями вне лагерей. Жалованье преторианцам было повышено с 1 000 до 1 250, легионариям — с 300 до 500 денариев в год. Во время походов эта сумма удваивалась. Низшему командному составу было дозволено образовывать коллегии, представлявшие собой нечто среднее между обществами взаимопомощи, клубами и религиозными объединениями для культа гения императора, римских богов и военных святынь — легионных орлов и знамён. Уже размеры вступительных взносов в эти коллегии — от 750 до 2 000 денариев — показывают, как велики были средства, которыми располагали солдаты.
Сенат от управления был фактически отстранён. Большая роль принадлежала теперь префектам претория, назначавшимся часто из опытных юристов. Такие светила римской юриспруденции, как Папиниан, Павел, Ульпиан, были префектами претория при Севере и его преемниках. Италия, в которой Север поставил один из трёх образованных им легионов под командой префекта из всадников, стала по положению близка к провинции. Только энергичная борьба Севера с народными движениями примиряла с ним сенаторов. В этом отношении, однако, репрессии мало помогали, число «разбойников» росло. Особенно были знамениты их предводители Клавдий, действовавший в Палестине, и Булла Счастливый, наводивший ужас на богачей Италии. О его храбрости, неуловимости, благородстве ходили легенды. Толпы голодных рабов из императорских и частных имений стекались к нему. Схватить его удалось лишь из-за предательства его возлюбленной.
Септимий Север умер в 211 г. во время похода против свободных племён Британии. Говорили, что его последним заветом сыновьям было: «Живите дружно, обогащайте солдат и не обращайте внимания на остальных». Ближайшими преемниками Септимия Севера были его сыновья — Антонин, более известный под прозвищем Каракаллы (211—217), Макрин (217—218), сменивший павшего жертвой заговора Каракаллу, и отдалённые родственники Септимия Севера — Элагабал (218—222) и Александр Север (222—235). При них в общем продолжалась политика Септимия Севера с некоторыми колебаниями в сторону «солдатской» или «сенатской» линии. Большую роль при преемниках Севера играли женщины из императорской семьи, жёны и матери императоров. Они назывались матерями сената и войска, почитались иногда, как богини. Весь императорский дом именуется теперь в надписях «божественным домом», что указывает на укрепление монархических и даже теократических тенденций в ущерб сенату.
Каракалла был представителем «солдатского» направления: он удвоил жалованье солдатам, сделал их подсудными только императору. Земельную знать он преследовал, особенно в западных провинциях, где при нём продолжались земельные конфискации. Грандиозную резню Каракалла учинил в Александрии, подозревая её граждан в мятежных настроениях. Нуждаясь в деньгах для солдат, он увеличивал налоги и всякие экстраординарные поборы и пожертвования.
Наиболее важным из его мероприятий
является эдикт 212 г., даровавший римское
гражданство всем свободным жителям империи,
кроме дедитициев. Кто в данном случае
подразумевался под дедитициями, в науке
точно не установлено. Первоначально к
дедитициям причислялись народы,
побеждённые римлянами и сдавшиеся на
милость победителя без какого-либо
договора, обеспечивавшего им те или иные
права.
Возможно, что дедитициями считались и некоторые не приписанные к городским территориям племена. В разряд дедитициев поступали также те из отпущенных на волю рабов, которые были заклеймены хозяевами и лишены права получить римское или латинское гражданство. Как это ни странно, такая, казалось бы, важная реформа, как эдикт 212 г., почти не была замечена современниками. Кассий Дион говорит о ней вскользь, считая, что Каракалла хотел лишь увеличить число налогоплательщиков, так как некоторые налоги — на наследство и другие — платили только римские граждане. Это равнодушие объясняется тем, что римское гражданство было уже и так широко распространено и давно утратило связанные с ним привилегии. Права свободного определялись уже не столько в зависимости от его гражданской, сколько от социальной принадлежности. Сенаторы, всадники, декурионы, ветераны, а впоследствии и солдаты считались людьми «почтенными», имевшими ряд привилегий, оформленных законом. Остальные были «маленькими людьми». Их можно было подвергнуть телесному наказанию, сослать в рудники, бросить зверям — наказания, от которых прежде избавляло получение римского гражданства, а теперь лишь принадлежность к сословию «почтенных».
Избегая войн на Западе, Каракалла окончательно присоединил к империи Осроену, что привело к войне с Парфией. Во время этого похода он был убит заговорщиками, и императором был провозглашён префект претория Макрин, которого сенат охотно утвердил. Тяжёлое поражение, нанесённое Макрину парфянами, и его попытка снизить жалованье солдатам вызвали их недовольство, и он также вскоре был убит. Повсюду вспыхивали мятежи, появлялись новые претенденты на власть. Наконец, стоявшие в Сирии солдаты провозгласили императором считавшегося побочным сыном Каракаллы верховного жреца Элагабала — солнечного бога города Эмесы. Он был объявлен императором под именем Аврелия Антонина, хотя более известен под именем Элагабала. Однако вскоре он оттолкнул от себя не только сенат, но и войско своей исключительной преданностью эмесскому богу, которого он объявил верховным богом империи. В Рим был доставлен посвящённый Элагабалу чёрный камень и помещён в великолепном храме, куда император приказал собрать все римские святыни.
Попытки «дополнить мировую империю мировой религией» делались и раньше. И Септимий Север и Каракалла покровительствовали восточным солнечным культам; многие близкие к ним «теоретики» старались доказать, что верховным и даже единственным богом является солнце. Но в народе и в войске, несмотря на распространение восточных культов, была сильна привязанность к местным племенным богам, к народному Гераклу, к домашним ларам и к Юпитеру, олицетворявшему мощь Рима. Заменить все эти божества малоизвестным и чисто сирийским Элагабалом было невозможно. Сирийские обряды, которые император исполнял сам и заставлял исполнять других, казались римлянам проявлением неестественного разврата или прямого безумия, а его брак с весталкой — оскорбительным кощунством. Расточительная роскошь императора опустошила и без того тощую казну.
Вскоре Элагабал был убит, и на престол был возведён 14-летний Александр Север. В государстве и армии были восстановлены исконно римские обряды, чёрный камень отправлен обратно в Эмесу. Префектом претория был назначен знаменитый юрист Ульпиан, фактически ставший во главе управления. Сенату были сделаны большие уступки. Его представители были призваны в совет принцепса, расходы на двор сокращены, налоги снижены. Обедневшим сенаторам и «добросовестным» наместникам раздавались земли со скотом и инвентарём. Тогда же, повидимому, были узаконены права господина на инвентарь колона, на труд выкупленных из плена, допущена самопродажа в рабство свободных старше 20 лет.
Сенатской программе соответствовало и усиление роли военных колонистов, которым на границах раздавались земли, скот и рабы с тем, чтобы они и их наследники несли военную службу в пограничных частях. Ветеранам было запрещено образовывать коллегии, освобождение от повинностей перестало распространяться на их детей. Вместе с тем у городских советов было отнято право распоряжаться общественными деньгами без разрешения принцепса и предпринимать что-либо, ведущее к соперничеству городов или порождающее «мятежные настроения». Против возможных или возникавших народных движений принимались усиленные меры. Организация недозволенных коллегий была приравнена к вооружённому захвату общественных зданий; запрещалось иметь оружие, кроме как для охоты. «Разбойников» было предписано распинать на месте поимки; всех проповедников новых религий, пророков, магов — казнить, а их книги — сжигать.
Чрезвычайно важно, что с этого времени закон фактически признаёт существовавшее уже и ранее расслоение класса рабов. Так, Ульпиан писал, что если раньше обида, нанесённая рабу, считалась причиненной его господину, то теперь и обида раба не должна оставаться неотмщённой, если этот раб имеет имущество и рабов; если же кто-нибудь высек раба-чернорабочего, то ответственности он не подлежит, так как заботился только о «добрых нравах». Были закреплены права более зажиточных рабов на пекулий. С другой стороны, «маленькие люди» теперь были ещё более резко отделены от «людей почтенных». «Маленькие люди» освобождались от имущественных повинностей, но были обязаны повинностями трудовыми и «почтительностью» к высшим. Так, при всём многообразии и различии в положении отдельных категорий и групп трудящихся их всех уравнивало тяготевшее над ними бесправие.
К концу правления Александра Севера положение в империи очень обострилось. Нуждаясь в деньгах, правительство прибегало к систематической порче монеты, что совершенно обесце нивало деньги и усиливало натуральный характер хозяйства. С этого времени наместники, чиновники, командиры начинают получать жалованье главным образом натурой. В зависимости от ранга было точно определено, кто сколько получал одежды, драгоценностей, повозок, посуды, хлеба, мяса, яиц, лошадей, мулов, рабов для услуг, рабынь-наложниц. В связи с этим на ряд ремесленных коллегий была наложена повинность по поставке государству изготовляемых ими товаров, что в дальнейшем привело к прикреплению ремесленников к их коллегиям. Положение ухудшалось ещё войнами с окрепшим государством Сасанидов и началом массового наступления зарейнских и задунайских народэв. Несколько раз вспыхивали солдатские мятежи. Во время одного из них был убит Ульпиан. Наконец, был убит солдатами и сам Александр, отправившийся в поход на Рейн.
Императором был провозглашён Максимин (235—238), ещё недавно бывший простым фракийским пастухом. Он был взят в армию и выдвинут Септимием Севером за исключительную силу, храбрость и ловкость в военных упражнениях.При Александре он был уже старшим легионным трибуном и ведал обучением рекрутов. Его популярность в дунайской армии была очень велика, его правление носило характер резкой антисенатской реакции. Сенаторы сравнивали его со Спартаком. Некоторые представители современной буржуазной историографии такжэ пытаются изобразить Максимина вождём эксплуатируемых слоев населения. Однако это ни в коей мере не соответствует действительности. Напротив, именно при нём было установлено, что за особо серьёзные проступки рабы и «маленькие люди» могут быть сожжены на костре. Земли, в массовом порядке конфискуемые у знати, и возросшие налоги шли на содержание армии и на земельные раздачи ветеранам. Возможно, что к правлению Максимина относится важное нововведение, согласно которому, во изменение старого принципа, землевладелец, живший вне города, не считался его жителем и не был обязан ему повинностями. Эта мера была прямо противоположна политике императоров I—II вв., старавшихся приписать максимум земли и населения к городам. Зато она была выгодна солдатам и ветеранам, получавшим наделы в сёлах, и имела также целью сберечь свободное сельское население как резерв для армии.
Всё время своего правления Максимин провёл вне Рима, в войнах на Рейне и Дунае, которые велись им довольно успешно. Но его политика чрезвычайно обострила ненависть к нему аристократии. На юге римской Африки несколько, «знатных юношей», вооружив рабов и колонов из своих латифундий, убили сборщика налогов, подняли восстание и провозгласили императорами престарелого наместника Африки знатного и богатого Гордиана и его сына. Извещённый об этом сенат с радостью утвердил их и объявил Максимина низложенным.
Началась гражданская война. Против Гордианов выступил стоявший в Нумидии III Августов легион и карфагеняне, в результате чего сторонники обоих императоров были разбиты, асами они погибли. Максимин с дунайской границы готовился к походу на Рим. Сенат собирал по Италии рекрутов, нанимал германцев. В Риме вспыхнул мятеж преторианцев, волновался плебс. Максимин, осаждавший на севере Италии город Аквилею, был убит солдатами. В результате ряда столкновений, агитации и интриг сената, борьбы различных группировок был достигнут известный компромисс, выразившийся в провозглашении императором 13-летнего внука старшего Гордиана — Гордиана III (238—242). При нём африканские магнаты расправились со своими противниками. III Августов легион был расформирован, земли у его ветеранов и солдат были отняты, выступление карфагенян подавлено.
С этого времени африканские города, быстро разоряемые усиленным ростом латифундий, начинают приходить в упадок. Недовольство африканских муниципальных кругов сказалось в быстром распространении среди них христианства. Африканская церковь становится к середине III в. одной из самых сильных и крепких христианских организаций. Одновременно начинаются и движения колонов, эксплуатация которых частными владельцами и императорскими кондукторами очень усиливается. Катастрофически растёт количество брошенных земель.
Просенатское правительство Гордиана, как и правительство Александра, пыталось делать ставку не на регулярную армию, а на иррегулярную местную милицию. Недовольные солдаты убили Гордиана во время похода против Персии. При его быстро сменявших друг друга преемниках народные движения принимают массовый характер; достигают своего апогея нашествия «варваров» и поражения римлян. Рабы и колоны соединялись с франками, готами и маврами. Христианский поэт Коммодиан, выражая чаяния угнетённых, приветствует успехи готов, которые должны сокрушить сатанинскую власть Рима. Тогда, писал он, выступит войско «праведных», и после его победы военачальники и богачи станут рабами своих рабов.
В начале 50-х годов III в. императором стал ставленник сената Валериан (253— 260), сделавший соправителем своего сына Галлиена. В борьбе с оппозиционными элементами Валериан начал повсеместное преследование христиан. Эдикт его был направлен в основном против возглавлявшего христианские организации клира и христиан из сословия «почтенных людей». Эта политика была уже начата его предшественником, «сенатским» императором Децием, который, не упоминая в своём эдикте христиан, приказал всем жителям империи засвидетельствовать свою лояльность жертвоприношением официальным богам, от чего христиане отказывались и потому карались, как ослушники.
Гонения Валериана, особенно задевшие восточные и африканские провинции, способствовали дальнейшему обострению социальных противоречий. Многие богатые христиане, опасаясь конфискации имущества, ссылки и казни, спешили к языческим алтарям или покупали за взятку свидетельство о совершённом ими жертвоприношении. Христианская беднота, движимая надеждой на близящееся царство божие и ненавистью к правительству, гораздо упорней держалась за свою веру. Возникали новые демократические секты, оппозиционные течения внутри самой церкви. С другой стороны, епископы, среди которых в эти годы наиболее заметной фигурой был карфагенский епископ Киприан, сплачивали церковную организацию для борьбы как с демократической оппозицией, так и с правительственными гонениями. Власть епископа становилась абсолютной, христианские церковные организации — крепкими и жизнеспособными. Они практиковали систему широкой благотворительности, которая должна была соединить всех членов в один коллектив. Гонения, в конечном счёте, не только не ослабили, но-ещё более укрепили христианскую церковь. Император Валериан, взявший на себя управление восточными провинциями, в 260 г. потерпел жесточайшее поражение в войне с персами. Впервые римский император попал в плен к врагам и, как гласит предание, должен был держать стремя своему победителю — царю Шапуру. В плену он и умер.
Сын Валериана Галлиен (253—268), оставшийся единственным правителем империи, был одной из интереснейших фигур своого времени. Его идеалом был Август, его целью — возрождение империи на старой основе, но при учёте нового положения. В армии и в муниципальных кругах он был исключительно популярен. При нём снова появляются исчезнувшие при его предшественниках муниципальные надписи, ряд городов получает новые привилегии, оживляются коллегии. Он пожелал быть афинским архонтом, подобно «филэллину» Адриану, был посвящён в элевсинские мистерии и покровительствовал философу-неоплатонику Плотину. Пытаясь возродить старую римскую религию, Галлиен тем но менее отменил преследования христианства, уже довольно широко распространившегося среди поддерживавших Галлиена кругов. В борьбе со знатью Галлиен запрещал повышать повинности колонов и закрыл сенаторам доступ в армию. Отныне они не могли быть не только легатами легионов, но и наместниками провинций, в которых стояли легионы. Зато перед солдатами открывался путь к высшим военным постам. Галлиен провёл реформу армии, соединив конные отряды под одним командованием, что вызывалось возросшей ролью кавалерии у германцев, сарматов, персов и значительно подняло боеспособность римской армии в борьбе с ними.
Знать платила Галлиену последовательной ненавистью. Все его мероприятия осмеивались и осуждались. В провинциях начались мятежи, возглавлявшиеся аристократией, желавшей или заменить Галлиена своим ставленником или вовсе отпасть от империи, образовав из провинций независимые государства. В Сирии был провозглашён императором Квиет, сын ближайшего советника Валериана, богатейшего человека империи, обещавшего содержать войско на свой счёт. Однако преданные Галлиену солдаты довольно быстро его разбили. Между прочим, за Галлиена и против Квиета активно сражались и христиане.
Узурпаторы появлялись и во многих других провинциях, так что этот период получил название времени «тридцати тиранов». В большинстве случаев они удерживались недолго. С некоторыми расправлялись солдаты, иногда их покидала и сама выдвинувшая их знать. Так, например, какие-то попытки к узурпации и отпадению были сделаны в Африке, но как раз в это время там развернулось мощное восстание колонов, возглавлявшихся некиим Фараксеном, вступившим в союз с мавретанскими племенами бавариев и бакватов. В это время в среде мавретанских племён происходят значительные изменения. Они начинают разводить верблюдов, что способствовало улучшению военного дела — мавретанские стрелки, сражавшиеся сидя на верблюдах, представляли значительную силу. Развитие производительных сил и военного дела обусловило возникновение племенных союзов, главы которых принимали титул царей. Мавры, ранее неуклонно оттеснявшиеся римлянами в пустыню, теперь сами переходят в наступление. Многие мавретанские и нумидийские города были разрушены, богачи обложены данью. Местная знать организовала для самообороны отряды из коллегий юношества. В таких условиях порвать с Римом она не решалась. Повидимому, по той же причине потерпели неудачу узурпаторы в Малой Азии и Греции, где вторжения готов сочетались с восстаниями бедноты.
Зато Галлия, Испания и Ёритания, отпавшие от империи и провозгласившие императором Постума, просуществовали Самостоятельно 15 лет и были воссоединены с империей лишь через пять лет после смерти Галлиена. Ненависть к Галлиену западных магнатов была особенно сильна, но прирейнские области и армия, как некогда при Клодии Альбине, долго оставались верны центральному правительству. Постум и его преемники вынуждены были пользоваться наёмной германской конницей. Галлиен, занятый войнами с франками, аламанами и готским союзом, не мог фактически бороться с Постумом и примирился с существованием «Галльской империи».
Галлиену пришлось признать и возникшее на Востоке Пальмирское царство. Оно было создано знатным пальмирцем Оденатом, который сумел, организовав войско из арабов и сирийских крестьян, отогнать персов, опустошавших Сирию после пленения Валериана. Со второй половины III в. арабские племена начинают играть всё большую роль. Наивысшего расцвета достигает Аксум. Одновременно арабы продвигаются в сторону границы Месопотамии и Сирии, где возникают независимые, по существу, арабские царства, состоявшие из оседлого и полукочевого населения. Арабские воины, известные римским историкам под именем сарацин, становятся со временем серьёзными противниками империи. Их помощь в значительт ной мере обеспечила победу Оденату. Галлиен, сил которого не хватало для борьбы на многочисленных фронтах,, даровал Оденату титул «императора и дука (вождя) Римлян» на Востоке. Однако подталкиваемый враждебными Риму элементами, Оденат постоянно колебался между Галлиеном и Шапуром. Когда его проперсидские тенденции стали брать верх, он был убит своим родственником, невидимому, по наущению Рима. Его вдова Зенобия, правившая вместо малолетних сыновей Одената, после смерти Галлиена окончательно порвала с империей, подчинив своей власти кроме провинций Сирии и Аравии, которыми фактически владел уже Оденат, значительную часть Малой Азии и Египет, где её поддерживала сильная антпримская партия.
Казалось, империя раскалывается на части. Разразилась страшная эпидемия чумы, голод. В Сицилии началось восстание, которое современники сравнивали с восстаниями рабов времён республики. Несколько позже, чем в Африке, видимо, к концу правления Галлиена и Постума, восстание крестьян и колонов началось и в Галльской империи. К восставшим примкнул город Августодун, где было много мелких ремесленников и ремесленников, занятых в императорских оружейных мастерских. Галльские повстанцы получили название «багаудов», что на языке галлов означало «борцы». Они захватывали крупные имения, убивали или изгоняли владельцев. К повстанцам переходили нередко и солдаты. Знать в панике бежала. Впоследствии её представители с ужасом говорили об этом страшном для них времени, когда «пахари превращались в пехотинцев, а пастухи во всадников». Всё большие и б'ольшие массы земледельческого населения примыкали к восстанию.
Движение багаудов оказало на галльских магнатов то же влияние, что на африканских аристократов движение мавретанских колонов,— они стали искать союза с Римом. Последний галльский император Тетрик, сам крупнейший землевладелец Аквитании, тайно обратился к правившему тогда императору Аврелиану, прося его «завоевать» Галльскую империю и обещая сдать ему свою армию, лишь для вида приняв бой. Аврелиан откликнулся на его просьбу, и Галльская империя была воссоединена с Римской, причём Тетрик получил большие богатства и наместничество на юге Италии.
События времени Галлиена показали, что возрождение имерии на старой базе невозможно и что правительство должно более, чем до сих пор, считаться с провинциальной земельной знатью. Они показали, что эта знать уже достаточно сильна, чтобы отстаивать свои интересы вплоть до попыток отделения от империи, но вместе с тем недостаточно сильна, чтобы без помощи Рима бороться с народными массами в условиях крайне обострившихся социальных противоречий. Наконец, они показали значительное ослабление связей между восточными и западными провинциями. Всё это подготовило изменения, происшедшие в империи к концу III в.
В известной мере эти изменения начались уже при непосредственных преемниках Галлиена, убитого в борьбе с восставшим начальником конницы Авреолом. Почти все они были незнатными и небогатыми уроженцами дунайских провинций, сделавшими карьеру в армии. Поэтому их обычно называют «иллирийскими» императорами. Для «иллирийских» императоров характерно стремление укрепить монархическую власть, подавить народные движения и защитить, границы империи. Уже сменивший Галлиена Клавдий II (268—270), получивший наименование «Готского», нанёс тяжёлое поражение племенам готского союза. Многочисленные пленные были обращены в колонов, военных поселенцев и римских солдат. Эта политика, неуклонно продолжавшаяся всеми последующими императорами, была одобрена сенатом, укрепила крупное землевладение и изменила армию в угодном земельной знати направлении. Правда, поселённые на римских землях франки вскоре восстали и долго опустошали провинции, но всё-таки знать считала «варварских» колонов более надёжными, чем местных.
При Аврелиане (270—275) к империи были вновь присоединены не только Галлия, но и царство Зенобии. Часть восточной знати охотно признала власть Аврелиана, но городские низы и купцы долго не подчинялись, ища помощи в Персии. В Египте шла настоящая война между римской и антиримской партиями. Уже после того, как войска Зенобии были разбиты и сама она взята в плен, в Сирии и Египте не прекращались восстания. В Египте выступил богатейший купец Фирм, заключивший союз с блеммиями, полукочевым народом, жившим к югу от Египта. В бывшей Галльской империи часть знати всё ещё колебалась между страхом перед багаудами и оппозицией к Риму. Лугдун провозгласил императором Прокула, крупного землевладельца, который смог вооружить 2 тыс. одних своих рабов. Другой «узурпатор», Бонос, пытался заключить союз с захватившими большую часть Галлии франками.
При «иллирийских» императорах наивысшего подъёма достигают народные восстания. Племена исавров, которых ришшне именовали «разбойниками», опустошали окрестные области Малой Азии; африканские повстанцы доходили до Карфагена; несколько городов в Мавретании и Нумидии было ими взято и разрушено. Римские наместники отваживались лишь на отдельные вылазки против них и их союзников — мавров. Багауды избрали своими императорами Элиана и Аманда и, укрепившись в старинной крепости на острове при слиянии Сены и Марны, наводили ужас на галльских и испанских землевладельцев. При Аврелиане в Риме произошло кровопролитное восстание работников монетных мастерских. Неоднократно волновался римский плебс, требуя новых раздач, что привело к дальнейшему нажиму на ремесленные коллегии.
Ухудшалось и положение декурионов, так как Аврелиан в борьбе с запустением земель распространил египетскую практику принудительной аренды и на другие провинции, сделав ответственными за неё декурионов. Солдатам «иллирийские» императоры, с одной стороны, продолжали платить высокое жалованье, с другой — ставили их под более строгий контроль, заставляя работать. Проб (276—282), например, потребовал, чтобы солдаты осушали болота, расчищали леса и насаждали виноградники в Галлии, Паннонии и Мёзии. Он, вероятно, хотел наделить их новью, вместо того чтобы отнимать земли у старых владельцев, как это делалось раньше.
Во второй половине III в. в борьбе с народными движениями императорская власть принимает всё более неприкрыто-монархический характер. Уже Аврелиан официально именовал себя «господином и богом», появляясь в роскошной одежде, подобной одежде персидских царей. Он же сделал новую попытку ввести единый государственный культ, объявив верховным богом солнце, а императора — как бы соправителем верховного божества, однако в отличие от Элагабала Аврелиан организовал культ солнца не в восточной форме, а наподобие римского культа Юпитера.
К 80-м годам III в. политический кризис был в основном прёодолён, внешние вторжения приостановлены, распавшаяся империя вновь объединилась. Большое количество пленных было расселено в качестве колонов на императорских и частных землях. С частью племён были заключены договоры, согласно которым они получали места для поселения в пограничных районах и должны были служить в пограничных военных частях. Это способствовало временному возрождению военной мощи империи и несколько укрепило её экономическое положение. Путём жестокого нажима господствующему классу удалось на некоторое время затормозить кризис рабовладельческого способа производства, сохранить империю, которая была нужна ему для подавления сопротивления всех эксплуатируемых.
Восстановление империи сопровождалось значительными изменениями в её социальном и политическом строе. События III в. нанесли тяжёлый удар по тем слоям рабовладельцев, которые составляли главную опору принципата,— муниципальной знати, городским землевладельцам. Разнообразные данные показывают, что с конца III в. в большинстве провинций рабовладельческие виллы и города всё более вытесняются огромными имениями, основанными, главным образом, на эксплуатации колонов и посаженных на землю рабов. Эти имения, а также сохранившиеся ещё в ряде провинций сёла свободных крестьян играют важную роль в хозяйственной жизни империи. Здесь развивается теперь ремесло, в котором заняты рабы (в латифундиях) и свободные работники (в сёлах), возникают рынки.
Значительная часть населения перемещается из городов в сельские местности. Разорившиеся городские землевладельцы нередко становятся колонами в имениях крупных собственников. Территории большинства городов, особенно на Западе, в несколько раз уменьшаются. Многократные попытки императорской власти приостановить неумолимый процесс упадка городов, сохранив их как организацию класса рабовладельцев, оказывались тщетными. Всё это меняло соотношение сил внутри империи, которая из органа господства широкого и неоднородного блока рабовладельцев Средиземноморья превращается всё больше в орган господства их верхушки — крупных земельных магнатов и сравнительно небольшого слоя городских богачей, сохранившегося главным образом в восточных провинциях. Представляя их интересы, она действует теперь как машина подавления не только в отношении рабов, но и колонов, закабаляемых крестьян, поселенцев-«варваров», городских налогоплательщиков.
То, что в этом направлении ощупью и от случая к случаю намечали «иллирийские» императоры, в значительной мере выполнил Диоклетиан (284—305). Сын далмата-вольноотпущенника, он, как и его предшественники, сделал карьеру в армии. Став императором, он начал с подавления восстания багаудов и африканских повстанцев, чем стяжал симпатии провинциальной знати.
Военными
операциями против повстанцев в Африке и
Галлии руководил соправитель Диоклетиана
Максимиан при активной помощи местной
аристократии. По свидетельству некоторых
римских историков, именно размах народных
восстаний иринудвд Диоклетиана разделить
власть с Максимианом. Для подавления
багаудов Максимиану пришлось вызвать
легионы с востока, так кап местные войска он
считал ненадёжными. Но и вновь прибывшие
солдаты отказывались сражаться с
повстанцами. Только повторными децимациями
он смог заставить солдат выступить против
багаудов. Карательные экспедиции
Максимиана опустошали галльские сёла.
Многие крестьяне и колоны уходили в
крепость на Марне, где Элиан и Аманд
готовились к обороне. Лишь после того как
значительная часть сельского населения
была истреблена, Максимиан отважился на
осаду и штурм этой крепости. Такой же
тактики он придерживался и против
африканских повстанцев, которые защищались
с замечательным мужеством. Взятие крепости
багаудов и неприступных твердынь в горах
Атласа, где укрывались африканские колоны,
стоило обеим сторонам огромных жертв.
Многие из восставших были убиты, и народ
впоследствии чтил их память. Многие были
захвачены в плен и розданы в качестве рабов
без права освобождения. Знать в напыщенных
панегириках восхваляла победы новых
Юпитера и Геракла, потомками которых
называли себя Диоклетиан и Максимиан, над
новыми гигантами— «мятежными сынами земли».
Она приветствовала теперь установление
сильной власти. Император был окончательно
признан божественным. Всякий допущенный к
императору был обязан падать ниц.
Придворный этикет стал подобен персидскому.
Император назывался уже не принцепсом, а
господином (dominus). Поэтому и вся система,
созданная Диоклетианом, обычно называется
в отличие от принципата доминатом.
При Диоклетиане был проведён ряд реформ, направленных на усиление императорской власти, государственного и военного аппарата. Проявившийся в кризисе III в. раскол империи был оформлен разделением её на четыре части, внешне сохранявшие единство, но подчинённые четырём правителям: двум августам — самому Диоклетиану, избравшему себе азиатские провинции, Египет и Киренаику, Фракию и Нижнюю Мёзию, и Максимиану, получившему Италию, Африку, Рецию и Норик, и двум цезарям — Галерию, управлявшему остальными балканскими и дунайскими провинциями, и Констанцию Хлору, ведавшему Британией, Галлией, Испанией и Мавретанией. Всех своих соправителей Диоклетиан выбрал из среды выслужившихся солдат дунайского происхождения. Старые провинции были поделены на более мелкие части, так что провинций образовалось более 100, причём Италия была окончательно приравнена к другим областям империи и подобно им разделена на провинции; 10—12 провинций объединялись в диоцезы во главе с викариями; военная власть была отделена от гражданской. Это новое деление должно было облегчить оборону провинций, контроль за ними и ослабить провинциальных наместников, склонных к узурпации.
Была проведена и военная реформа: количество легионов было увеличено до 72 (необходимо, однако, упомянуть, что это были не старые легионы по 6 тыс., со вспомогательными же войсками даже по 10 тыс. человек в каждом, а новые, значительно меньшего размера), общее число солдат всех категорий было доведено примерно до 600 тыс. Армия была поделена на пограничные части военных колонистов и подвижные внутренние части. И в тех и в других всё большее значение приобретали внеимперские элементы. Изменился и социальный состав армии, в которую стали набирать, кроме свободных земледельцев, также и колонов. Военная реформа позволила Диоклетиану одержать серьёзные победы над персами и другими внешними врагами. Множество пленных было .обращено в колонов и рабов.
Диоклетиан и его соправители, как и все их предшественниКИ) начиная с Северов, требовали, чтобы подданные называли время их правления «золотым веком». Но на деле положение масс стало еще более тяжелым. Возросшая армия, штат прид- ворных и чиновников, постройки в новых императорских резиденциях — всё это требовало огромных расходов на жалованье, раздачи и т. п. Попытка проведения денежной реформы в целях повышения стоимости денег не дала ожидаемого эффекта, и правительство Диоклетиана окончательно перешло на взимание основных налогов натурой. Только ремесленники и торговцы платили налог деньгами. Для земледельческого населения натуральный налог, аннона, был установлено комбинированной единицы, состоявшей из рабочей силы одного взрослого мужчины, свободного или раба — безразлично, и земельного участка размером от 5 до 60 югеров (в зависимости от плодородия земли и разводившейся на ней культуры). За взнос налогов отвечали декурионы городов или владельцы изъятых из ведения городов латифундий, что чрезвычайно усилило их власть над зависимыми людьми. При проводившемся раз в пять лет цензе для учёта людей и земли и определения суммы налога совершались вопиющие злоупотребления. Детей записывали как взрослых, покойников — как живых. Неисправных плательщиков, будь то крестьянин или декурион, нещадно били. Наряду с методами насильственного подавления народных движений в политика Диоклетиана еще сохранялись элементы социальной демагогии, широко практиковавшейся его предшественниками.
Как и Север, Диоклетиан брал под защиту «маленьких людей», запрещал предрешать судебные дела в пользу знатных, обременять сельское население какими-либо дополнительными повинностями, категорически воспрещал продажу в рабство свободных людей и детей свободных за долги отцов, приказал «клеймить бесчестием» лиц, взимавших «бесстыдные проценты».
В ряду этих социально-экономических мероприятий Диоклетиана стоит и знаменитый эдикт о максимальных ценах. Законодательное регулирование цен в целях борьбы со спекуляцией и предотвращения голодных бунтов проводилось и раньше, но регулировались главным образом цены на муку, иногда на мясо. Эдикт Диоклетиана устанавливал цены на все сельскохозяйственные продукты, ремесленные изделия, перевозки, заработную плату. За превышение установленных цен или сокрытие товаров назначалась смертная казнь. Издание эдикта мотивировалось тем, что спекулянты, наживаясь на неурожаях, разоряют народ и солдат. Перечень цев составлен очень детально: в нём, например, упомянуто 30 сортов зерна, 50 сортов мяса, 116 сортов льняных изделий и т. п. Наёмным работникам определялась подённая плата, причём наниматель должен был их кормить. Пастух получал 20 денариев в день, батрак —25, пекарь, каменщик, столяр, кузнец — по 50, маляр —75, художник —150 и т. д. Эти расценки довольно велики, если сравнить их с ценами на продукты питания (например, фунт говядины стоил 8 денариев), но они малы по сравнению с ценами на ремесленные товары (обувь стоила 100—120 денариев, солдатский плащ—1000, куртка из заячьего меха — 6000 денариев). Цены были установлены произвольно и никого не удовлетворяли. Эдикт не принёс пользы бедноте и вызвал негодование богачей, которые всячески старались его обойти.
После разгрома багаудов и других повстанцев силы народного сопротивления были ослаблены. Поэтому часть населения искала прибежища в религиях, протестовавших против официального культа. Большое распространение в восточных провинциях и в Африке приобрело манихейство, проникшее в империю из Ирана. Диоклетиан, объявив манихеев орудием враждебной Персии, приказал казнить их проповедников и жечь их книги.
Но гораздо большее значение имело христианство, распространившееся теперь не только в восточных, но и в западных провинциях среди всех слоев общества. Даже жена Диоклетиана была христианкой. Верхушка христиан была готова примириться с государством и даже разрешить христианам ценой небольшого покаяния занимать должности муниципальных жрецов. Но массы христиан относились к империи враждебно. Нередки были случаи отказа христиан вступать в армию или подчиняться военной дисциплине и, тем более, признавать божественность императора и приносить жертвы.
Христианские писатели переходили от обороны к наступлению, осмеивали и обличали «ложных богов», основываясь, между прочим, и на цитатах из языческих философов, не отвергая даже в этом случае идей материалиста Лукреция. Они доказывали неизбежность конца мира и власти Рима, который должен пасть, как пали царства ассирийцев, персов, македонян. «Золотой век» Диоклетиана они называли веком нечестивым, а обожествлённых римских императоров — разбойниками. Всё это, конечно, противоречило идее божественной и вечной монархии. Многие приверженцы старой религии, в том числе цезарь Галерий, заявляли, что христиане отвращают от империи милость оскорбляемых ими богов.
Повидимому, главным образом по его настоянию, Диоклетиан начал новое преследование христиан. Вначале он только потребовал всеобщего жертвоприношения, но когда кое-где вспыхнули волнения, а в Никомедии был подожжён дворец, причём Галерий обвинил в поджоге христиан, начались повсеместные аресты, пытки, казни. Христианские церкви разрушали, их имущество отбирали, книги сжигали. Менее интенсивны были гонения в западных провинциях. Как и при предыдущих гонениях, многие богатые и знатные христиане довольно легко жертвовали верой, тогда как христиане из народа изливали всю накопившуюся ненависть к правительству, отказываясь от жертвоприношений, обличая судей и наместников. В общем, и эти новые преследования христиан своей цели не достигли.
Через 21 год после вступления на престол Диоклетиан отказался от власти и кончил жизнь частным лицом в родной Далмации. По его настоянию от власти отказался и Максимиан. После отречения Диоклетиана разгорелась борьба между многочисленными претендентами на императорскую власть — бывшими цезарями, ставшими теперь августами, их сыновьями и вновь привлечёнными ими цезарями. Победителем из этой борьбы вышел Константин, сын умершего в 306 г. Констанция Хлора. Он был выдвинут аристократией западных провинций, и его победа знаменовала окончательный разрыв с традициями принципата.
Кризис III в. отразился и в идеологии того времени. Старые идеи и представления расшатывались, новые прокладывали себе путь. Этот период обычно считается временем глубокого упадка культуры, и действительно, в области науки, литературы и искусства в III в. не было создано ничего значительного. Единственное исключение составляет право, которое интенсивно разрабатывалось префектами претория — Папинианом, Ульпианом и другими юристами. Именно в это время в соответствии с нуждами мировой империи приводится в систему римское право «...с его непревзойденной по точности разработкой всех существенных правовых отношений простых товаровладельцев (покупатель и продавец, кредитор и должник, договор, обязательство и т. д.)». Римское право к этому времени включало элементы правовых норм, действовавших в провинциях. Оно было результатом и могучим оружием уравнения отношений во всех частях империи и воздействия на эти отношения.
Напряжённая борьба в III в. шла в области религии и философии, которые в это время в значительной мере сливаются. Обострение этой борьбы объясняется тем, что в условиях резкого ухудшения положения большей части населения, всеобщей неуверенности в завтрашнем дне, беспрерывных внешних и внутренних войн, обострения социальных противоречий главным вопросом, занимавшим умы, стал вопрос о причинах, породивших все эти бедствия, о происхождении в мире зла, вопрос о том, как уйти из-под его власти, как жить, на что надеяться. На все эти вопросы в тех условиях некий, хотя бы лишь видимый ответ могли дать только религия и близкая к ней философия. А так как многие образованные люди этого времени были тесно связаны с деклассировавшейся, уходившей в прошлое муниципальной знатью, то созданные религиозно-философские системы принимают пессимистический, упадочнический характер.
Материализм повсеместно вытесняется идеализмом, интерес к земному миру — интересом к миру потустороннему, социальные и политические проблемы оттесняются учениями о силах, якобы управляющих судьбами мира, о боге, демонах, предопределении и свободной воле, грехе и очищении и т. п. Стремление к научным знаниям сменяется скептицизмом, утверждениями, что мир не познаваем для человека, а может быть, и вовсе не существует вне его представлений, как это пытались доказывать, например, Секст Эмпирик и другие представители школы скептиков. Правительство, понимая, что такие настроения пагубно влияют на общественную жизнь, пыталось бороться о ними, противопоставляя им казённый и обязательный оптимизм.
Большую роль играла, как и при Августе, идея нового «золотого века», который должен принести своим подданным император. Для укрепления этой идеи Септимий Север торжественно отпраздновал секулярные игры по образцу такого же празднества, устроенного Августом, а затем Клавдием. Чем тяжелее становилась жизнь и чем кратковременное правление императоров, тем более настойчиво требовали они от подданных признания своего правления «золотым веком». «Мы видим золотой век», чеканилось на медалях, выдававшихся военным, а ритор III в. Менандр, написавший руководство для составления речей, произносившихся перед императорами, включил туда и обязательное упоминание о «золотом веке», «наступившем в их правление. Даже колоны свои жалобы императорам на притеснения прокураторов неизменно начинали с заверения, что в их правление все обрели счастье и только они одни составляют случайное исключение.
Но, конечно, все эти заверения никого не обманывали и не означали прекращения поисков утешения в религии. Даже единственный литературный жанр, продолжавший развиваться в III в.,—роман—приобретает религиозно-философскую окраску. Платоник Апулей из африканского города Мадавры, живший во второй половине II в. и начале III в., пишет весёлый роман о похождениях грека Луция, который, пожелав испытать колдовское искусство славившихся своими познаниями в магии фессалийских женщин, по ошибке превращается в осла и в таком виде переживает разнообразные приключения. В романе Апулея есть всё, что обычно входило в состав античного романа,— и разбойники, похищающие прекрасную девушку, и страшные опасности, и чудесные избавления, и любовные истории, и кровавые преступления, и вставные рассказы, из которых особенно знаменита сказка об Амуре и Психее, многократно обрабатывавшаяся впоследствии и на Западе, и в России. Но конец романа религиозен: Луция освобождает от чар явившаяся ему во сне богиня Исида, и он принимает посвящение в её мистерии. В романе «Эфиопика», написанном Гелиодором из Эмесы, обычный для античного романа сюжет — приключения двух влюблённых, которые соединяются, лишь испытав невероятные опасности и страдания,— сочетается с прославлением покровительствующего им солнечного бога, которого автор называет Аполлоном, но под которым, видимо, подразумевает эмесского Элагабала.
Наиболее интересен в этом смысле религиозно-философский роман начала III в., написанный известным софистом Филостратом, о мудреце и «чудотворце» I в. н. э. Аполлонии из каппадокийского города Тианы. Филострат был близок к жене Септимия Севера Юлии Домне, собиравшей вокруг себя всех выдающихся представителей тогдашних образованных кругов. Здесь обсуждались все волновавшие их вопросы с известной свободой, допускавшейся Юлией Домной, которая стояла в некоторой оппозиции сперва к мужу, а затем к сыну.
Филострат с одобрения или даже по совету императрицы попытался дать в своём романе новый идеал современникам. Его Аполлоний, которого, кстати, некоторые противники христианства впоследствии противопоставляли Христу,— совершенный образец античной мудрости и добродетели. Эти качества он приобрёл праведной жизнью по заветам Пифагора и общением с философами Эфиопии и Индии. Свою мудрость Аполлоний ставит на службу обществу. Он поучает граждан, реформирует и восстанавливает религиозные обряды, успокаивает мятежи, обличает корыстолюбцев, изгоняет, демонов, даёт Веспасиану советы, как наилучшим образом устроить империю, причём формулирует программу монархии, основанной на городской автономии, свободе мысли и мирной политике, активно борется против «тирана» Домициана.
Это служение обществу сближает Аполлония с идеалом мудреца в учениях стоиков и киников. С ними роднит его и представление о всеобщем гармоническом единстве мира, но обоснование ему он даёт несколько иное. Для стоиков высшим началом был разум; разум диктовал подчинение неизбежным законам природы, исполнение долга и т. п. Аполлоний в духе положений неопифагорейцев и платоников учит, что выше разума стоит некое идеальное начало, общее всему и всё объединяющее. Разумом его познать нельзя, но к нему надо стремиться, так как только в соединении с вим — высший смысл жизни.
Чем дальше, тем острее становится идеологическая, борьба, развёртывающаяся параллельно с борьбой социальной. Среди аристократии западных провинций крепнет культ Антонинов, но не реальных, исторических Антониной, а идеальных правителей, которые ещё явятся и устроят мир без солдат, без «варваров», без «тиранов» и передадут всю власть сенату. Появляются пророчества о грядущем пришествии такого сенатского «мессии». С ним сближается, между прочим, и Геракл, но не народный Геракл-труженик, а аристократический Геракл, «добрый царь», гроза тиранов, укротитель «черни». Такого Геракла особенно чтили правители Галльской империи: император Проб, искавший союза с западной знатью, и палач багаудов Максимиан. Среди восточной аристократии в соответствии с её политическими устремлениями большое распространение получают солнечные культы. Солнце здесь мыслилось как единственный или во всяком случае верховный бог и вместе с тем как особый покровитель императора, который так же велик и недосягаем на земле, как солнце на небе. Это-то солнце и избрал своим богом Аврелиан, налаживая отношения с Востоком после победы над Зенобией.
В армии и связанных с нею кругах всё ещё процветал культ Юпитера — бога римской мощи и славы. Сложные религиозно-философские системы в народе и армии распространялись слабо или принимали формы примитивной магии и веры в демонов. Только культ «спасителя» Митры, ясно дававший ответ на вопрос о происхождении зла и об избавлении от него, а также христианство находили здесь всё больше сторонников.
В среде муниципальных рабовладельцев и связанной с ними городской интеллигенции идеологический кризис чувствовался острее всего. Большое распространение получают здесь христианские и нехристианские гностические системы, созданные главным образом уроженцами Сирии и Египта, где, особенно в Александрии, развиваются новые религиозно-философские школы, близкие к платонизму. На гностиков сильно влияли также египетские, сирийские и персидские мистерии. Их учения излагались в форме тайных откровений.
При всём различии этих систем их объединяла крайне пессимистическая оценка мира и человечества, что естественно для представителей класса, уходящего в прошлое. Бегство от общества, строгий аскетизм пользовались всё возрастающей популярностью в этих кругах. Презрение к «черни» заставляло гностиков делить человечество на немногих избранных, живущих духом, и массы обречённых на погибель людей, преданных только материальным интересам. Общая неудовлетворённость действительностью приводила к заключению, что зло неизбежно присуще материальному миру, греховному и испорченному. Ни улучшить, ни перестроить его нельзя, он обречён на гибель. Поэтому мудрый не может и не должен служить благу человечества, государства, города. Его дело — заботиться о собственном спасении, изучая высшие тайны мира духов, что должно привести его к преодолению царящей в мире роковой необходимости и ввести в область высшей свободы.
Этот беспросветный пессимизм был так распространён, что повлиял и на некоторых христианских писателей, вышедших из той же среды. Потребность ответить на занимавшие умы вопросы побуждала христиан создать собственную философскую систему. Первыми христианами, откликнувшимися в этом смысле на запросы времени, были александрийцы Климент и особенно Ориген. Ориген первоначально обучался у платоника Аммония и многое заимствовал у платоников и гностиков, пытаясь, однако, в противоположность им, обосновать идею не всеобщей гибели, а всеобщего спасения. Церковь впоследствии не признала его сочинения ортодоксальными, но в своё время Ориген был в большом почёте.
Из той же школы Аммония вышел и творец последней значительной языческой философской системы — системы неоплатонизма — Плотин. Не случайно формирование этой Системы совпало с правлением Галлиена: общественные слои, мечтавшие о реставрации империи Августа и Антонинов, в последний раз собрав свои силы, выступили как в области политики, так и в области идеологии. Лекции прибывшего в Рим Плотина посещали представители образованных кругов, некоторые сенаторы и даже сам Галлиен, который, по некоторым данным, намеревался основать город философов Платонополь, по образцу государства Платона.
Система Плотина абстрактна, сложна и внешне совершенно оторвана от реальной жизни, но, как и всякая философская система, она всё же порождена окружающей действительностью. Для Плотина, как и для его современников, наиболее важны вопросы о добре и зле, о боге и мире, о месте и задачах человека. Он является последовательным идеалистом и связывает зло с материей, он презирает людей, для него большую роль играют мистика, астрология, магия. В этом смысле система Плотина носит на себе черты глубокого упадка, но всё-таки он попытался спасти то, что ещё казалось возможным спасти из свойственного античности активного, оптимистического отношения к миру.
Первопричиной, началом всего Плотин считает непознаваемое разумом верховное благо, которое он часто сравнивает со светом. Это благо — первоисточник всего сущего, присуще всему, и именно оно делает мир единым, стройным во всех его частях, взаимосвязанным целым. Ниже верховного блага стоят мировой разум и мировая душа, частями которых являются умы и души богов, светил, людей, животных. Верховный свет, как бы пройдя через разум и душу, постепенно меркнет и совершенно погасает в материи. Задача человека — путём совершенствования своей души и выделения таящегося в ней света слиться с верховным благом.
Плотин — противник крайнего аскетизма, он считает, как и стоики, что мудрец должен жить в обществе, исполнять свои обязанности по отношению к нему и помнить, что он только часть прекрасного и совершенного целого, благо которого выше блага его части. Для определения задач человека Плотин охотно пользуется образами стоиков: человек — это актёр мировой драмы, боец в мировом воинстве. Он высмеивает тех, кто складывает руки, полагаясь на богов или пришествие божественного спасителя, а потом жалуется на жизнь. Понятно, говорит он, что, когда люди становятся подобны робким овцам, их пожирают сильные волки, т. е. богачи и тираны. Этот призыв к борьбе весьма знаменателен, если учесть события времени Галлиена.
Заимствуя многое из этики стоиков, Плотин приспособляет её к индивидуализму своего времени. Добродетель для него, в отличие от стоиков, не самоцель, а лишь путь к слиянию с верховным благом. Не признаёт Плотин и конечной мировой катастрофы, о которой говорили стоики, и неоднократно возражает гностикам, для которых эта катастрофа была одной из основ их пессимизма. По мнению Плотина, мир вечен и прекрасен, как вечна и прекрасна его первопричина. Он движется по неизменным законам, которых не могут изменить ни пришествие «спасителя», ни заклинания демонов, ни молитвы богам. Однако он не отрицает религии, считая, что к богам надо обращаться с определёнными, строго установленными формулами, как это было характерно для старой римской религии, которую старался возродить Галлиен и которая была ещё сильна в поддерживавшей его армии.
Неудача реставраторских попыток Галлиена пагубно повлияла на школу Плотина. После смерти Галлиена Плотин и большинство его учеников покинули Рим. Близкий к нему философ Лонгин бежал к Зенобии и был затем казнён Аврелианом. Изменяется и самый неоплатонизм. Уже у ближайшего ученика Плотина, сирийца Порфирия, исчезают те элементы оптимистической оценки мира и призывы к активной жизни в обществе, которые были у его учителя. Порфирий считает, что мудрец должен бежать от толпы в пустыню. Аскетизм, магия, астрология, учение о демонах начинают играть главную роль в позднейшем неоплатонизме, который, таким образом, постепенно сливается с теми системами, против которых боролся сам Плотин.
Одновременно с этим христианская религия в III в. постепенно теряет свою былую оппозиционность к правительству, к богатству: в ней всё громче начиняет звучать проповедь смирения и покорности. Складывается общая церковная организация для всей империи, церковная иерархия всё больше приобретает монархические черты. Всё это подготовляет союз церкви с империей и окончательно ставит христианскую религию на службу господствующим классам.
III—IV вв. н. э.—мало изученный период в истории Средней Азии. Особенно плохо известны социально-экономические отношения. Местная традиция скудна и сохранилась главным образом в пересказах арабоязычных писателей более позднего времени. Материал литературных источников относится преимущественно ко времени, непосредственно предшествующему арабскому завоеванию (V—VIII вв.). Поэтому для характеристики Средней Азии 111—IV вв. приходится использовать материал более позднего времени. Для истории идеологии и культуры Средней Азии в этот период большое значение имеют, в частности, согдийские рукописи VII—IX вв. из Восточного Туркестана и VIII в. с горы Муг в Таджикистане.
В III в. начинается распад Кушанской империи. Юго-западные области Средней Азии захватывает сасанидский Иран. Кушанские цари теряют значительные территории в Индии. Власть кушанских царей Индостана сохраняется лишь на небольшой территории в долине Кабула. Кушанские шахи Согда, правители города Кушании на Зарафшане, повидимому, политически никак не были с ними связаны. В IV в. кушанские шахи Кабула переходят от борьбы с Сасанидами к союзу с ними, закреплённому брачными связями. Окончательное крушение остатков Кушанской державы происходит на рубеже IV и V вв., когда в Среднюю Азию хлынули новые волны кочевников.
В процессе разложения Кушанской империи Средняя Азия снова распадается на бесконечное количество городов-государств. Разделённые степями, пустынями и труднопроходимыми горами отдельные оазисы и долины представляли собой самостоятельные государственные образования. Нередко политическая раздроблённость шла ещё дальше, и на территории одного оазиса возникало несколько государств. Напротив, иногда происходило объединение мелких городских царств под властью более крупных в своеобразные федерации городов-государств.
Изменилась вся карта Средней Азии. За древней Бактрией теперь окончательно утвердилось название Тохаристан. Гиндукуш отделял Тохаристан на юге от Кабульского царства, Гиссарский хребет на севере — от Согда. На востоке с Тохаристаном граничило Памирское нагорье, заселённое независимыми кочевниками, на западе — оазисы Мургаба и Герируда. На территории современной Горно-Бадахшанской области был расположен ряд горных княжеств.
Согд (Согдиана античных авторов) политически был раздроблен. Собственно Согд охватывал бассейн Зарафшана от Пенджикента до Кермине. Западная часть долины Зарафшана представляла собой особую федерацию городских царств во главе с Бухарой. Общее число владений в Согде было весьма значительно; наиболее сильным было княжество Маймург с центром в Ривдаде (вероятно, городище Тали-Барзу), в 8—9 км к югу от Самарканда. Значение Маймурга объяснялось тем, что в нём находились главные сооружения ирригационной системы, орошавшей земли к югу от Зарафшана.
Самарканд, древняя Мараканда, в III—IV вв. был, невидимому, незначительным городом. После падения Греко-Бактрийского царства он упоминается в источниках (а именно, в китайских) впервые с V в. С этого времени начинается рост Самарканда как торгового и культурного центра. Ниже Самарканда по Зарафшану находились небольшое государство Иштихан и Кушания, столица Согда при кушанах, один из последних обломков великой империи. У истоков Зарафшана находилась область Осрушана. На левом берегу Аму-Дарьи было расположено небольшое владение Амуль (Чарджоу).
Фергана, за исключением Ходжента (древняя Александрия Эсхата, современный Ленинабад), также представляла собой федерацию городов-государств с центром в Касане. Ниже по течению Сыр-Дарьи, в долине Чирчика был расположен Шаш (Чач) с центром в Бинакенте (современный Ташкент). Ниже Шаша по Сыр-Дарье также существовали цветущие культурные земли. В бассейне Арыси было расположено Исфиджабское царство с центром в Исфиджабе (около современного Чимкента). Ещё ниже располагалась область Фараба, или Отрара, имевшая накануне арабского завоевания самостоятельных царей.
История Хорезма в III—IV вв. известна лучше, чем история других областей Средней Азии, благодаря производившимся здесь раскопкам. Культурная полоса Хорезма в I тысячелетии н. э. была значительно шире, чем когда-либо позже. Она простиралась далеко на запад и на восток от Аму-Дарьи. Для Хорезма была характерна довольно значительная политическая централизация. Упадок Кушанской империи в III в. н. э. привёл к освобождению Хорезма от кушанской зависимости. Первые Сасаниды претендовали на то, чтобы господствовать над Хорезмом, но фактически он был независим от них. На III в. падает кратковременный подъём могущества Хорезма,,последний расцвет его в рабовладельческую эпоху.
Выдающимся памятником культуры Хорезма I—VI вв. н. э. является городище Топрак-кала. Здесь находилась в III в. столица Хорезма. Город в плане представлял собой правильный прямоугольник. В северо-западном углу был расположен дворец правителя — огромный трёхбашенный замок. На юго-восток от замка находился храм огня. От него на юг шла длинная улица, разрезавшая город на две половины. Отходившие от неё переулки отделяли друг от друга массивные дома-кварталы, из которых состояла столица позднерабовладельческого Хорезма. В Топрак-кала открыто большое количество памятников искусства (архитектуры, скульптуры, живописи), монет и — самое главное — памятники хорезмской письменности. Здесь был обнаружен архив из 116 документов, написанных на дереве и коже. В 305 г. столица была перенесена в город Кят на правом берегу Аму-Дарьи, где, по рассказу хорезмского учёного X—XI вв. Бируни, хорезмшах Африг (имя его известно и по данным нумизматики) построил величественный замок Фир. От Африга пошла династия Афригидов, правившая в Хорезме несколько векоп. По имени этой династии и культура Хорезма этого периода называется афригидской.
Юго-западная часть Средней Азии с первой половины III в. входила в состав сасанидского Ирана.
Основу хозяйства Средней Азии составляло ирригационное земледелие. Оросрттельная сеть достигла наивысшего развития в кушанский период. Главные оросительные системы Средней Азии с их большими каналами, по которым крупные речные суда проникали на десятки километров в глубь страны, восходят к этому времени. В рассматриваемый период здесь были известны многие из сельскохозяйственных культур, выращиваемых и теперь: пшеница, просо, ячмень, люцерна, хлопок, виноград, огородные и бахчевые растения, в частности дыни, плодовые деревья, тутовое дерево и т. д. Значительную роль играло животноводство — разведение лошадей, крупного и мелкого рогатого скота, домашней птицы. В малоплодородных горных районах скотоводство преобладало над земледелием.
Высокого развития достигло также ремесло — гончарное, металлургическое, стекольное, кузнечное, ткацкое (особенно в окрестностях Бухары) и т. д. Для данного периода оно известно по археологическим находкам, для более позднего — также и по сообщениям арабских писателей. Сильно было развито горное дело, особенно на востоке Средней Азии, в горах, нередко восходившее к глубокой древности. Китайские источники сообщают, что в горах Ферганы и Согда добывались железо, золото, серебро и нефрит. В Илаке добывалось серебро, в Карамазаре — медь, в Бадахшане — рубины, в Бактрии — лазурит и т. д. Чтобы составить представление об общественном строе Средней Азии III— IV вв., материал приходится черпать отчасти из последующего времени. Среднеазиатский город рассматриваемого периода обычно занимал обширное пространство, обнесённое колъгом мощных глинобитных стен и пересечённое арыками. Здесь находились окружённые садами и посевами укреплённые усадьбы дехкан.
Непременной принадлежностью города был рынок, почти всегда за воротами, а также храмы и монастыри различных религий — зороастрийские («дома огня», куда по праздникам горожане собирались на общественную трапезу), буддийские, манихейские и христианские.
Вокруг города располагался рустак —
находящаяся под его влиянием сельская
местность, границы которой определялись
размерами ирригационной сети. В рустаке
находились такие же укреплённые усадьбы,
как и в городе. Различие состояло в меньшей
густоте расположения построек, в меньшем
удельном весе ремесла сравнительно с
земледелием. Неукреплённые селения
существовали только в отсталых горных
местностях. Даже те населённые пункты,
которые позднейшие арабские источники
именуют деревнями, имели обычно стены,
цитадель правителя, храмы, рынки. Их
полусамостоятельные правители нередко
носили столь же громкие титулы, как и
правители крупных городов. Наряду с
относительно скромными «замками»
крестьянских семенных общин возникают
мощные крепости землевладельческой знати.
Наличие укрепленных поселений —
характерная особенность Средней Азии. Не
случайно поэтому иноземные источники
постоянно говорят о большом количестве
среднеазиатских «городов». Это объясняется
специфическими условиями Средней Азии.
Рядом с оазисами жили кочевники. Оживлённый
обмен с ними способствовал возникновению
центров торговли и ремесла, а их постоянные
набеги не позволяли оседлому населению
жить вне укреплений.
Упадок рабовладельческого строя на территории Средней Азии находит отражение в различных областях жизни. В результате ослабления государственной власти и прогрессирующего закабаления крестьянства приходит в упадок ирригационная система. Центр тяжести хозяйственной жизни переносится из города в деревню. Получает резкое преобладание замкнутое хозяйство, развивающееся в поместьях крупных землевладельцев. Ослабевают внешние экономические связи. Наивысшего расцвета торговля достигает в кушанский период. Обмен с кочевниками, транзитная торговля между Ираном, Индией, Китаем и Восточной Европой, пути которой скрещивались в Средней Азии,— всё это ещё сохраняется от кушанского периода, но в уменьшенных масштабах. Купцов ещё много, и они весьма влиятельны (источники упоминают о них применительно к Пайкенду, Бухаре, Хорезму), но по своему положению они во многом приближаются к землевладельческой знати: они также имеют земли, башни, клиентов и рабов. Именно рабами купцов и землевладельческой знати были те ремесленники, изделия которых упоминаются в литературных источниках и обнаружены археологами. Свободных ремесленников в рабовладельческой Средней Азии было мало; лишь в немногих городах, например в Антиохии Маргиане, в парфянский период существовали ремесленные кварталы.
В политическом строе и в быту
среднеазиатских государств этого времени
сохранились весьма древние черты. Власть
царя была ограничена советом старейшин.Царь
был верховным жрецом и участвовал в
религиозных церемониях. Особа царя
считалась священной, с ней связывались
магические представления: цари некоторых
городов не могли показывать народу свои
волосы, дабы не навлечь несчастья.
Китайские и арабские источники говорят о
пышном придворном этикете. Цари ряда
городов и государств чеканили монету.
Известны монеты Бухары, Хорезма, Согда. Для
Хорезма характерны, в частности, мелкие
бронзовые монеты. Некоторые согдийские
монеты чеканились по образцу китайских с
квадратным отверстием в середине,
Происхождение многих монет ещё не
установлено.
Города-государства иногда объединялись в конфедерации под гегемонией сильнейшего из них. Во главе конфедерации стоял съезд царей и знати. Основную массу войска составляла аристократическая конница. Наряду с этим городская знать выставляла отряды вооружённых рабов — чакиров. О них говорят китайские источники.
Культура Средней Азии на рубеже древности и средневековья стояла высоко. Значительное развитие получили письменность и литература — религиозная, историческая, астрономическая и т» д. Существовало много различных видов письменности.
Очевидно, не позже IV в. н. э. на основе арамейского алфавита было создано согдийское письмо. Известная переписка между матерью, жившей в Самарканде, и дочерью, которая жила в согдийской колонии в Дуньхуане, в восточной части Восточного Туркестана, датируется началом IV в. Эта переписка даёт представление о семейном быте согдийцев и, в частности, о грамотности и самостоятельности женщин, не говоря уже о том, что она является одним из немногих и притом наиболее древних памятников согдийского языка. В Хорезме развивается хорезмское письмо, с V в. начинающее эволюционировать в сторону курсива. К III —IV вв. относятся важнейшие памятники древнехорезмской письменности: архив гтз Топрак-кала, ранние монеты Афригидов. В Тохаристане было, невидимому, распространено несколько алфавитов индийского происхождения. Своеобразное письмо, восходящее к арамейскому алфавиту (как согдийское и хорезмское), существовало и у кочевников. К сожалению, письменных памятников этого времени сохранилось немного. Бируни упоминает о хрониках и религиозных трактатах в Хорезме, уничтоженных арабами.
Искусство Средней Азии на рубеже древности и средневековья также достигло высокого уровня. Его образцами могут служить терракотовые статуэтки Афрасиаба, скульптурные украшения погребальных ящиков, серебряные чаши с реалистическими изображениями царей, всадников и божеств, происходящие, видимо,из Хорезма. Архитектура получила новый толчок благодаря строительству замков. Для гражданской архитектуры Хорезма в этот период характерны суровые и простые формы построек, обработка поверхности стен в виде полуколонн, соединяемых наверху полукруглыми арочками, массивные цоколи центральных высоко подымающихся башен.
В религиозном отношении Средняя Азия отличалась не меньшей пестротой, чем в политическом. Это было следствием того, что в процессе исторического развития одна религиозная система наслаивалась здесь на другую. Древнейшими формами религиозной идеологии были местные культы, ещё продолжавшие играть значительную роль, хотя бы в виде пережитков, и возникший на территории Восточного Ирана и Средней Азии зороастризм. В кушанский период распространяется буддизм. В период распада Кушанского царства в Среднюю Азию проникают иудаизм, манихейство и христианство. Из Восточного Туркестана (Синьцзяна) дошли многочисленные манихейские тексты, согдийские и тюркские. В тюркском варианте, восходящем к V в., сохранилось главное произведение манихейского вероучения — «Хуастуанифт».
Парс В 20-х годах III в. Парфянская держава, ослабленная борьбой с Римом и разъедаемая внутренними противоречиями, пала под ударами новой политической силы, вышедшей из коренной персидской области — из Парса.
Парс (иранская форма), или Персида (греческая форма), область на юго-западе Иранского плоскогорья, был некогда тем ядром, вокруг которого сложилась держава Ахеменидов. Экономическим и культурным центром государства Ахеменидов стали, однако, более западные области: Элам, Западная Мидия и Месопотамия. Со времён походов Александра политическое значение Парса было сведено на нет. В течение многовекового периода от разгрома державы Ахеменидов и до падения Парфянского царства Парс жил самостоятельной экономической и культурной жизнью.
Парфянская держава была неоднородным и неустойчивым объединением. В отдельных же небольших областях, из которых состояла Парфянская держава, положение часто бывало иным. Там в ряде случаев население принадлежало к одной народности или к близким, родственным племенам, имевшим общий понятный во всей области язык, общую материальную и духовную культуру. Такой областью был и Парс. Сохранилось несколько серий монет, чеканившихся правителями Парса с III в. до н. э. по II в. н. э. Имена правителей указывают на их связь с Ахеменидами. Монеты эти имели хождение на территории Парса и свидетельствовали о довольно значительном развитии здесь товарно-денежных отношений в рабовладельческую эпоху.
К началу III в. относятся военные успехи знатного рода Сасанидов, выступившего в качестве собирателя земель Парса. Представитель этого рода Ардашир сумел подчинить себе весь Парс и начал прибирать к рукам как области Центрального Ирана — Джей (позднее Исфахан) и Керман, так и лежащий к западу от Парса Хузистан (древнюю Сузиану). Обеспокоенный успехами Ардашира, парфянский царь Артабан V вступил с ним в борьбу, но в битве при Ормиздагане в Мидии (в апреле 224 г.) потерпел полное поражение и был убит на поле боя. В 226 г. Ардашир торжественно венчался на царство и оказался главой большой, но пришедшей к тому времени в полный упадок и распавшейся на составные части Парфянской державы.
Вопрос о структуре иранского общества в III—IV вв. очень сложен и окончательно не решён. Несомненно, что рабовладельческие порядки продолжали существовать и в ряде областей играли ещё немалую роль. Упоминания о рабах постоянно встречаются в различных источниках, но главные сведения дают сохранившиеся части сасанидского сборника юридических казусов «Матиган-и хазар дадестан». Здесь указывается, что первоначально рабом считался родившийся от отца-раба, а позднее — родившийся от матери-рабыни. Рабы покупались и продавались. Известна даже средняя цена раба — 500 драхм. Рабы дарились, посвящались храму, отдавались в залог. В рабство отдавали за некоторые преступления. Существовала сложная система вольноотпущенничества. Рабы могли на известных условиях иметь собственность, заключать сделки. К концу рассматриваемого периода уже существовала, повидимому, система так называемого «частичного освобождения» раба, на деле — предоставление рабу права пользоваться частью произведённого им продукта.
Известны случаи массового обращения в рабство жителей захваченных городов и территорий. Это говорит о том, что рабство сохранялось ещё в больших масштабах. Известно также, что рабы работали не только в доме или в качестве ремесленников, но и на земле. Известно, что поместье — дасткарт — могло продаваться и дариться вместе с рабами. Дольше всего рабский труд, повидимому, применялся на ирригационных и мелиоративных работах.
Необходимо, однако, иметь в виду, что различные области державы Сасанидов были несходны между собой по общественному строю. Если Месопотамия, имевшая в этот период, как и в предыдущие, значение экономического центра государства, продолжала сохранять рабовладельческие порядки, то жизнь внутренних, особенно горных, областей Ирана была весьма архаичной. Там всё ещё преобладали первобытно-общинные отношения.
Наряду с рабами, которые далеко не во всех областях играли одинаковую экономическую роль, существовала гораздо более многочисленная категория производителей — свободные ремесленники в городах и свободные общинники-крестьяне в деревне. В Иране болыпесемейная домовая община ещё играла важную роль. В упомянутом выше юридическом сборнике имеются термины дудак (дым), обозначающий общину, ихамдудакан (однодымцы), обозначающий членов болыпесемейной общины, а также термин нирмат, обозначающий совместное владение имуществом. Однако к концу рассматриваемого периода можно говорить о далеко зашедшем распаде большесемейной общины и окончательном растворении её в общине соседской, существование которой в Иране засвидетельствовано уже в I в. до н. э. В связи с этим происходит и изменение значения термина катак-хватав (позднее кед-худа), первоначально означавшего главу большесемейной общины, а к концу рассматриваемого периода уже означающего сельского старосту, выделившегося из среды односельчан и несущего определённые административные и финансовые функции. Сасанидский сборник даёт также некоторые намёки на сохранение определённых видов коллективной общинной собственности. Так, упоминается пастух, пасущий как общественное стадо, так и скот, принадлежащий отдельным членам общины.
Несколько иную картину представляет входившая в состав государства Сасанидов Месопотамия. Среди месопотамского крестьянства можно различить свободного земледельца-0аб/>а (что значит просто «муж») и зависимого колона — палаха. Для Месопотамии этого времени можно проследить процесс прикрепления рабов к земле и превращения их в колонов, происходящий параллельно с процессом закабаления свободных крестьян, что приводит к стиранию грани между ними и колонами.
Господствующий класс состоял из рабовладельцев и землевладельцев, как мелких, так и очень крупных. Могущественные роды земельной аристократии во главе с правящим домом Сасанидов имели огромные земельные угодья в разных областях страны, но обычно большая часть земель одного рода располагалась компактно в одной области. Так, род Сурен был связан с Сакастаном, род Спандиад — с Реем, род Карен — с Мидией. Известный государственный деятель Михр-Нарсе из рода Спандиад владел в Парсе значительными угодьями в округах Ардашир-Хварре и Шапур. У него там были деревни, в которых он строил храмы огня, разбивал парки. Обширные земельные угодья принадлежали также храмам и духовенству.
Наряду с такими крупнейшими землевладельцами были и землевладельцы более мелкие. Низший, наиболее многочисленный слой господствующего класса составляли азаты (буквально «свободные»). В это понятие, повидимому, кроме низших слоев земельной аристократии, входили также дехканы и кед-худа — верхушка, выделившаяся при обнищании и закабалении сельской общины. Часто такие дехканы, вероятно, сами обрабатывали свою землю с помощью домочадцев и рабов.
До сих пор остаются неясными конкретные формы взаимоотношений между землевладельцем и крестьянами, обрабатывавшими его землю, и тем более взаимоотношения между землевладельцем и ещё сохранившимися свободными крестьянскими общинами в сасанидском Иране. Известно только о государственных повинностях крестьянства. Основными видами налогов были поземельный налог и подушная подать.
Вопрос о закабалении свободных общинников — один из важнейщих вопросов истории Западной Азии в первые века нашей ЭРЫ. В дошедшем до нас документе о продаже виноградника (I в. до н. э.) заметно стремление парфянской государственной власти в целях обеспечения интересов фиска ввести принудительную обработку земли, учредив круговую поруку общины за уплату налогов. Это, несомненно, первый шаг по пути закабаления общинника крупными землевладельцами и их государством. Сасанидское государство, государство главным образом персидской, но также и парфянской рабовладельческой и земельной аристократии, пошло ещё дальше по этому пути. Закабаление свободного общинника, превращение его в зависимого крестьянина — один из главных признаков зарождения феодальных отношений в Иране и соседних областях в III—V вв. Поземельный налог ложился тяжёлым бременем на население. Для времени до IV в. размеры налогов точно неизвестны, но об их тяжести можно судить но сообщению источников о том, что при вступлении на престол царя Бахрама V недоимки по поземельному налогу достигали 70 млн. драхм. Во второй половине V в. в Иране в результате междоусобной войны, недорода, а также восстаний крестьян царь Пероз вынужден был «объявить при помощи писем всему своему народу, что он всех освобождает от поземельного налога, подушной подати, общественных работ и барщины». Из данного отрывка видно, из чего складывались основные повинности крестьянского населения. Налоги поступали в основном натурой. Государство имело обширные запасы зерна в специальных зернохранилищах.
Положение ремесленников в сасанидском государстве до сих пор недостаточно ясно. Сохранившиеся многочисленные изделия говорят о большом мастерстве и, несомненно, предполагают уже далеко зашедшее разделение труда, наличие специализированного ремесла, давно отделившегося от сельского хозяйства. В источниках встречаются упоминания о ремесленниках и даже о каких-то ремесленных организациях, характер которых нам ещё недостаточно ясен.
Сасанидская держава была типичным сословно-кастовым государством. Всё население делилось сначала на три, а затем на четыре сословия. Первые три сословия принадлежали к господствующему классу, это были воины, духовенство и чиновничество. Четвёртое сословие было податным, в него входили крестьяне, ремесленники, а также купцы. Переход из податного сословия в высшие был чрезвычайно затруднён, практически даже невозможен.
Привилегированные сословия делились на ранги, причём переход из одного ранга в другой был также весьма затруднён. Главой воинов считался главнокомандующий войском, главой духовенства — верховный жрец господствовавшей зороастрийской религии, главой чиновников — «великий писец». Главой четвёртого, податного сословия был чиновник, назначавшийся царём и игравший большую роль в административном аппарате. Он носил титул вастриошансалар.
Хотя царь должен был обязательно происходить из дома Сасанидов, но строгого порядка наследования не существовало. Обычно царь ещё при жизни стремился закрепить престол за угодным ему царевичем. В разные периоды роль высшей знати — светской и духовной — в выборе царя была то большей, то меньшей. Во всяком случае царь неоднократно выбирался под давлением той или иной группировки знати. Единственным правилом, которого строго придерживались, было требование, чтобы царь не имел телесных недостатков. Власть царя теоретически ничем не была ограничена.
Во главе административного аппарата стоял сановник, которого называли «великим распорядителем». Центральное правительство ведало в основном финансами и армией. Всеми финансами страны распоряжался глава четвёртого сословия — вастриошансалар. Его основной функцией был сбор налогов, под его началом стояли амаркары — сборщики налогов в отдельных областях.
Провинциальное управление осуществлялось или через местных князьков и царей, покорившихся Сасанидам, но сохранивших известную самостоятельность, или через наместников, назначавшихся из представителей высшей персидской и парфянской знати. Часто наместниками важнейших, особенно пограничных со Средней Азией, провинций были члены дома Сасанидов. Армия состояла из ополчения и вспомогательных отрядов союзных «варварских» племён. Её ядром была тяжёлая конница азатов. Пехота играла вспомогательную роль. Отдельные отряды были значительно больше преданы приведшему их представителю местной аристократии, чем главе армии — эранспахбаду, поставленному центральной властью. Такое войско являлось постоянной опасностью для царя, и ему обычно стоило немалых трудов держать его в повиновении и пользоваться им в соответствии со своими интересами.
Громадную роль в царстве Сасанидов играла государственная религия — зороастризм, активно способствовавшая укреплению власти персидской земельной аристократии и закабалению крестьянства.
Зороастризм только в сасанидское время окончательно сложился в воинствующую религию с письменно зафиксированными догматами, с подробно разработанной мелочной обрядностью и строго определённым культом. Своими корнями зороастризм уходит в древние иранские земледельческие культы, которые стали складываться в единый культ ещё в ахеменидское время, но заглохли под натиском эллинистических синкретических учений, чтобы возродиться в позднепарфянское время (I в. до н. э.—II в. н. э.).
В основе зороастризма сасанидского времени, далеко отошедшего от первоначального учения легендарного пророка Заратуштры, которое зафиксировано в древнейших частях священной книги зороастрийцев—«Авесты», лежала дуалистическая идея борьбы в мире светлого и тёмного начала. Человек обязан всей своей жизнью помогать светлому началу (Ормазд) в борьбе с тёмным (Ахриман). Это представление влекло за собой деление всех земных существ и даже стихий на творения Ормазда и творения Ахримана и было связано со множеством мелочных обрядов и предписаний, исполнение которых должно было охранять верующего от осквернения и от общения, вольного или невольного, с тёмными силами.
Сложный и детально разработанный культ
различных божеств — Ормазда, Михра, Анахез (Анахиты),
Зрвана, стихий и сил природы (солнца, огня,
звёзд) отправлялся огромным количеством
жрецов — мобадов (собственно «начальников
магов») и хербадов. Местами культа были
многочисленные храмы, где горел неугасимый
огонь и совершались обряды, сопровождаемые
песнопениями и чтением священных текстов.
Храмы владели обширными землями, им делались богатые приношения. Высшее духовенство являлось одной из наиболее могущественных прослоек господствующего класса. Кроме того, духовенство получало с населения немалые доходы, исполняя за верующих сложные ритуалы, недоступные и невыполнимые для непосвящённых. Существовала хитроумная система штрафов за несоблюдение религиозных правил и обрядов, вольное или невольное осквернение стихий, осквернение себя соприкосновением с нечистыми творениями и предметами. Вся жизнь трудового населения проходила под неусыпным контролем жрецов, извлекавших из этого материальные выгоды и осуществлявших это наблюдение в интересах государства. Если добавить, что в руках духовенства находились также образованней суд, то станет понятной огромная роль, которую зороастризм играл в государстве Сасанидов.
Социальный протест неизбежно принимал в этих условиях религиозный характер. Отражением ожесточённой классовой борьбы были различные религиозные движения в государстве Сасанидов. Важнейшим из них является манихейство.
Основатель манихейства Мани, родившийся около 215 г. в Вавилонии от знатных родителей, начал свою проповедь ещё при Ардашире I, основателе династии Сасанидов, однако его деятельность относится, главным образом, к правлению сына и преемника Ардашира — Шапура I. По мысли Мани, его учение должно было стать универсальной религией и заменить собой все существующие религии и культы. Именно поэтому он так свободно черпал внешние формы из известных ему религий — зороастризма и христианства.
Мани создал сложную религиозную систему, которая сильно видоизменялась в зависимости от места и времени. Проникая на запад, в Римскую империю, манихейство сближалось с многочисленными христианскими ересями. Распространяясь на восток, манихейство принимало ряд черт, свойственных буддизму. Но основной идеей манихейства, как и зороастризма, была идея дуалистическая. Мир — арена борьбы светлого и тёмного начала. В земном мире светлые и тёмные элементы смешаны, цель мирового процесса развития — освобождение светлых частиц. Человек всем своим поведением, всей своей жизнью должен содействовать освобождению светлых частиц своего существа и окружающего мира, помогая тем самым светлому началу в его борьбе со злом. Поэтому человек не должен убивать себе подобных, обязан воздерживаться от мясной пищи, вести нравственную жизнь. Ещё строже требования к «избранным», отличающимся от мирян тем, что они не должны вступать в брак, не должны не только потреблять мяса, но даже срывать растений, идущих в пищу. «Избранные» обязаны проповедовать манихейское учение, распространять его в мире. Учение манихеев, направленное против угнетения, против государства, быстро получило широкое распространение, особенно, повидимому, среди городского населения. Насколько сильно было влияние манихеев, показывает обширная христианская полемическая литература, направленная против них, а также собственно манихейская литература (на коптском, парфянском и других языках). Об этом же говорит и живучесть манихейства. Его отголоски могут быть прослежены в целом ряде антиклерикальных сект средневековья.
Первоначально Сасаниды не противодействовали распространению манихейства, а порой даже поддерживали Мани. Однако, когда выяснился антигосударственный и антиклерикальный характер манихейской проповеди, начались жестокие гонения на манихеев. Сам Мани был казнён, его приверженцы были вынуждены скрываться. На Западе, в Римской империи, куда стало быстро проникать это учение, манихеи подвергались не меньшим преследованиям. Более благоприятной была судьба манихеев на Востоке. Их учение распространилось в Средней Азии, особенно, повидимому, в согдийских городах, откуда оно было занесено купцами в согдийские колонии Восточного Туркестана и дошло до Китая.
Молодое царство Сасанидов, возникшее на развалинах Парфянской державы, во многом продолжало её политику. Ардашир I (226—241), захватив почти все области, подвластные некогда парфянам, потерпел неудачу в Мидии Атропатене и Армении. Затем он обратился на восток, где могущественная Кушанская держава к этому времени уже начала ослабевать. Предание сообщает, что Ардашир подчинил себе все области до Хорезма на северо-востоке и долины Кабула на востоке. Эти сведения преувеличены, хотя, вероятно, Сасаниды сумели сразу же прочно укрепиться в Хорасане и Мервском оазисе, ставшем на несколько веков опорой их власти на востоке.
Сын и преемник Ардашира Шапур I (242—272) возобновил жестокую борьбу с Римом, начатую ещё Парфией. Борьба шла, как и прежде, за Месопотамию и Армению, за преобладание в Передней Азии. Длительная борьба, в которой перевес склонялся в общем на сторону персов, закончилась в 260 г., как уже указывалось, полным разгромом римлян и пленением императора Валериана.
Шапур I, помимо побед над Римом и усиления позиций персов в Закавказье, сумел добиться значительных успехов и на востоке. Недавно найденная большая надпись Шапура рассказывает о его походе в Среднюю Азию, где он доходил до области Чач (в окрестностях современного Ташкента). Однако не нужно думать, что Шапуру в результате его похода удалось прочно укрепиться в Средней Азии. Вообще раскопки последних лет не подтверждают ходячего мнения о распространении власти Сасанидов далеко на восток, чуть ли не до Инда. Повидимому, в III в. границей империи Сасанидов на востоке были Мервский оазис, горные районы к востоку от Герата и Сакастан.
После смерти Шапура в Иране за двадцать лет сменились четыре царя, что говорит о неустойчивости политического положения в стране. На это же время приходится поход римского императора Кара в Месопотамию, окончившийся заключением мира в 283 г., в результате которого персы потеряли контроль над Арменией. Эти неудачи были осложнены большим восстанием на востоке, которое поднял один из царевичей при поддержке среднеазиатских племён. В самом конце III в. римляне нанесли ряд поражений Сасаниду Нарсесу (293—302), заставив его заключить выгодный для Рима Нисибинский мир (298 г.).
Некоторое укрепление Сасанидского
государства совпадает с длительным
правлением царя Шапура II (309—379). При нём
борьба с Римом вступает в новую фазу,
появляется новый политический фактор —
христианство. К началу царствования Шапура
II относится превращение христианства в
господствующую религию Римской империи. В
связи с этим изменилось и отношение к
христианам в государстве Сасанидов. Когда
христиане подвергались гонениям в Римской
империи, цари Персии охотно давали им
убежище на своей территории, надеясь найти
в христианах союзников в тылу у римлян.
Теперь же, когда христианство стало
господствующей религией враждебного Рима,
христиан — приверженцев официальной
церкви стали в Иране преследовать и,
наоборот, поддерживать представителей
различных еретических учений,
оппозиционных по отношению к Римской
империи и господствующей церкви.
Новый конфликт с Римом начался из-за Армении, где шла сложная борьба интересов. Обе стороны стремились перетянуть армянскую знать на свою сторону. От дипломатических интриг враждующие державы в 359г. перешли к военным действиям, которые в основном шли в Северной Месопотамии и на востоке Малой Азии. Война развивалась успешно для персов. Шапур II захватил несколько важных крепостей, на которые опиралась оборона римлян. Однако в 361 г. положение изменилось. Римскому император}'Юлиану удалось добиться ряда успехов, но затем он был убит, и римляне вынуждены были отступить. Персы снова одержали победу. Несмотря на это, Армения продолжала ещё довольно долго оставаться яблоком раздора между Римской империей и царством Сасанидов. В конце концов эти державы пришли к решению о разделе Армении.
С начала V в. даёт о себе знать глухая борьба между царём и его окружением, с одной стороны, и могущественными родами земельной аристократии, проявляющими центробежные стремления,— с другой. Середина V в. проходит под знаком всё возрастающего недовольства закабаляемых народных масс, борьбы отдельных группировок господствующего класса между собой и участившихся нападений на Иран кочевых племён то со стороны Кавказа, то со стороны Средней Азии.
Так, союз племён, возглавлявшийся эфталитами, создал в Средней Азии сильную кочевую державу, подчинившую себе все важнейшие земледельческие оазисы и города. Эфталиты стали тревожить империю Сасанидов. В двух кампаниях царь Пероз потерпел поражение. Сначала он вынужден был заплатить большую контрибуцию и до полной уплаты её оставить у эфталитов заложником своего сына, а затем войско его было окончательно разбито и сам он погиб на поле боя. В результате этой войны эфталиты захватили ряд восточных областей Персидской державы и наложили на Сасанидов тяжёлую дань, которую те уплачивали много лет.
Следствием тяжёлых военных поражений и истощавшего страну голода были народные восстания. С огромным трудом персидской знати удалось подавить народное восстание в Закавказье в 483—484 гг. Но гораздо опаснее для господствующего класса оказалось начавшееся в конце V в. грандиозное крестьянское восстание в Иране и соседних областях, вызванное усилением эксплуатации и закабалением свободных общинников. Это восстание, вошедшее в историю под названием движения маздакитов, является важнейшим историческим событием в жизни Западной Азии на грани рабовладельческой и феодальной эпох.
Рассматриваемый период — время значительных сдвигов в социально-экономическом развитии Закавказья и, в частности, Армении. Рабовладельческие отношения, которые так и не достигли здесь полного развития, разлагаются и постепенно вытесняются отношениями феодального типа; рост последних совершается, в значительной мере, на основе далеко ещё не изжитых родо-племенных и общинных порядков.
Армения и в этот период играет большую роль в борьбе между Римом и сасанидским Ираном, пришедшим на смену Парфянской державе.
История Армении в III в. известна довольно плохо, главным образом по отрывочным известиям в греко-римской литературе. Лишь в V в. появляется местная армянская историография. В трудах армянских историков Фавстоса Бузанда, Лазара Парпеци, Мовсеса Хоренаци и в тексте Агафангела находит подробное освещение история IV в., тогда как для предшествующих периодов эти историки дают весьма скудные и часто недостоверные известия.
В 20-х годах III в. положение Армении резко изменилось в связи с возникновением державы Сасанидов в Иране. До того времени Армения представляла собой один из уделов династии Аршакидов и ориентировалась вследствие этого на Парфию, зависимость от которой, однако, к началу III в. стала почти номинальной. Союз с Парфией гарантировал Армению от посягательств Рима, тогда как сама Парфия была слишком слаба для того, чтобы навязать Армении реальное господство. После падения Парфии армянские Аршакиды оказались естественными противниками Сасанидов, свергнувших господство Аршакидов в Иране. Для борьбы с Сасанидами Армения снова сближается с Римом, который теперь уже не был для неё так опасен, как раньше, поскольку ослабевшая империя вступает в III в. в полосу затяжного кризиса. Помимо Рима армяне в борьбе с агрессией Ирана сближаются с иберами и албанами, в результате чего складывается союз народов Закавказья, стремящихся отстоять свою независимость.
Сасаниды, достигнув власти, начали упорную борьбу с Римом за Месопотамию, в которой римляне терпели неудачу за неудачей. Армения также стала объектом борьбы между Сасанидами и Римом. Персидский царь Шапур I стремился прежде всего устранить армянского царя Хосрова I, поскольку тот энергично боролся с персами в союзе с римлянами и не прекратил войны даже после того, как между Римской империей и Ираном в 244 г. был заключён мир. Хосров был убит во время охоты наёмником персов, а его сыну Тиридату несколько позже пришлось бежать; на армянский престол Шапур возвёл Артавазда V (253—273), видимо, одного из перешедших на его сторону представителей династии Аршакидов. Это было важным успехом для персов: Армения, до того постоянно угрожавшая им с правого фланга, оказалась в русле их политики.
Через некоторое время на престоле Армении с помощью римского императора Диоклетиана утверждается Тиридат III (287—330). В 296 г. персидский царь Нарсес начал войну с Римской империей и Арменией, однако после некоторых успехов потерпел тяжёлое поражение. В городе Нисибине в Месопотамии был заключён мир на 40 лет: персы уступили римлянам Месопотамию и пять небольших областей в бассейне Верхнего Тигра (некоторые из них когда-то входили в состав Армении) и признали римский протекторат над Арменией и Иберией. Фактически Армении удалось отстоять своё самостоятельное существование.
Сорокалетний мир способствовал укреплению Армянского царства и хозяйственному процветанию страны. В IV в. в Армении складывается новая знать, опиравшаяся на независимое от царя крупное землевладение, называемая в источниках нахарарами (в более ранний период так назывались только начальники областей). Эта знать, особенно в период персидского господства, всё менее подчиняется царям. Уже Тиридату пришлось думать об укреплении своей власти и обуздании своеволия нахараров. Вскоре он нашёл себе союзника в лице христианской церкви.
Христианство появилось в юго-западных областях Армении ещё во II в. В III в. оно уже получило в Армении широкое распространение.
Тиридат III выступал в начале своего правления как гонитель христианства. Однако в начале IV в. в его политике происходит перелом, и он становится ревностным сторонником христианства. На это Тиридата толкнули причины политического характера. Древняя армянская религия была тесно связана с религией Ирана. Чтобы укрепить свои позиции в борьбе с сасанидским Ираном, Тиридат должен был порвать с древней религией и принять христианство.
Армения была одной из первых стран, в которой христианство стало государственной религией. В пользу армянской церкви были конфискованы земли древних святилищ. Были организованы епископства, причём епископские должности стали передаваться по наследству. Во главе церкви стоял архиепископ (позднее он стал называться католикосом); при Тиридате III и его преемнике Хосрове II эта должность передавалась по наследству в доме Григоридов.
Христианство было на первых порах враждебно встречено и народом и знатью. Народные массы крепко держались старых верований, не доверяя тому, что исходило от государства, знать же видела в церкви союзницу царя, властью которого она тяготилась. Тиридат на протяжении всего царствования вёл упорную борьбу с нахарарами и с остатками языческого жречества и в конце концов погиб от руки своих противников, которых поддерживали Сасаниды.
Уже при первых Артакидах начинается наступление знати на Земли крестьянских общин, а также на царские земли. К IV в. значительная часть царских земель перешла в руки нахараров и жречества, позднее — в руки церкви. Большая часть Армении распалась на наследственные княжества — нахарарства. Отдельным нахарарским родам были подчинены целые области с их населением. Таковы были роды Сюни, Мамиконян, Камсаракан, Аматуни и многие другие.
Глава нахарарского рода (танутер) считался слугой царя, держателем области. Танутер в пределах своей области, подобно царю, считался владыкой, осуществлял администрацию и суд, имел, подобно царю, своих чиновников (гордзакалов) для сбора налогов, собственное войско и знамя. Каждый нахарар имел свой замок, где хранились его сокровища. Во время войны сюда собирались все члены нахарарского рода, а также зависимое население. Вокруг замка располагались поместья — дастакерты и агараки.
Вассалами нахараров были мелкие землевладельцы — азаты. Они составляли основную массу конницы нахараров. Владения азатов обычно выделялись из общинных земель, но бывали и такие азаты, у которых фактически не было ничего, кроме оружия и коня.
Нахарары не платили почти никаких налогов. Исключение составляло «добровольное» приношение золота царю, сохранившееся позднее в византийской Армении («коронное золото»). Азаты, наделённые поместьями, должны были платить поземельный налог, но так как они вместе с тем имели право получать жалованье за службу, то налог засчитывался за жалованье и фактически не взыскивался.
Несмотря на переход значительной части царских земель к нахарарам, царь оставался крупнейшим землевладельцем. Царский удел (востан) охватывал Айраратскую область с Арташатом и Валаршапатом, окрестности Тигранакерта и некоторые другие земли. Земли востана частично передавались в условное владение востаникам — мелким владельцам, которые были обязаны царю военной службой. Востаники имели большие привилегии. Население востана и привилегированных городов составляло опору царской власти в борьбе последней с нахарарами.
Данные источников позволяют рассматривать формы землевладения, складывавшиеся в Армении IV—V вв., как характерные для раннефеодального периода. Земли, находившиеся в собственности нахараров, назывались хайреник (буквально «вотчина»). Вотчины сложились большей частью на основе земель племенных вождей и поэтому находились преимущественно на окраинах Армении. Кроме того, существовали и другие формы условного землевладения. Земля, дававшаяся за службу, была фактически владением азата, но считалась собственностью нахарара или царя. На земле сидели эксплуатируемые крестьяне и рабы.
Крупные землевладельцы стремились превратить свои поместья в собственность и эмансипироваться от царской власти; напротив, цари стремились, используя условный характер землевладения нахараров, удержать их в повиновении. Нуждаясь для укрепления своей власти в постоянном увеличении войска, Аршакиды были вынуждены раздавать свои земли в условное владение. Однако, поскольку эти земли постепенно превращались в наследственные, результаты оказывались совершенно противоположными: раздача земель приводила в конечном итоге к ослаблению царской власти. Армянское общество делилось на три сословия: азатов, духовенства и аназатов. «Азат» и «аназат» (буквально «неазат») — древние иранские социальные термины, сравнительно рано перешедшие в Армению. Они означают «свободный» и «несвободный». Эти термины употреблялись, в первую очередь, по отношению к рабовладельцам и рабам, но, повидимому, ещё в условиях рабовладельческого общества их применение стало более широким; в частности, аназатами назывались и другие категории зависимого населения. С зарождением феодализма азатами в узком смысле стали называть мелких землевладельцев, вассалов нахараров, в широком — всех феодалов вообще. Аназатами теперь стали считать не только рабов и зависимых людей, но и свободных крестьян и всё население городов вплоть до богатейших купцов. Аназаты противостояли азатам, как весь народ — знати. Простой народ иначе назывался рамик («толпа», «масса»).
Азаты и духовенство были привилегированными сословиями. Они располагали обширными земельными владениями и, как правило, не платили налогов. Обязанностью азатов была военная служба, в ведении духовенства находились церковные дела, суд и школа. Аназаты являлись податным сословием , они должны были платить налоги и отправлять принудительные повинности. За проступки азаты и духовенство карались только штрафом, аназаты могли быть подвергнуты телесным наказаниям, а за особо тяжёлые преступления осуждались на многолетние принудительные работы. Знать и высшее духовенство не были подсудны общим судам; их судил царь или католикос.
Внутри господствующего класса существовала строгая иерархия. Выше всех стоял царь. Затем шли четыре бдешха — правители окраинных областей Нор-Ширакан,Алдзник, Цопк и Гугарк. Далее следовали нахарары, они были вассалами царя или бдешхов, играли крупную роль при дворе и занимали важнейшие государственные должности, которые передавались по наследству. Во дворце нахарары занимали места в строго иерархическом порядке, согласно особым «разрядным спискам». Одежда, головные уборы, обувь строго соответствовали наследственному и служебному рангу: так, у царя были красные сапоги, у бдешхов — один красный, один зелёный, у нахараров — оба зелёные. Нахарары не были равны: различались нахарары, которые могли выставить свыше 10000 всадников, 100J всадников или менее. Внутри отдельных нахарарских родов различались танутеры (главы родов) и сепухи (рядовые члены рода). Ниже стояли азаты.
Важное место в социальной структуре Армении занимала церковь. Первые христианские цари Армении, особенно Тиридат III и его преемник Хосров II, покровительствовали церкви, щедро одаряя её землями как из своего востана, так и конфискованными у мятежных нахараров. Помимо этого сами нахарары дарили церкви вемли и другое имущество на помин души и по разным другим поводам. В результате этого церковь на протяжении IV в. превратилась в мощную социальную силу, почти независимую от царской власти.
Внутри церкви также существовала строгая иерархия. Глава её — архиепископ, потом католикос — был сильнее любого нахарара. Он считался епископом востана. Католикосу были подчинены епископы, которые находились по отношению к нему в таком же положении, как нахарары по отношению к царю. Епископы имели обширные земельные владения. Постепенно в каждом нахарарстве возникло епископство. Ниже всех стояли сельские священники, положение которых напоминало положение мелких азатов.
Основную часть населения Армении составляли крестьяне-гиинаканы (т. е. живущие в шэнах, деревнях), находившиеся на разных ступенях зависимости от землевладельцев. Об их жизни в источниках имеются лишь крайне скудные сведения. Они занимались земледелием и скотоводством, сеяли ячмень, пшеницу, просо, рис. Земля обрабатывалась деревянной сохой с железным сошником. Кроме того, были развиты садоводство, виноградарство и виноделие. В наиболее отсталых областях существовали полукочевые скотоводческие племена.
Крестьяне жили общинами. При помощи длинной верёвки производились периодические переделы земли. Земля распределялась по жребию. Крестьянский надел (вичак) был величиной переменной: он изменялся соответственно количеству душ в крестьянской семье. Помимо надела крестьянин имел собственный дом, скот и орудия. Пастбища и леса оставались в общинной собственности. Шинаканами первоначально называли свободное крестьянство, сидевшее на царской земле и составлявшее в своё время вместе с востаниками определённую опору царской власти в её борьбе с нахарарами. Но непрерывная раздача царских земель приводила ко всё более безраздельному господству знати. Эта знать превращала свои держания в наследственные владения, присваивала земли крестьянских общин и низводила сидевших на них шинаканов до положения зависимых от неё и прикреплённых к земле арендаторов. Число свободных земледельцев сокращается; термин «шинакан» стал означать теперь — «зависимый крестьянин».
Процесс закрепощения шёл неодинаково, в зависимости от местных условий. Поэтому существовало большое количество различных категорий крестьянства. Имелась, например, особая категория карчазатов («полуазатов»); отличие их от аназатов неясно, но, повидимому, ими становились шинаканы, служившие в ополчении всадников и получавшие вследствие этого некоторые привилегии. В сёлах складывается деревенская знать: сельские старосты, следившие за выполнением крестьянских повинностей, их семьи, приходские священники (должности старосты и священника были наследственными), наконец, сельские богачи. Вместе с тем существовали такие шинаканы, которые, разорившись, работали исполу на господской земле. Их положение немногим отличалось от положения посаженных на землю рабов.
Помимо работы в сельском хозяйстве крупные землевладельцы привлекали зависимых от них шинаканов к постройке замков, городов, дворцов, монастырей. Натуральная рента состояла из части урожая и приплода со скота. Церкви полагались десятина (десятая часть урожая) и «добровольные приношения». Помимо этого шинаканы иногда годами отрабатывали в церковных хозяйствах наложенные на них церковные наказания.
Шинаканы были обязаны определёнными налогами и повинностями также в пользу государства. Существовал натуральный поземельный налог, взыскивавшийся с урожая, и подушный, или подымный, налог, взимавшийся приплодом скота и шерстью. Общегосударственные работы — строительство крепостей и мостов, проведение дорог и каналов, насаждение лесов — всей своей тяжестью ложились на плечи шинаканов. Крестьяне снабжали провиантом должностных лиц, содержали местные гарнизоны. Во время войны они составляли пехотные части и служили в обозе. Вместе с тем шинаканы могли приобретать недвижимое имущество и иметь особые купленные земли.
В Армении IV в. продолжало существовать рабство. Рабов имели все слои господствующего класса — нахарары, азаты, духовенство, а также государство. В положении рабов произошли существенные изменения. Их сажали на землю, давали им хижину, инвентарь и, возможно, скот. С разрешения господина раб мог приобретать необходимые ему вещи. Постепенно посаженные на землю рабы сливались с низшими категориями зависимого крестьянства. В государственном хозяйстве рабы эксплуатировались на строительстве и в рудниках.
В Армении III—IV вв. городов было относительно немного. Города; Наиболее значительные из них — Арташат, Тигранакерт, Валаршапат — находились в царском востане. Там же в рассматриваемый период возник город Двин, который позднее стал столицей Армении. На холме Двин, в лесу недалеко от Арташата, царь Хосров II построил себе дворец, вокруг которого стала селиться знать; в связи с изменением русла Аракса и заболачиванием окрестностей Арташата в Двин началось массовое переселение жителей древней столицы.
Большинство других городов представляло собой укреплённые пункты с замком нахарара в центре и посадом у его подножья. Коренное армянское население, жившее в городах, по своим занятиям мало чем отличалось от шинаканов: оно занималось хлебопашеством и садоводством, вокруг стен были расположены сады и посевы горожан. Наряду с земледелием горожане занимались также ремеслом. Ремесленники работали в основном на внутренний рынок, однако металлические-изделия, а также ткани вывозились и за пределы страны.
Города были центрами торговли. В Арташат прибывали караваны из Римской империи и из Ирана. Армения была связана с Ираном, Месопотамией, Малой Азией, портами Чёрного моря, с Картли и её столицей Мцхетой и т. д. Государство покровительствовало торговле, взыскивая таможенные пошлины. Под стенами замков устраивались рынки. Здесь купцы были защищены от насилий и грабежей. Торговля, однако, не затрагивала основной массы населения. Деревня в ней почти не участвовала.
Городское население в этническом и религиозном отношении было пёстрым, значительную роль в жизни городов попрежнему играли иноземцы. Сирийцы и иудеи были по преимуществу купцами и ростовщиками, иранцы — ремесленниками. Иноземцы составляли, как и повсюду на Востоке, этническо-религиозные общины, жили в особых кварталах и имели своих старейшин, которые подчинялись царскому градоправителю. Со второй половины IV в. начался упадок городов и торговли. Усобицы и иноземные нашествия препятствовали торговым сношениям, усиливалась разобщённость отдельных областей.
Закрепощение крестьянства приводило к обострению классовой борьбы. Опираясь на общинную организацию, крестьяне упорно сопротивлялись закрепощению. Типичной формой проявления классового протеста было массовое бегство крестьян с земель, от своих «наследственных обязанностей». Одни бежали в царские привилегированные города, другие пополняли монашеские общины и религиозные секты. Сектанты подвергали церковь критике и противопоставляли ей свои организации. Еретические движения были одной из форм борьбы закрепощаемого крестьянства против складывавшегося феодального строя.
В IV в. в Малой Армении, где христианство распространилось ранее, появились секты мессалиан и борборитов. Они отвергали церковь, говорили о равенстве людей, убеждали рабов и крестьян покидать господ и соединяться в общины по образцу первых христиан. В общинах все были равны, частная собственность считалась смертным грехом; богатые, желавшие вступить в общину, должны были сначала раздать своё имущество. В IV—V вв. учение мессалиан и борборитов распространилось и на Великую Армению.
Размах крестьянского движения становился угрожающим для знати. Она борется с ним в союзе с духовенством. При Аршаке II по инициативе архиепископа Нерсеса был созван собор в Аштишате. Аштишатские постановления увещевали господ и слуг жить в мире. Господам предлагалось не обременять слуг непомерными повинностями, слугам — оказывать неизменную покорность господам.
Сдвиги в социально-экономическом развитии Армении нашли своё отражение и в её политическом строе. Верховная власть теоретически была попрежнему сосредоточена в руках царя. Царь принимал и отправлял послов, объявлял войну и заключал мир. При царском дворе были сосредоточены высшие правительственные органы. Бюрократический аппарат был довольно сложен. Считалось, что страною управляет царь с помощью своих чиновников. Однако все важнейшие вопросы, в том числе и связанные с внешней политикой, предварительно обсуждал совет нахараров. Формально он имел совещательный голос, но фактически всегда мог навязать свою волю царю. Ни одно важное дело не решалось без согласия нахараров. Попытка царя нарушить их привилегии могла вызвать вооружённое сопротивление. Нахарары возглавляли высшие государственные ведомства, почётные должности были их привилегией. Они передавались по наследству в наиболее видных нахарарских родах. Одной из наиболее важных должностей была должность спарапета (военачальника), которая была наследственной в роде Мамиконянов.
Помимо постоянного войска, которым располагал царь, основные военные силы выставлялись нахарарами, Численность армии во время войны доходла до 100— 120 тыс. Нахарары распределялись по рангам в зависимости от количества выставляемых ими воинов. Наиболее сильными после царей были князья Сюни. Особая воинская грамота определяла количество воинов, выставляемых каждым нахараром. Главным родом войск была конница азатов. Пехота, в которой служили шинаканы, имела второстепенное значение. Армянская конница славилась по всей Передней Азии.
При наследнике Тиридата III — Хосрове II—Армения вновь становится ареной военных действий. Срок сорокалетнего мира с персами истекал в 338 г. Непрерывные римско-персидские войны шли с переменным успехом. Утверждение христианства в Армении в качестве государственной религии сблизило Аршакидов с Римом, тем более, что по сравнению с персидской угрозой союз с Римом был теперь для Армении не опасен. Перед лицом персидской угрозы и всё возраставшей фактической независимости нахараров армянские цари стремились расширить социальную опору своей власти. Продолжая политику отца, Хосров II вёл упорную борьбу с нахарарами. Большая же часть нахараров видела в царской власти соперника своему могуществу и, предавая интересы страны, искала союза с Шапуром, надеясь путём подчинения Армении Ирану обеспечить себе безраздельное господство над закрепощаемыми народными массами.
Когда ещё за год до истечения Нисибинского договора в Армению вторглись персы, к ним присоединились мятежные нахарары и бдешх Алдзника. Однако с помощью римских войск персы были вытеснены из Армении.Но вскоре персы снова вторглись в Армению и на этот раз одержали победу; на престол Армении был посажен сын Шапура, который, однако, правил недолго. Вторичный захват им престола Армении также был кратковременным. В стране разгорелась ожесточённая война против персов и изменников-нахараров, закончившаяся поражением персов и утверждением на армянском престоле представителя династии Аршакидов Аршака II.
Острейшие столкновения между царём и нахарарами падают на время правления Аршака II (60—70-е годы IV в.). В борьбе с нахарарами Аршак попытался опереться в какой-то мере на городское население. С этой целью он основал у южного подножья Арарата, на скрещении торговых путей из Малой Азии в Иран и из Закавказья в Месопотамию, город Аршакаван (ныне Старый Баязет). В нём было предоставлено убежище бежавшим от хозяев «слугам», т. е. рабам и закрепощаемым крестьянам, а также неоплатным должникам. Городскому населению Аршакавана были предоставлены льготы. Началось повальное бегство из окрестных владений. Нахарары, в особенности род Камсараканов, земли которых находились по соседству, а также архиепископ Нерсес I были возмущены. Церковь также начинает временами выступать рука об руку с нахарарами против царской власти.
Заручившись поддержкой архиепископа Нерсеса I, нахарары во главе с Нерсесом Камсараканом напали на Аршакаван, разрушили его до основания и перебили его население. Аршаку для дальнейшей борьбы пришлось искать союзников на стороне. С помощью царя Картли (Иберии) Мириана он начал войну с непокорными нахарарами, которая была прекращена лишь вмешательством Нерсеса I.
Однако борьба между царём и нахарарами скоро возобновилась. На этот раз Аршак напал на владения Камсараканов, захватил крепость Артагерс и перебил весь их род. В ответ на эту расправу началось общее восстание нахараров. Не только сторонники Ирана, но и сторонники Рима, ранее в той или иной мере поддерживавшие царей, выступили против Аршака. Во главе нахараров стояли архиепископ Нерсес I, в знак протеста отрёкшийся от своей должности, и спарапет Васак Мамиконян. В это время римский император Иовиан заключил с персами мир, уступив им Месопотамию и обязавшись не вмешиваться в армянские дела. Армения осталась одна перед лицом врага. Под угрозой персидского нашествия проримская партия и её вождь Васак Мамиконян примирились с царём. Персы вторглись в Армению, разрушили Тигранакерт и ряд других важнейших городов, заняв западные области страны, но в битве на Айраратской равнине потерпели тяжёлое поражение от Васака Мамиконяна. Последующие набеги также не имели успеха, армянская конница всякий раз одерживала верх.
Однако в 367 г. Шапур II под предлогом заключения мира зазвал в Ктесифон Аршака II и Васака Мамиконяна и лишил их свободы. Васак впоследствии был убит, а Аршак 11 умер в «замке забвения» в Хузистане. Армения была захвачена персами. В с тратегически важных пунктах были поставлены гарнизоны. Под гнётом иноземного владычества даже многие иранофилы из нахараров перешли на сторону проримской партии.
Началась народная война. Наиболее упорно сопротивлялся врагу гарнизон Артагерса, только через год с лишним персам удалось ворваться в крепость. Страна подверглась страшному опустошению. Население городов угонялось в Персию. Сопротивлявшихся избивали, детей бросали под ноги боевым слонам. Разгром городов привёл к упадку ремесла и торговли.
В 369 г. в самый разгар персидского разорения в Армению явился бежавший от персов наследник Аршака II Пап с римскими войсками. После упорной борьбы персы были изгнаны, Пап и спарапет Мушел Мамиконян победоносно вступили в Арташат. Весной 371 г. Щапур снова двинулся на Армению и Грузию, но с помощью отряда, присланного римлянами, был разбит и признал Папа царём Армении. Персидская агрессия была временно приостановлена.
Пап выступил как продолжатель политики своего отца. Подобно Аршаку II он стремился к укреплению царской власти. Находившаяся в распоряжении царя конница была увеличена с 10000 до 90 000 человек. Пап старался поднять благосостояние страны, заботился о строительстве. С помощью Мушела Мамиконяна и новосозданного войска он подавил мятежных нахараров и вновь подчинил окраинные области.
Ещё более решительны были мероприятия Папа в отношении церкви. В обстановке непрестанной борьбы между царской властью и нахарарами армянская церковь превратилась в большую независимую силу. В немалой мере этому способствовала наследственность епископских должностей. В руках церкви были сосредоточены обширные земельные владения: ни один нахарар в этом отношении не мог сравниться с архиепископом. Помимо этого армянская церковь опиралась на тесные связи с христианской церковью Римской империи и через неё — с императорским двором.
Чтобы сломить могущество архиепископа, Пап лишил Григоридов наследственного права на эту должность, которым они пользовались почти непрерывно свыше 70 лет. Пап стремился также порвать связи армянской церкви с Римской империей. Так началась самостоятельность армянской церкви. Её глава стал называться теперь католикосом.
Пять седьмых церковных земель было конфисковано. Тяжёлые для крестьян подати и повинности были уничтожены. Упразднение десятины нанесло серьёзный удар материальному благосостоянию церкви. Пап вёл также ожесточённую борьбу с монашеством: он закрыл большинство монастырей, заставлял монахов работать, сократил численность духовенства. Деятельность Папа способствовала временному укреплению царской власти в Армении.
Придя к власти с помощью римлян, Пап, однако, вошёл в сношения с Шапуром II, стремясь путём лавирования укрепить независимость Армении. Политика Папа вызывала резкое недовольство нахараров. При их содействии Пап в 374 г. был убит римлянами.
После убийства Папа возобновляется борьба
Рима и Персии за Армению. В ной активно
участвовали нахарары. Результатом этой
борьбы оказался раздел Армении между Римом
и Персией (договор 387 г.). Окраинные области
Армении были присоединены к владениям
соперничавших держав. Оставшаяся «Срединная
страна» была также разделена, но в обеих
частях её продолжали править вассальные
цари, зависимые соответственно от Римской
империи и Персии: 4/5 достались Персии, 1/5 —
Риму. Царская власть продолжала
существовать в римской Армении до 391 г., к
персидской — до 428 г., после чего власть над
Арменией окончательно перешла в руки
нахараров, опиравшихся на иноземное
владычество.
III—IV века — переходный период в истории армянской культуры. Социальные сдвиги нашли отражение, хотя и несколько запоздалое, в культурных изменениях. Значительную роль в оформлении армянской идеологии и культуры этого времени сыграло распространение христианства. Важнейшим событием в развитии новой культуры следует считать возникновение армянской письменности.
Армянский алфавит был изобретён на рубеже IV и V вв. Создателем его был Месроп Маштоц (361—440), сын свободного крестьянина из Тарона. Алфавит Месропа Маштоца был создан на основе греческого, однако число букв было увеличено до 36 (вместо 24). Он был основан на весьма тонком понимании фонетики языка, для которого создавался. Алфавит Маштоца почти без изменений существует до сих пор.
Таким образом, Армения получила систему письменности, не только отличную от иранской, но и значительно более доступную для народа, чем иранская; последняя вследствие своей сложности была вполне понятна лишь профессиональным писцам. Этим отчасти и объясняется богатство армянской литературы по сравнению со среднеперсидской. На основе армянской письменности складывается классический язык армянской литературы — грабар, который продолжал оставаться нормой армянского литературного языка до начала XIX в.
Ещё в IV в. в Армении создаются школы, где преподавались греческий и сирийский языки. Армяне ездили учиться в Антиохию и Эдессу. С V в. в школах вводится преподавание на родном языке. Школы предназначались в основном для духовенства, но и для людей из народа просвещение не было полностью закрыто, как это показывает пример того же Месропа Маштоца.
С распространением христианства появляется и новый архитектурный стиль. Христианские церкви не были похожи на древние храмы. На первых порах они представляли собой продолговатые помещения с плоским деревянным, а затем сводчатым каменным потолком. Позднее план усложняется, появляются обширные залы с двойными рядами колонн, поддерживающих своды, иногда со сводчатыми галереями снаружи. Христианские храмы должны были вмещать внутри освящённого пространства всю местную религиозную общину, собиравшуюся к очередной службе.Поэтому они были рассчитаны на большое количество народа, а отсюда вытекало и общее изменение плана сооружения.
Круглая скульптура исчезает под влиянием армянской церкви, связывавшей её с идолопоклонством. Продолжает развиваться рельеф. Каменотёсы покрывали поверхность камня тончайшим резным орнаментом — растительным, геометрическим и т. д. Помимо этого на стенах церковных зданий нередко высекались сцены религиозного, а также светского содержания, отражавшие жизнь знати — торжественные выезды, охоты и т. д.
Так, несмотря на внутренние потрясения и потерю государственной самостоятельности, армянский народ продолжал развивать свою культуру, расцвет которой падает уже на следующие столетия (V—VII вв. н. э.).
С IV в. для истории Грузии имеются уже не только отрывочные свидетельства, исходящие извне, ной более достоверная, чем раньше, местная традиция. В этой традиции Иберия фигурирует уже как Картли.
О положении Картли в III в. почти ничего не известно. Повидимому, возвышение Сасанидов и борьба их с Римом оказали на Картли меньшее воздействие, чем на Армению, поскольку Картли была расположена дальше к северу. Вероятно, Картли продолжала оставаться в номинальной зависимости от Рима. Так, например, по Нисибинскому миру персы признали за римскими императорами право давать иберским парям внешние знаки власти.
Политика картлийских царей в IV в. определялась, с одной Сторороны, прогрессирующим усилением знати, с другой — опасностью персидского нашествия. Ради сближения с Римом и укрепления своей власти картлийские цари переходят в христианство. Христианские общины в Иберии существовали, невидимому, и раньше; превращение же христианства в государственную религию произошло в 30—40-х годах IV в. Вслед за обращением царя были крещены и жители Мцхеты.
Принятие христианства имело важные последствия для царей Картли. Во-первых, оно укрепляло их союз с Римской империей, где также победило христианство, против персов, во-вторых, развязывало царской власти руки в борьбе со жречеством. Жрецы обладали в Картли исключительным могуществом В их руках были сосредоточены обширные земельные владения и огромные богатства. Так, например,Страбон рассказывает о богатейшем храме Левкотеи на юге Иберии. Между тем владения царя к этому времени сильно сократились отчасти вследствие дробления царской земли между царскими родичами, отчасти вследствие раздачи земель царского домена военнослужилой знати. Поэтому конфискация жреческих земель, которые отошли частично царю, частично церкви, имела для царей большое значение, сильно укрепляя их власть.
Христианство было встречено по-разному различными слоями населения. Картлийская знать отнеслась к нему благоприятно, так как в отличие от армянской сохраняла военно-служилый характер, была теснее связана с царской властью и так же, как она, заинтересована в борьбе с могущественным жречеством. Напротив, народные массы встретили новую религию враждебно. Особенно упорно сопротивлялись горцы. Их древняя религия была неразрывно связана с сохранившимися у них первобытно-общинными порядками. Проповедников христианства сопровождали эриставы (военачальники), которые помогали им с оружием в руках: они уничтожали изображения древних богов и силой принуждали народ креститься.
Союз с Римом, окрепший после принятия христианства, не смог однако, защитить Картли от персов. В 368 г. Шапур II вторгся в Картли, низложил царя Саурмага и провозгласил царём его родственника Вараз-Бакура (Аспакура), взяв его сына заложником. Саурмаг бежал в Римскую империю и вернулся в Картли с римскими войсками. Вараз-Бакур вынужден был пойти с ним на соглашение; Картли была разделена: земли по левому берегу Куры и правому берегу Арагвы получил сторонник Рима Саурмаг, тогда как остальной частью Картли продолжал управлять ставленник Ирана. Оба царя опирались, повидимому, на определённые группы местной знати. Впрочем, в отличие от Армении двоевластие в Картли длилось недолго, так как с V в. страна полностью подчинилась персидскому влиянию.
На рубеже IV и V вв. картлийские цари ещё пытались лавировать между Римом и Ираном. Однако ослабленная «варварскими» нашествиями в Европе Римская империя не могла защитить Картли от персов. Со второй четверти V в. картлийский царь становится вассалом Сасанидов. Рядом с царём в Картли назначается персидский наместник—«картлийский питиахш». Скоро эта должность сделалась наследственной в одном из южнокартлийских знатных домов. В руках питиахшей находилась почти вся территория Нижней Картли южнее Триалетского хребта и города Тбилиси, представлявшая собой государство в государстве.
Картлийские цари продолжали жить вМцхете, куда они перебрались из Армази, повидимому, в III в. н. э.; питиахши выбрали своей резиденцией Тбилиси. Здесь сходились важнейшие пути — путь в Персию, а также путь через Куру/ Тбилиси был заселён с древнейших времён; в IV в. он стал уже значительным центром, но особенно возвысился именно с тех пор, как в нём поселились питиахши. Со второй половины V в. картлийские цари делают Тбилиси второй столицей, а затем он навсегда оттесняет Мцхету на задний план.
Зарождение элементов феодализма в Картли протекало сходно с Арменией, однако более медленными темпами. Причиной этого было большее количество пережитков первобытно-общинного строя, сохранившихся в раннерабовладельческом обществе Картли. Поэтому картлийское общество III—IV вв. имеет переходный характер.
В древней Иберии привилегированная группа населения, как уже указывалось, состояла из царского «рода» и «рода» жрецов, основная же масса населения составляла эри, народ-войско, внутри которого наблюдалось относительное равенство. Теперь положение меняется. Раньше царский «род» эксплуатировал зависимых от него крестьян (лаой) сообща, теперь начинается дробление царского домена между «царскими детьми», которые превращаются в высший слой знати.
Вместе с тем появляется новая аристократия и за пределами царского «рода». Среди свободных выдвигались богатые семьи, захватывавшие лучшие земли и сосредоточивавшие в своих руках большее, чем у других, количество рабов. Как это бывало и в других рабовладельческих государствах на ранних стадиях развития, в Картли каждый вооружался на свой счёт. В условиях прогрессирующего разорения основной массы свободных далеко не всякий мог приобрести полный комплект металлического (обычно железного) оружия и коня (иберы славились прежде всего конницей), а потому богатые оттесняют бедных и на царской службе. Так в результате имущественного расслоения рядом со старой знатью и жречеством формируется новая, служилая знать.
Знать монополизирует в своих руках военное дело, перекладывая производительный труд на зависимых от неё людей. Представители знати с юных лет получают военное воспитание. Из среды знати назначаются правители областей (мтпавары) и военачальники (эриставы). Чтобы привязать к себе военно-служилую знать, царь раздаёт ей земли с сидящими на них земледельцами.
На другом полюсе формируется класс зависимых крестьян. Этому способствовало то обстоятельство, что уже издавна существовали зависимые крестьяне на царской земле, которые именовались по-грузински глехами; постепенно они превращаются в крепостных, вместе с землями царского домена их раздают старой и новой знати. Превращаются в крепостных, видимо, и посаженные на землю рабы, а также закабаляемые за долги свободные. Слой эри исчезает. Знати теперь противостоит цврили эри — «мелкий люд».
Раннефеодальные отношения в Картли складываются к V в. Представители господствующего класса получают теперь наименование азнаури (грузинская форма иранского слова «аяат», которому теперь придаётся специальное значение). Азнаурам противостоят уазно (не азнаури), соответствующие аназатам; к ним причислялись в первую очередь глехи. .
Азнауры не были едины; они делились на великих и малых. К числу первых относились мтавары и эриставы, которые, приобретая политическую власть на местах, постепенно превращались в полусамостоятельных владетелей, наподобие армянских нахараров. Остальные азнауры соответствовали по своему положению мелким азатам. Между азнаурами и цврили эри стояли мсахуры (слуги) — свободные, находившиеся на службе у царя и крупных азнауров. Ниже всех были рабы.
Вся страна распадается на отдельные области — сахли; во главе каждой из областей стоит какой-либо, знатный род. Правда, большинство населения этих областей не было ещё закрепощено и удерживало свои общинные и частновладельческие земли, однако могущество знатных домов стало уже весьма значительным. Общинные должности становятся наследственными в знатных родах. Носители их накладывают руку на общинную собственность, заставляют делать себе «добровольные» подношения, принуждают общинников выполнять общественные работы (постройка крепостей, рытьё каналов) и сопровождать их на войну.
Важную роль в оформлении феодальных отношений сыграла картлийская церковь, которая превращается в мощную организацию. Во главе церкви стоял мцхетский архиепископ, живший в резиденции царя. Епископские епархии соответствовали административным округам, эриставствам. Церковь владела обширными землями, которые она получала от царей и знати или приобретала за деньги. На церковных землях работали зависимые крестьяне. Уже с V в. высшие посты в церкви находились в руках знати. Так же, как и в Армении, картлийский архиепископ стал (в конце V в.) католикосом, что обеспечивало определённую независимость картлийской церкви.
В процессе зарождения феодальных отношений царский домен тает, распадаясь на владения родовой и военно-служилой знати. Соответственно этому происходит ослабление царской власти. Раздача земель в условное владение представителям знати, что на первых порах укрепляло могущество царя, обеспечивая ему поддержку знати, теперь приводит к противоположным последствиям. Конфискация жреческих земель могла задержать процесс, но не приостановить его. Знать, ещё в IV в. поддерживавшая царя против жречества, как это видно из её отношения к христианству, с V в. открыто выступает против царской власти.
Важнейшим событием в культурной жизни Картли является формирование грузинской письменности. Древнейшая датированная надпись относится к 492—493 гг. Проблема происхождения грузинского алфавита сложна. Данные источников разноречивы. Некоторые древнеармянские писатели приписывают создание грузинского, а также албанского алфавита Месропу Маштоцу, изобретателю армянского алфавита. Однако это не соответствует действительности. Грузинский алфавит генетически не связан с армянским. Грузинское письмо, невидимому, родственно армазскому и восходит вместе с ним к арамейскому.
С принятием христианства зарождается грузинская христианская литература. Первоначально преобладали переводы. С V в. появляются и оригинальные сочинения. К сожалению, значительная часть произведений древнейщей грузинской литературы была уничтожена в последующие века во время ожесточённой борьбы с ересями.
Развивается церковное зодчество, древнейшими памятниками которого являются базилики.
Западная Грузия с III—IV вв. начинает называться Лазикой по имени племени лазов. Древнее наименование «колхи» исчезает. Лазикой страна именуется главным образом в греко-римской литературе. Местные жители называли её Эгриси. Это наименование перешло в ряд соседних языков, а также в древнегрузинскую литературу; отсюда и племенное наименование «мегрелы» («м-егр-ели»).
Как указывалось выше, в I—II вв. на территории Колхиды существовали различные местные княжества. Среди них со II—III вв. особенно выдвигается княжество лазов. Центром его была плодородная Рионская низменность, изобилующая виноградом и плодовыми деревьями. Это была наиболее богатая часть Колхиды, чем и объясняется выдвижение княжества лазов. В их стране было много городов: Вард-Цихе (Родополь), Кутаиси и др. Столицей был город Цихе-Годжи на реке Техури (у греков Археополь); обширные развалины его сохранились до сих пор. Значительную роль в экономике страны играла морская торговля, центром которой был порт Фасис. Морская торговля способствовала и развитию культурных связей Колхиды с восточными провинциями Римской империи.
В IV в. царёк лазов подчиняет окрестные племена. Во второй половине IV в. его власть признали апсилы и абасги, жившие на территории Абхазии, а в конце столетия — сваны. Эти племена продолжали жить по своим собственным обычаям и управляться наследственными царьками. Так возникло царство Лазика, охватившее всю Западную Грузию. Оно простиралось от ущелья Бзыби в Абхазии на севере до Аджаристана на юге. На востоке Лазика граничила с Картли.
Римская власть в Колхиде пала в результате сопротивления местного населения в период кризиса империи в III в. В середине III в. Колхида, наряду с малоазийскими и балканскими областями империи, становится жертвой набегов северочерноморских племён, среди которых значительную роль играли готы.
После восстановления могущества Римской империи Лазика с конца III в. превратилась в зависимое от неё царство. Временами эта зависимость ограничивалась военным союзом (особую важность для империи представляла охрана царём лазов горных проходов Кавказа), временами она принимала более тяжёлый характер, когда Лазика платила дань, а в городах стояли римские гарнизоны. Поэтому цари Лазики постоянно стремились освободиться из-под власти Рима, обращая взоры к северным «варварам» и к сасанидскому Ирану, от которых надеялись получить помощь. Общественное развитие Лазики в III—IV вв. характеризуется, повидимому, формированием раннефеодальных отношений. Византийский историк VI в. Агафий говорит о лазах, что они уже не «варвары» и что у них установились развитая государственность и правопорядок. Общественный строй ранней Лазики известен плохо вследствие отсутствия источников. Однако, насколько можно судить, Лазика сильно отставала от Картли.
Весьма рано стало проникать в Лазику христианство. Оно распространялось сначала преимущественно среди эллинского и эллинизированного населения приморских городов. В начале IV в. здесь уже были значительные христианские общины с епископами во главе. Питиунтский епископ Стратофил участвовал в Никейском соборе. Позднее (в IV—VI вв.) христианство стало проникать в Лазику и из Картли. Но среди самих лазов оно, однако, распространялось медленнее вследствие наличия в их быту значительных пережитков первобытно-общинного строя Государственной религией Лазики христианство стало лишь значительно позже (в VI в.). Хотя в этот период мегрельский, лазский и некоторые другие диалекты грузинского языка, а также абхазский язык ещё не имели своей письменности, однако города Лазики, особенно прибрежные, уже жили интенсивной культурной жизнью. В IV в. в Лазике существовала высшая риторическая школа, подобная школам Римской империи; преподавание грамматики, риторики, философии велось в ней на греческом языке; она пользовалась такой славой, что наряду с местными жителями в ней получала образование и молодёжь из восточных провинций Римской империи. По мере укрепления связей с Картли в Лазике стали распространяться грузинский литературный язык, сформировавшийся на основе одного из восточногрузинских диалектов — картльского (карталинского), и грузинская письменность.
Общественный строй Албании III—IV вв. известен плохо, так как албанская литература погибла, и соответствующий материал приходится черпать из иноземных источников, главным образом армянских.
По общему уровню своего общественного развития Албания в древности значительно отставала от Армении, Иберии и Колхиды. Ко времени возникновения раннефеодальных отношений здесь существовали ещё очень заметные элементы первобытно-общинного строя. Население занималось главным образом скотоводством, совершая сезонные передвижения с летних пастбищ в горах на зимние в низменностях и долинах рек. Где позволяли условия, там жили и настоящие кочевники. На берегах Куры и Аракса занимались также рыболовством. Помимо хозяйственной отсталости в известной медленности развития Албании сыграло роль и то обстоятельство, что она менее других стран Закавказья была связана с внешним миром. Отдельные части Албании не были между собой объединены; их правители постоянно враждовали между собой.
На развитие Албании оказывали влияние соседние страны, в первую очередь, Армения и сасанидский Иран. Армянское влияние было особенно сильно потому, что юго-западные области Албании довольно долго входили в состав Великой Армении и были организованы как нахарарства. Находилась в зависимости от Армении и Каспиана с центром в Пайтакаране, правители которой считали себя Аршакидами.
На протяжении IV в. эти области отложились от Армении. После смерти Тиридата III некий Санатрук присвоил себе корону, овладел Пайтакараном и думал даже о захвате Армении. Правители Пайтакарана опирались на помощь Сасанидов и позднее помогали Шапуру II в войнах с Арменией. В 60-х годах IV в. от Армении отложились и другие албанские земли, которые также попали под влияние персов.
Тем не менее связь этих областей с Арменией продолжалась и позже. Албанская знать роднилась с армянской, в Западную Албанию под защиту гор переселялись армяне, распространялся армянский язык, между армянской и албанской церквами поддерживались деятельные связи, культурное влияние Армении на албанов было велико.
Значительное влияние на судьбы Албании имела экспансия Ирана в страны Закавказья. Сасаниды были особенно заинтересованы в подчинении Албании, поскольку без этого было невозможно контролировать горные проходы Кавказа, отражать набеги кочевников Северного Кавказа (аланов, гуннов), которые были для Сасанидов особенно опасны, как возможные союзники Римской империи; персидские цари пытались не только сдержать их напор, но и широко вербовали кочевников в свои войска.
Пока Армения была независима от Ирана и к тому же претендовала на влияние в Албании, путь в Албанию для Ирана был закрыт. Однако по мере ослабления Армении албанские области отпадают от неё и подчиняются Ирану. Особенно значительных успехов достиг Иран после раздела Закавказья между ним и Римской империей Сасанидские цари, опираясь на Пайтакаран, проводят широкие мероприятия по обороне Дербентского прохода. Строятся укрепления, устраиваются военные поселения. Среди племён Северного Кавказа сасанидские цари вербуют себе союзников. С установлением иранского господства значение аристократии усиливается, а царская власть ещё больше слабеет. В середине V в. она была окончательно уничтожена, и страной стали управлять персидские наместники.
С разложением рабовладельческого строя умирает и древняя религия албанов. Вместо неё распространяются христианство и зороастризм. Первые проповедники христианства были посланы в Албанию по инициативе армянского царя Тиридата III. Однако после отпадения Пайтакарана христианство стало подвергаться там преследованиям. Позднее, однако, христианство вновь укрепляется в Албании. Как и в Картли, христианство принимает прежде всего знать. Создаётся албанская церковь, находившаяся под армянским влиянием.
У христианства в Албании был сильный соперник — зороастризм. Зороастризм начал распространяться в Албании, как и в других странах Закавказья, ещё в парфянский период. В III—IV вв. он оказался в Албании сильнее, чем где-либо в Закавказье. Причиной этого была географическая близость Ирана. После того как в Римской империи христианство сделалось государственной религией, борьба двух держав за господство в Закавказье постоянно проходит под знаменем соперничества между христианством и зороастризмом. Особенно усилились позиции зороастризма после подчинения Албании Ираном. Власть Ирана над Албанией была сильнее, нежели над Арменией и Картли: здесь были сосредоточены военные силы Сасанидов для борьбы с северными кочевниками. Соответственно этому идеологическое и культурное влияние Ирана здесь также было сильнее.
В Албании существовала довольно богатая письменность на народном языке. Албанский алфавит, видимо, не древнее V в. В основу литературного языка было положено наречие Гаргарейской равнины (ныне Карабахская степь), где находился большой город Партав и жило племя утиев.
Создание албанской письменности способствовало культурному прогрессу. Переводятся сочинения с греческого, сирийского, армянского и других языков. К сожалению, от албанской литературы не сохранилось ни одного текста. Лишь сравнительно недавно в Валаршапатской рукописной библиотеке был найден албанский алфавит с армянскими соответствиями. В настоящее время известны также некоторые надписи на предметах, которые предположительно могут считаться албанскими.
Для всех городов Северного Причерноморья с 30-х годов III в. характерны экономический упадок, сокращение торговых связей, известный регресс в ремесленной технике и искусстве.
Данных о политической и тем более о социально-экономической истории Северного Причерноморья в этот период очень мало, но, повидимому, и здесь шли те же процессы, которые обусловили разложение и гибель ряда других рабовладельческих государств. Очевидно, и здесь средние рабовладельческие хозяйства всё более вытеснялись крупным землевладением, основанным на эксплуатации прикреплённого к земле сельского населения, и здесь основная масса городского населения разорялась и деклассировалась. Почти непрерывные войны, которые шли в III в. между рабовладельческими государствами и союзами племён, разрушительно действовали на торговлю, игравшую значительную роль в экономике северочерноморских городов. Раскопки показывают, как пало благосостояние их жителей, даже принадлежавших к рабовладельческой греко-сарматской знати. Роскошные гррбницы, характерные для предыдущего периода, почти исчезают. Многие более мелкие города, например Нимфей, Мирмекий, пустеют. Ремесленные изделия становятся грубее, наряду с керамикой, сделанной на гончарном круге, появляется значительное количество грубой лепной керамики сарматского типа, вероятно, изготовлявшейся в отдельных хозяйствах для собственных нужд.
В упадок приходит и некогда процветавшее искусство. Великолепные мраморные саркофаги, украшенные сложным орнаментом и рельефными изображениями, сменяются простыми гробами, многоцветная реалистическая живопись, сочетавшая греческие и местные традиции,—условными схематическими изображениями людей и животных или геометрическим орнаментом, исполненным почти исключительно одной только красной краской.
Некоторые отрасли хозяйства, как, например, соление рыбы (как показывают раскопки в Тиритаке), продолжают существовать, но масштабы их сокращаются в связи с почти полным прекращением внешней торговли. Любопытно, что, лишившись привозного оливкового масла, употреблявшегося для освещения, жители Северного Причерноморья стали применять для этой цели местную нефть, которую они извлекали из ям и колодцев.
Ярким свидетельством экономического
упадка является состояние монетного дела.
Около 235 г. прекращается чеканка монеты в
Тире и Ольвии. Монеты Боспорского царства,
начиная с этого же времени, содержат всё
меньший процент золота; к 60-м годам III в.
содержание золота достигает всего Уг%, ас 275
г. «золотые» монеты чеканятся уже из одной
меди. В 30-х годах IV в. выпуск боспорских
монет прекращается.
В первые десятилетия III в. в соседние с Причерноморьем области начинают проникать готы, германский народ, первоначально живший на острове Готланде, затем переместившийся на южное побережье Балтийского моря, а оттуда постепенно продвинувшийся далее к югу. Готы, постепенно оседая среди местного населения и усваивая его культуру, становятся по главе сильного племенного союза, включавшего различные этнические элементы. По мнению некоторых исследователей, в него входили и славяне. Во всяком случае, невидимому, с III в. славяне начинают проникать в Северное Причерноморье, о чём свидетельствует появление славянских имён на надгробных памятниках того времени.
Племена готского союза постепенно продвигаются к побережьям Азовского и Чёрного морей. Несмотря на то, что в Ольвии стоял римский гарнизон, окрестности города уже в 30-х годах были опустошены готами. В то же время, вероятно, был взят и разрушен находившийся в устье Дона Танаис. Надпись 237 г. говорит о приготовлениях к обороне города, но, очевидно, они успеха не имели, так как с этого времени надписи из Танаиса прекращаются. Боспорское царство в III—IV вв.
В связи с общим упадком, несомненно, понизилась и боеспособность армий рабовладельческих городов Северного Причерноморья. Можно думать, что здесь так же, как и в Римской империи, эксплуатируемое население нередко сочувствовало или даже активно помогало вторгавшимся племенам. Империя, окружённая со всех сторон врагами и раздираемая гражданскими войнами, не могла больше поддерживать правящий класс Северного Причерноморья. Известную помощь оружием, флотом, продовольствием она как в III, так и в IV в. оказывала только Херсонесу, не подвергавшемуся непосредственному нападению готов и даже, судя, правда, по позднейшим и не вполне достоверным известиям, участвовавшему в борьбе с ними на стороне Рима. Из Боспорского царства римские гарнизоны были выведены в 40-х годах III в. Боспорские цари после этого не смогли больше сопротивляться готам. Историк Зосим рассказывает, что в это время старую боспорскую династию, поддерживавшую дружбу с Римом, сменили «недостойные и презренные люди», которые «предоставили скифам (так античные историки иногда называли племена готского союза) проход через Боспор в Азию, переправив их на собственных судах».
Повидимому, в связи с вторжением готов внутри Боспорского царства обострилась социальная борьба, в результате которой враждебные Риму круги населения сумели временно возвести на престол своих ставленников. Это подтверждается тем, что в 253—254 гг. появляются, наряду с монетами «законного» царя Рескупорида V, монеты царя Фарсанза. Очевидно, он продержался недолго, так как монеты эти чеканились всего два года. В 267 г. выпуск монет вообще прекращается и возобновляется лишь в 275 г.
Возможно, что на этот промежуток времени падает найденная в Пантикапее надпись царя Хедосбия. «Варварские» имена Фарсанза и Хедосбия подтверждают предположение, что они были представителями местного населения. Эти цари, видимо, заключили союз с готами и предоставили в их распоряжение боспорский флот, который дал готам возможность производить разрушительные набеги на побережья Кавказа, Малой Азии и Греции. Однако договор этот вынуждены были в дальнейшем соблюдать и цари, принадлежавшие к старой династии, — Рескупорид V, который, повидимому, устранил Фарсанза в 254 г. и чеканил свои монеты до 267 г., и Савромат IV, пришедший к власти в 275 г. И при них готский союз пользуется для своих экспедиций боспорским флотом.
С середины 70-х годов III в. готы, разбитые римскими войсками, надолго прекращают набеги на империю, но остаются в степях Северного Причерноморья. Однако, как показывают данные археологии, они не оказали влияния на его культуру, которая чем дальше, тем больше приобретала сарматский характер без каких-либо чуждых примесей. Не повели готские вторжения и к значительному сокращению территории Боспорского царства. В конце III в. в его состав попрежнему входили Феодосия и область аспургиан на азиатской стороне Боспора. Феодосия оставалась пограничным городом и в начале IV в., о чём свидетельствует надпись от 306 г.
С прекращением готских набегов снова укрепляется старая династия, цари которой попрежнему подчёркивают свою преданность империи, сохраняя титул «друг кесаря и друг римлян». Восстановление относительного мира способствовало даже некоторому, правда, кратковременному, оживлению торговли с Малой Азией, хотя она ни в коей мере не достигала прежнего уровня. В то же время в конце III и начале IV в. появляются очень немногочисленные богатые погребения, но они значительно беднее гробниц I—II вв. В гробницах IV в. найдены серебряное блюдо с портретом императора Констанция II, очевидно, присланное им какому-то видному представителю местной знати, золотой венок с оттиском монеты императора Валентиниана I, значительное количество богато украшенного оружия и конского снаряжения, золотые вещи местного производства и привозные стеклянные сосуды.
Укрепляются сношения с империей. Возможно даже, что в начале IV в. правящие верхи Боспора старались поставить свою страну в более тесную зависимость от Рима. В это же время здесь распространяется христианство. В Боспорском царстве оно появляется с конца III в., в Херсонесе несколько позже. На первом вселенском соборе, происходившем в 325 г. в Никее, боспорская христианская община была представлена епископом Кадмом.
Однако новый подъём экономики Боспорского царства длился Недолг0. Постепенно прерываются регулярные сношения с империей. Историк Аммиан Марпеллин, сообщая, что в 362 г. к императору Юлиану за помощью обращались боспорцы, ставит их уже в ряд далёких и малоизвестных народов.
Упадок Боспорского царства предопределил лёгкость, с которой одержали над ним победу вторгшиеся на его территорию в 70-х годах IV в. гунны. Одна часть их пришла со стороны заселённых аланами степей, другая — через Таманский полуостров, переправившись через Боспор Киммерийский. Эта волна гуннов произвела в Боспорском царстве особенно жестокие опустошения. Значительная часть населения была истреблена, города разрушены и разграблены. Раскопки показывают, что население в панике бежало из домов, не успевая даже захватить своё имущество. Сильно был разрушен и Пантикапей. После гуннского нашествия Боспорское царство уже не возродилось. От нашествия пострадал и Херсонес, но он все же продолжал существовать, постепенно попадая во всё большую зависимость от Римской империи.
Падение рабовладельческого строя было результатом его внутреннего кризиса. Однако наряду с определяющими внутренними причинами большую роль сыграли и те внешние вторжения «варварских» племён, которыми повсюду сопровождалось разложение рабовладельческих отношений. Это явление было отнюдь не случайным, напротив, оно с необходимостью вытекало из основных особенностей развития рабовладельческого строя.
Рабовладельческий мир накануне своего падения представлял собой полосу, тянувшуюся через восточный материк, в основном вдоль субтропического пояса Северного полушария. К северу и к югу от этой полосы огромные территории Европы, Азии и Африки продолжали оставаться почти или совершенно неохваченными рабовладельческими отношениями. Конечно, рабовладельческие государства оказывали влияние на жившие рядом с ними племена. Последние вовлекались в круг рабовладельческой экономики, что ускоряло разложение у них первобытно-общинного строя. Зарождение классовых отношений толкало, в свою очередь, эти племена к нападению на соседей.
Пограничные племена в поисках добычи и новых земель всё чаще вторгаются на территории рабовладельческих империй, могущество которых уже было подорвано разложением рабовладельческого строя, и, опустошая их, довершают их упадок. Подобные нашествия сами по себе не могли бы разрушить рабовладельческий строй, но они ускорили его падение. Именно потому, что «варвары» вступают в соприкосновение с обществом, уже в значительной мере изжившим рабовладельческие отношения, разложение первобытно-общинного строя приводит у них не к рабовладельческому, а к феодальному пути развития. В силу этих причин «варварские» нашествия играют огромную роль в истории окончательного разложения и гибели рабовладельческого строя.
С середины II в. на смену гуннам на территории Монголии выдвигаются сянь-би, кочевники тунгусо-маньчжурского происхождения. Под властью сянь-би оказываются огромные пространства от Ляодунского полуострова до пустыни Гоби: часть гуннов включается в сяньбийский племенной союз, часть отступает вслед за соплеменниками, ушедшими на запад ещё в I в. до н. э.
III век был временем непрерывных передвижений в кочевом мире. На востоке гунны и сянь-би вторгаются в Китай. В центре под воздействием внутренних противоречий и «варварских» нашествий распадается Кушанское царство. На западе кочевники-сарматы, а также германские и славянские племена опустошают провинции Римской империи. Только с последней трети III в. этот напор несколько ослабевает. В 265 г. китайский военачальник Сыма Янь захватывает власть в государстве Вэй и основывает династию Цзинь; примерно в это же время происходит новое укрепление Римской империи на западе.
Эти государства смогли временно положить предел напору кочевников. Города-государства Восточного Туркестана под угрозой завоевания их сянь-би отдаются под защиту Китая. На протяжении первых трёх четвертей IV в. Римская империя в основном успешно сдерживает на границах напор «варваров». В Северном Причерноморье снова укрепляется Боспорское царство. Восстанавливаются связи между двумя империями, расположенными на противоположных концах Восточного полушария: в 284 г. в Китай через бассейн Тарима прибывает посольство из Да-Цинь — так китайцы называли Римскую империю,— и хотя это были, по всей вероятности, купцы, самовольно выдававшие себя за послов, тем не менее этот факт очень показателен.
Однако, несмотря на видимое затишье, натиск кочевников продолжается, хотя и незаметно, но упорно. Китайская империя нуждалась для обороны от кочевников в помощи с их же стороны. Отступавшие под напором сянь-би гунны селились на территории Китая, даже к югу от Великой стены, и подобно римским «федератам» должны были оборонять его границы. На протяжении III в. многие гуннские вожди получают высокие посты в китайской армии и наделяются громкими китайскими титулами. То же, хотя и несколько позже (на протяжении IV—V вв.), происходит в Римской империи.
В 304 г. один из гуннских полководцев Китая, Лю Юань, провозглашает себя шаньюем всех гуннских «федератов», а в 308 г.— императором Китая. В 311 г. его сын Лю Цун выступает против империи Цзинь, захватывает через несколько лет её столицу Лоян и берёт в плен последнего цзиньского императора. Это послужило сигналом для остальных «варваров»: кочевые племена степей, в первую очередь гунны и сянь-би, бросаются на обессилевшую империю, грабят и делят между собой провинции Китая. Богатые области Северного Китая — современные провинции Чжили, Шаньси, Шэньси, Шаньдун, Хэнань—наводняются кочевниками. В результате этого временно ослабевает напор кочевых племён на западе.
Во второй половине IV и. н. э. в Центральной Азии, на границах Китая, возникает кочевая держава жуань-жуанеи (иначе жужаней). Образование этой державы завершает те грандиозные передвижения кочевников, которые происходили в Центральной Азии в III—IV вв. В державу жуань-жуаней вошли монгольские племена, кочевавшие на территории Восточной Монголии и Западной Маньчжурии. Её возникновение связано с восстанием рабов против китайского императора Мо-ди (345—361). Рабы соединились с окрестними «варварскими» племенами и образовали ядро, вокруг которого сложилась держава жуань-жуаней.
Держава жуань-жуаней, подобно другим кочевым объединениям, начала быстро расти и оказалась опасной для Китая. Однако китайцы в конце IV в. нанесли жуань-жуаням несколько поражений, несмотря на то, что те заключили союз с тангутами (тибетское население Северо-Восточного Тибета и китайской провинции Ганьсу). Это заставило жуань-жуаней отступить на север; они покорили племена уйгуров и двинулись в сторону Семиречья, вытеснили усуней с равнин Семиречья в горы ТяньШаня и Памира и подчинили своей власти эфталитов. В результате этого под властью жуань-жуаней оказалась обширная территория, простиравшаяся от Семиречья до Кореи и от Байкала до Гоби. В начале V в. ими были покорены племена, жившие в районе Алтая и Саян. Алтайские тюрки также были подчинены жуань-жуаням и добывали для них железо. Держава жуань-жуаней существовала около двух столетий, до середины VI в.
Жуань-жуани были кочевниками. Земледелие им, видимо,не было известно. Наряду со скотоводством они занимались и охотой. Жуань-жуани поддерживали тесные экономические связи с Китаем; как и другие кочевники, они были заинтересованы в продуктах земледелия и городского ремесла. Из Китая к ним везли рис, просо, ткани, одежду, лак, оружие и т. д.
Политическая структура союза жуань-жуаней отчасти напоминала структуру других кочевых союзов Центральной Азии. Как и гунны, они делились на две части — восточную и западную. Западная часть была сильнее восточной. Правители жуань-жуаней, чтобы показать своё превосходство над правителями гуннов, отказались от гуннского титула «шаньюй» и назывались каганами или ханами. С этих пор титулы «каган» и «хан» входят во всеобщее употребление у тюркских и монгольских народов.
В общественной жизни жуань-жуаней большую роль играла знать. Ханская ставка находилась в районе Хингана. Жуань-жуаньский племенной союз не был равноправным: подчинённые племена подвергались эксплуатации, обременялись тяжёлой данью. Поэтому вся история жуань-жуаней наполнена борьбой подвластных племён за независимость. Особенно упорно сопротивлялись уйгуры. Всё это определяло внутреннюю слабость державы жуань-жуаней. В дальнейшем она погибла в результате восстания алтайских тюрок. Державу жуань-жуаней сменил тюркский каганат.
В степях к северу от Средней Азии в IV в. складывается несколько племенных союзов, которые впоследствии объединились под именем эфталитов.
Упоминания эфталитов в письменных источниках довольно многочисленны; о них говорят латинские, греческие, сирийские, армянские, китайские, арабские, средне- и новоперсидские источники, поздние части «Авесты», однако в большинстве своём все эти известия относятся уже ко времени господства эфталитов в Средней Азии, к V—VI вв.
Проблема происхождения эфталитов весьма сложна. В источниках имеется несколько наименований, относящихся к кочевым племенам Средней Азии рассматриваемого периода. Важнейшие из них —эфталиты, хиониты, кидариты и белые гунны. Взаимоотношения этих племён или народов между собой, а также с кушанами ещё не вполне ясны.
Эфталиты связаны по своему происхождению с местным кочевым населением Средней Азии. По данным китайских источников, владетельный дом «еда» (эфталитов) происходит от одного рода с юэчжи. Первоначальные места обитания эфталитов китайские источники 'локализуют к югу от Алтая и к востоку от Хотана, т. е. на крайнем востоке территории расселения юэчжи. Правда, китайские источники приводят в другую версию происхождения эфталитов, согласно которой они были отраслью гаогюйского племени, т. е. уйгуров, но оговариваются, что язык их не похож ни на гаогюйский, ни на тюркский (т. е. на монгольские и тюркские языки). Поэтому можно предположить, что эфталиты представляли собой группу наиболее отсталых восточномассагетских племён, говоривших на восточноиранских наречиях.
Однако эфталитский племенной союз состоял, повидимому, не только из иранских племён. Уже в состав юэчжи входили наряду с иранскими и неиранские элементы (тибетские, тюркские). Среди эфталитов роль этих элементов была ещё значительнее. Позднее (в середине V в.) эфталитский племенной союз объединился с племенным союзом хионитов (или белых гуннов), сложившимся на основе объединения местных массагетских племён с гуннами. В этом союзе в отличие от эфталитского племенного союза преобладали гунны, давшие ему своё имя. После объединения названия «эфталиты» и «белые гунны» стали употребляться по отношению и к тем и к другим.
Другой племенной союз составляли кидариты, они, повидимому, также представляли собой смешение гуннов с массагетами. Кидариты заняли Тохаристан и первоначально были независимы от эфталитов. Разбитые сасанидскими войсками, они частью ушли оттуда в Гандхару, а затем в Индию, частью вошли в эфталитский племенной союз.
О социально-экономическом строе эфталитов известно сравнительно мало. Китайские источники определённо говорят о них, как о кочевниках. Эфталиты не имели городов, жили в местах, обильных травой, в войлочных кибитках. Накануне их вторжения в Среднюю Азию у них ещё господствовал первобытно-общинный строй. Их брачные обычаи отличались большой архаичностью. Среди широких масс свободного населения господствовала полиандрия (многомужество). По китайским известиям, несколько братьев имели одну жену. Число мужей, которых имеет женщина, можно было узнать по количеству углов на её шапке.
Однако первобытно-общинный строй у эфталитов начинает уже разлагаться. Выделяется аристократия, практикующая вместо полиандрии полигамию (многоженство). Жёны владетеля живут, по китайским известиям, на расстоянии 200—300 ли друг от друга, а муж, объезжая их, проводит у каждой по месяцу. Классовое расслоение заметно и в погребальных обрядах: богатых хоронили в каменных склепах, бедных зарывали в землю. Для периода разложения первобытно-общинного строя типичен и своеобразный институт «соумирающих», упоминаемый византийским историком Прокопием. Знатные эфталиты имели дружины по 20 и более человек, дружинники обедали вместе с вождём, участвовали с ним в сражениях, имели одинаковые с ним права на добычу; в случае его смерти их хоронили вместе с ним.
Процесс становления классового общества, элементы которого имелись уже в строе кочевых эфталитов, значительно ускорился после завоевания ими Средней Азии. У эфталитов развитие классового общества пошло по пути феодализации в отличие от тохаров, завоевавших Среднюю Азию на несколько столетий раньше. Эфталитская держава была первым раннефеодальным объединением Средней Азии.
III—IV вв. н. э.— время крупнейших сдвигов в кочевом мире, о которых, однако, известно лишь постольку, поскольку они затрагивали судьбу соседних рабовладельческих империй. Более или менее ясны события, имевшие место на берегах Дуная и Хуанхэ, но то, что происходило посередине, в самом сердце азиатских степей и плоскогорий, остаётся недостаточно выясненным. А между тем именно здесь
подготовлялись грандиозные события, совершенно изменившие облик Европы, события, которые принято называть «великим переселением народов». Однако, прежде чем говорить о движении гуннов в Европу, которое послужило важнейшим импульсом переселения народов, необходимо дать характеристику тех племён, с которыми гунны столкнулись на рубеже Европы и Азии.
Обширные степи от Дона до Аральского моря,от Кавказа до предгорий Урала в III—IV вв. н. э. занимали аланы. Как уже говорилось, упоминания об аланах в античной литературе относятся к середине I в. н. э. Более обстоятельно пишет об аланах в 70-х годах I в. историк Иосиф Флавий, помещающий их на берегах Танаиса и Меотиды. «История Младшей династии Хань», составленная в V в., но по своим источникам восходящая н данном случае к началу II в. сообщает, что владение Яньцай (расположенное, по Сыма Цяпго, вокруг большого озера с пологими берегами,— подразумевается Каспийское море) было переименовано в Аланья.
Таким образом, наименование «аланы»
возникает внезапно в I в. н. э. и с самого
начала охватывает население значительной
территории. Античные источники связывают
их с более древними племенами, жившими в тех
самых землях, по которым расселились
впоследствии аланы,— с савроматами и
массагетами (историки Кассий Дион, Аммиан
Марцеллин); у знаменитого географа Птолемея
сохранилось наименование аланоскифы.
Очевидно, аланы представляли собой союз
ряда племён, преимущественно кочевых,
которые причислялись ранее к сарматам или
массагетам. Уже Аммиан Марцеллин отмечал,
что аланы состоят из множества племён и что
эти племена лишь постепенно приняли имя
аланов. Поэтому правы были те исследователи,
которые указывали, что аланские элементы в
северокавказских степях появились
значительно раньше, чем наименование «аланы»
в письменных источниках: действительно,
племена, пошедшие в состав аланов, жили
здесь издавна.
Таким образом, в I в. н. э. на указанной выше территории происходит образование обширного племенного союза аланов. У Аммиана Марцеллина хорошо показано, как аланы, побеждая соседние племена, принуждали их вступать в своё племенное объединение. Поэтому этнический состав аланского племенного союза был довольно разнородным. Лукиан (или другой автор II в., сочинение которого приписано Лукиану) наряду с аланами упоминает в долине Кубани синдов, сарматов, махлиев и скифов.
Возможно, что эти этнические наименования обозначают, во всяком случае частично, племена аланского союза. Большинство этих племён говорило на диалектах иранской группы, но в составе аланского союза могли быть и племена, говорившие на кавказских языках (например, синды). Что касается племени, которое стало называться аланами и объединило вокруг себя окрестных кочевников, то это были, возможно, аорсы, упоминания о которых прекращаются со второй половины I в. н. э.
Аммиан Марцеллин описывает аланов как высоких, белокурых воителей, суровых и подвижных, по образу жизни напоминающих гуннов, однако более цивилизованных. Ввиду разнородности племён аланского союза трудно сказать, относится ли это описание ко всем аланам или к какой-либо их части.
О хозяйственном быте аланов в источниках имеются различные известия. Аммиан Марцеллин характеризует их как типичных кочевников и сопоставляет с гуннами, тогда как китайские источники, напротив, утверждают, что аланы живут оседло. Объясняется это, повидимому, отчасти тем, что в составе аланского союза имелись и оседлые и кочевые племена. С другой стороны, многие племена Северного Кавказа вели полукочевой образ жизни, сочетая скотоводство с примитивным земледелием. Это подтверждается данными археологии. Богатые керамикой городища, расположенные по берегам Кубани, Терека и Сунжи, встречающиеся в них жернова и зерновые ямы, иногда с остатками проса, определённо указывают на наличие оседлой жизни и земледелия. Весьма характерно наличие архаической культуры проса, типичной, с одной стороны, для кочевников вообще, с другой стороны, для горских народов Кавказа.
Общественный строй аланов определяется разложением первобытно-общинных отношений, хотя традиции их были ещё очень сильны. По словам Аммиана Марцеллина, аланы не знали рабства в своей среде. Однако первобытно-общинный строй уже начал клониться к упадку. Это прежде всего нашло отражение в окончательной победе патриархата. Если когда-то для сарматских племён Юго-Восточной Европы и Северного Кавказа были характерны сильные пережитки матриархата, то у потомков сарматов —аланов женщины были уже совершенно бесправны. Жену убивали на могиле мужа и хоронили вместе с ним. Вместе с тем начинается расслоение в среде свободных. Из общей массы погребений выделяются более богатые, в которых встречаются золотые украшения со вставками из полудрагоценных камней и другие предметы роскоши. Подобные погребения раннеаланской знати, сплошь разграбленные ещё в древности, встречаются в большом количестве на Северном Кавказе.
Военные набеги и грабёж занимали довольно большое место в жизни аланов. Аланы сражались и в конном и в пешем строю. Для вооружения аланов характерны длинные железные мечи, сходные с сарматскими. Конные дружины аланов упоминаются в античных источниках, а также в армянских и грузинских летописях. Основной целью аланских набегов были Закавказье и прилегающие области Ирана и Передней Азии. Особенно усиливаются их набеги в Закавказье с III в. В это время начинается наступление сасанидского Ирана на Закавказье, и аланы часто нанимаются на службу к армянским и иберским царям. Узкий проход между долинами Терека и Арагвы, именовавшийся ранее то Кавказскими, то Каспийскими, то Сарматскими воротами, получает теперь название Аланских ворот.
Аланы совершали также далёкие походы на запад. Уже один из авторов I в. связывает их с Истром (Дунаем). При Антонине Пии Римской империи пришлось вести войну с аланами. При Марке Аврелии аланы участвовали в великом союзе племён Средней и Восточной Европы против Римской империи, с которым римлянам пришлось выдержать многолетнюю борьбу (Германская и Сарматская, иначе первая Маркоманская война 167—175 гг., и затем возобновление борьбы в 178—180 гг.). В 242 г. аланы под Филиппополем во Фракии нанесли поражение Гордиану III. Первоначально на запад проникали отдельные военные дружины, которые, захватив добычу, уходили назад. Позднее стали приходить целые племена, надолго остававшиеся в придунайских степях. К IV в. европейские аланы, т. е. жившие к западу от Танаиса, составляли уже значительный элемент в населении степей Северного Причерноморья. Тем не менее основной территорией аланов продолжали оставаться степи к востоку от Танаиса. Образование аланского племенного союза способствовало относительной безопасности торговых путей и облегчило торговые связи между Восточной Европой, с одной стороны, Центральной Азией и Китаем — с другой.
Таково было аланское общество к середине IV в. н. э., когда на восточной границе области аланов появился новый страшный враг — гунны.
Перемещение гуннов на запад началось ещё с I в. до н.э. В середине I в. до н. э. часть гуннов признала себя зависимой от Китая, а часть откочевала на запад, в Южный Казахстан. На рубеже нашей эры гуннские элементы появляются на побережье Аральского моря, где они смешиваются с местным кочевым населением. Таким образом, уже в I в. н. э. гунны были восточными соседями аланов.
Новый напор кочевников на запад начался с III в., когда тунгусо-маньчжурские кочевники сянь-би стали теснить гуннов к укреплённым границам Китая и на запад, в степи Казахстана. Вторжение кочевников в Китай и делёж ими богатых провинций Китайской империи несколько ослабили напор с востока, но затем он усиливается снова.
Гунны разгромили закаспийских аланов, перешли Урал, Волгу и вторглись на территорию западных аланов, именовавшихся танаитами (поскольку они жили на берегах Танаиса — Дона). На своём пути гунны предавали всё огню и мечу, безжалостно истребляли всех противившихся им. Многочисленные городища по Тереку, Кубани и особенно Нижнему Дону прекратили своё существование именно в это время. Оседлое аланское население было в значительной части перебито, а кочевые племена вынуждены были влиться в состав гуннского племенного союза. Только в степях за Тереком и в горных областях Кавказа сохранилось независимое аланское население.
Победив аланов и увлёкши часть их за собой, гунны напали на грейтунгов (остготов). Борьба гуннов и аланов с готами неразрывно связана уже с историей Римской империи и «варварских» вторжений в её пределы.
С первых десятилетий III в. начинается всё усиливающийся натиск на Римскую империю племён Европы, а также Аравии и Африки.
Подобно другим рабовладельческим государствам, Римская империя переживала острый кризис, который делал её лёгкой добычей для вторгавшихся извне племён. В этот период выступают новые, ранее неизвестные племена, передвигавшиеся из областей, лишь косвенно задетых римским влиянием. Складываются племенные союзы, послужившие основой для формирования народностей, создавших средневековые государства.
Маркоманские войны Марка Аврелия послужили началом не прекращавшихся почти весь III век войн между империей и племенами Северной, Средней и Восточной Европы. Эти войны обусловливались не столько внутренним состоянием империи, сколько изменениями, происшедшими у этих племён. Выше уже был охарактеризован путь развития, который они прошли за первые два века существования империи. Сравнение германцев времён Тацита с германцами III в. показывает, как велико было различие между ними. В III в. германское общество имело уже довольно сильную и богатую племенную знать, нуждавшуюся в тонких тканях, изящной утвари, драгоценных украшениях, хорошем вооружении, золоте, и серебре. Местное ремесло достигло такого уровня, когда оно могло удовлетворять этим потребностям. О его состоянии позволяют судить находки в Шлезвигских болотах вещей, относящихся к середине III в. и хорошо сохранившихся благодаря тому, что они были занесены торфом. Эти находки показывают, на каком высоком уровне стояли местное ткацкое, кожевенное, керамическое, стекольное, металлургическое производства, основанные на римской технике, которая была освоена и развита местными ремесленниками. Особенно большое значение имел уровень обработки металлов, из которых изготовлялись вооружение и многочисленные ювелирные изделия. Торговля с племенами Прибалтики и Скандинавии сделала германцев Средней Европы хорошими кораблестроителями и мореплавателями. В тех же болотах найдены дубовые ладьи на 14 пар гребцов. Германцы использовали свои суда не только для торговли, но и для пиратских набегов, дававших им ценности и рабов для продажи. Усовершенствование земледелия и скотоводства позволило вывести превосходные породы лошадей и создать конницу, ставшую главной военной силой германцев.
Экономический прогресс приводил к
дальнейшему разложению первобытно-общинного
строя. Оно достигло той стадии, когда особое
значение приобретают военные походы для
захвата добычи и новых земель, когда
появляются значительные массы людей, не
нашедших применения своим силам на родине и
готовых искать счастья на чужбине. Всё
большее число германцев поступает на
римскую службу. Римские императоры и
узурпаторы во время бесконечных
междоусобиц III в. охотно пользовались
услугами германских воинов и особенно
германской конницы. Их привлекали не только
её боевыз качества, но и то, что пришлые
германцы не имели, подобно римским солдатам,
связей с населением империи. Часть
служивших Риму германцев получала земли в
пограничных областях империи с тем, чтобы
обрабатывать и защищать их. За службу в
армии их командиры наделялись римским
гражданством, их земельные участки
переходили к сыновьям, если те также
поступали в солдаты. Правительство иногда
снабжало их зерном, скотом, инвентарём и
даже рабами, чтобы помочь им наладить
хозяйство.
Постепенно эта система всё больше развивалась, заменяя прежнюю систему клиентских «царств». Последняя к III в. окончательно изжила себя. Опыт маркоманских войн показал, что народы, страдавшие от римской эксплуатации, первыми выступили против империи. Они стали слишком сильны, чтобы и дальше безропотно терпеть свою зависимость. Теперь, напротив, императорам сплошь и рядом приходилось платить соседним племенам большие деньги, чтобы купить мир, а когда выплата этой «субсидии» почему-либо задерживалась, племенные вожди являлись в империю требовать оплаты с оружием в руках.
В III в. среди германцев складываются прочные племенные союзы, в которых главную роль играют племена внутренних областей Германии.
Один из наиболее ранних и сильных союзов возникает у гepманских племён Скандинавии. Согласно Тациту, обитателями Южной Скандинавии были сьионы. Тацит характеризует свионов как искусных мореплавателей, отмечает, что у них богатство в чести и что «царская власть», под которой надо подразумевать власть племенного вождя, у них сильнее, чем у других германских племён. Свидетельства эти в известной мере подтверждаются данными археологии, которые показывают, что в первые века нашей эры в результате торговли с империей и соседними с нею племенами среди свионов выделяется богатая племенная знать. Особенно богатые погребения найдены в Ютландии, где скрещивались торговые пути Балтийского и Северного морей. В этих погребениях обнаружены драгоценные привозные ювелирные изделия, металлическая, глиняная, а позже и стеклянная посуда.
Ввезённые из империи предметы и римские
монеты находят в значительном количестве и
в других частях Скандинавии. На значение
торговли с империей указывает совпадение
древних норвежских весовых единиц с
римскими. Высокого уровня достигло и
местное ремесло. По римскому образцу
изготовлялось превосходное оружие-широкие
обоюдоострые мечи, копья, щиты и т. п., а
также металлические орудия — топорики,
ножи, ножницы. С начала III в. ввоз римских
изделий и монет падает, местное ремесло
освобождается от влияния римской
провинциальной культуры и развивается
более самостоятельно, хотя под
значительным воздействием того стиля,
который сложился в Северном Причерноморье
и в III—IV вв. быстро распространился по
Европе. В Скандинавии в это время
преобладают изделия, украшенные цветной
эмалью, полудрагоценными камнями,
филигранью. Высказывалось предположение,
что в III в. туда вторгались какие-то
южногерманские племена, принёсшие с собой
этот Археологические находки III—IV вв.
показывают, что, несмотря на упадок
торговли с империей, богатства,
сосредоточивавшиеся в руках племенной
знати, в это время всё возрастают.
Увеличивается количество и вес прежде
редких золотых изделий. Особенно интересны
два золотых рога для питья, один длиной в 53
см, другой — в 84 см, украшенные фигурами
людей и животных и снабжённые рунической
надписью, содержащей имя мастера. Вообще,
руническая письменность, прежде имевшая
чисто магический характер, получает теперь
более широкое распространение, что также
свидетельствует о высоком уровне развития,
достигнутом племенами Скандинавии.
Возможно, что свионы в III—IV вв. принимали
участие в походах на империю и что
захваченная ими добыча способствовала
накоплению богатств в руках племенных
вождей и предводителей дружин.
В Средней Европе особенно активизируются племена Северо-Восточной Германии, более сильные в военном отношении. Разложению у них первобытно-общинного строя способствовала значительно развитая торговля, которую эти племена вели с империей, со Скандинавией и ближайшими областями Восточной Европы. В восточной части Германии по берегам Балтийского моря укрепляются или вновь складываются племенные союзы вандалов, которые во время войн Марка Аврелия начали продвигаться на юг и были частично поселены этим императором в Дакии, а также бургундов, которые в начале III в. продвинулись в район реки Майна. Далее к западу, между Одером и Эльбой, возник сильный союз аламанов, ближе к устью Эльбы жили лангобарды, а на юге Ютландии — англы, саксы и юты, отважные мореплаватели и пираты, нападавшие на Британию и западное побережье Галлии. Жившие по Рейну племена батавов, хаттов и др. образовали племенной союз франков. Все эти племенные союзы в III в. начинают наступление на империю.
В III в. германцы были не единственным врагом Рима в Европе. У племён придунайских областей Прикарпатья, Северного Причерноморья, Поднепроьья и Поволжья происходят такие же изменения в экономике и общественном строе, как и у германцев. Торговые сношения этих племён с римскими провинциями и городами Северного Причерноморья способствовали развитию местного ремесла и сельского хозяйства, накоплению богатств в руках племенной знати, росту имущественного неравенства, а также совершенствованию военного дела. И здесь складываются новые, более сильные племенные союзы — свободных даков, карпов, которых римские писатели иногда называют гетами, аланов и, наконец, мощный союз ряда племён Причерноморья, которым античные писатели дали общее наименование готов.
В IV—V вв. готы сыграли большую роль в истории гибели империи. Более поздние римские историки считали, что готам принадлежала руководящая роль и в том племенном союзе, который обрушился на Рим в середине III в. Жившие при дворах позднейших готских королей историки Кассиодор и Иордан, желая польстить им, прославляли будто бы издавна существовавшее, могущество готов. Однако в III в. готы были лишь одной из составных частей племенного сотоза, объединявшего кроме них гетские, дакийские, сарматские и славянские племена. Античные историки III в. в подражание греческим писателям классического периода часто давали им общее имя скифов. В середине III в. готы начали свои опустошительные набеги на империю. Вначале главным объектом их наступления была Дакия и НижняяМёзия, но постепенно сфера их действий расширилась. В 251 г. готы взяли фракийский город Филиппо-поль, разграбили его и многих жителей увели в плен. Армию вышедшего им навстречу императора Деция они завлекли в непроходимые болота и нанесли ей страшное поражение: почти все солдаты и сам император погибли в бою. Новый император Галл не мог воспрепятствовать готам уйти со всей добычей и пленными и обязался выплачивать им «субсидию». Однако уже через 3 года они снова вторглись во Фракию и дошли до Фессалоники. С 258 г. начинаются самые опустошительные морские экспедиции готов, продолжавшиеся 10 лет. За это время были опустошены и разрушены многочисленные города Греции и Малой Азии, в том числе Эфес, Никея, Никомедия. По сообщению античных авторов, в самом крупном походе готов (267 г.) участвовало 500 судов и несколько сот тысяч человек. В 269 г. император Клавдий II разгромил армию готов при городе Наиссе; одновременно был уничтожен их флот, действовавший у берегов Греции. С этих пор натиск готов на империю постепенно ослабевает. Они осели в причерноморских степях и разделились на остготов (восточных готов) и вестготов (западных готов), границей между которыми служил Днестр.
Выше уже были приведены данные, свидетельствующие о развитии производительных сил у восточных и западных сла- вян в III—IV вв. н. э. В это же время резко сокращаются их экономические связи с Римской империей и её дунайскими провинциями. Уменьшается число импортированных в славянские области римских вещей, единичными становятся находки римских монет. Зато усиливаются связи с Северным Причерноморьем, главнейшие центры которого (Ольвия, Тира и др.) были теперь в руках «варваров». Крепнут связи и между отдельными славянскими племенами и их соседями, в первую очередь, с многочисленными племенами сарматов.
Как и другие народы Средней и Восточной Европы, славяне включаются в борьбу с рабовладельческим миром Римской империи. Славянские племена участвовали в маркоманских войнах второй половины II в. н. э. Принимали они участие и в так называемых скифских (или готских) походах III—IV вв. В то же время они вступали в борьбу с готами и гуннами. Об этой борьбе рассказывает историк готов Иордан (середина VI в.). Венеды, по его словам, пытались оказывать сопротивление воинственному вождю готов «риксу» Германариху, считавшемуся непобедимым и потерпевшему поражение лишь от гуннов. Позднее, в самом конце IV или в начале V в., при попытке одного из преемников Германариха — Винитара подчинить себе антов, последние нанесли ему поражение. В ответ на это Винитар при вторичном вторжении в земли антов распял вождя антов Божа, его сыновей и 70 антских старейшин.
Хотя крупные походы славян против империи начинаются лишь в самом конце V и в VI в., есть основание считать, что и ранее славяне принимали участие в борьбе, положившей конец власти рабовладельческого Рима над угнетёнными им народами.
В конце IV или в начале V в. южные древнеславянские племена подверглись нападению гуннов. Об этом говорят оставленные, повидимому в страшной спешке, многочисленные поселения славян, в том числе и вышеупомянутый гончарный посёлок у Иголомни на Верхней Висле, а также зарытые клады, находимые в большом количестве в Повисленье и на Волыни. Это нашествие гуннов заставило часть славянского населения покинуть свои насиженные места и искать спасения в дремучих лесах и болотах Полесья. Оно положило начало и тем передвижениям, которые с особой силой развернутся в последующее время.
Борьба племён Средней и Восточной Европы с Римской империей вначале не была ещё борьбой за новые места для поселения. Такой характер она принимает лишь со второй половины III в. Повидимому, поход 267г., в который готы отправились с семьями и имуществом, имел целью не захват добычи, как раньше, а приобретение земли. В IV в. «варвары» уже расселяются в захваченных ими областях.
В III в., несмотря на победы «варваров», перевес в военной технике и организации был ещё на стороне империи; в планомерных сражениях её войска большей частью одерживали победу. «Варвары» не умели брать города, которые были достаточно укреплены, так как их осадная техника только ещё зарождалась. Поэтому во время военных действий окрестное население обычно сбегалось под защиту городских стен, которые часто могли выдержать длительную осаду. Однако — и это важно подчеркнуть — наступающей стороной становится теперь уже не рабовладельческий Рим и такие его форпосты, как греческие города Северного Причерноморья, а те племена, которые в предыдущие века являлись объектами грабежа и эксплуатации со стороны рабовладельческих государств. Теперь они наносят империи и её союзникам сокрушительные удары, обостряющие и усугубляющие кризис рабовладельческого строя.
Иной становится и расстановка классовых сил. В период агрессии римляне опирались на знать тех племён, которые они порабощали. Теперь окрепшая знать свободных племён не ищет более поддержки клонящейся к упадку рабовладельческой империи. Напротив, противники Рима, вторгаясь на его территорию, встречают сочувствие и прямую помощь широких народных масс, рабов, колонов, готовых видеть в «варварах» своих освободителей. Известны случаи, когда рабы или колоны служили проводниками войскам, вторгавшимся на территорию империи, когда они создавали собственные отряды, присоединявшиеся к этим войскам, когда они вместе с «варварами» расправлялись с крупными рабовладельцами и землевладельцами. Чем далее, тем более укреплялся этот союз, обусловивший в конечном счёте падение рабовладельческого строя. Обострение классовой борьбы, делавшее эксплуатируемое население империи союзником её врагов, было одной из наиболее важных причин успехов племён, наступавших на империю. Этим успехам способствовало и то, что быстро сменявшиеся императоры и их соперники неоднократно сами искали помощи «варваров», открывая им границы и сдавая города. Основными базами для наступления на империю в III в. были район между Дунаем, Рейном и Эльбой, а также Северное Причерноморье.
Кризис рабовладельческого строя, с огромной силой проявившийся в Римской империи в III в., был лишь на время отсрочен политикой домината. Усиление бюрократического и военного аппарата империи, изменение методов её господства привели к изменению форм сопротивления широких масс. Открытые выступления рабов и колонов беспощадно подавлялись. Политика империи, несмотря на попытки приспособиться к возникавшим зародышам нового способа производства, имела своим объективным следствием консервацию отживших рабовладельческих отношений. Экономические противоречия были только загнаны в глубь и неминуемо должны были проявиться с новой силой.
Одним из важнейших результатов наступления империи на массы трудящихся было резкое ухудшение положения рабов. Дважды повторённым законом Константин фактически восстановил право господина убивать раба. Закон этот гласил, что, если господин засечёт раба до смерти, он может не бояться судебного преследования, так как он проявил лишь своё законное право «исправлять» плохих рабов. Подстрекательство раба к бегству каралось не штрафом, как в III в., а розгами и пыткой. Рабов, пойманных при попытке перейти к «варварам», не возвращали, как прежде, господам, а ссылали в рудники, а в некоторых случаях им отрезали ногу. Свободная женщина, вступившая в связь с рабом, приговаривалась к костру, причём, если сам раб доносил на неё, его награждали свободой. Константин официально узаконил продажу в рабство детей бедняков их родителями. При нём же был издан закон, позволявший вернуть в рабство вместе с его детьми «дерзкого» вольноотпущенника.
Драконовские законы против рабов имели целью подавить сопротивление и других категорий трудящихся, прежде всего колонов, значение которых в сельском хозяйстве поздней империи продолжает возрастать. Насколько в сельском хозяйстве поздней империи колон стал более характерной фигурой, чем раб в классическом понимании этого термина, показывает, между прочим, такой любопытный штрих: по законам III в. всякий нищий бродяга, происхождение которого не было установлено, считался беглым рабом, по законам IV в.— беглым колоном. В основном колонами, а не рабами становились теперь пленные; именно колонам, а не рабам уделяет основное внимание законодательство. В IV в. колон, независимо от того, был ли он первоначально посаженным на землю рабом, пленником, неоплатным должником или наследственным арендатором, был обязан землевладельцу натуральной рентой и отработками на его земле.
Однако при господстве рабовладельческого государства и права колонат не мог развиться в систему феодальных отношений. Нормы рабовладельческого общества накладывают свой отпечаток на положение колона, всё более сближая его с рабом. Уже Константин обложил значительным штрафом всякого укрывающего чужого колона, а самого беглого колона предписал возвращать на его местожительство закованным в цепи. В дальнейшем этот закон неоднократно подтверждался, причём сфера действия его всё расширялась. Законы о прикреплении колонов к земле касались не только их, но и их потомства — сын не мог покинуть участок земли, переходивший к нему от отца, дочь не могла вступить в брак с колоном из чужого имения. Браки колонов со свободными были воспрещены. Колон не мог подать в суд на господина, поступить без его разрешения в армию, не мог продать что-либо из своего инвентаря или своей части урожая, так как закон признавал, что колон не может иметь никакой собственности. «Можно,— писали императоры конца IV в.,— смотреть на колонов, обязанных годовыми работами и платежами, почти как на рабов... они и сами принадлежат господам, и всё их достояние принадлежит господам... и какое же может быть у них право, если закон ничего не признаёт их собственностью». Так колоны превратились в неполноправное, прикреплённое к земле сословие.
В IV в. закон равно запрещал продавать и колонов, и сельских рабов без земли, к которой они были приписаны по земельной описи — цензу. Прикрепление к земле колонов и сельских рабов было использовано государством в фискальных целях, поскольку землевладелец был обязан податями и повинностями в соответствии с количеством принадлежащей ему земли и приписанного к ней населения. Многочисленными эдиктами императоры старались бороться с попытками обойти этот закон —фиктивными продажами, представлениями подставных колонов, покупкой большого числа работников с малым количеством земли и т. п. Даже всякий взявший к себе рабов, разбредшихся из заброшенного имения, был обязан вносить подати за ту землю, на которой они прежде жили.
Потребность в рабочей силе и фискальные интересы государства определяли положение и других категорий населения. В замкнутые корпорации были превращены ремесленные коллегии, члены которых (и их потомки) не могли ни покинуть свою коллегию, ни даже вступить в брак за её пределами. Коллегия в целом отвечала за наложенные на её сочленов поставки и повинности. Некоторые коллегии были прикреплены к императорским мастерским, так называемым «фабрикам», где для войска, двора, чиновничества изготовлялись оружие, ткани, одежда и т. п. Работавшие на этих «фабриках» как члены коллегий, так и другие лица клеймились, чтобы пресечь их попытки к бегству; они работали в мастерской или чаще получали работу на дом. Кроме того, ремесленники и торговцы, в отличие от земледельцев, вносивших подати продуктами, были обложены денежным налогом, взимавшимся раз в четыре года, причём, по свидетельству современников, год сбора этого налога был годом траура и стенаний. Зато ремесленники были освобождены от муниципальных повинностей.
Всё возраставшие муниципальные повинности, к которым добавлялись еще и общегосударственные, были бичом большей части городского населения. Согласно учению тогдашних юристов, повинности делились на имущественные, требовавшие затрат, и личные, требовавшие труда. К первым причислялся сбор налогов с сограждан, а также устройство зрелищ и раздач для городского плебса, доставка перевозочных средств и фуража для войска и чиновников и т. п. В личные повинности входили ремонт дорог, общественных зданий, водопроводов, надзор за перевозками натуральных поставок для города и государства, производство ценза, вербовка рекрутов и т. п.
Кроме того, существовали ещё многочисленные экстраординарные повинности в связи с военными экспедициями, государственной почтой, посольствами к императорам и т. д. За уклонение от повинностей или недостаток в сумме податей членов городских советов, называвшихся теперь куриалами, сажали в тюрьму, нещадно бичевали, а впоследствии даже казнили. Включение в число куриалов стало в IV в. рассматриваться как несчастье, почти равное ссылке на рудники. Куриалы пытались поступить на должность чиновников или в армию, бежали в крупные имения, где становились колонами или, женившись на рабынях, даже рабами, но цх неизменно приказывали возвращать в родные города. Всё же курии катастрофически пустели. За IV в. число куриалов уменьшилось в 10 раз и.более, несмотря на то, что в их ряды с середины IV в. автоматически включался любой имевший или арендовавший более 25 югеров земли.
Из создавшегося положения извлекала выгоду только небольшая группа самых богатых куриалов, которые, пользуясь связями и подкупая чиновников, умели переложить всю тяжесть повинностей на своих менее состоятельных коллег, а затем скупали по дешёвке их имущество или эксплуатировали их, как неоплатных должников. Нажим государства на городских землевладельцев вёл к тому, что рабы и колоны их имений, подвергаясь ещё более жестокой, чем прежде, эксплуатации, в свою очередь бежали к крупным собственникам, искали покровительства, так называемого патроциния, сильных людей, чиновников, военных, которые становились их патронами и за соответственное возмещение деньгами или натурой защищали их от бывших господ. Это ещё более ускоряло разложение средних хозяйств, увеличивая концентрацию земли и рабочей силы в руках немногих собственников.
Положение, в которое попали куриалы, повлияло на положение солдат и ветеранов, из которых раньше пополнялись ряды декурионов. Правда, Константин и его преемники подтвердили и даже расширили привилегии ветеранов. Эти последние получали на пустующих землях имения, освобождённые от большего числа повинностей, зерно, инвентарь, деньги или рабов из заброшенных имений. Эти условия были бы весьма заманчивы в те времена, когда имение с 10—20 рабами обеспечивало владельцу достаточный доход и почётное положение в городе. Но в период упадка рабовладельческого хозяйства ветераны мало могли извлечь выгод из своих имений. Уже при Константине редкий ветеран мог дать своему поступавшему в армию сыну двух коней или коня и раба, что обеспечивало ему службу в более привилегированной части, а сын и преемник Константина Констанций писал, что многие ветераны, побросав свои хозяйства, обратились к разбою. К тому же сыновья ветеранов, если они не шли в армию, зачислялись в курию, и тогда все полученные их отцами привилегии сводились на нет.
Всё это лишало военную службу привлекательности, случаи самоувечья рекрутов и дезертирства становились всё чаще. Добровольный набор в армию был в основном заменён обязательной поставкой землевладельцами рекрутов из числа колонов. Землевладельцы часто старались подсунуть вербовщикам самых малосильных и нетрудоспособных людей; многие предпочитали вносить установленную за рекрута денежную сумму. Солдаты, набиравшиеся из числа презираемых колонов, не могли теперь рассчитывать дослужиться до командных должностей; разница между командиром и солдатом, несколько стиравшаяся в III в., снова стала очень велика. Командиры присваивали солдатское жалованье, распродавали отпущенный на армию провиант и обмундирование, использовали солдат для личных услуг. Всё это крайне понижало боеспособность римской армии.
Императоры предпочитали нанимать солдат из германских и сарматских племён. Командиры набирались из числа племенных вождей, которые начинают играть крупную роль в жизни империи, становясь высшими военачальниками, сановниками, консулами. Целые племена селились на землях империи под условием службы в армии. Это были так называемые леты и федераты. По расчётам историков, к концу IV в. менее четверти армии составляли уроженцы империи. Некоторых деятелей поздней империи очень пугало создавшееся положение. Они указывали правительству, что опасно держать армию из соплеменников римских врагов и римских рабов, то есть «варваров», что рано или поздно занявшие высшие посты в государстве «варвары» найдут мощную поддержку в рабах, которые ненавидят своих господ, и с их помощью покорят империю, что надо приложить все силы, чтобы возродить подлинно римскую армию из солдат, набранных на территории империи. Но советы эти оставались без последствий, так как в обстановке обострённой классовой борьбы императоры больше доверяли чужеземным наёмникам, а населения, пригодного к военной службе, становилось всё меньше.
Правда, правительство делало некоторые попытки сохранить как ре3ерв для армии свободное крестьянство, особенно крестьянство придунаиских областей. Рядом указов запрещалось привлекать крестьян к экстраординарным повинностям, уводить за их долги рабов-пахарей и быков, принуждать свободных крестьян работать на землях «сильных» людей. В середине IV в: был создан особый институт «городских дефенсоров» (т. е. защитников) для наблюдения за выполнением законов и правосудия. Дефенсорам городов дунайских провинций особо предписывалось защищать крестьян. Но всё это мало помогало. Налоги, повинности и долги разоряли крестьян. Даже узаконенный процент при займе продуктами равнялся трети долга, а фактически был ещё выше. В придунаиских областях, где с середины III в. тоже растёт крупное землевладение в связи с наделением землёй местных жителей, сделавших карьеру в армии и при дворе, богатые собственники закабаляли крестьян, заставляли их отрабатывать долги в своих имениях. И здесь сложился колонат, узаконенный императорами в конце IV в. Во всех областях империи крестьяне, сохранившие ещё независимость, спасаясь от сборщиков налогов, целыми сёлами шли под патроциний крупных землевладельцев, хотя те за свою «защиту» отнимали у них землю и обращали их в колонов.
К концу IV в. патроциний по всей империи принял такие размеры, что императоры начали с ним жестокую борьбу, налагая на патронов штраф в 25—40 фунтов золота за каждого принятого ими крестьянина. Несмотря на это, свободное население быстро исчезало. К крупным частным владельцам уходили не только крестьяне, но и рабы и колоны императорских сальтусов, хотя императоры предоставляли им некоторые льготы. Так, они могли вступать в законный брак со свободными, не терявшими при этом свободы, их могли судить только императорские управляющие — рационалы или судьи в присутствии рационалов, они были освобождены от экстраординарных повинностей и налогов на торговлю. Вместе с тем, штраф за удержание беглого императорского колона равнялся 1 фунту золота, что более чем вдвое превышало штраф за удержание частного колона. Тем не менее бесконтрольное, жестокое управление рационалов, наживавшихся на своих должностях, делало положение императорских колонов очень тяжёлым, вследствие чего они старались перейти под патроциний магнатов.
Эти земельные магнаты были единственным сословием, процветавшим при доминате. Теперь все крупные землевладельцы, высшее чиновничество и высший командный состав армии входили в наследственное привилегированное сословие сенаторов, причём принадлежность к нему, в отличие от времён ранней империи, не предполагала обязательного участия в делах и заседаниях сената. В число сенаторов Константин включил и богатейших куриалов, чем нанёс тяжёлый удар платёжеспособности курий. Сенаторы были свободны от всяких повинностей и от всяких связей с городами. Они вносили непосредственно в казну поземельный налог, определявшийся в зависимости от их состояния от 2 до 8 фунтов золота в год. В юбилеи императоров они были обязаны делать им богатые подарки, и, наконец, на них возлагались значительные затраты (до 4 тыс. фунтов серебра) на игры, постройки и т. п. в связи с отбыванием ими претуры.
Расходы эти были не столь уж велики, если учесть ,что ежегодные доходы некоторых сенаторов исчислялись в несколько тысяч фунтов золота. Принадлежавшие им в различных провинциях огромные земельные владения, нередко значительно превосходившие территории, приписанные к городам, были населены тысячами посаженных на землю рабов и колонов. Виллы были укреплены и окружены сёлами и хуторами рабов и колонов, из которых составлялись вооружённые отряды для борьбы с «разбойниками» и «варварами». Всё необходимое, вплоть до водопроводных труб, производилось и обменивалось внутри имения, на внутренних, освобождённых от налогов на торговые сделки рынках. Такое имение было замкнутым целым, недоступным для императорских чиновников. Даже провинциальные наместники боялись раздражать его владельца, затронуть кого-нибудь, числившегося под его защитой. Члены крупных сенатских родов обычно занимали высшие государственные должности, что обеспечивало полную безнаказанность им самим и их близким. Такая автономия сенаторских имений стояла, как было уже показано на примере патроциния, в известном противоречии с императорской властью.
Общий для всей империи процесс развития
кризиса имел свои особенности в отдельных
областях государства. Различия между
провинциями, несколько сгладившиеся в
период рас- цвета рабовладельческого строя
и связанной с ним муниципальной
организации, снова выступили на
поверхность. Особенно велико было различие
между западными и восточными провинциями,
но и каждая из этих частей империи была
далеко не однородна.
В части западных районов, где рабство было менее развито,— в Британии, придунайских провинциях, северо-восточных частях Галлии, в Нумидии, Мавретании — большую роль играло свободное крестьянство, в ряде случаев ещё сохранившее общинное устройство. С наступлением кризиса рабовладельческого способа производства разложение общины стало приводить уже не к развитию рабства, а к закабалению крестьян крупными землевладельцами. Формирование элементов феодализма шло здесь более прямым путём. Оно вызывало резкое ухудшение положения свободного сельского населения, которое повсеместно поднималось на борьбу. Здесь быстрее развиваются не связанные с городами крупные имения, владельцы которых сами создают аппарат принуждения для подавления эксплуатируемых и начинают всё меньше нуждаться в ослабевшей империи, в которой видят лишь бесполезного претендента на часть прибавочного продукта, созданного их колонами и рабами. Разгоравшиеся революционные движения масс и оппозиция земельной знати римскому правительству, проявлявшаяся во всё учащавшихся с середины IV в. мятежах, делали в этих областях позиции империи особенно непрочными.
Районы, где рабство достигло высокого развития,— юго-восточные части Галлии, Испания, проконсульская Африка и, наконец, Италия—значительно сильнее пострадали от кризиса и приходили во всё больший упадок. Ещё сохранявшиеся здесь города влачили жалкое существование, курии быстро пустели. Императорское правительство пыталось опереться на более состоятельных куриалов, давая им некоторые привилегии, так как стремилось во что бы то ни стало сохранить города, служившие его фискальным интересам, но было бессильно восстановить их былое значение. Такие города Запада, как Медиолан (Милан), Августа Треверов (Трир), Арелата (Арль), были обязаны своим процветанием лишь тому, что служили императорскими резиденциями или центрами торговли, удовлетворявшей потребность знати в импортных предметах роскоши. В этих областях значительная часть колонов состояла из посаженных на землю рабов. Все институты рабовладельческого общества и самая империя сохраняли здесь глубокие корни, но вследствие прогрессирующей экономической деградации этих областей они не могли на долгое время обеспечить ей прочную базу.
Более сложным было положение в восточных
провинциях. Развитие некоторых областей,
таких как, например, Ахайя и западные
береговые районы Малой Азии, где
господствовал античный рабовладельческий
полис и где рабство ещё до римского
завоевания вытеснило.все остальные
отношения, зашло в тупик. В ряде глубинных
частей Малой Азии, Сирии, Египта, в
большинстве районов Фракии, отчасти в
Македонии городская организация и рабство
существенной роли не играли. Колонатные
отношения развивались здесь на основе
разложения сельской общины и старых,
переживших эллинизм форм эксплуатации.
Особое место занимали те из областей Малой Азии, Сирии, Египта, где довольно высокое развитие рабства сочеталось со значительной ролью в производстве свободного населения — арендаторов земли и ремесленников. Города, земли которых возделывали колоны, оказались более устойчивыми; огромную роль играло и то, что многие города восточных провинций были важнейшими центрами ремесла и торговли, не только внутренней, но и внешней. Между тем, если торговые связи населения западных городов с зарейнскими и задунайскими народами почти совершенно прервались, то торговые сношения восточных провинций с Персией, Аравией и другими соседними странами в первый период домината вновь оживились. Этому оживлению способствовали временное умиротворение на восточной границе и проведённая Константином денежная реформа, более удачная, чем реформы его предшественников. Жизнь таких центров, как Антиохия, Никея, Никомедия, Александрия, не считая более мелких, была интенсивной и оказывала значительное влияние на весь строй провинций. Атак как античная культура была прежде всего городской культурой, то она не претерпела на Востоке такого упадка, как на Западе, хотя развитие кризиса нанесло и ей существенный удар и значительно модифицировало её. Таким образом, экономический и культурный центр империи стал перемещаться на Восток.
Вместе с тем социальные противоречия в восточных провинциях были сложнее. Наряду с борьбой между эксплуатируемым сельским населением и крупными землевладельцами чрезвычайно острыми были здесь и столкновения между различными социальными группами в городах — между более и менее состоятельными куриалами, между городскими землевладельцами и окрестными колонами, обрабатывавшими их земли и земли городов, между купцами, наживавшимися на дороговизне, и плебсом, требовавшим дешёвого хлеба, между владельцами мастерских и обслуживавшими их свободными и рабами. Наконец, города противостояли земельным магнатам, стремившимся захватить городские земли и подчинить себе сидевших на них колонов. Лавируя между этими группами, опираясь то на одну, то на другую и прибегая к социальной демагогии, императорское правительство чувствовало себя здесь прочнее, чем на Западе, где его социальная база постепенно сужалась.
В результате всего этого столица империи
была перенесена на восток. Уже Диоклетиан
жил в Никомедии; Константин в 330 г. превратил
в столицу старый торговый город на берегу
Боспора — Византии, получивший теперь
название Константинополя. Город отличался
выгодным географическим положением и
естественными укреплениями, делавшими его
почти неприступным. В новой столице был
создан свой сенат, существовавший
параллельно с римским, константинопольский
плебс за счёт египетского хлеба получал те
же раздачи, что и плебс Рима. Переселявшимся
в Константинополь сенаторам давались земли
и привилегии; стекавшиеся сюда купцы и
ремесленники сделали вскоре город
крупнейшим экономическим центром Востока.
На украшение новой столицы, её дворцов,
цирка, ипподрома со всей империи свозились
лучшие памятники искусства. Постепенно
Константинополь, как императорская
резиденция, затмил собою старый Рим.
Возвышение Константинополя было внешним выражением того факта, что империя уже не составляла единого целого. Различные пути развития кризиса в её отдельных областях, обусловленные разницей в их экономическом и социальном строе, привели к фактическому расколу империи сначала на восточную и западную половину, а затем и на более мелкие части.
Государственный аппарат поздней империи, начавший складываться при Диоклетиане и окончательно оформившийся при Константине, соответствовал её социальному строю. Римское государство этого времени, выполнявшее прежде всего функцию подавления огромного большинства населения, превратившееся, по словам Энгельса, в «машину для высасывания соков из подданных», приняло форму законченной бюрократической монархии. Огромная армия чиновников, разделённая особой «табелью о рангах» па «выдающихся», «благороднейших», «сиятельных» и т. д., тяжёлым бременем лежала на плечах населения. Высшие должностные лица государства были вместе с тем и высшими придворными чинами, империя как бы сливалась с императорским хозяйством. Так, «квестор священного дворца» был председателем императорского совета — «священной консистории»; «магистр должностей» ведал личной канцелярией императора, его личной стражей, состоявшей из отрядов «варваров», и ему вместе с тем принадлежал верховный контроль над всем управлением, так как под его началом стояло целое войско тайных полицейских агентов, так называемых «любопытных». Финансами заведовали комиты «частного имущества» и «священных щедрот» императора. Большую роль играл и высший дворцовый чин, так называемый «начальник священной опочивальни». Количество придворной челяди, среди которой особенно выделялись многочисленные евнухи, было необычайно велико. Одних брадобреев было 1 000 человек, причём все они получали большое жалованье натурой и деньгами.
Империя делилась на четыре префектуры: Галлии, Италии, Иллирии и Востока. Гражданское управление префектур возглавляли четыре префекта претория, которым подчинялись викарии диоцезов и наместники провинций с их штатом секретарей, казначеев, писцов, судей и т. п. Общему гражданскому управлению не были подчинены Рим и Константинополь, имевшие особых префектов Армия находилась в ведении четырёх магистров пехоты и четырёх магистров конницы, за которыми по нисходящей линии шли начальники (дуки) военных округов и командиры легионов. Среди этого огромного аппарата процветали взаимная слежка, кляузы, беззастенчивое взяточничество и казнокрадство Всякий спешил побольше награбить и поскорее выдвинуться, столкнув другого. Императоры поощряли доносы, считая, что они укрепляют их власть. При преемнике Константина Констанции один знаменитый придворный доносчик получил насмешливое прозвище «комита сновидений», так как специализировался на доносах о неблагоприятных для императора снах, которые будто бы видели разные высокопоставленные лица. Наиболее частыми были взаимные обвинения в колдовстве и гаданиях, направленных якобы во вред правителю.
Одним из важных событий правления
Константина (306—337) был так называемый
Миланский эдикт 313 г., даровавший свободу
вероисповедания христианам и возвращавший
им все конфискованные церкви и церковное
имущество. В дальнейшем Константин
оказывал христианам особое
покровительство. Из гонимого учения
христианство становилось государственной
религией, из «церкви борющейся» — «церковью
торжествующей».
Константин даровал христианской церкви ряд значительных привилегий; она получила право принимать наследства и дарения, что при быстрых успехах христианства сделало её менее чем за столетие обладательницей 1/10 всех земель империи. Сам Константин и его преемники не скупились на богатые пожертвования. Клирики были освобождены от муниципальных повинностей, третейский суд епископов был приравнен к государственному, епископы получили право узаконивать отпуск на волю рабов с тем, однако, чтобы они проверяли, «достойные» ли получают свободу. Сам император, не будучи ещё христианином, принимал горячее участие в делах церкви, называя себя её «епископом для внешних дел». К концу жизни он крестился.
Главную роль в признании Константином христианства сыграли политические соображения.Правда,вначале IV в. христианство исповедовало не более одной десятой части населения империи, однако христиане успели уже создать исключительно крепкую организацию, умевшую влиять на массы. Широкая благотворительность и надежда на загробное блаженство привлекали отчаявшуюся бедноту; проповедь смирения и покорности умеряла её сопротивление. Языческая религия, требуя лишь соблюдения внешних обрядов, оставляла известный простор для свободы мысли. Христианство требовало полного подчинения, безоговорочного признания установленной догмы. Именно такая религия была наиболее подходящей идеологической базой для монархии, возглавлявшейся «святейшим» императором и основанной на господстве небольшой кучки привилегированных над бесправными, униженными, лишёнными всяких перспектив массами тружеников.
Миланский эдикт привлёк на сторону Константинахристиан Востока во время его борьбы с другими претендентами на власть. Константину тем легче было пойти на союз с церковью, что на Западе христианство распространилось позже, чем на Востоке, и преимущественно среди аристократии, ставленником которой был Константин. О настроениях западных христиан позволяют судить постановления (так называемые «каноны») двух епископских съездов -соборов, состоявшихся на Западе в 306 и 314 гг. Из этих канонов видно, что рабы и колоны христианских господ ещё оставались язычниками и активно защищали своих богов, что епископы дозволяли христианам занимать общественные должности, в том числе и жреческие, и карали пожизненным отлучением христиан, отказывавшихся служить в армии, тогда как женщина, засекшая до смерти рабыню, отделывалась пятилетним покаянием. Как видно, христиане из числа знати были уже вполне готовы к союзу с государством, и Константин, запретивший преследовать господина, запоровшего раба, был для них подходящим союзником. Поэтому в западных провинциях религиозная политика Константина среди знати оппозиции не встретила. Только римские сенаторы, державшиеся тысячелетних традиций республиканского и раннеимператорского Рима и недовольные возвышением Константинополя, оставались верны старым богам, демонстративно восстанавливая их храмы.
На Востоке прежних культов ещё придерживалась часть недовольных общей политикой Константина куриалов и интеллигенции, среди которой господствующим учением был неоплатонизм. Но и в рядах христиан Востока пе было единства. Социальные противоречия принимали теперь религиозную окраску и проявлялись в ожесточённой борьбе различных направлений. Наиболее значительным из них было арианство. Его основатель, александрийский пресвитер Арий, утверждал, что Христос не извечен, так как сотворён богом-отцом, а, следовательно, ниже отца и не равен, а только подобен ему. Против этого положения восстали «правоверные» христиане, возглавлявшиеся Афанасием, который вскоре сделался епископом Александрии. Они доказывали, что Христос вечен, равен и единосущен богу-отцу, а возникшие из этого тезиса противоречия объявляли недоступной разуму божественной тайной. Разгоревшийся спор грозил церкви расколом, чего не мог допустить Константин, так как только единая церковь могла быть ему надёжной союзницей. По его желанию в 325 г. в городе Никее был собран первый, так называемый «вселенский», собор епископов. Он выработал обязательный для всех христиан символ веры, утверждавший единую сущность Христа и бога-отца, и осудил положения Ария.
Однако это не положило конец арианству. Напротив, борьба разгорелась с новой силой. В течение всего IV в. ариане и никейцы, или православные, то искали компромисса, обсуждая на многочисленных соборах новые символы веры, то набрасывались друг на друга с яростью, превосходившей, по словам Аммиана Марцеллина, ярость диких зверей. Епископы враждебных направлений обвиняли друг друга в растрате церковных средств, разврате, подлогах, государственной измене, добивались ссылки своих противников, их низложения и отлучения от церкви. Арианская партия, к которой под конец жизни стал склоняться сам Константин и которую поддерживали его преемники, временно одержала победу в восточных провинциях. К ней примыкали придворные, чиновничество, городская верхушка — те элементы,, которые были слишком эллинизованы, чтобы отказаться от привычных философских категорий, даже приняв христианство, и вместе с тем поддерживали сильную императорскую власть и были готовы полностью подчинить ей церковь. «Что я прикажу, то вам и канон»,— заявил однажды сын Константина Констанций съехавшимся на собор арианским епископам, которые приняли это заявление без всяких возражений.
Напротив, все оппозиционные элементы собрались под знаменем никейского православия, возглавлявшегося Афанасием, не раз побывавшим в ссылке, отчего его популярность только росла. Из этого лагеря шли требования независимости церкви и яростные обличения «антихриста» Констанция. Сильную поддержку никейцы получали со стороны всё возраставших в числе монахов и отшельников. Основателем монашества считается египтянин Антоний. Следуя его примеру, множество сельских и городских жителей Египта и Азии бежало в пустыню, где первоначально жило в строгом аскетизме, питаясь приношениями верующих и продуктами своего земледельческого и ремесленного труда. Они были ожесточёнными врагами эллинистической знати, её культуры и философии. Это была одна из своеобразных форм пассивного протеста против гнёта Римского государства.
Гораздо более активной формой протеста явился возникший в Африке и просуществовавший более столетия донатизм, названный так по имени одного из своих главных представителей — Доната, епископа нумидийского города Каза Нигра. Донатизм частично продолжал те демократические течения III в., которые требовали строгого осуждения христиан, отрёкшихся от веры во время гонений, и возник сразу после прекращения гонений Константином. Осуждённый официальной церковью, он имел в Африке многочисленных сторонников, особенно в Нумидии и Мавретании. К нему примыкали элементы, настроенные против центрального правительства и желавшие самостоятельности Африки.
С донатизмом было связано и движение так называемых «агонистиков», т. е. «борцов». Это были крестьяне, посаженные на землю рабы и колоны, боровшиеся против крупных землевладельцев и ростовщиков, как и их предшественники, повстанцы III в. Среди них было значительное количество мавров, страдавших от римского гнёта. Собираясь в большие отряды, вооружившись дубинами, агонистики захватывали крупные имения, сжигали долговые обязательства, которые служили их закабалению, уничтожали списки рабов. Один из противников донатизма писал, что из-за агонистиков ни один землевладелец не чувствует себя в безопасности в своём имении, не смеет взыскивать долги; что собственники униженно просили милости у агонистиков и готовы на любые материальные потери, лишь бы те сохранили им жизнь. Он рассказывает, что, встречая на дороге богатую коляску, агонистики выбрасывают из неё владельца и сажают на его место рабов, так как считают, что господа и рабы должны поменяться положением. Донатистский епископ города Тамугади заставлял купцов делиться выручкой с бедняками, производил переделы земли. Особенно большой размах приняло движение в 30—40-х годах IV в., когда его возглавили мавры Аскидо и Фасир. Они были убиты в бою, но во главе агонистиков стал епископ Донат, Карательная экспедиция, посланная против них правительством, закончилась кровопролитной битвой и разгромом агонистиков при городе Богаи, но это не могло положить конец движению угнетённых. Агонистики снова собирали рассеянные отряды, заменяли убитых вождей новыми и продолжали борьбу.
Движение агонистиков и религиозные распри на Востоке показывают, что достигнутая напряжением всех сил видимая стабилизация империи при Диоклетиане и Константине была крайне непрочной. С совершенной очевидностью это выявилось при преемниках Константина. Константин завещал империю трём сыновьям — Константину, Константу, Констанцию и двум племянникам. Последние сразу же после его смерти были перебиты вместе с другими родственниками Константина во время вспыхнувшего в Константинополе военного мятежа, вызванного происками Констанция, который стремился избавиться от возможных соперников. Констант, отняв у своего брата Константина придунайские области, 13 лет правил Западом и погиб в борьбе с объявившим себя императором военачальником Магненцпем. Констанцию удалось разбить Магненция и снова воссоединить империю под своей властью.
При Констанции опять усиливается натиск «варваров». Франки и аламаны, ещё не умевшие брать города, захватывали сельские местности Галлии и размещались здесь со своими семьями. Население, истощённое непомерными налогами и в значительной мере разбежавшееся по лесам и болотам, и даже солдаты, оборванные и голодные, почти не оказывали им сопротивления. На Дунае наступали сарматы. Одно из сарматских племён, покорённое другим племенем, восстало против своих поработителей. Те просили помощи Констанция, который, будучи верен римскому принципу поддерживать господ против рабов, в помощи не отказал и был втянут в неудачную для него войну. В это же время на Востоке началась война с Персией из-за Армении и месопотамских областей. В этих сложных условиях Констанций сделал цезарем Востока одного из своих уцелевших во время константинопольской резни двоюродных братьев — Галла, которого, однако, вскоре казнил. После этого он возвёл в звание цезаря брата Галла — Юлиана и отправил его очищать Галлию от «варваров». Многие считали, что подозрительный, ревнивый к своей власти Констанций послал молодого цезаря, последнего из рода Констанция Хлора, в Галлию в расчёте на то, что он оттуда не вернётся: так Мало дал он ему войска и таким бдительным надзором стеснил его действия.
В Галлии новый цезарь неожиданно достиг значительных успехов. Добившись большой популярности среди солдат заботами об их нуждах, он одержал над франками и аламанами ряд побед, из которых особенно знаменита победа при Аргенторатс (Страсбург), когда в плен был взят вождь франков Хнодомар. Юлиан трижды переходил Рейн. В провинциях он, несмотря на ограниченность своей власти, старался улучшить положение мелких и средних землевладельцев, снизив и более равномерно распределив налоги, отстраивая разрушенные города. Всё это, конечно, создавало ему популярность и среди куриалов Востока.
Кое-кто из языческой партии Востока, встречавшийся с Юлианом в Афинах и Эфесе, где он оканчивал образование, знал, что воспитанный в христианской вере Юлиан втайне придерживается неоплатонизма и поклоняется Солнцу. Это делало нового цезаря желанным кандидатом на императорский трон в глазах довольно значительной части населения восточных провинций. В правление Констанция язычники терпели гонения. Многие храмы были закрыты, их имущество отобрано в казну. Обширные земли храмов Каппадокии и Коммагены были выделены в особые округа и обогащали управлявших ими придворных. Конфискация собственности богатых городских храмов, которой распоряжались курии, ещё более ослабила платёжеспособность последних. Свою ненависть ко всей системе домината куриалы переносили на христианство и, мечтая о возвращении прежних порядков и прежней религии, с надеждой смотрели на Юлиана.
Между тем Констанций, терпя поражение от персов, приказал Юлиану отослать к ному часть войска. Солдаты, в большинстве местные уроженцы из провинциалов и «варваров», отказались покидать родину и семьи и, подняв мятеж, провозгласили августом Юлиана. Западные провинции признали его без сопротивления. Готовясь к неизбежной войне с Констанцией, Юлиан рассылал письма городским куриям, принимал делегации городов, обещая им помощь и удовлетворяя их просьбы. Столкновение с Констанцием было предотвращено смертью последнего, и Юлиан стал правителем всей империи (361—363 гг.).
Прибыв на Восток, Юлиан открыто заявил о своём разрыве с христианством, лишил клир всех привилегии и приказал восстановить языческие храмы и языческий культ. Стремясь привлечь на свою сторону бедноту, он организовывал больницы и убежища для нищих, проводил большие раздачи, старался дать стройную организацию языческому жречеству. Рассчитывая, что внутренние распри ослабят христиан, он вернул из ссылки «еретиков» всех толков и устроил собор представителей всех учений и сект, наслаждаясь их взаимной грызнёй. Прямому преследованию христиане при Юлиане не подвергались, но он удалил их с высших должностей и запретил им преподавание в школах. Превосходно зная священное писание, он выступал с его опровержением. Антихристианская политика Юлиана сочеталась с попыткой воскресить городские курии. Он приказал разыскивать и возвращать в курии всех незаконно пользовавшихся привилегиями или скрывавшихся куриалов, возвращал городам их земли, оказывал им щедрую помощь, сократил придворную челядь, чтобы уменьшить тяжесть шедших на её содержание налогов.
Однако мероприятия Юлиана не встретили
широкой поддержки, так как не только
христиане, высшие чиновники и придворные,
но и богатые куриалы были ими недовольны.
Среди богачей Антиохии вызвал негодование
закон о максимальной цене на муку. Чтобы
поддержать этот закон, Юлиан приказал на
свой счёт привезти дешёвое зерно из Египта,
но богатые купцы раскупили и спрятали его,
что повело к голоду и волнениям плебса. Не
удалось возродить и не имевший уже реальной
базы языческий культ во всём его былом
великолепии. Недолгое правление Юлиана
закончилось большим походом против Персии.
Военные операции вначале протекали
довольно успешно, так как Юлиан в армии был
очень популярен за борьбу со
злоупотреблениями командиров. Но заведя
своё войско далеко вглубь пустынной
вражеской территории, Юлиан погиб в бою.
Преемник Юлиана Иовиан (363—364) должен был отдать персам пять областей Месопотамии, чтобы получить возможность вернуться в империю с остатками войска, сильно пострадавшего от жары, голода и жажды. Христиане ликовали по случаю гибели «отступника». Неудача Юлиана показала, что сословие куриалов и язычество окончательно отжили свой век. Она показала также всю невозможность возрождения римской военной мощи, к чему стремился Юлиан. После его смерти становится всё более очевидным, что империя уже не может обходиться без помощи «варваров» ни во внешних, ни в междоусобных войнах.
Племенные союзы германцев, славян, сарматов, мавров всё более крепли и расширялись. В их среде росла социальная дифференциация и всё более укреплялась власть вождей. Некоторые из этих вождей, поступив на римскую службу, получали высокие чины и большие богатства, другие вели свои дружины на империю ради захвата новых земель для поселения. Те рядовые «варвары», которые селились в империи в качестве пленных, летов и федератов, жестоко страдали от эксплуатации землевладельцев, государства и собственных вождей, по дешёвке продававших их работорговцам, которые затем перепродавали их в провинции. Правительство, желая изолировать новых поселенцев, запрещало подданным империи вступать с ними в браки, вести торговлю; родственные связи «варваров» не признавались законом. Поэтому понятно, что они охотно переходили на сторону своих соплеменников, вторгавшихся в империю.
За Дунаем в это время складываются сильные готские союзы, с которыми воевали сарматские и славянские племена. Среди готов, находившихся в тесных отношениях с империей, в IV в. начинает распространяться христианство в форме арианства; его проповедником был Ульфила, который стал первым епископом готов и перевёл библию на готский язык. Постепенно среди готов выделились две ветви, разделённые Днестром,— остготы и вестготы. В 70-х годах тяжёлое поражение готам было нанесено продвинувшимися до причерноморских степей гуннами. Покорённые гуннами остготы вошли в их племенной союз.
Гунны выступили совместно с некоторыми сарматскими и славянскими племенами против вестготов. Они оттеснили вестготов к Дунаю. Тогда вестготы обратились к правительству империи с просьбой предоставить им убежище на её территории.
Положение в империи было очень
напряжённым. Рано умершего Иовиана сменил
выдвинутый высшими военными и гражданскими
чинами Валентиниан (364—375), который снова
разделил империю и назначил августом
Востока своего брата Валента (364—378).
Писатели IV в. отмечают, что при этих
императорах вымогательства и
злоупотребления чиновников достигли
высшего предела. Неисправных
налогоплательщиков уже не бичевали, а
казнили; тюрьмы были переполнены куриалами,
ремесленниками, крестьянами. Население и
солдаты массами бежали, некоторые пытались
укрыться в больших городах, другие уходили
в леса и пустыни, многие переходили к «варварам».
Несмотря на повторные приказы без суда
предавать смерти дезертиров и «разбойников»,
колоны и рабы охотно скрывали их в имениях.
В Сирии возникли целые поселения
обратившихся в «разбойников» беглых
крестьян, рабов и колонов, которые
захватывали богатые имения и даже нападали
на города. В Малой Азии снова восстали
исавры, совершавшие набеги на соседние
области. Города раздирались религиозными
распрями между православными и арианами;к
последним принадлежал сам Валент. Выборы
епископов давали повод к кровавым
столкновениям между сторонниками
различных кандидатов на эту должность,
приносившую теперь огромные доходы, власть
и влияние. Так, при выборах
константинопольского епископа Македония
было убито более 3 тыс. человек.
В западных провинциях всё более чётко обозначался грозный для знати союз народных масс с внешними врагами империи. .Современники вынуждены были признать, что народ ждал «варваров», как освободителей. В Британии восстание местного населения совпало со вторжением живших на территории Каледонии пиктов, скоттов и германцев-саксов, отважных мореплавателей и пиратов. В Галлии снова поднимается движение багаудов. Их отряды соединялись с аламанами, бургундами, франками, захватывали земли богатых собственников и убивали их самих. Карательные экспедиции Валентиниана сжигали и истребляли всё на своём пути, но были бессильны подавить движение.
В Африке движение местных крестьян, рабов и колонов, несмотря на временные поражения агонистиков, никогда не прекращалось. При Валентиниане это движение возглавил мавр Стахаон, призвавший к восстанию всю провинцию. Он был схвачен и казнён. Это всколыхнуло широкие слои местного населения. Восстание разрасталось, всё новые мавретанские племена примыкали к нему. Восставшими руководил теперь Фирм, вождь одного из мавретанских племён, на сторону которого перешла и часть римских солдат. Восставшие захватили и сожгли крупнейший город Мавретании Цезарею и овладели многими латифундиями.
Основной слабостью восстания было отсутствие единства. Главы племён были сами крупнейшими землевладельцами, и размах движения их пугал. Некоторые из них (например, брат Фирма Гильдон) всё время сохраняли верность правительству. Сам Фирм то пытался договориться с посланным на подавление восстания магистром конницы Феодосией, то снова начинал военные действия. Феодосии, силы которого были невелики, предпринимал экспедиции против отдельных племён и вёл тайные переговоры с вождями других. После нескольких кровопролитных сражений Фирм вынужден был бежать под защиту одного из племенных вождей, но, узнав, что тот собирается выдать его Феодосию, повесился. Феодосии жестоко расправился с остатками повстанцев, но окончательно движение всё же подавлено не было. То затухая, то снова разгораясь, оно тянулось до завоевания Африки вандалами в V в.
Самым значительным из восстаний этого времени было восстание готов на Дунае. Придунайские провинции, где как раз тогда особенно быстро шло разорение и закрепощение крестьянства, были в крайне тяжёлом положении. По свидетельству Аммиана Марцеллина, эти некогда цветущие области обнищали и запустели, а жители их томились в тюрьмах, скрывались, кончали жизнь самоубийством. Страдали равно и исконное население и многочисленные новые поселенцы из числа карпов, сарматов, готов, количество которых непрерывно росло с середины III в.
Вскоре после воцарения Валента против него поднял восстание родственник Юлиана Прокопий. Долго скрывавшийся после смерти Юлиана Прокопий, воспользовавшись отсутствием Валента в Константинополе, проник в столицу и объявил себя императором. Перебравшись затем во Фракию, он нашёл здесь активную поддержку солдат и населения. К нему стекались рабы, колоны, переселенцы из числа «варваров». Задунайские готы прислали ему 3 тыс. солдат. Движение перекинулось в Малую Азию, где повстанцы взяли крупный город Кизик. Знатных приверженцев Валента Прокопий казнил. В глазах знати он, возможно, сам того не желая, превратился в «разбойника» и «возмутителя черни». Лишь с большим трудом, воспользовавшись предательством нескольких военачальников Прокопия, Валент разгромил движение. Карательные экспедиции, пытки, казни обрушились на его участников.
Валент и Валентиниан начали постройку
укреплений за Дунаем. Это привело к
столкновению с квадами и сарматами,
напавшими на Мёзию. Во время войны с ними
умер Валентиниан; правителями западной
половины империи стали его сыновья —
Грациан, который ещё раньше был его
соправителем (367—383), и малолетний
Валентиниан II (375—392). В этот напряжённый
момент и явились на Дунай вестготы с
просьбой принять их на римскую землю.
Правительство решило дать им земли и
обещало своё покровительство с тем, однако,
чтобы они служили в армии. Вскоре положение
новых поселенцев стало не менее отчаянным,
чем положение их предшественников.
Обещанное им продовольствие доставлено не
было, и, страдая от голода, они продавали
своих детей за фунт хлеба. Военачальники и
чиновники хватали беззащитных готов,
заставляли работать на своих полях или
продавали их работорговцам. В результате
среди готов вспыхнуло массовое восстание, к
которому примкнули разноплемённые толпы
рабов, колонов и крестьян. Повстанцы
убивали или угоняли за Дунай знать,
забирали и запахивали её земли. Города, не
оказавшие им сопротивления, они оставляли
свободными, не облагая никакими налогами.
Так как на сторону восставших переходили
массы солдат, правительство не могло
справиться с этим движением.
Постепенно стихийные действия повстанцев, во главе которых встал готский вождь Фритигерн, превратились в планомерную войну против Рима. Через два года после начала восстания, в 378 г., войско Фритигерна встретилось с армией Валента у города Адрианополя. Последовавшая битва окончилась полной победой повстанцев. 40 тыс. римских солдат пали на поле боя. Сам Валент погиб. Движение быстро крепло. Всё новые отряды готов, сарматов, славян переходили Дунай и присоединялись к Фритигерну. На западе его отряды доходили до Альп, на востоке — подошли к Константинополю, но самую столицу взять не смогли. Это было первое торжество объединённых сил «варваров» и угнетённых масс. Знать была в панике. Грациан вызвал из Испании Феодосия, сына победителя Фирма, назначив его августом Востока, и поручил ему подавление готского восстания.
Не решаясь на новую битву, Феодосии в течение пяти лет применял тактику отдельных стычек, охоты за отрядами повстанцев, карательных экспедиций, подкупа и договоров с вождями отдельных племён, среди которых после смерти Фритигерна начались раздоры. Часть из них перешла на сторону Феодосия, который умел польстить им роскошными приёмами в константинопольском дворце и высокими чинами в войске.
В результате Феодосию удалось заключить с готами договор, по которому они получали зерно, скот и земли во Фракии, Фригии и Лидии, сохраняли племенную организацию и племенных вождей. Это дало ему возможность жестоко расправиться с рядовыми повстанцами, ещё долго продолжавшими партизанскую борьбу.
Правление Феодосия. Окончательное разделение Римской империи на Западную и Восточную
В правление Феодосия (379—395) было достигнуто последнее, по существу уже эфемерное, объединение империи. Он сам в значительной мере зависел от готских войск и их вождей. Правительство Западной империи ещё более зависело от своих «варварских» военачальников. Грациана, свергнутого и убитого узурпатором Максимом, сменил его брат Валентиниан II, которому Феодосии помог разбить Максима. При нём фактическим правителем был командующий галльской армией франк Арбогаст, в конце концов заменивший Валентиниана императором Евгением. Евгения кроме войска «варваров» поддержали остатки языческой партии Рима, и на его знамени монограмму Христа заменило
изображение Геракла. Гото-сарматская армия Феодосия, в которой, между прочим, находился готский вождь Аларих, впоследствии взявший Рим, и которой командовал вандал Стилихон, разгромила франков Арбогаста; последние три года своей жизни Феодосии был единоличным правителем всей империи. После его смерти, в 395 г., восточная и западная части империи окончательно разделились.
Правление Феодосия доставило полную победу никейскому православию над арианством, разнообразными «ересями» и язычеством. Арианство, бывшее религией готов и дунайских повстанцев, оказалось скомпрометированным в глазах знати. «Ереси» и язычество также были идеологическим оружием её врагов и врагов правительства. Феодосией были запрещены все религии и вероучения, кроме православия. Понимая, что церковь может быть сильным союзником, только имея абсолютный авторитет, он и сам оказывал ей всяческое уважение и покровительство.
Теперь церковь стала могущественнейшей и богатейшей организацией. Десятки тысяч людей содержались на её счет, высшее духовенство жило в роскоши, удивлявшей даже придворных сановников. Епископы Антиохии, Александрии, Константинополя, считавшиеся главами клира подчинённых им территорий, имели огромную власть и влияние. Но особенно велики были притязания римских епископов, считавших себя преемниками одного из наиболее близких, по преданию, учеников Христа — апостола Петра.
Скандальная роскошь высшего духовенства вызывала протест многих рядовых христиан. Несмотря на все запрещения, возникали новые секты, проповедовавшие аскетическую, простую жизнь, общность имущества, простой труд. Росло количество монахов и монастырей. Но постепенно и монашеское движение теряло характер протеста против существующего строя. Щедрые пожертвования обогащали монастыри и их настоятелей. Крайний аскетизм стал постепенно ослабевать. Вместе с тем рядовые монахи были обязаны повиноваться настоятелю и трудиться на монастырских землях.
Пути исторического развития Восточной и Западной империй (после окончательного разделения империи в 395г.) существенно отличались друг от друга. Восточная империя, известная впоследствии под именем Византийской, превратившись в результате сложных процессов в феодальное государство, просуществовала до середины XV в. (1453 г.).
Иначе сложились исторические судьбы Западной Римской империи. Крушение рабовладельческого строя в её пределах протекало особенно бурно и сопровождалось кровавыми войнами, переворотами, народными восстаниями, которые окончательно подорвали былое могущество крупнейшей средиземноморской державы.
Одним из решающих событий было взятие Рима войсками вестготского вождя Алариха 24 августа 410 г. Следует отметить, что после взятия «вечного города», когда готы в течение трёх суток опустошали Рим, рабы и колоны восстали против своих господ и многие из них присоединились к войску Алариха.
Рим продолжал существовать и после вторжения вестготов. Однако его мировое значение было утрачено. Столица Западной империи была перенесена на север Италии, в Равенну. «Вечный город» пустел, на римском форуме, где некогда решались судьбы народов, теперь росла густая трава и паслись свиньи. Формальное существование Западной империи также продолжалось ещё несколько десятилетий. За это время она пережила опустошительное нашествие гуннов, возглавлявшихся Аттилой, ряд переворотов и потрясений, причём не раз вторгавшиеся в империю племена объединялись в своей борьбе против Рима с рабами и колонами. Территория империи непрерывно сокращалась. К середине V в. под властью римских императоров оставалась лишь Италия и незначительная часть Галлии.
Престол Западной империи стал игрушкой в руках вождей «варварских» дружин. В 476 г. командир германских наёмников Одоакр свергнул последнего римского императора, которого, по иронии судьбы, звали так же, как и легендарного основателя «вечного города», — Ромул. 476 год -— год свержения Ромула и образования на территории Италии первого «варварского» королевства — считается датой окончательного падения Западной Римской империи.
Упадок рабовладельческого строя отразился на культуре IV в., когда язычество было побеждено христианством. Последние философы-язычники на Востоке были преимущественно неоплатониками; виднейшие их представители —- Порфирий, Ямблих, император Юлиан. Это была философия полного упадка, тесно сливавшаяся с демонологией, магией, астрологией. Старые мифы толковались неоплатониками символически, как повествования об очищении души и слиянии её с божественным благом.
На Западе язычество ещё вдохновлялось воспоминаниями о былом величии Рима. Когда император Грациан приказал вынести из сената древний алтарь богини Победы, известный оратор сенатор Симмах приготовил речь с просьбой отменить это решение. В своей речи он говорил о славе и победах, дарованных Риму богами, и указывал на возможные печальные последствия их гнева. Епископ Медиолана Амвросий, видный деятель церкви, пользовавшийся большим влиянием при дворе, не допустил Симмаха произнести речь перед Грацианом, но написал на неё ответ, в котором подчёркивал, что нельзя держаться за устаревшие и отжившие обычаи только потому, что они освящены авторитетом «предков». Если бы все относились так к новому, говорил он, то никакое движение вперёд не было бы возможно.
Чтобы показать благодетельные результаты победы христианства для всей империи, христианские авторы начали обрабатывать историю. Так, Лактанций написал сочинение «О смерти гонителей», где доказывал, что все враждебные христианам императоры погибали мучительной и позорной смертью, тогда как императоры, им покровительствовавшие, не только сами были счастливы, но дали счастье и империи. В своём большом сочинении «О божественных установлениях» он останавливался и на неизбежности гибели империи, подчёркивая, что все существовавшие до неё большие державы тоже рано или поздно погибали. Падение империи приведёт к торжеству «царства праведных» и «золотого века». Так, уже в IV в. закладывались основы христианской историографии, однако христианская философия истории сложилась позже, а именно в V в.
Языческая историография имела в IV в. такого крупного представителя, как писавший по-латыни грек Аммиан Марцеллин. Он служил в армии, участвовал в персидском походе Юлиана. От его «Истории», начинавшейся со времени Нервы, сохранились только последние книги, посвящённые периоду от назначения Галла цезарем до битвы при Адрианополе. Аммиан Марцеллин преклонялся перед величием древнего Рима и резко осуждал Константина и его преемников, кроме Юлиана. К современной ему римской знати, придворным, чиновничеству он относился очень отрицательно и посвятил описанию их нравов немало обличительных строк. К тому же лагерю принадлежал историк Аврелий Виктор, пользовавшийся большим расположением Юлиана. В первой половине IV в. был, повидимому, составлен и сборник императорских биографий от Адриана до Кара и его сыновей. Приспособленный к вкусам знати, предпочитавшей лёгкое чтение, он содержит в большом количестве анекдотические и эротические подробности из жизни императоров, но в некоторых биографиях, особенно в биографии Александра Севера, авторы пытаются нарисовать образ идеального правителя, с точки зрения западной аристократии.
В первой половине IV в. появилась первая «История церкви» епископа Евсевия Кесарийского, которому принадлежит панегирик Константину и его жизнеописание, составленное также в панегирическом тоне уже после смерти императора. На Западе во второй половине IV в. жили и писали «отцы церкви»: Амвросий Медиоланский, «блаженный» Иероним; на Востоке — Афанасий Александрийский, Василий Кесарийский, Иоанн Златоуст и многие другие. Они посвоему откликались на вопросы, волновавшие современное им общество, составляли толкования к Библии, проповеди, поучения, письма. Их сочинения в борьбе с «еретиками» расширяли и усложняли христианское вероучение и закладывали основы средневековой схоластики и богословия.
Торжество христианской церкви сопровождалось гибелью множества памятников античной культуры, разрушенных христианами. Но в борьбе с язычеством церковь была вынуждена многое у него заимствовать, чтобы сделать христианство популярнее. Так, например, праздник рождества был приурочен ко дню празднования рождения бога солнца — Митры. Многим «святым», число которых всё росло, приписывались черты отдельных языческих богов. На Востоке, где был особенно силен культ богинь плодородия — Исиды, Астарты, Кибелы,— развивался культ богоматери.
Общий уровень культуры значительно понизился; число грамотных упало, так как большинство населения уже не могло давать детям образования. Наука, будившая мысль, не одобрялась церковью и на многие века была вытеснена богословием.
Придворные и аристократические вкусы повлияли и на художественную литературу, особенно на западную, которая была рассчитана только на двор и знать. Бесконечные панегирики вычурным, напыщенным языком прославляли добродетели «вечных» августов. В моде было посвящать им стихи, которые могли читаться через строку, справа налево, снизу вверх. К этим поэтическим фокусам принадлежали и произведения, составленные из отдельных стихов древних поэтов, особенно Вергилия.
Отдал им дань и виднейший поэт IV в., воспитатель Грациана, знатный галл Авсоний. Его литературное наследство весьма велико. Он писал поэмы, стихи о родных пейзажах по берегам реки Моселлы и письма. Этот жанр пользовался большим успехом, и, например, многочисленные изящные письма Симмаха на разные темы ценились чуть ли не на вес золота. Интересно, что учёные до сих пор спорят, был ли Авсоний христианином или язычником. На Западе религиозная борьба не была столь острой, и христианские писатели охотно пользовались образами мифологии, развлекая читателей рассказами о хорошо известных, но не надоедавших приключениях языческих богов. Напротив, в условиях религиозных столкновений в городах Востока языческие симпатии резко звучат в речах одного из послздних крупных языческих риторов, антиохийца Либания. Речи этого друга Юлиана, защитника притесняемых куриалов, дают яркую картину бедственного положения городских землевладельцев, ремесленников, крестьян, солдат и полного произвола чиновничества, придворных и военных командиров.
Всемирно-историческое значение падения Западной Римской империи заключается не в самом факте её гибели , тем более что она давно утратила своё мировое значение, но в том, что крушение Западной империи знаменовало собой гибель рабовладельческого строя, рабовладельческого способа производства. Вслед за разложением рабовладельческих отношений на Востоке, рухнувших ранее всего в Китае, пала главная цитадель рабовладения на Западе, и в результате этого новый, исторически более прогрессивный способ производства получил широкие возможности для своего развития.
Говоря о гибели рабовладельческого общества Западной Римской империи, следует прежде всего иметь в виду глубокие внутренние причины. Рабовладельческий способ производства изжил себя, исчерпал возможности своего развития, вследствие чего рабовладельческие отношения и рабовладельческое общество зашли в тупик. Рабство стало помехой для дальнейшего развития производства. Энгельс писал: «Рабство перестало окупать себя и потому отмерло. Но умирающее рабство оставило свое ядовитое жало в презрении свободных к производительному труду. То был безвыходный тупик, в который попал римский мир: рабство сделалось экономически невозможным, труд свободных морально презирался. Первое уже не могло, второй еще не мог сделаться основной формой общественного производства. Вывести из этого положения могла только коренная революция».
Разложение рабовладельческого способа производства приводит к тому, что в римском обществе времён поздней империи наблюдается сложное, противоречивое сочетание старых рабовладельческих отношений с элементами новых, предвосхищающих отношения феодальные, но зародившихся ещё в недрах рабовладельческого общества. Эти новые отношения и формы порой причудливо переплетаются со старыми; они сосуществуют, но в то же время находятся между собой в постоянной борьбе. Однако развитие и победа новых, более прогрессивных отношений в условиях поздней Римской империи были невозможны без революционного переворота, без «коренной революции», ибо старые устои были ещё достаточно стойкими и живучими, а зарождающиеся новые формы были опутаны густой сетью тех же старых отношений и пережитков.
Так, например, есть все основания констатировать разложение рабовладельческой формы собственности. Как было уже показано выше, мелкое и среднее землевладение, связанное с городами и сохранившее в наибольшей степени черты рабовладельческого хозяйства прежних времён, переживает в период поздней империи упадок. Вместе с тем идёт рост крупных поместий (сальтусы), уже не связанных с городами. По мере своего развития эти поместья превращались в замкнутое целое (и в экономическом и в политическом отношении) и становились фактически независимыми от центральной власти. Такие поместья уже существенно отличались от «классической» рабовладельческой латифундии и предвосхищали в своей структуре некоторые черты феодального поместья. Однако в условиях поздней Римской империи эта новая форма собственности не могла получить беспрепятственного и полного развития, и поместья римских магнатов IV—V вв. должны быть признаны лишь эмбрионом новой формы собственности.
Кроме того нельзя недооценивать удельный вес мелкого и среднего землевладения в экономике поздней империи. Хозяйство мелких земельных собственников и куриалов не было полностью поглощено крупными поместьями. Ряд юридических (в первую очередь — кодекс Феодосия) и литературных (Сидоний Аполлинарий, Сальвиан) источников недвусмысленно подтверждает существование курий и связанных с ними форм земельной собственности вплоть до крушения Западной Римской империи. Это обстоятельство приобретает тем большее значение, что и упадок городов нельзя представлять себе, как явление одновременное и повсеместное. Не говоря уже о важной роли городов восточной части империи или Африки, следует отметить, что и города западных провинций в отдельных случаях продолжали сохранять значение местных экономических и политических центров (например, в прирейнских и придунайских областях).
Серьёзным препятствием для развития новой формы собственности было то обстоятельство, что в позднеримском сальтусе эта новая форма была опутана густой сетью ещё не изжитых рабовладельческих отношений. Эксплуатация труда колонов (и рабов, посаженных на землю) не приобрела ещё характера феодальной эксплуатации. В этом заключается принципиальное отличие колона от крепостного крестьянина феодальной эпохи, как и принципиальное отличие позднеримского сальтуса от феодального поместья.
Несмотря на сохранение больших масс рабов и на использование их труда как в крупном, так и среднем землевладении, ведущей фигурой сельскохозяйственного производства поздней империи, бесспорно, становится колон. Это особенно верно для последних двух столетий существования Западной империи, когда происходит определённая нивелировка положения всех категорий зависимого населения. Своеобразный характер этой нивелировки заключался в том, что она как бы объединила два идущих навстречу друг другу процесса: наряду с общим ограничением свободы, закрепощением различных категорий зависимого населения произошло распространение на все эти категории (а в том числе и на колонов) правового статуса, имеющего в своей основе экономические отношения рабовладельческого общества. Значительная близость колона ко всей системе рабовладельческих отношений, промежуточный характер его положения между «классическим» рабом и средневековым крепостным крестьянином определяется, в частности, тем, что он (как и другие категории зависимого населения) не получил собственности на орудия производства. Нам известно из источников, что ещё в период ранней империи собственник земли давал колонам в пользование необходимые орудия труда. В-последние века существования империи права земельных собственников на инвентарь, которым пользовались колоны, и вообще на всё имущество колонов были закреплены законодательно. Так, например, в законодательстве времён Аркадия и Гонория (конец IV в.) указывается, что всё имущество колона принадлежит его господину, в кодексе Феодосия говорится, что колон не имеет права отчуждать землю и вообще что-либо из своего имущества без согласия господина. В начале VI в. (кодекс Юстиниана) законодательство подтвердило, что всё имущество колона принадлежит его господину. Таким образом, колон, хотя он и вёл самостоятельное хозяйство, не пользовался никакой имущественной правоспособностью и не имел собственности на орудия производства. Это и было существенной чертой, которая отличала колона от феодального крестьянина. Отношение к орудиям производства и те формы распределения продуктов производства (оброки и повинности колонов), которые господствовали в поздней Римской империи, в значительной степени сближали колона и раба в смысле их малой заинтересованности в результатах труда. Одно из наиболее характерных противоречий рабовладельческого способа производства, таким образом, сохранилось и при этой новой форме эксплуатации и в труде новой категории непосредственных производителей.
Отсутствие права собственности колона на орудия производства является одновременно той особенностью, которая отличает также позднеримский сальтус от феодального поместья. Наиболее характерной и определяющей чертой последнего следует считать то, что в нём наряду с феодальной собственностью на землю существует единоличная собственность крестьянина на орудия производства и на своё частное хозяйство, основанная на личном труде. Имущественная неправоспособность колона, приближающая его в этом смысле к рабу, исключала подобную возможность. Так, над всеми этими новыми формами более прогрессивного общественного строя (новая форма земельной собственности, новые формы зависимости) тяготели старые отношения рабовладельческого общества, тормозившие и ограничивавшие развитие элементов феодального способа производства.
Господствующий класс поздней Римской империи также находился в состоянии разложения. Выделилась верхушка земельных магнатов, связанных с крупным землевладением (владельцы сальтусов). Определённое значение сохранила довольно узкая прослойка денежной и торговой знати. Положение куриалов-рабовладельцев в последние века существования Римской империи катастрофически ухудшилось, но всё-таки курии, как уже сказано, сохранялись, а следовательно, куриалы представляли собой ещё определённую социальную и политическую силу.
Господствующий класс римского общества и в период ранней империи и даже в период республики никогда не представлял собою единого целого. Однако, новое заключалось в том, что позднеримские земельные магнаты владели своими огромными поместьями на иных основах, чем крупные землевладельцы эпохи республики или ранней империи, т. е. не на правах члена коллектива свободных рабовладельцев и землевладельцев. В своё время принадлежность к такому коллективу, как мы знаем, была необходимым условием владения земельной собственностью. Позднеримские земельные магнаты, наоборот, эмансипировались от этих коллективов, от городов, а в ряде случаев и от центральной власти и потому нередко чувствовали себя в своих огромных поместьях самостоятельными правителями и независимыми царьками. Но перерождения этой правящей верхушки в класс феодалов не произошло и не могло произойти, так как в основе их экономического и политического могущества лежала ещё не феодальная форма собственности.
Следует также подчеркнуть консервативный характер надстройки позднеримского общества и в первую очередь его политической надстройки. Превращение Римского государства в гигантскую машину для выкачивания налогов и поборов достаточно ярко свидетельствует о его тормозящей роли, о том, что оно было серьёзным препятствием для развития новых, более прогрессивных отношений. Так, например, закрепляя юридически отсутствие у колонов права собственности на орудия производства, государство по мере своих сил препятствовало превращению их в производителей типа средневековых крестьян.
Императорская власть в Риме в IV—V вв. пытается лавировать между новыми земельными магнатами и старыми рабовладельцами-куриалами. Если, как нетрудно убедиться из вышеизложенного, правительство Константина открыто поддерживало крупных земельных магнатов, то в более позднее время, а именно при Юлиане, мы сталкиваемся с противоположными усилиями имперского правительства, со стремлением возродить городские курии. В этом лавировании также проявлялась известная консервативность Римского государства. Оно теряло свою социальную опору. Оно ещё, возможно, было нужно куриалам, но они, постепенно всё более и более ослабевая, сами не могли служить ему достаточно прочной опорой, для земельных же магнатов, которые всё более эмансипировались от центральной власти, оно с определённого момента (примерно с середины IV в.) становится просто помехой. Правда, в тех случаях, когда речь шла о подавлении народных движений, и крупные земельные магнаты оказывались заинтересованными в существовании государства и его помощи. Римское государство даже в последние столетия своего существования в основе оставалось рабовладельческим, ибо оно было продуктом развития именно рабовладельческих отношений, охранялось и поддерживалось чисто рабовладельческим правом (юридическое закрепление отсутствия права собственности у колонов на орудия труда) и чисто рабовладельческой идеологией (воспитание у свободных граждан чувства презрения к людям труда).
Однако и в области идеологии произошли существенные изменения. Крупнейшим из них была победа христианства. Христианское учение, возникшее в форме социального протеста масс, превращается затем в государственную религию рабовладельческой империи. Но это произошло уже в период разложения рабовладельческих отношений, в период кризиса полисной идеологии — античной философии, морали, права. Именно потому, что христианство было наиболее ярким выражением этого кризиса, впоследствии оказалось возможным приспособить его к нуждам и того общественного строя, который пришёл на смену рабовладельческому.
В целом же те элементы нового, те феодальные институты, которые возникли в зародыше в римском обществе, не имели перспектив свободного развития и тормозились стойкими и ещё не изжитыми рабовладельческими отношениями. Подобное положение вполне закономерно и понятно, так как все эти институты формировались в Римской империи в обстановке гибнущей цивилизации, в обстановке рабовладельческого общества, зашедшего в тупик.
Единственным средством, которое могло бы обеспечить свободное развитие новым силам, был революционный переворот, «коренная революция», способная окончательно похоронить рабовладельческое общество с его ещё достаточно мощной политической надстройкой. Однако этот революционный переворот не мог быть произведён только внутренними силами римского общества. Широкие народные движения III—V вв., каковыми были восстание багаудов, движения агонистиков, несомненно, расшатали Римскую империю, но оказались не в состоянии её окончательно сокрушить.
Для этого потребовалось сочетание классовой борьбы внутри общества с таким внешним фактором, как вторжения «варварских» племён на территорию Римской империи. И действительно, в результате объединённого воздействия этих исторических факторов наступает гибель Западной Римской империи и гибель рабовладельческого строя.
В середине I тысячелетия н. э. происходит глубокий перелом в социально-экономическом развитии древнего мира. Рабовладельческий строй, достигший в первые века машем эры максимальных пределов .своего распространения на территории Европы, Азии и Африки, почти повсеместно приходит в упадок.
Этот процесс принимает в разных странах различные конкретно-исторические формы, но его основное содержание всюду одно и то же. Рабовладельческая собственность изживает себя: постепенно складывается крупное землевладение, сочетающееся с мелким землепользованием посаженных на землю рабов и насильно прикрепляемых к земле арендаторов, земледельцев-общинников и др. Основной фигурой производства становятся такие категории трудящегося населения, как колоны в Римской империи, аназаты в Армении, кэ и бинъ-кэ в Китае и т. п. Зарождение новых производственных отношений происходит в обстановке напряжённой социальной борьбы. Восстания и народные движения потрясают различные части древнего мира — от северного побережья Африки до берегов Жёлтого моря.
Особенно острые формы классовая борьба принимает там, где рабовладельческие отношения достигли наибольшего развития, где в руках господствующего класса находились сильные средства подавления, как это было прежде всего в Римской империи. В странах, где рабовладение было менее развито, где на протяжении всей предшествующей истории значительную роль играла эксплуатация свободного населения (общинников) — в сасанидском Иране, Восточной Римской империи и др.,— процесс разложения рабовладельческих отношений протекал медленнее.
Разрушение зашедшего в тупик рабовладельческого строя не сразу привело к утверждению более прогрессивного феодального строя, открывшего новые возможности для развития производительных сил. Феодальная собственность и феодальные производственные отношения, а также соответствующие им политические и правовые институты, идеология и культура сложились лишь в результате длительного развития. Между колоном поздней Римской империи и крепостным крестьянином феодальной Европы стоял, по словам Энгельса, свободный франкский крестьянин.
Сложный процесс взаимодействия разлагающегося общинно-родового строя «варваров» с социальными порядками, оставшимися в наследство от рабовладельческих государств,— таков был в целом исходный пункт развития и утверждения общественно-экономических отношений, характеризующих новую эпоху всемирной истории — эпоху феодализма.