14. Смысл предустановленной гармоний

Предустановленная гармония не только любимое детище, но и слабая сторона Лейбница ⁷⁶, в особенности если истолковывать её во внешнем смысле, как она обычно и трактуется; как бы то ни было, в этом виноват сам Лейбниц. Популярное представление об особом, внемировом существе, вступающем лишь во внешнюю, механическую связь с вещами, бросает здесь, как и в других пунктах, тень на метафизику Лейбница, по существу весьма глубокую; но эта тень не затрагивает существа его философии. Лейбниц считался с теологией своего времени, но так, как умный, образованный человек с чувством своего превосходства считается с дамой и в беседе с ней переводит свои мысли на её язык, делая даже парафразы; к сожалению, правда, нельзя отрицать того, что это почтительное отношение к теологии сопровождалось внутренними и, бесспорно, весьма отрицательными последствиями для его философии. Конечно, можно отличать у Лейбница эзотерическую и экзотерическую стороны его учения, но при этом очень трудно определить их границы, так как Лейбниц очень редко высказывает свои взгляды в строгой метафизической форме. Во всяком случае несомненно, что если взять предустановленную гармонию лишь во внешнем для монад смысле, то это будет идти вразрез с духом философии Лейбница. Сам он, правда, прибегает к поверхностным формулировкам, как, например: “Бог заранее все навсегда упорядочил” (“Теодицея”, “Бог с самого начала создал душу так, что она должна представлять происходящее в теле, а тело так, что оно само по себе может выполнять распоряжения души”. Но выражение “предустановленный” не заключает в себе ничего метафизически определенного. Злосчастное “заранее” или “наперед” скорее есть нечто иное, как просьба, обращенная к мысли, не продолжать своего анализа до конца, дабы не прийти к конечной остановке рассудка. Лейбниц сам, впрочем, заявляет (например, в, что в его системе предустановленной гармонии содержится нечто чудесное и что вмешательства бога носит сверхъестественный характер; но это касается лишь начала, затем же все идет естественно по законам тела и души.

Но по существу у Лейбница разум предшествует воле, определяющей бытие вещей. Этот божественный, неограниченный разум и составляет сущность вещей или во всяком случае содержит их в себе. Поэтому Лейбниц говорит: “Всякая вещь идеальным способом, или по идее (а идея составляет сущность вещи или представляет её), до того, как она стала существовать, содействовала решению, которое божество приняло относительно существования всех вещей... Каждая монада в божественных идеях обоснованно требует, чтобы бог принял её во внимание при первоначальном упорядочении остальных монад... Сравнивая две одинаковые субстанции, бог в каждой находит основание, побуждающее его связать одну субстанцию с другой”. Больше всего претит Лейбницу представление о неразумной, пустой мощи, исключительной воле, безразличном, немотивированном выборе. Он сам превосходно говорил: “Воля без разума есть случай эпикурейцев”. Божественная сущность коренится только в разуме. Как существование у Лейбница предполагает сущность, так воля предполагает разум. Воля для него, если говорить строго метафизически, не что иное, как утверждение, мощь разума, себя утверждающий разум. Поэтому с особой энергией он опровергает взгляд Пуаре, Буддеуса и других, ставящих истинность законов и идей в зависимость от божественной воли. “Только случайные истины (факты и опытные данные) зависят от божественной воли, истины же необходимые всецело зависят от божественного разума”. Поэтому он противопоставляет взглядам Бейля свою систему предустановленной гармони как систему, в которой все связано и находится в согласии, все имеет своё основание. Бейль придерживался взглядов последователей Декарта, согласно которым, “например, представления чувственных качеств, доставляемых богом душе по поводу телесных движений, поскольку эти качества даны, не содержат в себе ничего, что бы являлось отображением этих движений или соответствовало им, таким образом, совершенно безразлично, доставляет ли при одинаковых поводах бог идеи холода или тепла, света или совсем другие идеи”. Лейбниц заявляет: “Нет границ моему удивлению, как такие образованные головы могут удовлетворяться столь нефилософскими взглядами, противоречащими основным принципам разума. Нет лучшего свидетельства несовершенства философской системы, как если философ чувствует необходимость признать, что благодаря его системе привходит нечто, что он не может обосновать. Как бы ни действовал бог или природа, у природы всегда есть свои основания”. Он доказывает ошибочность утверждения Бейля, полагающего, что все происходящее лишь по универсальным законам протекает совершенно естественным путем, хотя бы даже бог установил по произволу эти законы, и что если, например, раны в теле вызывают в душе чувство боли, то это зависит только от божественной воли, а не от природы вещей. Лейбниц говорит по этому поводу: “Если закон необоснован и если факт нельзя объяснить природой вещей, то данное обстоятельство может произойти лишь чудесным образом. Если бог, например, установил такой порядок, чтобы тела неизбежно двигались круговым движением, то для того, чтобы это распоряжение продолжало исполняться, необходимо непрерывное чудо; ведь такой ход противоречит природе движения; в соответствии с ней тело должно было бы прекратить круговое движение, чтобы продолжить свой бег в направлении касательной, если на пути нет никакого препятствия. Поэтому было бы недостаточно простого распоряжения бога, чтобы рана вызывала соответствующее чувство, здесь следовало бы установить естественное средство. Настоящим же средством, которым бог обусловливает то, что душа ощущает происходящее в теле, является природа души, душа же представляет тело, и она наперед создана так, что представление соответствует изменениям в теле. Поэтому представление находится в естественной связи с представляющим началом. Если бы бог круглую форму тела воспроизвел в виде идеи четырёхугольника, то такое воспроизведение было бы весьма неподходящим, ибо в представлении были бы углы, между тем как в предмете все криволинейно. Правда представление может часто утаить что-нибудь в предметах, ибо оно несовершенно; но оно ничего не может к ним привнести, иначе оно было бы ложным. Однако представление никогда не могло бы утаить всего, хотя смутные представления скрывают больше, чем мы думаем”. Итак, предустановленная гармония коренится; в природе вещей, она имеет свое основание в сущности души, она сама по себе лишь внешнее, популярное, теологическое выражение метафизического тождества души и тела, выражение того определения, согласно которому душа — главенствующая энтелехия, субстанциальная форма, существенная сила своего тела. Душа по существу есть представление множества в единстве, да и не может быть ничем другим. Она лишь сосредоточенный, стянутый в одной неделимой точке механизм; тело есть как бы раскрытая, распростертая душа. Душа есть метафизическая точка; такая же точка, но в метафизическом или, скорее, физическом смысле есть тело. Другими словами, монада есть монада, душа как объект метафизики, как объект ясного, отчетливого мышления она — тело как объект физики, воображения, чувственного представления. Тело есть материальный механизм, душа — духовный, имманентный механизм. “Основы механики, раскрывающиеся и расчлененные в теле, связаны в душах, или энтелехиях, и как бы сосредоточены и находят там свой источник... Душа — своего рода духовный автомат” ⁷⁷. Все, что в теле имеется и происходит, имеется также и в душе, и, наоборот, все, что есть в душе, обнаруживается в теле: “даже самые абстрактные соображения находят свое выражение в соответствующих движениях тела с помощью знаков, доставляемых силой воображения”. Если же исходить, из последних глубочайших основ монады, то тело (субъективно) есть лишь смутное представление, а как предмет есть лишь душа в её смутном представлении. Следовательно, гармония души и тела сводится к гармонии между деятельным и страдательным принципом, а оба этих принципа сосредоточены в монаде.

Во всяком случае у предустановленной гармонии имеются черты чего-то внешнего или произвольного. Вопрос о связи души с телом совпадает у Лейбница с вопросом о взаимной связи субстанций. Здесь та же неопределенность, что и раньше в вопросе, составляют ли монады самостоятельное или случайное единство и как это единство складывается; в самом деле, хотя по существу монады в высшей степени возбудимы, чувствительны и обладают разнообразными связями, но вместе с тем, согласно своему существованию, они находятся вне друг друга и в этом своем разъединении даны наперед, как нечто самостоятельное. “Монады получили как свою деятельную, так и страдательную природу (то есть как свою имматериальную –, так и свою материальную сторону) от универсальной и высочайшей причины, ибо в противном случае вследствие своей независимости друг от друга они не могли бы создать того порядка, той красоты и гармонии, которые мы находим в природе... Эта совершенная гармония стольких субстанций, не имеющих ничего общего между собой, может проистекать только из универсальной причины... В самом деле, так как каждая душа по-своему выражает внешние явления и этот способ выражения не обусловлен никаким воздействием других отдельных существ, но скорее черпается из собственного достояния природы души, то она необходимо должна иметь эту природу или эту внутреннюю основу выражения внешних явлений от некоей всеобщей причины; от этой причины и зависят все данные существа, она и обусловливает то, что одно существо находится в полнейшем соответствии с другим”. Но следует также признать, что предустановленная гармония не обладает значением обосновывающего принципа реальности, а представляет собой только объяснение явления. В самом деле, она, в сущности говоря, выражает и обусловливает лишь гармонию между метафизикой Лейбница и обычными популярными идеями тела и его связи с душой, хотя эта связь философской мысли с популярным взглядом не есть нечто обусловленное внешней, субъективной, нарочитой оценкой, а представляет собой объективную составную часть философии Лейбница Реальное, субстанциальное — это монада; монада же ничто без представления, а представление есть именно посредник между внутренним и внешним, связь вещей сомнамбулический раппорт монад. Гармония, если её понять как нечто тождественное с представлением непосредственно полагается вместе с существом монады она есть лишь вторичное выражение метафизического определения в соответствии с тем, как расценивается монада с точки зрения чувственного представления. Всякий, кто до некоторой степени проникся идеями Лейбница, признает, что такие выражения вне его метафизики имеют реальный смысл лишь в пределах популярного, чувственного способа представления, следовательно, это есть лишь некое приспособление — либо добровольное, либо вынужденное; к этим выражениям можно отнести ту характеристику, которую он использует, когда он говорит о теле и душе как о двух особых субстанциях, называя их даже абсолютно различными существами и сравнивая их с двумя часами, которые были так устроены и установлены богом, что они на будущее время всегда соответствуют друг другу, — сравнение, употребленное ещё Арнольдом Гейлинксом. Помимо того, иначе не было бы никакой разницы между системой Лейбница и окказионалистской системой, где тело и душа истолковываются как две особые, противоположные сущности или субстанции, которые поэтому могут быть необходимо связаны лишь абсолютной субстанцией. Правда, в одному месте Лейбниц говорит, что переход от окказионализма ⁷⁸ к его системе очень легок, — это во многих отношениях совершенно справедливо; но достижением Лейбница является именно тот момент, отличающий его систему от окказионализма и составляющий положительный прогресс в истории философии, что он стремится извлечь из натуры души ⁷⁹ то, что школа Декарта реализовала лишь посредством неопределенного представления безграничной мощи, лишь посредством божественной воли; это достижение определяет ход всей человеческой мысли, так как этот прогресс состоит не в чем ином, как во все возрастающем ограничении сферы божественного произвола и в определении роли понятия и жизни бога, действующего из разумной необходимости и в согласии со знанием и наукой: только при таком понятии бога могут быть познаны и могут сделаться понятными природа и история.

© (составление) libelli.ru 2003-2020