§ 51. Видимая природа и её происхождение в её
особенных формах
Третий принцип — именно кроме обоих принципов
света и тьмы в боге есть видимый мир как третья основа и начало, он выделен из
внутренней основы, как из обоих первых, и приведен в форму и вид творения. Этот
видимый мир вырос из вышеописанного духовного мира как из выделенной
божественной силы и есть объект или противомет духовного мира: духовный мир
есть внутренняя основа видимого мира, а видимый мир стоит в духовном. Этот
видимый мир не что иное, как истечение семи свойств. “Внешний мир, — говорит он
в “Mysterium magnum Великой тайне, гл. 6, § 10, — есть дым или пар духовного
огня и духовной воли, оба выделены из святого и затем также из темного мира;
поэтому он зол и добр... и является лишь дымом или туманом в сравнении с
духовным миром, ибо он возник из шести действующих свойств, а в седьмом, как в
раю, стоит он в покое, который есть вечная суббота, где покоится действие
божественной силы”.
Духовный мир из огня, света и тьмы скрыт в
видимом стихийном мире, действует через видимый мир и разливается посредством
разделителя через истечение во все вещи по способу и свойству каждой вещи (О
божественной обозримости, гл. 3, 19).
Но каждое свойство имеет своего собственного
разделителя и производителя в себе и само в себе определяется вполне по
свойству вечного единства. Так что разделитель каждой воли снова выделяет из
себя свойства, из которых возникает бесконечное множество. В каждой силе есть
противомет, возникший как собственное влечение. Это собственное влечение в
противомете сил снова выделило себя в противомет; от этого влечение такого
истечения стало резким, строгим и грубым, коагулировалось и превратилось в
вещества. И как произошло истечение внутренних сил из света и тьмы, из остроты
и мягкости, из свойства огня или света, так произошли и вещества. Чем дальше
простиралось истечение силы, тем более внешней и грубой становилась материя,
один противомет возникал из другого, пока наконец не дошло до грубой земли (там
же, § 10, 11, 41, 42).
Но мы должны правильно вывести и указать
основание такой философии, откуда возникло твердое и мягкое, что мы познаем на
металлах, ибо всякая материя, которая тверда, как металлы и камни, а также
дерево, травы и т. п., имеет в себе благородную тинктуру (представляющую
подобие и противомет божественной Mysterii magni, в коей одинаково заключены
все силы, и правильно называемую раем или божественным удовольствием) и высокий
дух силы, как это видно и на костях всякого творения, как самая благородная
тинктура находится в силе света, самая большая сладость — в мозге костей, а в
крови — лишь огненная тинктура. Тинктура играет большую, но весьма мистическую
роль у Якова Бёме. “Она есть причина видимости или блеска; это причина того,
что все творения видят и живут”; “она дает всем вещам силу и красоту, однако
это не вещь, но действует в вещи и заставляет её расти и цвести”; “в
благоухающей траве это приятная сладость и нежность; если бы не было тинктуры,
то трава не имела бы ни цветов, ни запаха”. “Как скоро цветок опадает, тинктура
исчезает, как в стекле или тени” О трех принципах, гл. 12 и 13). Таким образом,
это мозг вещей, сок жизни, “ни чистый дух, ни чистая вода, но середина между
духом и существом, или телом”, как это сказано в Clavicula вышеупомянутого
извлечения из Якова Бёме. Последователь Бёме Этингер (в собр. избр. соч.
Сведенборга, т. V, 1777) объясняет её так: “Самая благородная тинктура тела
находится в мозге костей, она не только текучего, но светящегося рода, ибо она
есть блеск огня”. “Химики называют её spiritum rectorem правящим духом и иногда
получают возможность видеть её”. “Материя не может мыслить, но тинктура
относится к мышлению, и небесная соль — “самая благородная материя — это соль”
— есть основа размышления” (стр. 253-258).
Все, что в сущности этого мира мягко, нежно и
тонко, исходит и дает само себя и есть её основа и начало по единству вечности
(поскольку она кроме движения как вечное единое есть наибольшая нежность), так
как единство всегда исходит из себя и так как под сущностью тонкости, как и у
воды и воздуха, не разумеют чувствительности или страданий, ибо та же сущность
едина в самой себе. А что твердо и плотно, как кости, дерево, травы, металлы,
огонь, земля, камни и т. п. вещества, в том пребывает образ божественной силы и
движения (в котором божественная воля присоединяется к самости как к силе) и
смыкается со своим разделителем как истечением божественного стремления, как
благородная драгоценность или искра божественной силы перед грубостью, и потому
твердо и огненно, что оно имеет свое основание божественной постижимости, где
вечно единое всегда вводится в основу троичности для движения сил и все-таки
замыкается перед истечением как перед введением собственной воли природы и
силой единства действует через природу.
Точно так же следует понимать благородную
тинктуру (чувственный противомет единства и равенства): где она наиболее
благородна, там она большей частью сомкнута с твердостью, ибо единство
заключено в ней в подвижности, как в чувствительности действия, поэтому оно
скрывается, а в тонкости не связано с такой чувствительностью, но оно во всех
вещах одинаково, как вода и воздух одинаковы для всех вещей и находятся во всех
вещах, а сухая вода (огненная) не есть настоящая жемчужная почва, в которой
тонкая сила действия единства находится в центре. Эту тайну следует понимать
так, что мягкое и тонкое возникает из единства, от его истечения из Mysterio
magno великой тайны и ближе всего к единству, а благороднейшая основа
божественного откровения в силе и действии лежит в огненной твердости, и сухое
единство является темпераментом, которому снова присуща раздельность всех сил,
ибо где силы не находятся в единстве воли, там воля разделена, и в этой вещи
нельзя полагать большой силы, что следует заметить medicis врачам (1. с.
36—48). Все в природе, что, по Якову Бёме, имеет характер безразличного
единства и равенства (которые в природе, где все находится в отдельности,
конечно, имеют границы, то есть сами определены и отличны от другого), характер
отдающейся, сообщающейся, все проникающей всеобщности, как свет, воздух, есть
естественный противомет единства, воли божества без аффектов и различий и в нем
имеет свое основание и происхождение. Напротив, такие вещества, как камень,
металл, кость, представляют объективацию единства, заключенного в самости,
явного, как единство, определенного, как свет, когда оно уже не первая, тихая,
как бы бессознательная, но огненная, самосознающая любовь, горение любви. Ибо в
них находится кроткое единство, отличное от противоположности — твердости,
представляющей форму самости, в то время как в этой противоположности
обнаруживается ощутимое, определенное единство. Например, мозг в костях, как
мягкое, жидкое, отдающееся и сообщающееся, как питание костей, имеет природу
света, воздуха и вместе с тем единства, но единства в себе; здесь же имеется
сплоченное, замкнутое, действующее в своей противоположности, устраняющее эту
противоположность, отрицательное, огненное, индивидуальное единство которое
потому благороднее, чем то другое единство.
Здесь мы имеем несколько примеров, как Бёме
выводит камень и кость, воздух и свет, землю и воду из божественной сущности.
Как пример его религиозной натурфилософии мы прибавим ещё следующие: “В том
месте, где жесткое качество было первым, salitter селитра (то есть основное
вещество природы, материальная совокупность семи качеств, или источников духа,
первая материя) сжалась и высохла, так что образовались твердые жесткие камни;
а в тех местах, где терпкий дух вместе с горьким был первым, там образовался колючий
песок, так как бушующий горький дух разбил salitter (Аврора, гл. 18, § 11).
“Жидкая вода ищет долины и есть смирение жизни; она не поднимается, как
жесткое, горькое и огненное качество. Поэтому она всегда ищет самых низких мест
на земле; это означает истинный дух кротости” (там же, гл. 19, 70, 71).