Развитие религии и философии после средневековья носит слишком сложный
характер, чтобы рассматривать его в этой книге. Оно характеризуется борьбой двух
принципов: христианской, духовной традиции в теологической и философской формах
и языческой традиции идолопоклонства и бесчеловечности, которая принимала
множество различных форм в процессе развития того, что можно было бы назвать
"религией индустриализма и кибернетической эры".
Гуманизм Ренессанса следовал традиции позднего средневековья и был первым
периодом высочайшего расцвета "религиозного" духа после средних веков. Идеи
человеческого достоинства, единства человеческого рода как основа всеобщего
политического и религиозного единства нашли в нем свое полное выражение. Эпоха
Просвещения XVII-- XVIII веков явилась еще одним периодом великого расцвета
гуманизма. Карл Беккер (1932) показал, в какой степени философия Просвещения
была выражением "религиозной установки", свойственной теологам XIII века: "Если
мы рассмотрим, что лежит в основе этой веры, то увидим, что на каждом шагу эти
Философы обнаруживали свои заимствования из средневековой мысли, хотя и
не осознавали этого". Французская революция, порожденная философией Просвещения,
была не просто политической революцией. По словам Токвиля (приведенным
Беккером), это была "политическая революция, имевшая определенные черты
религиозной революции (Курсив мой. -- Э. Ф.). Подобно исламу и
протестантским движениям, она преодолела границы между странами и народами и
получила распространение благодаря проповедям и пропаганде своих идей". Описание
радикального гуманизма XIX и XX веков будет приведено ниже, при обсуждении
гуманистического протеста против язычества индустриальной эры. Однако для того,
чтобы иметь основу для такого обсуждения, мы должны обратиться к рассмотрению
нового вида язычества, развивавшегося одновременно с гуманизмом и в данный
момент исторического развития грозящего нам уничтожением. Первым шагом, который
подготовил почву для развития "индустриальной религии", была элиминация Лютером
материнского элемента в церкви. И хотя это может показаться ненужным
отступлением, я должен кратко остановиться на данном вопросе, ибо он важен для
нашего понимания развития новой религии и нового социального характера. Два
принципа лежат в основе организации общества: патрицентрический (или
патриархальный) и матрицентрический (или матриархальный). Как впервые показали
И. Бахофен и Л. Г. Морган, матрицентрический принцип делает центральной
фигурой общества любящую мать. Материнский принцип -- это принцип безусловной
любви; мать любит своих детей не потому, что они нравятся ей, а потому, что
они ее (или другой женщины) дети. Поэтому материнскую любовь нельзя заслужить
хорошим поведением, но нельзя и потерять ее, согрешив. Материнская любовь -- это
милосердие и сострадание (по-древнееврейски "rachan in", корень
этого слова rechen, что означает "материнская утроба").
Отцовская любовь, напротив, обусловлена, она зависит от достижений
ребенка и его хорошего поведения; отец сильнее любит того ребенка, который
больше всего похож на него, того, кого он хочет сделать наследником своей
собственности. Любовь отца можно потерять, но ее можно вновь заслужить
раскаянием и смирением. Отцовская любовь -- это справедливость.
Эти два принципа -- женский-материнский и мужской-отцовский -- соответствуют
не только существованию мужского и женского начал в любом человеке, но и столь
свойственной каждому мужчине и женщине потребности в милосердии и
справедливости. Самое глубокое желание человека, по-видимому, добиться такого
синтеза, в котором два эти полюса (материнство и отцовство, женское и мужское
начала, милосердие и справедливость, чувство и разум, природа и интеллект) не
только утратили бы взаимный антагонизм, но и дополняли и оттеняли бы друг друга.
И хотя такой синтез не может быть в полной мере достигнут в патриархальном
обществе, он в какой-то мере существовал в Римско-католической церкви.
Богоматерь, церковь как вселюбящая мать, папа римский и священники как
материнские образы -- и все это рука об руку с отцовскими элементами строгой
патриархальной бюрократии, во главе которой стоял тот же папа, но уже как
носитель власти и могущества. Этим материнским элементам в религиозной системе
вполне соответствовало отношение к природе в процессе производства: труд
крестьянина так же, как и ремесленника, не был враждебен природе. Это была
кооперация с природой: не насилие над ней, а преобразование природы в
соответствии с ее собственными законами.
В Северной Европе Лютер установил чисто патриархальную форму христианства,
опиравшуюся на бюргеров и светских князей. Суть этого нового социального
характера в подчинении патриархальной власти: единственным способом заслужить
любовь и одобрение стал труд.
За фасадом христианской религии возникала новая тайная религия,
"индустриальная религия", укоренившаяся в структуре характера современного
общества, но не признаваемая "религией". Индустриальная религия несовместима с
подлинным христианством. Она низводит людей до положения слуг экономики и
созданных их же руками машин.
Основой индустриальной религии был новый социальный характер. Суть его
составляют страх и подчинение могущественной мужской власти, культивирование
чувства вины за непослушание, разрыв уз человеческой солидарности из-за
преобладания своекорыстия и взаимного антагонизма. В индустриальной религии
"священны" труд, собственность, прибыль, власть, даже если эта религия и
способствовала развитию индивидуализма и свободы в рамках своих основных
принципов. Превращение христианства в строго патриархальную религию сделало
возможным выразить индустриальную религию в терминологии христианства.