Активность и пассивность в понимании великих мыслителей
В философской традиции доиндустриального общества понятия
“активность” и “пассивность” употреблялись не в современном значении. Да и вряд
ли они могли употребляться в этом смысле, ведь отчужденность труда к тому
времени не достигла такого уровня, который можно было бы сравнить с современным.
По этой причине такие философы, как Аристотель, даже не проводили четкого
различия между “активностью” и простой “занятостью”. В Афинах отчужденная работа
выполнялась только рабами, работа, требовавшая физического труда, по-видимому,
исключалась из понятия “praxis” (“практика”). Этот термин относился только к тем
видам деятельности, которые подобает выполнять свободной личности, и
Аристотель употреблял его в сущности для обозначения свободной деятельности
личности [См: Lobkowicz. Theory and Practice]. Учитывая это, для свободных
афинян едва ли могла возникнуть проблема субъективно бессмысленной, отчужденной,
чисто рутинной работы. Их свобода как раз и предполагала, что, поскольку они не
рабы, их активность является продуктивной и полной смысла.
То, что Аристотель не разделял нашу современную точку зрения
на активность и пассивность, становится совершенно очевидно, если мы примем во
внимание, что для него наивысшей формой praxis'a, то есть деятельности, которую
он
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АНАЛИЗ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ МЕЖДУ ДВУМЯ
СПОСОБАМИ СУЩЕСТВОВАНИЯ
295
ставил даже выше политической деятельности, является
созерцательная жизнь, посвященная поискам истины. Идея, что Созерцание - это
одна из форм бездеятельности, была для него немыслимой. Аристотель считал
созерцательную жизнь деятельностью самой лучшей части в нас -
деятельностью ума, интеллектуальной интуиции. Раб может вкушать телесные
удовольствия так же, как и свободные люди. Однако если daimonia, “счастье”,
состоит не в удовольствиях, то оно в деятельностисообразно
добродетели [Аристотель. Никомахова этиха, 1177а, 2 и сл.].
Как и Аристотель, Фома Аквинский
также занимал позицию, отличную от современного понимания активности. И для него
жизнь, посвященная внутреннему созерцанию и духовному познанию, vita
contenplativa, есть наивысшая форма человеческой активности. Он признавал, что
повседневная жизнь, vita activa, обычного человека также имеет ценность и ведет
к блаженству (beatitudo) при условии - и эта оговорка имеет решающее значение, -
что цель, на которую направлена активность человека, есть блаженство и что этот
человек способен контролировать свои страсти и свою плоть [Thomas i Aquinas.
Summa, 2-2:182, 183,1-2:4,6].
В то время как позиция Фомы Аквинского представляет собой
известный компромисс, автор “Облака неведения”, современник Майстера Экхарта,
совсем не признает ценности активной жизни; Экхарт же, напротив, высказывается в
ее пользу. Тем не менее, это противоречие не столь существенно, как может
показаться, поскольку все согласны с тем, что активность “полезна и благотворна”
лишь в том случае, когда она является выражением высших этических и духовных
потребностей. По этой причине для всех этих мыслителей простая занятость, то
есть активность, оторванная от духовной жизни, должна быть отвергнута4.
Как личность и как мыслитель Спиноза воплотил в себе
дух и ценности того времени, когда жил Экхарт - то есть примерно четыре столетия
до него; однако он также с большой проницательностью отметил те изменения,
которые произошли в обществе и в человеке. Он был основателем современной
научной психологии, одним из первооткрывателей бессознательного, и его богатая
научная интуиция позволила ему дать более систематический и точный анализ
различия
4 Работы В. Ланге [1969], Н. Лобковича [1967] и Д.
Мита [1971] могут помочь глубже проникнуть в суть проблемы созерцательной и
активной жизни.
ЭРИХ ФРОММ. ИМЕТЬ ИЛИ БЫТЬ?
296
Спиноза считал таких людей крайне пассивными и, в сущности,
больными. Активные личности в понимании Спинозы - а сам он являл собой яркий
пример такой личности - стали исключениями; их даже считают в некотором роде
“невротичными”, ведь они столь плохо приспособлены к так называемой нормальной
деятельности.
В “Экономическо-философских рукописях” Маркс писал, что
“свободная сознательная деятельность” (то есть человеческая деятельность)
составляет “родовой характер человека”. Труд, по Марксу, символизирует
человеческую деятельность, а человеческая деятельность есть жизнь. Напротив,
капитал, с точки зрения Маркса, - это накопленное, прошлое и в конечном счете
мертвое. Нельзя полностью понять какой эмоциональный заряд имела для Маркса
борьба между трудом и капиталом, если не принять во внимание, что для него это
была борьба между жизнью и смертью, борьба настоящего с прошлым, борьба людей и
вещей, борьба бытия и обладания. Для Маркса вопрос стоял так: “Кто должен
править кем? Должно ли живое властвовать над отжившим или отжившее над живым?”.
Социализм для него олицетворял общество, в котором живое одерживает победу над
отжившим.
Вся марксова критика капитализма и его мечта о социализме
основана на том, что капиталистическая система парализует человеческую
самодеятельность и что целью является возрождение всего человечества посредством
восстановления активности во всех сферах жизни.
Несмотря на формулировки, на которых сказывается влияние
классиков политэкономии, расхожее представление, что Маркс был детерминистом,
превратившим людей в пассивный объект истории и лишившим их активности,
противоречит его взглядам, в чем легко может убедиться каждый, кто читал Маркса,
а не знаком лишь с несколькими отдельными, вырванными из контекста
высказываниями. Трудно яснее выразить его точку зрения, чем он это сделал сам в
следующем утверждении: “История не делает ничего, она “не обладает
никаким необъятным богатством”, она “не сражается ни в каких битвах”!
Не “история”, а именно человек, действительный, живой человек - вот кто
делает всё это, всем обладает и за всё борется. “История” не есть какая-то
особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения
своих целей. История - не что иное, как деятельность преследующего
свои цели человека” [Маркс К. и ЭнгельсФ., т. 2, с. 102].
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АНАЛИЗ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ МЕЖДУ ДВУМЯ
СПОСОБАМИ СУЩЕСТВОВАНИЯ
299
Никто из ближайших наших современников не постиг пассивный
характер современной активности с такой проницательностью, как Альберт
Швейцер, который в своем исследовании упадка и возрождения цивилизации
говорил о современном человеке как о несвободном, несовершенном,
нецелеустремленном, патологически зависимом и “абсолютно пассивном”.