Другие факторы, на которые опирается ориентация на обладание
Важным фактором усиления ориентации на обладание
является язык. Имя человека - а у каждого из нас есть имя (причем
когда-нибудь его может заменить номер, если и в дальнейшем сохранится
присущая нашему времени тенденция к деперсонализации) - создает иллюзию,
будто он или она - бессмертное существо. Человек и его имя становятся
равноценны; имя показывает, что человек - это устойчивая неразрушимая
субстанция, а не процесс. Такую же функцию выполняют и некоторые
существительные: например, любовь, гордость, ненависть, радость, - они
создают видимость постоянных, неизменных субстанций, однако за ними не
стоит никакая реальность; они только мешают понять то, что мы имеем дело
с процессами, происходящими в человеческом существе. Но даже те
существительные, которые являются наименованиями вещей, такие, как
"стол" или "лампа", тоже вводят нас в заблуждение. Слова означают, что
мы ведем речь о постоянных субстанциях, хотя предметы - это не что иное,
как некий энергетический процесс, вызывающий определенные ощущения в
нашем организме. Однако эти ощущения не представляют собой восприятия
конкретных вещей, таких например, как стол или лампа; эти восприятия
есть результат культурного процесса обучения - процесса, под влиянием
которого определенные ощущения принимают форму специфических перцептов.
Мы наивно считаем, что столы или лампы существуют
как таковые, и не можем понять, что это общество учит нас превращать
наши ощущения в восприятия, которые позволяют нам управлять окружающим
нас миром, чтобы мы могли выжить в условиях данной культуры. Как только
такие перцепты получают название, создается впечатление, будто это
название гарантирует их окончательную и неизменную реальность.
Потребность в обладании имеет еще одно основание, а
именно биологически заложенное в нас желание жить. Независимо от того,
счастливы мы или несчастны, наше тело побуждает нас стремиться к
бессмертию. Но поскольку нам известно из опыта, что мы не можем жить
вечно, мы пытаемся найти такие доводы, которые заставили бы нас
поверить, что, несмотря на противоречащие этому эмпирические данные, мы
все-таки бессмертны. Жажда бессмертия принимала самые различные формы:
вера фараонов в то, что их захороненные в пирамидах тела ожидает
бессмертие; многочисленные религиозные фантазии охотничьих племен о
загробной жизни в изобилующем дичью крае; христианский и исламский рай.
В современном обществе начиная с XVIII века такие понятия, как "история"
и "будущее", заменили традиционно бытовавшее христианское представление
о царстве небесном: сейчас известность, слава, - пусть даже и дурная -
все то, что гарантирует хотя бы коротенькую запись в анналах истории, -
в какой-то мере является частицей бессмертия. Страстное стремление к
славе - это не просто выражение мирской суеты; оно имеет религиозное
значение для тех, кто больше уже не верит в традиционный потусторонний
мир. (Это особенно заметно в среде политических лидеров.) Паблисити
прокладывает путь к бессмертию, а представители средств массовой
информации превращаются как бы в священников нового типа.
Однако владение собственностью, возможно, больше,
чем что-либо иное, представляет собой реализацию страстного стремления к
бессмертию, и именно по этой причине столь сильна ориентация на
обладание. Если мое "я" - это то, что я имею, то в таком случае я
бессмертен, так как вещи, которыми я обладаю, неразрушимы. Со времен
Древнего Египта и до сегодняшнего дня - от физического бессмертия через
мумификацию тела и до юридического бессмертия через изъявление последней
воли - люди продолжали жить за пределами своего психофизического
существования. Посредством законной силы завещания определяется передача
нашей собственности грядущим поколениям; благодаря закону о праве
наследования я - в силу того что являюсь владельцем капитала -
становлюсь бессмертным.