Что подразумевает наш журнал под словом революция? Народное
движение, направленное к уничтожению существующего порядка вещей, к устранению
тех исторически выработавшихся условий экономического быта, которые его давят и
порабощают. Это слишком обще. Какое движение? Осмысленное, разумное,
вызванное ясным сознанием принципиальных недостатков диких общественных
условий, руководимое верным и отчетливым пониманием как его средств, так и
конечных целей. Это сознание и это понимание должны быть присущими всему народу
или по крайней мере большинству его, — только тогда, по вашему мнению,
совершится истинная народная революция. Всякую другую революцию вы называете
искусственным “навязыванием народу революционных идей”. [...] “.Будущий строй
русского общества, — гласит ваша программа, — осуществлению которого мы
решились содействовать, должен воплотить в дело потребности большинства, им
самим сознанные и понятые”. [...] .
Следовательно, революцию вы понимаете в смысле осуществления в
общественной жизни потребностей большинства, им самим сознанных и понятых.
Но разве это будет революция в смысле насильственного переворота? Разве когда
большинство сознает и поймет как свои потребности, так и те пути и средства, с
помощью которых их можно удовлетворить, разве тогда ему нужно будет прибегать к
насильственному перевороту? О, поверьте, оно сумеет тогда сделать это, не
проливая ни единой капли крови, весьма мирно, любезно и, главное, постепенно.
Ведь сознание и понимание всех потребностей придет к нему не вдруг. Значит, нет
резона думать, будто и осуществлять эти потребности оно примется зараз: сначала
оно сознает одну потребность и возможность удовлетворить ее, потому другую,
третью и т.д., и, наконец, когда оно дойдет до сознания своей последней
потребности, ему уже даже и бороться ни с кем не придется, а уже о насилии и
говорить нечего.
Значит, ваша революция есть не иное что, как утопический путь мирного
прогресса. Вы обманываете и себя и читателей, заменяя слово прогресс
словом революция. Ведь это шулерство, ведь это подтасовка!
Неужели вы не понимаете, что революция (в обыденном смысле слова)
тем-то и отличается от мирного прогресса, что первую делает меньшинство, а
второй — большинство. Оттого первая проходит обыкновенно быстро, бурно,
беспорядочно, носит на себе характер урагана, стихийного движения, а второй
совершается тихо, медленно, плавно, “с величественной торжественностью”, как
говорят историки. Насильственная революция тогда только и может иметь место,
когда меньшинство не хочет ждать, чтобы большинство само сознало свои
потребности, но когда оно решается, так сказать, навязать ему это
сознание, когда оно старается довести глухое и постоянно присущее народу
чувство недовольства своим положением до взрыва.
И затем, когда этот взрыв происходит, — происходит не в силу
какого-нибудь ясного понимания и сознания и т.п., а просто в силу
накопившегося чувства недовольства, озлобления, в силу невыносимости гнета, —
когда этот взрыв происходит, тогда меньшинство старается только придать ему
осмысленный, разумный характер, направляет его к известным целям, облекает его
грубую чувственную основу в идеальные принципы. Народ действительной революции
— это бурная стихия, все уничтожающая и разрушающая на своем пути, действующая
всегда безотчетно и бессознательно. Народ вашей революции — это
цивилизованный человек, вполне уяснивший себе свое положение, действующий
сознательно и целесообразно, отдающий отчет в своих поступках, хорошо
понимающий, чего он хочет, понимающий свои истинные потребности и свои
права, человек принципов, человек идей.
Но где же видано, чтобы цивилизованные люди делали революции! О
нет, они всегда предпочитают путь мирного и спокойного прогресса, путь бескровных
протестов, дипломатических компромиссов и реформ — пути насилия, пути крови,
убийств и грабежа. [...]
Даже нашему III Отделению, впадающему в умоисступление при одном
слове революция, подобная революция — ваша революция, революция,
обусловленная “ясным сознанием и пониманием большинством своих потребностей”,
не может быть страшной. Напротив, его прямой интерес состоит в том, чтобы
пропагандировать ее идеи. С помощью такой пропаганды можно совсем сбить
молодежь с толку, представляя ей действительную революцию как
искусственное навязывание народу неосознанных и непрочувствованных им идей, как
нечто деспотическое, эфемерное, скоротечное и потому вредное; уверяя ее, что
победа народного дела, что радикальный переворот всех существующих общественных
отношений зависит от степени сознания народом его прав и потребностей, т.е. от
степени его умственного и нравственного развития, можно незаметно довести ее до
убеждения, будто развивать народ и уяснять ему его потребности и т.п. — значит
подготовлять не торжество мирного прогресса, а торжество истинной
революции. [...]
IV
[...] Революции делают революционеры, а революционеров создают
данные социальные условий окружающей их среды. Всякий народ, заявленный
произволом, измученный эксплуататорами, осужденный из века в век поить своею
кровью, кормить своим телом праздное поколение тунеядцев, скованный по рукам и
по ногам железными цепями экономического рабства, — всякий такой народ (а в
таком положении находятся все народы) в силу самых условий своей социальной
среды есть революционер; он всегда может; он всегда хочет сделать
революцию; он всегда готов к ней. И если он в действительности не делает ее,
если он в действительности с ослиным терпением продолжает нести свой
мученический крест... то это только потому, что в нем забита всякая внутренняя
инициатива, что у него не хватает духа самому выйти из своей колеи; но
раз какой-нибудь внешний толчок, какое-нибудь неожиданное столкновение выбили
его из нее — и он поднимается, как бурный ураган, и он делает революцию.
Наша учащаяся молодежь точно так же в большинстве случаев
находится в условиях, благоприятных для выработки в ней революционного
настроения. Наши юноши — революционеры не в силу своих знаний, а в силу своего
социального положения. Большинство их — дети родителей-пролетариев или людей,
весьма недалеко ушедших от пролетариев. Среда, их вырастившая, состоит либо из
бедняков, в поте лица своего добывающих хлеб, либо живет на хлебах у
государства; на каждом шагу она чувствует свое экономическое бессилие, свою
зависимость. А осознание своего бессилия, своей необеспеченности, чувство
зависимости всегда приводят к чувству недовольства, к озлоблению, к протесту.
Правда, в положении этой среды есть и другие условия, парализующие
действие экономической нищеты и политической зависимости; условия, до известной
степени примиряющие с жизнью потому, что они дают возможность эксплуатировать
чужой труд; условия, заглушающие недовольство, забивающие протест, развивающие
в людях тот узкий, скотский эгоизм, который не видит ничего дальше своего носа,
который приводит к рабству и тупому консерватизму. Но юноши, еще не охваченные
губительным влиянием условий второго рода, еще не втянувшиеся в будничную
практику прошлой жизни, не успевшие присосаться ни к одному из легализированных
способов грабежа и эксплуатации, юноши, не видящие ничего в будущем, кроме
необеспеченности и зависимости, вынесшие из прошлого безотрадные воспоминания о
всякого рода унижениях и страданиях, которым зависимость и нищета подвергают
человека, — эти юноши, едва они начинают сознательно мыслить, невольно,
неизбежно приходят к мысли о необходимости революции, невольно, неизбежно
становятся революционерами. [...]
[...] Ваш журнал решительный противник борьбы агитационной, он
признает лишь одну борьбу — борьбу философскую, борьбу с точки зрения общих
принципов. В своей программе (стр. 6) вы говорите, что идя вас всего важнее
вопрос социальный, т.е. общие экономические принципы, которые лежат в основе
исторического общества, и что внимание вашего журнала исключительно будет
обращаться на факты, имеющие наиболее тесную, прямую связь с этими принципами,
следовательно, на факты из экономической жизни народа; факты же, в которых
экономические принципы воплощаются лишь косвенно, посредственно, будут
интересовать вас только в слабой степени, вы отодвинете их на задний план.
Политический вопрос, т.е. тот политический вопрос, который всех нас
давит, безумный деспотизм самодержавия, возмутительный произвол хищнического
правительства, наше общее бесправие, наше постыдное рабство — все это для вас
вопросы второстепенные. Вы слишком заняты созерцанием коренных причин
зла, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Но коренные причины
зла одинаковы как для России, так и для всей 3[ападной] Европы, только в
3ападной Европе благодаря более высокому развитию экономической жизни они
проявляются в более резких, более рельефных формах и их влияние на все прочие
сферы жизни, и в особенности на сферу политическую, осязательнее, нагляднее.
Отсюда, в интересах разъяснения фальшивости и несправедливости
общих экономических принципов гораздо практичнее обращаться за фактами к
Европе, а не к России. Ее жизнь представляет если и не более обильный, то во
всяком случае более разработанный материал для подобного разъяснения, чем наша.
Вы это понимаете, и потому ваш журнал гораздо пристальнее следит за рабочим
движением в Западной Европе, чем за внутренней жизнью России; вопросам
общеевропейского интереса он уделяет столько же, если не больше, места, как и
вопросам, имеющим специально русский интерес. [...]
Вот потому-то истинно революционная партия ставит своей главной,
своей первостепенной задачей не подготовление революции вообще, в отдаленном
будущем, а осуществление ее в возможно ближайшем настоящем. Ее орган должен
быть и органом этой идеи; мало того, он должен служить одним из практических
средств, непосредственно содействующих скорейшему наступлению
насильственного переворота. Иными словами, он должен не столько заботиться о
теоретическом уяснении и философском понимании принципиальных несовершенств
данного порядка вещей, сколько о .возбуждении к нему отвращения и ненависти, о
накоплении и распространении во всех слоях общества чувств недовольства,
озлобления, страстного желания перемены.
Следовательно, хотя интересы революционной партии и не исключают
теоретической, научной борьбы, но они требуют, чтобы борьба
практическая, агитаторская была выдвинута на первый план. Они требуют этого не
только ввиду настоятельной неотложности революции, но также и ввиду других не
лишенных значения соображений. Наша молодежь, наше интеллигентное меньшинство
страдает не столько недостатком ясного понимания несостоятельности общих
экономических принципов, лежащих в основе нашего быта, сколько недостатком
сильных аффективных импульсов, толкающих людей на практическую революционную
деятельность. Следовательно, развитие этих импульсов (что и составляет одну из
главных задач революционной агитации) в высокой степени необходимо в интересах
более усиленного комплектования кадров революционной армии. [...]
VII
После всего мною сказанного я, как мне кажется, имею некоторое
право утверждать, что с точки зрения насущных интересов русской революционной
партии задачи ее революционной пропаганды могут быть формулированы следующим
образом.
1. По отношению к. образованному большинству, по отношению
к привилегированной среде, равно как и по отношению к народу, она должна
преследовать главнейшим образом цели агитаторские. Она должна возбуждать
в обществе чувство недовольства и озлобления существующим порядком, останавливая
его внимание главным образом на тех именно фактах, которые всего более способны
вызвать и разжечь это чувство. При выборе этих фактов она должна соображаться
не столько с тем, в какой мере в них воплощаются общие принципы данного
порядка, сколько с тем, в какой мере они причиняют действительные, осязательные
страдания людям той или другой среды.
2. По отношению к. революционной молодежи, к, своей партии она
должна преследовать цели по преимуществу организационные. Убеждая ее в
настоятельной необходимости непосредственной, практической революционной
деятельности, она должна выяснить ей, что главное условие успеха этой
деятельности зависит от прочной организации ее революционных сил, от
объединения частных, единичных попыток в одно общее, дисциплинированное,
стройное целое. [...]
Печатается по: Ткачев П.Н. Соч.: В 2 т. М., 1976. Т. 2. С.
12—13, 16—19, 23—25, 26, 29, 31, 34—35, 36—39.