Одним из мифов, вошедших в общественное сознание как России, так и Европы в период поздней “перестройки”, стал интенсивно распространившийся миф о так называемых “красно-коричневых”, т.е. о том, что главную опасность фашизма в России представляют собой коммунисты, которые от фашистов ничем не отличаются.

Основанием для такого мнения послужили факты проведения совместных мероприятий “коммунистическими” и национал-патриотическими организациями: конференция “Единства” и “Памяти” на ВДНХ в 1990 году, единый блок анпиловской КПСС с фашистами из НБП и т. д. С точки зрения ортодоксальной коммунистической доктрины, такие союзнические отношения противоестественны. Что же могло послужить основой для них, и не являются ли они подтверждением теории о “красно-коричневых”, выдвинутой лидером Московского антифашистского центра Евгением Прошечкиным?

Сам термин “красно-коричневые” лингвистически подразумевает не союзнические отношения, а неразрывную слитность коммунистической и фашистской идеологий. В чистом виде примеры такого синтеза даже в современной российской политической истории немногочисленны (разве что Национал-большевистская партия Эдуарда Лимонова). Примеры более широкого “лево-правого” синтеза встречаются в идеологии “Отечества”, Российского общенародного союза, “Трудовой России”, КПРФ, а также ряда других политических партий и движений. Однако реально термином “красно-коричневые” были обозначены не проявления синтетической идеологии, а союзнические отношения, которые вернее было бы обозначать “красные плюс коричневые”. Активисты “коммунистических” организаций порой идут на поводу у правых группировок, выступая вместе с ними против “плутократии” и “сионократии”, “в благодарность” за то, что национал-патриоты иногда выступают против частной собственности, особенно на землю.

В современной России наиболее распространены два вида шовинистических настроений: антикавказские, становящиеся доминирующими на бытовом уровне благодаря поддержке официальной пропаганды и характерные для “патриотов” “демократического” происхождения; и антисемитские, живучие, хотя и отошедшие на второй план, характерные для “патриотов” “коммунистического” происхождения. В период “перестройки” быть патриотом считалось неприличным; после победы “демократов” они приняли сами и насаждают в стране патриотически-державную идеологию.

Интерес правых к союзу с “коммунистами” понятен: массовые митинги им удавалось собирать лишь до тех пор, пока их поддерживали “коммунисты”; как только те отходили от объединенных организаций, очередная “лево-правая” инициатива вырождалась в немногочисленный кружок идеологов. Но что же нужно “коммунистам” в этом союзе?

Ответ на этот вопрос лежит в области советской истории. Не случайно Олег Шенин (не путать с Шеиным О.В. сопредседателем МОРП “Защита - Труда”) говорил на совещании представителей ”коммунистической” печати весной 1996 года, в преддверии президентских выборов, что в реальной истории СССР “красная” и “белая” (иными словами, коммунистическая и державная) идеи были синтезированы. “Перестроечные” времена дали яркие примеры такого рода, когда под лозунгом права наций на самоопределения по отношению к прибалтийским республикам выступали демократические “неформальные” организации, тогда как правившие “коммунисты” выступали с державных позиций (достаточно вспомнить лозунг “Держава, Родина, коммунизм”, выдвинутый на одном из съездом народных депутатов депутатом-”коммунистом” Червонописским).

Поэтому не случайно, что формирование и деятельность правых организаций еще в период правления КПСС происходило при ее поддержке, либо при поддержке контролируемых ею общественных организаций. Например, под эгидой ЦК КПСС 27 февраля 1991 г. в Доме Союзов было организовано совещание патриотических движений, в Президиуме которого вместе с Александром Прохановым, Владимиром Жириновским и представителем “Антисионистского комитета” были представители Движения коммунистической инициативы, Движения молодежи “Коммунистическая инициатива”, общества “Ленин и Отечество”, члены ЦК КПСС и ЦК КП РСФСР. Выступивший на совещании Иван Полозков говорил об “опасности национально-государственной катастрофы”. Некоторые коммунистические участники мероприятия уже тогда говорили о необходимости соединения “белой” и “красной” идеи. На совещании был избран Координационный совет народно-патриотических сил, в состав которого вошел Геннадий Зюганов. Эта организация просуществовала весь период запрета КПСС и являлась единственной организацией, в которой в этот период состоял Зюганов.

После событий августа 1991 года и приостановки деятельности КПСС многие люди, даже выступавшие раньше против коммунистов, столкнувшись с экономическими проблемами уже при новой власти, стали разочаровываться в победивших “демократах”. На волне этого недовольства под руководством Виктора Анпилова было проведено несколько массовых митингов “Трудовой Москвы”, созданной на базе оргкомитета по празднованию 7 ноября 1991 года, в который, кроме ряда “коммунистических” организаций, входили “Отечество” и общественный центр “Россия”.

Митинг 22 декабря 1991 года, названный “Маршем голодных очередей”, был рекордным по численности участников. В нем приняло участие около 40 тысяч человек. “Марш”, который по своему названию, казалось бы, должен был проходить под социальными лозунгами, на деле стал одним из проявлений того самого явления, что получило ярлык “красно-коричневые”. Наряду с красными флагами на демонстрации присутствовали и флаги монархистов, а когда представители Союза коммунистов просили знаменосца Партии Российского Возрождения (лидер - Валерий Скурлатов) покинуть их колонну, те обозвали их сионистами. На митинге Владимир Жириновский выступал за Россию в границах 1913 года, без союзных республик и автономных образований, лишь с губернаторами и префектами [1].

На акции 12 января 1992 года руководство мероприятия отмежевалось от Жириновского, однако состоявшийся 9 февраля “Поход на Белый дом” снова проходил в значительной мере под патриотическими лозунгами. Зато колонна демонстрантов, как многие обратили внимание, была оформлена значительно качественнее, чем на предшествующих акциях.

В частных беседах многие активисты РКРП склонны винить собственное руководство, и в первую очередь Анпилова, организовывавшего с осени 1991 года митинги-“цепочки” по защите музея В.И.Ленина, в том, что националисты постепенно выжили с территории около музея распространителей коммунистической прессы.

Некоторые левые аналитики связывают подобные явления с деятельностью “номенклатурных традиционалистов” из бывшей КПСС, которые на протяжении нескольких лет рассматривали “комдвижение как резервуар для накопления массовой базы в созданные ими патриотические организации религиозно-националистического толка”. По их мнению, подмена социальных требований религиозно-националистически оформленным патриотизмом значительно снизила политическую активность масс [2].

Апогеем “лево-правой” активности можно считать 1992-1993 годы, начиная с весенних “лево-правых” блоков, на основе которых был создан парламентский блок “Российской единство”, а затем – Фронт национального спасения. К концу 1993 г. коммунисты и радикальные правые покинули ФНС, после чего он выродился в мелкую группировку “респектабельных” патриотов без массовой базы. Однако ФНС позволил поддержать “политическое лицо” и сохранить “народно-патриотические” кадры Геннадию Зюганову, являвшемуся к осени 1992 года одним из лидеров ФНС. Из умеренно-патриотических и умеренно-”коммунистических” кадров ФНС сплотился зюгановский аппарат, и поныне контролирующий ситуацию в КПРФ.

В основной своей массе низовой актив ФНС совпадал с низовым активом РКРП и, особенно, возглавлявшейся Виктором Анпиловым “Трудовой России” (объединившей организации, аналогичные “Трудовой Москве”, на всероссийском уровне), несмотря на то, что эти организации в ФНС не вошли. Это были, с одной стороны, люди “советской” ментальности, т.е. сторонники бывшего Советского Союза и декларированных в нем принципов социальной защищенности, с другой стороны, “советские” патриоты, считающие Советский Союз великой державой, всю “перестройку” и рыночные реформы – происками “сионистов”, равно как и традиционное коммунистическое “право наций на самоопределение”, которое многими из них рассматривается как либо устаревший, либо изначально вредный лозунг.

Союз “красные и коричневые” прошел “боевое крещение” в сентябре-октябре 1993 г. у стен “Белого дома”, в обороне которого участвовали наряду с “коммунистическим” активом вооруженные активисты Русского национального единства (РНЕ) Александра Баркашова. Последний факт способствовал, с одной стороны, временному росту популярности РНЕ в низовом “коммуно-патриотическом” активе, а с другой стороны, дискредитации защитников “Белого дома” в глазах общественного мнения.

Укрепившийся в 1993 году союз между “левыми” и правыми организациями вызвал обеспокоенность интернационалистски настроенных левых активистов. В феврале 1994 г. за подписями нескольких видных деятелей левого движения было опубликовано Открытое письмо “Болезнь национализма дискредитирует коммунистическое и социалистическое движение” [3]. 28 февраля были проведены слушания на тему “Угроза фашизма и национализма в России”. Позднее на идейной основе этого письма был создан Союз интернационалистов. Союз интернационалистов проявил наибольшую активность в период войны в Чечне, организовывая вместе с анархистскими организациями митинги протеста против войны, в которых принимали участие также некоторые последовательные демократы. Эти немногочисленные организации, плюс несколько крайне малочисленных радикально-коммунистических групп, плюс отдельные интернационалистски настроенные члены коммунистических партий, фактически и составляют сейчас весь состав той части левого движения России, которая еще не поражена “патриотическими” идеями с оттенком шовинизма.

Война в Чечне в целом способствовала размежеванию между коммунистами и национал-патриотами. Большинство национал-патриотов, если и критиковали Ельцина, то лишь за то, что он “принял меры” слишком поздно. Большая часть коммунистов все же выступила с осуждением ввода войск в Чечню, хотя в основном они мотивировали такую позицию не правом наций на самоопределение, а лишь тем, что “Ельцин больший бандит, чем Дудаев”. Движение “НАШИ”, воспринимавшееся ранее “коммунистами” как “свое”, резко потеряло свой “коммунистический” актив в связи с тем, что его лидер Александр Невзоров поддержал действия Ельцина. По этой же причине произошло и размежевание с РНЕ, дополненное противостоянием на президентских выборах, на которых во втором туре РНЕ поддержало Ельцина, тогда как многие другие национал-патриоты (например, Русская партия Владимира Милосердова) весной 1996 года вошли с “коммунистами” в блок, поддерживавший Зюганова.

Еще на парламентских выборах, которые состоялись в декабре 1995 года, лидеры КПРФ рассматривали в качестве возможных союзников Конгресс русских общин, большую роль в котором тогда играл Александр Лебедь, и даже часть Либерально-демократической партии России Владимира Жириновского. В регионах КПРФ иногда блокировалась с блоком Станислава Говорухина.

На президентские выборы Геннадий Зюганов шел не как коммунист, а как лидер блока народно-патриотических сил, в который, кроме КПРФ и отдельных “лево”центристских организаций, вошли Социал-патриотическое движение “Держава” (Александра Руцкого), Союз офицеров (Станислава Терехова), движение “Народный альянс” (умеренно-патриотическая организация, выделившаяся из демократического движения), а также Русская партия и Русский национальный собор (Александра Стерлигова). В разработке идеологии народно-патриотического блока ведущую роль играло умеренно-патриотическое движение “Духовное наследие” во главе с Алексеем Подберезкиным, основатели которого ранее уже принимали участие в создании нескольких “лево”-правых организаций. “Духовное наследие” оказывает влияние и на идеологию самой КПРФ, конкурируя с обществом “Российские ученые социалистической ориентации” (РУСО) (один из лидеров – Ричард Косолапов, бывший член РКРП, исключенный оттуда за подписание Обращения ФНС, ныне представляет “левое” крыло КПРФ), включающим членов не только КПРФ, но и других “коммунистических” партий. Однако РУСО также нельзя назвать организацией, свободной от уступок патриотической идеологии.

“Коммунистическое” движение в целом имеет некоторый “оттенок” так называемого “советского государственного патриотизма”, который, в наиболее коммунистическом своем воплощении, понимает бывший Советский Союз как реальную форму осуществления интернационализма. “Хитом”” коммунистических” митингов стал марш “Мы русские, с нами бог”. Как подметил один троцкист, “исполнение “Интернационала” стало на митингах “коммунистов” чуть ли не диссидентством”.

Однако многие “коммунистические” организации “больны” и патриотизмом худшего, чем этот, толка. Так, например, Ричард Косолапов считает “русскую идею” социалистической идеей, а на закрытом пленуме ЦК КПРФ 18 мая 1996 года некий Козлов заявил, что Россией должны управлять только русские, а не инородцы и не иноверцы, и это выступление было встречено аплодисментами. Когда на пресс-конференции 21 мая Зюганова попросили прокомментировать это высказывание, он произнес несколько раздраженных фраз по поводу “непонятных записей” “встреч в своем кругу”, и напомнил, что национальная программа КПРФ предполагает равновеликое представительство всех народов во всех государственных органах и структурах [4]. Таким образом, Зюганов фактически повторил характерный для национал-патриотов тезис о “национально-пропорциональном представительстве”.

С этим тезисом неоднократно выступал на еженедельных митингах “Трудовой России” Виктор Анпилов, который наиболее активно, из числа лидеров Российской коммунистической рабочей партии (РКРП), высказывался также против “сионизма” (тезис о “жандармской” политике “мирового империализма и сионизма” есть даже в Программе РКРП [5]). Именно Анпилов постоянно проявлял склонность к коалициям с национал-патриотическими организациями. Летом 1996 года он был исключен из РКРП. Хотя оставшиеся партийные руководители также не свободны от влияния “патриотической” идеологии, часто с националистическим оттенком, все же с Анпиловым ушла большая часть сплачивавшегося вокруг него наиболее агрессивного и наиболее идеологически неопределенного актива всех прежних ““лево”-правых” инициатив. После исключения из РКРП Анпилов стал блокироваться, практически, с кем угодно – от Нины Андреевой до Владимира Жириновского и бывшего члена его партии Вячеслава Марычева, которого Анпилов назначил на пост руководителя Санкт-Петербургского отделения “Трудовой России” (созданного заново, параллельно с имеющимся, находящимся под руководством РКРП).

Не случайно в ходе формирования нового облика анпиловской “Трудовой России” даже в коммунистических кругах стали появляться оценки формируемого им движения, как движения муссолиниевского типа. Такая оценка содержалась, например, в докладе Аналитической группы Левого информцентра в начале августа 1996 г. В том же номере Бюллетеня Левого информцентра была помещена историческая справка Вадима Дамье о Муссолини [6].

Патриотический крен в идеологии “Трудовой России” Анпилова проявлялся во множестве акций. Например, 12 июня 1997 года “Трудовая Россия” проводила в Москве у памятника Юрию Долгорукому митинг протеста против “капитализации и колонизации России”, в котором участвовал известный своими национал-патриотическими и антисемитскими взглядами Валерий Скурлатов.

Летом 1997 года широко разрекламированный Анпиловым “Поход на Москву” совместно с “Трудовой Россией” готовил “Союз офицеров” Станислава Терехова, в нем участвовали также Национал-большевистская партия (НБП) Эдуарда Лимонова и Русская партия. Осенью “Трудовая Россия” и “Союз офицеров” образовали с НБП “Радикальный блок”. Однако, учитывая состав участников, здесь, по-видимому, приходится говорить все же скорее о правом, чем о левом радикализме.

Немногочисленные интернационалистские левые группировки склонны не относить “коммунистическое” движение, пораженное шовинистическими тенденциями, к своему спектру. Так, в передовице антифашистской газеты “Человечность” содержится такая оценка феномена “красно-коричневых”: “Столь модный сейчас “синтез” ультралевой и ультраправой идеологии есть ни что иное, как ультраправая идеология, прикрытая ультралевой фразой” [7].

Между тем попытки “синтеза” все же предпринимаются. Одну из них предпринял бывший левый журналист Юрий Нерсесов, попытавшийся обосновать ссылками на Маркса и Энгельса империалистическую политику России в Чечне на основе тезиса, что Россия... является “полуколонией” Запада [8]. Статья вызвала ряд критических откликов. В одном из них говорилось, что статья Нерсесова как нельзя лучше характеризует политическую линию “псевдо-коммунистического движения как базирующуюся не на традиционных коммунистических классовых ценностях, а на ценностях сугубо империалистических”, только “ни один активист, хотя бы “косящий” под коммуниста”, никогда в этом открыто не признается [9].

Но тут возникает вполне резонный вопролс: А есть ли в сегодняшней России левые вообще? Ответ очевиден: есть, но мало.

1. Бюллетень Левого информцентра. – №2. [Декабрь 1991].

2. Из чернового варианта статьи: Ермаков Я.Г., Шавшукова Т.В., Якунечкин В.В. Коммунистическое движение в России в период запрета: от КПСС к КПРФ // Кентавр. – 1993. – №3.

3. Болезнь национализма дискредитирует коммунистическое и социалистическое движение. Открытое письмо членов коммунистических и социалистических партий Российской Федерации всем, кому дороги интересы трудящихся, ценности демократии и интернационализма.

4. Бюллетень Левого информцентра. – 1996. – №22 (228). – Май.

5. Программа и Устав Российской коммунистической рабочей партии. Ленинград. 1993. С. 23.

6. См: Бюллетень Левого информцентра. 1996. – №33 (239). – Август.

7. Не утони! // Человечность. Газета антифашистских групп. – 1997. – №1.

8. См.: Ю.Нерсесов. Коммунисты и война в Чечне // Российская правда. – 1997. №5 (114).

9. Ольга Волгина. Что у трезвого на уме... // Человечность. Газета антифашистских групп. – 1997. – №2.

© (составление) libelli.ru 2003-2020