Надо не высовываться и не
упиваться жизнью: наше время лучше и серьезней, чем блаженное наслаждение.
Всякий упивающийся обязательно попадает и гибнет, как мышонок, который лезет
в мышеловку, чтобы «упиться» салом на приманке. Кругом нас много сала, но
каждый кусок на приманке. Надо быть в рядах обыкновенных людей терпеливой
социалистической работы, больше ничего.
Этому настроению и сознанию
соответствует устройство природы. Она не велика и не обильна. Или так жестко
устроена, что свое обилие и величие не отдавала еще никому. Это и хорошо,
иначе — в историческом времени — всю природу давно бы разворовали, растратили,
проели, упились бы ею до самых ее костей: аппетита всегда хватило бы.
Достаточно, чтобы физический мир не имел одного своего закона, правда, основного
закона — диалектики, и в самые немногие века мир был бы уничтожен людьми
начисто. Больше того, и без людей в таком случае природа истребилась бы сама
по себе вдребезги. Диалектика наверно есть выражение скупости, трудно оборимой
жесткости конструкции природы, и лишь благодаря этому стало возможно
историческое воспитание человечества. А то бы все давно кончилось на земле, как
игра ребенка с конфетами, которые растаяли в его руках, и он не успел их даже
съесть.
В чем же истина современной нам
исторической картины?
Конечно, эта
картина трагична, — уже потому, что действительная
историческая работа совершается не на всей земле, а только на меньшей ее части
с огромной перегрузкой.
Истина, по-моему, в том, что
«техника... решает все». Техника это и есть сюжет современной исторической
трагедии, понимая под техникой не один комплекс искусственных орудий
производства, а и организацию общества, обоснованную техникой производства, и
даже идеологию. Идеология, между прочим, находится не в надстройке, не на
«высоте», а внутри, в середине общественного чувства общества. Точнее говоря, в
технику надо включить и самого техника — человека, чтобы не получилось
чугунного понимания вопроса.
Между техникой и природой
трагическая ситуация. Цель техники — «дайте мне точку опоры, я переверну мир».
А конструкция природы такова, что она не любит, когда ее обыгрывают: мир
перевернуть можно, подобрав нужные моменты рычага, однако надо проиграть в
пути и во времени хода длинного рычага столько, что практически победа будет
бесполезной. Это элементарный эпизод диалектики. Возьмем современный факт:
расщепление атомного ядра. То же самое. Настанет всемирный час, когда мы,
затратив на разрушение атома П — количество энергии, получим в результате П + 1
и этим убогим добавком будем так довольны,
потому что он, абсолютный выигрыш, получен в результате как бы искусственного
изменения самого принципа природы, т. е. диалектики. Природа держится замкнуто,
она способна работать лишь так на так, даже с надбавкой в свою пользу, а
техника напрягается сделать наоборот. Внешний мир защищен против нас
диалектикой. Поэтому, пусть это кажется парадоксом: диалектика природы есть
наибольшее сопротивление для техники и враг человечества. Техника задумана и
работает в опровержение или в смягчение диалектики. Удается ей пока это
скромно, и поэтому мир для нас добрым быть еще не может.
Одновременно
лишь диалектика является единственным нашим
наставником и средством против ранней, бессмысленной гибели в детском
наслаждении. Так же, как она же явилась силой, создавшей всю технику.
В
социологии, в любви, в глубине человека диалектика действует столь же неизменно. Мужчина, имевший десятилетнего сына, оставил
его с матерью, а сам женился на красавице. Ребенок затосковал по отцу и
терпеливо, неумело повесился. Грамм наслаждения на одном конце уравновесился
тонной могильной земли на другом. Отец взял с шеи ребенка бечеву и вскоре ушел
за ним вслед, в могилу. Он хотел упиться невинной красавицей, он любовь хотел
нести не как повинность с одной женой, а как удовольствие. Не упивайся — или
умирай.
Некоторые наивные
могут возразить: современный кризис производства опровергает такую точку
зрения. Ничего не опровергает. Представьте
сложнейшую арматуру общества современного империализма и фашизма,
истощающее измождение, уничтожение тамошнего человека, и станет ясно, за счет
чего достигнуто увеличение производительных сил. Самоистребление в фашизме,
война государств — есть потери высокого производства и отмщение за него.
Трагический узел разрубается, не разрешаясь. В классическом смысле трагедии
даже не получается. Мир без СССР несомненно уничтожился бы сам собою в течение
одного ближайшего века.
Трагедия
человека, вооруженного машиной и сердцем, и диалектикой
природы, должна разрешиться в нашей стране путем социализма. Но надо понимать,
что это задание очень серьезно. Древняя жизнь на «поверхности» природы еще
могла добывать себе необходимое из отходов и извержений стихийных сил и веществ.
Но мы лезем внутрь мира, а он давит нас в ответ с равнозначной силой.