|
|
|
Вопреки принятым стандартам Леонид САЛЯМОН*) ПУШКИН: «В НАДЕЖДЕ СЛАВЫ И ДОБРА...» «Пушкин не мог быть ничьим слугою». «Стансы» («В надежде славы и добра») опубликованы в январе 1828 года. Но осуждать их стали ещё до появления в печати. Поэт Н. М. Языков 20 ноября 1827 г. благодарил брата: «Письмо твое, с приложением.… пьес Пушкина, я получил с большим удовольствием, потому что мне давно хотелось знать, что именно написал наш Байрон к Государю... между нами будет сказано, что стансы его, <т.е. «В надежде славы и добра»; слишком холодны» [1]. Но это самый мягкий отклик современников на «Стансы». 10 января 1828 г. некто сообщает А.И.Михайловскому-Данилевскому сплетню: «Прилагаю вам стихи Пушкина, impromptu <экспромт> написанный автором в присутствие Государя, в кабинете Его Величества» и приводит несколько перевранный текст стихотворения [2]. «В обществе ходил весьма характерный слух, что Пушкин написал эти стихи «на заданную тему - в четверть часа» [3]. Друживший с Пушкиным поэт П.А. Катенин в 1828 г. написал балладу «Старая быль», содержавшую откровенный намек на царедворческую лесть Пушкина [4]. Александр Иванович Тургенев, друг поэта, огорчался: «...Пушкин написал стансы в 1827 году! В чем они видят Петра Великого? И зачем сравнивать бывших друзей сибирских с стрельцами? Стрельцы были запоздалые в век Петра: эта ли черта отличает бунт П<етер>бургский?» [5]. «Стансы» могли удивлять современников. Стихи вроде бы противоречили репутации поэта как поборника и певца СВОБОДЫ. В пушкинских текстах слово: «СВОБОДА» встречается более 150 раз. Еще в лицейски годы (1815) появилось послание: «К Лицинию» с завуалированным подзаголовком («С латинского»): «...Я сердцем *) Салямон Леонид Симеонович, участник войны, доктор медицинских наук, специалист в области экспериментальной медицины, соросовский профессор, в последние годы занялся психологией творчества и литературоведением, о чем опубликован целый ряд статей в различных органах печати, в т.ч. и в «Здравом смысле». римлянин, кипит в душе свобода...» (I, 112) [6]. Заключительный стих звучал подобно лозунгу: «Свободой Рим возрос - а рабством погублен» (I, 113). Это стихотворение Пушкин публиковал ещё два раза: в 1826 и в 1829 году. А многие из тех, кто не читал даже оду «Вольность», ходившую в списках (обнаружено таковых 60 экземпляров), знали, что Пушкин сослан за вольнодумство. И вот этот вольнодумец, который в письме приятелю сознавался, что «подсвистывал до самого гроба» (XIII, 258) Александру Благословенному, вдруг адресует стансы новому Императору, - царю, вступлению на престол коего ознаменовали пять виселиц и «...каторга 120 друзей, братьев, товарищей...» (ХШ, 291). Напомним, что стихи: «...Хочу воспеть Свободу миру, позволяли считать его если не декабристом, то поэтическим гласом декабризма. Благо, что поэт был тесно связан с этим кругом российской общественности, сочувствовал его устремлениям, искренне переживал за судьбу тех, кто пострадал, да и на встрече с Николаем I открыто заявил, что был бы с ними. И все же... Многоликость поэзии Пушкина, необычайная широта его творческих тем позволяют называть Пушкина «протеем» *). А самооценку своей поэтической отзывчивости он выразил в стихотворении «Эхо». Известно, что откликался он на множество волнующих событий: и личных, и гражданских, и злободневных, и исторических, и российских, и зарубежных. Поэтому мы далеки от того, чтобы наклеить универсальную этикетку, мол - «Пушкин поэт декабризма». Правда, «...в условиях русской жизни литература была единственным органом, где общество могло видеть выражение своих мыслей» [7]. А рупором либерального общественного движения, породившего «декабризм», был Пушкин. И.Д. Якушкин вспоминал встречу с поэтом в Каменке в 1820 г.: «Я...прочел его No l: «Ура! в Россию скачет / Кочующий деспот...», и он очень удивился, как я его знаю, а между тем все его ненапечатанные сочинения: «Деревня», «Кинжал»... и многие другие были не только всем известны, но в то время не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии, который не знал их наизусть» [8]. И.И. Пущин тоже писал, что все свободолюбивые стихи Пушкина: «...везде ходили по рукам, переписывались и читались наизусть» [9]. *) «протей м. изъ греческ. боговщины Нечто безпрърывно изменяющееся, принимающее различные виды, образы. // Родъ подземной водяной ящерицы близкой къ сирену» (буквальная цитата с сохранением орфографии из «Толковано словаря живаго Великорусская) языка Владимира Даля» изд. М.О.Вольфа, 1880). 154 При допросе декабристов имя Пушкина фигурировало БОЛЕЕ 25 (!) раз [10]. Оно возникало, когда его стихи находили в бумагах обвиняемого, а иногда в ответах на вопрос, который сегодня кажется странным: «откуда заимствовали вы свободный образ мыслей?». В ответах фигурировали имена Радищева, Рылеева и очень часто - Пушкина. Сошлемся на ответ 22-летнего мичмана Петра Бестужева: «Мысли свободные заронились... при выходе из корпуса,.. от чтения различных рукописей, каковы: «ОДА НА СВОБОДУ», «ДЕРЕВНЯ»,.. разные послания и проч[ие], за которые пострадал знаменитый (в других родах) поэт наш А. Пушкин...» [11]. А тут - «Стансы» царю, заслужившему позже прозвище Николая-Палкина. Удивляться могли и те, кто знал опубликованное в 1819 г. программное стихотворение Пушкина: «Ответ на вызов написать стихи в честь Её Императорского Величества Государыни Императрицы Елисаветы Алексеевны» [12]: На лире скромной, благородной Земных богов я не хвалил И силе в гордости свободной Кадилом лести не кадил. Свободу лишь учася славить, Стихами жертвуя лишь ей, Я не рожден Царей забавить Стыдливой Музою моей...». При этом далеко не все обратили внимание на то, что поэт, отвергая лесть [13], ОТСТАИВАЕТ ПРАВО воспевать общепризнанную ДОБРОДЕТЕЛЬ: ... Я пел на троне добродетель с её приветною красой. Любовь и тайная Свобода И неподкупный голос мой Был эхо русского народа (II, 65). Это его право: «Поэт казнит, поэт венчает» (II, 326). Но воспевать «добродетели» Николая I оснований, вроде, не было! Иначе думал В.Г.Белинский. В 1844 г. он высоко оценил «Стансы» и подчеркнул два их достоинства: образ Петра и «... в связи с ним... поэтическое пророчество, так чудно и вполне сбывшееся, о блаженстве наших дней» (выделено мною. - Л.С. ) [14]. Но здесь льстит Николаю-Палкину не Пушкин, а Белинский! О каком «блаженстве наших дней» можно было писать в 1844 году? Ни единой похвалы императору, ни одного лестного слова ему в «Стансах» найти нельзя. Их нет! Вспомним: «Я не рожден царей забавить...». Это сказано в 1818 году, а в 1830 г. Пушкин подчеркнул: «Sh<ake>speare, Гете, W.<S.<cott> не имеют холопского пристрастии к королям и героям» (XII, 195). В стихах есть лишь пожелание,императив - «БУДЬ!». СТАНСЫ В надежде славы и добра Похвалы В.Г. Белинского не изменили отношения к «Стансам» ни современников, ни следующих поколений. Младший современник Пушкина, поклонник его творчества, человек высочайших моральных достоинств, поэт Н.П.Огарев в 1857-58 годах написал стихотворение:«Стансы Пушкина 1826 (Анненкову)», резко осуждающее это произведение: Мой друг, я «Стансы» прочитал, Но все же с ними не согласен. Их тайный смысл, не только мая, Но также гадок и опасен... [15]. Н. О. Лернер в 1910г. завершил критику «Стансов» мнением Льва Толстого: «Разве может привлекать сердца тот, кто казнит? - нет. Пушкин очень часто увлекался красотой силы и в те моменты совершенно забывал про красоту добра. Тем Пушкин в моих глазах грешен, даже очень грешен (La Semaine Littéraire, 1909 г.)» [16]. 156 А может быть, взгляды Пушкина после 14 декабря изменились? «Время изменяет человека.., - писал он, - Глупец один не изменяется, ибо время не приносит ему развития, а опыта для него не существует» (XII, 34). Ведь такое было - он уже «менялся». В 1821-23 годах Пушкин пережил духовный кризис. О переломе своих гражданских взглядов он писал А.И. Тургеневу 1 декабря 1823 года, привел отрывки оды «Наполеон», а заключительные стихи: «Хвала? ты русскому народу объяснял так: «Эта строфа ныне не имеет смысла, но она написана в начале 1821 года - впрочем это мой последний либеральный бред, я закаялся и написал на днях подражание басне умеренного демократа. И.<исуса> Х.<риста;, (XIII., 79): Свободы сеятель пустынный, Паситесь мирные народы! К чему стадам дары свободы? Горечь порождена не равнодушием к свободе, а болью за судьбы бесправных народов и сознанием бесплодности «либерального бреда». «Разочарованный трибун вырастает в мудрого, внутренне-свободного гражданина» [17]. Пушкин не отвернулся от проблемы СВОБОДЫ (и личной, и гражданской). 24 сентября 1824 г. он закончил стихи: «Разговор книгопродавца с поэтом»: «КНИГОПРОДАВЕЦ... Теперь, оставя шумный свет, / И Муз, и ветреную моду, / что ж изберете вы ?/ ПОЭТ. Свободу» (II, 329). Последнее слово: «СВОБОДА», - звучит, как декларация! Летом 1825 г. Пушкин создал историческую элегию «Андрей Шенье», где взаимоотношения вольнолюбивого Шенье с гражданскими событиями имеют биографический оттенок (Шенье в темнице — Пушкин в ссылке). Ожидая казни, Шенье продолжает воспевать свободу. 157 ... От пелены предрассуждений Оковы падали. Закон, И мы воскликнули: БЛАЖЕНСТВО! Где вольность и закон? Над нами Но ты, священная свобода, Так же, как кровавые события французской революции не изменили отношения Шенье к «СВОБОДЕ», так и трагический опыт 14 декабря и расправы над «друзьями, братьями, товарищами» не изменили .гражданских взглядов Пушкина. «Стансы» («В надежде славы и добра») написаны 22 декабря 1826 года. До этого, 13 декабря, поэт кончил послание на каторгу И.И.Пущину («Мой первый друг, мой друг бесценный») (III, 39), а в конце декабря или в первые дни января 1827 г. создал: Во глубине сибирских руд Храните гордое терпенье, Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье... Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут - и свобода Вас примет радостно у входа, И братья меч вам отдадут (III, 49). Мысли о «друзьях, братьях, товарищах» не покидали Пушкина. В эти же дни он настойчиво напоминает П.А.Плетневу о необходимости оплатить литературный долг вдове казненного Рылеева (XIII, 316, 318) и матери сосланного Бестужева [18]. Согласимся с мнением Анны Ахматовой: «Мысли о декабристах,.. неотступно преследовали Пушкина... Пушкину не надо было их вспоминать: он просто их не забывал, ни живых, ни мертвых» [19]. Этому есть подтверждения. Иначе в годовщину казни декабристов не появилось бы стихотворение «Арион» (III., 335), иначе бы в стихах: «19 октября 1827» не было его приветствия: «Бог помочь вам, друзья мои / И в бурях, и в житейском горе, / В краю чужом, в пустынном море, / И в мрачных пропастях земли!» (III, 80); не было бы иначе стихов о декабристах в отрывках так называемой 10-й главы «Евгения Онегина» (VI, 523-526), и Пушкин не читал бы их П.А.Вяземскому в декабре 158 1830 г., а А.И. Тургеневу - в декабре 1831 г.; иначе не оказалось бы в 1829 г. внутри черновых набросков «Воспоминания в Царском Селе» неожиданной пометки «14 декабря» (III, 777), а в 1835 г. такой же пометкив тетради «История Петра» (X, 482) и т.д. [20]. Только в 1881 году В. Стоюнин обратил внимание на то, что «Стансы» («В надежде славы и добра») написаны царю с целью заступничества за декабристов [21]. Подтверждением этому служит черновой набросок на клочке бумаги, найденной после смерти Пушкина. Вот его начало: Во всем будь пращуру подобен Как он решителен и тверд, Первые же стихи «Стансов» содержат ту главную мысль, ради которой они созданы, и которые потом Пушкин перенес в заключительную и ударную строфу! Напоминание венценосцу (или наследнику) о его высоком родстве с Петром I - не ново; это вековая традиция [22]. В 20 поздравительных одах Ломоносова, посвященных: Анне Иоанновне, несчастному Ивану Антоновичу, Елизавете Петровне, Петру Федоровичу, Екатерине Алексеевне и Павлу Петровичу, имя Петра Великого упоминается более 50 раз! [23]. Помимо лести, оды часто содержали также надежды в форме гражданских пожеланий монарху. Так, по случаю рождения Александра I в 1779 г. Державин написал оду «На рождение порфирородного отрока»: ...Гении к нему слетели Дар рожденному принес... ………………………………. Но последний, добродетель Через четверть века К.Ф. Рылеев, повторяя такого рода пожелание к пятилетию наследника (будущего императора Александра II), написал «ВИДЕНИЕ» («Оду на день тезоименитства Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Николаевича. 30 августа 1823 года). Суть видения: над Петроградом появилась тень Екатерины: 159 «Царица тихо ниспускалась, Далее следует большой монолог - советы и наставления духу, которых последняя строфа звучит императивно: Старайся дух постигнуть века, У Рылеева повторное «БУДЬ» звучит более императивно и назидательно, чем в «Стансах» Пушкина. Но никто не посмеет назвать Рылеева льстецом! А Пушкин - дело другое. Каждое его слово привлекало внимание. Он жил как бы под увеличительным стеклом. А какие его произведения миновали критики? Инерция прежних мнений оказалась живучей. Критическое отношение к «Стансам» продолжалось. Можно игнорировать позорную .«Нелегальную брошюру саратовской социал-демократической группы к пушкинскому юбилею 1899 г.», в которой сказано: «Пушкин не был никогда другом народа, а был другом царя, дворянства и буржуазии: он льстил им, угождал их развратным вкусам...» [26]. Но этой невежественной инвективе созвучны утверждения «марксистской» пушкинистики..В подготовленном к 100-летию гибели Пушкина и превосходно изданном томе «Литературного наследства» можно прочесть: «Момент классовых разногласий Пушкиным... обойден» [27],.. Пушкин сбился с пути», его «лакейство проникает глубже...», чем «...у Гете и Гегеля...» [28]. А.В.Луначарский прощал: «Известные черты сервилизма, шедшие под пару камер-юнкерскому мундиру... Тем не менее трагедия приспособленчества... накладывала на весь облик и творчество Пушкина очень определенные тени» [29]. А в 1962 г. известный пушкинист Б.С.Лейлах был менее снисходителен: «Стансы» несомненно явились трагической ошибкой поэта, и никакие ссылки комментаторов на строфу, где действительно содержится осторожный намек на необходимость смягчение участи декабристов, этой исторической ошибки оправдать не могут» [30]. Теперь обратимся к профессиональной критике, свободной от коммунистического диктата и «классового» косоглазия. Сошлемся на лучшее дореволюционное собрание сочинений Пушкина (под ред. С.А.Венгерова, изд. Брокгауза и Ефрона). «Стансы» в 1910 г. комментировализвестный пушкинист Н.О.Лернер. Он описал историю публикации «Стансов», привел мнение Белинского и оценил произведение 160 так: «На эту пьесу приходится смотреть как на один из первых и самых .решительных шагов Пушкина по пути компромисса; нужно было основательно забыть историю и слишком удалиться из окружающей действительности в область благих пожеланий, чтобы ставить в пример Николаю Павловичу то «непамятозлобие», которым Петр Великий... не отличался в качестве государственного деятеля, проявляя его разве в своей частной жизни, в личных отношениях. Величайшей же бестактностью и даже, более того, - гражданским грехом было весьма прозрачное сравнение декабрьского дела с стрелецким бунтом... Правда, .поэт обращался к создаваемому его воображением идеальному «образу и подобию» самодержавного царя с призывом: «будь памятью незлобен», но торжествующая власть не могла не почерпнуть в этом восторженном гимне уверенности в своей правоте, так как Пушкин, всецело отдавая победителю свое гражданское и нравственное чувство, резко .осудил ту общественную силу, которая потерпела поражение 14-го декабря, и, только повинуясь голосу сердца, просил победителя пожалеть побежденных» [16]. Но ведь Пушкин НЕ «осудил общественную силу», потерпевшую поражение 14 декабря. И нельзя без улыбки читать о том, что он .«основательно забыл историю». НАОБОРОТ! Пушкин оглядывал историю Родины так дальнозорко, что царство Николая было для него лишь её частным эпизодом. Взгляды на развитие России он изложил в наброске, именуемом <3аметки по Русской истории XVIII. века> (будем кратко называть их «Заметками»): «По смерти Петра движение, переданное сильным человеком, все еще продолжалось в огромных составах государства преобразованного. Связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; ... Новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, час от часу привыкало к выгодам просвещения... Ничтожные наследники северного исполина, изумленные блеском его величия,.. подражали ему во всем, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом действия правительства были выше собственной его образованности, и добро производилось ненарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе» (к этой фразе подстрочное примечание Пушкина: «Доказательством тому царствование безграмотной ЕкатериныI, кровавого злодея Бирона и сладострастной Елизаветы»). «Петр I не страшился народной Свободы, неминуемого следствия просвещения» выделено мною. - .Л. С. (XI, 14). Текст «Заметок» - ПЕРВЫЙ прозаический опыт публицистики - создан поэтом именно в период перелома его гражданских взглядов и связан с глубоким интересом к истории России. «Заметки» датированы 2 августа 1822 г., т.е. более, чем за 5 лет до «Стансов». Вывод, о том, что преобразование России, начатое Петром, продолжалось «НЕНАРОЧНО», независимо от воли его «НИЧТОЖНЫХ НАСЛЕДНИКОВ», 161 оказался устойчивым. Тогда, в 1822 г. «НИЧТОЖНЫМ НАСЛЕДНИКОМ» был Александр I. Но через 11-12 лет, уже при Николае I (в 1833-34 г.), т.е. при другом «НИЧТОЖНОМ НАСЛЕДНИКЕ», Пушкин повторяет: «...европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы. Петр не успел довершить начатое им... Он умер, но движение, преданное мощною его рукою,.. продолжалось в огромных составах государства <...>; Наследники Великого пошли суеверно по его следам» ( XI, 497-498). Глубокий исторический вывод, возникший в 1822 г. и подтвержденный в 1833-м, должен был определять мысли Пушкина и в 1826 году. ЛИЧНОСТЬ ВЕНЦЕНОСЦА НЕ МОЖЕТ ОСТАНОВИТЬ РАЗВИТИЕ РОССИИ, НАЧАТОЕ ПЕТРОМ! На этом, по нашему мнению, и основаны его «НАДЕЖДЫ СЛАВЫ И ДОБРА»! «Стансы» в поэтической форме содержат многие мысли <3аметок; 1822 г.: «ЗАМЕТКИ» «СТАНСЫ» «Отечественные таланты... «... правдой он привлек сердца» «Новое поколение,.. - час от часу более привыкало - к выгодам просвещения». - «Он нравы укротил наукой...» -«Петр I - не страшился «Самодержавною рукой
-«История представляет «И был от буйного стрельца Если в одах Державина или Рылеева благополучие Родины могло зависеть исключительно от ПЕРСОНАЛЬНЫХ ДОСТОИНСТВ венценосца, то надежды Пушкина основаны на понимании движения России, где ПРОСВЕЩЕНИЕ, СВЯЗАННОЕ СО СВОБОДОЙ, разрасталось, несмотря на возникавшие препоны, вызванные безграмотными или кровавыми властителями страны. Гуманный пафос этих стихов теперь очевиден. Убедительно показал это в 1934 г. Б. В. Томашевский [31], и сомнений здесь больше нет [32]. Приведем еще дополнительный довод, позволяющий подозревать: Пушкин ожидал, что император обратит внимание на «Стансы» и то- 162 гда... Разрешение на их публикацию было подписано императором именно 22 августа 1827 г., т.е. в годовщину коронации Николая I. Случайно ли это? В такие дни августейший был склонен даровать милости [33]. Томашевский замечает, что программа просвещения не конкретизирована. Однако в «Заметках» 1822 г. сказано: «Новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, час от часу привыкало к выгодам просвещения...», а в 1933 г.: «...европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы» (выделено мною, (Л.С.). Интерес и любовь к европейской культуре не препятствовали патриотизму Пушкина: «...я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя, - писал он П.Я.Чаадаеву в 1836 году, - как литератора – меня раздражают, как человек с предрассудками - я оскорблен, - но, клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество...» .(XVI, 393; ориг. по-франц.). Гуманизм - общечеловеческая отзывчивость, НЕ ИСКЛЮЧАЕТ, А ВКЛЮЧАЕТ уважение к родной культуре и служение отечеству. И великий пример этому - ВЕЛИКИЙ ПУШКИН ! В последней прозаической повести Пушкин нам завещал: «Молодой человек! если записки мои попадут в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений» (VIII, 718-719). Не мог Пушкин одобрять кровавые потрясения. Он отвергал революцию: без брани и насмешки, а в форме мудрого исторического обобщения: «Средства, которыми достигается революция недостаточны для ее закрепления» ( XII, 205; ориг. по-франц.). Не одобрял он и нашу экспансию на Кавказе: «Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены» (VIII, 449). А национальную ненависть и кровную месть осудил Пушкин в поэме <Тазит; (V, 69-79). Надежды славы и добра! Разве сегодня нам это чуждо? Разве мы не живем надежами на славное и доброе будущее нашей Родины? Не цепляемся за эти надежды, не ищем их, не стремимся содействовать благу Родины, в независящих от нас потрясениях. И жаль, что, в отличие от Пушкина, не можем мы уверенна повторить: «ВПЕРЕД ГЛЯЖУ Я БЕЗ БОЯЗНИ». 163 ПРИМЕЧАНИЯ1. Языковский архив. СПб. 1913. Вып.1. С. 343. 2. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина в 4-х томах. Т.2. М. 1999. С. 338. 3. Русская Старина. 1890. Декабрь. Сс. 747-748. 4. Ю.Н.Тынянов. Пушкин и его современники. М., 1968. С. 73-84. 5. М. И. Гиллельсон. А.И.Тургенев и его лит. наследство // А.И.Тургенев. Хроника русского. Дневники (1825-1826). М.; Л. 1964. С. 467. 6. Здесь и ниже Пушкин цитируется по Поли. собр. соч. в 16 тт. М.; Л. 1937-1949; римская цифра обозначает том, а арабская - страницу. 7. А. Н. Пыпин. История русск. лит. Т. IV. Изд. 2-е. СПб., 1903. С. 398. 8. И. Д. Якушкин // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. СПб, 1998. С. 357. 9. И. И. Пущин. Записки о Пушкине. Письма. М., 1979. С. 63. 10. См.: Восстание декабристов. Документы. М.; Л, 1925-1984. Т. I-XVIII; а также Н. Эйдельман. Пушкин и декабристы. М., 1979. Глава X 11. Восстание декабристов. Т. XIV С. 326. (Среди ссылок Н. Я. Эйдельмана на показания декабристов этой цитаты нет). 12. Стихи, посвященные вызывавшей уважение, оставленной жене Александра I, имеют и другое название: «К Н. Я. Плюсковой». 13. Активный отказ от лести подтверждают вычеркнутые из черновика наброски. После стиха: «Кадилом лести не кадил...» было: «Я говорил - пускай Де<ржавин>. Пускай Жук<овский>... Я не игрушка...» .(II., 545). 14. В. Г. Белинский. Собр. соч. в 3-х тт. Т. Ш. М., 1948. С. 414. См. также примеч. № 349. на С. 830, где слова «блаженство наших дней» объясняют не искренним мнением Белинского, а его «уступкой цензуре». 15. Н. О. Огарев. Стихотворения и поэмы. Л., 1956. С. 272. 16. Н. О. Лернер. Пушкин. Под ред. С.А.Венгерова. СПб., 1910. Т. .IV. С. XXII. 17. Б.В.Никольский. Поэт и читатель в лирике Пушкина. СПб., 1899. С. 44. Анализ этого творческого периода Пушкина см.: 0.0pt'>Б. В. Томашевский. Пушкин. Книга первая. М., 1956. С. 548 и далее. Вкратце см. Л.С.Салямон // Здравый смысл. Специальный выпуск. 1999. Апрель. С. 81-82. 18. Пушкин. Письма. Т. 1. 1815-1825. М.; Л., 1826. С. 433; Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина в четырех томах. Т. 2. М., 1999. С. 216; А. Чернов. Скорбный остров Гоноропуло. М., 1990. С. 31-33. 19. Анна Ахматова. О Пушкине. Л., 1977. С. 152. 20. См.: Л. С. Салямон. О мотивах переложения Пушкиным оды Горация «Exegi monumentum». Новое литературное обозрение. 1997. № 26. С. 142. 21. В. Стоюнин. Пушкин. СПб., 1881. С. 294. 164 22. Имя Петра фигурирует в многочисленных поздравительных одах: А. М. Сумарокова, Н. Н. Поповского, Ф. Я. Козельского, И. С. Баркова и др. 23. Поздравительные оды Ломоносова дали повод обвинять его в лести. Но оды его пропагандировали и новый для русской поэзии четырехстопный ямб. Одновременно Ломоносов «экспериментировал», варьировал в 10-строчной строфе систему рифм. Из 8 первых вариантов он выбрал один, которым затем написал 13 од. Этой формой позже пользовались: Сумароков, Радищев, Державин, Крылов, Дмитриев, Муравьев (см.: Л.С.Салямон. О динамике четырехстопного ямба в поэзии Ломоносова. Тез. докл. междунар. научн. конф. Эйхенбаумовские чтения. Сент. 1998., Воронеж. Стр. 59-61). 24. Г. Р. Державин. Стихотворения. Л., 1957. С. 87-89. В стихах Пушкина, рисующих Александра 1: «Он человек! Им властвует мгновенье. / Он раб молвы, сомнений и страстей...» (II, 428), можно усмотреть отклик-полемику с пожеланиями Державина: «Будь страстей твоих владетель, / Будь на троне человек!». 25. К. Ф. Рылеев. Полн. собр. соч. Л., 1971. С. 88-90. 26. Лит. наследство. Т. 16-18. М, 1934. С. 1048. А в этом томе, посвященном Пушкину, И. В. Сергиевский утверждает, что пушкинистика является «цитаделью научной реакции...», которая совсем еще недавно служила «трибуной для более или менее откровенной контрреволюционной пропаганды и по сие время во многом» остается «тихой заводью, в которой успешно прячутся от... современности, те, кому это нужно» (С. 113). Идеологические обвинения обернулись затем административным и уголовным преследованием и уничтожением видных пушкинистов и не только их (см. В. И. Иванов-Разумник. Писательские судьбы. Тюрьмы и ссылки. М., 2000). 27. А. Цейтлин. Наследство Пушкина. Там же. С. 32. 28. Д. Мирский. Проблема Пушкина. Там же. С. 101. 29. А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 6 тт. Т. 1. М., 1936. С. 45. 30. Б. С. Мейлах. Историческое мышление Пушкина как творческий процесс. М.; Л., 1962. С. 160. 31. Б. В. Томашевский. Из пушкинских рукописей. Лит. наследство. Т. 16-18. М., 1934. С. 303-304. 32. Ссылки на то, что «Стансы» («В надежде славы и добра») написаны с целью облегчить участь декабристов, обычно сопровождаются упоминанием стихотворения: «Пир Петра Первого», опубликованного в 1836 г., якобы, с той же целью. Сопоставление ошибочно. Смысл и пафос стихотв. «Пир Петра Первого» принципиально отличен от «Стансов». См. примеч. 21. С. 143-144. 33. См. примеч. 20. С. 128. 165 |
|
© (составление) libelli.ru 2003-2020 |