Излив более десятка страниц дистиллированной воды в статье "Бог в помощь!" (Здравый смысл, 1 (18), 2000/2001), ее автор наконец высказал, какие, собственно, претензии по существу дела он имеет к новому русскому атеизму:

"Думается, что философ, который (подобно Гегелю) начисто лишен религиозного суеверия, но исследует точки соприкосновения веры и философии, может заметить, что способность материи к структурированию вездесуща, всемогуща и т. д. На этом основании он может использовать в качестве рабочего термина не "божественное начало", а еще более краткий термин "бог"... За пределами религиозного суеверия, представляющего бога как бородатого старика, восседающего на облаках, слово "бог" - это всего лишь термин, в чем-то удачный, в чем-то нет, как любой другой термин. Надо "переводить" его с языка автора на язык, привычный для атеиста. Итак, главный недостаток запомнившегося многим научного атеизма - в однобоком понимании религии как порождения невежества людей. Религия возникла как важнейший психологический механизм, который выполняет компенсаторную функцию, содействуя преодолению неуверенности в своих силах (без бога не до порога, а с богом хоть за море). Поэтому гуманистический атеизм борется не с верой, а с суеверием, оболванивающим людей, направляющим их на неразумные антигуманные акции".

Что такое "способность материи к структурированию" и с какой такой стати эта способность "вездесуща, всемогуща и т. д."? Возьмем, к примеру, воду. С химической точки зрения, лед, жидкость, пар - абсолютно одно и то же вещество, а с физической это три разных его состояния, определяемые конкретными внешними воздействиями. Что, сама вода "придумала", во что она должна превращаться при понижении/повышении температуры до определенных уровней? Ничего она не "придумала" и "придумывать" не могла. Никакой такого рода "способности к структурированию" у нее нет, никогда не было и быть не может. Это химики, физики и прочие естествоиспытатели подобрали методом научных исследований соответствующие определения для соответствующих состояний соответствующих материальных тел. Поэтому с последовательно материалистической точки зрения в данном случае правильно говорить об универсальных колоссальных способностях разума изучать природу.

Но Перуанскому очень хотелось сделать религии комплимент, защитить ее от "нападок" "воинствующих безбожников", найдя у нее хоть что-нибудь положительное. С исторической точки зрения у религии, вероятно, было когда-то что-то позитивное, но теперь, применительно к настоящему, это уже абсолютно не актуально, а наоборот, архаизм. Если уже выражаться прямо, то автору статьи очень не хочется социальных эксцессов, возникающих на почве революционной (в самом широком смысле этого слова) нетерпимости.

Скажем, если открыл ученый новое явление, в очередной раз подрывающее почву под религией, то ему, по мнению Перуанского, лучше не называть вещи прямо своими именами, а с какого-нибудь боку приклепать сюда, как к телеге пятое колесо, "божественное присутствие". В таком случае и пиетет перед религиозной верой будет соблюден, и открытие будет артикулировано. А если так не поступать, то разыграются жуткие страсти-мордасти, "неразумные антигуманные акции".

Но что такое невежество? Это неведение чего-то. Религиозная вера, по признанию самого же автора статьи, занимает место там, где еще недостаточно хорошо прошлись ученые. А в тех местах, которые они основательно осветили светом разума, религии остается просто нечего делать. Следовательно, господин Перуанский ошибается, а господин Вязовский прав. Что же касается смягчения страстей, возникающих при инновациях, то разве одна религиозная вера на это способна? Да и способна ли она вообще на это, если подумать еще?

Ведь всякая вера имеет три градации. Легкая, поверхностная вера, которую автор статьи не приветствует, между прочим, служит психологическим компенсатором сильнее всего. Это именно тот самый случай, о котором говорят: "Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало" - легкая, в сущности, невинная блажь. "Нормальная", "средняя" вера, или типичное явление. Уж если кому-то с чем-то бороться, то ясное дело, с типичными проявлениями. И, разумеется, в самую первую очередь, с религиозным фанатизмом, который именно, а вовсе никакие не суеверия, и выступает "первичным двигателем", толкающим людей "на неразумные антигуманные акции".

Поэтому борьба за гуманизацию нашего общества практически как раз и сводится, в огромной подавляющей своей части, к борьбе с религиозным фанатизмом, а не с суевериями, многие из которых, если разобраться, скорее безобидны и полезны, как психологические компенсаторы, чем вредны. Например, легкое, несерьезное увлечение буддизмом может основательно вовлечь иного молодого человека в пацифистское движение. Блажь пройдет, полезное для общества останется. Но религиозный фанатик - однозначно социально опасный тип, и крайне опасен случай "нормальной" веры (когда человек верит "как все"). Это однообразно мыслящая масса, стадо баранов, нерассуждающе послушных любым распоряжениям пастуха...