405

II

По словам г. Мережковского, общая метафизическая исход­ная точка интеллигента и босяка сводится к механическому миро­созерцанию, т. е. к «утверждению, как единственно реального, того мирового порядка, который отрицает абсолютную свободу и абсолютное бытие человеческой личности в боге и который де­лает из человека «фортепианную клавишу или органный штиф­тик слепых сил природы». В подтверждение этого он ссылается на уже цитированные мною (во второй статье) рассуждения одного из босяков Горького: «Существуют законы и силы. Как можно им противиться, ежели у нас все орудия в уме нашем, а он тоже подлежит законам и силам? Очень просто. Значит, живи и не кобенься, а то сейчас же разрушит в прах сила». На вопрос своего собеседника: «Значит, человеку некуда податься?» — босяк с несокрушимой уверенностью отвечает: «Ни на вершок! Никому ничего не известно... Тьма!» ² И этот его ответ представляется г. Мережковскому как две капли воды похожим на тот окончательный вывод, к которому приходит «механическое миросозерцание». Он говорит: «Это ведь и есть научное — ignoramus, не знаем, — спустившееся до босяцкого «дна». И здесь, «на дне», оно будет иметь точно такие же послед­ствия, как там, на интеллигентской поверхности» ³. Но, говоря это, г. Мережковский — разумеется, совершенно бессознатель­но — показывает не то, что «научное ignoramus» совпадает с рас­суждениями босяка, а то, что он сам — босяк в вопросах этого рода.

406

Люди, трудами которых создавались элементы «механиче­ского миросозерцания», т. е. естествоиспытатели, очень часто были совершенно беззаботны насчет философии. И поскольку они были беззаботны на ее счет, постольку они совершенно не интересовались вопросами о том, как относится понятие о человеческой свободе к понятию о естественной необходимости. Но поскольку они интересовались философией и поскольку они занимались .вопросом о взаимном отношении названных мною понятий, постольку они приходили к выводам, не имеющим ни­чего общего с разглагольствовавшими несчастного горьковского пропойцы. Знаменитое ignoramus — вернее, ignorabimus * — Дюбуа-Реймона относится к вопросу о том, почему колебания известным образом организованной материи сопровождаются так называемыми психическими явлениями. И то обстоятель­ство, что наука лишена возможности найти ответы на подобные вопросы, еще не дает г. Мережковскому ни малейшего права приписывать ее мыслящим, т. е. философски развитым, пред­ставителям нелепое противопоставление «человека» силам при­роды. Современным естествоиспытателям достаточно было ус­воить себе приобретения классического немецкого идеализма, т. е. выводы Шеллинга и Гегеля, чтобы смотреть на такое про­тивопоставление, как на один из самых ярких образчиков са­мого ребяческого вздора. Уже со времен Бэкона и Декарта есте­ствоиспытатели смотрели на человека, как на возможного господина природы: tantum possumus quantum scimus (столько можем, сколько знаем). И это измерение власти человека над природой объемом знания ее законов, как небо от земли, далеко от того «некуда податься», которое г. Мережковский навязывает науке в качестве ее окончательного вывода. И тот факт, что г. Мережковский мог навязать науке этот смешной вывод, еще раз показывает нам, как велико несоответствие между его теоретическими претензиями и теми теоретическими средствами, которыми он располагает.

Г-н Мережковский думает, что всякий сторонник «механи­ческого миросозерцания» должен смотреть на человека, как на «фортепианную клавишу» или «органный штифтик» слепых сил природы. Это пустяки. Но пустяки тоже являются не без причины. Почему же придумал свои пустяки наш «глубоко культурный» автор? Потому, что он не может отделаться от точки зрения анимизма.

* [не знаем — вернее, не узнаем]

734

К стр. 405

² Цитата из рассказа Горького «Тоска» (М. Горький, Собрание сочи­нений, т. 2, стр. 291).

³ См. Д. Мережковский, Грядущий хам, 1906, стр. 61.