Гибайдулина Р. Г.

НОВОЕ СЕКТАНТСТВО КАК ПРОБЛЕМА РЕЛИГИЕВЕДЕНИЯ

Р. Г. Гибайдулина

Выход справочного пособия по современному сектантству диктуется назревшими задачами атеистического просвещения в нашей стране.

Долгое время наши ученые и пропагандисты по привычке ограничивались критикой давно сформировавшихся вероисповеданий, исходя из догматической предпосылки о невозможности возникновения новых религиозных движений на почве социализма. Действительность, увы, опровергла эти поверхностные прогнозы и начетнические иллюзии. Умирание религии как типа общественного сознания отнюдь не исключает возможности резких вспышек как индивидуальной, так и коллективной религиозности, особенно на фоне новых, острых проблем социально-исторического развития. Закат религии может сопровождаться особенно причудливой игрой красок, оттенков, нарождением самых фантастических и амбициозных идей, утрачивающих связь с действительностью.

С середины 1970-х годов Институт атеизма провел ряд исследований и экспедиций, которые отличались от сложившегося ранее стереотипа рядом особенностей:

1. Обследованию подвергались преимущественно явления индивидуальной и так называемой "нетрадиционной" религиозности - тогда как предыдущие экспедиции собирали данные по мировым религиям и традиционным сектам, представленным в нашей стране.

2. Обследование проводилось преимущественно в крупных городах, со значительной долей научно-технической и гуманитарно-художественной интеллигенции в их населении. Анкета была составлена в расчете на высшее или полное среднее образование опрашиваемых лиц.

3. Обследование распространялось не только на верующих, но - выборочно - на разные слои интеллигенции, с целью выявить приоритетные жизненные и философско-этические установки, взгляды на соотношение веры и знания, веры и нравственности, веры и искусства. Если предыдущие экспедиции, установив конфессиональную принадлежность верующего, выясняли затем его профессиональную принадлежность, то здесь мы шли от обратного: как представители определенных профессий, творческих и научных коллективов самоопределяются в отношении к религиозной вере.

В результате трех экспедиций (1975, 1979 и 1983 годов) в нашем распоряжении оказались многочисленные документы и материалы: 1) рукописи, принадлежащие перу самих верующих или распространяемые в их среде, - статьи, проповеди, манифесты, целые трактаты и сборники; 2) выписки, сделанные нами из тех сочинений, которые верующие почему-либо не могли или не хотели передать в наше распоряжение; 3) письменные ответы на вопросы анкеты; 4) магнитофонные записи бесед. Следует отметить, что большинство верующих охотно беседовали с нами, откровенно делились своими воззрениями, но, как правило, просили - в случае публикации материалов - не оглашать их имен: просьба, которую мы выполняем.

Картина, которая нарисовалась перед нами в результате проведенных исследований, оказалась неординарной. Выявилось много новых понятий, идей, концепций, терминов, никогда ранее не зарегистрированных специалистами по истории религии.

Сектантство в нашей стране имеет длительную многовековую историю. В прошлом оно нередко являлось формой социального протеста народных масс, особенно крестьянства, против эксплуататорского гнета и засилья крепостников, против монополии православной церкви. Однако это не означает, что сектантские идеи не могут находить питательной среды в социалистическом обществе: сам кризис религиозного сознания заставляет искать выход в нетрадиционных формах религии.

До сих пор было принято выделять два этапа в становлении русского сектантства. В дореформенное время были распространены так называемые "старорусские" секты, уходившие своими корнями в феодальную старину, в ХУ11 - Х1Х века: христоверы, духоборцы, молокане, хлысты, скопцы и др. В дальнейшем они почти не сохранились и не пользуются ныне сколь-нибудь заметным влиянием.

После реформы 1861 г. в России стали распространяться секты протестантского толка: баптистов, евангельских христиан, а позднее адвентистов, пятидесятников, свидетелей Иеговы. Их популярность, как и в эпоху зарождения западноевропейского протестантизма, объясняется бурным развитием в пореформенной России капиталистических отношений. До последнего времени эти объединения занимали доминирующее положение среди христианских сект в нашей стране.

Однако с середины 60-х годов ХХ века было зафиксировано возникновение нового типа сектантских образований, систематическое изучение которых, к сожалению, началось лишь спустя десятилетие, да и то не сразу стало эффективным. Выявилось наличие групп, формально слабо объединенных, исповедующих взгляды, которые в современном религиеведении принято называть "нетрадиционными". По преимуществу их учения носят синкретический характер, эклектически соединяя элементы разных религий и философских систем, что дает основание также именовать их "постмодернистскими".

Важно отметить, что подавляющее большинство этих сект не имеет соответствия в тех нетрадиционных культах, которые с 1960-х годов получили распространение на Западе: "Движение Иисуса", "Харе Кришна", "Миссия божественного света", "Трансцендентальная медитация", "Объединенная церковь Муна" и др. Попытки внедрить у нас эти религиозные движения, возникшие в капиталистических странах, оказались, как правило, несостоятельными. Внешнее, крайне поверхностное увлечение ими незначительной части молодежи быстро сошло на нет под воздействием умело поставленной воспитательно-атеистической работы, а главным образом, в силу самих условий социалистической действительности. Эти заимствованные культовые движения не входят в область нашего рассмотрения, поскольку их идеология уже достаточно изучена и критически освещена в марксистской литературе на материале соответствующих западных вероучений. Иначе обстоит дело с так называемыми "самородными" (самозародившимися в нашей стране) сектами; хотя они, безусловно, не свободны от мистических поветрий, идущих с Запада и Востока, все-таки их учения следует признать достаточно самостоятельными и требующими отдельного рассмотрения.

Не относим мы к интересующему нас кругу сект и различного рода мистические умонастроения, связанные с ложными интерпретациями естественнонаучных фактов (парапсихологи, биополисты, экстрасенсы, энтузиасты НЛО и т. д.). Вокруг естественных наук всегда существовало огромное число всяких паразитирующих, псевдонаучных толкований и домыслов, опровержение которых входит в ведение конкретных научных дисциплин и в общую задачу формирования научного мировоззрения.

Материал, рассмотренный в данной книге, отграничен, таким образом, с одной стороны, от заимствованных, подражательных религиозных течений, с другой - от околонаучных и псевдонаучных теорий, подлежащих критике в соответствующих областях науки.

Какие же секты рассматриваются в этой книге? Уже сами названия их звучат экзотично: "кровосвятцы", "красноордынцы", "ковчежники", "домовитяне", "греховники", "доброверцы" и т. д. Однако в этом нет ничего удивительного - весьма причудливо звучали и названия старорусских сект: среди многочисленных толков и согласий мы находим " чадородящих" и "нечадородящих", "глухую" и "поющую нетовщину", "бегунов" ("скрытников"), "трясунов", "хлыстов" ("христосов"), "дырников", "немоляев", "никудышников" и пр.

Главная особенность нового сектантства, из которой выводятся все остальные, - это его возникновение в эпоху социализма и в среде массового атеизма. Поскольку еще не существует научной литературы, специально трактующей деятельность новейших сект, представляется целесообразным кратко охарактеризовать ряд особенностей, отличающих их от традиционного сектантства.

Прежде всего, новейшие секты, в отличие от традиционных, распространяются преимущественно не в сельской местности, а в больших городах, с уплотненной культурной и образовательной инфраструктурой. Как показали исследования, наиболее питательную почву нетрадиционные верования находят в среде специалистов со средним и высшим образованием. Отсюда - активная профессиональная ориентация новейших сект: они пытаются религиозно осмыслить и "освятить" деятельность человека как специалиста. "Человек воистину священнодействует, когда действует как мастер своего дела" - "афоризм" из рукописи Н. А. "О религиозно-профессиональных союзах". Именно специальность есть область наиболее интенсивного сектантского самосознания и самоопределения. Поэтому новейшие сектанты часто группируются по профессиональным признакам - разумеется, объединения такого рода могут включать и обыкновенных любителей, проявляющих интерес к данной профессии. Объединения сектантского типа создаются среди писателей, историков, медиков, физиков, пытающихся дать религиозную интерпретацию фактам в своей предметной области.

При этом догматы веры нередко составляются из профессиональных предписаний и запретов, включают набор специальных понятий, которые трактуются в религиозном духе. Так, для филологов приобретает особое значение культ "вочеловечившегося Слова": в законах языка они пытаются обнаружить действие "божественного интеллекта", "грамматику промысла". Для физиков особое значение приобретают категории "света", "энергии", интерпретацию которых они находят у "отцов церкви" и пытаются сопрячь с данными современной науки. Среди медиков обнаружилось особое движение "болесвятства", связанное со стремлением не просто вылечить больного, но "взять на себя" его боль, лично ему "соболезновать". Историки и писатели совершают экскурсы в прошлое своих народов с целью доказать их "богоносное" призвание.

Опросы, проведенные среди работников ряда научно-исследовательских и академических институтов показали, что многие из них, не разделяя традиционных религиозных воззрений и не примыкая ни к одной из существующих конфессий, тем не менее проявляют интерес, как они выражаются, к "тайне". Разумеется, никто не может запретить доктору физико-математических или филологических наук заниматься теоретическими изысканиями на самой границе тех дисциплин, в которых его можно признать компетентным, - а порой и за этими границами, в области "неведомого". Но нужно со всей ясностью отдать себе отчет, что уже на этой стадии может зарождаться опасная тенденция, ведущая к сектантству, к отрыву от большой науки, к перерождению самой ткани научного знания - в оккультное "тайноведение".

Вообще следует подчеркнуть, что феномен сектантства и шире, и уже религиозности. Религиозность может осуществлять себя в самых различных организационных и вероисповедных формах, из которых наиболее дробной, дискретной и подвижной считается секта. С другой стороны, сектантство может проявляться и вне религиозной сферы - в науке, искусстве, политике, хотя и здесь оно обладает потенциалом скрытой, "дремлющей" религиозности. К ней неизбежно ведет изолированность сектантства: научного - от большой науки, художественного - от большого искусства, политического - от большой политики. Вспомним, что именно у ликвидаторов, занимавших сектантскую, архилевую позицию в политической борьбе, возникли богостроительские настроения. Сектантское обособление ученых от мировой науки привело их в объятия мистицизма в нацистской Германии, где пользовались официальной поддержкой "арийская физика", "ледовая космогония". В конечном счете, все эти специальные "научные" или "политические" разновидности сектантства приходят к "общему знаменателю" - пополнению рядов религиозного сектантства.

Характерная особенность современного сектантства, определяемая возросшим образовательным уровнем, - это его книжность, обилие письменных источников. Если о протестантских сектах можно сказать словами Энгельса, что там каждый рядовой верующий становится священником, то среди новейших сектантов почти каждый считает себя "богословом" и пишет пространные вероучительные трактаты, теоретические рассуждения, проповеди и манифесты.

Среди сектантов распространяется огромное количество всяких самодельно сброшюрованных машинописных сочинений - так называемых "листков" или "подборок". Каждая из них, объемом от нескольких до многих десятков и даже сотен страниц, содержит тексты религиозно-философского, религиозно-публицистического, религиозно-художественного содержания, написанные в форме проповедей, инструкций, манифестов, эссе, трактатов, монографий, легенд, притчей, писем, протоколов и т. д. Обмен книжной информацией объединяет сектантов не меньше, чем прямое устное общение, а теоретические интересы не меньше и даже больше, чем совместная ритуальная практика, отходящая в таких условиях на второй план. Названные особенности дают основание ввести в теорию научного атеизма понятие книжного сектантства.

Понимание неосектантских текстов затрудняется также таким их неожиданным качеством, как пародийность. Не всегда можно определить, в прямом ли значении употребляется слово или это какой-то выверт, насмешка над сказанным. Между прямым значением слова и его религиозным смыслом все время проскальзывает какое-то несоответствие. Можно ли отнестись всерьез к "Инструкции по обмену взглядами" (секта "ликованцев" (1) ), следует ли принять ее к исполнению - или это пародия на ритуальное описание? "Поедание пищи есть акт смирения и склонения перед судьбой" (секта "пищесвятцев") - надо ли это воспринимать как заповедь или как шутку?

Невозможно ответить на эти вопросы однозначно - элементы самопародии и гротеска постоянно привносятся неосектантами в само существо религиозного мироощущения, о чем свидетельствует и широко используемый ими "цитатный" стиль проповеди. Если обычно проповедник использует цитаты из Священного писания или из других почитаемых источников, то неосектантские проповедники часто пользуются цитатами из своих собственных сочинений, приписывая их "для авторитетности" кому-то другому. "Все говоримое, - утверждают они, - есть только цитата, тогда как подлинное, изначальное "я" пребывает в молчании". Еще более обнажается этот момент цитатности и пародийности в письменных текстах, поскольку "текст продолжает говорить, когда написавший его уже молчит или говорит что-то другое" (В. З. "Молчащее Слово"). Для неосектантов эта цитатность и пародийность - способ обнажить присутствие другого, молчащего "Субъекта", т. е. самого "Создателя", который "молчит нашими устами" и заключает в кавычки все слова о себе. Так Христос не опровергал слов Пилата, а лишь прибавлял к ним "Ты говоришь", превращая речь о себе, т.е. "Боге", в цитату.

Следовательно, в неосектантстве мы сталкиваемся с таким уникальным явлением, как религиозный юмор, который прежде вообще не входил в поле научного исследования. Действительно, традиционное сектантство абсолютно серьезно и придает крайне торжественный и возвышенный статус всем религиозным высказываниям. Именно пародийность многих неосектантских текстов, как новое стилистическое качество, помешало разглядеть в них с самого начала вполне серьезное и небезопасное религиозное содержание. "Пародируется религия-объект, чтобы явил себя сам Субъект религии. Пародируется проповедь и превращается в объект, чтобы мог высказаться сам Субъект проповеди... .Ибо пародией убивается ложная серьезность, а цитатой - ложная субъективность. Каждое слово - это всего лишь пародия на Слово. Каждая цитата - это лишь пародия на подлинно авторитетный источник... Каждое слово ведет к Слову - и одновременно отдаляет от него. Так создается напряжение между серьезностью и пародийностью в новом богословии", - объясняет природу религиозного юмора один из его адептов и теоретиков В. Н. в своей работе "Таинство смеха".

Именно элемент серьезности в самом пародировании недооценивали первые наблюдатели этого феномена, сообщая о каком-то странном стиле, распространяющемся среди сектантов, особенно молодых, о привычке сакрализовать обычные явления и тем самым профанировать и осмеивать саму сакральность. Научный атеизм на современной стадии своего развития должен глубоко осознать эту противоречивую, двусмысленную особенность неосектантства и освоить двойной, "играющий" стиль, основанный на многозначности слов, на "мерцании" прямых и переносных значений, на юмористически сниженном качестве символов и сравнений. (2)

Следует отметить, что новое сектантство, резко противопоставляя себя "традиционным религиям", в целом довольно "снисходительно" относится к атеизму, подчас даже оценивая себя как "творческий атеизм". Дескать, научный атеизм просто отрицает существование бога, творческий атеизм идет гораздо дальше, утверждая и освящая положительные ценности бытия. В этом смысле творческий атеизм якобы даже ближе изначальному откровению о боге-творце, чем традиционные религии, которые превращают его в застывший образ и впадают в идопоклонство. По утверждению новых сектантов, "Бог" превыше всякого образа бога, всякой веры в бога - и взрывает их изнутри, как бы требуя от истинно верующих постоянного творческого отрицания своей веры, "атеизма во имя Бога".

Вообще в идеологии сектантов много парадоксов, которые могут ошеломить религиозного человека, верующего "по старинке" - но эти парадоксы не должны смущать атеистов. Это парадоксы религии в век безбожия, когда она вынуждена приспосабливаться к научному мировоззрению, к материализму, - но остается враждебной ему, даже когда пытается говорить от его имени. Сектанты постоянно подчеркивают, что их религия признает права материализма, что она даже ближе материализму, чем идеализму или спиритуализму, потому что бог, создав человека во плоти, дескать, освятил саму плоть. Язык, на котором говорят и пишут сектанты, действительно, не похож на тот крайне идеалистический, отвлеченный, напыщенный, велеречивый язык, которым пользовались мистики и спиритуалисты прошлых веков. Неосектанты охотно говорят о "низких" материях, употребляя в качестве "богословских" такие понятия, как "вещь", "кровь", "земля", "влажное", "твердое", "поверхность", "шероховатость" и др. (так, "шероховатость" - это, по их определению, "Слово самой вещи, переходящее в бормотание, тайный Логос, данный нам в осязании").

По утверждению сектантов, "только материалистический язык открывает религиозную истину, только на языке мира мы можем говорить о Боге" (Н. В. "Язык в поисках Слова"). Раз мир создан богом, значит, все устройство его - небо, отделенное от земли, суша, отделенная от воды, каждая вещь, отделенная от другой вещи, - все это не просто говорит о боге, но само сказано им; все вещи мира - "слова Господни", и богословствовать - значит говорить на языке вещей. Соответственно и атеизм, говорящий о вещах без упоминания бога, выражает волю самого бога к "самосокрытию", поскольку он нигде не захотел показать себя миру как отдельное и чуждое существо, но явил себя сначала в логосе сотворенных вещей, а затем в логосе порожденной плоти ("тварный мир" и "Сын человеческий"). Атеизм, по мнению сектантов, есть отвержение веры ради Веры, бога ради Бога; хотя сами атеисты, дескать, и сознают только "отрицательный" момент своего "идолокрушения", но дело сектантов - выявить и следующий, "положительный" момент: обрести "Живого Бога" через отказ от мертвых, вымышленных, потусторонних богов.

Во время доверительных бесед сектанты неоднократно пытались уверить нас, что атеизм, который мы открыто исповедуем, есть тоже своего рода вера, и в каком-то смысле даже лучшая, более очищенная от натуралистических представлений об "особом богосуществе", чем ортодоксальное, церковное вероисповедование. Таким сектантам, отрекающимся от вековых религиозных догм, чтобы спрятаться за чужой, враждебный им по духу атеизм, хотелось бы прямо сказать: откровенные церковники честнее вас. Как писал Ленин, давая отповедь богостроительству, "католический поп, растлевающий девушек . . ., гораздо менее опасен. . ., чем поп без рясы, поп без грубой религии, поп идейный и демократический, проповедующий созидание и сотворение боженьки". (3)

Что касается марксистско-ленинского атеизма, то его великая гордость состоит в том, что, в отличие от вольтеровского и фейербаховского атеизма, он никогда не хватался за религию, не пытался выдать себя за лучшую религию, чем предыдущие. И напротив, сектанты и мистики всех мастей издавна хватались за атеизм, пытаясь выдать его за разновидность новой веры. Энгельс ядовито писал по поводу такого поповства без рясы: "Только для того, чтобы не исчезло из языка дорогое для идеалистических воспоминаний слово "религия", в сан "религии" возводятся половая любовь и отношения между полами". (4) Точно так же и сектанты, рассуждая о том или ином конкретном предмете, вполне доступном научному пониманию и даже обыденному сознанию, вроде "готовки щец", непременно стремятся притянуть к нему столь дорогое им понятие религии. Парижские реформисты луи-блановского направления говорили коммунистам, последователям Маркса и Энгельса: "Стало быть, атеизм это и есть ваша религия!" (5) Примерно то же, повторяя зады социал-реформизма, твердят нам современные сектанты, на что мы отвечаем: "нет, это вам человек без религии представляется каким-то чудовищем, для нас же очевидно, что вы готовы и последовательный атеизм, отрицающий вас, принять под свое благословение". И чем безнадежнее дела религии, тем отчаяннее пытается она "зацепиться" за атеизм, выдать его сознательное отрицание бога за бессознательное внушение новой, очищенной веры.

Важная особенность нового сектантства - его обращение к повседневной действительности. Если религиозные и мистические учения прошлого всячески подчеркивали свое неприятие "мирской" жизни, то сектантство наших дней, приспособляясь к запросам современников, утверждает, что религиозный опыт ничем принципиально не отгорожен от будничного. Их предметы совпадают: дом, быт, работа, дети, природа, - различается лишь степень "интенсивности". Религиозный опыт придает всему конкретному, что переживается в будничном опыте, абсолютное измерение, соотносит каждую единичность - с Единым. Если это условие интенсивности выполнено, то, живя в обычных условиях, занимаясь обычными делами, мы осуществляем всю полноту "религиозного служения".

Такая позиция выгодна для сектантов, поскольку позволяет привлечь к себе как можно больше людей, вовсе не желающих порывать со своим привычным образом жизни. И вот сектанты говорят им: "принесите религию в ваш дом, освятите ею ваш быт, ваши отношения с близкими. Не надо ничего менять - важно лишь углубить до абсолютной основы свое существование". И вот уже человек, жарящий на кухне рыбу или глядящий от скуки в окно, начинает чувствовать "значительность" своего существования. Он становится "пищесвятцем" или еще каким-нибудь "окномыслом" - новейшие секты образуются вокруг чего угодно, выдают любую вещь за новонайденный Абсолют, за откровение новой веры. Отсюда все эти многочисленные "домовитяне", "вещетворцы", "ликованцы", "болесвятцы" - все они находят свой узкий сектор реальности и сразу же образуют в нем отдельную секту. Так мир "сектируется", разбивается на секты, вместо того, чтобы переживать его во всей полноте, в сознании своей личной причастности ко всему происходящему на свете.

Впрочем, само название "секта" не всегда уместно по отношению к тем религиозным образованиям, о которых идет речь. Только в отдельных случаях они устанавливают твердый регламент совместной религиозной жизни, достигают той организационной сплоченности, которая позволила бы однозначно определить их как секты. Сами сектанты, кстати, почти никогда так себя не называют, они предпочитают говорить: "учение", "вера", "направление", "согласие", "сомыслие", "позиция", "версия". И в самом деле, в пестрой картине современных верований стоило бы выделить такие сектантские направления, которые, в отличие от собственно сект, можно было бы назвать "версиями". Версия - гораздо более размытое, неопределенное формирование верующих, чем секта. Это не столько реальная, сколько идеальная общность верующих, которая может даже не осознаваться ими, - своего рода религиозный тип, конструируемый его теоретиком или пропагандистом.

Например, поможенцы представляют собой пример именно "версионного" (а не чисто сектантского) движения - они никак организационно не объединены, наоборот, предпочитают изолированную и "случайную" деятельность. Однако у поможенчества есть свое "учение", свои теоретики, которые отмечают у ряда людей такие общие признаки религиозно-нравственного самосознания, как стремление оказывать посильную и ненавязчивую помощь ближним, способствовать ускорению некоторых естественных процессов в природе и обществе, не делая при этом плодов своей деятельности видимыми для окружающих, "добротворствуя украдкой" (их еще называют "воры навыворот", имея в виду сугубо тайную, анонимную манеру совершать благодеяния). Эти общие черты и позволяют выделить поможенчество как особую "версию", сектантское направление, хотя здесь и отсутствуют признаки секты как таковой - религиозной общины, имеющей особые организационные формы отправления ритуала.

Следует заметить, что значительную часть современного сектантского (в широком смысле) движения составляют не секты (в узком смысле), а именно версии, в которых верующие объединяются не столько горизонтальными социальными связями, сколько "по вертикали" - типом религиозного миросозерцания, обращенного "ввысь", к "небу". Это не реально действующие организации или коллективы, а идейно-духовные общности, состоящие из одиночек. Но от имени этих "многих одиночеств" выступает немалое количество всяких "мыслителей", "глашатаев", по милости которых создается иллюзия более тесного сплочения верующих, чем это имеет место в действительности. Это в своем роде "фиктивное сектантство", идеальная конструкция, которой в реальности соответствует определенное количество индивидов со сходными религиозными установками. Однако опыт показывает, что "свято место пусто не бывает" и там, где сегодня имеются в зародыше некие идеальные умозрения, завтра могут возникнуть реальные сектантские образования, если с самого начала не вести с ними последовательную идейную борьбу.

Вообще важно усвоить, что идейные позиции существуют в данном обществе столь же объективно, как и социальные роли. Один и тот же человек может не только пребывать в разных социальных ролях ("отца", "мужа", "покупателя", "профессора", "депутата"), но и в разных идейных позициях. Ученый, приверженный принципам объективного исследования, может оказаться верующим. Естественнонаучный материализм может странным образом совмещаться с мистицизмом, а принадлежность к одной секте - с участием в другой. Именно такая "многовалентность" отличает мировоззрение некоторых представителей современной интеллигенции, включая и неосектантов. Например, нет ничего невероятного в том, чтобы один и тот же человек мог быть "пищесвятцем" и "ковчежником": такие случаи двойной и даже тройной сектантской принадлежности встречаются довольно часто.

Для того, чтобы определить представительность данных позиций, их численное наполнение, необходимы конкретные социологические исследования, демографическая статистика. Однако возможно их чистое, внесоциологическое описание - как элементов идеологической ситуации, или частиц ментального поля. Одна позиция может быть представлена единичным человеком или миллионом людей - это социально значимое различие нейтрализуется в идеологическом описании.

Позиция, представленная только одним человеком, - каприз, фантазия, произвол гения или безумца; позиция, представленная миллионами, - класс, партия, фронт, союз. Но "мировоззренческая форма" существует сама по себе, так что в разные эпохи или в разных странах одна и та же позиция может быть достоянием масс или одиночек. Точно так же один человек может примыкать только к одной позиции - или сразу ко многим; это различие в своих крайних пределах дает личность фанатика или эклектика. Однако все эти различия не касаются идеологической сути самих позиций, а лишь их проекции на реальную действительность. Отношение позиции ко множеству людей - это социальный срез идеологии; отношение человека ко множеству позиций - психологический срез. Отношение же позиций между собой - это выявляется уже собственно идеологической наукой, частью которой и является научный атеизм. Поскольку термин "идеология", буквально и означающий "науку об идеях", в настоящее время применяется к определенной системе идейных взглядов, которые сами подлежат изучению, то для описания идейных позиций, т. е. для науки об идеологиях, подошел бы другой термин, например, "идеография". Именно идеографические задачи и решаются в первую очередь данным справочником: сначала нужно вычленить и описать идейные позиции, прежде чем измерить их социально-демографическое наполнение.

Вот почему представляется крайне важным ввести в марксистское религиеведение, в теорию научного атеизма понятие "версии", как такого религиозного образования, которое еще не есть секта, но уже не есть и отвлеченная идея. "Версия" - это элемент идеографического описания общества, это такая религиозная позиция, социальное наполнение еще не может быть установлено или само по себе неустойчиво. У "версии" есть свое социальное тело, но оно пребывает в аморфном состоянии - то ли "зародыша", то ли "личинки": определять его количественные параметры и организационную плотность вообще не обязательно в рамках идеографического исследования. "Версия", повторяем, это совокупность лиц, независимо друг от друга придерживающихся общих принципов религиозного поведения и самосознания. Между ее участниками не контактные связи, а типологическое сходство.

Можно сказать, что версия - это особый склад религиозных формирований, свойственный именно социалистическому обществу, сама атмосфера которого препятствует социализации религиозных связей, образованию устойчивых контактов между верующими. Версия - это неоформленная религиозная общность, основанная на типовом сходстве верований и вероучений. В этом - огромное преимущество социалистического уклада жизни, внутри которого сектантство находит неблагоприятную для себя среду, препятствующую превращению религии в фактор социальный.

Но отсюда же вытекают и сложнейшие задачи, стоящие перед нашими пропагандистами, - своевременно реагировать на попытки идейного обоснования религии, которое в наше время сплошь и рядом заменяет реальную вероисповедную практику. Преимущественное бытование религии в сфере идейной, а не социальной, в форме вероучений, а не обрядовых сообществ, выдвигает труд пропагандиста и агитатора на передний план борьбы с религией.

* * *

К сожалению, и в наши дни все еще остаются в силе слова выдающегося исследователя и критика русского сектантства В. Д. Бонч-Бруевича, который писал в начале века, в докладе "Раскол и сектантство в России", зачитанном на втором съезде РСДРП: ". . . Даже в специальной литературе по этому вопросу продолжает царствовать огромное смешение терминов, отличительных признаков сект, их учений и даже самих их наименований". (6) Сам Бонч-Бруевич, руководствуясь указаниями В. И. Ленина, сделал исключительно много для научной классификации сект, выявления их отличительных признаков в своих "Материалах к истории и изучению русского сектантства". (7) Несмотря на то, что исторические условия бытования сект в нашей стране с тех пор коренным образом изменились, методологические принципы марксистского религиеведения, разработанные в их практическом аспекте Бонч-Бруевичем, остаются основополагающими и в современной атеистической работе. При этом основной упор в первой фазе исследований должен быть сделан на сбор и упорядочивание самого материала - по образцу той работы, которую проделал Бонч-Бруевич, записывая и собирая памятники духоборческой религиозной традиции. (8)

Цель данного пособия - удовлетворить запросы специалистов в материалах по современному состоянию сектантства. Вот почему по сравнению с обычными справочниками здесь расширен объем цитат и фрагментов, приводимых по неопубликованным источникам. Из архивных документов наибольшую ценность представляют рукописные сочинения, авторами которых являются религиозные руководители и проповедники. Читателю предоставлена возможность самому сделать критические выводы о предлагаемых ему образчиках сектантского мышления и проповеди.

В пособии приводятся сведения по семнадцати новым сектантским направлениям, которые до сих пор еще не нашли сколь-нибудь заметного отражения в атеистической литературе. Весь материал разбит на шесть тематических разделов - в соответствии с тем, из какого "субстрата" (национально-исторического, бытового, литературного и т. д.) возникают и оформляются религиозные воззрения. Каждому разделу предшествует краткая вступительная статья, дающая обзор данной группы сект и методологические рекомендации относительно их дальнейшего анализа и критики.

____________________________

(1)"Ликованцы" и некоторые другие секты, упомянутые в предисловии, будут представлены во втором выпуске "Справочного пособия" (по данным Книжной Палаты, не вышел в свет - М. Э., 1992).

(2) У одного сектанта нам встретилось оправдание этой пародийности и нарочитой "заземленности" новейших богословских текстов ссылками на отцов восточной и западной церкви Псевдо-Дионисия Ареопагита и Фому Аквинского. Псевдо-Дионисий говорит в своем труде "О Божественной иерархии" (11, 2) что низкие уподобления более подходят божественным истинам, чем высокие уподобления, поскольку меньше опасности спутать божественное с его подобием. Вот почему божественное уместнее уподобить мраку, нежели свету, неразумию, нежели разуму. Да и вообще: то, что не есть Бог, человеку гораздо понятнее, чем то, что Он есть. Наконец, под покровом низких уподоблений божественным истинам легче скрыться от недостойных людей, способных над ними надсмеяться или их извратить. Фома Аквинский приводит это рассуждение и целиком соглашается с ним в 9-ой статье "Следует ли Священному Писанию использовать метафоры?" из книги "Природа и область святого учения", входящей в "Сумму теологии". По этому поводу С. А. замечает, что "в таком случае все богословие есть не что иное, как пародия на то, что она изучает, поскольку о Боге всегда говорится обратное тому, что подразумевается" (С. А. "О священной пародии").

(3) Маркс К., Ф. Энгельс Ф., Ленин В. И. О религии. Изд. 2, М., 1983, с. 243.

(4) Там же, с. 247.

(5) Там же, с. 237.

(6) Бонч-Бруевич В. Д. Избранные сочинения в 3 тт., т. 1, М., 1959, с. 153.

(7) В. Бонч-Бруевич. Материалы к истории и изучению русского сектантства. СПб., кн. 1, 1901; кн. 2, 1909.

(8) "Животная книга духоборцев", записал и собрал В. Бонч-Бруевич, СПб, 1909.