Мозес Гесс. О сущности денег

Мозес Гесс

О сущности денег

Moses Hess. Ǖber das Geldwesen. – In: Rheinische Jahrbücher zur gesellschaftlichen Reform. Bd. 1. Darmstadt, 1845. S. 1-33:

Деньги являются средством общения, затвердевшим в мертвых буквах, убивающим жизнь, как буква, застывшая в мертвом денежном знаке, убивающим дух. Изобретение денег и алфавита приписывается финикийцам - тому самому народу, который придумал и иудейского бога. – Один писака выдвинул отсюда высокодуховный аргумент против упразднения денег, заявив в своей работе под названием «Движение производства», что духовный капитал, который мы имеем в текстах (особенно - в его текстах), сравним с материальным капиталом, каковым мы обладаем в виде денег, и добавил: «Упразднение денег поимело бы, следовательно, такое же значение, как ликвидация письменности: произошло бы то же, как если бы мы скомандовали всемирной истории, чтобы она обратилась в лоно своей матери»[1]. - - Тем самым господин Шульц проглядел разницу между материальным капиталом, которым мы обладаем в виде денег, и духовным, который мы можем усвоить посредством письма. Эта разница ничуть не меньше разницы между истинной и ложной собственностью. Я, конечно, могу с помощью письменности присваивать духовные ценности. Но

никому не взбредет в голову захотеть заштамповать в индивидуальную частную собственность богатство, усваиваемое нами с помощью слов и письма, с целью передачи его в дальнейшем своим личным наследникам. Я, конечно, могу наследовать и передавать в наследство библиотеку, так называемое книжное сокровище; я могу приобретать так называемые откровения из сакральных текстов; но чем ближе такое присвоение будет становиться к приобретению денег, чем более оно будет становиться независящим от меня, случайным, подвластным выигрышу и проигрышу, тем малоценнее и бездуховнее будет становиться мое «духовное» сокровище. Или господин Шульц полагает, что я с алфавитом и книгами приобретаю уже и духовность? – Язык является живым, одухотворенным средством общения, но буквы не могут играть ту же роль. Духовные деньги действительны лишь тогда, когда они органически сращены с человеком. Язык, как органическое целое, состоящее из отдельных членов, может быть органически сращен с человеком. Деньги не могут органически срастись с человеком, как я это уже выше показал. Деньги поэтому сравнимы с письмом не как с живым языком, а как с мертвыми буквами. – Весьма примечательно, кстати, что алфавит довелось изобрести тому народу, который придумал и Молоха. Однако язык нигде изобретен не был. – Когда изобретение становится более ненужным, бесполезным и даже вредным, тогда им перестают пользоваться и притом не возникает нужды возвращаться по этой причине в «материнское лоно». Нет спора, изобретение алфавита и монет было «полезным» и даже «необходимым» изобретением. Спор лишь о том, останутся ли они также еще и в будущем «полезными» и «необходимыми». – Совершенно верно то, что в существовавшем до сих пор положении изоляции людей, в существовавшем до сих пор взаимном отчуждении людей друг от друга, должен был быть изобретен символ, представительствующий обмен продуктами духовного и материального производства. Благодаря этой абстракции от действительного, духовного и живого общения возникла способность повышать

производительность труда людей в эпоху их отчуждения; именно в этом абстрактном средстве общения они имели посредствующую сущность их собственного отчуждения; поскольку они сами были нелюдьми, т.е. не были объединены, им приходилось искать объединяющее их вне себя, т.е. в бесчеловечной, сверхчеловеческой сущности. – Без этого бесчеловечного средства общения они не смогли бы вовсе установить общение друг с другом. Но как только люди объединялись, как только непосредственному общению получалось устанавливаться между ними, так это бесчеловечное, внешнее, мертвое средство общения становилось необходимым устранить. Это мертвое и умерщвляющее средство общения может и будет устранено не произвольно, устранение его произойдет столь же мало по «команде», как и его создание. Как при внутренней диссоциации человеческого рода потребность во внешнем средстве общения вводит в жизнь духовных и материальных кумиров, так же потребность в непосредственном, внутреннем объединении людей вновь уничтожит этих кумиров. Любовь, улетевшая на небо, когда земля еще не была в состоянии удерживать ее, снова обретет местожительство на месте, где она родилась и была вскормлена, - в груди человека. Мы перестанем напрасно искать нашу жизнь вне нас и над нами. Между нами перестанет вмешиваться никакая чуждая сущность, никакое третье недоразумение, чтобы нас внешне и мнимо объединять, «друг с другом сообщать», тогда как на деле оно нас внутри и по-настоящему разъединяет и изолирует. – С торговыми спекуляциями прекратятся философские и теологические спекуляции, с политикой прекратится религия. Движимые внутренней необходимостью нашей природы и крайностью условий, мы раз и навсегда покончим со всем этим вздором и лицемерным хламом наших философов, ученых, попов и служащих государству деятелей искусств, которые так замечательно гармонируют с бесчеловечностью и мерзостью нашего буржуазного общества. Вместе с тем мы объединимся в сообщество и отторгнем все внешние средства общения, все эти стрелы, засевшие в нашей плоти, как инородные тела.

Претящее нашим глазам органическое общество могло вступить в жизнь лишь благодаря предельному развитию всех наших сил, благодаря болезненному обострению нужды и дурных страстей. А органическое общество, представляющее собой зрелый плод человеческого развития, не могло вступить в жизнь, покуда мы не вступали друг с другом в общение. Однако в развитии общения мы еще боремся друг с другом как одиночки и как разобщенные люди, поскольку, для того чтобы мы выживали, мы, будучи разобщенными, нуждаемся в таком средстве общения. Нам оно было потребно, покуда мы еще не были объединены, но ведь наша жизнь состоит в объединении или в кооперировании наших усилий. Нам придется еще, таким образом, искать нашу собственную жизнь вне нас, завоевывать ее в двусторонней борьбе. Но в этой борьбе мы завоюем нечто иное, нежели то, что мы стремимся и надеемся завоевать.

Вячеслав Сачков

Послесловие переводчика

Разыскать, перевести и обнародовать по-русски вышеприведенный текст меня побудило следующее место книги Т. И. Ойзермана «Формирование философии марксизма» (М., 1986), где, в частности, анализируются «Экономически-философские рукописи 1844 года»[2]:

«Внимание Маркса в особенности привлекает так называемый уравнительный коммунизм, поскольку он гораздо решительнее, чем другие утопические учения, отрицает частную собственность. И все же это отрицание вследствие крайне ограниченного понимания задач коммунистического преобразования не доводится до конца. Главной целью человека считается обладание вещами. Поэтому принцип уравнительного коммунизма – «всеобщая частная собственность» (586 [3]), или равное право всех на существующую частную собственность. Отсюда сведение человеческих потребностей к минимуму, аскетизм, игнорирование индивидуальных различий, способностей, талантов. «Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием» (там же).

Маркс критикует уравнительный коммунизм также за отрицание культуры, цивилизации, за проповедь «возврата к неестественной простоте бедного и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее» (587)*. Последнее замечание Маркса позволяет понять, что уравнительный коммунизм не имеет еще представления о материальных предпосылках социализма, которые складываются в ходе развития капитализма.

Так как этот коммунизм «еще не уяснил себе положительной сущности частной собственности и не постиг еще человеческой природы потребности, то он тоже находится в плену у частной собственности и заражен ею» (588).

Уравнительному коммунизму Маркс противопоставляет «положительное упразднение частной собственности», которое предполагает всестороннее развитие сущностных сил человека, а следовательно, и материального производства.

При капитализме «вместе с ростом массы предметов растет царство чуждых сущностей, под игом которых находится человек». Поэтому «расширение круга продуктов и потребностей становится изобретательным и всегда расчетливым рабом нечеловечных, рафинированных, неестественных и надуманных вожделений» (599). Частная собственность не умеет превращать грубую потребность в человеческую потребность; если она, например, изощряет потребности, то превращает их в прихоти, причуды и т. п. Только при социализме богатство потребностей человека приобретает действительно человеческое значение, ибо социализм превращает новые виды и предметы производства в «новое проявление человеческой сущностной силы и новое обогащение человеческого существа» (там же).

Общественное производство есть не только создание вещей, удовлетворяющих определенные потребности. Существует и духовное производство, которое благодаря уничтожению частной собственности перестает быть производством духовного отчуждения и становится производством духовного общения, единства, коллективизма. «Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство и т. д., - пишет Маркс, - суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону. Поэтому положительное упразднение частной собственности, как присвоение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т. е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т. д. к своему человеческому, т. е. общественному бытию» (589).

Частная собственность, обладание вообще – лишь одна из форм присвоения человеком предметов природы и человеческой деятельности. Доминирующее значение, которое приобрело чувство обладания, стремление к обладанию, свидетельствует об отчуждении других человеческих чувств**. «Частная собственность сделала нас столь глупыми и односторонними, что какой-нибудь предмет является нашим лишь тогда, когда мы им обладаем…» (592). Между тем «чувственное присвоение человеком и для человека человеческой сущности и человеческой жизни, предметного человека и человеческих произведений, надо понимать не только в смысле непосредственного одностороннего пользования вещью, не только в смысле владения, обладания» (591). Благодаря переходу к общественной собственности и развитию этой качественно новой основы жизни людей всесторонне развертывается многообразие возможных форм присвоения человеком природы и человеческой деятельности. «Человек присваивает себе свою всестороннюю сущность всесторонним образом, т. е. как целостный человек» (там же). В этих положениях Маркса – философское осмысление сущности коммунистического переустройства общества».

В примечании, входящем в цитированный текст, упоминается именно та статья М. Гесса, которую я и предложил вашему вниманию. Нельзя не обнаружить в ней весьма значительного приближения к фундаментальным принципам научного коммунизма, во всяком случае, в плане преодоления уравнительно-коммунистических позиций. В 6-м томе Большой Советской энциклопедии о нем сообщается следующее:

«ГЕСС (Hess) Моисей (21.6.1812, Бонн,- 6.4.1875, Париж), немецкий социалист, в 40-х гг. 19 в.- представитель истинного социализма. Социалистические взгляды Г. явились результатом синтеза идей нем. идеализма, этики Л. Фейербаха и франц. утопич. социализма. К. Маркс и Ф. Энгельс считали, что нек-рые идеи Г. заслуживали ...известного признания ..., но быстро устарели и стали реакционными (см. Соч., 2 изд., т. 3, с. 494). Впоследствии Г. примыкал к мелкобурж. фракции Виллиха - Шаппера, в кон. 50-х - нач. 60-х гг. выступал с бурж.-националистич. позиций; был одним из предшественников сионизма, с 1863- лассальянец (см. Лассальянство). В 1-м Интернационале выступал с критикой бакунизма».

Отсюда видно, что Гесс был, как говорят теперь, весьма неоднозначной фигурой, человеком, мигрировавшим с анархокоммунистических позиций все далее и далее вправо вплоть до сионизма. Но об авторе лучше всего говорят его тексты, а Гесс был, к слову, исключительно плодовит. В своей жизни он написал и опубликовал на самые разные темы десятки томов. Я не буду их оценивать здесь, разговор о них отдельный. Что же касается периода первой половины 1840-х гг., то ни один из авторитетных марксоведов, включая Т.И. Ойзермана, не отрицает того факта, что в известный момент Марксу и Энгельсу довелось испытать на себе заметное влияние взглядов Гесса того времени. Об этом же дополнительно свидетельствует и опубликованный мной перевод.

В той же связи уместно назвать также еще имя Вильгельма Шульце-Бодмера, автора книги «Движение производства», которую упомянул в своей статье Гесс и которую неоднократно цитировал в «Экономически-философских рукописях 1844 года» К. Маркс. Родившись в 1797 г., он принял участие в революции 1848-1849 гг., принадлежал к левому крылу франкфуртского Национального собрания, но в дальнейшем перешел на либерально-пацифистские позиции, а умер в 1860 г. Собственно, идея книги Шульце-Бодмера та же, что и идея «Капитала». Это попытка исследования капитализма как развития производственных отношений с привлечением обширного фактического и статистического материала. Конечно, ни в 1840-е гг., ни позднее этот автор, как ясно уже по представлению его взглядов Гессом, отнюдь не был коммунистом, однако звания одного из предшественников Маркса в политической экономии за ним нельзя не признавать.

После оголтелого разгула нигилистической пещерно-антикоммунистической истерии, продолжавшегося на протяжении всех 1990-х гг., в самые последние годы наша гуманитарно-научная общественность начала потихоньку остепеняться. Стало моветоном отзываться о марксизме резко бранно, уничижительно, с использованием не выдерживающих решительно никакой критики аргументов и даже вовсе без употребления оных. Период разбирания и отстаивания на смерть отхваченных «хлебных мест», когда такого рода заверения в лояльности перед режимом были безусловно необходимыми, кажется, подошел к концу. Успело смениться поколение обществоведов. Теперь уже стало непредосудительным, даже общепринятым отзываться о марксизме если не с открытым сочувствием, апологетически, то, во всяком случае, с высокомерной объективистски «нейтральной» прохладой, а его резкое поношение явно вышло из моды.

В целом о научной честности и искренности наших гуманитариев говорить не приходится. Нередко действительные убеждения, когда они вообще как таковые есть, скрываются под масками не- и антимарксистских концепций, самостоятельно изготовить и надеть на себя которые любому профессионалу, получившему достаточную для того подготовку в старорежимные времена, решительно никакого труда не представляло. Довольно многие ученые, наоборот, в те времена еще носили на себе маски марксистов, и когда отпала необходимость прикидываться, их с удовольствием и облегчением сбросили. Ситуация осложняется далее еще и тем обстоятельством, что с течением времени философские взгляды людей не могут естественно не меняться.

Профессионалу при старом режиме быть подкованным немарксистом было очень сложно. Крайне затруднен был доступ к первоисточникам, не было практической нужды знать иностранные языки в такой степени, чтобы свободно читать специальную литературу. В основном поэтому учения, к приверженцам которых скрыто относили себя гуманитарии того времени, последние знали по изложениям с марксистской точки зрения наших же авторов. А когда строй переменился, первоисточники в переводе хлынули на них могучим потоком, овладение иностранными языками стало, далее, практической необходимостью. Лучшее ознакомление с предметом прежних увлечений в итоге многих привело к разочарованию. Отсюда происходило естественное искреннее обращение к марксизму, но с надетой притом на себе, по вынужденной необходимости, немарксистской маской. И сейчас оно стало, в более или менее активной и продуктивной форме, пожалуй, типичной для массы наших обществоведов. Проделав целый ряд замысловатых мировоззренческих кульбитов, многие из них оказались в итоге на позициях, близких позициям Мозеса Гесса или Вильгельма Шульца. Поистине, всякое новое – это всего лишь хорошенько подзабытое старое.

* Идеологи антикоммунизма приписывают марксизму отрицание личности, индивидуальности человека, сведение человеческой жизни к уравнительному удовлетворению главным образом материальных потребностей, проповедь самоотречения во имя интересов общества и т.п. Между тем, как видно из рассматриваемого фрагмента, формирование научного коммунизма неразрывно связано с критикой всего того, что современные ниспровергатели марксизма приписывают его основоположникам.

** В этой связи Маркс ссылается на статью М. Гесса, опубликованную в 1843 г. в сборнике “Einundzwanzig Bogen aus derSchweiz”, не приводя, однако, ее названия. Вероятно, имеется в виду статья «Социализм и коммунизм».

[1] Schulz W. Die Bewegung der Production. Zürich und Winterthur 1843. S. 79.

[2] Ук. соч. С. 214-216.

[3] Здесь и далее везде в скобках приводятся ссылки на номера страниц по изданию: Маркс, К., Энгельс, Ф. Из ранних произведений. М., 1956. – В. С.