Наша встреча

Я встретился с моим героем в конце мая 1943 года, поч­ти через три месяца после ранения; встретился, чтобы не пре­рывать с ним связи и внимательно следить за его жизнью двадцать шесть лет, из года в год, иногда с перерывами, ино­гда неделя за неделей.

16

Так началась наша дружба, так я стал свидетелем дли­тельных и мучительных лет его настойчивой, упорной борь­бы со своим поврежденным мозгом, борьбы за то, чтобы, ос­тавшись в живых, вернуться к жизни.

«В мой кабинет в восстановительном госпитале вошел молодой человек, почти мальчик, с растерянной улыбкой, он глядел на меня, как-то неловко наклонив голову, так, чтобы лучше меня видеть: позже я узнал, что правая сторона зре­ния выпала у него и чтобы рассмотреть что-то, он должен был повернуться, используя сохранную у него левую поло­вину.

Я спросил его, как он живет, он помолчал и робко ска­зал: «Ничего». Я спросил его, когда он был ранен, и этот во­прос, по-видимому, поставил его в тупик: «...вот ...ну вот ...как это... уже сколько... наверное, два... или три...». Откуда он родом? «Ну вот... дома... я вот хочу написать... и никак...». Кто у него там? «...вот ...мама ...и еще ...ну как их обеих звать?..».

Он явно сразу не схватывал смысл моего вопроса и сло­ва не приходили ему сразу в голову; каждый ответ вызывал у него мучительные поиски.

«Попробуйте прочитать эту страничку!» — «...Нет, что это?.. не знаю... я не понимаю что это... Нет... какое это?». Он пытался рассматривать листок, ставя его боком перед ле­вым глазом, переводил его в стороны, удивленно разглядывая слова и буквы: «Нет... не могу!..». «Ну, тогда напишите свое имя, откуда вы?». И снова мучительные попытки: рука как-то неловко берет карандаш, сначала не тем концом, потом ка­рандаш начинает искать бумагу, снова безуспешные попыт­ки — но буквы не получаются — он растерян — он ничего не может написать! Он действительно стал неграмотным. «Ну, попробуйте посчитать, что-нибудь простое, например, сложи­те семь и шесть!..» — «Семь... шесть... как же это... семь... нет, я не могу.., нет, я совсем не знаю...». «Ну, посмотрите на привале», — «...вот ...что же ...сидит ...и этот ...а здесь как-то... что же это? И вот этот... не знаю... наверное здесь что-то... ну как же это?!...». «А теперь поднимите вашу правую руку!» — «Правая... правая... левая... нет, я не знаю... Где же правая рука?!.. Что такое правый... или левый... Нет... Нет... У меня ничего не выходит...».

Какие мучительные, судорожные попытки вызывает каж­дый вопрос, какие острые переживания    беспомощности он рождает.

«Ну, тогда расскажите, как   вы   пошли   на    фронт» - «...ну... уже стало тут... это... стало у нас складываться... нехо­рошее... отступать... ну... и тут все!... Я уже решил, что все...

17

раз уж такое дело вышло... ну вот... Ну вот... Меня проучили... сколько?.. Пять... это... потом меня выпустили... и потом на­ступление... Я ясно помню... это... ну вот ранили... ну вот и все...». Как мучительно пробовать рассказать о том, что еще свежо в памяти, как безуспешны попытки найти нужные слова!

«Ну, скажите, какой сейчас месяц?» — «Сейчас... как это... сейчас май!!». И на лице улыбка: все-таки слово найде­но. «Ну, пересчитайте: «январь, февраль, март». — «Да, да... март, апрель, май, июнь... вот». И он снова доволен. «А перед сентябрем?» — «Перед сентябрем?... Ну как же это?... Сентябрь, ок­тябрь... нет... и потом октябрь... как же это... октябрь... нет, не так... нет... так я не могу!..» «Какой месяц перед сентяб­рем?» — «Перед сентябрем?.. Ну, как же это?.. Сентябрь, ок­тябрь... нет, не так... у меня не получается...». — «А что быва­ет перед зимой?» — «Перед зимой... или после зимы... лето... или что-нибудь... нет. Это у меня не выходит...». — «А перед весной?» — «Перед весной... сейчас весна... а вот до... или после... я уже теряюсь... нет... У меня не выходит...». И снова мучительные, безуспешные попытки.

Что же это такое?

Он по-прежнему ясно воспринимает окружающую при­роду. Он переживает ту тишину, которая его окружает, он восторженно вслушивается в шум леса и вглядывается в гладь озера. Он настойчиво пытается выполнить задание, от­ветить на вопрос, найти нужное слово. И как мучительно он переживает каждую трудность, каждую неудачу. С какой легкостью он перечисляет привычный порядок: «январь, фев­раль, март, апрель...». Как это все просто! Но почему он не может сказать, какой месяц перед сентябрем? Почему он не знает, где его правая и левая рука? Почему он не может сло­жить два простых числа? Почему он перестал узнавать бук­вы? Почему он не может писать? Почему каждая попытка назвать предмет или рассказать содержание картинки делает его таким беспомощным?!

Что с ним?

Что это за ранение мозга, которое оставило непосредст­венное восприятие мира таким сохранным, пощадило намере­ния, желания, оставило незатронутым тонкость переживаний, пощадило способность ясно оценивать каждую свою неудачу и вызвало такие страшные, мучительные трудности при каж­дой попытке найти слово, выразить мысль, прочитать написанное или сложить два числа, которые с такой лег­костью складывает ученик второго класса начальной школы?

Что случилось с ним? Ну что же это такое?

18

© (составление) libelli.ru 2003-2020