Лабиринт грамматики

Грамматические формы так сложны... Как их усвоить? Наш герой стоит перед новыми трудностями.

И в дневнике появляются новые записи.

Они начинаются с первых месяцев нашего знакомства, с тех дней, когда он только поступил в восстановительный гос­питаль, с того времени, когда только-только начались заня­тия с ним. Они продолжаются на протяжении всех двадцати пяти лет, все снова и снова появляясь на страницах его по­вести. Эти страницы написаны с особенно острыми пережи­ваниями. В них отражены все судорожные попытки овладеть тем, что все время ускользало от него и что оставалось по-прежнему недоступным, несмотря на все его мучительные попытки. И скоро это стало центральным для его пережива­ний, тем фокусом, в котором отражались все бессильные попытки его поврежденного мозга.

«Ко мне подходит профессор и спрашивает: «Скажите мне, Лева, что видите вы на этой картин­ке?» Я вижу картинку, на которой нарисованы жен­щина и маленькая девочка. Я, конечно, ответил про­фессору, хоть и не сразу, что это женщина, а это... девочка. Тогда профессор говорит: «Это мама, а это дочка!». Странное дело, я перестал понимать в этих двух словах настоящий смысл слов, настоящее назна­чение этих слов. Я, наверное, растерянно смотрел на эту картину. Тогда профессор спросил: «Что озна­чает «мамина дочка»? Здесь один человек или два в этих словах?» Не понимал я этой картины. Я пони­мал, что такое «мама», что такое «дочка», а вот сло­ва «мамина дочка» я не мог понять по-настоящему.

101

Профессор просил меня отвечать, как сумею. И я старался показывать два пальца, т. е. что там есть в этих двух словах и мама, и дочка. А профессор снова говорит: «А что такое «дочкина мама?». И я опять долго думая и ничего не придумывая, показы­вал на две фигурки, то есть, что есть там и мать, и дочка. И в словах «мамина дочка» и «дочкина мама» мне слышалось одно и то же. И я говорил часто профессору, что это одно и то же...

То же самое получалось на другой день с кар­тинкой и понятиями такими, когда он сказал, указы­вая на картинку: «Это хозяин, это собака. Скажи, что значит «хозяин собаки». И я опять долго думал, что значат эти слова, и, наконец, сказал, что это тоже похоже на «мамину дочку», т. е. здесь тоже есть и «хозяин» и «собака», и опять показываю два пальца. Затем он спрашивает меня: «Покажи, где здесь «со­бака хозяина?». И я опять подумал, подумал и ска­зал, что это все равно, что «хозяин собаки» и что «со­бака хозяина»... я плохо понимаю эти два понятия, лишь чувствую, что эти два слова как-то тесно друг с другом связаны, но как — не понимаю совсем.

А еще: «слон больше мухи» и «муха больше сло­на»...

Я понимал только, что «муха» маленькая, а «слон» большой, но разобраться в этих словах и от­ветить на вопрос, муха меньше слона или больше, я почему-то не мог. Главная же беда была в том, что я не мог понять, к чему относится слово «меньше» (или «больше») — к мухе или к слону...

...Я, конечно, по-прежнему знаю, что такое слон и что такое муха, знаю, кто из них большой, кто из них маленький, но вот связать в словах и понять, к кому же принадлежат слова «меньше» или «больше» то ля к слону, то ли к мухе? А тут еще колебания и в раз­битом мозгу, и в поле зрения. И мне приходится по­долгу думать и гадать, как же мне правильно ска­зать об этих словах: «слон меньше мухи или боль­ше?». До сих пор существуют мои колебания в моем мозгу, и что в этих понятиях «меньше и больше», на это я подчас бессилен ответить...

Мне кажется всегда почему-то, что муха меньше слона, это значит, что слон сам маленький, а муха - больше. Но когда я спрашивал часто больных, как правильно, то они говорят, что муха меньше слона, это слон большой, а муха маленькая. И я не раз пы­тался запомнить это понятие в одном направлении. Но когда со мной начинает беседовать профессор, а

102

он начинает говорить по-разному. То вот так: «Муха меньше слона или больше?», «Муха больше слона или меньше?» То вот так: «Слон меньше мухи или боль­ше?» Я думаю, думаю над этими словами, путаюсь, путаюсь, разбираюсь, разбираюсь... а в голове такой колоброд происходит, и голова сильнее болит. И я волей-неволей вынужден делать теперь ошибки и без конца нахожусь в непонимании...

...Меня часто спрашивает А. Р. или О. П. так: «Нарисуй круг над крестом. Что будет внизу, что будет наверху?» И я сразу же теряюсь, не в состоя­нии почему-то сразу ответить, долго размышляю, ду­маю и не могу понять, как же будет правильно, то ли так, то ли эдак...

И я то отказываюсь отвечать, то пробую отве­чать наобум, хотя сам по себе после ранения не могу почему-то понять этой вещи, где должен находиться круг — вверху или внизу. Тем более, что эти три сло­ва можно переставить и так: «крест над кругом». Они звучат так же одинаково и похоже, но О. П. говорит, что «круг над крестом» и «крест над кру­гом» — вещи разные.

О. П. мне все время объясняет, что слово «над» — это значит «выше», а слово «под» — значит «ниже». Но в словах «круг над крестом» я никак не могу по­нять, к чему относится слово «над» — к кругу или к кресту. Тогда она мне так говорит: «Что значит: круг над крестом?» Над этим понятием тоже приходится думать, размышлять и все равно не приходить ни к чему. Не могу я почему-то понять эти вещи, только могу напутать и ничего больше, потому что смысл этих вещей до меня никак не доходит...

...Я уже начал запоминать и осознавать значения слов «ниже» и «выше». «Лампочка выше кровати» или «кровать ниже лампочки». Но все равно почему-то в голове моей происходит какая-то путаница и не­разбериха даже и здесь: то отвечаешь правильно, то неправильно. А вот тут в словах «над» и «под» осо­знать и запомнить их значения и связать их с вещами «круг» и «крест» я почему-то не мог и не могу вовсе и до сих пор. Много таких вещей с понятиями я не в силах осознать и запомнить сразу, не в силах охва­тить их в речи, в памяти...

Я сначала почему-то никак не мог понять смысл слова «одолжила», к кому их отнести — к Соне или к Варе, кто кому должен. Мне легче понять такие слова: Соня дала 100 рублей Варе, или Варя дала

103

Соне 100 рублей. «Что такое — Иван одолжил у Сер­гея 30 рублей. Кто получил деньги в долг?»...

...А вот профессор говорит мне, открывая свои альбом с различными картинками и показывая мне на картинку с цветными кошками: «Правильно ли я так скажу или нет: черная кошка меньше белой, но больше красной?». В этих словах мне очень трудно разобраться, к тому же этих слов очень много (кош­ка черная, кошка белая, кошка красная, и все эти кошки то побольше, то поменьше, то еще меньше), а я теперь от ранения могу сравнить и понять только одно слово, одно его понятие. А тут очень много по­нятий разнообразных и много от этого путаницы. Я вижу на рисунке большую черную кошку, потом вижу белую кошку поменьше, потом вижу красную кошку самую маленькую. Глазами я их понимаю и по размеру, и по росту. Но вот я никак не могу их сравнить друг с другом в понятиях «меньше» и «боль­ше», не могу их понять, к кому отнести меньше, к кому отнести больше, эти слова — то ли к левой сто­роне, то ли к правой стороне?

...Меня тревожат без конца невспоминания слова ли, образа ли, понятия ли, непонимания связок в по­нятиях. А тут еще непонимание разных вещей в люд­ской речи и в памяти, как «муха меньше слона или больше?» или «Слон меньше мухи или больше?» Сколько я ни стараюсь — я до сих пор остаюсь не в силах понять и осознать сразу связи в этих словах, не в силах припомнить и осознать, к кому же отнести связки — к первому или второму (муха, слон). После ранения, хотя и со страшным трудом, но я снова за­помнил все буквы русского алфавита. А вот запом­нить слова-связки (меньше — больше) я сразу поче­му-то не могу и долго думаю, как же правильнее надо ответить на поставленный хотя бы и самим со­бой вопрос. От перемещения слов смысл связки в понятиях резко меняется. Почему я всегда бываю бессилен отвечать на такие, кажется, самые простые понятия, как «муха меньше слона или больше», хотя я и сам знаю, что такое слон, а что такое муха? А та­ких понятий с их перемещениями слов — тысячи. И моя сегодняшняя память пока что бессильна сде­лать (вспомнить, и сравнить, и понять, и осознать). Безусловно, если до меня не сразу доходит такое простое понятие «муха меньше слона или больше?», то еще хуже не доходят, недопонимаются сразу сло­ва-понятия «круг над треугольником или под тре­угольником?». А ведь есть понятия еще во много раз

104

сложнее указанных понятий, которых много тысяч. И их невозможно после ранения схватить и осознать, тем более быстро и одновременно. И мне приходится и до сих пор думать и осознавать очень медленно только одно какое-нибудь понятие, колеблясь из сто­роны в сторону, ища настоящую правоту, в понятиях того или другого смысла.

...Я снова припоминаю про понятия «муха меньше слона» или «муха больше слона». Берусь думать над ними, как они должны правильно пониматься и как неправильно. От перестановки слов в этих понятиях изменяется смысл понятия. Мне же они кажутся на первый взгляд одинаковыми, словно ничего не изме­няется от перестановки этих слов. А подольше поду­мать, замечаешь, что от перестановки слов изменяет­ся смысл указанных четырех слов (слон, муха, мень­ше, больше). Но мой мозг, моя память после ранения и до сих пор не в силах сразу схватить, к кому отне­сти слово меньше (или больше) к слону или мухе? Перестановок даже в этих четырех словах очень мно­го. И я всегда подолгу думаю над этими понятиями. Я, конечно, давно запомнил такие слова, как «муха меньше слона» — это правильное понятие, а «муха больше слона» — это неправильное понятие, это мне уже ясно, это я знаю, а над всеми остальными перестановками слов я по-прежнему подолгу думаю. Это, конечно, не буквы, которые после ранения я сыз­нова запомнил, которые не изменяются, а остаются теми же, хотя и до сих пор не сразу вспоминаются из головы. Ну, а слова-понятия, которые от переме­щения изменяются в обратную сторону? А такие еще насмешливые слова «муха больше слона» бывают тоже правильными и над ними тоже приходится еще больше думать. А сколько таких бесчисленных поня­тий в людской речи и мыслях? И в моей голове бес­конечная путаница.

Уже очень скоро стало ясным, что невозможность понять сложные коды языка, схватить смысл, скрытый за логико-грамматическими структурами — центральный факт его за­болевания, одно из главных проявлений дефектной работы тех систем мозга, которые были поражены у нашего боль­ного.

105

«Когда человек тяжело ранен в голову или когда человек тяжело болен от какой-то мозговой болезни, то он перестает понимать или осознавать различные слова и понятия слов, а заодно не может вспомнить те или другие слова, необходимые для его речи или мышления, или, наоборот, не может вспомнить образ вещи, предмета, когда он услышал или уже знает слово.

От ранения или болезни человек также переста­ет ориентироваться в пространстве, не сразу улавли­вает звуки, откуда они происходят, человек колеблет­ся, шатается из стороны в сторону; никогда точно не попадает, к примеру, молотком по гвоздю (много раз промахнется, пока забьет один гвоздь к загородке или сараю), от ранения и болезни человек все забы­вает и ничего не может помнить. Таковы последствия ранения головы.

Все это я называю «умственная афазия»...

Под словами «умственная афазия» я понимаю все то, отчего я не могу сразу вспомнить или сказать нужное слово, или припомнить образ, когда услышал слово, или когда долго не могу понять слово-поня­тие в связках других слов, которых тоже бесконечно много в нашем русском языке. Вот теперь, вспоминая о прошедшем, когда меня после ранения врачи наз­начили в разные госпиталя, я сознаю это и так я понимаю мое несчастье».

Он хорошо понимал глубину постигшей его катастрофы и пришел к выводу, что он должен снова овладеть утерян­ным, должен во что бы то ни стало восстановить то, что раньше давалось ему так легко и что теперь было разбито.

Им руководили, ему были даны опытные психологи-учи­теля, руководительницы — сначала, одна, потом другая, и третья.

«Брат отца...», «брат моего отца...». Основное — «брат», а брат кого? моего отца... «Круг над крестом». Это круг... он под чем? «под крестом...», «-ом», это значит, что крест свер­ху — надо перевернуть... «Слон больше мухи...» «Значит этот слон — больше, он большой... больше кого? Мухи... этой ма­ленькой мухи...

106

Казалось бы, простая и такая быстрая, «свернутая» опе­рация — заменялась длинной цепью рассуждений, опираю­щихся на вспомогательные средства и превращающихся в долгую, развернутую, использующую внешние костыли, ра­боту.

И он стал усваивать значение сложных грамматических конструкций, но только путем таких развернутых рассужде­ний, на которые он опирался, но смысл каждого из которых он так и не мог схватить...

Это была титаническая борьба, с надеждами и мучи­тельными разочарованиями, с медленными успехами, с мука­ми неудач...

«Уже идет пятый год с тех пор, как я сделался «афазиком» и не понимаю таких простых понятий, вроде «мамина дочка» и «дочкина мама», «хозяин собаки» и «собака хозяина», «муха меньше или боль­ше слона», «крест над или под кругом» и масса дру­гих понятий вроде этих.

Я понимаю, конечно, что значит «мама», «доч­ка», «собака», «хозяин», «муха», «слон». Но мне ни­как было не понять, когда говорили «мамина дочка» или «дочкина мама». Я понимал одно — звучание слов «мама», «дочка», я знал, что эти два слова как-то связаны друг с другом, походили друг на друга, а как они походили, как они связаны — я не знал.

Не могу понять, почему я до сего времени не в состоянии осознать таких простых (по моему мнению) вещей, о каких я только что упомянул. Мне очень тяжело от этого, что до меня все еще не «доходят» названные понятия, которые даже ребенок сразу по­нимает, не задумываясь!».

Прошли десять лет, потом пятнадцать, двадцать... Двад­цать шесть лет мучительного труда, но и теперь «мамина доч­ка», «брат отца» остаются для него нерасшифрованными криптограммами, а различение выражений «слон больше мухи» и «муха больше слона» — таких похожих, но наверное все-таки различных, продолжает быть задачей, к решению которой он и сейчас может подойти только путем длинных, мучительных выкладок, так и не приводящих к появлению чувства уверенности...

107

© (составление) libelli.ru 2003-2020