Михаил Лифшиц – годы жизни 1905-1983 – достаточно
хорошо известный философ и эстетик, действительный член Академии художеств
СССР. И вместе с тем это – историческая фигура, значимость которой еще
предстоит открыть для себя будущему действительно демократическому и
гуманистическому сознанию России. «Последний» или «ископаемый» марксист, как
называли его яростные оппоненты, Лифшиц был равно чужд и либералам и
партократам.
В папке из архива философа Михаила
Александровича Лифшица, помеченной 1983 годом, есть такие слова: "Мы
живем сейчас в эпоху ясно выраженной боязни перемен. Это в отличие от
новаторства интеллигенции и важнейший предмет раскола". Но сегодня как
раз большинство интеллигенции консервативно. Одни хотят реставрировать
капитализм по западному образцу, другие российскую империю, третьи -
сталинскую или брежневскую систему.
"На протяжении жизни Лифшиц -
разрабатывал философскую программу, которую назвал Reustaratio Magna - великое
восстановление, по аналогии и в противоположность Instaratio Magna Фрэнсиса
Бэкона (что переводят с латинского как великое восстановление, тог да как на
самом деле оно означает у Бэкона, по мнению Лифшица, "великое
становление"). Становление естественных наук явилось, считает Лифшиц,
продуктом глубокого разочарования нового времени в разуме и истине, и по сей
день сциентизм несет в себе зерно равнодушия и скепсиса, принимаемых за
объективность.
Если ваше новое есть такое становление наук
(прошу прощения у Бэкона, о котором не хочу сказать ничего плохого), при
котором вытесняется и уничтожается верное старое, то спаси нас бог от этой
новизны и этого прогресса. Если вы восстанавливаете то, что умерло и должно
умереть, то такая реставрация есть тот же самый авангардизм, его обратная сторона.
Посмотрите в лицо нашим современным реставраторам - сколько авангардистской
нетерпимости, жажды разрушения, неутоленного самолюбия скрыто за благостным
обличьем!
Октябрьская революция может быть названа великой
в той мере, в какой она была возвращением не только К непосредственной
демократии Древней Греции, к Тиберию и Гракху и Томасу Джефферсону, но и к
русским традициям, восстанавливала русский ,национальный характер с его
всечеловечностью. Русский народ принес себя в жертву, положив конец войне и
открыв дорогу реформированию капитализма на Западе. Reustaratio Magna -
уже в "Коммунистическом манифесте", - пишет в своих заметках Лифшиц.
- Это вы разлагаете жизнь. Вы преступники.
Экономическое обоснование и политическое развитие этого. Революция как
"сила хранительная". Я был одиноким в своем веке, понимающим это, -
подчеркивает Лифшиц. - И до сих пор одинок. Лукач? Да, отчасти..."
Авангардизм с его
западничеством и реакционный консерватизм с его тяготением к прелестям нашего,
российского кнута - явления во многом разные, даже непримиримо враждебные. Что
лучше? Все хуже. Ибо если в постсоветском обществе победит черносотенный
бонапартизм, то дорогу к нему проложат нынешние "демократы". Начиная
с 30-х годов, Лифшиц пытается пробить брешь в этом, по его словам,
"сговоре двух сил, двух церквей". "...Есть и плебейский
модернизм, есть и смердяковская ненависть ко всему лучшему, выражающаяся,
например, в вандализме, - писал Лифшиц незадолго до своей смерти. - Но здесь
модернизм сходится с тем, что идет снизу в самом дурном - в интегральной
преступности. А большая часть массы все же консервативна. И задача состоит в
том, чтобы революционным образом обеспечить (? - неразб.- В.А.) эту здоровую
тенденцию к сохранению, консервативности".
Если революционным образом не будет
осуществлена Reustaratio Magna, то мир, продолжал Лифшиц,
"пойдет направо старым ложным путем". Причем реакция снова, как и
более полувека назад, поднимается на волне национальных проблем.
"Современность. Мое время: крайнее напряжение ситуации "класс против
класса" и начало громадного обходного движения в сторону главным образом
национальности. У Ленина, собственно, намечен этот переход, но во всем его
громадном значении - нет, этого не могло быть".
В 30-х годах направо пошли и страна
состоявшейся, и страна не состоявшейся революций. Результат - становление
двух, как ныне говорят, тоталитарных систем - гитлеровской и сталинской. Есть
ли разница между ними?
"Уравнительность - страшная сила,
накопившаяся в России за многие столетия, если не тысячелетия, Герцен и Лавров,
даже Маркс предупреждали, что аграрный террор будет ужасен. Сила
уравнительности в прежней истории не раз сносила здание несправедливой
цивилизации. Она несет в себе великое "нети, нети", "нитшего",
нигилизм, дыхание пустыни...
Культ личности - обычная плебисцитарная форма, пережиток бонапартизма
и тирании, неслыханно развившейся и превзошедшей всякие предшествующие формы
этого явления на экспериментально-чистой почве".
Но (очень важно!) "и в прежней истории бывала
разница между бонапартистскими режимами, которые все же открывали какую-то
отдушину, канализируя социальную энергию снизу в прогрессивном направлении, и
простыми волнами реакции... В двадцатом веке "это раздвоение бонапартизма
или цезаризма представлено в гораздо более яркой форме. Две линии при всей
своей формальной схожести далеко разошлись и
со страшной силой столкнулись.
Раздвоение этих двух линий не исчерпано, это
- проблема дня. Победить прогрессивная сила может лишь путем сублимации
уравнительности до высоты революционной энергии, вооруженной разумом,
теорией... А то ведь и глупость, которая также представляется самостоятельной
силой, и понижение уровня в чисто моральном смысле слова - все это также не что
иное, как действие односторонне развитой и снова подкрепленной ходом
обстоятельств уравнительной силы. Сталин с точки зрения государственности
кое-как обуздывал ее, хотя и сидел на ней, иногда выпуская ее наружу в виде
пароксизмов террора".
Вариант бонапартизма XX века, который во
многом противоположен советской системе, - это "фашизм - страшная тень
коммунизма, с разными оттенками. Я пытался выразить это в начале 30-х годов,
но, увы, оттенки с тех пор оттенки умножились..."
Российский дикий капитализм - продукт
уравнительности и теперь стремится уничтожить то направление движения, которое
имела уравнительность в 30-е годы. Что ждет нас впереди? В ситуации шока от
поистине беспрецедентного обмана возможны два очень плохих, но все же не
одинаково плохих выхода. Либо - реакция черносотенного типа, либо такая тирания, которая, опираясь на низы и
действуя до известной степени в интересах производительного населения страны,
сможет преградить дорогу черносотенству, ограничить беспредел номенклатуры,
бандитского капитализма. Сталинский режим в 30-е годы все же, как и режим
Наполеона, был не только душителем революции, но и ее своеобразным
продолжением.
Среди положительных явлений этого сложного
времени - так называемое "течение", школа Лифшица, которая в век
всеобщего релятивизма и нигилизма (в том числе, в их "марксистском"
варианте) Утверждала, что правда, абсолютная истина есть и на нашей грешной
земле. Но истина в иные эпохи принимает форму неразумия, а справедливость, увы,
движется Дорогой кошмара и расточения человеческих жизней.
Почему мир сегодня пошел вправо? Именно
потому, что в экономической, социальной, культурной сферах роль низов стала
значительно больше, чем в те времена, когда испанский философ описывал феномен
"восстания Масс". По признанию самих американцев, лучшие математики и
физики Америки - выходцы из Азии. Старая элита (включая аристократию привилегированных
народов и стран) держится на плаву тем, что подыгрывает уравнительной энергии
низов, усиливая как раз многие темные черты этого демократизма. Но
так называемая массовая культура оказывает обратное воздействие на
элиту, и последняя сама оказывается
моральной жертвой собственной популистской политики. Эта тема одна из
центральных в критике современной культуры у Лифшица.
Огромное, несравнимое с началом века значение
национального вопроса - тоже следствие подъема окраин цивилизации. Но и этот
процесс принял реакционную форму. Как предотвратить сползание народов в разрушительный,
кровавый национализм? "В известном смысле весь путь в будущее, - пишет
Лифшиц, - представляет собой также возвращение в прошлое. Но к этому нужно
прибавить неравномерность этого...
В 30-е годы Лифшиц отстаивал мысль, что
высокое искусство создавалось не теми художниками, которые примыкали к
революции, а теми, кто отторгался от нее - "великими консерваторами
человечества". Но отторгались они от "обнаженной абстракции"
(Берк) нового - и конкретизировали положительное новое посредством возвращения
к истине старого. За эту идею Ермиловым и Кирпотиным Лифшиц был обвинен в
"почвенничестве" и даже монархизме. Обвинения, конечно, нелепые.
Однако идея монархии играет существенную роль в системе взглядов Лифшица. По
его мнению, человек занимает место монарха в природе. Это не метафора,
подчеркивает он, ибо человек, "опираясь на низшие силы природы...
подчиняет себе ее аристократию - животных, будучи сам только представителем
животного мира". Разумеется, человечество сумеет сохранить себя, если
приблизится к идеалу своего рода "просвещенной монархии", преодолев
искушение тирании по отношению ко всему живому и неживому.
Главное - преградить дорогу худшему, то есть
союзу воровской аристократии с Тёмным плебейством. "Это была аналогия с
мечтой о противоположном, с мечтой о том, чтобы не получился термидор,
революционное похмелье. Это было предупреждение, особенно опасное ввиду того,
что само понятие "термидора" было пущено в ход мелкобуржуазной
оппозицией. Лгуны поэтому не упускали случая ухватиться за это опасное понятие
в литературе "течения", хотя делали это неумело".
Для того чтобы понять монархиста Бальзака,
для того чтобы понять трагический союз Пушкина с Николаем 1 после 14 декабря
1825 года, потребовалось не монархическое, а марксистское сознание Лифшица.
Для того чтобы возвращение назад совершилось не в форме какой-нибудь новой
аракчеевщины или еще чего-нибудь похуже, обществу равно необходимо противоядие
от черносотенства Василия Розанова и авангардизма "комиссаров".
Вернуться не к Константину Леонтьеву с его апологией сознательного
обскурантизма, и не к "Краткому курсу", а к Аристотелю и даже в
известном смысле к Птолемею. Разумеется, не для того чтобы уверовать, будто
солнце вращается вокруг Земли, а для того, чтобы уяснить великую истину,
понятную древним и отброшенную новым временем: человек - центр Вселенной и весь
мир вращается вокруг него. Не исключено, считал Лифшиц, что человечество
одиноко во Вселенной, причем, не только в пространстве, но и во времени. Однако
для Лифшица уникальность человечества - не синоним заброшенности, ибо оно есть
голос и разум, центр бытия.
Призрак великого "Ничто" бродит по
миру. И альтернативы ему нет, если верить прогнозам ведущих футурологичвских
институтов Запада. За несколько месяцев или даже недель до своей смерти, летом
1983 года, Лифшиц приступил к статье о "реальной политике" и НЭПе.
Огромную опасность для России Лифшиц видел в замкнутости ее экономики, в
автаркии, которая ведет к отсталости и деспотизму, выход - в соединении с мировым
рынком. Но соединение противоположностей, то есть конвергенция, может быть
разной. Вот в чем существо вопроса, над которым не задумывались Сахаров и его
последователи, но который поставил в начале 20-х годов Ленин. Либо это будет
союз западного капитала с российскими трудовыми слоями против жуликов и
бандитов, либо стихийное развитие событий приведет к союзу западного капитала
с российскими бандитами. Ныне Запад, как и 70 лет назад, не захотел или не смог
помочь низовой, черноземной, но все же не вывесочной демократии России, а
заключил союз с "демократами", легализовавшими, как это ныне признают
и западные политологи, воровской капитал, мафию и номенклатуру. Этот
стратегический просчет сравним с поддержкой Гитлера против Советской России.
Черноземная демократия, если идти направо старым ложным путем, оборачивается
уже просто черносотенством. Будет ли разомкнут фатальный цикл? Если да, то Reustaratio Magna - программа не для одной только России.
Нелепо, конечно, думать, что весь мир шагает
не в ногу и прав только Михаил Лифшиц. Одно дело - вынужденное одиночество,
другое - демонстративный авангардизм. В основе философии Лифшица, его
"онтогносеологии" лежит иная идея: "не мы мыслим мир, а мир
мыслит нами". Но что, если действительности не нужно или пока не нужно
наше сознание, что, если сегодня она избирает фатальный способ движения? Тогда
приходится, говоря словами Пушкина, признать необходимость и простить оной.
Однако не примирение с тиранией в обеих ее характерных для 20 века разновидностях
имел в виду Лифшиц, подводя итог своей жизни: "формула стоического
сознания необходимости, формула "Так нужно!". Это, конечно, сомнительная
формула, когда речь идет о примирении со страданиями других, но когда это
связано с самоотречением, с мыслью о том, что я должен погибнуть или пережить
тяжкие страдания во имя исторического хода вещей, который идет не так гладко и
не в таких благородных формах, как этого можно было ожидать, это массовое
сознание миллионов людей в дни труда и войны, в период индустриализации и
обороны - оно чисто и благородно, да чище и трудно что-нибудь найти".