ПРИЛОЖЕНИЯ И ПРИМЕЧАНИЯ Л. ФЕЙЕРБАХА. 13

ПРИЛОЖЕНИЯ И ПРИМЕЧАНИЯ ЛЮДВИГА ФЕЙЕРБАХА.

К ЛЕКЦИИ ТРИНАДЦАТОЙ.

(12) Это особенно явствует из представления о смерти вообще, величайшем зле в глазах необразованного человека. Человек первоначально не знает, что такое смерть, и еще менее, какова ее причина. Человек — абсолютный эгоист; он не может себе мыслить отрицания своих желаний, и, следовательно, конца своей жизни, ибо он ведь хочет жить. Он вообще ничего не знает о природе, ничего о существе, отличном от человеческого существа и воли; как же мог бы он представить себе смерть как нечто естественное или даже необходимое? Смерть поэтому имеет для него человеческую, личную, произвольную причину; но смерть есть бедствие, некое зло, стало быть, причина ее есть зависть богов, не желающих человеку ни счастья, ни радости (“Ты завистлив, Гадес!” — говорится в одной эпиграмме Эринны), или гнев богов из-за какого-нибудь причиненного им оскорбления (так, например, жители острова Тонга верят, по свидетельству В. Маринера в его книге “Известия об островах Дружбы, или островах Тонга”, что всякая человеческая беда причинена богами за нерадение о религиозных обязанностях), или одна лишь злоба духов и людей, находящихся с ними в сношениях, волшебников. Луллы (в провинции Чако) приписывали, по свидетельству Шарлевуа (История Парагвая, т. 1), все болезни, за исключением ветряной оспы, злобе невидимого животного, не отличающегося, впрочем, от “духа”; чикиты же, по свидетельству того же Шарлевуа (т. 2), наоборот, верили, что женщины являются причиною всех болезней. У кафров если волшебник, повелевающий стихиями, не может вызвать дождя, то это значит, что в этом отсутствии дождя повинен какой-нибудь человек, который потом намечается волшебником и убивается (Ausland, май 1849). Так, например, кхандами в Гондване смерть приписывается магическим силам отдельных лиц и богов, ибо смерть согласно их вере не есть необходимый удел человека, который, собственно говоря, бессмертен (совсем как у христиан) и которого настигает смерть лишь в том случае, если он оскорбил какое-либо божество, либо если лица, желающие ему зла и располагающие сверхъестественными силами, причиняют ему смерть. Все, например, смертные случаи, происшедшие от нападения тигров, приписываются подобным лицам, потому что тигр согласно верованиям кхандов (а также и христиан, по крайней мере, правоверных) создан для пользы людей, но разгневанные боги или волшебники пользуются им для своих целей (Ausland, январь 1849 года). Из этих представлений о причине и существе смерти и всех других зол вытекают и человеческие жертвоприношения и все другие беды, которые человек причиняет себе и другим, побуждаемый религией. Разумеется, не только из них, потому что какое бесчисленное количество людей не истребляла только огнем и мечом одна лишь вера в бессмертие! Богу нравится смерть человека, то ли из зависти и чувства мести, то ли из какого другого личного побуждения, стало быть, надлежит в его честь и для его удовольствия убивать людей. Но всего очевиднее наслаждается кровью человека бог войны, ибо лишь от смерти врага зависит победа, милостивый подарок бога войны; неудивительно, стало быть, что этому богу в особенности приносили человеческие жертвы. Богу вообще доставляют удовольствие страдания и муки человека, каковы бы ни были причины этого, и, следовательно, для того, чтобы ему нравиться, чтобы завоевать его расположение, необходимо добровольными жертвами и муками предупредить недобровольные.

(13) Дословно, впрочем, в переводе А. Шлегеля, это значит: я есмь вечное время (le temps infaillible согласно Вилькинсу во французском переводе 1787 года), я — всевидящая и всепожирающая смерть, я — начало будущего.