ПРОТИВОРЕЧИЕ МЕЖДУ ПРИНЦИПАМИ МОРАЛИ И РЕЛИГИОЗНЫМИ ИДЕАЛАМИ СВЯТОСТИ

Люди более благочестивые, чем просвещенные выдумали, будто добродетели народов, их гуманность и мягкость их нравов зависят от чистоты их религии, Лицемеры, заинтересованные в распространении этого взгляда, опубликовали его, не веря в него. Большинство же людей поверило в него, не исследуя его.

К. Гельвеций. О человеке. Сочинения в двух томах, т 2. М., 1974, стр. 345.

Поведение библейских "святых" противоречит подлинной морали

Мы намерены рассмотреть поведение некоторых лиц, которых христианство почитало как святых, героев, полубогов и которых оно нам изображает как людей, бывших в течение своей жизни угодниками мудрого, справедливого и благого бога, орудиями его воли, толкователями его оракулов, блюстителями его верховной власти, предметами его благоволения, обладателями его славы и несказанных наград, уготованных для избранныx.

Это тем более необходимо, что христианская религия выставляет этих святых как образцы, которым всякий должен стараться подражать, как непогрешимых учителей, которым надо следовать, чтобы обрести вечное счастье как в этом, так и в ином мире.

Христиан убеждают, что угодников божьих нельзя судить с точки зренигя рассудка и правил обычной морали, Им говорят, что действия этих почитаемых людей основаны на особых распоряжениях и внушениях бога, чьи неисповедимые решения не подлежат обсуждению. Уверяют, что бог справедливости и доброты властен нарушать, когда ему угодно, несокрушимые правила справедливости, может для своего удовольствия превращать добродетель в преступление и преступление в добродетель. Утверждают, что владыка мира может, когда ему угодно, уничтожать законы нравственности, автором которых его тем не менее считают. Думают, что для его оправдания достаточно заявить, что ведь "он создает справедливость и несправедливость, что он держит в своих руках судьбы смертных, что он может располагать ими по своему усмотрению и его слишком слабые творения не имеют права критиковать его волю и входить в обсуждение распоряжений, которые он отдает своим слугам".

Вот так религия всегда, в противоречии с самой собой, опрокидывает устои морали, а между тем выдает себя за самую прочную опору ее. Она выводит из бога все обязанности человека, объявляет, что бог включает в себя все мыслимые совершенства. Утверждают, что этот бог гневается за зло, причиняемое его творениям. Считают этого бога неизменным.

А между тем вскоре эта самая религия превращает этого столь совершенного бога в тирана, который не знает других законов, кроме своей прихоти, который не пользуется им самим установленными правилами, который приказывает совершать убийства, кражи, насилия, несправедливость, жестокость, смуту, вероломство, обман и любит людей, запятнанных самыми ужасными пороками и преступлениями.

Разум знает только одну мерку для оценки людей или вещей — реальную и постоянную пользу, какую от них получает род человеческий. Всякий человек, действительно полезный людям, имеет право на их уважение. Но если уважение, признательность и слава -справедливая награда за полезность, если нельзя по совести отказать в уважении тем, кто доставлял или доставляет обществу подлинные бла-га, то бессмысленно почитать существа бесполезные и уж верх безумия воздавать почести существам вредным.

Разбирая жизнь наиболее выдающихся героев иудаизма, мы найдем там честолюбивых плутов, обольщающих глупый народ своими сказками и фокусами; честолюбцев, тиранящих самым жестоким образом невежественных дикарей, совершенно ослепленных суеверием; пророков, гадателей, жрецов, бесстыдно пользующихся именем бога, чтобы прикрыть свои мрачные дела. Эти святые обманщики на протяжении всей истории еврейского народа являются бичом своей нации и соседних народов.

Писание выставляет как святых тех царей, которые слепо подчинялись духовенству и, воодушевленные жестоким усердием, содействовали его бешеной нетерпимости или же обнаруживали по отношению к нему щедрость.

Такими именно добродетелями и отличился перед прочими святой царь Давид, которьй и сам был, и которого Библия называет человеком, особенно угодным богу.

Хотя этот царь зарекомендовал себя в глазах жрецов своего народа покорностью, щедрыми дарами и религиозной жестокостью, но, разбирая его поведение, мм увидим лишь такие поступки, которые способны вызвать ненависть к нему со стороны всякого порядочного и здравомыслящего человека. Сама Библия, рассчитывая воздать ему хвалу, рисует нам его как одно из самых гнусных чудовищ, которые опозорили род человеческий.

В самом деле, столкнувшись с интриганом Самуилом, он получает от него помазание на царство во вред своему законному государю. Не будучи в состоянии осуществить права, данные ему пророком-изменником, он некоторое время держится в тени. Но вот он отличился сказочными подвигами, как все герои Иудеи; благодаря этому он становится известен царю, отдающему за него свою дочь. Вскоре, однако, он впадает в немилость у тестя, которому, конечно, должны были надоесть его козни, поддерживаемые жрецами и пророками. Вынужденный бежать из дворца, чтоб спастись от справедливого гнева царя, Давид направился в Номву к первосвященнику Ахимелеху, снабдившему его и его сторонников провиантом. Саул жестоко и, пожалуй, неосторожно наказал жрецов, пособников взбунтовавшегося зятя. Последний со своей свитой из разбойников бежал в пустьшю, откуда совершал набеги на Иудею и налагал дань на своих сограждан. Во время одного из таких походов он был отвергнут Навалом, но обласкан его женой Авигией, в которую Давид влюбился. После этого Навал скоропостижно умирает и наш святой герой женится на вдове, хотя у него к тому времени были уже две жены.

Однако, когда жизнь Саула была в его руках, он великодушно его пощадил или, по крайней мере, не решился убить своего царя; ведь такой поступок вызвал бы негодование в народе. Саул, зная, с кем он имеет дело, не дал себя обмануть этим актом великодушия. К тому же государи редко прощают тех, кто покушается на их трон. Итак, наш разбойник вынужден был искать убежища у врагов государства — филистимлян. Их царь Анхус принял его радушно. Но Давид отплатил ему за благодеяния и за гостеприимство черной изменой, жестокостями, гнусными грабежами его подданныx. Наконец, Саул погиб в бою с филистимлянами.

Наш святой в своем безмерном лицемерии притворился, что он огорчен этим происшествием, явившимся верхом его желаний, и оплакивал Саула и его сына Ионафана, которого сумел использовать в своих интересах. Наконец - это был верх притворства - он велит казнить гонца, известившего о смерти царя.

Огорчение, которое смерть Саула доставила чувствительному Давиду, не помешало ему короноваться в цари Иудина племени в ущерб сыну Саула Иевосфею, признанному всем остальным народом. Давид подговорил его полководца Авенира, и вскоре Иевосфей был убит, Это убийство сделало нашего героя властелином всего израильского царства. Не довольствуясь пределами своего царства, наш герой вскоре затевает очень удачную войну с соседями. К побежденным он проявил варварскую, возмутительную жестокость. Библия сообщает, что жителей Равваха он "присудил к пилам, к железным молотилам и железным секирам и ввергал их в печь для обжигания кирпичей; так поступил он со всеми городами аммонитян, попавшими в его руки".

Среди всех этих злодеяний набожность побуждала его построить храм господу, но господь через жившего при дворе пророка уведомил его, что вполне удовлетворен его доброй волей и что он не хотел бы, чтобы государь, чьи руки обагрены кровью от стольких войн, строил храм мира.

Слава святого царя, по признанию поклонников Библии, несколько попорчена его похождениями с прекрасной Вирсавией. Не довольствуясь тем, что он отнял жену у Урии, одного из своих верноподданных, он постарался погубить его, чтобы спокойно наслаждаться его женой. Он приказал своему полководцу Иоаву поставить этого офицера в бою на такой опасный пост, чтоб он оттуда спастись не мог. Бог оставил это преступление без наказания, Давид отделался выражением смирения и признанием своей вины в присутствии пророка Нафана, который с большим тактом и деликатно, как это было в обычае у царедворцев, упрекал его за грех, который мог вызвать возмущение в народе, весьма непримиримом в вопросах прелюбодеяния.

Мерзкое царствование этого тирана было встревожено некоторыми восстаниями, поднятыми Авессаломом и его подданными, которые, несомненно, не раз возмущались гнусным поведением и беззакониями благочестивого государя. Близкие друзья бога обычно не беспокоятся о том, чтобы снискать любовь людей. Давиду, однако, удалось подавить мятежи и мирно прожить до конца своих дней. Он воспользовался этим миром, чтобы произвести перепись своих подданныx. Но бог рассердился за эту разумную меру; хотя он закрывал глаза на столько преступлений своего слуги, он решил примерно наказать его за эту перепись. Однако Давида, признавшего свою вину, он пощадил — наказание постигло подвергнутых исчислению подданных, из коих бог умертвил посредством чумы семьдесят тысяч за вину царя. Вот как писание рисует нам правосудие божие; оно прощает виновных и обрушивает незаслуженно кару на невинных.

Вскоре этот святой, в котором годы не притупили, однако, страсти к женщинам, взял себе сверх обычного гарема молодую сунамитянку, по имени Ависага, чтобы она согревала его в постели. Святой Иероним утверждает, что это проявление сладострастия надо объяснять аллегорически и что надо быть большим дураком, чтобы понимать этот рассказ Библии буквально. По его мнению, Ависага, которую Давид в старости взял к себе, чтобы она его согревала, "означает, что мудрость—подруга старцев". Если применять такой метод, то нет ничего на свете, чего богословы не смогли бы оправдать.

Видя приближение своей кончины, наш герой лишил наследства старшего сына Адонию и посадил на трон Соломона, которого он прижил с Вирсавией. Святой пророк не предвидел, что предпочтенный им сын станет нечестивцем, который возьмет к себе больше жен, чем отец, и допустит в своих владениях идолопоклонство. Как бы то ни было, умирая, Давид завещал ему убить Иоава, полководца, оказывавшего ему в течение всей своей жизни величайшие услуги, и Семея, которому он поклялся, что простит ему полученные от него оскорбления.

Так умер, завещая преступления, царь, вся жизнь которого была соткана из преступлений. Таков тот славный Давид, которого евреи рассматривали как самого великого, самого святого, самого замечательного из своих монархов и которого христианские богословы имеют наглость еще предлагать государям как совершенный образец. Надо упорно закрывать глаза, чтобы не видеть в этом герое угодного жрецам плута, противного лицемера, крамольного подданного, ненавистного уэурпатора, гнуснбго развратника, отвратательного завоевателя, неблагодарного негодяя—словом, чудовище, которому были чужды самые священные требования нравственности и который дерзко иэдевался над богом и людьми.

Не похоже ли, что служители христианской религии, пытаясь оправдывать подобного преступника, предлагая государям столь ужасный образец, приглашают их совершать без стеснения и без зазрения совести все те злодеяния, на которые только способна злобная натура, когда она обладает верховной властью? Разве наши богословы не видят, что, показывая, с какой легкостью бог прощает тиранам поступки, больше всего достойные наказания, они толкают государей на преступления, которые всегда можно загладить бесплодным и поздним раскаянием? Предлагать королю Давида как образец - это, очевидно, значит дать ему понять, что он может уподобиться какому-нибудь Тиберию, Нерону, Калигуле, лишь бы он был преисполнен веры, тщательно соблюдал религиозные обряды, был щедр к служителям церкви, ревностно уничтожал тех, кто ей не угодил. Сказать, что Давид был пророком,—значит утверждать, что дух божий пользовался для своего проявления нечистым органом самого низкого из людей. Осмелиться уверять, что этот царь был "человеком, угодным богу",— значит богохульствовать, называть бога сообщником и покровителем порока и врагом добродетели. Что сделал Давид, чтобы искупить столько злодеяний, достойных воспламенить гнев небесный? Он плясал перед ковчегом, сложил еврейские гимны, исповедался в своем грехе, сказав: "Я согрешил". Такой ценой любой тиран может надеяться стать святым и, таким образом, дешево купить у бога забвение злодеяний, жертвой которых были его подданные. Очевидно, таким образом, что предлагать королям такого Давида в качестве образца и утверждать, что раскаяние и покаяние сделали его угодником божьим,— значит развращать их.

П. Гольбах Галерея святыx. М., 1962, стр, 6, 7, 11—12, 47—51.

Даже когда христианство окоячательно отделилось от иудаизма, христиане продолжали почитать "священные" книги евреев и считать их патриархов, их пророков, их героев святыми угодниками божьими, непогрешимым орудием всевышнего, достойными подражания образцами.

Правда, эти великие святые, даже согласно священной истории, сообщающей нам об их деяниях, обнаруживают часто поведение далеко не безупречное.

Многие из них представляются беспристрастному взору скорее образцами преступности и гнусности, чем добродетели. Но христиане, предрасположенные под влиянием религии к этим знаменитьш особам, благочестиво закрывают глаза на их преступлеиия. Следуя урокам изощренных толкователей писания, они видят только достоиное в самых возмутительных поступках святых Ветхого завета.

П. Гольбах, Галерея святых, М., 1962, стр, 10—11.

Может ли верный христианин отказаться от лютости и кровожадности, если ему ставят в пример святых и героев Ветхого завета? Уроки жестокости на каждом шагу дает ему поведение Моисея, который два раза проливал кровь израильского народа и зарезал на алтаре своего бога более сорока тысяч человек. Разве коварная жестокость Финееса, Иаили, Юдифи не оправдывает жестокости христианина? Не служит ли таким оправданием также пример Давида, этого образцового царя, этого чудовища в образе человека, который, несмотря на все свои зверства, низости, прелюбодеяния и козни, был мужем, угодным в глазах 6ога? Библия, можно сказать, то и дело учит христианина, что угодить богу можно яростным рвением и что это рвение покрывает в глазах бога все грехи.

После этого не удивительно, что христиане взапуски преследуют друг друга. Терпимыми они были лишь тогда, когда сами были гонимы или были слишком слабы, чтобы преследовать других. Как только они получали в свои руки власть, они расправлялись с теми, кто не держался одинаковых с ними взглядов по всем вопросам их религии. С самых первых времен христианства в нем происходит борьба различных сект. Христиане враждуют между собой, ненавидят друг друга, обрушиваются друг против друга с самой изощренной жестокостью. Государи в подражание Давиду становились орудиями в руках своих враждующих попов и служили делу божьему огнем и мечом. Жертвой религиозного фанатизма становились сами короли; этот фанатизм ни с чем не считается, уверенный, что следует своему богу.

П. Гольбаx. Разоблаченное христианство, "Священная зараза, Разоблаченое христианство", М., 1936, стр, 282.