В. Сачков

По поводу статьи А. Д. Майданского

(Майданский, А.Д. Практическая истина коммунистических утопий)

После оголтелого разгула нигилистической пещерно-антикоммунистической истерии, продолжавшегося на протяжении всех 1990-х гг., в самые последние годы наша гуманитарно-научная общественность начала потихоньку остепеняться. Стало моветоном отзываться о марксизме резко бранно, уничижительно, с использованием не выдерживающих решительно никакой критики аргументов и даже вовсе без употребления оных. Период разбора и отстаивания на смерть отхваченных «хлебных мест», когда такого рода заверения в лояльности перед режимом были безусловно необходимыми, кажется, подошел к концу. Успело смениться поколение обществоведов. Теперь уже стало непредосудительным, даже общепринятым отзываться о марксизме если не с открытым сочувствием, апологетически, то, во всяком случае, с высокомерной объективистски «нейтральной» прохладой, а его резкое поношение явно вышло из моды.

В целом о научной честности и искренности наших гуманитариев говорить не приходится. Нередко действительные убеждения, когда они вообще как таковые есть, скрываются под масками не- и антимарксистских концепций, самостоятельно изготовить и надеть на себя которые любому профессионалу, получившему достаточную для того подготовку в старорежимные времена, решительно никакого труда не представляло. Довольно многие ученые, наоборот, в те времена еще носили на себе маски марксистов, и когда отпала необходимость прикидываться, их с удовольствием и облегчением сбросили. Ситуация осложняется далее еще и тем обстоятельством, что с течением времени философские взгляды людей не могут естественно не меняться.

Профессионалу при старом режиме быть подкованным немарксистом было очень сложно. Крайне затруднен был доступ к первоисточникам, не было практической нужды знать иностранные языки в такой степени, чтобы свободно читать специальную литературу. В основном поэтому учения, к приверженцам которых скрыто относили себя гуманитарии того времени, последние знали по изложениям с марксистской точки зрения наших же авторов. А когда строй переменился, первоисточники в переводе хлынули на них могучим потоком, овладение иностранными языками стало, далее, практической необходимостью. Лучшее ознакомление с предметом прежних увлечений в итоге многих привело к разочарованию. Отсюда происходило естественное искреннее обращение к марксизму, но с надетой притом на себе, по вынужденной необходимости, немарксистской маской. И сейчас оно стало, в более или менее активной и продуктивной форме, пожалуй, типичной для массы наших обществоведов. Проделав целый ряд замысловатых мировоззренческих кульбитов, многие из них оказались в итоге на позициях так называемого «истинного социализма», ярчайшим, пожалуй, теоретиком которого был Мозес Гесс. Взгляды российских революционных народников по существу совпадали со взглядами «истинных социалистов». Если имелись вообще идейные расхождения между ними, то самые незначительные.

Хорошей иллюстрацией к сказанному является статья А.Д. Майданского «Практическая истина коммунистических утопий», опубликованная в сборнике «Э. Ильенков и социализм» (М., 2002). Но прежде чем приступить к ее разбору, я нахожу уместным определиться с основными понятиями. Даже и среди теоретически подкованных современных марксистов   имеется огромный разнобой в трактовке таких главнейших понятий, как диктатура пролетариата и социализм, а среди не- и антимарксистов и еще гораздо тем более. Поэтому происходящие сегодня теоретические дискуссии сворачиваются, как правило, к заведомо бесплодным бранным перепалкам совсем непонимающих друг друга людей, до чего мне не хотелось бы опускаться.

Напомню сначала общее марксово определение диктатуры пролетариата:

«Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты – экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов» 1.

Отсюда ясно, что люди, называющие себя марксистами, но не принимающие категорию диктатуры пролетариата, в действительности вовсе никакими марксистами не являются, но суть в лучшем случае социалисты немарксистского направления. Конкретнее, по Марксу и Энгельсу, диктатура пролетариата представляет собой следующее:

«…первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии.

Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил.

Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения, т. е. при помощи мероприятий, которые экономически кажутся недостаточными и несостоятельными, но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всем способе производства.

Эти мероприятия будут, конечно, различны в различных странах.

Однако в наиболее передовых странах могут быть почти повсеместно применены следующие меры:

1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов.

2. Высокий прогрессивный налог.

3. Отмена права наследования.

4. Конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников.

5. Централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.

6. Централизация всего транспорта в руках государства.

7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану.

8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия.

9. Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней.

10. Общественное и бесплатное воспитание всех детей. Устранение фабричного труда детей в современной его форме. Соединение воспитания с материальным производством и т. д.» 2 .

Легко увидеть, что ряд главнейших, по Марксу и Энгельсу, мероприятий (в частности, пп. 1, 3) «деспотического вмешательства в право собственности» не был реализован вообще ни в одной из социалистических стран. А это значит, что еще никогда и нигде диктатура пролетариата не была осуществлена пунктуально. Практически это не так уж и критично, поскольку попытки строительства социализма и совершения социалистической революции в настоящее время продолжаются и будут продолжаться впредь, т. е. еще остаются возможности исправить эти допускавшиеся до сих пор недочеты и выяснить, если это действительно было ошибочно, их роль.

Важно конкретизировать далее, что Маркс понимал конкретнее под превращением пролетариата в господствующий класс. В работе «Гражданская война во Франции» он писал об этом:

«Париж мог сопротивляться только потому, что вследствие осады он избавился от армии и заменил ее национальной гвардией, главную массу которой составляли рабочие. Этот факт надо было превратить в установленный порядок, и потому первым декретом Коммуны было уничтожение постоянного войска и замена его вооруженным народом.

Коммуна образовалась из выбранных всеобщим избирательным правом по различным округам Парижа городских гласных. Они были ответственны и в любое время сменяемы. Большинство их состояло, само собой разумеется, из рабочих или признанных представителей рабочего класса. Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы. Полиция, до сих пор бывшая орудием центрального правительства, была немедленно лишена всех своих политических функций и превращена в ответственный орган Коммуны, сменяемый в любое время. То же самое – чиновники всех остальных отраслей управления. Начиная с членов Коммуны, сверху донизу, общественная служба должна была исполняться за заработную плату рабочего. Всякие привилегии и выдачи денег на представительство высшим государственным чинам исчезли вместе с этими чинами. Общественные должности перестали быть частной собственностью ставленников центрального правительства. Не только городское управление, но и вся инициатива, принадлежавшая доселе государству, перешла к Коммуне.

По устранении постоянного войска и полиции, этих орудий материальной власти старого правительства, Коммуна немедленно взялась за то, чтобы сломать орудие духовного угнетения, «силу попов», путем отделения церкви от государства и экспроприации всех церквей, поскольку они были корпорациями, владевшими имуществом. Священники должны были вернуться к скромной жизни частных лиц, чтобы подобно их предшественникам-апостолам жить милостыней верующих. Все учебные заведения стали бесплатными для народа и были поставлены вне влияния церкви и государства. Таким образом, не только школьное образование сделалось доступным всем, но и с науки были сняты оковы, наложенные на нее классовыми предрассудками и правительственной властью.

Судейские чины потеряли свою кажущуюся независимость, служившую только маской для их низкого подхалимства перед всеми сменявшими друг друга правительствами, которым они поочередно приносили присягу на верность и затем изменяли. Как и прочие должностные лица общества, они должны были впредь избираться открыто, быть ответственными и сменяемыми.

… Единство нации подлежало не уничтожению, а, напротив, организации посредством коммунального устройства. Единство нации должно было стать действительностью посредством уничтожения той государственной власти, которая выдавала себя за воплощение этого единства, но хотела быть независимой от нации, над нею стоящей. На деле эта государственная власть была лишь паразитическим наростом на теле нации. Задача состояла в том, чтобы отсечь чисто угнетательские органы старой правительственной власти, ее же правомерные функции отнять у такой власти, которая претендует на то, чтобы стоять над обществом, и передать ответственным слугам общества. Вместо того, чтобы один раз в три или в шесть лет решать, какой член господствующего класса должен служить представлять и подавлять народ в парламенте, вместо этого всеобщее избирательное право должно было служить народу, организованному в коммуны, для того чтобы подыскивать для своего предприятия рабочих, надсмотрщиков, бухгалтеров, как индивидуальное избирательное право служит для этой цели всякому другому работодателю. Ведь известно, что предприятия, точно так же как и отдельные лица, обычно умеют в деловой деятельности поставить подходящего человека на подходящее место, а если иногда и ошибаются, то умеют очень скоро исправить свою ошибку. С другой стороны, Коммуна по самому существу своему была безусловно враждебна замене всеобщего избирательного права иерархической инвеститурой» 3 .

В дальнейшем опыт Парижской коммуны обогатился опытом Советов, возникшим и действовавшим во время Первой русской революции 1905-1907 гг., а также во время и после Великой Октябрьской социалистической революции 1917 г. Главными инновациями стало введение выборов по производственным округам вместо территориальных, а также ограничение в избирательных правах представителей эксплуататорских классов. Относительно последней меры В.И.  Ленин дал следующие пояснения:

«Наша Конституция признает преимущество пролетариата над крестьянством и лишает избирательных прав эксплуататоров. На это больше всего нападали чистые демократы из Западной Европы. Мы им отвечали и отвечаем, что они забыли самые основные положения марксизма, забыли, что у них речь идет о буржуазной демократии, а мы перешли к демократии пролетарской. Нет ни одной страны в мире, которая сделала бы хоть десятую долю того, что сделала за истекшие месяцы Советская республика для рабочих и беднейших крестьян в смысле привлечения их к управлению государством. Это – абсолютная истина. Никто не станет отрицать, что для демократии действительной, а не бумажной, для привлечения рабочих и крестьян мы сделали столько, сколько за сотни лет не сделали самые лучшие демократические республики и сделать не смогли. Это определило значение Советов, благодаря этому Советы стали лозунгом пролетариата всех стран.

Но это нисколько не избавляет нас от того, что мы спотыкаемся о недостаточную культурность масс. Вопрос о лишении избирательных прав буржуазии мы никоим образом не рассматривали с абсолютной точки зрения, потому что теоретически представляется вполне допустимым, что диктатура пролетариата будет подавлять буржуазию на каждом шагу, но может не лишать буржуазию избирательных прав. Это теоретически вполне мыслимо, и нашу Конституцию мы точно так же выдвигаем, как образец для других стран. Мы говорим только, что тот, кто понимает переход к социализму без подавления буржуазии, тот – не социалист. Но если буржуазию как класс подавлять необходимо, то лишать ее избирательных прав и равенства не необходимо. Свободы для буржуазии мы не хотим, равенства эксплуататоров и эксплуатируемых мы не признаем, но мы рассматриваем в программе этот вопрос таким образом, что меры такого рода, как неравенство рабочих с крестьянами, Конституцией вовсе не предписываются. Конституция их записала после того, как они были введены в жизнь. Даже не большевики выработали конституцию Советов, ее выработали до большевистской революции меньшевики и эсеры против себя. Они выработали ее так, как выработала жизнь. Организация пролетариата шла гораздо быстрее, чем организация крестьянства, что делало рабочих опорой революции и давало им фактически преимущество. Дальше стоит задача: от этих преимуществ переходить постепенно к их уравнению. Буржуазию до Октябрьской революции и после нее никто из Советов не изгонял. Буржуазия сама ушла от Советов» 4 .

Содержание понятия социализма сложное, многомерное, крайне чувствительное к контекстам. Верное для одного смыслового окружения оказывается обычно в корне неправильным в другом. Самое широкое, абстрактное, годное практически для всех контекстов определение гласит: «Социализм есть представительство и защита интересов трудящихся» 5 . С такой дефиницией, исторически появившейся еще до марксизма, никто не спорит. В этом значении социализмов имеется множество, основные из них охарактеризованы еще в «Манифесте Коммунистической партии». Под это определение подходит, пожалуй, любая, в т. ч. фактически яро антисоциалистическая, демагогия, которая претендует приобрести приверженцев среди тех, кто зарабатывает на жизнь своим трудом.

Содержание понятия социализма по Марксу и Энгельсу конкретней.

Для начала процитирую Энгельса:

«Так называемое «социалистическое общество» не является, по моему мнению, какой-то раз навсегда данной вещью, а как и всякий другой общественный строй его следует рассматривать как подверженное постоянным изменениям и преобразованиям. Решающее его отличие от нынешнего строя состоит, конечно, в организации производства на основе общей собственности сна­чала отдельной нации на все средства производства» 6 .

В качестве одного из удачных примеров дальнейшего развития коммунистического идеала, разработанного Марксом, сошлюсь на В.И. Ленина. Цитирую:

«Мы еще не скоро сможем осуществить, но во что бы то ни стало должны осуществить то, чтобы спецам, как особой прослойке, которая останется особой прослойкой впредь до достижения самой высокой ступени развития коммунистического общества, жилось при социализме лучше, чем при капитализме, в отношении и материальном и правовом, и в деле товарищеского сотрудничества с рабочими и крестьянами, и в отношении идейном, т. е. в отношении удовлетворения своей работой и сознания ее общественной пользы при независимости от корыстных интересов класса капиталистов» 6 .

Здесь существенно важно также и правильно понимать то, что тогда (т. е. после коренного пересмотра своей точки зрения на социализм) Ленин подразумевал под социализмом. Цитирую:

«…социализм означает уничтожение классов, а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма» 7 .

Полный социализм, по Ленину, получается, - такой строй, при котором не остается уже никаких классов, в т. ч. рабочих и крестьян, все члены общества становятся трудящимися, но притом, вплоть до наступления полного коммунизма, сохраняется социальная разница между основной массой трудящихся, выполняющих, по терминологии Майданского, механическую работу, и так называемыми спецами, интеллигенцией, специализирующейся в разработке компьютерных и всех вообще, в т. ч. социальных, программ.

Как бы продолжая, развивая далее мысль Гесса, завершающую работу «О сущности денег», он заключает свою статью следующими выводами:

«Преодоление отчуждения Маркс связывал с созданием условий неограниченного усвоения каждым индивидом знаний и умений, которые опредмечены человечеством в виде внешних вещей. Однако формальное упразднение частной собственности посредством революции и диктатуры пролетариата, как наглядно показала история XX века, нисколько не устраняет отчуждение, а напротив, до предела его обостряет. Реальное снятие отчуждения означает изменение характера человеческой потребности, приводящей в движение труд».

«Итак, до тех пор, пока не изменится предметный характер труда (в пользу подавляющего преобладания доли умственной деятельности и ее продуктов, идей, над деятельностью механической) и характер потребности (в труде), всякие попытки превратить экономику в инструмент осуществления коммунистических идеалов обречены оставаться утопией и приводить только к экономической деградации и, соответственно, к реальному удалению общества вспять от этих идеалов. Революции и прочие радикальные опыты социальной инженерии только мешают труду создавать, а капиталу накапливать «материальные элементы», жизненно необходимые для существования всесторонне развитой индивидуальности. Не следует торопить историю, рискуя тем, что ребенок коммунизма в который раз родится недоношенным. Придет срок, и он сам появится на свет «в его положительной, с себя начинающей форме» (Маркс)».

Вывод для современной гуманитарно-научной публицистики настолько расхожий, что оспаривать его не хочется, потому что это совсем не интересно. Историческая практика убедительнейшим образом доказала, что, наоборот, всякие попытки превратить экономику в инструмент осуществления антикоммунистических идеалов обречены оставаться утопией и приводить только к экономической деградации и, соответственно, к реальному, еще большему удалению вспять от этих идеалов. Для доказательства достаточно сравнить показатели развития экономики СССР любого десятилетия (исключая, разумеется, время войн) с показателями минувшего десятилетия власти антикоммунистов. Если, к примеру, к 1927 г. стране удалось выйти на показатели успешного довоенного 1913-го, то за период 1991 - 2001 гг. бывшие республики СССР смогли скатиться по многим показателям на уровень того же 1913-го и даже ниже - явно не к развитому капитализму, а к феодальной и даже рабовладельческой формации. Что же касается изменения предметного характера труда, то не видеть и не признавать его в нынешнюю эпоху тотальной автоматизации и компьютеризации производства просто невежественно. Но, судя по заглавию своей статьи, Майданский собирался в ней акцентировать не «утопичность» марксизма, которая «ясна сама собой» почти всей истеблишментной гуманитарно-научной общественности, а вылущить практически полезное рациональное зерно из «коммунистических утопий». Положим, в заключении он тем самым просто отдал обязательную дань, бросил кость рептильному официозу, чтобы не создавать для своей преподавательско-научной карьеры лишних трудностей, а сам в действительности хотел другое сказать. Обращусь поэтому к завязке его материала, которая поинтересней:

«”Абстрактное” не синоним “умозрительного” или “воображаемого”, - снова и снова повторял Ильенков. В известных условиях абстракты могут обладать вполне реальным, чувственно-осязаемым бытием. Так случается, когда тот частный момент человеческого бытия, который выражается в данной абстракции, на самом деле, практически отрывается от всех остальных, обретает “в-себе-и-для-себя бытие” и превращается в самодовлеющее целое.

Эта, на первый взгляд, отвлеченно-философская схема схватывает самую суть формы общения, которая зовется “социализмом” (в его советской, китайской, скандинавской или любой иной исторической модели). Впрочем, нет смысла забегать вперед. Пока достаточно дать простую дефиницию: “утопией” я называю изображение какой-либо отдельной стороны наличных общественных отношений в качестве идеальной и всеобщей формы человеческого общения».

В контексте работы Гесса «О сущности денег» позиция Майданского предстает изначально научно несостоятельной. Конкретно в качестве отдельной стороны наличных общественных отношений Гесс взял для рассмотрения алфавит и деньги, а если пользоваться современной терминологией, то, по существу, товарно-денежные отношения. И далее в своей статье он убедительнейше доказал, что эта сторона не может без отчуждения существовать и постоянно не воспроизводить его. Майданский же попробовал обосновать противоположное: что всякие сознательные попытки ускорить процесс ликвидации товарно-денежных отношений порождают, наоборот, только еще большее отчуждение.

В этом он на момент сошелся с Гессом, который тоже утверждал, что социалистическая революция не лучший способ ликвидации отчуждения. Но если для логического завершения свободного полета мысли Гесса имелась такая надежная, популярная и достаточно перспективная для своего времени «посадочная площадка», как концепция всеобщей любви Людвига Фейербаха, то здесь и теперь для мировоззрения Майданского сегодня уже ничего подобного нет. Оно в современной эксэсэсэсэрной ситуации нам оставляет практически выбор или оставаться на позициях «умеренности и аккуратности», или пытаться искать из нее какой-то иной, более удачный выход. Тут, более чем очевидно, выход даже по Фейербаху, то бишь, Гессу, представляется, что по сравнению с предлагаемым, более предпочтительным.

Однако Майданский пытается представить себя притом знатоком марксизма, сочувственно относящимся к этой теории. Он искренне хотел бы взять из нее все, по его оценке, действительно ценное, конструктивное, не отбрасывая ее притом целиком, как это делают те современные социологи, научная несостоятельность которых усматривается даже самым неискушенным взглядом. Но что же от действительного марксизма вообще остается в том, что он изложил по своему о нем преставлению?

Цитирую:

«Отношение взаимного отчуждения труда и собственности может прекратиться не раньше, чем разумный труд станет   всеобщей потребностью.

“Историческое назначение капитала будет выполнено тогда, когда, с одной стороны, потребности будут развиты настолько, что сам прибавочный труд, труд за пределами абсолютно необходимого для жизни, станет всеобщей потребностью, проистекающей из самих индивидуальных потребностей людей, и когда, с другой стороны, всеобщее трудолюбие… разовьется как всеобщее достояние нового поколения”.

Естественно, Маркс не имел в виду механический труд – когда человек сам делает то, что могут вместо него делать вещи. В этой своей форме труд никогда не станет для человека потребностью, ибо он уравнивает человека с вещью, игнорирует его differentia specifica . Маркс говорит о труде интеллектуальном, который представляет собой «экспериментальную науку, материально творческую и предметно воплощающуюся науку» (что не мешает ему оставаться «физическим упражнением, поскольку труд требует практического приложения рук и свободного движения, как в земледелии»).

Хотя умственный труд, как и физический, может и должен на время принять отчужденную историческую форму, он, в отличие от физического труда, в принципе не может совершаться механически. В механическом труде “ум” отсутствует, вследствие чего труд, собственно, и делается механическим. В этом, самом общем смысле умственный труд – во все времена и во всех экономических формациях – является свободной самодеятельностью человека».

Для человека, более или менее полно вовлеченного в производственные процессы, в которых используются современные компьютерные технологии, цитированные суждения Майданского представляются полнейшим вздором. Исполнение программ, созданных программистами - специалистами высшего класса, требует, в свою очередь, тоже особого мастерства, весьма значительных интеллектуальных усилий, приложений ума, хотя, с точки зрения несведущего наблюдателя со стороны, работа «простых исполнителей программ» является «механической» («смотрят люди в экран монитора да кнопки клавиатуры нажимают – думать не надо»). Суть дела в том, что современные технологии все более увеличивают контингент «простых исполнителей программ», в которые обращается практически целиком передовой отряд рабочего класса. Постольку сводить этот отряд к касте лиц, исполняющих исключительно механическую работу, и сейчас уже фактически неверно, а в перспективе будущего это будет становиться неверным в корне.

В свою эпоху Маркс, конечно, мог строить о такой, ставшей уже вполне реальной, перспективе достижений технологии исключительно фантастические предположения, но он этим не занимался, а строил абстрактную модель. Поэтому если «предъявлять к нему претензии», то лучше это делать в ином ключе: развивать далее, путем конкретизации, его абстракции, поскольку такую возможность представляет современная практика, а не выдумывать у Маркса мнимые ошибки и их критиковать с позиций немарксизма, споря, таким образом, фактически с самим собой.

Действительный вопрос в настоящее время упирается не в то, на что указывает Майданский, выдумывающий неразрешимость проблемы снятия механического (=физического) труда (на самом деле, глядя на достижения современной технологии, ее вообще не существует), а в оправданность присваивания прибавочного труда людей, непосредственно участвующих в производстве (как исполнителей-прикладников, так и программистов), откровенными паразитами капиталистами, которые не вкладывают в производственный процесс ни капли собственного труда, но получают с него притом самые жирные сливки. Сам по себе такой строй не снимется, добровольно со сцены мировой истории не сойдет, он будет бороться за выживание, как это делал до сих пор, самыми аморальными и антигуманными средствами. В таких условиях о постепенном самоснятии отчуждения не приходится говорить.

К такой, вполне понятной для всякого программиста и исполнителя прикладника, дилемме, сводится, в сущности, весь современный вопрос.

1 Маркс, К., Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 28. С. 424-427.

2 Маркс, К., Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 4. С. 446-447.

3 Маркс, К., Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 17. С. 342-343, 344.

4 Ленин, В.И. ПСС. Изд. 5. Т. 38. С. 171-172.

5 Ср., например: «…социализмом называется протест и борьба против эксплуатации трудящегося, борьба, направленная на совершенное уничтожение этой эксплуатации…» - Ленин, В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 1. С. 281.

6 Маркс, К., Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 37. С. 380.

7 Ленин, В.И. ПСС. Изд. 5. Т. 44. С. 351.

8 Ленин, В.И. ПСС. Изд. 5. Т. 43. С. 130.

© (составление) libelli.ru 2003-2020