АНТИГУМАННЫЙ И АНТИОБЩЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ "СВЯТЫХ" ПОДВИЖНИКОВ, ОТШЕЛЬНИКОВ И МОНАХОВ

Почти во всех религиях мира мы встречаем множество таких безумцев, которые в своем исступлении считают добродетелью ненависть и презрение к самому себе, добровольное рабство, меланхолию, праздность, самоистязание - короче, беспрерывные оскорбления своей природы, не приносящие реальной пользы ни им, ни обществу.

Однако на этих абсурдах построено дикое поведение множества беснующихся подвижников, которых суеверие повсюду выдает нам за законченные образцы добродетели. Может ли здравый смысл обнаружить какие-нибудь реальные добродетели у этих несчастных аскетов, изобретающих тысячи способов мучить себя в этой жизни, чтобы заслужить неизъяснимое блаженство в будущей жизни? Может ли разумньй человек найти какую-нибудь заслугу в поведении этих исступленных фанатиков? Уверенные, что защищают интересы бога, о котором они не имели ясного представления, и религии, которую они приняли, поверив ей на слово, они умирали с мужеством, достойным лучшей доли; они подвергали себя тысяче опасностей, чтобы распространить свои диковинные предрассудки; они думали угодить богу, проявляя упорство, которое оказывалось сильнее тиранов, казней и палачей. Во всех религиях мира находились люди с разгоряченным воображением, с непобедимым упрямством и безмерным мужеством, которые верили, что бог требует себе в жертву их жизнь, полученную ими от него. Своей твердостью в пытках они являли миру достопамятное зрелище; чувство гуманности страдает при виде его, разум стыдится его, но религия видит в нем доказательства своей благости.

П. Гольбах, Священная зараза, "Священная зараза, Разоблаченное христианство", М., 1936, стр, 160.

Эта честь (речь идет об основании монашества. - Ред.) выпала на долю египтянина по имени Антоний. Войдя однажды в церковь, он услышал евангельский текст, где Иисус говорит: "Идите, продайте все свое имущество и раздайте его". Наш святой вообразил, что эти слова обращены к нему, Он немедленно поспешил вьзполнить это указание неба. Избавившись от всех преходящих благ, он удалился в пустыню, где дьявол, раздраженный его великодушным решением, послал ему тяжелые искушения, из коих отшельник, говорят, вышел победителем.

Слух о его добродетели, то есть о его нелепом поведении, разошелся далеко и произвел огромное впечатление на горячие головы его соотечественников - египтян. Толпы людей направились к нему, чтобы найти под его руководством пути к совершенствованию. Из отшельника, каким он был до того, он превратился в аббата, то есть в духовного отца группы фанатиков, в основателя, вернее, восстановителя монашества на Востоке.

Скоро эта мания стала всеобщей. Христиане толпами покидали города, чтобы поселиться в пустыне. Некоторые из этих набожных дикарей жили отшельниками, отдельно друг от друга, другие жили обпршой под руководством главаря и наэывались кеновитами. Между ними завязалось соревнование в фанатизме. Каждый старался превзойти своих собратьев в постах, умерщвлении плоти, строгостях. Кто сумел удивить всех своими подвигами, выдумыванием остроумных способов самоистязания, на того смотрели как на чудо добродетели, а те, которые не могли достигнуть такой высокой степени совершенства, вздыхали, что не получили от неба таких чудесных способностей.

Воистину, при чтении житий этих благочестивых сумасшедших можно думать, что, подобно жонглерам, старающимся поразить толпу своими удивительньши фокусами, наши святые устраивали турнир, в котором все наперебой старались вызвать к себе возможно больше удивления. Из всех этих кающихся, память которых церковь чтит, никто не приобрел столько славы, как святой Симеон, по прозванию Столпник. Он покинул свой монастырь, где его мрачный характер создал ему множество врагов. Спустя некоторое время, желая какой-нибудь блестящей выходкой превзойти всех наиболее чтимых отшельников того времени, он вздумал поместиться на вершине горы в Сирии и провести свою жизнь на столбе высотой в тридцать шесть локтей, на котором он, как нас уверяют, пробыл сорок лет. Он стоял то на одной, то на друтой ноге и делал столько непрерывных коленопреклонений, что некто, пьггавшийся сосчитать их, дойдя до двух тысяч, устал и бросил.

Нелепое поведение нашего святого создало ему колоссальную известность на всем Востоке. Верующие стекались толпами, чтобы видеть и слышать столь великого служителя бога. Его гордости, несомненно, льстило наблюдаемое с высоты колонны зрелище многочисленных паломников, прибывавших пешком, чтобы видеть его совершенства. Тщеславие вознаграждало его за старания и мучения, которые он причинял себе, чтобы поразить мир. Император Лев, полагая, что такой святой человек просветлен божеством, захотел узнать его мнение насчет решений Халкедонского собора. Наш монах ответил, что он одобряет этот собор. Он прожил 69 лет. После его смерти тело его было доставлено в Константинополь, где тот же император построил в честь его великолепный храм.

Строгости и бессмысленные выдумки таких благочестивых сумасшедших христиане во все времена рассматривали как несомненные признаки святости. По невежеству своему они не могли знать, что во всех странах на земле, даже в религиях, которые они считают самыми ложными, есть сумасшедшие, кающиеся или святоши, которые стараются выделиться самоистязаниями, чтобы вызвать удивление черни. Так, Индия дает нам в лице йогов примеры добровольной жестокости, которых христианские анахореты никогда не могли достигнуть. Эти идолопоклонники довели искусство самоистязания до такой степени совершенства, до какой христианство до сих пор не дошло. Одни подставляют постоянно свое обнаженное тело жгучим лучам солнца или укусам насекомых. Другие принимают обет непрерывно держать руки распростертыми. Иные заставляют подвешивать их головой вниз и раскачиваются над пылающим костром! Есть такие, которые укладываются живыми в гроб и воспринимают свет солнца через отверстие, которое служит для передачи им пищи. Другие, наконец, надевают на себя цепи с остриями, которые скоро превращают их тело в одну сплошную рану. Подобные безумства совершаются и в других языческих странах. Мы видим, что в Карнате, на Коромандельском берегу, благочестивые банианы массами бросаются под колеса тяжелой колесницы, везущей их идола и убеждены, что эта добровольная смерть доставит им вечное блаженство. Китайские бонзы и татарские кающиеся не меньше выделяются своими благочестивыми безумствами и, как и христианские анахореты, приобретают уважение и пожертвование от набожных членов секты. Последние точно так же уверены, что эти искусные фокусники - люди, пользующиеся милостью неба и имеющие возможность с успехом использовать свое влияние для блага прочих смертных.

Эти фанатические представления христиан и язычников основаны, очевидно, на нелепых и оскорбительных понятиях о божестве. Они представляют себе его свирепым тираном, которому доставляет удовольствие наслаждаться отвратительным зрелищем человека, вечно погруженного в слезы и горе. Они воображают, что этот бог, которого они упорно называют бесконечно благим,- кровавый деспот, которого можно ублаготворить только кровью и которого раздражают благополучие и наслаждения его несчастных творений.

Эти противоречивые представления составляют главную основу христианской религии, предполагающей, что бог мог смягчиться только ценой невинной крови собственного сына. Но так как фанатик никогда не рассуждает и отнюдь не бывает последовательным, то наши сумасбродные святоши, признавая, что кровь, пролитая Христом, имеет бесконечную ценность и что ее больше, чем достаточно, чтобы смягчить отца, вместе с тем думают, что бог этот требует еще крови тех, кого сын якобы уже омыл своею кровью. Их святое неразумие внушает им, что этому богу приятно медленное добровольное самоубийство его верных служителей. Наконец, их безумие и непоследовательность доходят до того, что они думают, будто эти бесполезные самоистязатели являются святыми, которых бог поддерживает своей благодатью, которым он дает силу и умение стать совершенно несчастными.

Почтение людей к монахам, отшельникам и знаменитым кающимся могло, так же как и божья благодать, укреплять этих фанатиков, уверенных в уважении общества при жизни, в славе апофеоза после смерти и в вечном блаженстве на небе. Все эти мотивы, вместе взятые, должны были помочь им терпеливо сносить иго, которое они добровольно на себя наложили.

В результате безумие монашества стало у христиан эпидемической болезнью, сменившей эпидемию мученичества. Не имея больше оснований опасаться пыток со стороны других, они причиняли их себе сами. Всюду стали появляться монахи. Множество святых захотело прославиться в церкви каким-нибудь новым уставом. В каждом веке появляется новый духовидец, старающийся перещеголять своих собратьев и предшественников. В Египте основателем монастырской жизни был святой Пахомий. Святой Василий Великий основал монастырь на Востоке, Святой Мартин Турский учредил первый монастырь в Галлии. Но истинным патриархом монашества на Западе считается святой Бенедикт. Его пример вызвал подражание со стороны святого Бернара, Бруно, Нор6ерта и др. Все эти изуверы были согласны между собой насчет основных принципов своих установлений.

Монашество, не довольствуясь тем, что отнимает у общества большое число мужчин, которые тысячами различных способов могли бы служить обществу, забирает у него и женщин, которые могли бы увеличить число граждан. Страны, подчиненные папе, во все времена были полны монастырей, вернее, казематов, предназначенных как места заключения для приятного пола; а ведь он предназначен природой для того, чтобы умножить число членов общества, очарованием и украшением которого он служит.

В этих-то монашеских тюрьмах фанатизм производил наиболее заметные опустошения. Там бедные затворницы с очень ярким воображением и слабой конституцией, предоставленные ужасному одиночеству, питаясь меланхолией, взбесившись от печалей, постов, самоистязаний, испытывали бредовые видения, иллюзии, экстазы, частые откровения. Одним словом, монахини еще в большей степени, чем самые строгие отшельники, были восприимчивьг к самовнушению и становились поэтому очень часто весьма удобным орудием в руках духовенства, чтобы вызывать волнения черни.

От времен святого Павла до нашего времени мы находим непрерывный ряд вдохновенных дев и жен, пророчиц, одержимых, которые принесли огромную пользу церкви своим умоисступлением. Эти небесные дары особенно проявлялись в монастьгрях и обителях для девушек, главным образом у тех из дев, которые обладали большим темпераментом. Эти небесные супруги Иисуса Христа, давшие обет воздержания, должны были часто чувствовать правильность высказанного Гиппократом положения, что, когда самая чистая кровь, не находя выхода по обычным путям, поднимается к сердцу, тогда вены вздуваются, мозг затемняется и человек впадает в безумие. Таким образом приходится объяснить экстазы, видения и бессвязные предвещания множества святых монахинь, безумие которых нам преподносят как проявление благодати. Святая Бригитта, святая Екатерина Сиенская, святая Тереза, святая Магдалина де Пацци, Мария Алакок и множество других святьгх сумасбродок, набожность и пророческий дар которых восхваляются в церковных святцах, были, по-видимому, женщинами, которых воображение, воспламененное слишком строгим образом жизни, делало часто совершенно безумньми. У женщин, постоянно предающихся набожной мистике, истерия может дать все те явления, которые поражают у этих святых фанатичек. Божественная любовь вызывает у особы с живым воображением и пылким темпераментом те же безрассудства, что и любовь "мирская".

Вообще нет ничего удивительного в том, что монахини весьма подвержены частым приступам безумия. Святое варварство, с которым церковь и законы обращаются с этими жертвами воздержания, способно повергнуть их в самую мрачную меланхолию и даже отчаяние. Еще на пороге детства, в неопытном возрасте, современные весталки принимают на себя на всю жизнь обеты деликатаого свойства, обычно навязываемые им обольщением, а иногда властным деспотизмом бесчеловечных родителей, которым религия и правительство позволяют бьпъ тиранами. Трудно понять мотивы современного варварства по отношению к этим несчастным девушкам и основания, по которым церковь изменила в применении к ним те правила, которые в более древние времена были разумнее и мягче...

Девушки шестнадцати лет имеют пагубную возможность связаться с нищетой на всю жизнь. Раз данный ими обет не подлежит отмене, нет никакого спасения для этих жалких жертв неразумного фанатизма. Они осуждены на то, чтобы всю жизнь стонать в глубине монастырей под начальством мрачных настоятельниц, которые сами не имеют никаких радостей, кроме печальной привилегии изливать на других дурное настроение, которое их терзает. Таким образом, только смерть может положить конец мучениям этих несчастных дев, которые рады, если опьянение фанатизмом может их поддержать до конца мучительного жизненного пути, поливаемого постоянными слезами. Так - печалью, слезами, отчаянием - удостаиваются, по мнению христиан, милости господней. Таковы те преимущества, которые христианская религия дает прекрасному полу. Она за один миг неосторожности осуждает их на то, чтобы влачить, вздыхая, жалкое и бесполезное для общества существование.

Между тем именно этим несчастным девам во многих странах поручают воспитание детей. Эти бедные затворницы, невежественные, легковерные, фанатичные и неопытные, берут на себя заботу о воспитании гражданок и матерей семейства. Хотя они не имеют ни малейшего представдения об общественных обязанностях и о том, что творится на свете, им доверяют первые годы жизни того пола, которому предназначено составить счастье другого. Что у детей остается от такого воспитания? Они вырастают боязливыми и легковерными святошами, не обладающими ни одним из качеств, необходимых для того, чтобы их ценили и любили люди, с которыми им предназначено жить. При выходе из монастыря они приносят в жизнь только свою неопытность, к которой присоединяется узость ума, занятого множеством мелочей, делающих их несчастными на всю жизнь,

П. Гольбах," Галерея святых" М., 1962, стр, 250-254, 263-266.

Человек создан для общества. Отделите его, изолируйте, и его идеи станут хаотичными, его характер извратится, множество уродливых страстей возникнут в его сердце. Сумасбродные мысли пустят ростки в его уме, как тернии на дикой земле. Поместите человека в дремучий лес, он превратится в дикого зверя. В монастыре, где представление о неотвратимом соединяется с представлением о рабстве, условия еще хуже. Из лесу можно выйти, в монастыре остаются навсегда; в лесу - свободны, в монастыре - рабы, Может быть, надо еще больше силы духа, чтобы противостоять одиночеству, чем для того, чтобы выдержать гнет нищеты. Нищета унижает, уединение калечит душу.

Д. Дидро, Монахиня, Избранные атеистические произведения, М., 1956, стр 402.

Монастыри - это минареты, откуда добывают обыкновенно святых. Но что такое вообще монахи? Бездельники, сутяги, опасные для общества, соседства с которыми следует бояться. Что доказывает их поведение? Что нет ничего общего между религией и добродетелью.

К. Гельвеций. О человеке, Сочинения в двух томах, т, 2. М., 1974, стр, 228.

Христианину преподается только та мораль не от мира сего, экзальтированная, полная противоречий и неустойчивая, которую мы находим в евангелии. Эта мораль в состоянии лишь унизить ум, сделать ненавистной добродетель, воспитать жалких рабов, сломить порыв души; или же,если заронить семена ее в горячие сердца, она создает только неистовых фанатиков, способных потрясти устои общества.

Несмотря на всю бесполезность и извращенность христианской морали, защитники христианства осмеливаются утверждать, что нравственность немыслима без религии. Впрочем, что называется на языке христиан нравственностью? Она означает у них: молиться без устали денно и ночно, посещать церкви, каяться, бежать от радостей жизни, жить в уединении, уйти в себя. Какая польза от всего этого для общества? Все это можно проделывать, не имея и тени добродетели. Если подобные упражнения открывают врата небесные, то для земли они совершенно 6есполезны.

П. Гольбаx. Разоблаченное христианство, "Священная зараза, Разоблаченное христианство", М., 1936, стр, 217-218.

Не чувствуя любви к талантам, попы являются тайными врагами человеческих добродетелей. Попы часто отрицают даже существование их. В их глазах добродетельные поступки - это поступки, соответствующие их учению, т.е. их интересам. Первые из добродетелей - вера и покорность духовенству; лишь своих рабов оно готово называть святыми и добродетельными людьми.

К. Гельвеций. 0 человеке, Сочинения в двух томах, т. 2. М., 1974, стр. 227

Что такое святой с точки зрения всех религий? Это человек, который молится, постится, занимается самоистязанием, бежит от мира; которому, как сове, хорошо только в полном одиночестве, который воздерживается от всего, что доставляет радость, и которого словно пугает все, что могло бы хотя бы на минуту отвлечь от фанатического самоуглубления. Можно ли назвать такого человека добродетельным? Может ли такой человек приносить пользу себе или другим? Разве не распалось бы общество и не вернулись бы люди снова в состояние дикости, если бы каждый из нас воспылал безумным желанием стать святым?

Совершенно очевидно, что буквальное и строгое выполнение моральных предписаний христианскаго вероучения неизбежно привело бы человечество к гибели. Христианин, стремящийся к совершенству, должен бы отстранять от себя все, что отвлекает от его истинной отчизны-неба. Такой человек должен видеть в земной жизни только западни, искушения и поводы к погибели; он должен страшиться науки, враждебной его вере, он должен избегать всякой полезной деятельности как средства достижения богатства, препятствующего спасению; он должен отказаться от должностей и почестей, способных разжечь в нем честолюбие и отвлечь от мыслей и забот о душе; одним словом, божественная мораль Христа, если бы она и была применима в жизни, порвала бы все общественные связи.

Святой в обществе так же бесполезен, как и святой в пустыне; он распространяет вокруг себя атмосферу печали, недовольства, а часто и возмущения; религиозное рвение вынуждает его с полным сознанием правоты нарушать общественное спокойствие распространением убеждений или фантазий, которые он в своем тщеславии считает за внушения свыше. История всех религий полна рассказов о святых, отличавшихся крайней неуживчивостью, нетерпимостью, бунтарством, прославившихся злодеяниями, учиненными ими на земле ради вящей славы божъей! Если святые в пустыне только бесполезны, то святые в обшестве просто опасны..

П. Гольбах, Здравый смысл. "Письма к Евгении. Здравый смысл", М., 1956, стр, 385-386.

Нет ничего более разнящегося между собою, чем идеи добродетели и святости. Добродетелен тот, кто делает добро своим согражданам. Слово добродетель содержит в себе всегда идею о чем-то полезном для общества. Иное дело слово святость. Какой-нибудь пустынник или монах налагает на себя обет молчания, бичует себя еженощно, питается сваренными в воде овощами, спит на соломе, приносит богу свою нечистоплотность и свое невежество. Умерщвлением плоти они могут сделать себе карьеру в раю, их могут почтить ореолом. Но если они не сделали никакого добра на земле, то они не добродетельны. Какой-нибудь злодей может на смертном одре покаяться-он тогда спасен, он блажен; но он все же не добродетелен. Имя добродетельного можно заслужить обычно лишь справедливым и благородным поведением.

К. Гельвеций, 0 человеке, Сочинения в двух томах, т, 2. М., 1974, стр. 227-228.

Все то, что мы привели в этой книге на основании исторических памятников, авторитет которых признают сами христиане, должно было нас убедить, что святые всех категорий были совершенно бесполезны для рода человеческого.

Действительно, мы видели, что святые, проповедовавшие евангелие, были людьми, проповедовавшими о самих себе. Они старались создать себе учеников, чтобы властвовать над ними и жить за их счет. Святые учители были вожаками партий. Они никогда не обнаруживали особой разборчивости в средствах, чтобы доставить победу своему делу, и часто позволяли себе преступления ради достижения намеченных целей. Святые мученики были либо обманщиками, погибшими за старания утвердить контрабандное учение, либо безумцами, которым их вожди - фанатики или мошенники - смутили разум. Святые на троне были либо одураченными жертвами духовенства, либо весьма плохими политиками, всегда готовыми проливать кровь, чтобы упрочить царство своих попов. Святые отшельники были людьми, явно вредными для самих себя и абсолютно бесполезными для общества. Святые монахи были либо опасными рабами своих настоятелей, либо трутнями, жиревшими в безделье за счет трудолюбивых сограждан. Святой в семье был и будет всегда мизантропом, врагом собственных своих наслаждений и строгим цензором чужих удовольствий, вечно занятым тем, чтобы мучить себя и других. Наконец, всякий святой - человек, который не рассуждает, но думает и действует согласно указаниям тех, кого он взял себе в вожди. Последние, получив право запретить ему пользоваться разумом, сумеют, когда им будет угодно, заставить его совершить преступление.

Все это вскрывает ту колоссальную разницу, какая существует между великим святым и великим человеком, между апостолом веры и апостолом разума, между мучеником, ослепленным своим неистовством, и благородным защитником истины, между набожным королем-ревнителем и королем великодушным, бдительным, заботящимся о счастье и покое подданных, между кеновитом, отшельником и монахом и трудолюбивым гражданином, отцом семейства, человеком, содействующим на своем поприще благосостоянию отечества, между смутьяном попом и законопослушным мирянином. Вообще все показывает, что нет ничего общего между святошей и добродетельным человеком.

П. Гольбаx. Галерея святых, М., 1962, стр, 275-276.