П. А. Гольбах. Галерея святых. Послесловие

ПОЛЬ ГОЛЬБАХ

Галерея святых или Исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов.

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

Святые, с точки зрения христианского богословия,- это любимцы бога, непогрешимые учители истинной морали и образцы правильного поведения в жизни. Именно им должны подражать верующие, чтобы достичь спасения и обеспечить себе царствие небесное. К ним надо обращаться с молитвами и просьбами, чтобы быть услышанными богом. Они первые посредники между людьми и богом, истолкователи его воли и намерении. Их великое множество. Одни из них являются общими для всех христиан: православных, католиков и протестантов. Это главным образом святые, заимствованные из иудаизма и Ветхого завета: Моисей, Авраам, Исаак, Иаков, Иисус Навин, Самсон, Иевфай, Самуил, Давид, Ахия. Илья, Елисей, Исаия, Иезекииль, Иеремия, Иона и др. Сюда же следует отнести и новозаветных святых: деву Марию и апостолов.

Другие святые признаются таковыми только католиками или православными. Однако при всем этом им присущи некоторые общие черты, за которыми исчезают их индивидуальные различия. Так называемые жизнеописания святых за немногими исключениями написаны по одному и тому же типу.

В христианской религии святые играют роль второстепенных божеств, подобную той, какую в религии древних греков играли мифические герои. Но какая разница между теми и другими!

Античные герои были образцами истинной человечности, мудрости и героизма. Они защищали людей от жестокости и несправедливого гнева богов.

Христианские же святые, как общее правило, все свои устремления направляли на подавление рассудка у людей, развивали в них слепую покорность перед так называемой "божественной волей" и властями, являлись проповедниками религиозного фанатизма и нетерпимости, подчинения разума вере. Истинно человеческие чувства и устремления они подавляли в угоду велениям мстительного и капризного, жестокого и самолюбивого бога.

В процессе своего исторического развития христианская религия создала в дополнение к основному, триединому богу (бог-отец, бог-сын, бог - дух святой) сложную систему второстепенных божеств-святых, большинство которых играет в ней роль, во многих отношениях подобную той, какую в политических религиозных системах древности играли отдельные боги. Так Илья Пророк заменил богов-громовержцев: Зевса, Юпитера, Перуна и так далее; Георгий Победоносец-бога войны Марса; святой Василий заменил богов-покровителей домашнего скота, а дева Мария - разнообразные женские божества древних религий, в том числе культ богини Изиды древних египтян, богинь плодородия.

На это обратили внимание уже в семнадцатом - восемнадцатом веках, когда историческая и гносеологическая критика христианской религии еще только зарождалась. Этот факт бросался в глаза, и пройти мимо него было совершенно невозможно при попытках рационалистического рассмотрения системы христианских святых, взятой в целом. На него обращали внимание Николай Фрере, Жан Мелье и Николай Буланже. Как бы ни старались апологеты христианской религии доказать ее противоположность так называемому язычеству Древней Греции и Древнего Рима, беспристрастным исследователям истории христианства было ясно, что оно впитало в себя под новыми именами, именами святых, множество старых богов и божеств античного мира, что оно сохранило и воспроизвело многочисленные суеверия древних религий.

Разоблачение этой стороны христианства имело весьма существенное значение в деле борьбы с религией и пропаганды атеизма. Оно показывало неосновательность претензий христианской религии на особое положение, как религии якобы боговдохновенной и единственно истинной в противовес всем прочим, "ложным" религиям. Вполне понятно, что французские просветители восемнадцатого века в своей критике христианства не могли обойти культ святых. Особенно большое внимание уделил ему Поль Гольбах, написавший специальное сочинение "Галерея святых", в котором критически рассматривает главную священную книгу христиан - Библию, показывая, что проповедуемый ею культ святых несовместим с человеческими представлениями о добродетели и нравственности, об истинной человечности, о естественном человеческом существовании и нормальных правилах человеческого общежития. Мимоходом он дал рационалистическую критику тех мест "священного" писания христиан, в которых имеются характеристики пророков, апостолов и самого основателя христианской религии, то есть Иисуса Христа. Все сочинение пронизано иронией, которая придает ему особый колорит и является одним из его литературных достоинств.

"Галерея святых" была опубликована в 1770 г., то есть в тот период истории Франции, когда философская битва с религией достигла своего апогея. Книга появилась почти одновременно с "Системой природы", которую тогда называли "Библией материализма и атеизма". Оба эти произведения Гольбаха взаимно связаны друг с другом.

В "Системе природы" были в систематической и развернутой форме изложены философские взгляды французских материалистов восемнадцатого века. Вселенная-это грандиозная сложная машина. Она никем не может быть создана и уничтожена. Все многообразие явлений и форм природы обусловлено лишь различными сочетаниями частиц вечно движущейся материи. В ней нет места богу-творцу. Боги, духи, ангелы-это только химеры, призраки. "Человек несчастен лишь потому, что он не знает природы.- Так начинается "Система природы".- Цель этой книги вернуть человека к природе, сделать для него дорогим разум, заставить его любить добродетель, рассеять мрак, скрывающий от него единственную дорогу, которая может верно привести его к цели его стремлений, к счастью". Но для этого надо было отбросить химеры, разоблачив предрассудки, жертвой которых в течение веков оставался человеческий род. В этом немалую роль и сыграла "Галерея святых".

Воспроизводя, по свидетельствам священных христианских книг, моральный и интеллектуальный облик "святых" Ветхого и Нового заветов, а также отцов церкви, монахов, епископов и римских пап, Гольбах срывает с них маски, развенчивает ореол святости, показывает, что они никак не могут служить положительными образцами повеления.

Вполне естественно, что большое место заняла в "Галерее святых" критика христианской морали, ибо основное отличие святых от простых смертных с точки зрения теологии состоит как раз в их особом моральном облике, образе мыслей, правилах поведения и исключительных заслугах перед богом.

Можно было бы сказать, что в этом сочинении Гольбаха дана наиболее обстоятельная и подробная критика христианской морали, если бы он поставил эту критику на историческую почву. Но отсутствие подлинного историзма-ахиллесова пята всего творчества Гольбаха. С его точки зрения, христианская мораль, как и вся христианская религия в целом,- продукт злонамеренной деятельности обманщиков, которые всегда и всюду по своей природе были одинаковы. Эта отвлеченная социологическая идея не могла объяснить сложный и богатый противоречиями процесс становления и развития христианской морали и ее современного состояния. Она рассматривала этот процесс слишком односторонне, преувеличивала роль сознательной деятельности и недооценивала значение обстоятельств, не зависящих от воли и сознания людей.

Гольбах нередко, как мы видели, наивно взывает к мудрости государей, пытается убедить их; что не в их интересах давать большую власть священникам, "что их собственные интересы требуют просвещения подданных, для того чтобы разрушить их слепое и тупое доверие к честолюбивым священникам, желающим установить власть над умами, страшную и опасную для власти, которую государи имеют над телами". Гольбах убежден, что разум правит миром, и если просвещенный монарх проникнется велениями этого разума, то в его царстве и наступит то счастье, о котором мечтали философы-материалисты. Эта вера в разум - и сильная и слабая сторона Гольбаха. С одной стороны, она дает ему огромную силу для разоблачения религии и предрассудков. С другой стороны, поскольку он в разуме видит естественную причину исторического развития, она но позволяет ему понять действительные, объективные пружины, под влиянием которых общество живет и развивается. В свою очередь это не позволяло ему правильно понять и происхождение и развитие религии. Религия для Гольбаха просто продукт невежества масс и результат сознательного обмана невежественного народа со стороны жрецов и священников.

Материалистическое понимание истории, которое было чуждо Гольбаху, отбрасывает подобное объяснение причин возникновения религии.

Религиозной христианской этике Гольбах противопоставлял в качестве веления разума и ее абсолютной противоположности натуралистическую этику, которая в его глазах являлась конкретным приложением философского материализма к вопросам этики. Натуралистическая этика имела огромные преимущества перед спиритуалистической религиозной этикой. Из нее вытекало отрицание врожденности и боговдохновенности моральных принципов и свободы воли, которая, с точки зрения церкви, являлась и является основанием самой возможности греха. Как и Дидро, Гольбах был близок к эпикурейскому пониманию добродетели. Человек, по его мнению, естественно стремится к счастью, которое состоит в удовлетворении естественных потребностей природы, в стремлении к удовольствиям, понимаемым, конечно, не пошло, не по-обывательски. Гольбах всячески подчеркивал принцип пользы как меру важности и истинной разумной человечности правил морали.

Это и дало ему возможность по-иному, чем это делали защитники религии и церкви, прочесть Библию и подвергнуть суду разума деятельность святых и самого бога. Ореол таинственности и боговдохновенности был отброшен в сторону, и все стало на свое место. Выяснилось, что в отношении верующих к богу и святым есть много общего с отношением подданных к монарху и окружающим его сановным лицам. "Народы часто рассматривают святых как всесильных царедворцев, как могущественных ходатаев перед верховным существом. Это последнее представляется, им как существо, окруженное непроницаемыми для них облаками, как монарх, недоступный для своих земных подданных. Чувствуя себя неспособным составить ясное представление о боге, человек охотно обращается к существам, более близким по природе к нему самому, рассчитывая найти в них покровителей, посредников, утешителей, друзей. Вот почему толпа предпочитает обращать свои молитвы к святым, которые, как ей известно, были когда-то людьми, чем иметь дело непосредственно с богом, которого она не может постичь и которого ей всегда рисуют как грозного владыку".

Это было очень верное наблюдение над психологией верующих. Оно сохранило свое значение даже в нашу эпоху, хотя за сто девяносто лет, прошедшие с тех пор, многие цари земные лишились своих тронов и обнаружили свою бренность, как и простые люди. Но бога христианская религия по-прежнему изображает в качестве царя небесного.

Число монархов на земле поубавилось, и они стали гораздо менее страшными, чем были в те времена, когда составлялись евангелия и другие священные книги христиан, но бог-отец по-прежнему выглядит суровым и таинственным монархом, окруженным царедворцами, как и раньше. В этом выразился страшный консерватизм, присущий религиозной идеологии. Она продолжает оперировать идеологическими категориями прошлого и игнорирует бег времени, изменение понятий и взглядов. Современные вероучители мало отличаются от тех, которые жили во времена Гольбаха.

Христианская религия изображает бога не только как безумного деспота, но и как бесконечно мудрого, могущественнейшею и бесконечно справедливого владыку, преисполненного нежности и доброты отца, как существо, обладающее всеми совершенствами, какие только могут быть мыслимы. Одним словом, она дает ему весьма противоречивые характеристики. Такими же противоречивыми являются и характеристики святых. Причем во всех тех случаях, когда святыми были объявлены действительно существовавшие лица или исторические деятели, их жизнеописания были составлены применительно к интересам церкви. В них или умалчивалось обо всем том, что так или иначе компрометировало этих святых, или же их сомнительные поступки были представлены в идеализированных тонах, создавались повествования, не имевшие ничего общего с действительной жизнью. На все это и обратил внимание Гольбах. Его книга поэтому неизбежно приняла обличительный характер. Он поставил первой своей задачей выяснить, "действительно ли соответствует поведение тех, кого церковь называет святыми и ставит нам в пример, божественным совершенствам и благодетельным целям проведения, другими словами, является ли их поведение мудрым, справедливым, выгодным для общества".

Церковь уверяла и уверяет, что рекомендуемое ею поведение является для верующих прямым путем к личному счастью и вечному блаженству, то есть соответствует подлинным интересам каждого человека. Отсюда Гольбах выводил свою вторую задачу - выяснить, соответствовало ли поведение святых "видам провидения, озабоченного благосостоянием и сохранением своих подданных творений".

При этом оказывается, что поведение святых с точки зрения сохранения рода человеческого не выдерживает никакой критики. Если бы люди всерьез приняли их советы и стали ими руководствоваться в своей повседневной жизни, то их жизнь приобрела бы самые отвратительные черты, а род человеческий стал бы вымирать. Метод, которым бог решил спасти род человеческий, на самом деле никакого спасения не приносил. "Мудрый, справедливый, всемогущий бог мог бы найти более легкие и верные пути для спасения рода человеческого, чем заставить умереть своего сына, и к тому же напрасно... Евангелие не содержит никаких истинно разумных предписаний и правил, которые не были бы лучше даны у какого-нибудь Сократа, Платона, Цицерона, Конфуция и у других языческих мудрецов, живших ранее Иисуса". Так называемые заповеди, приписываемые христианами Иисусу, с точки зрения Гольбаха, противоречивы и невыполнимы, бессмысленны: "Разум находит в них лишь безрассудные понятия, бесполезные или даже вредные для общества; они выполнимы лишь для небольшого числа сумасшедших и не оказали никакого влияния на прочих смертных".

Гольбах рассматривал христианство как реформированный иудаизм. С большой иронией и сарказмом описывает он отношение к нему ревнителей еврейской старины. "Достоверно известно, что сын божий не имел успеха у евреев, к которым бог-отец его специально послал. Об упрямство этого очерствевшего народа разбились все попытки, продиктованные мудростью, предвидением и всемогуществом бога. Напрасно Иисус старался подкрепить свою миссию чудесами - эти чудеса не внушили доверия к себе. Напрасно он пытался основывать свои права на признанных его согражданами пророчествах-они отвергли реформы и новое учение, которое он принес, увидели в нем обманщика и осудили его на смерть". Так же отнеслись они и к апостолам. И их они рассматривали тоже в качестве обманщиков. "Его (Иисуса.-Ред.) апостолы имели у евреев немногим больше успеха, чем их учитель. Тщетно они проповедовали и творили чудеса, тщетно они цитировали и толковали тексты Ветхого завета, доказывая, что в них ясно, хоть и иносказательно, говорится об их мессии они сумели найти среди евреев лишь очень небольшое число прозелитов. Приведенные, наконец, в отчаяние упрямством своих сограждан, они обратились к язычникам, которым возвестили евангелие, то есть реформированный Иисусом иудаизм".

Несмотря на все остроумие, это объяснение в научном отношении оставляет желать много лучшего. Гольбах, как это читатель видит в ряде мест книги, совершенно не способен правильно, объективно объяснить социальную сущность иудаизма и причины гонений "а еврейский народ. Здесь многое у Гольбаха имеет характер субъективных оценок или некритического восприятия господствовавших в то время взглядов на особенности психологического склада и религии евреев. В наше время для советского читателя эти оценки Гольбаха совершенно неприемлемы. Рассуждения Гольбаха о еврейском народе определяются его идеалистическим пониманием истории, а не какой-либо национальной ненавистью. В них на первое место выступает ненависть к религии как якобы главной причине бедствии и самого еврейского народа и всего мира в эпоху христианства. К этому примешивается неосознанная еще враждебность чисто классового характера. Французская буржуазия видела в богатых голландских, нидерландских и других буржуа-евреях весьма опасных соперников. Гольбах не видел, что еврейский народ первый век нашей эры не представлял собой единой массы и распадался на борющиеся друг с другом общественные классы.

Не видел Гольбах и того, что различные классы Римской империи по-разному относились к пропаганде христианства. Он не понимал социальных причин, вызвавших к жизни христианство. Христианство, как и иудаизм, было в его глазах лишь заблуждением человеческого ума и результатом злонамеренной деятельности обманщиков. В этом проявилась историческая ограниченность его взгляда на происхождение христианства, его односторонность и неполнота.

П. Гольбах, как и все французские просветители восемнадцатого века, не ставил вопрос о происхождении христианства в связь с теми огромными и противоречивыми социально-экономическими процессами, которые происходили в Римской империи времен Помпея и Цезаря. Он не знал этнического состава первых христианских общин, да я не стремился его выяснить. Все это наложило определенную печать. Но его рассуждения о происхождении христианства и на взаимоотношения христианства с иудаизмом. Он оперировал только теми фактами, которые давало само христианское "священное" писание, истолковывая их по-новому, но не обогащая общей картины. Для писателя восемнадцатого века все это естественно. Это не было личной виной Гольбаха. При тогдашнем уровне исторической науки иной подход к этой проблеме был невозможен.

Современный читатель легко восполнит этот недостаток вводной части "Галереи святых", обратившись к соответствующей исторической литературе. Небольшая книга Ф. Энгельса "Бруно Бауэр и раннее христианство" даст полное представление о том, чем надо дополнить историческую концепцию Гольбаха в той части, которая касается происхождения и сущности первоначального христианства. При этом надо помнить, что великой заслугой Гольбаха, и Гельвеция была попытка рассматривать ход истории в свете удовлетворения насущных потребностей человека. Их теория происхождения христианства являлась конкретным приложением их принципов объяснения истории: общественная жизнь ими рассматривалась как отношения взаимной эксплуатации людей. Они стремились "уяснить общение людей из их материальных потребностей и способов их удовлетворения".

Как ни наивно было конкретное выражение этого стремления в приложении к истории первоначального христианства, оно все же являлось огромным шагом вперед в деле подготовки научного объяснения исторического процесса в противовес господствовавшему тогда церковно-христианскому воззрению. Нет ничего удивительного в том, что Гольбах в своих антирелигиозных сочинениях выдвинул на первый план моральное содержание теории эксплуатации. Это было продиктовано особенностью рассматривавшихся им общественных отношений. В "Галерее святых" ему надо было показать несостоятельность христианской морали и ее действительное земное содержание. И он сделал это так, как ему, философу-материалисту, казалось нужным сделать это, не отступая от основных начал своей философии.

Религия неотделима от лицемерия. Она прикрывает благовидной внешностью самые низменные побуждения и самые грязные дела. Пытаясь согласовать историю святых с характеристиками бога как самого благого и самого совершенного существа, христианство "допускает, что это столь совершенное существо разжигает и одобряет самые ярые страсти, приветствует совершаемые его любимцами убийства и жестокости, освящает гнев, ненависть, узурпацию. Под покровом имени бога все это превращается в добродетель. Благодаря этому грозному имени честолюбие, жестокость, самая бесчеловечная ярость превращаются в святое рвение; слепой фанатизм, видения, безумие-в божественное внушение или высокую мудрость; шарлатанство, обман и мошенничество сходят за чудеса или за несомненные проявления всемогущества всевышнего; человеконенавистничество, жестокость по отношению к самому себе, бесполезность рассматриваются как совершенство; упрямство, бунт, мятеж получают название героизма, стойкости и пылкой веры. Одним словом, все самым причудливым образом перевернуто: безумие становится похвальным, бесплодность - достойной награды, бешенство превращается в добродетель. Ведь именно такого сорта те добродетели, какие мы встретим у большинства святых Ветхого и Нового заветов".

Все это, по мнению Гольбаха, направлено на защиту интересов духовенства и церкви как большой социальной организации. Хотя он и преувеличивал значение сознательной деятельности и обмана, но в основном был несомненно прав. Здесь он приближался к пониманию классовой природы религии и деятельности духовенства.

Вторая часть "Галереи святых" посвящена характеристике новозаветных святых. Прежде всего Гольбах исследует поведение самого Иисуса за время его земной жизни и находит его весьма противоречивым и далеко не всегда разумным и соответствующим представлению о его исключительной человечности и доброте. Так, он оказывается не очень почтительным к своей матери и своему земному отцу, забыв заповедь "чти отца своего и матерь свою". "Чудо", совершенное им в стране Гадаринской, когда он, изгнав легион бесов из тела одержимого, приказал им войти в свиней, бросившихся после этого с крутизны и погибших, Гольбах правильно счел смешным и наивным.

Странно и подозрительно поведение Иисуса до его смерти, когда он окружал себя самыми сомнительными и недостойными людьми, извинить которых за их грязные дела невозможно. "За ним тянется свита из падших женщин, вроде куртизанки Магдалины, разбогатевшей от торговли своими прелестями, или Иоанны, прелюбодейной жены Кузы, которая, говорят, обокрала своего мужа, прежде чем бросила его ради мессии. Надо полагать, что такое общество не должно было расположить честных людей в пользу мессии". Иисус как проповедник "ставил себе целью разобщить своих слушателей, заставить их порвать священнейшие узы, чтобы привязать их исключительно к себе". Он не гнушался провозглашать, что принес "не мир, но меч", что "пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее и невестку с свекровью ее".

Под этим углом зрения Гольбах рассматривает всю легенду о Христе и апостолах, их моральном облике и поведении, подробно останавливаясь на истории отдельных догматов и канонов христианства, таких, как божественность Иисуса Христа и девы Марии, догматы о непорочном зачатии, воскресении Христа, пресуществлении и т. п. Вокруг этих догматов с самого возникновения христианства ведется нескончаемая борьба многочисленных ересей и сект, которые в этой борьбе друг против друга все ссылаются на одно и то же "священное" писание. Не кончилась эта борьба и в наше время. Напротив, число сект со времени Гольбаха намного увеличилось.

Разоблачения Гольбахом христианской морали в "Галерее святых" принесли огромную пользу атеистической мысли. Идя к коммунизму, мы должны избавиться от предрассудков прошлого и в особенности от остатков двусмысленной, лицемерной морали, которую проповедует религия во всех ее разновидностях. На нашем знамени-коммунистический кодекс морали. И чем лучше мы будем разоблачать религиозную мораль, используя в том числе и талантливую, живую, остроумную критику этой морали Гольбахом, тем быстрее этот великий кодекс станет достоянием широких масс народа.