ПОЛЬ ГОЛЬБАХ

Галерея святых или Исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Глава девятая. ОТШЕЛЬНИКИ, АНАХОРЕТЫ, КАЮЩИЕСЯ И МОНАХИ, КОТОРЫХ ЦЕРКОВЬ ОТНОСИТ К ЧИСЛУ СВЯТЫХ. КАРТИНА МОНАШЕСТВА. БРАТЬЯ-ПРОПОВЕДНИКИ, БРАТЬЯ-МИНОРИТЫ, ИЕЗУИТЫ И ПРОЧИЕ.

Если большинство святых, почитаемых христианской церковью, были, как мы видели, людьми опасными для общества, то есть у нее большое число и других святых, бывших абсолютно бесполезными для своих сограждан.

Нам уже не раз приходилось отмечать, что христианство стремится отчуждать людей друг от друга, делать их суровыми и дикими, разрывать наиболее приятные для них узы. Добрый христианин обязан смотреть на себя как на странника и путешественника в этом мире. По мнению Тертуллиана, самое неотложное дело-покинуть землю. Все рассеянные в евангелиях заповеди Христа имеют целью оторвать человека от семьи, заставить его отречься от родных, жены и друзей, чтобы всецело отдаться мрачным размышлениям над химерами, которые выдают за вечные истины.

Эти заповеди Христа, распространенные после него апостолами, заимствованы, очевидно, из поведения некоторых набожных и фанатичных евреев, известных под именем ессенов, ессеев и терапевтов, обычаи которых сохранил нам Филон Еврей. Вот что он о них сообщает:

"Терапевты бросали свое имущество, жен, детей, отцов, всех родных, чтобы теснее сблизиться с богом. У них было несколько книг древних авторов и главарей секты, в которых священное писание толковалось аллегорически. Они встречались в различных странах, они жили сообща, имели священников, дьяконов, дев, монастыри, или обители, священные мистические трапезы. Они собирались ночью, проводя время в пении гимнов, они молились богу, обратившись на восток". Тот же автор прибавляет, что они соблюдали строгий пост и часто оставались без пищи три дня и даже шесть.

Имя ессены или ессеи ученый Леклерк выводит из сирийского слова, означающего "святой", "благочестивый", "добрый". Он полагает, что их было два вида- "деятельные, или активные", и "теоретики, или созерцатели". Последние не приносили жертв богу и этим явно отличались от других евреев. Утверждают также, что они воздерживались от всяких клятв. Они с величайшей строгостью соблюдали субботу, не позволяя себе в этот день даже сдвинуть посуду с места или удовлетворять самые настоятельные потребности. Они презирали несчастья и с радостью встречали смерть. У них были, говорят, взгляды на характер души и на бессмертие, сходные со взглядами Платона. Леклерк утверждает, что "созерцательные ессеи"-то же самое, что и терапевты, о которых говорил Филон.

Легко заметить поразительное сходство между образом жизни этих фанатиков-евреев и первых христиан. Действительно, многие авторы полагают, что под именем терапевтов Филон хотел обозначить христиан. Таково было почти всеобщее мнение древних отцов церкви, которые имели возможность знать истинное происхождение своей собственной секты. К этим свидетельствам мы прибавим еще, что некоторые ученые предполагали, не без достаточного основания, что сам Иисус мог быть одним из этих ессеев, или терапевтов, который странствовал по Иудее, чтобы вербовать сторонников, и по примеру всех реформаторов вообразил, что кое-что изменил в установлениях секты. Все его нравственные заповеди, имеющие действительно монашеский характер, кажутся заимствованными из учения этих евреев-фанатиков, от которых он отличается лишь тем, что часто проявляет пренебрежение к субботе. Что касается его пристрастия к аллегориям, то это доказывается евангелием, и мы видим, что апостолы дали аллегорическое толкование всему Ветхому завету.

Есть все основания считать, что ессеи, или терапевты, скоро смешались с учениками Христа. Некоторые критики считали, что ессеи, жившие по соседству с Александрией, были обращены в христианство евангелистом Марком. Евсевий. История церкви, книга 2, глава 17. Наконец, надо полагать, что эти самые евреи без труда принимали религию Христа, столь сходную с их обычаями и взглядами. Это предположение подтверждается еще одним замечанием: в эпоху историка Иосифа Флавия были у евреев три секты - фарисеи, саддукеи и ессеи. Но после этого времени уже нет речи о ессеях. По всей видимости, они перестали так называться, поскольку они приняли христианскую религию.

Как бы то ни было, нет сомнения, что первые христиане в Иерусалиме во всем подражали образу жизни терапевтов, или ессеев. То были, по всем данным, настоящие монахи, которые имели все общее, постились, молились, непрерывно размышляли о писании, которое их вожди толковали аллегорически. Они пели гимны или псалмы, "пророчествовали", то есть кривлялись, плясали и произносили бессвязные речи, думая, что они вдохновлены духом господа. Таково было христианство в колыбели. И таково было, собственно говоря, начало монашества, целью которого было вернуть христиан к их первоначальным установлениям.

Эта честь выпала на долю египтянину по имени Антоний. Войдя однажды в церковь, он услышал евангельский текст, где Иисус говорит: "идите, продайте все свое имущество и раздайте нищим". Наш святой вообразил, что эти слова обращены к нему. Он немедленно поспешил выполнить это указание неба. Избавившись от всех преходящих благ, он удалился в пустыню, где дьявол, раздраженный его великодушным решением, послал ему тяжелые искушения, из коих отшельник, говорят, вышел победителем. Слух о его добродетели, то есть о его нелепом поведении, разошелся далеко и произвел огромное впечатление на горячие головы его соотечественников - египтян. Толпы людей направились к нему, чтобы найти под его руководством пути к совершенствованию. Из отшельника, каким он был до того, он превратился в аббата, то есть в духовного отца группы фанатиков, в основателя, вернее, восстановителя монашества на Востоке.

Скоро эта мания стала всеобщей. Христиане толпами покидали города, чтобы поселиться в пустыне. Некоторые из этих набожных дикарей жили отшельниками, отдельно друг от друга, другие жили общиной под руководством главаря и назывались кеновитами. Между ними завязалось соревнование в фанатизме. Каждый старался превзойти своих собратьев в постах, умерщвлении плоти, строгостях. Кто сумел удивить всех своими подвигами, выдумыванием остроумных способов самоистязания, на того смотрели как на чудо добродетели, а те, которые не могли достигнуть такой высокой степени совершенства, вздыхали, что не получили от неба таких чудесных способностей.

Воистину, при чтении житий этих благочестивых сумасшедших можно думать, что, подобно жонглерам, старающимся поразить толпу своими удивительными фокусами, наши святые устраивали турнир, в котором все наперебой старались вызвать к себе возможно больше удивления. Те, кто полюбопытствует прочесть подробно о сумасбродствах пустынников и отшельников, найдут отличное подробное описание их у Феодорита, епископа тирскою, у Палладия, в "Беседах" Касьяна, в "Житиях отцов-пустынников", опубликованных Арно д'Андильи. Из всех этих кающихся, память которых церковь чтит, никто не приобрел столько славы, как святой Симеон, по прозванию Столпник. Он покинул свой монастырь, где его мрачный характер создал ему множество врагов. Спустя некоторое время, желая какой-нибудь блестящей выходкой превзойти всех наиболее чтимых отшельников того времени, он вздумал поместиться на вершине горы в Сирии и провести свою жизнь на столбе высотой в тридцать шесть локтей, на котором он, как нас уверяют, пробыл сорок лет. Он стоял то на одной, то на другой ноге и делал столько непрерывных коленопреклонений, что некто пытавшийся сосчитать их, дойдя до двух тысяч, устал и бросил.

Нелепое поведение нашего святого создало ему колоссальную известность на всем Востоке. Верующие стекались толпами, чтобы видеть и слышать столь великого служителя бога. Его гордости, несомненно, льстило наблюдаемое с высоты колонны зрелище многочисленных паломников, прибывавших пешком, чтобы видеть его совершенства. Тщеславие вознаграждало его за старания и мучения, которые он причинял себе, чтобы поразить мир. Император Лев, полагая, что такой святой человек просветлен божеством, захотел узнать его мнение насчет решений Халкедонского собора. Наш монах ответил, что он одобряет этот собор. Он прожил 69 лет. После его смерти тело его было доставлено в Константинополь, где тот же император построил в честь его великолепный храм.

Строгости и бессмысленные выдумки таких благочестивых сумасшедших христиане во все времена рассматривали как несомненные признаки святости. По невежеству своему они не могли знать, что во всех странах на земле, даже в религиях, которые они считают самыми ложными, есть сумасшедшие, кающиеся или святоши, которые стараются выделиться самоистязаниями, чтобы вызвать удивление черни. Так, Индия дает нам в лице йогов примеры добровольной жестокости, которых христианские анахореты никогда не могли достигнуть. Эти идолопоклонники довели искусство самоистязания до такой степени совершенства, до какой христианство до сих пор не дошло. Одни подставляют постоянно свое обнаженное тело жгучим лучам солнца или укусам насекомых. Другие принимают обет непрерывно держать руки распростертыми. Иные заставляют подвешивать их головой вниз и раскачиваются над пылающим костром! Есть такие, которые укладываются живыми в гроб и воспринимают свет солнца через отверстие, которое служит для передачи им пищи. Другие, наконец, надевают на себя цепи с остриями, которые скоро превращают их тело в одну сплошную рану. Подобные безумства совершаются и в других языческих странах. Мы видим, что в Карнате, на Коромандельском берегу, благочестивые банианы массами бросаются под колеса тяжелой колесницы, везущей их идола, и убеждены, что эта добровольная смерть доставит им вечное блаженство. Китайские бонзы и татарские кающиеся не меньше выделяются своими благочестивыми безумствами и, как и христианские анахореты, приобретают уважение и пожертвования от набожных членов секты. Последние точно так же уверены, что эти искусные фокусники-люди, пользующиеся милостью неба и имеющие возможность с успехом использовать свое влияние для блага прочих смертных.

Эти фанатические представления христиан и язычников основаны, очевидно, на нелепых и оскорбительных понятиях о божестве. Они представляют себе его свирепым тираном, которому доставляет удовольствие наслаждаться отвратительным зрелищем человека, вечно погруженного в слезы и горе. Они воображают, что этот бог, которого они упорно называют бесконечно благим,- кровавый деспот, которого можно ублаготворить только кровью и которого раздражает благополучие и наслаждения его несчастных творений.

Эти противоречивые представления составляют главную основу христианской религии, предполагающей, что бог мог смягчиться только ценой невинной крови собственного сына. Но так как фанатик никогда не рассуждает и отнюдь не бывает последовательным, то наши сумасбродные святоши, признавая, что кровь, пролитая Христом, имеет бесконечную ценность и что ее больше чем достаточно, чтобы смягчить отца, вместе с тем думают, что бог этот требует еще крови тех, кого сын якобы уже омыл своею кровью. Их святое неразумие внушает им, что этому богу приятно медленное добровольное самоубийство его верных служителей. Наконец, их безумие и непоследовательность доходят до того, что они думают, будто эти бесполезные самоистязатели являются святыми, которых бог поддерживает своей благодатью, которым он дает силу и умение стать совершенно несчастными.

Впрочем, как уже можно было заметить, почтение людей к монахам, отшельникам и знаменитым кающимся могло, так же как и божья благодать, укреплять этих фанатиков, уверенных в уважении общества при жизни, в славе апофеоза после смерти и в вечном блаженстве на небе. Все эти мотивы, вместе взятые, должны были помочь им терпеливо сносить иго, которое они добровольно на себя наложили.

В результате безумие монашества стало у христиан эпидемической болезнью, сменившей эпидемию мученичества. Не имея больше оснований опасаться пыток со стороны других, они причиняли их себе сами. Всюду стали появляться монахи. Множество святых захотело прославиться в церкви каким-нибудь новым уставом. В каждом веке появляется новый духовидец, старающийся перещеголять своих собратьев и предшественников. В Египте основателем монастырской жизни был святой Пахомий. Святой Василий Великий основал монастырь на Востоке. Святой Мартин Турский учредил первый монастырь в Галлии. Но истинным патриархом монашества на Западе считается святой Бенедикт. Его пример вызвал подражание со стороны святого Бернара, Бруно, Норберта и др. Все эти изуверы были согласны между собой насчет основных принципов своих установлений. Они хотели вернуть своих учеников к образу жизни терапевтов, или ессеев, то есть к образу жизни первых христиан, который давно уже переменился, так как он стал совершенно несовместимым с общественной жизнью, вне которой люди существовать никак не могут. Отсюда видно, что Иисус, несмотря на свое божественное познание, создал законы, годные лишь для кучки монахов, а не для многочисленных народов, которые для своего сохранения должны на каждом шагу отступать от этих великолепных установлений.

Все учредители монашества предписывали своим ученикам евангельскую бедность, абсолютное воздержание и, особенно, слепое повиновение главарям. Каждый основатель ордена создавал себе неограниченную власть над большим числом людей, для которых он становился деспотом или государем. Неограниченная власть всегда была предметом стремлений честолюбивых людей. Приятно царствовать хотя бы над монахами, если нельзя царствовать над другими. Но эта абсолютная власть была вредна для общества.

Монах всегда считает себя больше обязанным повиноваться своим духовным властям, чем государям или законам и правительству своей страны. Монах не знает в мире ничего более священного, чем распоряжения его руководителя, в руках которого он должен быть, "как палка в руках старика". Это выражение употребляют "конституции" иезуитов; уставы других орденов говорят все в том же тоне. В силу этого слепого повиновения пылкие монахи, возбуждаемые своими наставниками, во все времена были настоящими поджигателями в христианских странах. Монах подчинен своему настоятелю, последний получает распоряжения от папы, который получает, таким образом, возможность сеять смуты во всем христианском мире.

Независимо от этой власти основатели религиозных сект в эпоху невежества и набожности пользуются и в миру величайшим почтением, милостью, щедростью и уважением королей и народов. Так, мы видим, что святые монахи появляются с блеском при дворах королей. Королевы окружают их лаской и обожанием. Их почитают знать к самые свирепые разбойники. Словом, они играют величайшую роль в церкви и государстве.

Мы видим, например, что святой Бернард приобретает огромное влияние, внушает страх самому папе, высокомерно порицает духовенство за его пороки, распоряжается тоном хозяина в церкви. Этот смиренный монах уходит из своего монастыря, чтобы бороться с ересями. Он диктует свою волю всей Европе. Он проповедует крестовый поход. Он вооружает Запад против Востока. Он обещает именем неба успех, что события не замедлили опровергнуть. Однако он сумел приписать греховности христиан провал предприятия, которое было начато по его распоряжению и которому он в своих предсказаниях гарантировал удачу. Но его монастырь и его орден, говорят, преуспевали благодаря щедрым пожертвованиям, которые внесли им крестоносцы, прежде чем пуститься в эту несчастную экспедицию.

Верующие, не сообразив, что ведь эти божественные люди отреклись от мира, были очарованы, видя, как монахи ради них становятся светскими людьми. Забыв, что они дали обет нищенства, их осыпали дарами и были им благодарны за то, что они принимают преходящие земные богатства, обязуясь обеспечить дарителям нетленные сокровища неба. Одним словом, людям, которых почитали как раз за бескорыстие и за презрение к радостям жизни, давали возможность купаться в обилии. Благодаря неразумной щедрости королей монахи стали богатыми порочными бездельниками. Чтобы предотвратить соблазн, какой могла вызвать их распущенность, столь не соответствующая их положению, занимались постоянно их "исправлением", чтобы восстановить их первоначальные установления. Но эти реформы не могли давать длительный результат. Человек в силу неизбежной склонности вновь поддавался природным потребностям, от которых фанатизм тщетно старался его освободить.

Первые шаги монашеских орденов всегда обнаруживают пыл, строгий образ жизни, поразительное бескорыстие. Народы всегда попадались на эту удочку; они всегда оказывались одураченными жертвами фанатиков и лицемеров, старавшихся пленить их такими способами. Когда светское духовенство окончательно развратилось, римский первосвященник стал выдвигать ему противников в лице монахов. Последних он считал пригодными на то, чтобы удержать под игом народы, которых возмутительное поведение светских попов в конце концов разочаровало в религии, поскольку ее служители так плохо выполняли ее предписания. Мы видим поэтому, что монахи всегда воевали с прочим духовенством. Белое духовенство всегда видело в монахах неудобных конкурентов, более ловких в искусстве импонировать толпе. В наиболее суеверных странах монахи пользуются неизмеримо большим значением, чем прочие представители духовенства.

В тринадцатом веке, период, известный невежеством народов и развращенностью духовенства, появляются все новые монашеские ордена, учреждаемые либо обманщиками, либо фанатиками, задавшимися целью подогреть веру народов. Среди этих знаменитых героев особенно выделяются Франциск Ассизский, основатель ордена братьев-миноритов, и Доминик, основатель ордена братьев-проповедников. Эти два героя создали под покровительством папы два знаменитых ордена, которые в течение многих веков были прочной опорой римского первосвященника против государей, народов и самого духовенства. Святой престол всегда находил в них верных эмиссаров, опору своей деспотической власти, пламенных защитников его узурпаций. Он особенно их любил и запищал против врагов. При помощи изощренной и туманной теологии они углубили невежество христиан и сотни раз потрясали весь мир своими пустыми, презренными спорами.

Ученикам Франциска мир обязан замечательным догматом непорочного зачатия девы Марии. Если бы не протесты упрямых теологов, религия была бы обязана им еще новым евангелием, полным всяких бредней, которые они осмелились издать под названием "Вечное евангелие". Папа не захотел проявить строгость к этим нечестивцам, которые, впрочем, были полезны его целям.

Доминик оказал римскому престолу особенно выдающиеся услуги. В голове этого пылкого фанатика зародилась идея трибунала инквизиции, о которой мы говорили. Монахи учрежденного этим чудовищем ордена стали судьями людей, палачами совести, ужасными исполнителями жестокостей святейшего отца, который, подобно Сатурну, вечно пожирал своих собственных детей. В результате изобретения этого проклятого трибунала все граждане были отданы во власть мрачного террора. У целых народов отец боялся сына, жены, близких. Набожность вменяла в обязанность каждому доносить по делам ереси даже на кровного, близкого родственника. Узы родства, дружбы, общественности были совершенно порваны религией, изощрявшейся в способах делать своих последователей дурными. Она вменила в священный долг становиться доносчиком и предателем. Она изгнала из обращения доверие и свободу. Таковы важные услуги, оказанные великим Домиником роду человеческому.

Мы не станем здесь распространяться о тех гнусностях, которые творились всегда в этом отвратительном трибунале. Его участники имели бесстыдство назвать его "святой службой", в то время как эти чудовища всегда используют его для удовлетворения своей жадности, мстительности, стремления к роскоши. Заметим только, что учреждение это, воистину достойное каннибалов, оказывается в прямом противоречии с принципами христианства, которое всегда лицемерно проявляло огромное усердие в делах спасения души. В самом деле, разве они, предавая упорного еретика огню, не посылали его, по понятиям богословов, прямо в ад? Оставляя такого человека в живых, гонители разве не могут надеяться, что промысл божий может когда-нибудь отвратить его от заблуждений? Но религиозное бешенство не умеет рассуждать. Свою жестокость к врагам оно доводит до того, что хочет осудить их и на том свете, после того как их подвергли жесточайшей казни на этом свете. Правильнее сказать, что инквизиторы были всегда обманщиками, закрывавшими глаза на все, когда дело шло об интересах духовенства. А между тем, чтобы обелить церковь, заявляющую, что она гнушается крови, от подозрения в жестокости, гнусные инквизиторы притворно умоляют светские власти о снисхождении к несчастным, которых они осудили и выдали властям. Они вполне уверены, что судьи не снизойдут к их просьбе. Ведь им грозит отлучение, если они посмеют помиловать тех, кого инквизиция признала виновными.

Таким образом, христиане стали подражать самым варварским народам в своих религиозных жестокостях. В то время как эти слепые твердят нам, что почитают благого бога, они не перестают совершать ужаснейшие жестокости, чтобы ему угодить. Они приносят ему человеческие жертвы. И у них хватает безумия называть "делами веры" эти возмутительные дела свирепости попов. Могущественные цари имеют низость предоставлять свой аппарат к услугам этих извергов. Они допускают, чтобы монахи распоряжались жизнью и имуществом их подданных. Они терпят, награждают, одаряют кровавый трибунал, созданный для того, чтобы изгнать из их государств науку, просвещение, индустрию, деятельность и, особенно, разум, без которого нельзя обладать нравственностью. Наконец, эти слепые короли не видят, что деспотизм церкви - истинная причина тупой вялости, в которой пребывают их подданные.

Франциск и Доминик, видя, что христиане в их время были шокированы богатством и распущенностью монахов, запретили своим ученикам владеть какой бы то ни было собственностью и потребовали, чтобы они жили только за счет милостыни верующих. Таким образом, эти нищие были еще более тяжелым бременем для народов, чем те монахи, которые были больше всех наделены богатством.

Народы должны были ежедневно, без перерыва доставлять средства к жизни бесчисленному множеству бездельников и наглых нищих, которые умели выжимать богатую милостыню у несчастных, напуганных зрелищем их безграничной злобы. Как отказать в милостыне "брату-проповеднику", если его неудовольствие может привести человека в казематы святой инквизиции? Не проявить щедрости по отношению к такого сорта нищим должно было служить признаком ереси. Таким образом, эти благочестивые "нищенствующие" требовали милостыни, приставив нож к горлу. Вскоре они поэтому разбогатели. Их "случайные доходы" стали гораздо значительнее, чем твердые поступления у других монашеских орденов. Они вознеслись над ними, стали независимы от епископов, отняли паству у кюре, завладели доверием королей, которые, будучи преисполнены веры и почтения к этим пиявкам общества, оказывали им неограниченное доверие. Так, Людовик Благочестивый "делил свое сердце между братьями-проповедниками и братьями-миноритами", которых просвещенный король должен был бы изгнать из государства. Но набожные государи и народы никогда не вскрывают обмана и не знают ни настоящей добродетели, ни своих собственных интересов.

Чтобы продемонстрировать свое бескорыстие, братья-минориты разыграли перед народами очень смешную сцену, которая кончилась трагически для мошенников, придумавших ее. Многие из этих монахов утверждали, что им не только не разрешается владеть какой-либо собственностью, но что и пища их им не принадлежит. Они заявляли, что все это принадлежит папе. Последний, чтобы показать, что он не уступает монахам в бескорыстии, осудил, как еретиков, тех, кто осмеливался поддерживать подобные положения. В результате большое число этих монахов было наказано и сожжено за то, что они были сторонниками взглядов, отвергнутых святым престолом. История сообщает нам, что этот важный спор дал несколько сот мучеников.

Нет такой глупости, которая не имела бы своих защитников и сторонников в христианском богословии. Эразм, прекрасно знавший богословов, большинство которых были монахи, говорит совершенно правильно, что "поведение богословов заставляет сомневаться в истинности богословия; этот раздел науки обладает как бы свойством отнимать искренность и здравый смысл у тех, кто им занимается".

История монашества-это история фанатизма и глупости, поддерживаемых лицемерием и обманом. Если несколько искренних и ревностных святош основали монашеские ордена, то этих благочестивых дураков скоро сменили ловкие мошенники, которые пожинали плоды благочестия их основателей и глупости народов.

Мы никогда не кончили бы, если б стали перечислять все фокусы, плутни, чудеса, видения, откровения, которых полны легенды об этих знаменитых святых. Они написаны в эпоху мрака, написаны монахами, которые в те блаженные для церкви времена были единственными обладателями искусства письма, и они могли быть уверены, что самое богатое воображение не сумеет изобрести достаточно нелепые сказки, чтобы смутить веру народов. При чтении этих благочестивых романов не знаешь, чему больше удивляться - наглости тех, кто их выдумал, или легковерию христиан, которые их принимали на веру. В те же времена монахи-обманщики, чтобы подогреть щедрость верующих и вытянуть у них побольше приношений, стали предъявлять народу для почитания бесконечное множество подложных реликвий, которые они выдавали за останки мучеников или других никогда не существовавших святых. Чтобы удостоверить подлинность реликвий, им приписывали бесчисленные чудеса, которые неизменно привлекали толпы верующих в те места, где, по их убеждению, покоились останки этих величайших угодников божьих. Папа, бывший всегда в доле с теми, кто стремился свято дурачить род человеческий, содействовал целям монахов, поставлял им в обилии реликвии и раздавал индульгенции тем, кто по своей набожности посетит их и воздаст им почитание.

Конечно, все эти плутни не были раскрыты в века тьмы, когда народы и знать, погруженные в грубейшее невежество и глупейшую набожность, не считались даже с тем, что они собственными глазами видели распущенность и гнусное поведение монахов, которое они наблюдали повседневно и повсюду. В действительности, как мы заметили, монахи, предаваясь праздности, утопая в богатстве, не замедлили использовать те блага, которые доставляла им простоватость верующих, чтобы дать волю своим страстям. Они предавались пьянству, обжорству, распутству, они даже не считали нужным соблюдать внешнее приличие и, по-видимому, не боялись шокировать народы, вера которых, казалось, должна была рушиться при виде того, как неизмеримо далеко эти святые отошли от духа своих учреждений.

Однако в конце концов во многих странах завеса была сорвана. Алчные короли набросились на имущество монахов при одобрении народов, которым распущенность и подлости монахов открыли наконец глаза. История Англии дает нам пример, по которому мы можем судить о благочестии, царившем в шестнадцатом веке в монастырях.

Мы имеем документ, подписанный настоятелем и монахами аббатства святого Андрея в Нортгемптоне. В нем они сознаются перед государем Генрихом восьмым во всех пороках, в которых их обвиняли, признают, что заслужили строжайшего наказания, просят у него милосердия и отдают ему имущество своего монастыря. Вот как они пишут:

"Мы и наши предшественники, которых называли монашествующими указанного монастыря, постриглись по уставу указанной обители с исключительной целью- проводить жизнь в праздности, а не упражняться в добродетели, жить в пышности, а не в послушании и смирении. Под прикрытием указанного устава и монашеского обета мы попусту растрачивали отвратительным и бесчестным образом, вернее, пожирали доходы с указанных земель, до отвала обжираясь и напиваясь. Мы делали и другие суетные и святотатственные расходы, направленные к тому, чтобы погубить набожность наших душ и чистоту тела и опозорить евангелие Иисуса Христа, которое мы по призванию обязаны блюсти во всей строгости. Этим мы лишили добрые души утешения, которое они должны найти в вере в спасителя. Мы отняли у величия божьего должную ему честь, побуждая христиан всякого рода ухищрениями поклоняться безжизненным иконам и подложным реликвиям ради нашей предосудительной выгоды. Итак, рассматривая и воскрешая постоянно в нашем уме свои отвратительные мерзости, свое длительное лицемерие, скрытое под видимостью святости, и заблуждения, в которые мы ввели подданных вашего высочества; видя, что бездна вечного огня готова нас поглотить, если мы покинем эту бренную жизнь, оставаясь в таком положении; взвесив все эти обстоятельства, движимые невыносимыми укорами совести и воодушевленные, как мы надеемся, благодатью бога не желающего, чтобы кто-нибудь погиб в грехе,- мы припадаем к стопам вашего высочества, каясь с сокрушенным сердцем. Мы тяжко оскорбили бога и ваше высочество, и мы с плачем и стенанием просим у вас прощения за указанные оскорбления, упущения и нерадение, которые мы допустили, согласно тому, как мы это признали, против вашего высочества и ваших сиятельнейших предшественников. Мы признаем, что, поскольку ваше высочество после Иисуса Христа - глава церкви в нашем английском королевстве и, следовательно, единственный религиозный реформатор, вы имеете полное право закрыть все монастыри всех монашеских орденов, злоупотребляющих своим уставом. Кроме того, ваше высочество в качестве нашего суверенного государя и бесспорного основателя указанного монастыря должно унаследовать ему в связи с его упразднением; точно так же оно унаследует все движимое и недвижимое имущество, принадлежащее этому монастырю, и может распоряжаться им, как ему будет угодно".

Этот документ подписан: "Я, Франциск, настоятель; я, Иоанн, помощник настоятеля; я. Иог. Пайта, Иог. Гарольд, Том Смит, Том Гольсон, Роберт Мартин, Яков Гопкинс, Ричард Банберт, Том Барби, Вильям Уорд, Том Аттербери, Вильям Фаулер".

Этот подлинный документ может нам дать представление о святости монашеских нравов во всех странах в эпоху реформации. В самом деле, все историки единодушно говорят нам в том же тоне о распущенности монахов и духовенства этого и предыдущих веков. Какими бы жадными или деспотическими ни считать тех государей, которые взялись за упразднение монашества в своей стране, короли эти не посмели бы покуситься на него и выполнить это мероприятие, если бы народы не были вконец измучены высокомерием, наглостью и алчностью монахов, которые в опьянении своими успехами перешли, наконец, все границы и стали предметом презрения народов, которых они так долго дурачили.

Это распутство монахов привело к окончательному упразднению монашеских орденов в тех странах, где победила реформация, но они остались в странах, сохранивших покорность римскому первосвященнику, прирожденному главе этого священного воинства. В наиболее набожных странах эти монахи продолжают безнаказанно проявлять то же своеволие, которым они отличались повсюду в эпоху невежества. В других государствах, менее суеверных, монахи, став предметом презрения порядочного общества и просвещенных людей, продолжают еще взимать с несчастного народа обычную дань, демонстрировать ему время от времени чудеса, вытягивать у него деньги благочестивыми обманами и, во всяком случае, растрачивать без всякой пользы огромные доходы с имущества, доставшегося некогда их монастырю в дар. Надо, однако, надеяться, что благодаря прогрессу просвещения, все более и более распространяющегося, короли освободятся от своих предрассудков и поймут когда-нибудь необходимость избавить народ от бремени этих бесполезных людей, которых он должен был кормить и оплачивать, не получая от них никакой пользы. Упраздняя монашество, государь, руководящийся справедливой и благодетельной политикой, облегчит положение подданных, сам приобретет силу и богатство и получит вновь большое количество граждан и гражданок, которых несправедливо отнимал у государства фанатичный закон о безбрачии.

Действительно, монашество, не довольствуясь тем, что отнимает у общества большое число мужчин, которые тысячами различных способов могли бы служить обществу, забирает у него и женщин, которые могли бы увеличить число граждан. Страны, подчиненные папе, во все времена были полны монастырей, вернее, казематов, предназначенных как места заключения для приятного пола; а ведь он предназначен природой для того, чтобы умножить число членов общества, очарованием и украшением которого он служит.

В этих-то монашеских тюрьмах фанатизм производил наиболее заметные опустошения. Там бедные затворницы с очень ярким воображением и слабой конституцией, предоставленные ужасному одиночеству, питаясь меланхолией, взбесившись от печалей, постов, самоистязаний, испытывали бредовые видения, иллюзии, экстазы, частые откровения. Одним словом, монахини еще в большей степени, чем самые строгие отшельники, были восприимчивы к самовнушению и становились поэтому очень часто весьма удобным орудием в руках духовенства, чтобы вызывать волнения черни.

От времен святого Павла до нашего времени мы находим непрерывный ряд вдохновенных дев и жен, пророчиц, одержимых, которые принесли огромную пользу церкви своим умоисступлением. Эти небесные дары особенно проявлялись в монастырях и обителях для девушек, главным образом у тех из дев, которые обладали большим темпераментом. Эти небесные супруги Иисуса Христа, давшие обет воздержания, должны были часто чувствовать правильность высказанного Гиппократом * положения, что, когда самая чистая кровь, не находя выхода по обычным путям, поднимается к сердцу, тогда вены вздуваются, мозг затемняется и человек впадает в безумие. Таким образом приходится объяснить экстазы, видения и бессвязные предвещания множества святых монахинь, безумие которых нам преподносят как проявление благодати. Святая Бригитта, святая Екатерина Сиенская, святая Тереза, святая Магдалина де Пацци, Мария Алакок и множество других святых сумасбродок, набожность и пророческий дар которых восхваляются в церковных святцах, были, по-видимому, женщинами, которых воображение, воспламененное слишком строгим образом жизни, делало часто совершенно безумными. У женщин, постоянно предающихся набожной мистике, истерия может дать все те явления, которые поражают у этих святых фанатичек. Божественная любовь вызывает у особы с живым воображением и пылким темпераментом те же безрассудства, что и любовь "мирская".

Вообще нет ничего удивительного в том, что монашки весьма подвержены частым приступам безумия. Святое варварство, с которым церковь и законы обращаются с этими жертвами воздержания, способно повергнуть их в самую мрачную меланхолию и даже отчаяние. Еще на пороге детства, в неопытном возрасте, современные весталки принимают на себя на всю жизнь обеты деликатного свойства, обычно навязываемые им обольщением, а иногда властным деспотизмом бесчеловечных родителей, которым религия и правительство позволяют быть тиранами. Трудно понять мотивы современного варварства по отношению к этим несчастным девушкам и основания, по которым церковь изменила в применении к ним те правила, которые в более древние времена были разумнее и мягче. В самом деле, мы видим, что на соборе в Агде в 506 г., на котором председательствовал святой Цезарий, епископ арльский, было постановлено, что "девицы могут принять пострижение не ранее сорокалетнего возраста, как бы ни были уверены в их добропорядочности" (канон 19). Это распоряжение было подтверждено папой Львом. Но в последующие времена и даже еще теперь девушки шестнадцати лет имеют пагубную возможность связаться с нищетой на всю жизнь. Раз данный ими обет не подлежит отмене, нет никакого спасения для этих жалких жертв неразумного фанатизма. В третьем веке брак посвященных богу дев не считался преступлением. Святой Киприан (послание 62) говорит о них, что "если они не желают или не могут устоять, пусть они лучше выходят замуж, чем попадают в ад". Но варвары-богословы переменили взгляды на этот счет. Они осуждены на то, чтобы всю жизнь стонать в глубине монастырей под начальством мрачных настоятельниц, которые сами не имеют никаких радостей, кроме печальной привилегии изливать на других дурное настроение, которое их терзает. Таким образом, только смерть может положить конец мучениям этих несчастных дев, которые рады, если опьянение фанатизмом может их поддержать до конца мучительного жизненного пути, поливаемого постоянными слезами. Так - печалью, слезами, отчаянием-удостаиваются, по мнению христиан, милости господней. Таковы те преимущества, которые христианская религия дает прекрасному полу. Она за один миг неосторожности осуждает их на то, чтобы влачить, вздыхая, жалкое и бесполезное для общества существование.

Между тем именно этим несчастным девам во многих странах поручают воспитание детей. Эти бедные затворницы, невежественные, легковерные, фанатичные и неопытные, берут на себя заботу о воспитании гражданок и матерей семейства. Хотя они не имеют ни малейшего представления об общественных обязанностях и о том, что творится на свете, им доверяют первые годы жизни того пола, которому предназначено составить счастье другого. Что у детей остается от такого воспитания? Они вырастают боязливыми и легковерными святошами, не обладающими ни одним из качеств, необходимых для того, чтобы их ценили и любили люди, с которыми им предназначено жить. При выходе из монастыря они приносят в жизнь только свою неопытность, к которой присоединяется узость ума, занятого множеством мелочей, делающих их несчастными на всю жизнь.

Опустим занавес перед этими тяжелыми сценами и вернемся к монахам, гораздо более опасным для разоряемого ими общества, чем эти несчастные девы, которых закон в союзе с предрассудком осуждает на вечное заключение в темнице.

Среди орденов, возникших в последние века, особенно замечателен орден иезуитов. Он был учрежден святым Игнатием, испанским фанатиком, у которого под влиянием чтения одной легенды окончательно помутился разум. Так как его голова романтика склонила его в сторону набожности, он поставил себе задачей искать опасных приключений и стать Дон-Кихотом римской религии, которая в то время подвергалась атакам многочисленных ересей. Воспитанный в военной среде, он в своем воинственном пыле задумал учредить монашеское воинство, предназначенное для неустанной борьбы с врагами церкви. Он получил одобрение у папы, увидевшего в этих новых солдатах воинственные отряды, которые с успехом могли бы служить ему для поддержания его власти, подвергшейся со всех сторон нападениям многочисленных мятежников.

Орден, учрежденный Игнатием, в короткое время затмил все существовавшие до него в христианстве. Последние, работавшие в течение веков, благодаря благочестию верующих коснели в бездействии и думали только о том, чтобы в праздности наслаждаться богатствами, полученными от государей и народов. Не таков был дух "Общества Иисуса". Оно вспомнило, что его божественный учитель явился, чтобы принести "не мир, но меч". Поэтому война стала его стихией, и оно служило римской церкви с необыкновенным пылом. Мы видим поэтому, что за два столетия один этот орден дал почти столько же святых, сколько все прочие ордена, вместе взятые. В самом деле, нет таких монахов, которым римский первосвященник был бы так много обязан. Обязавшись специальной клятвой слепо следовать воле святейшего отца, иезуиты, казалось, были чудесным образом специально созданы для того, чтобы в нашу эпоху поддержать, расширить и защитить деспотизм наместника.

Иисуса Христа. Гравда, несмотря на свои клятвы, они довольно часто выходили из повиновения. Но это всегда бывало лишь для того, чтобы лучше услужить. Чтобы вернее достигнуть этой цели, они во всех странах затевают заговоры, замышляют перевороты, сеют раздоры, смуты и мятежи, покушаются на особу королей, и все это, как они заверяют, "для вящей славы бога". Давно сказано было об "Обществе Иисуса", что то был "длинный кинжал, рукоятка которого находится в Риме и который всегда готов поразить государей".

Воинственный и беспокойный дух этих монахов-воинов не мог удовлетвориться тем, что сеял смуту в пределах нашего полушария при помощи благочестивых фанатиков, которых орден сумел сделать орудием для выполнения своих широких замыслов. Он посылал людей в самые отдаленные страны, чтобы там завоевывать души для бога, подданных для папы и богатство для себя. По примеру святого Павла иезуит стал "всем для всех". В Индии он сочетал культ идолов с культом Иисуса и тем облегчил успех евангелия и торговых операций "Общества".

Следуя той же политике, эти святые особы в интересах знати вылущили из евангелия все, что есть в нем сурового и отталкивающего. Эти умелые водители душ великолепно поняли, что наставления и советы, предназначенные для презренного простонародья, фанатиков и монахов, не годятся ни для королей, ни для двора, ни для светских людей. Мало того, чтобы предоставить совести больше простора, они довели свою снисходительность до того, что сделали сомнительными и проблематичными самые ясные принципы естественной морали.

Стремясь угодить государям, они не забывали проповедовать, деспотизм, превозносить божественные права монархов и вдалбливать подданным самую неограниченную покорность. Имея на своей стороне королей, они обеспечили себе возможность царствовать над народами. Однако эта покорность властям была лишь условной. Они умели проповедовать мятеж и даже призывать к убийству королей, когда те оказывались недостаточно послушны им или римскому первосвященнику. В таких случаях государи оказывались просто тиранами, и казуисты из "Общества Иисуса" заявляли в своих писаниях, что будет законно и похвально очистить от них землю.

Суровую христианскую религию иезуиты мудро заменили "духовными упражнениями", легко выполнимой обрядностью, "конгрегациями", или благочестивыми сообществами, четками, частыми исповедями и причащениями -словом, множеством мелочных обрядов, гораздо менее обременительных, чем осуществление добродетели. Зная, что люди проникнуты страхом перед богом, которого им обычно рисуют с малоприятными чертами, они освободили его творения от необходимости любить его, уверяли, что достаточно не питать к нему ненависти, и ловко обратили набожность верующих на святых, особенно на деву Марию, как мы уже заметили выше.

При помощи всех этих остроумных средств иезуиты стали монополистами и арбитрами в делах религии. В странах, подчиненных папе, руководство королями и знатью возлагалось почти исключительно на них. Они стали покровителями и господами епископов. Благодаря интригам и священным заговорам они стали распоряжаться бенефициями и милостями. В результате весь христианский мир вынужден был преклонить колени перед этими монахами, которые всегда были опасны для государей и всегда удостаивались их доверия.

Почти во всех странах им поручали воспитание юношества. Но они старались его не просвещать. Напротив, зная, какую ценность всегда представляло для служителей религии невежество людей, они мудро старались противиться опасному прогрессу человеческого духа и вернуть народы к невежеству веков набожности и варварства, оказавшихся, как мы убедились, столь выгодными для церкви. Они возродили легенды, чудеса, благочестивый обман и святое жульничество веков мрака.

Однако, несмотря на все свое могущество, наши иезуиты встретили противодействие и помеху в проведении своих широких замыслов со стороны секты желчных святош, известных под именем янсенистов, которые, будучи преисполнены святой мизантропии первых христиан, упорно отстаивали первоначальное монашество. Но эти жалкие фанатики, ставшие неуместными в наш век, как и первые проповедники евангелия, отнюдь не встретили сочувствия у властей земных. Их ригоризм создал им врагов и очень мало сторонников. Особенно ополчился против них римский первосвященник, непогрешимый авторитет и деспотизм которого они дерзнули оспаривать.

Папа открыто высказался в пользу "Общества Иисуса", превратившегося в его преторианскую гвардию, в янычаров, в официальных защитников его непогрешимости и его неограниченной власти над церковью. С другой стороны, добрым отцам оказали поддержку короли, которые были вполне довольны их нетребовательной моралью и религией. В результате они побили своих противников с большой выгодой для себя и заставили святого отца предать их анафеме. А светская власть, всегда верно следующая указке Рима, взяла на себя, даже вопреки собственным интересам, честь преследовать янсенистов и создать среди них множество исповедников и мучеников.

Однако партию янсенистов с жаром защищали знаменитые люди, пустившие в ход для защиты дела все свои таланты и знания, которые были бы достойны удивления, если бы их обратили на более интересные объекты, чем богословские споры, всегда нелепые с точки зрения разума. Какую пользу могла бы получить Франция и вся Европа от гения Арно, Николя, Паскаля и ученых из Пор-Рояля, если бы вместо того, чтобы заниматься непостижимыми спорами о благодати, они занялись просвещением человеческого рода насчет предметов, действительно важных для него!

Однако эти глубокие богословы потерпели поражение в борьбе с иезуитами. Последние, более гибкие и ловкие, менее стесняющиеся в средствах, оказались сильнее своих ученых противников.

В руках учеников святого Игнатия христианство утратило свой свирепый, дикий вид. Оно стало религией, удобной для всех, приятной королям, нестеснительной для царедворцев, занимательной для женщин, развлекательной для народа, которому она давала непрерывные зрелища. В то время как янсенисты пытались вернуть христиан к скучной простоте первоначального культа, более ловкие иезуиты обращались к показной стороне и доказали, что для привлечения большинства нужен пышный культ.

Но ничто не дало иезуитам столько могущественных сторонников, как их нетребовательная мораль и снисходительность к тем, кто не, хотел покориться строгим законам добродетели. Их богословы старались расширить узкий путь спасения, выровнять ухабистую тропинку евангелия. Каждый мог надеяться попасть на небо, не давая себе труда бороться со своими наклонностями. Казуисты заботились о том, чтобы делать поблажки совести, и изобрели тысячи остроумных уловок, чтобы оправдать самые подлые поступки и самые скандальные пороки. Учение о пробабилизме * дало людям возможность выбирать среди решений сговорчивых вероучителей те, которые больше всего соответствовали их настоящим интересам.

Словом, целью политики иезуитов было, как видно, желание оживить пошатнувшуюся религию, ставшую непривлекательной из-за невозможности ее осуществить. Иезуиты пытались сделать ее более радостной, отнять у нее ее суровую внешность, способную только отпугнуть. Они пытались сделать людей набожными и религиозными даже за счет морали, не заставляя их вместе с тем жертвовать своими страстями. Они лучше, чем их неистовые противники, поняли, что первоначальная христианская религия уже не по сезону и, во всяком случае, без серьезных поправок не годится для большого света. По всем данным можно считать, что искусные руководители "Общества Иисуса", сами лишенные религиозных предрассудков, которые они хотели внушать другим, поставили себе задачей реформировать и смягчить учение Христа, чтобы привлечь к нему больше приверженцев.

Но их непреклонные противники считали преступлением приспособлять религию к обстоятельствам и к задачам светской политики иезуитов. Они смотрели на них как на предателей и нечестивцев. Они вообразили, что нельзя вносить поправки в учение, которое они считали божественным и которого, следовательно, нельзя коснуться. В самом деле, риторизм и мрачное настроение составляют суть христианства. Христианин, обладающий хорошим характером,- плохой ученик бога, увенчанного терновым венцом, не перестававшего проповедовать суровый образ жизни.

Вследствие этого наши набожные ригористы, чтобы опорочить своих врагов и расстроить их планы, упорно проповедовали евангелие по всей строгости небольшой группе, которую сумели сколотить. Не будучи в силах повредить своим могущественным врагам, они, по обычаю рекомендуют согласие, милосердие, терпимость, терпение, стойкость в страданиях.

По примеру первых главарей церкви главари этой партии призывают своих последователей вносить милостыню, которую, они распределяют, чтобы облегчить положение бедняков, и "состоятельных людей, гонимых за истину". Чтобы доказать, что только они являются хранителями этой драгоценной истины, они постарались сфабриковать чудеса на могиле некоего дьякона, умершего в преданности: их взглядам. Далее, они позаботились о том, чтобы раздобыть духовидцев, бесноватых, пророчиц, одержимых, которые должны были предсказывать конец света, пришествие пророка Ильи, страшный суд и месть всевышнего. В ожидании результатов этих предсказаний вожаки партии живут привольно за счет своих набожных учеников и благочестивых женщин, которые взяли их в руководители. Они имеют привилегию руководить некоторыми семьями и подстрекают своих сторонников против своих противников, с болью в душе видя их обладателями бенефиций и церковных должностей. Согласно древнему обычаю они поносят их, свято клевещут и горестно вздыхают о том счастливом моменте, когда "действенная и победоносная благодать" сделает их ортодоксами, то есть более сильной стороной, когда на их улице будет праздник и они сумеют милосердно показать молинистам всю тяжесть своего гнева, который тайно их пожирает.

Ныне, как и во все века, христианство распадается на секты, группы, богословские течения, ереси и расколы, сторонники которых ненавидят друг друга и всегда готовы друг другу повредить. Сильнейшие преследуют слабейших и проповедуют нетерпимость; а угнетаемые протестуют против бесчеловечности преследователей, которых они, однако, стали бы в свою очередь преследовать, если бы имели возможность. О чем идет речь в спорах наших современных воителей? О способах сделать людей более человечными, общежительными, справедливыми, разумными, счастливыми? Нет, эти задачи никогда не удостаивались внимания богословов.

Речь идет о непостижимых мнениях насчет благодати. Спор идет о том, кто лучше разгадал тот способ, каким непостижимое существо, управляющее миром, воздействует на человеческое сердце. Эта проблема, неразрешимая для особей человеческого рода, вызывает раскол среди богословов римской церкви. Каждая сторона утверждает, что писание и отцы церкви определенно высказались в пользу ее системы. Короли, народы, даже женщины впутываются в этот бессмысленный спор. Государи на основании заявлений заинтересованного духовника или придворного епископа преследуют людей за метафизические системы, о которых не имеют ни малейшего представления. Представители власти считают своим долгом принять участие в споре. Государство потрясается. Набожные мужчины и женщины и с той и с другой стороны шумят, кричат, интригуют, чтобы повредить противникам своих руководителей, которые, принадлежа к той или другой партии, уверяют, что дело идет о чести, славе и могуществе всевышнего и что рискуешь заслужить вечную муку, если отказываешься интересоваться делами, столь важными для блага предвечного.

Таким образом, наши глупые верующие по указке какого-нибудь священника воображают, что нелепые мнения, исходящие из пустой головы сумасбродного фанатика, могут оказать влияние на славу верховного существа, которое, как при этом говорят, создало людей такими, какие они есть, и, следовательно, хотело, чтобы каждый фантазировал о них по-своему.

Бедные безумцы! Они не видят, что диковинные вопросы, возбуждаемые праздными и самонадеянными сумасбродами, не могут интересовать всемогущее существо, которое, если допустить, что оно существует, не может нуждаться для своей славы ни в мнениях, ни в глупостях людей. Они интересуют в действительности лишь тщеславие, зависть, мстительность, честолюбие и жадность некоторых обманщиков, у которых спор идет о том, за кем останется право исключительного господства, право грабить зрителей их битв.

Споры наших современных крамольников не касаются и нравственности. Что я говорю! они всеми мерами стремятся окончательно ее уничтожить. Одна из воюющих сторон, чтобы укрепить свое влияние путем завоевания милости королей и знати, отменяет всякую нравственность, как божественную, так и человеческую, и заменяет ее обрядами, церемониями, нелепым ритуалом, которые не могут повлиять на страсти. Другая партия, чтобы опорочить своих противников и сделать их ненавистными в глазах глупой черни, демонстрирует надменную строгость, непреклонный стоицизм, проповедует фанатичную, неосуществимую на практике мораль, способную вызвать ненависть к добродетели.

В результате этих споров народы не только не становятся просвещенными, более справедливыми, обходительными, человечными, но, напротив, распадаются на враждующие группы, всегда склонные друг друга ненавидеть, мучить, вредить друг другу, не зная, за что; стараются доставить победу взглядам тех или иных представителей духовенства, которые одни только при помощи веры используют для своей выгоды злобу людскую.

То же безумие мы находим во всех христианских толках. Похоже на то, что звание христианина всюду доставляет людям основания для ненависти, обид, взаимных огорчений и мучений. Протестанты, то есть христиане, отпавшие от римской церкви, объединившись против римско-католической церкви, в свою очередь распались на группы, вожаки которых всегда готовы вступить в рукопашную. Англиканец ненавидит и презирает пресвитерианца, который, со своей стороны, выступает против пышности тирании епископата. Кальвинист на ножах с лютеранином. Кальвинист-гомарист ненавидит кальвиниста-арминианца. Коккеанец ненавидит последователей Боэция. Греки на Востоке разбились на множество толков по догматическим вопросам, о которых не имеют ни малейшего представления. Православный московит ненавидит московита-еретика, имеющего дерзость думать, что креститься надо обязательно тремя пальцами. Среди христиан только квакеры, или трясуны, ни с кем не спорят. Чем это объяснить? Тем, что в этой секте нет ни священников, ни пастырей, ни духовных вождей.

© (составление) libelli.ru 2003-2020