П. А. Гольбах. Галерея святых. Ч. 1. Глава 5

ПОЛЬ ГОЛЬБАХ

Галерея святых или Исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Глава пятая. ПИСАНИЯ ПРОРОЧЕСКИЕ: ИСАИЯ, ИЕЗЕКИИЛЬ, ИЕРЕМИЯ, ИОНА И ПРОЧИЕ.

Мы не обнаружили признаков святости в поведении ветхозаветных пророков и боговидцев, мы не найдем признаков мудрости и святости и в их писаниях, которые тем не менее считаются продиктованными самим божеством. В самом деле, как можно признать божественное внушение в темных, непонятных писаниях, предназначенных для того, чтобы погрузить дух человеческий во мрак? Можно ли предположить, что бог, решившись открыться людям, говорил только загадками и неразрешимыми шарадами? Мудрый человек высказывается для того, чтобы его поняли;

иудейский бог говорит только для того, чтобы повергнуть слушателей в недоумение.

Но если загадочный язык недостоин мудрого бога, желающего открыть смертным свою волю, то он, во всяком случае, соответствует интересам тех, кто ставит себе целью их обмануть. Мошенники нуждаются в маске. Таинственный тон подстрекает любопытство толпы, всегда воображающей, что непонятное ей содержит чудесные вещи, и презирающей то, что ей доступно. С другой стороны, обманщики подбирают двусмысленные выражения, при помощи которых им удалось бы увильнуть, если бы кто-либо стал хладнокровно разбирать их мнимые откровения. Кто искренне хочет учить людей, говорит с ними ясно, открыто сообщает им то, что знает или думает, что знает. Язык истины прост и понятен всем. Язык лжи всегда темен.

Христиане резонно смеются над пророчествами, которые некогда изрекали лживые жрецы от имени ложных, языческих богов. Так как, однако, из множества пророчеств некоторые иногда случайно исполнялись, многие думали, что оракулы имеют сверхъестественную способность, что их силу следует приписать демонам, духам лжи и мрака, которые часто предвидели события и говорили правду. Но если мы беспристрастно разберем предсказания еврейских пророков, которые пользуются почитанием у евреев и на которых ещё и теперь христиане основывают свою религию, мы найдем здесь не меньше двусмысленностей, чем в пророчествах Аполлона или Пифии Более того, писания еврейских пророков окажутся гораздо более темными, и при добросовестном изучении их мы не обнаружим ни одного из тех предсказаний, которые в них ясно видят лица, обладающие преимуществом религиозного убожества. Только путем непонятных комментариев, насильственных толкований, аллегорий, произвольных или ложных утверждений можно в них вскрыть то, что заранее твердо решили в них найти. Только под влиянием богословов люди по подсказке духовных руководителей видят у пророков что угодно.

Под воздействием предвзятой неразумной веры, уклоняющейся от какой бы то ни было критики, христиане ухитряются видеть, будто их мессия ясно предсказан в писаниях ветхозаветных пророков. Они отчетливо обнаруживают его уже в книге Бытия под именем Шило в “благословении Иакова”. А ведь до сих пор ещё не решено, означает ли Шило имя человека или название города. Наши ловкие комментаторы и их доверчивые ученики видят также явное пророчество об Иисусе Христе и его чудесном рождении в одном месте у Исаии, где этот пророк, очевидно, говорит о своей собственной жене, которой он по приказанию господа сделал ребенка, как он об этом наивно рассказывает. Наши богословы утверждают, что страдания и смерть того же Иисуса даны в образной картине страданий еврейского народа, который тот же пророк рисует в образе “человека страдания”. Исаия, 50.

Иисуса обнаруживают в таких повествованиях, где описываются — в напыщенном пророческом стиле — события, свидетелями коих были авторы еврейских летописей.

При таких приемах нет такой поэмы, романа или истории, в которых нельзя было бы найти предсказаний, применимых к любому лицу. Изменив имена, призвав на помощь фигуры и аллегории, можно найти мессию в “Илиаде” Гомера или “Энеиде” Виргилия с такой же легкостью, как и в божественных писаниях иудейских пророков. Ведь последние были не только гадателями и предсказателями, но и поэтами и историками дикого народа, которому могли нравиться только сны, чудесные видения, загадки, бредни, представлявшиеся ему несомненными проявлениями божественного внушения. Женщин, детей и чернь гораздо меньше трогает простой и ясный рассказ о действительном событии, чем чудесные романы и страшные сказки, заставляющие работать их воображение. Ложь и химеры пользуются в массе гораздо большим успехом, чем простая истина.

Но если мы рассмотрим писания пророков, отказавшись от детских предрассудков, то найдем в них лишь историю того времени, разукрашенную пышной и фантастической галиматьей, представленную в символах и изложенную в топе фанатика. Словом, эти произведения окажутся продиктованными скорее пьяным или сумасшедшим, чем духом божества, исполненного мудрости и разума.

Более того, при анализе нравов и поведения этих божественных людей на основании приписываемых им самим произведений мы не найдем ничего поучительного в поведении этих святых. Они сами сообщают о себе факты, которые им лучше было бы скрыть от потомства.

Иеремия, например, сохранил нам патетический рассказ о гибели его родины, опустошенной ассирийцами. Но у него не хватило благоразумия скрыть ту гнусную роль, которую он сам сыграл в этом событии, столь трагическом для его сограждан. Своими зловещими предсказаниями он убивал мужество соотечественников, внушал им мысль о бесполезности сопротивления, доказывал необходимость уступить силе Ассирийской державы, стремившейся покорить их и увести в плен. Однако среди тех бедствий, которые пророк предвидел, он не теряет головы. Он делает приобретения и закупает земли в стране, которой, как он предвидит, грозит опустошение. Благодаря своему пророческому духу он заранее знает, что обретет милость в глазах неприятеля, которому он облегчает победу. И он не обманулся в своих пророческих догадках: ассирийский царь предлагает своему военачальнику Навузардану позаботиться об этом божьем человеке и взять под свое покровительство его самого и его имущество. Иеремия, 39, 9; 52, 12.

Таким образом, Иеремия сам наделил себя чертами изменника и обманщика, смысл прорицаний которого заключался в том, чтобы предать отечество и отдать Иерусалим в руки неприятеля, выселившего евреев в свои обширные владения и тем положившего конец Израильскому государству.

Если мы были возмущены вероломным поведением Иеремии, то и писания других пророков, признаваемых, как и он, боговдохновенными, вызовут у нас негодование. Как можно, например, поверить, что бог, ненавидящий, как нас уверяют, порочность и любящий целомудрие, действительно приказал Осии взять себе женщину дурного поведения и вступить с ней в связь, чтобы получить от нее потомство? Не довольствуясь этим, наш духовидец, по внушению, как он воображает, бога, вскоре берет ещё одну прелюбодействующую женщину, благосклонность которой он покупает за “пятнадцать серебренников и за хомер ячменя и за полхомера ячменя”. Осия. 1. 3. Ориген находит, что столь скандальную связь можно рассматривать лишь как пророческое видение или чистую аллегорию. Это мнение, принятое в Египте, подверглось резким возражениям со стороны сирийских христиан, утверждавших, что то был действительный брак, переставший быть позорным, поскольку Осия следовал здесь распоряжению господа. Выходит, что для спасения чести иудейского духовидца христиане возводят на бога обвинение в том, что он нарушил неизменные законы чистоты и порядочности, провозглашенные им в Моисеевом законе.

Можно ли, не краснея, повторять те упреки, которые господь устами Иезекииля делает двум падшим женщинам? Как можно передать те гнусные детали, в которые бесстыдно вдается поистине циничный пророк, описывая позорное распутство Оголы и Оголивы? Иезекиил, 16, 23. Пытаются спасти положение, указывая, что в этих местах непристойные пророки упрекают в беспутстве еврейский народ. Но неужели святой дух не мог призывать народ свой к добродетели менее непристойным образом? Неужели для этого ему надо было показать нам отвратительную картину разврата, вызывающую краску стыда у всех, у кого распутство ещё окончательно не убило стыда?

Нам, правда, говорят, что чтение Иезекииля запрещено евреям до тридцатилетнего возраста. Но не странно ли, что для ограждения нравственности молодежи пришлось запретить ей читать книги, внушенные самим божеством?

Богословы продолжают, однако, настаивать и заявляют, что бог, диктуя своим пророкам их писания, приспособлялся к грубому характеру евреев и применял такие образы, которые могли бы сильнее всего поразить их. Но мы тем более должны изумляться тому, что излюбленный народ предвечного, постоянный предмет его любви, забот и поучений, погряз в такой грубости и глупости, что в обращении с ним приходится применять столь непристойные выражения, оскорбляющие целомудренный слух цивилизованного человека.

Наконец, если станут оправдывать эти неприличные места в Библии тем соображением, что выражения, возмущающие порядочных людей в наше время, не производили такого же впечатления на обитателей Иудеи, мы возразим, что бог, предвидящий все, должен был знать, что книги эти некогда попадут в руки людей, менее приученных к пороку, которые будут возмущаться ими и даже усомнятся в том, мог ли когда-либо бог сообщить в откровении подобные мерзости.

Христианские богословы, старающиеся оправдать подобные гадости, могли бы найти у порядочных язычников принципы приличия, перед которыми им пришлось бы покраснеть. Говоря о слишком скользких образах любви, которые Платон влагает в уста Сократа, Максим Тирский пишет: “Если он скрывает достойные поступки под неблагопристойными словами, то это прием очень странный и очень опасный. Покрывать порядочное чем-то неприличным, показывать полезное в оболочке вредного, это—образ действия человека, не желающего творить добро, а желающего принести вред”. Это применимо также и к Песне песней, в которой, как нас уверяют, дух святой хотел пророческим образом изобразить “духовный брак Иисуса с церковью”.

Сказанное о содержащихся в некоторых местах у пророков непристойностях можно отнести и к нелепым и смешным видениям, встречаемым в их произведениях. При чтении их кажется, что мудрому богу захотелось играть для святых роль шута, слишком низкого, чтоб его можно было терпеть в приличном обществе.

Независимо от мерзостей и нелепостей, какие мы находим в писаниях пророков, есть, ещё обстоятельства, по которым их пророчества должны показаться нам подозрительными. В самом деле, всем известно, что у евреев были “истинные” и “ложные” пророки. Но как их отличить друг от друга? И те и другие говорили, что бог сообщил им свою волю в видениях или снах; как известно из самой Библии, бог, очевидно, пользовался именно этими двумя способами. Числа. 12, 6.

Таким образом, у евреев всякий человек, имевший нелепое видение, воображал себя боговдохновенным или выдавал себя за такого. На основании сновидения какой-нибудь фанатик или мошенник—оба эти понятия часто почти совпадают—присваивал себе право проповедовать царям и смущать народ своими бреднями. Правда, Моисей сказал израильтянам, что они сумеют отличить истинных пророков от ложных по тому, исполняются ли их пророчества. Второзаконие, 18, 21—22. Но и в таком случае как могли евреи удостовериться в боговдохновенности своих пророков, особенно когда они пророчествовали о событиях, которые должны были осуществиться в далеком будущем? Как, например, могли Ахаз и еврейский народ в свое время проверить знаменитое пророчество Исаии “дева зачнет и родит сына и наречет ему имя Еммануил” и так далее, которое христиане относят к Иисусу Христу, раз Иисус родился на свет лишь через несколько веков после предсказания Исаии? Говорят ещё, что истинные пророки, когда кто-либо выражал сомнение в их миссии, совершали какое-нибудь знамение или чудо, которое немедленно доказывало, что они посланцы бога. Но, если верить “священным” книгам евреев, это не было верным способом. В самом деле, мы видим, что множество чародеев совершали те же чудеса, что и Моисей и посланцы господа. Более того, Моисей во Второзаконии (13, 2—4) предостерегает израильтян, что если ложный пророк совершит чудо, то это бог искушает свой народ. Таким образом, чудеса, по представлениям евреев, не могли быть достаточным доказательством божественной миссии пророка.

Недоверие евреев к пророкам было, надо полагать, тем более упорным, что сама Библия часто заставляет бога играть роль лжеца, которому нравится обманывать, ожесточать сердца, вводить в заблуждение вопрошающих его и возвещать неправду устами пророков. Так, бог заставил пророка Иону возвестить от его имени жителям Ниневии: “ещё сорок дней, и Ниневия будет разрушена”. Иона, 3, 4.

А ведь бог должен был предвидеть, что это предсказание не сбудется, что гнев его смягчится ввиду раскаяния ниневийцев. Мы читаем по этому поводу в Библии, что человек божий, ревниво относившийся к своей чести, сильно сердится на предвечного за то, что тот заставил его сказать неправду.

Мы находим в Библии и другие предсказания, не оправдавшиеся на деле. В книге Бытия Ной проклинает Хама и предсказывает, что его потомство будет в рабстве у потомков его братьев. Однако евреи—потомки Сима стали впоследствии рабами египтян—потомков Хама (через его сына Мицраима), а чтоб евреи стали когда-либо господами над египтянами, этого мы нигде не находим. Бытие, 5. Те же израильтяне стали рабами филистимлян, происходивших тоже от Хама (через его сына Ханаана).

Поскольку признаки, по которым можно распознать истинных и ложных пророков, столь неопределенны, не приходится удивляться, что цари и народы Иудеи часто оказывали очень дурной прием посланцам господа. Долгий опыт научил их, как относиться к этим духовидцам и к множеству обманщиков, чьи опасные безумства часто потрясали нацию. В Иудее были пророки, и, поскольку глупость народа давала простор их шарлатанству, им легко было обманывать этих людей, которые были готовы всему верить. После возвращения евреев из вавилонского плена мы не видим больше у них пророков. Можно было бы думать, что их ремесло было в конце концов совершенно дискредитировано.

Мы видим, однако, что время от времени в Израиле опять появляются боговидцы, то есть обманщики, старающиеся оживить среди этого невежественного народа профессию, которая, как им было известно, была очень выгодна их предшественникам. Толпа, которая никогда не излечивается от своего безумия, привязывалась то к одному, то к другому соблазнителю, внушавшему ей надежду на возврат милостей господних и на восстановление Израильского царства. Вскоре мы увидим, какой успех выпал на долю одного из таких миссионеров, ученикам которого удалось воздвигнуть новую религию на развалинах религии, созданной Моисеем.