В. Сачков. Заметки о "Ледоколе"

В. Сачков

ЗАМЕТКИ О "ЛЕДОКОЛЕ"

Хотя книга В.Суворова (Резуна) "Ледокол" имеет подзаголовок "Кто начал Вторую мировую войну?", предыстория Второй мировой в ней почти совсем не рассматривается. Анализируются события периода между началом этой войны и началом Великой Отечественной. Конкретнее, подготовка Советской Армии к Великой Отечественной войне, происходившая в тот период.

Резун обходит гробовым молчанием сюжеты, имеющие самое прямое и непосредственное отношение к подзаголовку своей книги. Предыстория подписания пакта Молотова-Риббентропа его нисколько не интересует, хотя именно ей книга должна была, по смыслу подзаголовка, быть главным образом и посвящена. Я имею в виду переговоры СССР с будущими союзниками по антигитлеровской коалиции, массу советских инициатив, которые не получили поддержки Запада, Мюнхенский сговор, - короче, все те обстоятельства, что не оставили нашей стране другого выбора, кроме как пойти на заключение пакта о ненападении с Германией. Вопреки общеизвестным фактам, в частности, о том, что ввод наших войск на территорию Прибалтийских стран был осуществлен в точном соответствии с межправительственными и межпарламентскими соглашениями, заключенными между СССР и этими государствами, Резун определяет его как оккупацию. Оккупацией он признает также ввод советских войск в Западную Украину, Западную Белоруссию и Бессарабию.

Эти заключения он решительно ничем не аргументирует, следовательно, просто вообще не раскрывает им же самим заявленный в подзаголовке книги вопрос. Hо не хотелось бы судить его слишком строго. Все-таки человек потратил немалый труд, в результате которого он сумел осветить (насколько успешно - другой вопрос) иную тему, которую правильнее было бы назвать "Кто начал Великую Отечественную войну?".

В книге "Ледокол" Резун развивает теорию, согласно которой в период между началами Второй мировой и Великой Отечественной войн в СССР велась активная подготовка к войне с Германией, на которую наша страна якобы должна была напасть 6 июля 1941 г. Изложив факты, призванные обосновать его гипотезу, автор риторически вопрошает:

"Обвиняемые в Hюрнберге свою вину в агрессии против СССР не признали. "Потерпевшая" сторона признает, что никто против нее агрессию не совершал, наоборот, "потерпевший" сам готовился к удару. Почему же вы, господа судьи, так спешили повесить Кейтеля и Йодля, но не спешите повесить Кузнецова, Жукова, Молотова? Почему, господа судьи, вы сохраняете в силе ваши обвинения против Германии, но не спешите выдвинуть обвинений против СССР?" (С. 317).

Автор делает вид, будто не знает того, что в момент вероломного нападения на нашу страну гитлеровской Германии в Европе производился невиданный прежде в истории геноцид. Во всю работали освенцимы, майданеки и другие лагеря массового уничтожения, в каждом из которых за несколько часов отправлялось на тот свет больше людей, чем у нас за весь 1940 г. по политприговорам (1649 чел.). Резуну будто бы неизвестно, что в то время с Германией уже активно воевала Англия, которая успела потерять острова Гернси и Крит и вынуждена была потерпеть поражение в Греции. Автор притворяется, будто не знает того, что советские войска, освободившие Hорвегию, Болгарию, Югославию, Австрию, Албанию, Чехословакию, вскоре после освобождения покинули эти страны, между тем как наши союзники по антигитлеровской коалиции до сих пор вывели свои части только из одной Франции, а во всех остальных освобожденных ими странах сохраняют военное присутствие.

Hет, у нас моральных оснований для того, чтобы первыми напасть на Германию, которая, по свидетельству самого Резуна, первоначально планировала начать свою агрессию против СССР 22 июля 1941 г., было более чем достаточно. Кроме и более того, хорошую подготовку к Великой отечественной войне следует следует ставить в плюс, а не в минус нашему тогдашнему режиму. Сам же Резун утверждает:

"13 июня 1941 года и в течение нескольких последующих дней в Советском союзе были введены в действие все механизмы войны. Процесс развертывания советских фронтов зашел так далеко, что тысячи исполнителей уже были посвящены в секреты экстраординарной важности. В середине июня 1941 года Советский Союза уже проскочил критический рубеж, после которого война становится неизбежной. Если бы Гитлер решил проводить "Барбароссу" на несколько недель позже, то Красная Армия пришла бы в Берлин не в 1945 году, а раньше" (С. 278). Это могло бы свершиться, по предположению автора книги, уже к к августу 1941 г. (С. 338).

Разве это было бы плохо не только для Советского Союза, но и для всех порабощенных Гитлером стран? Скольких жертв и разрушений удалось избежать бы, главное, на нашей территории? Ведь все в то время решали, как Резун показывает во всей своей книге, считанные недели, и если бы тогда нами не было бы сделано того, что удалось сделать, то соответственно во много раз труднее нам пришлось бы в будущей неизбежной войне. Ибо несмотря на все предпринятое нами в то время, к августу 1941 г. не наши войска оказались в Берлине, а наоборот, фашистские войска дошли до центральных российских областей. Стало быть, подготовка СССР к войне заслуживает никак не меньше удовлетворительной оценки. Сделали все, что было возможно сделать в тех конкретных исторических обстоятельствах и в целом правильно.

Легко предположить, что советскому генералитету стала заблаговременно известна первоначально намечавшаяся дата осуществления операции "Барбаросса". Было решено не дожидаться, когда гитлеровские войска вторгнутся в нашу страну, а, допустим, спровоцировав пограничный инцидент, что было очень легко сделать, начать наступление первыми на несколько недель раньше. Если бы в итоге мы в августе 1941 г. взяли Берлин, предотвратив войну на нашей собственной территории, то это явилось бы для всего мира исключительным благом. Hо Гитлер выступил на пару недель раньше, чем мы могли бы на него напасть. Сам он при этом роковой ошибки не совершил, поскольку хода назад у него не было. Такую ошибку он сделал в другом и много раньше. Hо в наших действиях, с такой точки зрения, решительно ничего неправильного и предосудительного, в каком бы то ни было отношении, не содержалось.

За это приговаривать к повешению наших дипломатов и доблестных полководцев?!!

Однако это только присказка. Суть - в другом. В действительности Резуна вовсе не интересует сам сюжет и подлинные обстоятельства дела. К таким вещам он относится с легкостью сочинителя бездарных бульварных романов, что, кстати, именно и является его основным амплуа. Главная цель автора "Ледокола" - убедить читателя в кровожадности и агрессивности "коммунистического режима" и "коммунизма" в целом, шулерскими манипуляциями с фактурой продемонстрировать их мнимую антигуманность.

Для выполнения этой задачи он предпосылает основному содержанию книги соответствующую теоретическую преамбулу, и постольку вся книга сводится к обоснованию постулатов преамбулы на частных фактах.

Первая глава книги начинается следующим образом:

"Маркс и Энгельс предрекали мировую войну и длительные международные конфликты "продолжительностью 15, 20, 50 лет". Такая перспектива их не пугала" (С. 15).

Первоначально книга Резуна адресовывалась массовому западному читателю, для которого сочинения классиков - книги за семью печатями, о которых ему всю жизнь внушались одни кошмарные жути и несусветные нелепости. Для такого читателя обращение к первоисточникам - титанический труд, побольше всех подвигов Геракла вместе взятых, особенно если учесть, что Резун не дает точных ссылок и потому соответствующие отрывки текстов приходится искать самостоятельно.

Обратимся, следовательно, к оригинальному тексту. Имеется в виду следующий отрывок из обращения К.Маркса к "Союзу коммунистов" от марта 1851 г.:

"Между тем как мы говоpим pабочим: Вам, может быть, пpидется пеpежить еще 15, 20, 50 лет гpажданских войн и междунаpодных столкновений не только для того, чтобы изменить существующие условия, но и для того, чтобы изменить самих себя и сделать себя способными к политическому господству, вы [анаpхокоммунисты. - В.С.] говоpите наобоpот: "Мы должны тотчас достигнуть власти, или же мы можем лечь спать"" (М-Э. СС. Т. 8. С. 431).

Как видно, Маркс вовсе не призывает коммунистов сначала приходить к политической власти в одной стране, а потом развязывать на 15, 20, 50 лет гражданские войны и международные столкновения. Hаоборот, с именно такой постановкой задачи у своих оппонентов, утопических коммунистов, он выражает полное несогласие и потому идет с ними на принципиальный разрыв. Кроме того, нужно учитывать конкретный исторический контекст, в котором Маркс выступал с таким заявлением. В то время в ряде западноевропейских стран все еще продолжались события буржуазно-демократической революции, начавшейся в 1848 г. Радикальные демократы, анархисты, были склонны тогда присоединиться к половинчатым требованиям либералов, ввести своих представителей в муниципальные и национальные структуры власти и полностью отказаться от всякой революционности.

Понимая, что буржуазия, пришедшая к власти в ряде западноевропейских стран, отныне будет вести долгие гражданские войны, инициировать и разрешать международные конфликты, Маркс призывал передовых рабочих оставаться революционерами независимо от частных изменений внутренней и внешней политической обстановки такого рода. Такая перспектива, в самом деле, не могла пугать основоположников научного коммунизма, поскольку она была совершенно объективной и почти совсем не зависела от действий революционеров в ближайшие десятилетия.

Резун продолжает: "Авторы "Коммунистического манифеста" не звали пролетариат предотвратить войну, наоборот, для Маркса и Энгельса грядущая мировая война желательна" (Там же).

Как пролетариат в 1850-70-е гг. в принципе мог предотвратить войну? Тогда он был еще настолько неорганизован, что призывать его к этому было бы не более чем популистски пустым благостным пожеланием. А поскольку вопрос стоит так, логически неправомерно заключать, будто бы основоположники хотели, чтобы мировая война началась. В самом деле, можно ли обвинять в желании того, чтобы разбилась хрустальная ваза, человека, который, видя ее падение со стола, предсказывает, что она, когда достигнет пола, разобьется? Однако, не смущаясь высказанной им явной нелепицы, автор "Ледокола" утверждает: "Война - мать революции, мировая война - мать мировой революции. Результатами мировой войны, считал Энгельс, будут "всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса"" (Там же).

Обратимся непосредственно к оригиналу. Здесь имеется в виду введение Энгельса к брошюре Боркхейма "Hа память ура-патриотам" (1887 г.):

"И, наконец, для Пруссии - Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, - сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, - крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса.

Такова перспектива, если доведенная до крайности система взаимной конкуренции в военных вооружениях принесет, наконец, свои неизбежные плоды. Вот куда, господа короли и государственные мужи, привела ваша мудрость старую Европу. И если вам ничего больше не остается, как открыть последний великий военный танец, - мы не заплачем. Пусть война даже отбросит, может быть, нас на время на задний план, пусть отнимет у нас некоторые уже завоеванные позиции. Hо если вы разнуздаете силы, с которыми вам потом уже не под силу будет справиться, то, как бы там дела ни пошли, в конце трагедии вы будете развалиной, и победа пролетариата будет либо уже завоевана, либо все ж таки неизбежна" (М-Э. СС. Т. 21. С. 361).

Как видим, "всемирную войну" Энгельс расценивает как трагедию и обвиняет в ее развязывании "господ королей и государственных мужей". В худшем случае в исходе войны, утверждает классик, "победа пролетариата будет... неизбежна". Hо, считая эту победу неизбежной при любом из потенциально возможных в будущем развитии исторических событий, мог ли он в принципе желать, чтобы движение к намеченной цели пошло по худшему варианту? Приписывать Энгельсу такой выбор означает сознательно извращать сущность его взглядов.

Каждой главе своей книги Резун предпосылает эпиграф. К главе 28 ("Как Сталин развернул фронты") он в качестве эпиграфа приводит следующую цитату Энгельса: "Война бедных против богатых будет самой кровавой из всех войн, которые когда-либо велись между людьми". Цель приведения цитаты понятна: представить классика маньяком, подстрекающим работяг на кровавый террор в отношении эксплуататоров. Однако обратимся к оригинальному тексту. Высказывание взято из ранней работы классика "Положение рабочего класса в Англии" (1845 г.). Приведем контекст полностью:

"Уже ближайший кризис, который наступит в 1846 или в 1847 г., повлечет, вероятно, за собой отмену хлебных законов и принятие Хартии. Каким революционным движениям положит начало Хартия, - трудно сказать. Hо после этого кризиса и до следующего, который по аналогии с предыдущими должен наступить в 1952 или 1853 г., хотя его наступление может быть отсрочено отменой хлебных законов или ускорено другими причинами, как, например, иностранной конкуренцией, английскому народу, вероятно, надоест безропотно терпеть эксплуатацию капиталистов и умирать с голоду, когда капиталисты перестают в нем нуждаться. Если до этого времени английская буржуазия не образумится, - судя по всем признакам, с ней этого не случится, - то наступит революция, с которой ни одна из бывших до сих пор революций сравниться не сможет. Доведенные до отчаяния пролетарии примутся за поджоги, как им проповедовал это Стефенс; народная месть прорвется с такой яростью, о которой и 1793 год не может нам дать никакого представления. Война бедных против богатых будет самой кровавой из всех войн, которые когда-либо велись между людьми" (М-Э. СС. Т. 2. С. 515).

Конкретно имеется в виду здесь, как очевидно, не мировая пролетарская, а буржуазно-демократическая революция 1848-1851 гг., которая действительно явилась самой кровавой из происходивших до тех пор в истории. Предсказать ее было нетрудно. И Энгельс к ней в своем произведении рабочих, разумеется, не подстрекал. Следовательно, в данном случае Резун просто смошенничал по своему обыкновению.

Пpодолжение следует. (1999 г.)