В № 77 “Искры” три члена Центрального
Комитета, говорящие от имени всего ЦК, вызывают
на третейский суд тов. N “за ложное заявление с
целью дезорганизовать партию”. Это якобы ложное
заявление сделано “через члена ЦК, не
принимавшего участия в выработке декларации”, т.
е. через меня. Ввиду моего близкого отношения к
делу, а также на основании полномочия,
полученного мной от тов. N, я считаю себя вправе и
обязанным принять участие в третейском
разбирательстве, выступая с следующим
обвинением против членов ЦК Глебова, Валентина и
Никитича.
Я обвиняю их в незаконных,
неправильных, формально и морально недопустимых
действиях по отношению к их сочленам по ЦК и по
отношению ко всей партии.
Так как эти неправильные действия
чрезвычайно затягивают и обостряют партийный
кризис, влияя притом самым непосредственным
образом на массу партийных работников, то я
считаю безусловно необходимою гласность
разбирательства во всем, что не заключает в себе
конспиративных тайн, и потому подробно излагаю
содержание своего обвинения.
I. Я обвиняю 3-х членовЦК, Глебова,
Валентина, Никитича, в систематическом обмане
партии.
1) Я обвиняю их в том, что они употребили
власть, полученную ими от II съезда партии, на
подавление общественного мнения партии,
выразившегося в агитации за III съезд. Они не имели
никакого права подавлять эту агитацию,
составляющую неотъемлемое право каждого члена
партии. В частности, они не имели никакого права
распускать Южное бюро за агитацию за съезд. Они
не имели ни формального, ни морального права
выносить порицание мне, как члену Совета партии,
за подачу мной в Совете голоса в пользу съезда;
2) — в том, что они скрывали от партии
резолюции комитетов за съезд и, спекулируя на
доверие к себе, как к членам высшего партийного
учреждения, вводили в заблуждение комитеты,
излагая им заведомо неверно положение дел в
партии. Они мешали выяснению истины, отказываясь
исполнить просьбу Рижского комитета о
напечатании и распространении резолюции 22-х, а
равно о доставке в Россию литературы большинства
под тем предлогом, что эта литература
непартийная;
3) — в том, что в своей агитации против
съезда они не остановились даже перед
дезорганизацией местной работы, апеллируя к
периферии против комитетов, высказавшихся за
съезд, дискредитируя всячески эти комитеты в
глазах местных работников и тем разрушая доверие
между комитетом и периферией, без которого
никакая работа невозможна;
4) — в том, что через делегата от ЦК в
Совете они приняли участие в составлении
постановлений Совета относительно условий
созыва III съезда, постановлений, сделавших съезд
невозможным и таким образом закрывших для партии
возможность нормального разрешения
внутрипартийного конфликта;
5) — в том, что, заявляя комитетам о
своей принципиальной солидарности с позицией
большинства, заявляя, что соглашение с
меньшинством может состояться лишь под условием
отказа меньшинства от своей тайной обособленной
организации и отказа от кооптации в ЦК, они в то
же время входили тайно от партии и заведомо
против ее воли в сделку с меньшинством на
условиях: 1) сохранения автономии за техническими
предприятиями меньшинства; 2) кооптации в ЦК трех
наиболее ярых представителей меньшинства;
6) я обвиняю их в том, что они
пользовались своим авторитетом, как члены
высшего партийного учреждения, для набрасывания
тени на своих политических противников. Они
поступили бесчестно по отношению к тов. П.,
когда постановили в июле расследовать дело
об его якобы обманном выступлении в Северном
комитете и затем до сих пор (22 декабря) не
предъявили ему даже обвинения, хотя Глебов
неоднократно видел П. и хотя тот же Глебов
позволил себе, в качестве члена Совета партии,
называть в “Искре” “обманом” поступок
товарища, лишенного возможности защититься. Они
сказали заведомую неправду, заявив, что Лидин не
был доверенным лицом (Vertrauensmann) ЦК. Они вводили в
обман членов партии, с целью дискредитировать в
их глазах т. Бонч-Бруевича и его сотрудников по
экспедиции, печатая в “Искре” (№ 77) заявление, в
котором указывается (и притом неверно) лишь один
пассив экспедиции — и это после того, как они,
через своих уполномоченных, выдали т.
Бонч-Бруевичу письменное удостоверение в том,
что дело велось им правильно и отчетность
находится в полном порядке;
7) я обвиняю их в том, что они
воспользовались отсутствием бывших
представителей ЦК за границей, т. Васильева и т.
Зверева, чтобы дискредитировать партийные
учреждения (библиотеку и архив РСДРП в Женеве).
Они поместили в “Искре”, за подписью неведомого
мне “представителя” ЦК, сообщение, в котором
совершенно извратили историю и действительный
характер этих учреждений.
II. Кроме того, я обвиняю 3-х членов
ЦК, Глебом, Валентина и Никитича, в ряде ни
морально, ни формально недопустимых действий по
отношению к своим сочленам по коллегии.
1) Они разрушили всякую основу
партийной организации и дисциплины, предъявив
мне (через т. Глебова) ультиматум о выходе из ЦК
или прекращении агитации за съезд.
2) Они нарушили договор, заключенный от
их лица членом ЦК Глебовым, когда, вследствие
изменения состава ЦК, исполнение этого договора
стало для них невыгодным.
3) Они не имели права на своем июльском
заседании объявить тов. N вышедшим из ЦК, не
выслушав ни его, ни моего заявления, тем более,
что этим трем членам ЦК было известно наше (4-х
членов ЦК)1 требование рассмотреть спорный
вопрос в общем собрании ЦК. Объявление тов. N не
членом ЦК неправильно и по существу, ибо три
члена ЦК злоупотребили при этом условным (и не
сообщенным всем товарищам) заявлением тов. N.
4) Три члена ЦК не имели никакого права
скрывать от меня перемену своих взглядов и свои
намерения. Тов. Глебов утверждал в конце мая, что
их точка зрения выражена в составленной ими в
марте декларации. Таким образом, июльская
декларация, коренным образом расходящаяся с
мартовской, была принята тайком от меня, и
заявления Глебова были обманом.
5) Глебов нарушил условие, заключенное
со мной, что. в докладе Амстердамскому конгрессу2,
который взялись писать Дан (делегат от ЦО) и он,
Глебов (делегат от ЦК), — о разногласиях в партии
не будет речи. Доклад, составленный одним Даном,
оказался полным прикрытой полемики и весь
пропитан взглядами “меньшинства”. Глебов не
протестовал против доклада Дана и таким образом
косвенно участвовал в обмане международной
социал-демократии.
6) Три члена ЦК не имели никакого права
отказать мне в заявлении и опубликовании моего
особого мнения по важному вопросу партийной
жизни. Июльская декларация была послана для
напечатания в ЦО прежде, чем мне была дана
возможность высказаться по поводу нее. 24 августа
я послал в ЦО протест против этой декларации. ЦО
заявил, что напечатает лишь в том случае, если
этого захотят 3 члена ЦК, писавшие декларацию. Они
того не захотели, и мой протест был ими скрыт от
партии.
7) Они не имели никакого права
отказывать мне в сообщении протоколов Совета и
лишить меня, без формального исключения из ЦК,
всех и всяких сведений о ходе дел в ЦК, о
назначении новых агентов в России и за границей,
о переговорах с “меньшинством”, о делах кассы и
пр. и пр.
8) Они не имели права кооптировать в ЦК
трех новых товарищей (примиренцев), не проведя
кооптации через Совет, как того требует устав
партии в случае отсутствия единогласия, а
единогласие отсутствовало, ибо я заявил протест
против этой кооптации.
Приложение
Ввиду важного значения позиции ЦК во
внутрипартийном конфликте, считаю нужным
опубликовать во всеобщее сведение нижеследующие
документы:
I. Письма товарища Глебова к членам
“коллегии”
a) Сентябрь.
“С ЦО и Лигой отношения еще не
определились. После нашего заявления они, надо
сказать, обнаглели и их аппетиты растут.
Положение наше здесь очень трудное: заграница в
руках Лиги, частные источники в руках ЦО, и потому
мы в долгу, как в шелку. Сжимаемый нуждой (на шее
до 9000 долгу), я принужден думать о каком-нибудь
исходе. Поэтому я обратился к меньшинству с
предложением наметить мне проект желательных
для них реформ”.
b) 7 сентября.
“Вчера вечером в присутствии С. имел
деловое свидание с тремя уполномоченными от
меньшинства: Поповым, Блюменфельдом и Мартовым”.
Из обсуждавшихся на этом собрании,
превратившемся, по словам Глебова, “в
прелиминарное собрание для подготовки мира”,
вопросов отметим следующие:
I. Организационные отношения за
границей.
“Заботу о российском движении
принимает на себя ЦК, ЦО и Лига. Для устранения
взаимных трений, большей заинтересованности в
работе и полного доверия, общее руководящее
ведение дел вручается комиссии из
представителей ЦК, ЦО и Лиги. ЦК имеет два голоса
и право veto...”.
II. Транспорт.
“ЦО подчиняется контролю ЦК при
некоторой автономии. Именно: экспедиция за
границей может быть только одна, экспедиция ЦК.
Заведование своей границей остается в руках ЦО.
Распределение литературы в России принадлежит
ЦК. Для более автономного существования ЦО
предоставляется юг. Поясню. У ЦО есть транспорт.
ЦО боится, чтобы в случае перемены правления у
них не отобрали путь. Поэтому ЦО просит
организационным путем гарантировать им путь”.
c) 7 сентября.
“На договор, заключенный вчера по
ведению дел, здесь страшно зол Дан и, может быть,
другие. Вот публика-то прожорливая. Хочетсяим
тут устроить заграничный комитет из
представителей ЦО, ЦК и Лиги, все за границей
решающий; конечно, каждый имеет только один
голос. Недурно ведь?”.
d) Сентябрь.
“Обращаю внимание на выраженное
желание Совета о пополнении (дело идет о
пополнении представительства ЦК в Совете).
Придется выбрать кого-нибудь вместо Ленина, что
он объявит, конечно, незаконным. Я бы предложил
выбрать в Совет Дана или Дейча, причем точно
оговорить, что они уполномочиваются лишь для
заседания в Совете. Больше выбрать, мне кажется,
некого”.
II. Письмо агента ЦК (ныне
кооптированного официально в ЦК) к т. Глебову:
4-го сентября,
“По поводу декларации получилась
такая каша, что трудно разобраться. Ясно одно: все
комитеты, кроме Харьковского, Крымского,
Горнозаводского и Донского, — комитеты
большинства. Донской, кажется, нейтрален, но
точно об этом неизвестно. Из комитетов
“большинства” — Рижский, Московский,
Петербургский и Северный выразили ЦК за
декларацию недоверие, как я сообщил тебе об этом
раньше. Полное доверие ЦК получил от очень
незначительного числа комитетов. Остальные же
выразили ему доверие по примирению — с тем, чтобы
в случае неудачи немедленно созвать экстренный
съезд. Из числа последних некоторые ставят
условием примирения отказ меньшинства считать
себя “стороной” и отказ от требования
кооптации, как “стороны” (?). Вот картина. В
случае неудачи примирения, ЦК теряет доверие
большинства комитетов и, следовательно, должен
будет уже сам агитировать за съезд, чтобы сдать
полномочия. По настроению же комитетов ясно
видно, что на съезде пройдут постановления в духе22-х, т. е. смещение редакции и передача в руки
большинства, изменение Совета партии и т. д. Но
чтобы примирение удовлетворило комитеты,
необходимо условие, о котором я уже писал тебе, —
это принятие меньшинством декларации и его отказ
считать себя “стороной”. Если они это сделают, я
думаю, что Ленин потеряет в России почву и мир
восстановить можно будет. Твоя фраза о том, что
дело с Мартовым “понемножку” налаживается, меня
удивила. Упорство членов редакции начинает прямо
озлоблять, и я, несмотря на идейные и др. к ним
симпатии, начинаю терять к ним доверие, как к
политическим “вождям”. Организационный вопрос
они выяснили вполне, и дальнейшее их упорство
присутствии поддержки из России (здесь
меньшинство бессильно) будет показывать, что в
борьбу они идут лишь из-за мест”.
Таково начало торговой сделки, а вот ее
финал:
ЦК рассылает по комитетам письмо, в
котором оповещает комитеты, что
“Переговоры закончатся в самом
ближайшем будущем (максимум недели через две), а
пока можем сообщить, что 1) ЦК никакого
меньшинства в свой состав не кооптировал (на этот
счет ходит кем-то пущенная сплетня); ...3)
переговоры с меньшинством ведутся в том же духе,
в каком докладывал вам Валентин, т. е. если
говорить об уступках, то они могут быть только со
стороны меньшинства и должны заключаться в
отказе от фракционной полемики ЦО, в распущении
тайной организации меньшинства, в отказе от
кооптации членов в ЦК, в передаче всех
предприятий (техника, транспорт, связи)
Центральному Комитету. Только при этих условиях
возможно восстановление мира в партии. Есть
основания надеяться, что так это и случится. Во
всяком случае, если теперь меньшинство обнаружит
желание продолжать свою старую политику, то ЦК
немедленно прекратит переговоры и приступит к
созыву экстренною съезда”.
Так успокаивает ЦК выражающие ему
недоверие комитеты, а вот письма “видных”
деятелей меньшинства. Письма получены в
середине декабря 1904 г. старого стиля.
“Наконец-то мы свиделись с шантрапой.
Их ответ был такой: на автономию наших
технических учреждений согласны; что касается
агитационной комиссии, то они против, находя, что
это функция ЦК непосредственная (руководство
агитацией) и что они предпочитают этому плану
реформу ЦК, но официально кооптировать сейчас
не могут, а предлагают фактическую
(неофициальную) кооптацию трем лицам из
меньшинства (Попову, Фомину, Фишеру). Разумеется,
мы с X. тотчас же согласились, и отныне
меньшевистская оппозиция официально
упраздняется. Точно гора свалилась с плеч.
Предстоит на днях собрание всего ЦК вместе с
нами, и затем мы назначаем конференцию наиболее
близких комитетов.
... Мы, конечно, вполне уверены, что
овладеем ЦК и направим его как нам желательно.
Это тем легче, что многие из них уже признают
правильной принципиальную критику меньшинства...
Во всех последовательно твердокаменных
комитетах (в Баку, Одессе, Нижнем и Питере)
рабочие требуют выборной системы. Это явный
симптом агонии твердокаменных”.
Одновременно с этим получено еще
другое письмо:
“Состоялось соглашение между
уполномоченными “меньшинства” и ЦК.
Уполномоченными выдана расписка. Но ввиду того,
что не было предварительно опроса
“меньшинства”, то, естественно, и сама расписка
является не совсем удачной, т. к. в ней выражается
“доверие” Центральному Комитету, а не его
объединительной политике; там говорится и о
растворении в партии, и о прекращении
обособленного существования, а между тем
достаточно только второе. Наконец, в этой
расписке отсутствует “credo”a
“меньшинства”. Ввиду этого решено еще провести
через все организации “меньшинства” резолюцию
с “credo” и указанными исправлениями, конечно,
признавая соглашение наших уполномоченных с ЦК
состоявшимся”.
***
Весьма вероятно, что пойманные на
месте преступления лица, разоблачённые
настоящими документами, со свойственной им
“моральной чуткостью” приложат все усилия,
чтобы отвлечь внимание партии от содержания
документов к моральному вопросу о праве на их
опубликование. Я уверен, что партия не позволит
морочить себя этим отводом глаз. Я заявляю, что
беру всецело на себя моральную ответственность
за настоящее разоблачение и дам все надлежащие
разъяснения перед третейским судом, который
будет рассматривать все дело в целом.
________________________
a — символ веры, программа,
изложение миросозерцания. Ред.
________________________
1 4 члена ЦК
— В. И. Ленин, Ф. В. Ленгник, М. М. Эссен и Р. С.
Землячка.
2Амстердамский
конгресс II Интернационала — состоялся в
августе 1904 года; на нем присутствовало 476
делегатов. На конгрессе обсуждались следующие
вопросы: 1) международные правила
социалистической тактики; 2) о единстве партий; 3)
о всеобщей стачке; 4) о колониальной политике и др.
Доклад конгрессу от РСДРП было поручено
составить Дану и Глебову, причем было условлено
не упоминать в нем о разногласиях в партии.
Однако Дан нарушил это условие, и доклад
“оказался полным прикрытой полемики и весь
пропитан взглядами “меньшинства””
(Ленин), Большевики решили
составить контрдоклад и раздать его делегатам
конгресса. Доклад был составлен под редакцией В.
II. Ленина и вышел за подписью М. Лидина (М. Лядов)
под заглавием “Материалы к выяснению партийного
кризиса Социал-демократической рабочей партии
России”. Значительная часть этого доклада была
написана В. И. Лениным.
Поскольку сам Ленин не мог
присутствовать на конгрессе, он передоверил свои
полномочия М. Н. Лядову и П. А. Красикову, которые
представляли большевистскую часть партии.
Меньшевики во главе с Плехановым резко возражали
против присутствия большевиков на конгрессе,
доказывая, что большевизм не представляет собой
особого течения, которое бы имело право на
самостоятельное представительство. Ленин
апеллировал в Бюро международного конгресса, где
за включение большевиков в делегацию РСДРП
высказались Каутский, Бебель, Люксембург и Адлер.
Ввиду этого меньшевики были вынуждены включить
Лядова и Красикова в состав русской делегации.
После конгресса Совет партии пытался
обвинить Ленина в нарушении партийной
дисциплины и предложил ему явиться в Совет для
объяснений, но Ленин в письме к секретарю Совета
Мартову заявил, что “после того как Бюро
международного конгресса приняло передоверие
мной моего мандата, я не обязан более никаким
отчетом ни
пред каким Советом” (Сочинения, 4 изд., том 34,
стр. 219). Решения конгресса, несмотря на некоторый
шаг вперед, в целом являлись половинчатыми и
представляли собой дальнейшую уступку
оппортунизму. Кошресс не ставил вопроса о
перерастании массовой стачки в вооруженное
восстание, не дал отпора правым оппортунистам,
оправдывавшим колониальную политику
империалистических государств. Осуждая
ревизионизм на словах, конгресс в своей
резолюции не заявил о разрыве с ним, обошел
молчанием вопрос о пролетарской революции и
диктатуре пролетариата. Все это стало возможным
потому, что основные вопросы революционного
движения лидеры II Интернационала рассматривали
с точки зрения установившихся догм, ставя под
вопрос возможность победы социалистической
революции.