i) НЕВИННО ПОСТРАДАВШИЕ

ОТ ЛОЖНОГО ОБВИНЕНИЯ В ОППОРТУНИЗМЕ

Прежде чем переходить к дальнейшим прениям об уставе, необходимо, для выяснения нашего расхождения по вопросу о личном составе центральных учреждений, коснуться частных заседаний организации “Искры”, происходивших во время съезда. Последнее и самое важное из этих четырех заседаний имело место как раз после голосования о § первом устава, — таким образом, происшедший на этом заседании раскол организации “Искры” явился и хронологически и логически предшествующим условием дальнейшей борьбы.

Частные заседания организации “Искры” ^a начались вскоре после инцидента с ОК, который дал повод к обсуждению вопроса о возможных кандидатурах в ЦК. Само собою понятно, что в силу отмены императивных мандатов эти заседания носили исключительно совещательный, никого не связывающий характер, но их значение тем не менее было огромно. Выбор в ЦК представлял значительные трудности для делегатов, не знавших ни конспиративных имен, ни внутренней работы организации “Искры”, — организации, создавшей фактическое единство партии, осуществившей то руководство практическим движением, которое послужило одним из мотивов официального признания “Искры”. Мы уже видели, что при единстве искровцев им было вполне обеспечено крупное, до 3/5, большинство на съезде, и все делегаты прекрасно понимали это. Все искровцы именно и ждали того, чтобы организация “Искры” выступила с рекомендацией определенного личного состава ЦК, и ни один член этой организации не возразил ни словом против предварительного обсуждения в ней состава ЦК, ни один не заикнулся об утверждении всего состава ОК, т. е. превращении его в ЦК, не заикнулся даже о совещании со всем составом ОК относительно кандидатов в ЦК. Это обстоятельство тоже чрезвычайно характерно, и его крайне важно иметь в виду, ибо теперь мартовцы задним числом усердно защищают ОК, доказывая этим только в сотый и тысячный раз свою политическую бесхарактерность ^b. Покуда еще раскол из-за состава центров не сплотил Мартова с Акимовыми, — для всех ясно было на съезде то, в чем легко убедится, из протоколов съезда и из всей истории “Искры”, всякий беспристрастный человек, именно: что ОК был главным образом комиссией по созыву съезда, комиссией, составленной нарочно из представителей разных оттенков вплоть до бундовского; действительную же работу создания организационного единства партии всецело вынесла на своих плечах организация “Искры” (надо иметь также в виду, что на съезде совершенно случайно отсутствовали несколько искровских членов ОК как в силу арестов, так и по другим “независящим” обстоятельствам). Состав бывшей на съезде организации “Искры” приведен уже в брошюре т. Павловича (см. его “Письмо о II съезде”, стр. 13) ¹⁰.

Окончательным результатом жарких дебатов в организации “Искры” было два вотума, приведенных уже мной в “Письме в редакцию”. Первый вотум: “отвергается одна из поддерживаемых Мартовым кандидатур девятью голосами против четырех при трех воздержавшихся”. Казалось бы, что может быть проще и естественнее такого факта: с общего согласия всех шестнадцати бывших на съезде членов организации “Искры” обсуждается вопрос о возможных кандидатурах, и большинством отвергается одна из кандидатур т. Мартова (именно кандидатура т. Штейна, как выболтал уже теперь, не утерпев, и сам т. Мартов, стр. 69 “Осадного положения”)? Ведь на партийный съезд мы и собрались, между прочим, как раз для того, чтобы обсудить и решить вопрос о том, кому вручить “дирижерскую палочку” — и нашей общей партийной обязанностью было уделить этому

________________________

^a Я уже на съезде Лиги старался наметить по возможности узкие рамки изложения того, что было на частных собраниях, во избежание неразрешимых споров. Основные фанты изложены и в моем “Письме в редакцию “Искры”” (с. 4). Тов. Мартов не опротестовал их в своем “Ответе”.

^b Представьте только себе хорошенько эту “картину нравов”: делегат организации “Искры” на съезде совещается только с нею и не заикается даже о совещании с ОК. После же поражения своего и в этой организации и на съезде, он начинает жалеть о неутверждении ОК, воспевать его задним числом и величественно игнорировать организацию, которая дала ему мандат! Можно ручаться, что не найдется аналогичного факта в истории ни единой действительно социал-демократической и действительно рабочей партии.

пункту порядка дня самое серьезное внимание, решить этот вопрос с точки зрения интересов дела, а не “обывательских нежностей”, как выразился потом совершенно справедливо т. Русов. Конечно, при обсуждении вопроса о кандидатах на съезде нельзя было не коснуться и известных личных качеств, нельзя было не высказать своего одобрения или неодобрения^a, особенно в неофициальном и тесном собрании. И я уже на съезде Лиги предупреждал, что неодобрение кандидатуры нелепо считать чем-то “позорящим” (с. 49 прот. Лиги), нелепо делать “сцену” и поднимать истерику из-за того, что входит в прямое выполнение партийной обязанности выбирать должностных лиц сознательно и осмотрительно. А, между тем, ведь для нашего меньшинства отсюда-то и загорелся сыр-бор, они стали кричать после съезда о “разрушении репутации” (с. 70 прот. Лиги) и уверять печатно широкую публику, что т. Штейн был “главным деятелем” бывшего ОК и что его неосновательно обвиняли “в каких-то адских планах” (с. 69 “Осадное положение”). Ну, разве это не истерика, когда по поводу одобрения или неодобрения кандидатов кричат о “разрушении репутации”? Разве это не дрязга, когда, потерпев поражение и в частном собрании организации “Искры”, и в официальном, высшем партийном собрании, на съезде, люди потом поднимают жалобы перед улицей и рекомендуют почтеннейшей публике забракованных кандидатов как “главных деятелей”? — когда люди потом навязывают партии своих кандидатов путем раскола и требования кооптации? У нас до того смешались в затхлой заграничной атмосфере политические понятия, что т. Мартов не умеет уже отличить партийного долга от кружковщины и кумовства! Это, должно быть, бюрократизм и формализм — думать, что вопрос о кандидатах уместно обсуждать и решать только на съездах, где делегаты собираются для обсуждения, прежде всего, важных принципиальных вопросов, где сходятся представители движения, способные беспристрастно отнестись к вопросу о лицах, способные (и обязанные) затребовать и собрать все сведения о кандидатах для подачи решающего голоса, где уделение известного места спорам из-за дирижерской палочки естественно и необходимо. Вместо этого бюрократического и формалистического взгляда у нас введены теперь иные нравы: мы будем, после съездов, говорить направо и налево о политических похоронах Ивана Иваныча, о разрушении репутации Ивана Никифоровича; кандидатов будут рекомендовать в брошюрах те или иные литераторы и при этом фарисейски уверять, бия себя в грудь: не кружок, а партия... Читающая публика из тех, кто охоч до скандалов, так жадно будет упиваться этой сенсационной новостью, что вот такой-то был главным деятелем ОК, по уверению самого Мартова ^b. Эта читающая публика гораздо более способна обсудить и решить вопрос, чем формалистические учреждения вроде съездов с их грубо-механическими решениями по большинству... Да, большие еще Авгиевы конюшни ¹¹ заграничной дрязги предстоит очистить нашим настоящим партийным работникам!

___

Другой вотум организации “Искры”: “принимается десятью голосами против двух, при четырех воздержавшихся, список пяти (в ЦК), в который введен, по моему предложению, один лидер неискровских элементов и один

____________________

^a Тов. Мартов горько жаловался в Лиге на резкость моего неодобрения. не замечая, что из его жалоб получается вывод против него самого. Ленин вел себя, — употребляя его же выражение, — бешено (с 63 протоколов Лиги). Верно. Он хлопал дверью. Правда. Он возмутил своим поведением (на втором или третьем заседании орг. “Искры”) оставшихся на собрании членов. Истина. — Но что же отсюда следует? Только то. что мои довода по существу спорных вопросов были убедительны и подтверждались ходом съезда. В самом деле. если со мной оказалось все же, в конце концов, девять из шестнадцати членов организации “Искры”, то ясно, что это произошло несмотря на зловредные резкости, вопреки им. Значит, если бы не было “резкостей”, то может быть еще больше, чем девять, было бы на моей стороне. Значит, тем более убедительны были доводы и факты, чем большее “возмущение” должны были они перевесить.

^b Я тоже проводил в организации “Искры” и тоже не провел, подобно Мартову, одного кандидата в ЦК, относительно которого я тоже мог бы говорить о его великолепной, исключительными фактами доказываемой. репутации до съезда и в начале съезда. Но мне это не приходит в голову. Этот товарищ достаточно уважает себя, чтобы не позволить никому выдвигать после съезда печатно его кандидатуру или жаловаться на политические похороны, на разрушение репутации в т. д.

лидер искровского меньшинства” ^a. Этот вотум крайне важен, ибо он ясно и неопровержимо доказывает всю лживость наросших потом, в атмосфере дрязги, россказней, будто мы хотели вышибать из партии или отстранять неискровцев, будто большинство выбирало только одной половиной съезда из одной половины и т. п. Все это — сплошная фальшь. Приведенный мной вотум показывает, что не только из партии, но даже и из ЦК неискровцев мы не устраняли, а давали своим оппонентам весьма значительное меньшинство. Все дело было в том, что они хотели иметь большинство и, когда это скромное желание не осуществилось, они подняли скандал, с полным отказом от участия в центрах. Что дело было именно так, вопреки утверждениям т. Мартова в Лиге, это видно из следующего письма, посланного нам, большинству искровцев (и большинству съезда, по уходе семи) меньшинством организации “Искры” вскоре после принятия 1 § устава на съезде (надо заметить, что собрание организации “Искры”, о котором я говорил, было последним: после него фактически организация распалась, и обе стороны старались убедить в своей правоте остальных делегатов съезда).

Вот текст письма:

“Выслушав объяснения делегатов Сорокина и Саблиной по вопросу о желании большинства редакции и группы “Освобождение труда” участвовать на собрании (такого-то числа ^b) и установив с помощью этих делегатов, что на предыдущем собрании читался, как якобы исходящий от нас список кандидатов в ЦК, которым пользовались для неправильной характеристики всей нашей политической позиции, и имея в виду, что, во-первых, нам этот список приписан без всякой попытки проверить происхождение этого списка; что, во-вторых, это обстоятельство стоит в несомненной связи с распространяемым открыто обвинением большинства редакции “Искры” и группы “Освобождение труда” в оппортунизме; и что, в-третьих, для нас совершенно ясна связь этого обвинения с имеющимся вполне определенным планом изменения состава редакции “Искры”, — мы находим данные нам объяснения о причинах недопущения на собрание неудовлетворяющими нас, а нежелание допустить на собрание — доказательством нежелания дать нам возможность рассеять вышеуказанные ложные обвинения.

По вопросу о возможном соглашении между нами об общем списке кандидатов в ЦК мы заявляем, что единственным списком, который мы можем принять, как основу соглашения, является такой: Попов, Троцкий, Глебов, причем подчеркиваем характер этого списка, как списка компромиссного, так как включение в этот список тов. Глебова имеет значение только уступки желаниям большинства, ибо, после выяснившейся для нас роли тов. Глебова на съезде, мы не считаем тов. Глебова удовлетворяющим требованиям, которые следует предъявлять к кандидату в ЦК.

Вместе с тем, мы подчеркиваем то обстоятельство, что, вступая в переговоры о кандидатурах в ЦК, мы это делаем без всякого отношения к вопросу о составе редакции ЦО, так как мы ни в какие переговоры по этому вопросу (о составе редакции) не согласны вступать.

За товарищей Мартов и Старовер”

Это письмо, точно воспроизводящее настроение спорящих сторон и положение спора, сразу вводит нас в “сердцевину” начинающегося раскола и показывает его действительные причины. Меньшинство организации “Искры”, не пожелав согласиться с большинством, предпочтя свободную агитацию на съезде (имея на то, конечно, полное право), добивается, тем не менее, от “делегатов” большинства допущения на их частное собрание! Понятно, что забавное требование встретило в нашем собрании (письмо было, разумеется, прочтено на собрании) только улыбку и пожиманье плеч, а вскрикивания, переходящие уже в истерику, относительно “ложных обвинений в оппортунизме” вызвали прямо смех. Но разберем сначала, по

________________________

^a См. настоящий том, стр. 100. Ред.

^b По моему расчету (см. настоящий том, стр. 481. Ред.), дата, приведенная в письме, приходится на вторник. Собрание было во вторник вечером, т. е. после 28-го заседания съезда. Эта хронологическая справка очень важна. Она документально опровергает мнение тов. Мартова, что мы разошлись по вопросу об организации центров, а не по вопросу об их личном составе. Она документально доказывает правильность моего изложения на съезде Лиги и в “Письме в редакцию” После 28-го заседания съезда тт. Мартов и Старовер усиленно толкуют о ложном обвинении в оппортунизме и ни слова не говорят о расхождении по вопросу о составе Совета или о кооптации в центры (о чем мы спорили в 25, 26 и 27 заседаниях).

пунктам, горькие жалобы Мартова и Старовера.

Им неправильно приписали список; их политическую позицию неправильно характеризуют. — Но как Мартов признает и сам (стр. 64 протоколов Лиги), я не подумал заподозрить правдивость его слов, что не он автор списка. Вопрос об авторстве вообще тут ни при чем, и был ли список намечен кем-либо из искровцев или кем-либо из представителей “центра” и т. п. — это не имеет ровно никакого значения. Важно то, что список этот, сплошь состоящий из членов теперешнего меньшинства, циркулировал на съезде, хотя бы даже в качестве простой догадки или предположения. Важнее всего, наконец, то, что т. Мартову приходилось на съезде отбояриваться руками и ногами от такого списка, который он теперь должен бы был встретить с восторгом. Нельзя рельефнее обрисовать неустойчивость в оценке людей и оттенков, как этим прыжком за пару месяцев от воплей о “позорящем слухе” до навязывания партии в центр этих самых кандидатов позорящего, якобы, списка! ^a

Этот список, — говорил т. Мартов на съезде Лиги, — “означал политически коалицию нашу и “Южного рабочего” с Бундом, коалицию в смысле прямого соглашения" (стр. 64). Это неверно, ибо, во-первых. Бунд никогда не пошел бы на “соглашение” о списке, в коем не было ни единого бундовца; а, во-вторых, о прямом соглашении (которое казалось Мартову позорным) не было и не могло быть речи не только с Бундом, но и с группой “Южного рабочего”. Дело шло именно не о соглашении, а о коалиции, не о том, чтобы т. Мартов заключал сделку, а о том, что его неизбежно должны были поддержать те самые антиискровские и шаткие элементы, с которыми он боролся в течение первой половины съезда и которые ухватились за его ошибку в § 1 устава. Письмо, приведенное мною, доказывает самым бесспорным образом, что корень “обиды” заключался именно в открытом, да еще притом ложном, обвинении в оппортунизме. “Обвинения” эти, из-за которых загорелся сыр-бор и которые так тщательно обходит теперь т. Мартов, несмотря на мое напоминание в “Письме в редакцию”, были двоякого рода: во-первых, во время прений о § 1 устава Плеханов прямо сказал, что вопрос о § 1 является вопросом об “отделении” от нас “всякого рода представителей оппортунизма” и что за мой проект, как оплот против их вторжения в партию, “уже по одному этому должны голосовать все противники оппортунизма” (стр. 246 протоколов съезда). Эти энергичные слова, несмотря на маленькое смягчение, которое я внес в них (стр. 250) ^b, вызвали сенсацию, ясно выразившуюся в речах тт. Русова (стр. 247), Троцкого (стр. 248) и Акимова (стр. 253). В “кулуарах” нашего “парламента” тезис Плеханова живо комментировался и варьировался на тысячи ладов в бесконечных спорах о § 1. И вот, вместо того, чтобы защищаться по существу, наши дорогие товарищи ударились в смешную обиду вплоть до письменных жалоб на “ложное обвинение в оппортунизме”!

Психология кружковщины и поразительной партийной незрелости, неспособной выносить свежего ветерка открытых споров перед всеми, сказалась тут воочию. Это — та знакомая российскому человеку психология, которая выражается старинным изречением: либо в зубы, либо ручку пожалуйте! Люди так привыкли к стеклянному колпаку тесной и теплой компанийки, что упали в обморок от первого же выступления, за своей ответственностью, на свободной и открытой арене. Обвинять, и кого же? Группу “Освобождение труда”, да еще большинство ее, в оппортунизме, — можете себе представить такой ужас! Либо партийный раскол из-за такого несмываемого оскорбления, либо замять эту “домашнюю неприятность” восстановлением “преемственности” стеклянного колпака — эта дилемма намечается уже довольно определенно в рассматриваемом письме. Психология интеллигентского индивидуализма и кружковщины столкнулась с требованием открытого выступления перед партией. Представьте себе только, чтобы в немецкой партии возможна была такая нелепость, такая дрязга, как жалоба на “ложное обвинение в оппортунизме”! Пролетарская организация и дисциплина давно отучили там от этой интеллигентской хлюпкости. Никто не относится иначе, как с ве

________________________

^a Предыдущие строки были уже набраны, когда мы получили сообщение об инциденте тов. Гусева и тов. Дейча. Мы рассмотрим этот инцидент особо в приложении. (См. настоящий том, стр. 405—414. Ред.)

^b См. Сочинения. 5 изд., том 7, стр. 288. Ред.

личайшим уважением, скажем, к Либкнехту, но как бы осмеяли там жалобы на то, что его “открыто обвиняли в оппортунизме” (вместе с Бебелем) на съезде 1895 года ¹², когда он оказался по аграрному вопросу в дурной компании заведомого оппортуниста Фольмара и его друзей. Имя Либкнехта неразрывно связано с историей немецкого рабочего движения не потому, конечно, что Либкнехту довелось впасть в оппортунизм по такому сравнительно мелкому и частному вопросу, а несмотря на это. И точно так же, несмотря ни на какое раздражение борьбы, имя, скажем, т. Аксельрода внушает и всегда будет внушать уважение всякому русскому социал-демократу, но не потому, что т. Аксельроду случилось защищать оппортунистическую идейку на втором съезде нашей партии, случилось выкопать старую анархическую дребедень на втором съезде Лиги, а несмотря на это. Только самая заскорузлая кружковщина с ее логикой: либо в зубы, либо ручку пожалуйте, могла поднять истерику, дрязгу и партийный раскол из-за “ложного обвинения в оппортунизме большинства группы “Освобождение труда””.

Другое основание этого ужасного обвинения связано с предыдущим самым неразрывным образом (т. Мартов тщетно пытался на съезде Лиги (стр. 63) обойти и затушевать одну из сторон этого инцидента). Оно относится именно к той коалиции антиискровских и шатких элементов с т. Мартовым, которая наметилась по § 1 устава. Разумеется, никакого ни прямого, ни косвенного соглашения между т. Мартовым и антиискровцами не было и быть не могло, и никто его в этом не подозревал: это ему только со страху показалось. Но его ошибка политически обнаружилась именно в том, что люди, несомненно тяготеющие к оппортунизму, стали образовывать вокруг него все более и более плотное “компактное” большинство (ставшее теперь меньшинством только благодаря “случайному” уходу семи делегатов). На эту “коалицию” мы указывали, конечно, тоже открыто тотчас же после § 1 и на съезде (см. отмеченное уже выше замечание т. Павловича, стр. 255 прот. съезда) и в организации “Искры” (особенно указывал на это, помнится, Плеханов). Это буквально то же самое указание и та же самая насмешка, которая падала и на Бебеля с Либкнехтом в 1895 году, когда Цеткина сказала им: “Es tut mir in der Seele weh, daβ ich dich in der Gesellschaft seh'” (горько у меня на душе, что я вижу тебя — т. е. Бебеля — в такой компании — т. е. с Фольмаром и К°) ¹³. Странно это, право, что Бебель с Либкнехтом не послали тогда Каутскому и Цеткиной истерического послания о ложном обвинении в оппортунизме...

Что касается до списка кандидатов в ЦК, то письмо это показывает ошибку т. Мартова, утверждавшего в Лиге, что отказ столковаться с нами не был еще окончательный, — лишний пример того, как неразумно в политической борьбе пытаться воспроизводить на память разговоры, вместо справки с документами. На самом деле “меньшинство” было так скромно, что предъявляло “большинству” ультиматум: взять двух из “меньшинства” и одного (в виде компромисса и только для уступки собственно!) от “большинства”. Это чудовищно, но это факт. И этот факт показывает воочию, как вздорны теперешние россказни, будто “большинство” одной половиной съезда выбирало представителей одной только половины. Как раз наоборот: мартовцы лишь для уступки предлагали нам одного из трех, желая, следовательно, в случае несогласия нашего на эту оригинальную “уступку”, провести всех своих! Мы посмеялись, на нашем частном собрании, над скромностью мартовцев и составили себе список: Глебов — Травинский (выбранный потом в ЦК) — Попов. Этот последний был заменен нами (тоже на частном собрании 24-х) тов. Васильевым (выбранным потом в ЦК) лишь потому, что тов. Попов отказался идти в нашем списке, отказался сначала в частной беседе, а потом и на съезде открыто (стр. 338).

Вот как было дело.

Скромное “меньшинство” имело скромное желание быть в большинстве. Когда это скромное желание не было удовлетворено, “меньшинство” изволило вовсе отказаться и начать скандальчик. А теперь находятся еще люди, которые величественно-снисходительно толкуют о “неуступчивости” “большинства”!

“Меньшинство” предъявляло забавные ультиматумы “большинству”, идучи на рать свободной агитации на съезде. Потерпев поражение, наши герои расплакались и закричали об осадном положении. Voila tout ^a.

Ужасное обвинение в том, что мы намерены изменить состав редакции, мы (частное собрание 24-х) встретили тоже улыбкой: все прекрасно знали с самого начала съезда и еще до съезда о плане обновления редакции путем выбора первоначальной тройки (подробнее я скажу об этом, когда будет речь о выборе редакции на съезде). Что “меньшинство” испугалось этого плана после того, как увидело, что прекрасным подтверждением правильности этого плана явилась коалиция “меньшинства” с антиискровцами, — это нас не удивило, это было вполне естественно. Мы не могли, конечно, брать всерьез предложение превратиться, по доброй воле, до борьбы на съезде, в меньшинство, не могли брать всерьез всего письма, авторы которого дошли до такой невероятной степени раздражения, что говорили о “ложных обвинениях в оппортунизме”. Мы твердо надеялись, что партийный долг возьмет очень быстро верх над естественным желанием “сорвать сердце”.

________________________

^a — Вот и все. Ред.