240 ПОПЯТНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В РУССКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ
Редакция “Рабочей Мысли” издала “Отдельное приложение к “Рабочей Мысли”” (сентябрь 1899), желая “рассеять всю ту массу недоразумений и неопределенностей, которые существуют относительно направления “Рабочей Мысли” (вроде “отрицания” нами “политики”, например)”. (От редакции.) Мы очень рады тому, что “Рабочая Мысль” открыто ставит, наконец, вопросы программные, которых она как будто не хотела знать до сих пор, но мы решительно протестуем против того, что “направление “Рабочей Мысли” есть направление передовых русских рабочих” (как заявляет там же редакция). Нет, если редакция “Рабочей Мысли” хочет идти по тому пути, который намечается (пока только намечается) в названном издании, то это значит, что она неверно понимает ту программу, которую выработали основатели русской социал-демократии и которой держались до сих пор все русские социал-демократы, действовавшие в России; это значит, что она делает шаг назад против той ступени теоретического и практического развития, которой уже достигла русская социал-демократия. Направление “Рабочей Мысли” излагается в передовой статье “Отдельного приложения”: “Наша действительность” (подписано Р. М.). Эту статью мы и должны теперь разобрать со всей подробностью. Уже с самого начала статьи оказывается, что Р. M. прямо неверно изображает “нашу действительность” вообще и наше рабочее движение в частности, 243 обнаруживает непомерно узкое понимание рабочего движения и стремление закрывать глаза на те высшие формы его, которые оно уже выработало под руководством русских социал-демократов. В самом деле: “наше рабочее движение, — говорит Р. М. в самом начале статьи, — носит зачатки разнообразнейших форм организации”, начиная от стачечных сообществ и вплоть до легальных (разрешенных законом) обществ. — И только? — спросит в недоумении читатель. Неужели Р. М. не заметил в России никаких более высоких, более передовых форм организации рабочего движения? Очевидно, он не хочет замечать их, потому что на следующей же странице он повторяет свое положение еще в гораздо более решительной форме: “Задачи движения данной минуты, настоящее рабочее дело русских рабочих, — говорит он, — сводится к улучшению рабочими своего положения всеми возможными способами”, и в перечисление этих способов входят опять-таки только стачечные организации и легальные общества! Итак, русское рабочее движение сводится, будто бы, к стачкам и легальным обществам! Да ведь это же прямая неправда! Русское рабочее движение уже 20 лет тому назад основало более широкую организацию, выставило более широкие задачи (мы скажем об этом сейчас подробнее). Русское рабочее движение создало такие организации, как С.-Петербургский1 и Киевский2 “Союзы борьбы”, Еврейский рабочий союз3 и др. Р. М. говорит, правда, что еврейское рабочее движение носит “особый политический характер”, является исключением. Но это опять-таки неправда, ибо если бы Еврейский рабочий союз стоял “особо”, то он не соединился бы с рядом русских организаций и не образовал бы “Российскую социал-демократическую рабочую партию”. Основание этой партии есть крупнейший шаг русского рабочего движения в его слиянии с русским революционным движением. Этот шаг ясно доказал, что русское рабочее движение не сводится к стачкам и законным обществам. Как могло произойти, что русские социалисты, пишущие в “Раб. Мысли”, не хотят видеть этого шага, но хотят понять его значения? 244 Произошло это оттого, что Р. М. не понимает ни отношения русского рабочего движения к социализму и революционному движению в России, ни политических задач русского рабочего класса. “Характернейшим показателем направления нашего движения, — пишет Р. М., — служат, конечно, требования, предъявляемые рабочими”. Мы спрашиваем, почему же это к показателям нашего движения не причисляются требования социал-демократов и социал-демократических организаций? На каком основании Р. М. отделяет рабочие требования от требований русских социал-демократов? А это отделение Р. М. проводит во всей своей статье, как и вообще редакция “Раб. Мысли” проводит это в каждом номере своей газеты. Чтобы разъяснить эту ошибку “Раб. Мысли”, мы должны разъяснить общий вопрос об отношении социализма к рабочему движению. Во всех европейских странах социализм и рабочее движение существовали сначала отдельно друг от друга. Рабочие вели борьбу с капиталистами, устраивали стачки и союзы, а социалисты стояли в стороне от рабочего движения, создавали учения, критикующие современный капиталистический, буржуазный строй общества и требующие замены этого строя другим, высшим социалистическим строем. Отделение рабочего движения от социализма вызывало слабость и неразвитость и того и другого: учения социалистов, не слитые с рабочей борьбой, оставались лишь утопиями, добрыми пожеланиями, не влиявшими на действительную жизнь; рабочее движение оставалось мелочным, раздробленным, не приобретало политического значения, не освещалось передовой наукой своего времени. Поэтому во всех европейских странах мы видим, что все сильнее и сильнее проявлялось стремление слить социализм и рабочее движение в единое социал-демократическое движение. Классовая борьба рабочих превращается f при таком слиянии в сознательную борьбу пролетариата за свое освобождение от эксплуатации его со стороны имущих классов, вырабатывается высшая форма социалистического рабочего движения: самостоятельная рабочая социал-демократическая партия. Направление 245 социализма к слиянию с рабочим движением есть главная заслуга К. Маркса и Фр. Энгельса: они создали такую революционную теорию, которая объяснила необходимость этого слияния и поставила задачей социалистов организацию классовой борьбы пролетариата. Совершенно так же шло дело и в России. И у нас социализм существовал очень долго, в течение многих десятилетий, в стороне от борьбы рабочих с капиталистами, от рабочих стачек и пр. С одной стороны, социалисты не понимали теории Маркса, считали ее неприменимой к России; с другой стороны, русское рабочее движение оставалось еще в совершенно зачаточной форме. Когда в 1875 г. образовался “Южнорусский рабочий союз” и в 1878 г. “Северно-русский рабочий союз”, то эти рабочие организации стояли в стороне от направления русских социалистов; эти рабочие организации требовали политических прав пароду, хотели вести борьбу за эти права, а русские социалисты ошибочно считали тогда политическую борьбу отступлением от социализма. Но русские социалисты не остановились на своей неразвитой, ошибочной теории. Они пошли вперед, восприняли теорию Маркса, выработали в приложении к России теорию рабочего социализма, теорию русских социал-демократов. Основание русской социал-демократии — главная заслуга группы “Освобождение труда”, Плеханова, Аксельрода и их друзей*. Со времени основания русской социал-демократии (1883 г.) русское рабочее движение, при всяком широком проявлении его, прямо сближалось с русскими социал-демократами, стремилось слиться с ними. Основание “Российской социал-демократической рабочей партии” (весной 1898 г.) знаменует крупнейший шаг на пути к этому слиянию. В настоящее время — главная задача всех русских социалистов и всех сознательных русских рабочих ______________________ * Слияние русского социализма и русского рабочего движения исторически прослежено в брошюре одного нашего товарища “Красное знамя в России. Очерк истории русского рабочего движения”. Брошюра эта скоро появится в печати. 4 246упрочить это слияние, укрепить и сорганизовать “Рабочую социал-демократическую партию”. Кто не хочет знать этого слияния, кто стремится искусственно провести какое-то разделение между рабочим движением и социал-демократией в России, тот приносит не пользу, а вред делу рабочего социализма и рабочего движения в России. Пойдем далее. “Что касается до широких требований, — пишет Р. М., — до политических требований, то только в требованиях петербургских ткачей... 1897 г. мы видим первый и еще мало сознательный случай предъявления нашими рабочими подобных широких политических требований”. Мы опять-таки должны сказать, что это безусловно неверно. Печатая подобные фразы, редакция “Рабочей Мысли” обнаруживает, во-1-х, непростительное для социал-демократа забвение истории русского революционного и рабочего движения, а во-2-х, непростительно узкое понимание рабочего дела. Широкие политические требования предъявлены русскими рабочими и в майском листке С.-Петербургского союза борьбы 1898 г. и в газетах “С.-Петербургском Рабочем Листке” и “Рабочей Газете”, которую передовые организации русских социал-демократов признали в 1898 г. официальным органом “Российской социал-демократической рабочей партии”. Игнорируя это, “Раб. Мысль” пятится назад и вполне оправдывает то мнение, что она является представительницей не передовых рабочих, а низших, неразвитых слоев пролетариата (Р. М. сам указывает в своей статье на то, что “Раб. Мысли” уже указывали на это обстоятельство). Низшие слои пролетариата не знают истории русского революционного движения, и Р. М. не знает ее. Низшие слои пролетариата не понимают отношения между рабочим движением и социал-демократией, и Р. М. не понимает этого отношения. Почему русские рабочие в 90-х годах не образовали своих особых организаций отдельно от социалистов, как в 70-х годах? Почему не предъявили они отдельно от социалистов свои политические требования? Р. М. объясняет это, очевидно, тем, что “русские рабочие еще очень мало 247 подготовлены к этому” (стр. 5 его статьи), но таким объяснением он только лишний раз подтверждает то мнение, что он вправе говорить лишь как представитель низших слоев пролетариата. Низшие слои рабочих во время движения 90-х годов не сознавали политического характера движения. Но, тем не менее, все знают (и Р. М. сам говорит это), что рабочее движение 90-х годов получило широкое политическое значение. Произошло это оттого, что характер движению придали, как и везде, как и всегда, передовые рабочие, за которыми рабочая масса шла потому, что они доказали ей свою готовность и свое уменье служить рабочему делу, что они сумели приобрести ее полное доверие. А эти передовые рабочие были социал-демократами; многие из них даже лично принимали участие в тех спорах между народовольцами и социал-демократами, которые характеризовали переход русского революционного движения от крестьянского и заговорщицкого социализма к социализму рабочему. Понятно поэтому, отчего эти передовые рабочие не отстранялись теперь от социалистов и революционеров в особые организации. Такое отстранение имело смысл и было необходимо тогда, когда социализм отстранялся от рабочего движения. Такое отстранение было бы невозможно и бессмысленно, раз передовые рабочие видели перед собой рабочий социализм и социал-демократические организации. Слияние передовых рабочих с социал-демократическими организациями было вполне естественно и неизбежно. Это было результатом того крупного исторического факта, что в 90-х годах встретились два глубокие общественные движения в России: одно стихийное, народное движение в рабочем классе, другое — движение общественной мысли к теории Маркса и Энгельса, к учению социал-демократии. Как безмерно узко понимание политической борьбы “Раб. Мыслью”, это видно из следующего. Говоря о широких политических требованиях, Р. М. пишет: “А для того, чтобы такая политическая борьба могла бы рабочими вестись вполне сознательно и самостоятельно, необходимо, чтобы велась она самими рабочими 248 организациями, чтобы эти политические требования рабочих опирались на сознанные ими их общие политические потребности и интересы минуты” (это заметьте!), “чтобы эти требования были требованиями самих рабочих (цеховых) организаций, чтобы они были ими выработаны действительно сообща и также сообща выставлены этими рабочими организациями, по их частной инициативе...” И дальше следует пояснение, что ближайшими общими политическими требованиями рабочих все еще пока(!!) остаются 10-часовой рабочий день и восстановление праздников, уничтоженных законом 2. VI. 1897. — И после этого редакция “Раб. Мысли” может еще удивляться, что ее обвиняют в отрицании политики! Да разве это сведение политики к борьбе цеховых союзов за отдельные реформы не есть отрицание политики? Разве это не есть отказ от основного завета всемирной социал-демократии, что социал-демократы должны стремиться организовать классовую борьбу пролетариата в самостоятельные политические рабочие партии, борющиеся за демократию как средство завоевания политической власти пролетариатом и устройства им социалистического общества? С каким-то безграничным легкомыслием наши новейшие извратители социал-демократизма выбрасывают за борт все, что дорого для социал-демократов, что дает право видеть в рабочем движении всемирно-историческое движение. Им нет дела до того, что вековой опыт европейского социализма и европейской демократии учит необходимости стремиться к образованию самостоятельных рабочих политических партий. Им нет дела до того, что история русского революционного движения долгим и трудным путем выработала соединение социализма с рабочим движением, соединение великих социальных и политических идеалов с классовой борьбой пролетариата. Им нет дела до того, что передовые русские рабочие уже положили основание “Российской социал-демократической рабочей партии”. Долой все это! Освободим себя от слишком широкого идейного багажа и от слишком тяжелого и требовательного исторического опыта, — и пускай “остаются пока” одни цеховые союзы 249 (возможность устройства которых в России пока еще ничем не доказана, если не считать легальных обществ), пускай эти цеховые союзы “по частной инициативе” вырабатывают требования, требования “минуты”, требования маленьких и мелких реформ!! Что это такое? Ведь это какая-то проповедь попятного движения! Ведь это какая-то пропаганда разрушения социализма! И заметьте, что “Рабочая Мысль” излагает не только ту мысль, чтобы местные организации сами вырабатывали местные формы борьбы и частные поводы агитации, приемы ее и пр. — против этой мысли никто не стал бы возражать. Никогда русские социал-демократы не заявляли ни малейших претензий на то, чтобы стеснять в этом отношении самостоятельность рабочих. Нет, “Раб. Мысль” хочет совершенно отодвинуть великие политические задачи русского пролетариата и ограничиться “пока” “только” “интересами минуты”. До сих пор русские социал-демократы хотели, опираясь на каждое требование минуты, агитируя по поводу него, организовать пролетариат для борьбы с самодержавием, как его ближайшей цели. Теперь “Раб. Мысль” хочет ограничить борьбу пролетариата мелкой борьбой за мелкие требования. Очень хорошо зная, что он отступает от мнений всей русской социал-демократии, Р. М. дает следующий ответ обвинителям “Раб. Мысли”. Говорят, что ниспровержение царизма есть ближайшая задача русского рабочего движения. Какого именно рабочего движения, — спрашивает Р. М., — “стачечного движения? обществ взаимопомощи? рабочих кружков?” (страница 5 статьи). Мы ответим ему на это: говорите только за себя, за свою группу, за представляемые ею низшие слои пролетариата одной местности, но не смейте говорить за передовых русских рабочих! Низшие представители пролетариата часто не знают того, что борьбу за ниспровержение самодержавия может вести только революционная партия. Р. М. тоже не знает этого. Но передовые русские рабочие знают это. Низшие представители пролетариата часто не знают того, что русское рабочее движение не ограничивается стачечной 250 борьбой, обществами взаимопомощи и рабочими кружками, что русское рабочее движение давно стремится сорганизоваться в революционную партию и доказало это стремление на деле. Р. М. тоже не знает этого. Но передовые русские рабочие знают это. Р. М. старается представить свое полное непонимание социал-демократизма в виде особого понимания “нашей действительности”. Присмотримся поближе к его мнениям по этому вопросу. “О самом понятии самодержавия... — пишет Р. М. — ...мы здесь распространяться не станем, предполагая в каждом нашем собеседнике самое отчетливое и ясное представление о подобных вещах”. Мы сейчас увидим, что Р. М. сам имеет до последней степени неотчетливое и неясное понятие о подобных вещах, но сначала отметим еще одно обстоятельство. Принадлежат ли рабочие к собеседникам Р. М.? Конечно, да. А если да, то откуда же взять им самое отчетливое понятие о самодержавии? Очевидно, что для этого необходима самая широкая и систематическая пропаганда идей политической свободы вообще, необходима агитация, связывающая с каждым отдельным проявлением полицейского насилия и чиновнического гнета “отчетливое представление” (в умах рабочих) о самодержавии. Кажется, это ясно. А если да, то может ли быть успешна чисто местная пропаганда и агитация против самодержавия? не является ли безусловно необходимым организовать ее по всей России в одну планомерную деятельность? то есть в деятельность одной партии? Отчего же Р. М. в числе ближайших задач русского рабочего движения не указывает задачу организовать систематическую пропаганду и агитацию против самодержавия? Только оттого, что он имеет самое неотчетливое и неясное представление о задачах русского рабочего движения и российской социал-демократии. Р. М. переходит далее к объяснению того, что самодержавие представляет огромную “личную силу” (по-военному вымуштрованная бюрократия) и огромную “экономическую силу” (финансовые средства). Не останавливаясь на “неотчетливых” сторонах его объясне- 251 ния (а “неотчетливого” тут очень много), переходим прямо к главнейшему: “Так вот, — спрашивает Р. М. русскую социал-демократию, — не ниспровержение ли этой-то личной силы и не захват ли этой экономической силы советуется в данную минуту русским рабочим поставить первой и ближайшей задачей своих теперешних (зачаточных) организаций? (о революционерах, говорящих, что эту задачу должны взять на себя кружки передовых рабочих, мы и не говорим)”. Мы с удивлением протираем глаза и перечитываем два и три раза это чудовищное место. Неужели мы не ошиблись? Нет, мы не ошиблись: Р. М. действительно не знает того, что называется ниспровержением самодержавия. Это невероятно, но это факт. Да и можно ли считать это невероятным после обнаруженной Р. М. путаницы мысли? Р. М. смешивает захват власти революционерами и ниспровержение самодержавия революционерами. Старые русские революционеры (народовольцы) стремились к захвату власти революционной партией. Захватив власть, “партия ниспровергла бы личную силу” самодержавия, — думали они, — т. е. вместо чиновников назначила своих агентов, “захватила бы экономическую силу”, т. е. все финансовые средства государства, и произвела бы социальный переворот. Народовольцы (старые) действительно стремились к “ниспровержению личной и к захвату экономической силы” самодержавия, если уже употреблять, по примеру Р. М., эти неуклюжие выражения. Русские социал-демократы решительно восстали против этой революционной теории. Плеханов подверг ее беспощадной критике в своих сочинениях: “Социализм и политическая борьба” (1883 г.) и “Наши разногласия” (1885 г.) и указал русским революционерам их задачу: образование революционной рабочей партии, ближайшей целью которой должно быть низвержение абсолютизма. Но что такое низвержение абсолютизма? Чтобы разъяснить это для Р. М., необходимо ответить сначала на вопрос: что такое самодержавие? Самодержавие (абсолютизм, 252 неограниченная монархия) есть такая форма правления, при которой верховная власть принадлежит всецело и нераздельно (неограниченно) царю. Царь издает законы, назначает чиновников, собирает и расходует народные деньги без всякого участия народа в законодательстве и в контроле за управлением. Самодержавие есть поэтому самовластие чиновников и полиции и бесправие народа. От этого бесправия страдает весь народ, но имущие классы (особенно богатые помещики и капиталисты) оказывают очень сильное влияние на чиновничество. Рабочий же класс страдает вдвойне: и от бесправия всего русского народа, и от угнетения рабочих капиталистами, которые заставляют правительство служить их интересам. Что же значит ниспровержение абсолютизма? Это значит отказ царя от неограниченной власти; предоставление народу права выбирать своих представителей для издания законов, для надзора за действием чиновников, для надзора за собиранием и расходованием государственных средств. Такая форма правления, когда народ участвует в законодательстве и управлении, называется конституционной формой правления (конституция = закон об участии народных представителей в законодательстве и управлении государством). Итак, ниспровержение самодержавия означает замену самодержавной формы правления — конституционной формой правления. Таким образом, для ниспровержения самодержавия никакого “ниспровержения личной силы и захвата экономической силы” не требуется, а требуется заставить царское правительство отказаться от своей неограниченной власти и созвать из народных представителей земский собор для выработки конституции (“завоевать демократическую” [народную, составленную в интересах народа] “конституцию”, как сказано в проекте программы русских социал-демократов, изданном в 1885 г. группой “Освобождение труда”). Почему ниспровержение самодержавия должно быть первой задачей русского рабочего класса? Потому, что при самодержавии рабочий класс не может широко развить своей борьбы, не может завоевать себе 253 никаких прочных позиций ни в экономической, ни в политической области, не может создать прочных, массовых организаций, развернуть пред всеми трудящимися массами знамя социальной революции и научить их бороться за нее. Только при политической свободе возможна решительная борьба всего рабочего класса против класса буржуазии, и конечная цель этой борьбы состоит в том, чтобы пролетариат завоевал политическую власть и организовал социалистическое общество. Вот это завоевание политической власти организованным и прошедшим длинную школу борьбы пролетариатом и будет, действительно, “ниспровержением личной и захватом экономической силы” буржуазного правительства, но этот захват власти русские социал-демократы никогда не ставили ближайшей задачей русских рабочих. Русские социал-демократы всегда говорили, что только при политической свободе, при широкой и массовой борьбе русский рабочий класс сумеет выработать организации для этой окончательной победы социализма. Но каким путем может русский рабочий класс ниспровергнуть самодержавие? Ведь вот редакторы “Раб. Мысли” подтрунивают даже над группой “Освобождение труда”, которая основала русскую социал-демократию и сказала в своей программе, что “борьба против самодержавия обязательна даже для тех рабочих кружков, которые представляют собой теперь зачатки будущей русской рабочей партии”. “Раб. Мысли” (см. № 7 ее и разбираемую статью) это кажется смешным: ниспровержение самодержавия — рабочими кружками! Мы ответим на это редакторам “Раб. Мысли”: над кем смеетесь? Над собой смеетесь! Редакторы “Раб. Мысли” жалуются на то, что русские социал-демократы не по-товарищески с ними полемизируют. Пускай читатели сами судят, на чьей стороне мы видим нетоварищескую полемику: на стороне ли старых русских социал-демократов, которые определенно высказали свои взгляды и прямо говорят, какие взгляды “молодых” и почему они считают их ошибочными; —или на стороне “молодых”, которые, не называя своих противников, шпыняют 254 из-за угла то “автора немецкой книги о Чернышевском” (Плеханова, причем смешивают его с некоторыми легальными писателями, без малейшего основания к тому), то группу “Освобождение труда”, цитируя с искажением отрывки ее программы и не выставляя против нее сколько-нибудь определенной своей программы. Да! Мы признаем долг товарищества, долг поддержки всех товарищей, долг терпимости к мнениям товарищей, но для нас долг товарищества вытекает из долга перед русской и перед международной социал-демократией, а не наоборот. Мы признаем за собой товарищеские обязанности перед “Раб. Мыслью” не потому, что редакторы ее наши товарищи, а мы считаем редакторов “Раб. Мысли” нашими товарищами лишь потому и постольку, поскольку они работают в рядах русской (а следовательно, и международной) социал-демократии. И потому, если мы убеждены, что “товарищи” пятятся назад от социал-демократической программы, что “товарищи” суживают и уродуют задачи рабочего движения, тогда мы считаем своим долгом высказать свое убеждение с полной определенностью и без всяких недомолвок! Мы сказали сейчас, что редакторы “Раб. Мысли” искажают взгляды группы “Освобождение труда”. Пусть читатель судит сам. “Мы готовы не понять тех наших товарищей, — пишет Р. М., — которые свою программу “освобождения труда” считают простым ответом на вопрос: “откуда взять силы для борьбы с самодержавием?” (в другом месте: “наши революционеры смотрят на движение рабочих, как на лучшее средство ниспровержения самодержавия”). Откройте проект программы русских социал-демократов, изданный группой “Освобождение труда” в 1885 г. и перепечатанный П. Б. Аксельродом в его брошюре “К вопросу о современных задачах и тактике русских социал-демократов” (Женева, 1898 г.), — и вы увидите, что в основу программы поставлено полное освобождение труда от гнета капитала, переход в общественную собственность всех средств производства, захват рабочим классом политической власти, образование революционной рабочей 255 партии. Что Р. М. извращает эту программу, что он не хочет понять ее, — это ясно. Он цепляется за слова П. Б. Аксельрода в начале брошюры, где он сказал, что программа группы “Освобождение труда” “явилась ответом” на вопрос: где взять силы на борьбу с самодержавием? Но ведь это же исторический факт, что программа группы “Освобождение труда” явилась ответом и на этот вопрос русских революционеров, и на этот вопрос всего русского революционного движения. И если программа группы “Освобождение труда” дала ответ на этот вопрос, неужели это значит, что рабочее движение было для этой группы “Освобождение труда” лишь средством? Ведь это “непонимание” Р. М. свидетельствует лишь о незнакомстве с общеизвестными фактами деятельности группы “Освобождение труда”. Далее. Как это “ниспровержение самодержавия” может быть задачей рабочих кружков. Р. М. не понимает этого. Откройте программу группы “Освобождение труда”: “Главным средством политической борьбы рабочих кружков против абсолютизма, — сказано там, — русские социал-демократы считают агитацию в среде рабочего класса и дальнейшее распространение в ней социалистических идей и революционных организаций. Тесно связанные между собой в одно стройное целое, организации эти, не довольствуясь частными столкновениями с правительством, не замедлят перейти, в удобный момент, к общему, решительному на него нападению”. Именно этой тактике и следовали русские организации, основавшие весной 1898 г. “Российскую социал-демократическую рабочую партию”. И они доказали, что такие организации являются в России крупной политической силой. Если эти организации образуют одну партию и будут вести широкую агитацию против неограниченного правительства, используя при этом все элементы либеральной оппозиции, то задача завоевания политической свободы будет несомненно достижима для такой партии. Если редакторы “Раб. Мысли” “готовы не понять” этого, то мы “готовы” посоветовать им: поучитесь, господа, ибо сами по себе эти вещи вовсе не очень трудны для понимания. 256 Вернемся однако к Р. М., которого мы оставили на рассуждениях о борьбе против самодержавия. Собственный взгляд Р. М. на этот вопрос еще яснее иллюстрирует новое, попятное, направление “Раб. Мысли”. “Конец самодержавия ясен” — пишет Р. М. “Борьба с самодержавием является для всех жизненных общественных элементов одним из условий их здорового развития”. Отсюда следует, пожалуй, подумает читатель, что борьба с самодержавием необходима и для рабочего класса? Нет, погодите. У Р. М. своя логика и своя терминология. Под словом борьба он, посредством прибавления слова: “общественная” (борьба), понимает нечто совсем особое. Описавши легальную оппозицию, которую оказывают правительству многие слои русского населения, Р. М. заключает: “Ведь и борьба за земское и городское общественное самоуправление, и борьба за общественную школу, и борьба за общественную помощь голодающему населению и т. д. есть борьба с самодержавием”. “Необходимость общественной борьбы с самодержавием чиновников очевидна для всех сознательных прогрессивных слоев и групп населения. Более того. Эта общественная борьба, по какому-то странному недоразумению не обращая на себя благосклонного внимания многих русских революционных писателей, как мы видели, уже ведется русским обществом и не со вчерашнего дня”. “Настоящий вопрос в том, как этим отдельным общественным слоям... вести эту” (это заметьте!) “борьбу с самодержавием возможно успешнее... А главный для нас вопрос:— как должны вести эту общественную (!) борьбу с самодержавием наши рабочие...” В этих рассуждениях Р. М. опять-таки сгружено неимоверное количество путаницы и ошибок. Во-1-х, Р. М. смешивает легальную оппозицию с борьбой против самодержавия, с борьбой за ниспровержение самодержавия. Производит он это непростительное для социалиста смешение посредством употребляемого им без пояснения выражения “борьба с самодержавием”: выражение это может значить (с оговоркой) и борьбу против самодержавия, но может значить 257 также и борьбу против отдельных мер самодержавия на почве того же самодержавного строя. Во-2-х, Р. М; относя легальную оппозицию к общественной борьбе с самодержавием и говоря, что наши рабочие должны вести “эту общественную борьбу”, сбивается, таким образом, на то, чтобы наши рабочие вели не революционную борьбу против самодержавия, а легальную оппозицию самодержавию, т. е. сбивается на безобразное опошление социал-демократии и смешение ее с самым дюжинным и убогим российским либерализмом. В-3-х, Р. М. говорит прямую неправду про русских социал-демократических писателей — [Р. М., правда, предпочитает “по-товарищески” пускать упреки без адреса. Но если он имеет в виду не социал-демократов, то в его словах нет никакого смысла], — будто они не обращают внимания на легальную оппозицию. Напротив, и группа “Освобождение труда”, и П. Б. Аксельрод в частности, и “Манифест Российской социал-демократической рабочей партии”, и брошюра “Задачи русских социал-демократов” (изданная “Российской социал-демократической рабочей партией” и названная Аксельродом комментарием к “Манифесту”) — все они не только обратили внимание на легальную оппозицию, но и выяснили ее отношение к социал-демократии с полной точностью. Поясним все это. Какую “борьбу с самодержавием” ведут наши земства, либеральные общества вообще, либеральная печать? Ведут ли они борьбу против самодержавия, борьбу за ниспровержение самодержавия? Нет, такой борьбы они никогда не вели и не ведут. Такую борьбу ведут лишь революционеры, нередко выходящие из среды либерального общества и опирающиеся на сочувствие общества. Но вести революционную борьбу — это вовсе не то же самое, что сочувствовать революционерам и оказывать им поддержку; борьба против самодержавия вовсе не то же самое, что легальная оппозиция самодержавию. Русские либералы выражают свое недовольство самодержавием лишь в такой форме, которую разрешает само самодержавие, 258 т. е. которую самодержавие признает неопасной для самодержавия. Крупнейшим проявлением либеральной оппозиции были только ходатайства либералов к царскому правительству о привлечении народа к управлению. И либералы терпеливо сносили всякий раз те грубые полицейские отказы, которые получались на такие ходатайства, сносили те беззаконные и дикие преследования, которыми награждало жандармское правительство даже за законные попытки заявить свое мнение. Превращать либеральную оппозицию просто-напросто в общественную борьбу с самодержавием значит прямо извращать дело, потому что русские либералы никогда не сорганизовывали революционной партии для борьбы за ниспровержение самодержавия, хотя они всегда могли и могут найти для этого и материальные средства и заграничных представителей русского либерализма. А Р. М. не только извращает дело, но и припутывает к этому имя великого русского социалиста, Н. Г. Чернышевского. “Союзниками рабочих по этой борьбе, — пишет Р. М., — являются все передовые слои русского общества, отстаивающие свои общественные интересы и учреждения, ясно понимающие свои общие выгоды, “никогда не забывающие” (цитирует Р. М. Чернышевского), сколь велика “разница в том, — по независимому ли решению правительства или по формальному требованию общества делается какая-либо перемена”. Если относить этот отзыв ко всем представителям “общественной борьбы”, как ее понимает Р. М., т. е. ко всем русским либералам, то это прямая фальшь. Формальных требовании правительству никогда не предъявляли русские либералы, и именно поэтому русские либералы никогда не играли и никак не могут теперь играть самостоятельной революционной роли. Союзниками рабочего класса и социал-демократии не могут быть “все передовые слои общества”, а только революционные партии, основываемые членами этого общества. Либералы же вообще могут и должны служить лишь одним из источников добавочных сил и средств для революционной рабочей партии (как это и сказал П. Б. Аксельрод с полной 259 ясностью в названной выше брошюре). Н. Г. Чернышевский именно потому и высмеивал беспощадно “передовые слои русского общества”, что они не понимали необходимости формальных требований правительству и безучастно смотрели на гибель революционеров из их среды под ударами самодержавного правительства. Р. М. в этом случае так же бессмысленно цитирует Чернышевского, как бессмысленны надерганные во второй статье “Отдельного приложения” отрывки цитат из Чернышевского, стремящиеся показать, будто Чернышевский не был утопистом и будто русские социал-демократы не оценили всего значения “великого русского социалиста”. Плеханов в своей книге о Чернышевском (статьи в сборнике “Социал-Демократ”5, изданные отдельно книгой по-немецки) вполне оценил значение Чернышевского и выяснил его отношение к теории Маркса и Энгельса. Редакция же “Раб. Мысли” обнаружила только свое неумение дать сколько-нибудь связную и всестороннюю оценку Чернышевского, его сильных и слабых сторон. “Настоящий вопрос” русской социал-демократии состоит вовсе не в том, как либералам вести “общественную борьбу” (под которой Р. М; как мы видели, разумеет легальную оппозицию), а в том, как организовать революционную, борющуюся за ниспровержение абсолютизма рабочую партию, которая могла бы опереться на все оппозиционные элементы в России, которая могла бы использовать все проявления оппозиции для своей революционной борьбы. Для этого необходима именно революционная рабочая партия, потому что только рабочий класс может быть в России решительным и последовательным борцом за демократию, потому что без энергического воздействия такой партии либеральные элементы “могут остаться в состоянии вяло бездействующей, дремлющей силы” (П. Б. Аксельрод, цитированная брошюра, с. 23). Говоря, что наши “наиболее передовые слои” ведут “действительную (!!) общественную борьбу с самодержавием” (стр. 12 статьи Р. М.), что “главный для нас вопрос, как должны вести эту общественную борьбу с самодержавием наши 260 рабочие”,—говоря такие вещи, Р. М., в сущности, совершенно отступает от социал-демократии. Нам приходится только серьезно посоветовать редакторам “Раб. Мысли” хорошенько подумать над тем, куда они хотят идти и где их настоящее место: среди ли революционеров, которые несут в трудящиеся классы знамя социальной революции и хотят организовать их в политическую революционную партию, или среди либералов, которые ведут свою “общественную борьбу” (т. е. легальную оппозицию). Ведь в теории “общественной самодеятельности” рабочих, в теории “общественной взаимопомощи” и цеховых союзов, ограничивающихся “пока” рабочим днем в 10 часов, в теории “общественной борьбы” с самодержавием земств, либеральных обществ и проч., — в этой теории нет ровно ничего социалистического, ничего такого, чего не признали бы либералы! Ведь в сущности вся программа “Раб. Мысли” (поскольку можно тут говорить о программе) клонится к тому, чтобы оставить русских рабочих в их неразвитости и раздробленности и чтобы сделать их хвостом либералов! Некоторые фразы Р. М. особенно странны. “Вся беда только в том, — изрекает Р. М., — что, беспощадно преследуемая политической полицией, наша революционная интеллигенция принимает борьбу с этой политической полицией за политическую борьбу с самодержавием”. Какой смысл может иметь такое заявление? Политическая полиция потому и называется политической, что она преследует врагов самодержавия и борцов против него. Поэтому и “Раб. Мысль”, пока она еще не совершила своего превращения в либералов, борется с политической полицией, — как борются с ней и все русские революционеры, и социалисты, и все сознательные рабочие. Из того факта, что политическая полиция беспощадно преследует социалистов и рабочих, что самодержавие обладает “стройной организацией”, “умелыми и ловкими государственными деятелями” (стр. 7 статьи Р. М.), из этого факта может следовать только два вывода: трусливый и убогий либерал выведет отсюда, что наш народ вообще и рабочие в частности еще мало подготовлены к борьбе и что надо 261 возложить все упование на “борьбу” земств, либеральной печати и т. п., ибо это есть “действительная борьба с самодержавием”, а не только борьба с политической полицией. Социалист и всякий сознательный рабочий выведет отсюда, что рабочая партия должна всеми силами стремиться тоже к “стройной организации”, к выработке из передовых рабочих и из социалистов “умелых и ловких революционных деятелей”, которые бы поставили рабочую партию на высоту передового борца за демократию и сумели привлечь к ней все оппозиционные элементы. Редакторы “Раб. Мысли” не замечают, что они встали на наклонную плоскость, по которой они катятся к первому выводу! Или еще: “Поражает нас в этих программах” — т. е. в программах социал-демократов, — пишет Р. М., — “и вечное выставление ими на 1-ый план преимуществ деятельности рабочих в (несуществующем у нас) парламенте при полном игнорировании ими... важности участия рабочих” в законодательных собраниях фабрикантов, в присутствиях по фабричным делам, в городском общественном самоуправлении (стр. 15). Если не выставлять на 1-ый план преимущества парламента, то откуда же узнают рабочие о политических правах и политической свободе? Если молчать об этих вопросах, — как молчит газета “Раб. Мысль”, — то не значит ли это поддерживать среди низших слоев рабочих политическое невежество? Что касается до участия рабочих в городском общественном управлении, то ни один социал-демократ никогда и нигде не отрицал пользы и важности деятельности рабочих-социалистов в городском самоуправлении, но смешно говорить об этом в России, где никакое открытое проявление социализма невозможно, где увлечение рабочих городским самоуправлением (если бы оно и было возможно) означало бы на деле отвлечение передовых рабочих от социалистического рабочего дела к либерализму. “Отношение передовых слоев рабочих, — говорит Р. М., — к такому (самодержавному) правительству... так же понятно, как и отношение рабочих к фабрикантам”. 262 Значит, — следует отсюда по здравому человеческому смыслу, — передовые слои рабочих — не менее сознательные социал-демократы, чем социалисты из интеллигентов, и потому стремление “Раб. Мысли” разделять тех и других нелепо и вредно. Значит, русский рабочий класс создал уже и самостоятельно выдвинул элементы для образования самостоятельной политической рабочей партии. Но редакторы “Раб. Мысли” из факта политической сознательности передовых слоев рабочих делают вывод... о том, что необходимо тащить этих передовиков назад, чтобы топтаться на одном месте! “Какую борьбу желательно, чтобы вели рабочие?” — спрашивает Р. М. и отвечает: желательна та борьба, которая возможна, а возможна та, которую “ведут” рабочие “в данную минуту”!!! Трудно в более резкой форме выразить тот бессмысленный и беспринципный оппортунизм, которым заражены редакторы “Раб. Мысли”, увлеченные модной “бернштейниадой”! Желательно то, что возможно, а возможно то, что есть в данную минуту! Ведь это все равно, как если бы человеку, который собрался идти в далекий и трудный путь, на котором ждет его масса препятствий и масса врагов, если бы такому человеку на вопрос: куда идти? ответили: желательно идти туда, куда возможно, а возможно идти туда, куда идешь в данную минуту! Вот это именно нигилизм, но только не революционный, а оппортунистический нигилизм, который проявляют либо анархисты, либо буржуазные либералы! “Призывая” русских рабочих к “частной” и “политической” борьбе (причем под политической борьбой разумеется не борьба против самодержавия, а только “борьба за улучшение положения всех рабочих”), Р. М. прямо призывает русское рабочее движение и русскую социал-демократию сделать шаг назад, призывает, в сущности, рабочих отделиться от социал-демократов и выбросить таким образом за борт все приобретения европейского и русского опыта! Для борьбы за улучшение своего положения и только для такой борьбы рабочие не имеют никакой нужды в социалистах. Во всех странах найдутся рабочие, которые ведут борьбу за улучшение 263 своего положения, ничего не зная о социализме или даже враждебно относясь к нему. “В заключение, — пишет Р. М., — пару слов о нашем понимании рабочего социализма”. После вышеизложенного читателю уже не трудно представить себе, каково это “понимание”. Это просто сколок с “модной” книги Бернштейна. На место классовой борьбы пролетариата наши “молодые” социал-демократы ставят “общественную и политическую самодеятельность рабочих”. Если мы вспомним, как понимает Р. М. общественную “борьбу” и “политику”, то для нас ясно будет, что это прямой возврат к “формуле” некоторых легальных русских писателей. Вместо того, чтобы точно указать цель (и сущность) социализма: переход земли, фабрик и пр., вообще всех средств производства в собственность всего общества и замену капиталистического производства производством по общему плану в интересах всех членов общества, вместо этого Р. М. указывает сначала на развитие цеховых и потребительных союзов и лишь мимоходом говорит, что социализм ведет к полному обобществлению всех средств производства. Зато печатается жирнейшим шрифтом, что “социализм есть лишь дальнейшее высшее развитие современной общественности” — фраза, заимствованная у Бернштейна, которая не только не уясняет, а затемняет значение и суть социализма. Все либералы и все буржуа безусловно стоят за “развитие современной общественности”, так что все они обрадуются заявлению Р. М. Но тем не менее буржуа — враги социализма. Дело в том, что в “современной общественности” очень много различных сторон, и употребляющие это общее выражение имеют в виду один — одну, другой — другую сторону. Следовательно, вместо выяснения рабочим понятия классовой борьбы и социализма, Р. М. только приводит туманные и сбивающие с толку фразы. Наконец, вместо того, чтобы указать то средство, которое современный социализм выставил для осуществления социализма — завоевание политической власти организованным пролетариатом — вместо этого Р. М. говорит только о переходе производства под их (рабочих) 264 общественное управление или под управление демократизованной общественной власти, демократизованной “путем их (рабочих) деятельного участия в присутствиях по разбору всевозможных фабрично-заводских дел, в третейских судах, во всяких собраниях, комиссиях и совещаниях по выработке рабочих законов, путем участия рабочих в общественном самоуправлении и, наконец, в общем представительном учреждении страны”. Таким образом, редакторы “Раб. Мысли” относят к рабочему социализму только такой, который достигается мирным путем, исключая путь революционный. Это сужение социализма и сведение его к дюжинному буржуазному либерализму составляет опять-таки громадный шаг назад против взглядов всех русских и громаднейшего, подавляющего большинства европейских социал-демократов. Рабочий класс предпочел бы, конечно, мирно взять в свои руки власть (мы уже сказали раньше, что этот захват власти может быть произведен только организованным рабочим классом, прошедшим школу классовой борьбы), но отказываться от революционного захвата власти было бы со стороны пролетариата, и с теоретической и с практической-политической точки зрения, безрассудством и означало бы лишь позорную уступку пред буржуазией и всеми имущими классами. Очень вероятно — даже наиболее вероятно — что буржуазия не сделает мирной уступки пролетариату, а прибегнет в решительный момент к защите своих привилегий насилием. Тогда рабочему классу не останется другого пути для осуществления своей цели, кроме революции. Вот почему программа “рабочего социализма” и говорит вообще о завоевании политической власти, не определяя способа этого завоевания, ибо выбор этого способа зависит от будущего, которое с точностью мы определить не можем. Но ограничивать деятельность пролетариата во всяком случае одной только мирной “демократизацией”, повторяем, значит совершенно произвольно суживать и опошлять понятие рабочего социализма. Мы не будем разбирать так же подробно других статей “Отдельного приложения”. О статье по поводу 10-ти- 265 летия смерти Чернышевского мы уже сказали. Что же касается до пропаганды редакторами “Раб. Мысли” бернштейниады, за которую так ухватились во всем миро все враги социализма вообще и буржуазные либералы, в особенности, и против которой решительно высказалось (на съезде в Ганновере) подавляющее большинство немецких социал-демократов и немецких сознательных рабочих, — что касается до бернштейниады, то подробно говорить о ней здесь не место. Нас занимает здесь русская бернштейниада, и мы уже показали, какую безграничную путаницу мысли, какое отсутствие всякого намека на самостоятельные воззрения, какой решительный шаг назад против взглядов русской социал-демократии представляет из себя “наша” бернштейниада. О немецкой же бернштейниаде предоставим говорить лучше немцам же. Заметим только еще, что русская бернштейниада стоит еще бесконечно ниже, чем немецкая. У Бернштейна, несмотря на все его ошибки и несмотря на очевидное стремление его пятиться назад и в теоретическом и в политическом отношении, осталось еще настолько ума и настолько добросовестности, что он, не придя сам ни к какой новой теории или программе, отказался предлагать изменения в программе немецкой социал-демократии и в последний, решительный момент заявил, что принимает резолюцию Бебеля, резолюцию, торжественно провозгласившую на весь мир, что германская социал-демократия остается при своей старой программе и своей старой тактике. А наши русские бернштейнианцы? Не сделав и сотой доли того, что сделал Бернштейн, они доходят до того, что прямо-таки знать не хотят того факта, что все русские социал-демократические организации положили в 1898 г. основание “Российской социал-демократической рабочей партии”, выпустили ее “Манифест” и объявили ее официальным органом “Рабочую Газету” и что все эти произведения стоят всецело на почве “старой” программы русских социал-демократов. Наши бернштейнианцы как будто бы и не сознают того, что если они отвергли эти старые воззрения и пришли к новым, то их нравственный долг, долг 266 перед всей русской социал-демократией и перед теми социалистами и рабочими, которые вложили все свои силы в подготовку и образование “Российской социал-демократической рабочей партии” и которые наполняют теперь большей частью русские тюрьмы, — этот долг требует, чтобы представители новых взглядов не ограничивались шпынянием из-за угла каких-то “наших революционеров” вообще, а прямо и открыто заявили, с кем именно и в чем именно они не согласны, какие именно новые воззрения и новую программу ставят они на место старых. Нам остается рассмотреть еще один и едва ли не самый важный вопрос: как объяснить возникновение подобного попятного направления в русской социал-демократии? Одними личными качествами редакторов “Раб. Мысли”, одним влиянием модной бернштейниады объяснить дело, по нашему мнению, нельзя. Дело объясняется, по нашему мнению, главным образом особенностью в историческом развитии русской социал-демократии, которая породила — и временно должна была породить— узкое понимание рабочего социализма. В 80-х и начале 90-х годов, когда начинали практически работать в России социал-демократы, они видели перед собой, во-1-х, народовольцев, которые упрекали их в том, что они отстраняются от политической борьбы, завещанной русским революционным движением, и с которыми социал-демократы вели упорную полемику, а, во-2-х, российское либеральное общество, которое тоже недовольно было поворотом революционного движения от народовольчества к социал-демократии. Полемика и с теми и с другими вертелась около вопроса о политике. Воюя против узкого понимания народовольцев, сводивших политику к заговорщичеству, социал-демократы могли высказываться и высказывались иногда вообще против политики (ввиду того, что господствовало определенное узкое понимание политики). С другой стороны, в либеральных и радикальных салонах буржуазного “общества” социал-демократы могли слышать нередко сожаления о том, что революционеры оставили террор: люди, дрожавшие больше всего за свою шкуру и 267 не оказавшие в решительный момент поддержки тем героям, которые наносили удары самодержавию, эти люди лицемерно обвиняли социал-демократов в политическом индифферентизме и жаждали возрождения партии, которая бы таскала для них каштаны из огня. Естественно, что социал-демократы проникались ненавистью к подобным людям и их фразам и уходили в более мелкую, но зато и более серьезную работу пропаганды среди фабрично-заводского пролетариата. Узкий характер этой работы вначале был неизбежен, отражаясь и в узких заявлениях некоторых социал-демократов. Эта узость не пугала, однако, и тех социал-демократов, которые нисколько не забывали широких исторических целей русского рабочего движения. Что за беда, если узки иногда слова социал-демократов: зато широко их дело. Зато они не уходят в бесполезные заговоры, не якшаются с Балалайкиными6 буржуазного либерализма, а идут в тот класс, который один только является истинно революционным классом, и содействуют развитию его сил! С каждым шагом расширения социал-демократической пропаганды, думали они, эта узость будет сама собой отпадать. В значительной степени так и вышло на самом деле. От пропаганды стали переходить к широкой агитации. Широкая агитация, естественно, стала выделять все большее число сознательных передовых рабочих; стали образовываться революционные организации (С.-Петербургский, Киевский и другие “Союзы борьбы”, Еврейский рабочий союз). Эти организации, естественно, стали стремиться к слиянию, что им, наконец, и удалось: они соединились и положили основание “Российской социал-демократической рабочей партии”. Казалось бы, для старой узости не осталось уже теперь никакой почвы, и она будет окончательно отброшена. Но вышло иначе: распространение агитации привело социал-демократов в соприкосновение с низшими, наименее развитыми слоями пролетариата; привлечение этих слоев требовало от агитатора уменья приспособляться к самому низкому уровню понимания, приучало ставить на первый план “требования и интересы данной минуты” и отодвигать широкие 268 идеалы социализма и политической борьбы. Раздробленный, кустарный характер социал-демократической работы, крайне слабая связь между кружками разных городов, между русскими социал-демократами и их заграничными товарищами, обладающими и более солидными знаниями и более богатым революционным опытом и более широким политическим кругозором, естественно, вели к тому, что эта (совершенно необходимая) сторона социал-демократической деятельности безмерно преувеличивалась и могла в сознании отдельных лиц привести к забвению остальных сторон, тем более, что с каждым крахом наиболее сознательные рабочие и интеллигенты выбывали из строя действующей армии и прочная революционная традиция и преемственность не могли еще выработаться. Вот в этом-то безмерном преувеличении одной стороны социал-демократической работы и видим мы главную причину печального отступления от идеалов русской социал-демократии. Прибавьте сюда увлечение модной книжкой, (незнание истории русского революционного движения и детскую претензию на оригинальность, — и вы получите все элементы, образующие “попятное направление в русской социал-демократии”. Таким образом, на вопросе об отношении передовых слоев пролетариата к низшим его слоям и о значении социал-демократической работы в тех и других слоях нам приходится остановиться поподробнее. История рабочего движения всех стран показывает, что раньше всего и легче всего воспринимают идеи социализма наилучше поставленные слои рабочих. Из них главным образом берутся те рабочие-передовики, которых выдвигает всякое рабочее движение, рабочие, умеющие приобретать полное доверие рабочих масс, рабочие, которые посвящают себя всецело делу просвещения и организации пролетариата, рабочие, которые вполне сознательно воспринимают социализм и которые даже самостоятельно вырабатывали социалистические теории. Всякое жизненное рабочее движение выдвигало таких вождей рабочих, своих Прудонов и Вальянов, Вейтлингов и Бебелей. И наше русское рабочее движение 269 обещает не отстать в этом отношении от европейского. В то время, как образованное общество теряет интерес к честной, нелегальной литературе, среди рабочих растет страстное стремление к знанию и к социализму, среди рабочих выделяются настоящие герои, которые — несмотря на безобразную обстановку своей жизни, несмотря на отупляющую каторжную работу на фабрике, — находят в себе столько характера и силы воли, чтобы учиться, учиться и учиться и вырабатывать из себя сознательных социал-демократов, “рабочую интеллигенцию”. В России уже есть эта “рабочая интеллигенция”, и мы должны приложить все усилия к тому, чтобы ее ряды постоянно расширялись, чтобы ее высокие умственные запросы вполне удовлетворялись, чтобы из ее рядов выходили руководители русской социал-демократической рабочей партии. Та газета, которая хотела бы стать органом всех русских социал-демократов, должна стоять поэтому на уровне передовых рабочих; она не только не должна искусственно понижать своего уровня, а, напротив, постоянно поднимать его, следить за всеми тактическими, политическими и теоретическими вопросами всемирной социал-демократии. Только тогда запросы рабочей интеллигенции будут удовлетворяться, и она сама возьмет в свои руки русское рабочее дело, а следовательно, и русское революционное дело. За численно небольшим слоем передовиков идет широкий слой средних рабочих. И эти рабочие жадно стремятся к социализму, принимают участие в рабочих кружках, читают социалистические газеты и книги, участвуют в агитации, отличаясь от предыдущего слоя только тем, что они не могут стать вполне самостоятельными руководителями социал-демократического рабочего движения. В той газете, которая была бы органом партии, средний рабочий не поймет некоторых статей, не даст себе полного отчета в сложном теоретическом или практическом вопросе. Из этого вовсе не следует, что газета должна была бы понизиться к уровню массы своих читателей. Напротив, газета должна именно поднимать их уровень и помогать выделению из среднего 270 слоя рабочих — рабочих-передовиков. Поглощенный местной практической деятельностью, интересуясь всего более хроникой рабочего движения и ближайшими вопросами агитации, такой рабочий должен с каждым своим шагом связывать мысль о всем русском рабочем движении, о его исторической задаче, о конечной цели социализма, и потому газета, массу читателей которой составляют средние рабочие, необходимо должна связывать с каждым местным и узким вопросом — социализм и политическую борьбу. Наконец, за средним слоем идет масса низших слоев пролетариата. Очень возможно, что социалистическая газета будет вовсе или почти вовсе недоступна им (ведь и на западе Европы число социал-демократов-избирателей гораздо больше, чем число читателей социал-демократических газет), но из этого нелепо было бы выводить, что газета социал-демократов должна приспособляться к возможно более низкому уровню рабочих. Из этого следует только, что на такие слои должны действовать иные средства агитации и пропаганды: брошюры, написанные наиболее популярно, устная агитация и — главное — листки по поводу местных событий. Социал-демократы не должны ограничиваться даже и этим: очень возможно, что первые шаги по пробуждению сознания в низших слоях рабочих должны пасть на долю легальной просветительной деятельности. Для партии, очень важно использовать эту деятельность, направлять ее именно туда, где она наиболее требуется, направить легальных деятелей на распашку той нови, которую засеют потом социал-демократические агитаторы. Агитация среди низших слоев рабочих должна предоставлять, конечно, наибольший простор личным особенностям агитатора и особенностям места, профессии и проч. “Не надо смешивать тактику и агитацию”, — говорит Каутский в книге против Бернштейна. — “Способ агитации должен приспособляться к индивидуальным и местным условиям. В агитации надо предоставить каждому агитатору выбирать те средства, которые имеются у него в распоряжении: один агитатор производит наибольшее впечатление 271 благодаря своему одушевлению, другой — благодаря своему едкому сарказму, третий — благодаря уменью приводить массу примеров и пр. Сообразуясь с агитатором, агитация должна сообразоваться также и с публикой. Агитатор должен говорить так, чтобы его понимали; он должен исходить из того, что хорошо известно слушателям. Все это разумеется само собой и применимо не к одной только агитации среди крестьян. С извозчиками надо говорить иначе, чем с матросами, с матросами иначе, чем с наборщиками. Агитация должна быть индивидуализирована, но наша тактика, наша политическая деятельность должна быть едина” (S. 2—3). Эти слова передового представителя социал-демократической теории содержат превосходную оценку агитации в общей деятельности партии. Эти слова показывают, как неосновательны опасения тех, кто думает, что образование революционной партии, ведущей политическую борьбу, помешает агитации, оттеснит ее на второй план или стеснит свободу агитаторов. Напротив, только организованная партия может широко вести агитацию, давать необходимое руководство (и материал) для агитаторов по всем экономическим и политическим вопросам, использовать каждый местный успех агитации для назидания всех русских рабочих, направлять агитаторов в такую среду или в такие местности, где они могут действовать с наибольшим успехом. Только в организованной партии люди, обладающие способностями агитаторов, будут в состоянии посвятить себя всецело этому делу, — к выигрышу и для агитации и для остальных сторон социал-демократической работы. Отсюда видно, что тот, кто за экономической борьбой забывает политическую агитацию и пропаганду, забывает необходимость организовать рабочее движение в борьбу политической партии, тот, помимо всего прочего, лишает себя даже возможности поставить прочно и успешно привлечение наиболее низких слоев пролетариата к рабочему делу. Но такое преувеличение одной стороны деятельности в ущерб другим и даже с стремлением выкинуть вовсе за борт эти другие стороны грозит еще несравненно более 272 вредными последствиями для русского рабочего движения. Низшие слои пролетариата могут быть прямо развращены, если они слышат такую клевету, будто основатели русской социал-демократии видят в рабочих только средство для ниспровержения самодержавия, если они слышат приглашения ограничиться восстановлением праздников и цеховыми союзами, оставив в стороне конечные цели социализма и ближайшие задачи политической борьбы. Такие рабочие могут всегда попасться (и будут попадаться) на удочку любой подачки со стороны правительства и буржуазии. Под влиянием проповеди “Рабочей Мысли” низшие слои пролетариата, совершенно неразвитые рабочие, могут проникнуться тем буржуазным и глубоко реакционным убеждением, что кроме прибавки платы и восстановления праздников (“интересы минуты”) рабочий не может и не должен интересоваться ничем более, что рабочий народ может и должен одними своими силами, одной своей “частной инициативой” вести рабочее дело, не стремясь слить его с социализмом, не стремясь превратить рабочее дело в передовое и насущное дело всего человечества. Самые неразвитые рабочие, повторяем, могут быть развращены таким убеждением, но мы уверены, что передовые русские рабочие, те, которые руководят рабочими кружками и всей социал-демократической деятельностью, те, которые наполняют теперь наши тюрьмы и места ссылки, начиная от Архангельской губернии и до Восточной Сибири, — что эти рабочие с негодованием отвергнут подобную теорию. Сводить все движение к интересам минуты — значит спекулировать на неразвитость рабочих, играть на руку их худшим страстям. Это значит искусственно разрывать связь между рабочим движением и социализмом, между вполне определившимися политическими стремлениями передовых рабочих и стихийными проявлениями протеста масс. И вот поэтому попытка “Рабочей Мысли” выступить с особым направлением заслуживает особенного внимания и требует особенно энергичного протеста. Пока “Рабочая Мысль”, приспособляясь, видимо, к низшим слоям пролетариата, старательно обходила вопрос 273 о конечной цели социализма и политической борьбе, но не заявляла о своем особом направлении — многие социал-демократы только качали головой, надеясь, что с развитием и расширением своей работы члены группы “Раб. Мысли” сами легко освободятся от своей узости. Но когда люди, исполнявшие до сих пор полезную работу приготовительного класса, начинают шуметь на всю Европу, цепляясь за модные теории оппортунизма, и заявлять, что они желают всю русскую социал-демократию засадить на много лет (если не навсегда) в приготовительный класс, — когда, другими словами, люди, полезно трудившиеся до сих пор над бочонком меда, начинают с “публичным оказательством” вливать в него ковши дегтя, — тогда мы должны решительно восстать против этого попятного направления! Русская социал-демократия и в лице ее основателей, членов группы “Освобождение труда”, и в лице тех русских социал-демократических организаций, которые основали “Российскую социал-демократическую рабочую партию”, признавала всегда два следующие основные положения: 1) Сущность социал-демократии: организация классовой борьбы пролетариата с целью завоевать политическую власть, передать все средства производства в руки всего общества и заменить капиталистическое хозяйство социалистическим; 2) Задача русской социал-демократии: организовать русскую рабочую революционную партию, которая ставит своей ближайшей целью — ниспровержение самодержавия, завоевание политической свободы. Кто отступает от этих основных положений (точно формулированных в программе группы “Освобождение труда” и выраженных в “Манифесте Российской социал-демократической рабочей партии”), тот отступает от социал-демократии. Написано в конце 1899 г. Впервые напечатано в 1924 г. в журнале “Пролетарская Революция” № 8—9 Печатается по рукописи, переписанной неизвестной рукой и просмотренной В. И. Лениным ________________________ 1 “Союз борьбы за освобождение рабочего класса”, организованный Лениным осенью 1895 года, объединял около двадцати марксистских рабочих кружков Петербурга. Вся работа “Союза борьбы” была построена на принципах централизма и строгой дисциплины. Во главе “Союза борьбы” стояла Центральная группа, в которую входили В. И. Ленин, А. А Ванеев, П.К. Запорожец, Г. М. Кржижановский, Н. К. Крупская, Л. Мартов (Ю. О. Цедербаум), М. А. Сильвин, В. В. Старков и др. Непосредственное руководство было сосредоточено в руках пяти членов группы во главе с Лениным. Организация была разделена на районные группы. Передовые, сознательные рабочие (И. В. Бабушкин, В. А. Шелгунов и др.) связывали эти группы с фабриками и заводами. На заводах имелись организаторы по сбору информации и распространению литературы; на крупных предприятиях были созданы рабочие кружки. “Союз борьбы” впервые в России стал осуществлять соединение социализма с рабочим движением, переход от пропаганды марксизма среди небольшого круга передовых рабочих в кружках к политической агитации среди широких масс пролетариата. “Союз” руководил рабочим движением, соединяя борьбу рабочих за экономические требования с политической борьбой против царизма. В ноябре 1895 года “Союз борьбы” организовал стачку на суконной фабрике Торнтона. Летом 1896 года под руководством “Союза” проходила знаменитая стачка петербургских текстильщиков, в которой приняло участие более 30 тысяч рабочих. “Союз борьбы” выпускал листовки и брошюры для рабочих. Редактором изданий “Союза борьбы” был В. И. Ленин, под руководством которого подготовлялось издание политической рабочей газеты “Рабочее Дело”. “Союз борьбы” распространил свое влияние за пределы Петербурга. По его почину произошло объединение рабочих кружков в “Союзы борьбы” в Москве, Киеве, Екатеринославе и других городах и областях России. В декабре 1895 года царское правительство нанесло “Союзу борьбы” серьезный удар: в ночь с 8 на 9 (с 20 на 21) декабря 1895 года была арестована значительная часть деятелей “Союза” во главе с В. И. Лениным; захвачен был и подготовленный к набору первый номер газеты “Рабочее Дело”. Через несколько дней па первом после арестов собрании группы было принято решение назвать организацию петербургских социал-демократов “Союзом борьбы за освобождение рабочего класса”. В ответ на арест Ленина и других членов “Союза борьбы” оставшиеся на воле члены “Союза” выпустили листок на политическую тему, написанный рабочими. В. И. Ленин, находясь в тюрьме, руководил “Союзом”, помогал ему своими советами, пересылал на волю зашифрованные письма и листовки, написал брошюру “О стачках” (до сих пор не разыскана), “Проект и объяснение программы социал-демократической партии” (см. Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 81—110). Значение созданного Лениным петербургского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса” заключалось в том, что он, по выражению Ленина, представлял собою зачаток революционной партии, которая опирается на рабочее движение, руководит классовой борьбой пролетариата. В феврале 1897 года, перед отправкой в ссылку, вышедшие из тюрьмы старые руководители “Союза” организовали совместное собрание “стариков” и “молодых”, на котором обнаружились разногласия по основному вопросу — о задачах социал-демократии в России. “Старики” настаивали на упрочении “Союза борьбы” как политической руководящей организации рабочего класса, “молодые” стояли на позициях тред-юнионистских, отстаивали создание рабочих стачечных касс и т. п. Длительное отсутствие основателей “Союза борьбы”, отбывавших ссылку в Сибири, и в первую очередь В. II. Ленина, облегчило “молодым” проведение их политики. Со второй половины 1898 года “Союз борьбы” оказался в руках “экономистов”, насаждавших через газету “Рабочая Мысль” идеи тред-юнионизма, бернштейнианства на русской почве. Однако уцелевшие от ареста старые члены “Союза” в 1898 году приняли участие в подготовке и проведении I съезда РСДРП, в выработке изданного после съезда “Манифеста”, продолжая традиции ленинского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”. 2 Киевский “Союз борьбы за освобождение рабочего класса” был организован в марте 1897 года под влиянием петербургского “Союза борьбы”, по решению Киевской конференции, предложившей всем русским социал-демократическим организациям, по примеру петербургской, называться “Союзом борьбы за освобождение рабочего класса”. “Союз” объединил русскую, польскую социал-демократические группы и группу ППС, всего более 30 членов. Киевский “Союз борьбы” был связан с петербургским “Союзом борьбы” (личные контакты, знакомство с прокламациями петербургского “Союза”, с программными работами Ленина. Работа Ленина “Задачи русских социал-демократов”, посланная в Киев петербургским “Союзом” в рукописи, была известна руководителям киевской социал-демократической организации). Деятельность киевского “Союза” началась изданием майской прокламации 1897 года, получившей широкое распространение в южных городах России. За 1897 год “Союз” распространил 6500 экз. прокламаций более чем на 25 фабриках и заводах Киева. Особая группа “Союза” выпустила в том же году два номера “Рабочей Газеты” в качестве общерусского социал-демократического органа. I съезд РСДРП в марте 1898 года признал “Рабочую Газету” официальным органом партии. Нелегальная литература “Союза” распространялась преимущественно в южных городах России. Наряду с агитацией “Союз” вел пропагандистскую работу в рабочих кружках, на рабочих собраниях. Киевский “Союз борьбы” проделал большую работу по подготовке и созыву I съезда РСДРП. Вскоре после съезда “Союз” был разгромлен полицией (были захвачены перенесенная из Киева в Екатеринослав типография “Рабочей Газеты” и большое количество нелегальной литературы). Аресты захватили Киев и многие крупные города России. Деятельность киевского “Союза борьбы” сыграла положительную роль в деле развития и организации рабочего класса России на пути создания революционной марксистской партии. Оставшиеся на свободе члены социал-демократических групп вскоре восстановили подпольную организацию, получившую название “Киевский комитет РСДРП”. 3 "Всеобщий еврейский рабочий Союз в Литве, Польше и России" ("Бунд") был организован в 1897 году на учредительном съезде еврейских социал-демократических групп в Вильно; объединял преимущественно полупролетарские элементы еврейских ремесленников западных областей России. На I съезде РСДРП (1898) Бунд вошел в состав РСДРП “как автономная организация, самостоятельная лишь в вопросах, касающихся специально еврейского пролетариата” (“КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК”, 7 изд., ч. I, 1954, стр. 14). Бунд являлся носителем национализма и сепаратизма в рабочем движении России. После того, как II съезд РСДРП отверг требование Бунда признать его единственным представителем еврейского пролетариата, Бунд вышел из партии. В 1906 году, на основании решения IV (“Объединительного”) съезда, Бунд вновь вошел в состав РСДРП. Внутри РСДРП бундовцы постоянно поддерживали оппортунистическое крыло партии (“экономистов”, меньшевиков, ликвидаторов), вели борьбу против большевиков и большевизма. Программному требованию большевиков о праве наций на самоопределение Бунд противопоставлял требование культурно-национальной автономии. В годы столыпинской реакции Бунд занимал ликвидаторскую позицию, активно участвовал в создании Августовского антипартийного блока. Во время первой мировой войны 1914 — 1918 гг. бундовцы стояли на позициях социал-шовинизма. В 1917 году Бунд поддерживал контрреволюционное Временное правительство, боролся на стороне врагов Великой Октябрьской социалистической революции. В годы иностранной военной интервенции и гражданской войны бундовское руководство сомкнулось с силами контрреволюции. Одновременно с этим среди рядовых членов Бунда наметился перелом в пользу сотрудничества с Советской властью. В 1921 году Бунд самоликвидировался, часть его членов вошла в РКП(б) на общих основаниях. 4 Ленин имеет в виду заключительную часть брошюры Л. Мартова "Красное знамя в России" под заголовком "Слияние рабочего движения с социализмом. Ближайшие задачи рабочей социал-демократической партии". Брошюра была издана за границей в октябре 1900 года. 5 “ Социал-Демократ”— сборники (литературно-политическое обозрение); издавались в 1890—1892 годах за границей (Лондон — Женева) группой “Освобождение труда”; вышло четыре книги. Сборники сыграли большую роль в распространении идей марксизма в России. Упоминаемые Лениным статьи Плеханова под общим заголовком “Н. Г. Чернышевский” напечатаны в сборниках: №№ 1—3 за 1890 год и № 4 за 1892 год. Ленин анализировал работу Г. В. Плеханова повторно, после выхода ее отдельной книгой на русском языке в 1910 году (издательство “Шиповник”); на книге имеются многочисленные пометки Ленина (см. Сочинения, 4 изд., том 38, стр. 503—559). 6 Балалайкин — персонаж из произведения М. Е. Салтыкова-Щедрина “Современная идиллия”; либеральный пустозвон, авантюрист и лжец. |
© (составление) libelli.ru 2003-2020 |