149

ПРОЛЕТАРИАТ БОРЕТСЯ,

БУРЖУАЗИЯ КРАДЕТСЯ К ВЛАСТИ

Во время войны дипломатии нечего делать. По окончании военных действий дипломаты выдвигаются на первый план, подводя итоги, составляя счета, упраж­няясь в честном маклерстве.

Нечто подобное происходит и в русской революции. Во время военных столкновений народа с силами самодержавия либеральные буржуа прячутся по своим норам. Они против насилия сверху и снизу, они враги и произвола власти и анархии черни. Они выходят на сцену по окончании военных действий, и в их поли­тических решениях ясно отражается перемена в по­литической ситуации, произведенная этими действиями. Либеральная буржуазия «порозовела» после 9-го ян­варя; она начинает «краснеть» теперь, после одесских событий, ознаменовавших (в связи с событиями на Кав­казе, в Польше и т. д.) крупный рост народного вос­стания против самодержавия за полгода революции.

Три только что состоявшихся либеральных съезда очень поучительны в этом отношении. Всех консерва­тивнее был съезд промышленников и торговцев [1]. Им всего больше доверяет самодержавие. Их не беспокоит полиция. Они критикуют булыгинский проект, осу­ждают его, требуют конституции, но не поднимают, насколько мы можем судить по нашим неполным све­дениям, даже и вопроса о бойкотировании булыгинских выборов. Самый радикальный — съезд делегатов «Союза союзов» [2]. Он происходит уже тайно и на нерусской

150

территории, хотя под боком у Питера, в Финляндии. Как говорят, члены съезда прячут из предосторожности бумаги, и полицейские обыски на границе не дают никаких данных полиции. Съезд этот большинством голосов (против значительного, кажется, меньшинства) высказывается за полный и решительный бойкот булыгинских выборов, за широкую агитацию в целях осу­ществления всеобщего избирательного права.

Середину занимает самый «влиятельный», торжествен­ный и шумный съезд земских и городских деятелей[3]. Он почти легален: полиция только для проформы со­ставляет протокол и предъявляет встреченное улыбкой требование разойтись. Газеты, начавшие печатать све­дения о нем, караются приостановкой («Слово» [4]) или предостережением («Русские Ведомости»). На нем пред­ставлено 216 делегатов, по заключительному отчету г. Петра Долгорукова, сообщенному в «Times» [5]. Об нем телеграфируют во все концы мира корреспонденты иностранных газет. По главному политическому воп­росу: бойкотировать ли «конституцию» Булыгина, съезд не высказывается никак. По сообщениям английских газет, большинство было за бойкотирование, организа­ционный комитет съезда — против. Сошлись на ком­промиссе: оставить вопрос открытым до опубликова­ния проекта Булыгина и тогда созвать по телеграфу новый съезд. Разумеется, булыгинский проект реши­тельно осуждается съездом, который принимает «освобожденский» проект конституции (монархия и двухпа­латная система), отвергает обращение к царю и постановляет «обратиться к народу».

Текста этого обращения мы еще не имеем. По сооб­щениям иностранных газет, оно представляет из себя составленный в сдержанных выражениях очерк событий со времени ноябрьского съезда земцев, перечень фактов, свидетельствующих о недобросовестных оттяжках пра­вительства, о нарушенных им обещаниях, о его цинич­ном равнодушии к требованиям общественного мнения. Кроме обращения к народу почти единогласно принята также резолюция о сопротивлении произвольным и несправедливым действиям правительства. Эта резо-

151

люция заявляет, что, «ввиду произвольных действий администрации и постоянного нарушения ею прав общества, съезд считает долгом всех защищать есте­ственные права человека мирными средствами, включая сюда и сопротивление действиям властей, нарушающих эти права, хотя бы такие действия основывались на букве закона» (цитируем по «Times»).

Итак, шаг влево нашей либеральной буржуазии несомненен. Идет вперед революция, за ней ковыляет и буржуазная демократия. Истинный характер этой демократии, как буржуазной демократии, представляю­щей интересы имущих классов, отстаивающей дело свободы непоследовательно и своекорыстно, выступает все яснее, несмотря на то, что буржуазная демократия «краснеет» и старается говорить иногда «почти-револю­ционным» языком.

В самом деле, что означает отсрочка решения вопроса о бойкоте булыгинской конституции? Желание еще по­торговаться с самодержавием. Неуверенность в себе того большинства, которое составилось было в пользу бойкота. Молчаливое признание того, что конституцию господа помещики и купцы запрашивают, а сойдутся они, пожалуй, и на меньшем. Если даже съезд либе­ральных буржуа не решается сразу порвать с самодер­жавием и с булыгинской комедией, то чего же можно ждать от того съезда всех и всяческих буржуа, который будет называться булыгинской «Думой» и который будет избран (если он когда-либо будет избран!) при все­возможных приемах давления со стороны самодержав­ного правительства?

Самодержавное правительство так и смотрит на этот акт либералов, считая его лишь одним из эпизодов буржуазного торгашества. С одной стороны, самодер­жавие, видя недовольство либералов, «надбавляет» немного свои посулы: заграничные газеты сообщают, что в булыгинский проект вносится ряд новых «либе­ральных» изменений. С другой стороны, самодержавие отвечает на недовольство земцев новой угрозой: харак­терно сообщение корреспондента «Таймса», что Булыгин и Горемыкин предлагают, как ответ на земский

152

«радикализм», натравить крестьян на «бар», пообещав крестьянам прирезку земли от имени царя и устроив «народный» плебисцит (при помощи земских началь­ников) насчет сословных или бессословных выборов. Разумеется, это сообщение — только слух, пущенный, вероятно, нарочно. Но остается несомненным, что пра­вительство не боится самых диких, грубых и зверских форм демагогии, не боится восстания «одичалых масс» и подонков населения, а либералы боятся народного восстания против насильников, героев грабежа, разбоя и турецкого зверства. Правительство давно уже начало кровопролитие в невиданных размерах и формах. А либералы отвечают, что они хотят избегнуть крово­пролития! Разве после такого ответа не вправе любой наемный убийца третировать их, как буржуазных торгашей? Разве не смешна после этого резолюция об обращении к народу с признанием «мирного сопроти­вления» произволу и насилию? Правительство раздает оружие направо и налево, подкупая кого угодно на из­биение и убийство «жидов», «демократов», армян, поля­ков и т. д. А наши «демократы» считают «революцион­ным» шагом агитацию за «мирное сопротивление»!

В только что полученном нами № 73 «Освобождения» г. Струве негодует против г. Суворина, который поощри­тельно похлопывает по плечу г. Ивана Петрункевича и предлагает разместить таких либералов по мини­стерствам и департаментам для их успокоения. Г. Струве возмущен, ибо именно г. Петрункевича и его единомыш­ленников в земстве («связавших себя программой» — какой? где? — «перед историей и нацией») он прочит в будущее министерство конституционно-демократиче­ской партии. Мы же думаем, что поведение гг. Петрункевичей и на приеме их царем и на земском съезде 6 (19) июля дает полное право даже Сувориным презри­тельно третировать таких «демократов». Г. Струве пишет: «всякий искренний и рассуждающий либерал в России требует революции». Мы же скажем, что если это «требование революции» в июле 1905 года выражается резолюцией о мирных средствах сопротивления, то Суворины имеют полное право относиться к подобному

153

«требованию» и к таким «революционерам» с презрением и с насмешкой.

Г. Струве возразит, вероятно, что события, двигав­шие до сих пор влево наших либералов, подвинут их со временем и еще дальше. Он говорит в том же № 73: «Условия для физического вмешательства армии в по­литическую борьбу будут действительно даны лишь тогда, когда самодержавная монархия столкнется с ор­ганизованной в народном представительстве нацией. Тогда армия будет поставлена перед выбором: прави­тельство или нация, и выбор будет нетруден и безоши­бочен».

Эта мирная идиллия очень похожа на откладывание революции до греческих календ [6]. Кто же организует нацию в народное представительство? Самодержавие? Но оно соглашается организовать лишь булыгинскую Думу, против которой вы сами протестуете, не призна­вая ее народным представительством! Или «нация» сорганизует народное представительство сама? Если так, отчего либералы и слышать не хотят о временном революционном правительстве, которое может опереться лишь на революционную армию? отчего они, выступая на своем съезде от имени народа, не делают, однако, такого шага, который бы свидетельствовал об органи­зации нации в народное представительство? Если вы действительно представители народа, господа, а не пред­ставители буржуазии, предающей интересы народа в революции, отчего вы не обращаетесь к армии? не объ­являете разрыва с самодержавной монархией? отчего вы закрываете глаза на неизбежность решительной борьбы между армией революционной и армией цар­ской?

Оттого, что вы боитесь революционного народа и, обращаясь к нему с фразами, на деле вы считаетесь и торгуетесь с самодержавием. Лишнее доказательство этого: переговоры председателя организационного ко­митета земского съезда, г. Головина, с московским генерал-губернатором Козловым. Г. Головин уверил Козлова, что слухи о намерении превратить этот съезд в учредительное собрание вздорны. Что это значит?

154

Это значит, что представитель организованной буржу­азной демократии гарантировал представителю само­державия, что на разрыв с самодержавием она не идет! Ведь только политические младенцы могут не по­нимать того, что обещание не объявлять съезда учреди­тельным собранием равносильно обещанию не при­нимать действительно революционных мер, — ибо Козлов боялся, разумеется, не слов: учредительное собрание, а дел, способных обострить конфликт и вызвать ре­шительную борьбу народа и армии с царизмом! Разве это не политическое лицемерие, когда на словах вы называете себя революционерами, говорите об обра­щении к народу, об оставлении вами всяких надежд на царя, а на деле успокаиваете слуг царя насчет своих намерений?

Ах, эти пышные либеральные слова! Сколько наго­ворил их на съезде вождь «конституционно-демократи­ческой» партии г. И. Петрункевич! Посмотрим же, ка­кими заявлениями «связывает он себя перед историей и нацией». Цитируем по корреспонденциям в «Таймсе».

Г-н де-Роберти высказывается за обращение с пети­цией к царю. Против говорят Петрункевич, Новосиль­цев, Шаховской, Родичев. Голосование дает лишь шесть голосов за петицию. Из речи г. Петрункевича: «Когда мы ехали в Петергоф 6 (19) июня, мы еще на­деялись, что царь поймет грозную опасность положе­ния и сделает что-нибудь для ее предотвращения. Теперь всякая надежда на это должна быть оставлена. Остался лишь один выход. До сих пор мы надеялись на реформу сверху, отныне единственная наша на­дежда — народ. (Громкие аплодисменты.) Мы должны сказать народу правду в простых и ясных словах. Неспособность и бессилие правительства вы­звали революцию. Это факт, который надо признать всем. Наш долг — употребить все усилия, чтобы избежать кровопролития. Многие из нас отдали долгие годы на службу родине. Теперь мы смело должны идти к народу, а не к царю». На другой день г. Петрункевич продолжал: «Мы должны порвать узкие рамки нашей деятельности и пойти к крестьянину. До сих пор мы

155

надеялись на реформы сверху, ни, пока мы ждали, время сделало свое дело. Революция, споспешествуемая правительством, перегнала нас. Слово: революция так испугало вчера двух наших членов, что они ушли со съезда. Но мы должны мужественно смотреть в лицо правде. Мы не можем ждать со сложенными руками. Нам возражали, что обращение земств и дум к народу будет агитацией, сеющей смуту. Но разве в деревнях царит спокойствие? Нет, смута уже налицо и притом в худшем виде. Мы не можем удержать бурю, но, во всяком случае, мы должны постараться предотвратить слишком большое потрясение. Мы должны сказать народу, что бесполезно разрушать фабрики и экономии. Мы не должны смотреть на это разрушение как на про­стой вандализм. Это — слепой, невежественный кре­стьянский способ помочь злу, которое они инстинктивно чувствуют, но которое они не в силах понять. Пусть власти отвечают им нагайками. Наш долг все-таки идти к народу. Мы должны были бы сделать это раньше. Земства существовали 40 лет, не приходя в тесное и интимное соприкосновение с крестьянами. Не будем же терять времени, чтобы поправить эту ошибку. Мы должны сказать крестьянину, что мы с ним».

Очень хорошо, г. Петрункевич! Мы с крестьянином, мы с народом, мы признаем революцию за факт, мы оставили всякую надежду на царя... В добрый час, господа! Только... только как же так? Не с царем, а с народом, и поэтому обещать генерал-губернатору Козлову, что съезд не будет действовать как учреди­тельное собрание, т. е. как настоящее народное, и дей­ствительное народное, представительство? Признавать революцию и поэтому отвечать мирными средствами сопротивления на зверства, убийства, разбои правитель­ственных слуг? Идти к крестьянину и с крестьянином, и поэтому отделываться самой неопределенной про­граммой, сулящей только выкуп с согласия помещиков! Идти не с царем, а с народом, и поэтому принимать проект конституции, который обеспечивает, во-первых, монархию, сохранение царской власти над войском и чиновничеством, а во-вторых, обеспечивает заранее

156

политическое господство помещиков и крупной буржуазии посредством верхней палаты *.

Либеральная буржуазия идет к народу. Это верно. Она вынуждена идти к нему, ибо без него она бессильна бороться с самодержавием. Но она боится революцион­ного народа и идет к нему не как представительница его интересов, не как новый пламенный боевой товарищ, а как торгаш, маклер, бегающий от одной воюющей стороны к другой. Сегодня — она у царя и просит у него, от имени «народа», монархической конституции, трусливо отрекаясь в то же время от народа, от «смуты», от «крамолы», от революции. Завтра — она грозит царю со своего съезда, грозит монархической конституцией и мирным сопротивлением против штыка. И вы уди­вляетесь еще, господа, что царские слуги разгадали вашу трусливую и двуличную душонку? Вы боитесь остаться без царя, Царь не боится остаться без вас. Вы боитесь решительной борьбы. Царь не боится ее, а хочет борьбы, сам вызывает и начинает борьбу, он желает померяться силой, прежде чем уступить. Вполне есте­ственно, что царь презирает вас. Вполне естественно, что это презрение выражают вам лакеи царя, господа Суворины, посредством поощрительного похлопывания по плечу вашего Петрункевича, Вы заслужили это презрение, ибо вы не боретесь вместе с народом, а только крадетесь к власти за спиной революционного народа.

Иностранные корреспонденты и публицисты бур­жуазии довольно метко схватывают иногда эту сущ­ность дела, хотя и выражают ее очень своеобразно. Г. Гастон Леру в «Matin» [7] берется изложить взгляды земцев, «Беспорядок вверху, беспорядок внизу, мы одни — представители порядка». Взгляд земцев дей­ствительно таков. А в переводе на прямой русский язык это значит: наверху и внизу готовы бороться, а мы — честные маклеры, мы крадемся к власти. Мы дожидаемся, не будет ли у нас тоже 18-го марта, не по­бедит ли народ хоть раз в уличном бою правительство,

157

не явится ли для нас возможность, подобно немецкой либеральной буржуазии, взять в руки власть после первой победы народа. А тогда, когда мы станем силой против самодержавия, мы обернемся против револю­ционного народа и заключим сделку с царем против народа. Наш проект конституции — готовая программа такой сделки.

Расчет неглупый. Про революционный народ иногда приходится сказать, как говорили римляне про Аннибала: ты умеешь побеждать, но не умеешь пользоваться победой! Победа восстания не будет еще победой народа, если она не поведет к революционному перевороту, к полному свержению самодержавия, к отстранению непоследовательной и своекорыстной буржуазии, к ре­волюционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства.

Орган французской консервативной буржуазии, «Temps» [8], прямо советует земцам покончить скорее конфликт сделкой с царем (передовица от 24 июля н. ст.). Реформы невозможны, говорит он, без соедине­ния моральной и материальной силы. Материальной силой обладает только правительство! Моральной — земцы.

Прекрасная формулировка буржуазных взглядов — и прекрасное подтверждение нашего анализа политики земцев! Буржуа забыл про мелочь, про народ, про десятки миллионов рабочих и крестьян, которые создают своим трудом все богатства буржуазии, которые борются за свободу, необходимую им, как свет и как воздух. Буржуа имел право забыть про них, поскольку они еще не доказали своей «материальной силы» победой над правительством. Иначе как «материальной силой» не ре­шался ни один крупный вопрос в истории, и царское самодержавие, повторяем, само начинает борьбу, вы­зывая народ померяться с ним силой.

Буржуазия Франции советует буржуазии российской скорее заключить сделку с царем. Она боится, вчуже боится, решительной борьбы, В случае победы народа неизвестно еще, будут ли народом допущены к власти крадущиеся к ней гг. Петрункевичи! Усчитать заранее,

158

насколько решительна будет победа, и каковы будут результаты ее, невозможно, — этим вполне объясняется робость буржуазии.

Пролетариат готовится к этой решительной борьбе по всей России. Он собирает свои силы, он учится и креп­нет от каждой новой схватки, которые до сих пор кон­чались неудачей, но которые неизменно приводили к новым и более сильным нападениям. Пролетариат идет к победе. Он поднимает за собой крестьянство. Опираясь на крестьянство, он парализует неустойчи­вость и предательство буржуазии, отстранит ее претен­дентов и силой раздавит самодержавие, вырвет с корнем из русской жизни все следы проклятого крепостничества. И тогда мы завоюем народу не монархическую консти­туцию, обеспечивающую политические привилегии бур­жуазии. Мы завоюем России республику с полной свободой всем угнетенным народностям, с полной свободой для крестьян и рабочих. Мы воспользуемся тогда всей революционной энергией пролетариата для самой широкой и смелой борьбы за социализм, за пол­ное освобождение всех трудящихся от всякой эксплуатации.

«Пролетарий» № 10, 2 августа (20 июля) 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Пролетарий», сверенному с рукописью