179

«ЕДИНЕНИЕ ЦАРЯ С НАРОДОМ

И НАРОДА С ЦАРЕМ»

В № 12 «Пролетария», вышедшем 3 (16) августа, мы говорили о возможности близкого созыва булыгинской Думы и разбирали тактику социал-демократии по отно­шению к ней *. Теперь булыгинский проект стал законом, и манифест 6 (19) августа возвестил о созыве «Государст­венной думы» «не позднее половины января 1906 года».

Как раз к годовщине 9-го января, когда петербург­ские рабочие своей кровью запечатлели начало револю­ции в России и свою решимость отчаянно биться за ее победу, — как раз к годовщине этого великого дня царь собирается созвать самым грубым образом под­деланное, через полицейские сита просеянное собрание помещиков, капиталистов, ничтожного числа богатых и холопствующих перед начальством крестьян. С этим собранием царь намерен совещаться, как с собранием представителей «народа». А весь рабочий класс, все миллионы трудящихся и не имеющих своего домохо­зяйства не допускаются ни к какому участию в выборах «народных представителей». Поживем — увидим, оправ­дается ли этот царский расчет на бессилие рабочего класса...

Пока революционный пролетариат не вооружился и не победил самодержавного правительства, нельзя было и ждать ничего иного, кроме этой, ничего не стоящей царю и ни к чему его не обязывающей, подачки крупной буржуазии. Да и этой подачки, вероятно, не было бы дано в настоящий момент, если бы не надви­гался грозно вопрос о войне или мире. Без совещания

180

с помещиками и капиталистами самодержавное правительство не решается ни возложить на народ тяжести безумного продолжения войны, — ни выработать мер, чтобы свалить с плеч богатеев и взвалить целиком на плечи рабочих и крестьян всю тяжесть расплаты за войну.

Что касается самого содержания закона о Государ­ственной думе, то оно вполне подтвердило самые худ­шие ожидания. Неизвестно, будет ли еще на деле созвана эта Дума, — подобные подачки не трудно взять назад, и подобных обещаний самодержавные монархи каждой страны давали и нарушали десятки; — неизвестно еще, насколько сумеет эта будущая Дума, если она соберется, а не будет сорвана, стать центром действительно широкой политической агитации в массах народа против самодержавия. Но что самое содержание нового закона о Государственной думе дает богатейший материал для нашей агитации, для разъяснения сути самодержавия, для разоблачения его классовой основы, для вскрытия всей непримиримости его интересов и интересов народа, для распространения и популяри­зации наших, революционно-демократических, требо­ваний, — это не подлежит ни малейшему сомнению. Можно сказать без преувеличения, что манифест и закон 6 (19) августа должны стать теперь настольной книгой всякого политического агитатора, всякого созна­тельного рабочего, ибо это действительно «зерцало» всех гнусностей, мерзостей, азиатчины, насилия, экс­плуатации, проникающих собой весь социальный и политический строй России. Чуть ли не каждая фраза этого манифеста и этого закона — готовая канва для богатейших и содержательнейших политических ком­ментариев, будящих демократическую мысль и револю­ционное самосознание.

Есть изречение: не тронь — не воняет. Когда читаешь манифест и закон о Государственной думе, чувствуешь себя так, как будто бы под носом у тебя начали разво­рачивать накопившуюся с незапамятных времен груду нечистот.

Самодержавие держалось вековым угнетением трудя­щегося народа, темнотой, забитостью его, застоем

181

экономической и всякой другой культуры, На этой почве беспрепятственно росло и лицемерно распро­странялось учение о «неразрывном единении царя с народом и народа с царем», учение о том, что самодержавная власть царя стоит выше всех сословий и классов народа, выше деления на бедных и богатых, что она выражает всеобщие интересы всего народа. Вот теперь перед нами попытка проявить на деле это «единение» в самой робкой, зачаточной форме, в виде простого совещания с «выборными людьми от всей земли русской». И что же? Сразу оказывается, что «единение царя с народом» возможно только при посред­стве армии чиновников и полицейских, оберегающих прочность надетого на народ намордника. Для «едине­ния» нужно, чтобы народ не смел разинуть рта» «Наро­дом» считаются только помещики и капиталисты, допускаемые к двухстепенным выборам (они сначала выбирают, по уездам или городским участкам, выбор­щиков, а выборщики выбирают уже членов Государ­ственной думы). Крестьяне-домохозяева считаются на­родом лишь будучи просеяны четырехстепенными выборами под надзором, при содействии и назидании предводителей дворянства, земских начальников, чинов полиции. Сначала домохозяева выбирают членов воло­стных сходов. Далее, волостные сходы выбирают уполномоченных от волостей, по два от схода. Затем эти уполномоченные от волостей избирают губерн­ских выборщиков. Наконец, эти губернские выбор­щики от крестьян вместе с губернскими выборщи­ками от помещиков и капиталистов (горожан) выби­рают членов Государственной думы! В общем числе губернских выборщиков крестьяне почти везде соста­вляют меньшинство. Им обеспечено только по вы­бору одного члена Государственной думы от каждой губернии обязательно из среды крестьян же, т. е. 51 место из 412 (в 51-ой губернии Европейской Рос­сии).

Весь городской рабочий класс, вся деревенская беднота, батраки, бездомные крестьяне вовсе не участвуют ни в каких выборах.

182

Единение царя с народом есть единение царя с поме­щиками и капиталистами с добавлением горстки бога­тых крестьян и с подчинением всех выборов строжай­шему надзору полиции. Нет и речи о свободе слова, печати, собраний, союзов, без которой выборы являются чистейшей комедией.

Государственная дума не имеет ровно никаких прав, ибо все ее решения имеют не обязательный, а лишь совещательный характер. Все ее решения идут в Госу­дарственный совет, т. е. на просмотр и одобрение тех же чиновников. Это — только игрушечная пристроечка к чиновничьему и полицейскому зданию. На заседания Государственной думы публика не допускается. Отчеты о заседаниях Государственной думы допускаются к огла­шению в печати только тогда, когда заседания не объ­явлены закрытыми, а для закрытия достаточно - чи­новничьего распоряжения, т. е. отнесения рассматри­ваемого вопроса министром к числу государственных тайн.

Новая Государственная дума — это все тот же рос­сийский полицейский участок в расширенном виде. Богатый помещик и фабрикант-капиталист (изредка богатый крестьянин) допускаются для «совещания» в «открытые» заседания полицейского участка (или земского начальника, или фабричного инспектора и т. п.); они всегда имеют право повергнуть свои мнения на «благовоззрение» государя императора... то бишь околоточного надзирателя. А «черный народ», рабочие городские и деревенская голь, разумеется, ни на какие «совещания» никогда не допускаются.

Разница только та, что полицейских участков много и все в них шито-крыто. А Государственная дума — одна, и теперь пришлось опубликовать порядок ее выборов и пределы ее прав. Публикация эта, повторяем, сама уже по себе является превосходным разоблаче­нием всей гнусности царского самодержавия.

С точки зрения интересов народа, Государственная дума — самое наглое издевательство над «народным представительством». И как нарочно, чтобы еще больше подчеркнуть эту издевку, являются такие факты, как

183

речь г. Дурново, арест г. Милюкова и К°, выходка г. Шарапова. Новый московский генерал-губернатор Дурново, восторженно приветствуемый реакционной печатью, выболтал в своей речи истинные планы пра­вительства, которое вместе с манифестом и законом о Государственной думе 6-го августа издало того же 6-го августа указ об отмене изданного 18-го февраля 1905 года «указа Сенату». Указ 18-го февраля предо­ставлял частным лицам вырабатывать виды и пред­положения по вопросам государственного благоустрой­ства. На этот указ опирались земцы и представители интеллигенции, устраивая терпимые полицией со­брания, совещания, съезды. Теперь этот указ отме­нен. Теперь все «виды и предположения по вопросам государственного благоустройства» должны «восхо­дить» к самодержавному правительству «порядком, в учреждении Государственной думы установленным»! Это значит — конец агитации, конец собраниям и съездам. Есть Государственная дума, и — больше разго­варивать не о чем. Так именно и сказал г. Дурново, объ­явивший, что больше никаких земских съездов они не потерпят.

Либералы нашей «конституционно-демократической» (читай: монархической) партии оказываются еще раз одураченными. Они рассчитывали на конституцию, а им запретили теперь всякую конституционную агитацию по поводу «пожалования» такого учреждения, которое является насмешкой над конституцией!

А г. Шарапов пробалтывается еще больше. В своей субсидируемой правительством газете («Русское Дело» ^[1]) он прямо советует запасти в том дворце, где будет заседать Дума, казаков... на случай «неуместных» выходок этой Думы. Для единения царя с народом представители народа должны говорить и действовать так, как хочет царь. Иначе казаки разгонят Думу. Иначе — членов Думы можно арестовать и без казаков даже еще до того, как они попали в Думу. В субботу, 6-го августа, вышел манифест о единении царя с наро­дом. В воскресенье, 7-го августа, один из вождей умеренного крыла освобожденцев или «конституционно-

184

демократической» (читай: монархической) партии, г. Милюков, арестован под Питером вместе с десятком его политических коллег. Их хотят преследовать за участие в «Союзе союзов». Их, вероятно, скоро вы­пустят, но двери Думы для них легко будет закрыть: стоит объявить их «привлеченными к следствию или суду»!..

Русский народ получает первые маленькие уроки конституционализма. Цена всяким законам о выборах народных представителей — медный грош, пока нет фактически завоеванного самодержавия народа, полной свободы слова, печати, собраний, союзов, пока нет вооружения граждан, способного обеспечить непри­косновенность личности. Мы сказали выше, что Госу­дарственная дума есть издевка над народным предста­вительством. Это несомненно так, с точки зрения теории самодержавия народа. Но этой теории не признают ни самодержавное правительство, ни монархическая либеральная буржуазия (освобожденцы или консти­туционно-монархическая партия). Перед нами в совре­менной России три политических теории, о значении которых мы будем говорить еще не раз. 1) Теория совещания царя с народом (или «единения царя с наро­дом и народа с царем», как говорит манифест 6-го ав­густа). 2) Теория соглашения царя с народом (программа освобожденцев и земских съездов), 3) Теория самодер­жавия народа (программа социал-демократии, а также революционной демократии вообще).

С точки зрения теории совещания, вполне естественно, что царь устраивает совещание только с теми, с кем он хочет, и только таким способом, каким он хочет. А с кем и как хочет совещаться царь, это Государст­венная дума показывает с великолепной наглядностью. С точки зрения теории соглашения, царь не подчинен воле народа, а только должен считаться с ней. Но как именно считаться, в каких пределах считаться, — это из «освобожденской» теории «соглашения» не мо­жет быть выведено, и пока реальная власть в руках царя, «освобожденская» буржуазия неизбежно осуж­дена на жалкое положение попрошайки или маклера,

185

желающего победами народа попользоваться про­тив народа. С точки зрения самодержавия народа, необходимо сначала обеспечить на деле полную сво­боду агитации и выборов, а затем созвать действитель­но всенародное учредительное собрание, т. е. такое, которое бы было выбрано всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием и которое бы имело в своих руках всю власть, полную, единую и нераздельную власть, которое выражало бы на деле самодержавие народа.

Мы подошли, таким образом, к нашему лозунгу (лозунгу РСДРП) агитации по поводу Государственной думы. Кто может на деле обеспечить свободу выборов и полноту власти учредительного собрания? Только вооруженный народ, сорганизовавшийся в революцион­ную армию, привлекший на свою сторону все живое и честное из армии царя, победивший царские силы и заменивший царское самодержавное правительство временным революционным правительством. Учрежде­ние Государственной думы, которое, с одной стороны, «подманивает» народ мыслью о представительном образе правления, а, с другой стороны, является самой грубой подделкой народного представительства, — дает неис­сякаемый источник для самой широкой революционной агитации в массе, служит прекрасным поводом к уст­ройству собраний, демонстраций, политических заба­стовок и т, д. Лозунг всей этой агитации: вооруженное восстание, немедленное образование дружин и отрядов революционной армии, свержение царской власти и учреждение временного революционного правительства для созыва всенародного учредительного собрания. Определение момента восстания, разумеется, зависит от местных условий. Мы можем только сказать, что вообще революционному пролетариату выгодно теперь отдалить несколько момент восстания: вооружение рабочих подвигается постепенно вперед, настроение войска становится все ненадежнее, военный кризис стоит накануне разрешения (война или тяжелый мир), преждевременные попытки восстания могут принести громадный вред при таком положении дел.

186

В заключение, нам остается сопоставить вкратце очерченный выше лозунг тактики с другими лозунгами. Как мы уже указали в № 12 «Пролетария», наш лозунг совпадает с тем, что большинство работающих в России товарищей разумеет под «активным бойкотом». Тактика «Искры», рекомендовавшей в № 106 немедленную орга­низацию революционного самоуправления и выбора народом своих уполномоченных, в качестве возможного пролога восстания, совершенно ошибочна. Пока нет еще сил для вооруженного восстания и победы его, до тех пор смешно и говорить о революционном само­управлении народа. Это не пролог, а эпилог восстания. Такая ошибочная тактика сыграла бы лишь на руку «освобожденской» ** буржуазии, во-1-х, тем, что она заслоняет или отодвигает лозунг восстания лозунгом организации революционного самоуправления; во-2-х, тем, что она облегчила бы либеральным буржуа выдать свои (земские и городские) выборы за выборы народные, ибо народных выборов при сохранении власти за царем быть не может, а земские и городские выборы могут еще либералам удаться, несмотря на угрозы гг. Дур­ново.

Пролетариат исключен из выборов в Думу. Пролета­риату, собственно, нечего бойкотировать Думу, ибо эта царская Дума сама своим учреждением бойкотирует пролетариат. Но пролетариату выгодно поддержать ту часть буржуазной демократии, которая склоняется к революционному образу действий, а не торгашеству, к бойкоту Думы, к усиленной агитации в народе для протеста против этой Думы. Пролетариат не должен пройти молча мимо этой первой измены или непосле­довательности буржуазной демократии, когда ее пред­ставители говорят о бойкоте Думы (за бойкот выска­залось даже, при первоначальном голосовании, боль­шинство на июльском съезде земцев), говорят пышные фразы об обращении к народу, а не к царю (г. П. Петрункевич на том же съезде), а на деле готовы оставить без протеста в настоящем смысле слова, без широкой

187

агитации эту новую издевку над народными требова­ниями, готовы забросить мысль о бойкоте и пойти в Думу. Пролетариат не может оставить без опро­вержения те лживые фразы, которыми пестрят те­перь статьи в легальной либеральной печати (смотри, напр., «Русь» ^[2] от 7 августа), бросившейся воевать про­тив идеи бойкота. Господа либеральные газетчики развращают народ своими уверениями в возможности мирного пути, «мирной борьбы мнений» (отчего это Милюков не мог «мирно» бороться с Шараповым, господа, а?). Господа либеральные газетчики обма­нывают народ, заявляя, будто земцы «могут в известной мере (!) парализовать (!!) несомненно предстоящее воздействие на крестьянских избирателей со стороны земских начальников и вообще местной администрации» («Русь», там же). Либеральные газетчики в корне извращают значение Государственной думы в ходе русской революции, когда сравнивают эту Думу с прус­ской палатой эпохи бюджетного конфликта с Бисмар­ком (1863 г.) ^[3]. На деле, если уже сравнивать, то надо брать для примера не конституционную эпоху, а эпоху борьбы за конституцию, эпоху начала революции. Поступать иначе — значит перепрыгивать прямо от эпохи революционной буржуазии к эпохе примирив­шейся с реакцией буржуазии. (Сравни № 5 «Пролета­рия» о параллели наших гг. Петрункевичей и «бывшего революционера», — а потом министра — Андраши ***.) Государственная дума напоминает прусский «Соеди­ненный ландтаг» (сейм), учрежденный 3 февраля 1847 года, за год до революции. Прусские либералы тоже тогда собирались, да не собрались, бойкотировать эту совещательную помещичью палату и спрашивали народ: «Annehmen oder ablehnen?» («Принять или отклонить?» — заглавие брошюры буржуазного либе­рала Генриха Симона, вышедшей в 1847 г.). Прусский Соединенный ландтаг собрался (первая сессия была открыта 11 апреля 1847 г., закрыта 26 июня 1847 г.), повел к ряду конфликтов между конституционалистами

188

и самодержавной властью, но он так и остался все же мертвым учреждением, пока революционный народ и пролетариат Берлина во главе его не победил королевских войск в восстании 18 марта 1848 года. Тогда Государственная дума.., то бишь Соединенный ландтаг полетел к черту, Тогда созвано было (к сожалению, не революционным правительством, а королем, которого «не добили» геройские рабочие Берлина) народное собрание представителей на основе всеобщего избирательного права при сравнительной свободе агитации.

Пусть же буржуазные предатели революции идут в эту мертворожденную Государственную думу. Рос­сийский пролетариат возьмется за усиленную агитацию и подготовку нашего русского 18-го марта 1848 г. (или лучше 10 августа 1792 года).

«Пролетарий» № 14, 29 (16) августа 1905 г.

Печатается по тексту газеты. «Пролетарий», сверенному с рукописью