IV. АНАЛИЗ И ОБЗОРЫ

ТАК КТО ЖЕ МЫ ТАКИЕ? *

(Окончание комментария к аналитическому докладу по заказу Фонда Ф. Эберта)

Саид Гафуров

За годы реформ у россиян возросло чувство общности с людьми одинаковых политических взглядов. Как показало исследование, доля определившихся в своих политических симпатиях россиян составляет в целом чуть больше половины населения. В это число входят последователи пяти основных идейно-политических течений, в том числе сторонники: либерализма (радикальных рыночных реформ) – 7,2%; центризма – 16,6%; самостоятельного русского пути развития – 15,6%; коммунистической идеологии – 10,0%; социал-демократии – 5,2%.

Значительная часть россиян, эта цифра среди респондентов составила 44,6%, вообще не относит себя к сторонникам каких бы то ни было идейно-политических течений, их поведение строится главным образом на чисто прагматической основе. Аполитичность этой части населения отражает и протест против сверхидеологизированного социального бытия эпохи последнего десятилетия, и недоверие к политикам, политическим партиям и движениям, действующим на политической сцене современной России, и отсутствие (за исключением коммунистической и либеральной концепций) четко артикулированных платформ и программ различных политических течений. Отсутствие политических сил, отражающих интересы населения, проявляется и в том, что политическим партиям доверяют только 7,3%  из опрашиваемых, а не доверяют 59,6%. Кроме того, две трети заявили, что надежды на улучшение жизни в стране они не связывают ни с кем из ведущих российских политиков, и лишь треть смогла назвать, отвечая на этот вопрос, ту или иную политическую фигуру.

Как показывают результаты анализа, по своим наиболее общим мировоззренческим характеристикам аполитичная часть общества мало чем отличается от тех, кто назвал себя, к примеру, социал-демократом или сторонником самостоятельного русского пути.   В  свою  очередь,   некоторые   самоидентификации (социалист, центрист и т.п.) следует рассматривать не только в рамках их  формального  идеологического  содержания,  но и как

_____________________

Гафуров Саид Закирович – к.э.н., ответственный сотрудник Мингосимущества РФ

* Окончание. Начало см.: Альтернативы, 1999.. № 1. 

демонстрацию того, что все большая часть населения не желает себя соотносить с доминировавшим в начале 90-х годов делением общества на “коммунистов” и “демократов”.

Доля населения, считающего себя сторонниками радикальных рыночных реформ, сократилась с 1993г. в три раза. Резкое уменьшение числа приверженцев этого течения обусловлено прежде всего тем, что, в отличие от начала 90-х годов, современный отечественный либерализм – это не набор абстрактных формул: демократия, права человека, рыночная экономика и т. п. Это вполне осязаемая экономическая и политическая реальность, тот экономический курс, который осуществляет нынешняя власть и который отторгается большинством населения страны. Одновременно с этим отторжением происходило и охлаждение к Западу. Это, в свою очередь, привело к перетеканию значительной части бывших либералов в группу сторонников идеологии национал-державного толка. Те же, кто сохранил верность либерально-западническим ценностям, раскололись по меньшей мере на две группы, значительно различающиеся между собой оценкой текущих политических событий:

- либерал-прагматиков – тех, кто сознательно поддерживает нынешний режим и не желает радикальных перемен, ориентируясь на свои интересы, а не на какие-либо идеалы и харизмы;

- либерал-оппозиционеров, считающих, что нынешняя власть подверглась бюрократическому перерождению и предала идеалы демократии.

Причем, учитывая социальные последствия финансового кризиса в августе-сентябре этого года, следует ожидать дальнейшего сокращения сторонников либеральной идеологии с одновременным ростом среди тех, кто все-таки останется её сторонником, числа либерал-оппозиционеров.

В то же время следует иметь в виду, что, несмотря на сравнительно небольшое число своих прямых приверженцев, либеральная идеология пустила достаточно глубокие корни в российском обществе. В первую очередь, это связано с тем, что до последнего времени ей симпатизировала наиболее активная и динамичная часть общества. Кроме того, эта идеология широко представлена в органах федеральной исполнительной власти, финансово-промышленных группах, и, что самое главное, – в большинстве средств массовой информации. Понятно, это давало возможность сторонникам либерализма оказывать целенаправленное воздействие на умонастроения и взгляды людей.

Наименьшие изменения за период реформ, причем как количественные, так и качественные, претерпела группа сторонников коммунистической идеи. Это достаточно устойчивая группа, среди которой преобладают представители старшего поколения. Так, если в группе от 16 до 24 лет доля сторонников этой идеологии составляет всего 1,3%, то в группе 56–65 летних она достигает 21,8%. Однако далеко не вся эта группа является левой в обычном смысле этого слова. Среди сторонников КПРФ лишь около трети - приверженцы собственно “левой” коммунистической идеологии с отрицанием рыночной экономики и частной собственности. Большая же часть симпатизирующих – это “правые” коммунисты, видящие в КПРФ прежде всего партию, представляющую интересы сторонников твердого порядка и авторитаризма. Именно поэтому коммунистический электорат может, при известных обстоятельствах, пойти и за иным, некоммунистическим выразителем авторитарного запроса.

Расширилась за последние годы электоральная база течения, сторонников которого очень условно можно назвать “русскими националистами”, то есть тех, кто отождествляет себя с исповедующими идеи возрождения русской нации и поиска самостоятельного русского пути развития (с 10,5% в 1996 г. до 15,6% в 1998 г.), а также центристов.

Что же касается современных российских социал-демократов (“новые социалисты”), то они составляют весьма своеобразное идейно-политическое течение. Для его сторонников характерна слабая связь их идейных позиций с теми или иными публичными политиками, претендующими на занятие соответствующей ниши политического спектра. Это на первый взгляд парадоксальное явление связано с тем, что глубинной основой политических симпатий россиян выступают не столько их политические взгляды, сколько особенности их мировоззрения.

Из пяти основных идейно-политических течений четыре (кроме коммунистов) выступают за экономику с достаточно мощным частным сектором, и опять-таки четыре, но уже за исключением либералов, – за модель государственного капитализма в экономическом развитии. В сфере идеологии лишь коммунисты и социал-демократы тяготеют к идеологии марксизма-ленинизма, при этом для коммунистов это сопровождается стремлением к восстановлению СССР. Зато в социальной и культурной сферах сторонники самостоятельного русского пути, социал-демократы и коммунисты выступают носителями специфически российского менталитета. Либералы же и центристы в большинстве своем ориентированы на западную модель общественного развития, при этом для либералов этот выбор связан прежде всего с идеологическими факторами, а для центристов – с утилитарно-бытовыми.

Таким образом, сложившаяся в России идейно-политическая дифференциация внешне весьма напоминает традиционный политический спектр в большинстве государств с развитой политической системой, особенно европейских, где давно существуют свои “левые”, “правые”, а также “новые левые”, “новые правые” и весьма многочисленный, слабоструктурированный “центр”.

Дифференциация сторонников идейно-политического спектра по социокультурным основаниям и способности адаптации к жизни в рыночных условиях налицо. В наибольшей степени она выражена в противостоянии коммунистов и либералов. И это понятно, поскольку за каждой из этих доктрин и соответствующими им типами политического сознания стоит не только своя традиция, но и реализованный в той или иной степени социальный проект. Этот исторический спор о преимуществах или пороках указанных социальных проектов, по всей видимости, ещё долго будет определять политическую жизнь России.

В указанном историческом споре национал-патриоты и сторонники социалистической идеи играют пока второстепенную роль. Но это вовсе не значит, что у этих течений отсутствуют какие-либо перспективы. Скорее, наоборот, в будущем их роль значительно возрастет.

Процесс кристаллизации русского национализма идет пока медленно и сдерживается тем, что критерии собственно русской национальной идентичности исторически не вполне сформировались. Тем не менее, наличие стихийного переноса идентичности с государства на нацию, с понятия “россиянин” на национальность в массовом сознании прослеживается довольно отчетливо. Этому процессу способствует прогрессирующее отчуждение русских и других народов от государства.

Вне России большинство граждан РФ предпочли бы себя идентифицировать не по гражданству, а по национальной принадлежности. Лишь 36% опрошенных готовы были, окажись они, например, в Киеве, назвать себя россиянином, а 47% назвали бы себя русскими. Подобная реакция не похожа на другие многонациональные государства с либеральной культурой, зато она очень сходна с реакциями сплоченных по национальному признаку групп, как, например, татары.

Самое первое, лежащее на поверхности, объяснение этого факта состоит в том, что россияне, в том числе и прежде всего русские, как бы “стесняются” своего нынешнего государства. Им не за народ, а за державу обидно. Основания для такой точки зрения, безусловно, есть. За последние три года чувство стыда за состояние дел в стране оказывалось наиболее распространенным эмоциональным состоянием, присущим большинству россиян.

Исследователи высказывают гипотезу, что формальная государственная принадлежность не так важна, как способность группироваться со “своими” в любом месте и в любой среде. Такая идентичность удобнее для жизни в условиях формирования диаспор (есть ведь “русские русские” и “украинские русские”, “эстонские русские”, “немецкие русские” и т.д.).

Значение национальности в последнее время стало более заметным и при формировании среды общения человека. Если для многих национальных групп её роль всегда была достаточно велика, то теперь она стала выдвигаться на первый план и у русских. Как уже отмечалось, чувство общности с людьми своей национальности, по данным исследования, заметно превысило солидарность с россиянами (45,4% против 27,8%) и, тем более, “советскими людьми” (15,8%) или гражданами СНГ (10,1%). Несмотря на то, что категория национальности несколько абстрактна в том смысле, что национальность как таковая не представлена сколько-нибудь наглядно, она оказалась более важной, чем общность интересов с жителями того же города (поселка).

Факторы национальной консолидации русских в современных условиях еще не вполне сложились. Помимо языка, значение в ней, по-видимому, будет иметь психологическая близость (взаимопонимание). Стоит отметить в этой связи роль Православной Церкви. Вряд ли можно ожидать, что православие будет играть в настоящее время и в будущем такую же роль, какую оно играло до 1917 года. Однако это воздействие все же значительно, – тем более, что Церковь, в отличие от других общенациональных институтов, располагает высоким уровнем общественного доверия. Во всяком случае число опрошенных, заявивших о своей приверженности православию (54,0%), превысило число неверующих (46,0%). Вряд ли когда-либо в будущем “русскость” будет однозначно определяться через православную веру, как это было в прошлом. Скорее, эту роль станет играть особый тип духовно-психологической ориентации, который примет внеконфессиональную форму.

В целом русская социокультурная среда чужда дискриминации по национальному признаку. По-прежнему нормально воспринимаются межнациональные браки (70–75% молодых людей не усматривают в этом вопросе каких-то ограничений). Более 60% русских рассматривают Россию как общий дом многих народов, которые должны обладать равными правами.

И все же образ Российского государства в массовом сознании несет на себе значительную национальную нагрузку. В ситуациях, связанных с государством (государственностью), “российское” неявно сливается с “русским”, и наоборот, – русское мыслится как синоним российского. Большинство русских при этом не ищет для себя никаких преимуществ, но отказаться от ответственности за “это” государство, даже разделить её на равных с другими народами, они не готовы.

Поэтому в их понимании “все народы равны, но... президентом пусть будет все-таки русский”. Так считают 48,7% русского населения страны, в то время как представители второй половины не столько оспаривают такой подход, сколько занимают отстраненную позицию (им либо вообще безразлично, человек какой национальности будет президентом России, либо они со своим мнением не определились).

Большинство русских сохраняет традиционную модель благожелательного этнического взаимодействия. Национальная консолидация (интенсивность которой не слишком высока) в настоящее время в их среде ориентирована, скорее, на самопознание, чем на самоорганизацию как таковую. Однако в случае обострения межнациональных конфликтов, усиления экспансии каких-либо этнических групп (в том числе экспансии экономической) или внешнего давления на Россию, нельзя исключить переориентации этого процесса и выхода на первый план именно этнического фактора как способа самозащиты со всеми вытекающими отсюда политическими последствиями.

Заметная часть русского населения озабочена неблагоприятными сдвигами в этническом балансе населения, которые происходят на фоне неблагоприятных для русских демографических тенденций. Обозначился и образ этнического агрессора – “лицо кавказской национальности”. Примерно 9–11 % россиян трудоспособного возраста (это 7–8 миллионов человек) соглашаются с тезисом о том, что Россия должна быть “государством русских людей”. Еще более популярны “мягкие” формы националистических настроений типа того, что русские, составляя в стране большинство и неся основную ответственность за страну, должны иметь и несколько больше прав (почти 20% россиян). Таким образом, исходная база для политического старта русского национализма за последние годы, безусловно, сформировалась. Причем, на сегодняшний день национализм – это наиболее интенсивно развивающаяся, “поисковая” идеология в России, активно экспериментирующая с различными моделями политической мобилизации. Это заметно отличает её и от коммунистической, и от либеральной идеологии.

Идею превращения России в “обычную цивилизованную страну” разделяют ныне лишь 15% россиян. Большинство же населения считает, что импортные и, в частности, западные  ценности для России не подходят, как и зарубежные рецепты выведения страны из острого социально-экономического кризиса. И это при том, что большинство россиян самокритично оценивает нынешнее положение России и даже относит её к слаборазвитым странам мира.

В целом “средний” россиянин, собирательный образ которого можно реконструировать на основе материалов проведенного исследования, выглядит очень озадаченным. Привычные для него ценности и стереотипы рухнули, оставив в его сознании вакуум, так до конца и не заполненный. Правда, одновременно и для россиян, и для России открылись новые пути. Но ни один из них пока не кажется однозначно предпочтительным. Поэтому основная масса россиян не чувствует себя внутренне определившейся и подсознательно стремится “прийти в себя” и “оглядеться”, прежде чем идти куда-то дальше и принимать слишком обязывающие решения как в плане модели развития страны, так и в плане её внешней ориентации.

Этому состоянию “витязя на распутье” соответствует некая особая тональность, подспудно ощущаемая в характере ответов россиян на многие вопросы анкеты. Тональность эту можно выразить примерно следующей фразой: “Вы уж там сами по себе, а мы здесь сами по себе”. Речь идет о явно формирующемся у россиян чувстве самодостаточности, стремлении обрести себя в своем собственном российском доме.

Если на завершающем этапе перестройки (конец 80-х – начало 90-х годов) российское общество было буквально расколото на группы, имеющие полярную направленность практически по всем политическим, экономическим и социальным вопросам, то в настоящее время, при сохранении многих различий, глобального раскола уже не наблюдается. Более того, начинает формироваться общее мнение по ряду позиций обще­значимого характера. Прежде всего это касается нынешнего состояния страны и перспектив её развития. Подавляющее большинство россиян удручает происходящая практически по всем показателям деградация страны. Не случайно в их характеристике современного периода развития России преобладают исключительно негативные ощущения и оценки – людей тревожат преступность и бандитизм, неуверенность в своём будущем, национальные конфликты, коррупция и взяточничество, бездуховность, тяжёлое экономическое положение, социальная несправедливость, а также и тот факт, что Россия постепенно перемещается на периферию мирового развития.

Но в отличие от конца 80-х годов, неприятие ситуации, сложившейся в стране, не сопровождается стремлением “поджечь” свой дом, каким бы плохим он ни был. Более того, просматривается тенденция противоположного свойства – отчётливо выраженный запрос на “новый патриотизм”. Этот запрос выражается, прежде всего, в том, что большинство населения страны ощущают потребность видеть Россию не только страной проживания, но и ощущать себя жителем богатой, свободной и одновременно великой, пользующейся уважением в мире державы.

Хорошо известно, как с молчаливого согласия населения разваливался Советский Союз. В отношении современной России дело обстоит иначе. С одобрением к сепаратистским устремлениям отдельных регионов относятся лишь по 7–8% в каждой из выделенных идейно-политических групп, а на активный протест в случае угрозы целостности России готовы 44,8% коммунистов, 32,5% националистов, а также 37,7% либералов. Примечательно, что в каждой из этих групп более 50% опрошенных согласились с тезисом о том, что “Россия – общий дом многих народов...”.

Причем эта модель направлена не только в будущее. Она имеет сильный ретроспективный оттенок, так как многие её черты, именно с точки зрения роли государства в социальной сфере, россияне видели воплощенными в СССР, особенно на брежневском этапе его существования. Так, более половины всех опрошенных (51,6%) убеждены, что именно “СССР был первым государством в истории России, которое обеспечивало справедливость для простых людей и сделало для них возможной приличную жизнь”. Думается, что в условиях, когда практика постперестроечной России практически не дает позитивных моделей жизнеустройства, вполне закономерна не только мифологизация позднесоветского периода, но и востребованность либерализованного брежневизма.

Из почти двух десятков предложенных целей развития общества опрошенные выбрали в качестве приоритетных только две – повышение качества жизни и наведение порядка в стране. Этим целям отдали предпочтение соответственно 54,0% и 48,4% опрошенных. Все же остальные цели общественного развития, включая духовно-нравственное возрождение общества, сохранение русских традиций, создание эффективной рыночной экономики и т.д., отступают на задний план перед этими важнейшими на сегодняшний день проблемами.

Большинство населения России все претензии за беды, которые на него обрушились, склонно предъявлять государству, которое по-прежнему воспринимается единственной инстанцией, отвечающей за всё, что происходит в стране. Но необходимо видеть и другую сторону проблемы – ослабление самой российской государственности. Именно сомнения в способности государства реализовать только ему присущие функции обусловливают “метания” российского общественного мнения от симпатий к демократии до расположения к авторитаризму.

Несмотря на все катаклизмы переходного периода самосознание российского общества отличается определенной целостностью. Если что и нарушает эту целостность, то прежде всего абстрактные идеологизированные образы (“демократ”, “рыночник”, “коммунист” и т.п.), воплощенные в не менее идеологизированном понимании хода истории. Однако под влиянием консолидирующего воздействия повседневного негативного опыта (падение курса рубля, экономические ошибки “правительства реформаторов”, недееспособность Президента), что более или менее одинаково отражается и на старых, и на молодых, и на сравнительно благополучных, и на плохо обеспеченных гражданах, тот раскол, пик которого пришелся на начало 90-х годов, в последнее время сглаживается.

Как можно судить по данным исследования, в основе социальных представлений россиян лежит, судя по всему, идея трудовой справедливости. Россияне твердо убеждены в том, что воздаяние должно осуществляться “по трудовому вкладу”. Деятельность, не оставившая после себя некоего отчетливо фиксируемого и общеполезного продукта, за труд не признается. Поэтому и богатство, возникающее из спекулятивной игры, в глазах общества выглядит незаконным даже в тех случаях, когда при его приобретении закон формально не нарушался. С другой стороны, свое положительное отношение к увеличению в обществе числа богатых людей россияне связывают с ограничением и преодолением нищеты.

Результаты проведенного исследования дают основание отнести к числу бесспорных доминант массового сознания россиян их представления о государстве. Речь идет о народном восприятии государства не только как политико-правового, но и как социального института и непосредственного участника экономических отношений.

Это хорошо наблюдается на примере восприятия такого распространенного понятия как “демократия”. Излагая свое понимание демократии, россияне в сущности показали, что важнее всего для них правовая основа демократического государства (действительное равенство граждан перед законом и независимость суда). На второе место они поставили группу вопросов, связанных с возможностью политического самовыражения и “высказывания мнений” (свобода печати, возможность свободно выражать свои взгляды, свободные выборы власти). Вместе с тем, личные свободы, политические процедуры, самоуправление оказались для них существенно менее значимыми.

Примечательно в этой связи, что почти половина наших сограждан считает, что задача политической оппозиции состоит не в том, чтобы критиковать исполнительную власть, а в том, чтобы оказывать ей помощь в работе. Но ведь это не что иное, как отрицание конкурентной политики, ставящее под вопрос регулярность чередования политического руководства по принципу “маятника”. Выходит, разнообразие точек зрения необходимо (поэтому россияне поддерживают все способствующие этому институты), но не для того, чтобы существовали противоборствующие “команды”, а чтобы “осветить проблемы со всех сторон” и договориться. Однако договориться не по принципу “политического торга” (такая практика россиян раздражает), а по принципу совместного поиска истины, выработки объективно лучшего для всей страны решения.

Суммируя результаты данного исследования, можно сделать вывод: 2/3 россиян отдают предпочтение равенству возможностей над равенством доходов, около половины ставят равенство возможностей выше индивидуальной свободы, таким равенством не подкрепленной, и около трети выдвигают модель общества равных возможностей как цель развития страны. Тем самым, россияне вовсе не хотят “поделить все поровну”, как иногда изображали дело в публицистике первой “демократической волны” 1989–1991 годов, отголоски которой чувствуются и сегодня. Но вот на чем они действительно настаивают и за чем они очень скрупулезно следят – это равенство возможностей.

В свое время кризис командного социализма буквально расколол страну на два непримиримых лагеря, противостояние которых заставляет вспомнить знаменитую фразу Дизраели о “двух нациях”. Судя по непосредственно наблюдаемым реакциям населения, финансовый обвал, разразившийся в России в конце августа – начале сентября 1998 г., произвел прямо противоположный эффект. Он усилил и ускорил наметившийся в обществе процесс консолидации, который идет, с одной стороны, на основе общих цивилизационных ценностей, а с другой стороны, на уровне “чисто человеческих” оценок происходящих в стране событий. Люди почувствовали себя одинаково обманутыми, что, безусловно, отодвинуло различия в политических предпочтениях на задний план.

Если наблюдавшееся в последнее время прогрессирующее разочарование в ходе и результатах реформ нарастало, главным образом, за счет усиления критического настроя по отношению к отдельным личностям и политическому стилю администрации в целом, то теперь оно неизбежно затронет самые основы той модели развития, которая была предложена “командой Ельцина”.

Исходя из доминирующих ориентаций россиян, авторы предполагают, что они поддержали бы такие меры, как ренационализация отдельных приватизированных предприятий, относящихся к стратегическим отраслям или к отраслям, имеющим большую социальную значимость; приоритет развития производительных секторов экономики; твердые гарантии по государственным обязательствам (включая социальные); объективное расследование наиболее скандальных фактов российской политической жизни, в том числе обстоятельств возникновения последнего финансового кризиса, расследование деятельности некоторых наиболее одиозных фигур из состава прошлых кабинетов министров; демонополизацию ведущих СМИ и ряд др.

Обобщая данные исследования, авторы утверждают, что российское общество готово предъявить обновленной власти негласный, но как бы “согласованный внутри себя” социальный заказ. Он включает в себя:

- повышение роли государства в управлении экономикой, включая национализацию ряда крупных предприятий добывающей отрасли и части коммерческих банков, при обязательном сохранении в большинстве отраслей частного сектора, особенно – малого и среднего бизнеса;

- возвращение государства не только в социальную, но и в идеологическую сферу, необходимость выработки целей развития страны и путей их достижения при сохранении идейно-политического плюрализма в самом обществе;

- сохранение индивидуальных прав и свобод с одновременным восстановлением законности и равенства всех перед законом, ограничение роли олигархии;

- реабилитацию (за исключением “сталинизма”) советского прошлого страны;

- установление ответственности власти и её носителей за положение страны, прозрачных “правил игры” и гарантий против их произвольного пересмотра, создание механизмов контроля за осуществлением властных функций;

- осуществление политики смягчения необоснованно резких разрывов в уровне жизни населения.