ПИСЬМА С КИРОВСКОГО ЗАВОДА *

Письмо девятое: "ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ"

 

Борис Максимов

Нужен свет в конце туннеля

Завершение писем должно было бы носить оптимистический характер (в смысле активности рабочего движения) - хотя бы в духе "Оптимистической трагедии" Вишневского. Иначе, как говорят читающие, остается мрачное впечатление бесперспективности и это негативно действует на широкое рабочее движение (если бы его успехи зависели от наших "писем"!).Журнал отказывается продолжать печатать "письма". Завод не предстает в качестве флагмана рабочего движения, не подает пример. Кому нужны такие "письма"?!

Как выйти на оптимистическую траекторию? Жизнь, как будто бы, не дает для этого оснований. Может быть, придумать что-нибудь в духе достопамятного соцреализма? К счастью, жизнь в последний момент подбросила оптимистический эпизод. Его и используем. Кроме того, можно же сконцентрировать, высветить все то, оптимистическое, что все-таки имеется наряду с чернотой. Видимо, мы невольно, стремясь разозлить (расшевелить) людей, сосредоточились на пессимистической стороне, а светлая тем временем ушла в тень. Посмотрим же и на нее.

Если вспомнить действия рабочих и профсоюза завода с начала перестройки, получается вполне показательная картинка. Хорошо известны (и мы тоже это отмечали) выступления кировцев в конце 80-х - начале 90-х годов. В меньших масштабах и не так заметно для прессы (не старавшейся, видимо, и замечать) они проходили и в последующее время. Примером могут служить выступления бригады сборщиков на главном конвейере, о которых мы писали. Как бы они ни проходили и чем бы ни кончались, эти выступления являлись фактами рабочего движения. Завод был всегда одним из самых активных участников митингов, демонстраций, в т.ч. всероссийских акций протеста. Огромный транспарант заводского профсоюза всякий раз двигался во главе колонн, бросался в глаза и во время пикетирования в Москве. С завода был, очевидно, самый массовый выход во время самой суровой акции протеста 27 марта 1997 года; и кировцы не дрогнули, в первых рядах и до конца шли сквозь снег и ветер. В ноябрьскую акцию 96-го путиловцы провели какие-никакие, но все же реальные протестные действия на заводе. "Трактористы" при этом были готовы проявить подлинно массовую активность.

_____________________

Максимов Борис – к.ф.н., с.н.с. Института социологии РАН, организатор уникального социологического исследования, проводимого методом "погружения",  экономической и общественной жизни рабочих в период "реформ" на Кировском заводе.

* См. начало писем в № 4, 1995;  № 1, 3, 4, 1996;  № 1, 1997;  № 1, 2, 4, 1998

Завод первым заявил широкий протест в такой новой форме, как Ультиматум в адрес Правительства, Президента, Федерального собрания.

Независимый профсоюз завода постоянно проявлял солидарность с другими предприятиями и социальными группами при их выступлениях, откликался на призывы городской федерации профсоюзов. Так, когда учителя проводили пикетирование городской администрации, в знак солидарности с ними с завода была направлена группа представителей. При выступлении ЛФП против объявленной жилищно-коммунальной реформы, больно бьющей по бюджету трудящихся, в числе наиболее активных в протест включилась профорганизация Кировского завода.

Профсоюз Кировского завода настроен проявлять активность и в будущем. В середине 97-го КНП первым в стране начал реальную подготовку общероссийской стачки - в то время, когда ФНПР только пугал такой стачкой.

Самое же главное состоит, пожалуй, в том, что все эти годы профсоюз, наряду с протестными действиями, осуществлял кропотливую работу по налаживанию делового взаимодействия с администрацией, ведению колдоговоров, оказывал ежедневное давление на работодателя. Эта работа не так бросается в глаза, как забастовки, но для дела, возможно, имеет большее значение. Не только же стоять на баррикадах, надо вырабатывать и тактику мирной борьбы. Можно, видимо, сказать, что активность коллектива способствовала тому, что положение предприятия и трудящихся на нем является не самым худшим. Например, заработная плата на заводе почти в 2 раза выше средней по городу и гораздо выше, чем на других заводах сельхозмашиностроения.

Таким образом, при всем том, что мы говорили о пассивности рабочих, на общем фоне завод остается авангардом рабочего и профсоюзного движения, голос его звучит и сегодня, и по-сегодняшнему. А значит, по путиловскому рабочему и 80 лет спустя можно равняться.

Подтверждением, конкретным примером активности рабочих служит упомянутый оптимистический эпизод, о котором расскажем подробнее. На нем видно и то, с каким трудом пробивается оптимистическая нота только благодаря воле рабочих, их упорном сопротивлении, казалось бы, непреодолимым обстоятельствам.

Казалось бы безвыходная ситуация

Речь идет об очередном сокращении кадров на тракторном заводе, которое проводилось в связи с ухудшением положения в производстве и выглядело катастрофическим. Завод подошел к критической черте, сокращение грозило стать последним, после которого на ворота производственных корпусов надо вешать замок. Перед тем нередко говорили, что сокращаться больше некуда, при меньшей численности рабочих производство просто не сможет функционировать. Однако грянул приказ: сократить 620 человек - 30% кадрового состава, а в некоторых цехах почти 50%.

Известие об этом повергло многих работников в ужас, и не только рабочих, хотя они подлежали увольнению в первую очередь. Один из начальников цехов даже слег в больницу. Правда, страхи администрации и рабочих были различными: если первая переживала в основном за судьбу уникального производства, то вторые "предвкушали" тот момент, когда сами окажутся за воротами, что для некоторых означало окончание нормальной жизни.

Чтобы понять, в чем же чрезвычайность ситуации, мы обратились к администрации завода. "Да ничего особенного, - отвечал зам. директора по экономике. - Продолжается падение отечественного производства, вместе с которым падаем и мы. Текущий год оказался для нас критическим, государство отказалось выступать в качестве посредника в реализации нашей продукции. Сельхозпредприятия, основные потребители трактора, еще более обеднели и не могут самостоятельно покупать дорогую технику. За первые 4 месяца удалось продать за деньги только 1 (один!) трактор. При этом дело не в отсутствии спроса, это не тот случай, когда продукция никому не нужна и остается закрывать производство. Спрос есть. Теперь уже прямо на завод приезжают представители хозяйств, регионов, республик СНГ, просят продать трактора, но по бартеру. Парк машин у них давно износился, часть тракторов разобрали на запчасти. Предлагают зерно, водку, мазут, просят "под будущий урожай" и т.п. Но зарплату нельзя платить мазутом или "будущим урожаем". Налоги также натурой не принимают".

После "проработки покупательной способности заказчиков", пришли к выводу, что выпускать надо не более 2-3 тракторов в день (при расчетной мощности в 100 единиц). Вообще-то эта величина ниже минимальной, необходимой для удержания производства на грани выживания, она же определила и численность работников, которых возможно прокормить. И вот появился приказ "о приведении в соответствие с производственной программой численности рабочих и специалистов" с заданиями для цехов по сокращению.

Помощник начальника по кадрам сборочного цеха, издерганный, нервный, выражал яростное негодование по поводу происходящего, сетовал, что именно ему приходится выполнять эту "поганую" функцию по подбору жертв и их увольнению ("все считают, что это я сокращаю"), говорил о катастрофичности сокращения, когда некоторых специалистов практически не остается, но выхода из ситуации не видел.

А она и впрямь выглядела "глухой". Все руководители, с кем довелось разговаривать, подчеркивали, что на уровне завода проблему не решить, дело в общей ситуации, а ее изменить отдельное предприятие не в состоянии. Как правило, начальники, не стесняясь своего статуса, добавляли крепкие русские словца в адрес правящего режима и высказывали убеждение в целенаправленном разрушении отечественной промышленности. Какие-либо выступления рабочих, по их представлениям, были бы бесперспективны: "Ну, что они дадут?! Пусть едут к Ельцину, требуют изменить всю политику".

Покорные действия

И процесс "приведения численности в соответствие" пошел. В цехах приняли приказ к исполнению, стали намечать конкретных людей, составлять списки, называть фамилии на собраниях. На некоторых участках это делалось именем трудового коллектива, который голосовал за сокращение своих товарищей.

Сами сокращаемые, как правило, не протестовали. Молчали и остающиеся. Действовали привычные покорность, страх. Собрания проходили "при гробовом молчании". Лишь иногда люди ворчали, разражались бранью (но при этом и они - не в адрес своей администрации, а относительно высших властей, "доведших страну до такого состояния"; критиковать свое начальство работники не решались даже в ситуации, когда терять уже нечего).

Профсоюзные организации сокращение "приняли к сведению" сокращение, однако голос заводского комитета не был слышен. Завком первым получил информацию о готовящемся массовом увольнении, но, загипнотизированный "пониманием ситуации", вначале не предпринял решительных действий. На еженедельном совещании профактива был поставлен вопрос о сокращении на тракторном производстве. Но лидеры металлургических цехов выразили недовольство этим. В пересказе одного из участников актива их позиция выглядела так: "Сказали, почему, мол, вопрос ставится на обсуждение? Он касается, мол, трактористов, пусть они и разбираются у себя. А у нас и зарплата за два миллиона, и платят вовремя. Стыдили их - что же вы такие эгоистические?! Поражает такая позиция - люди ведь всю жизнь воспитывались в принципах коллективизма".

Профсоюзные организации в цехах протест также не организовывали, занялись кто - "переживанием", кто - "утешениями", кто - "соблюдением законности" в этом, противоречащем законам нормальной жизни, деле.

Предцехкома механического цеха говорила: "Как получила бумаги, которые надо подписывать, у меня слезы горькие полились. Мозги отказывались работать. Опять под эту кочергу попали женщины, опять те, которых уже однажды выводили за штат. Прошлый раз подумали: может быть, настанут лучшие времена, прокормим. И вот опять эти же люди попали под сокращение. Опять слезы, стоны... Для женщин на заводе нет работы в других цехах, они пойдут за ворота. Я в полной панике. На собрание пришел весь цех. Когда начальник вышел на трибуну, тишина стояла гробовая, меня било мелкой дрожью. Никто из работников не выступил, боятся за свое место. Задали только несколько общих вопросов... Потом рабочие, когда вышли с собрания, стали "размазывать" всех, в том числе профсоюз..."

В кабинном цехе предцехкома видела свою функцию прежде всего в том, чтобы "утешить людей, поддержать их моральное состояние, дух". "Я вижу, как люди тяжело переживают сокращение, боятся его страшно. Особенно женщины. Тяжелее всего морально. К тем, кого сокращают, просто страшно подходить. Вот женщина, которую давно знаю, прямо на глазах постарела. Сокращать трудно и потому, что все друг друга знают, но надо кого-то вытолкнуть. Фамилии зачитывают на участковых собраниях, там голосуют, туда я не хожу. Стараюсь поддержать человека, говорю, что он не единственный, кого сокращают, что это не самое страшное событие в жизни, привожу в пример рабочих, которые после сокращения устроились даже лучше, чем на этом заводе. Главное - вселить уверенность, чтобы человек не пропал". Функцию профсоюза председатель видела также в упомянутом соблюдении законности при определении конкретных людей и трудоустройстве высвобождаемых. "Процесс сокращения идет нормально. Эксцессов, слава Богу, нет. Идет трудоустройство людей. Трудоустройством заняты все: начальник (цеха), пом. по кадрам, мастера, цехком. Особенно усердно работает пом. по кадрам, использует свои связи, берет места на бирже и т.п. Нет такой позиции, чтобы избавиться от людей - и все. И многих удается трудоустроить."

Относительно протестных действий профсоюзов у предцехкомов оказались самые различные и нетвердые представления. Можно было видеть, что у председателей цехкомов нет четкого понимания своих прав, роли профсоюзов при сокращениях. Они не очень хорошо представляли, что означает их подпись на листке предупреждения о сокращении, вручаемом работнику, и полагали, одни - что это просто уведомление профсоюзов о предстоящих сокращениях, другие - что это их согласие на увольнение. На вопрос: "Что может сделать профсоюз?" - затруднялись с ответом. Лидеры ожидали протестные действия скорее от самих рабочих, мужчин и даже администрации и, соответственно, упрекали их в пассивности. Предцехкома: "На собрании ни один человек не выступил. Я говорю: Мужики, сколько можно надевать на себя ярмо?! Почему вы молчите? Мужики, что вы думаете?"

Сами сокращаемые на профсоюз, как правило, не рассчитывали, за помощью не обращались, не требовали от профсоюза защиты, некоторые увольняемые говорили, что это им и в голову не приходило. Рабочий (сокращаемый): "Я понятия не имею, что должен делать профсоюз в этом случае. Да и профсоюз у нас, как таковой, не работает. И не только в смысле отношения к сокращению, вообще не действует. Существует только на бумаге".

Вне профсоюза никакое сопротивление работники также не оказывали.

Над всеми довлело "понимание ситуации", воспринимаемой почти как неотвратимое стихийное бедствие. Обозначилось своего рода привыкание к сокращениям, теперешнее воспринималось как очередное, не последнее, острота реакции на него была притуплена. Остающиеся, как бы оправдываясь перед сокращаемыми, говорили, что "завтра будут на их месте, и еще неизвестно, кому повезет - нам или им". Администрация внушала, что выгодно сокращаться именно сейчас - средние заработки (что важно при постановке на учет на бирже) высокие, а за лето они упадут, летом работу найти легче, ближе же к зиме это вообще невозможно...

Выходило, что сокращаемым даже повезло. И, значит, это должно было вселять в них оптимизм. Вот только смахивал он на оптимизм утопленников.

Люди за трактором

Особую мрачность ситуации придавало то обстоятельство, что за гибнущим заводом стояли живые люди, шесть сотен человек в данном случае. Шестьсот жизненных драм, нередко - трагедий. Конечно, обидно потерять такое производство. И все же гораздо более страшной представала потеря 600 человеческих душ.

Между тем эта сторона сокращения на заводе, (как и во всей стране) можно сказать, выпала из общественного внимания. На первом плане, даже у профсоюза, стояли патриотические сожаления по поводу потери самого энергонасыщенного трактора, боль за деградирующее сельское хозяйство... А то, что при этом страдают конкретные люди, сотни человек оказываются выброшенными за ворота, становилось как бы вторичным. Это стало почти нормой, привычной, оправданной жертвой, приносимой в порядке вещей.

Однако именно жизненные драмы сотен людей были самым ужасающим в этой истории. Стоило бы посвятить отдельное "письмо", тому, чтобы выплеснуть хотя бы малую часть боли тех, кто оказался главными жертвами мероприятий по структурной перестройке, в данном случае очень смахивающей на коллапсирование производства. Здесь мы отметим лишь отдельные судьбы. Возможно, чтобы оттенить оптимистическую сторону в развязке ситуации.

Женщина из технологического бюро кабинного цеха. Та самая, которая "постарела на глазах", услышав свою фамилию в числе сокращаемых. "Я 15 лет отработала в этом цехе, начиная с вредной работы на покраске. Сейчас, выходит, подошла моя очередь. Мне 45 лет, куда я пойду? Кто меня возьмет? На заводе для женщин нет работы. За проходной в таком возрасте никуда не берут. Даже дворником по блату устраиваются. Когда я услышала свою фамилию на собрании, два дня плакала. Меня уничтожили как человека".

Мужчина, станочник, 50-ти лет. Рассказывает, как 32 года назад в числе пятерочников был привезен на Кировский из Марийской АССР, как с тех пор работал все время на заводе. Дома у него больная жена, младшая дочь еще учится в школе. Известие о сокращении в семье восприняли "болезненно", сам "до сих пор не может придти в себя", "весь организм трясется, голова болит". Трясется скорее не от обиды на завод, от страха - как дальше жить?

У другого мужчины, токаря из этого же цеха, положение вроде бы лучше. Ему осталось несколько месяцев до выхода на пенсию, вследствие чего он и был намечен к сокращению - "с меньшими издержками". По крайней мере, он будет получать пенсию и сможет как-то прожить. И сам он не воспринимает увольнение как трагедию, хотя и понимает, что на пенсию прожить сложно. Но с моральной точки зрения сокращение накануне пенсионного срока для него тоже весьма неприятно. "Выгоняют именно потому, что иду на пенсию. Обидно, что не дали доработать 4 месяца. Представлял, как будут провожать с цветами, памятный подарок вручат, как положено, хотя теперь это и не делают, профсоюз обеднел. Я всю жизнь отработал на заводе, начиная с ремесленного училища. В армию ушел с завода, сюда же вернулся. 44 года отработал. Неприятно."

Еще один мужчина, слесарь, попал под сокращение как нарушитель дисциплины. "Обида, конечно, есть, 36 лет отдал заводу, а теперь вышвыривают за ворота. Но в общем-то сам виноват. От нарушителей всегда старались избавиться. Но вот что теперь со мной будет?! Боюсь, что не удержусь. Работа все-таки заставляла держаться. А когда наступает день, другой, а работы нет - что остается делать?! Дома положение сложное. Жена не работает, дочь не работает, сидит с двумя детьми, за квартиру надо платить. Моя зарплата играет главную роль. А если останется пособие по безработице... да и то я могу пропить..."

После разговоров с сокращаемыми оптимизм казался совершенно неуместным.

Но души живы

И все же были, так сказать, живы души людей, это служило предпосылкой действий по преодолению подавляющей ситуации. И живы были души всех людей - от сокращаемых до руководителей завода.

Администраторы проявили беспокойство за сохранение не только производства, но и людей. Да и производство они старались спасти, как уже отмечалось, в значительной мере из патриотических побуждений. Сказывалось, видимо, воспитание, что о нем ни говорили бы. "Люди", "коллектив" не превратились пока для здешних начальников в безликую массу, просто рабочую силу, производственный персонал. Особенно переживали за людей помощники начальников цехов по кадрам, вынужденные заниматься "проклятой" работой по сокращению.

Профсоюзные лидеры, хотя и не встали стеной против сокращения, но были вбудоражены, болели за людей, старались, по своему разумению, облегчить их участь, потенциально были готовы и к протестным действиям - если бы был "соответствующий толчок".

Среди рабочих, "с живыми душами" оказались прежде всего сборщики. Сокращаемые и ждущие своего часа из других цехов прислушивались - что делается на главном конвейере. Им тоже не хватало "соответствующего толчка". Мы обратились к рабочим и профлидерам металлургического производства, будучи уверенными, что они не проявят солидарность, тем более, что лидеры, как отмечалось уже, выражали недовольство самой постановкой вопроса о сокращениях. Поначалу реакция действительно была отчужденной, большинство говорило, что даже "не слышали" о сокращениях у "трактористов". Звучало привычное: "самих нас могут в любой момент сократить", "нам некогда митинговать, работать надо", "в сентябре у нас тоже намечается сокращение, для омоложения кадров..." Но постепенно выяснилось, что в душе-то люди сочувствуют работникам тракторного производства, им "очень понятно их положение", и они даже готовы были бы выразить солидарность в какой-то форме, если бы "кто-то подтолкнул, организовал все это". Например, если бы проводилось профсоюзное собрание и принималось обращение в адрес "трактористов", то они проголосовали бы за него и подписали бумагу. Профлидер мартеновского цеха, как будто бы безучастный ранее, в разговоре с социологами горячо высказался за солидарность с "трактористами", и сказал, что проявляет ее на деле - регулярно ходит на акции протеста из солидарности с другими трудящимися ("мы так воспитаны"). По поводу проходящего сокращения в тракторном заводе он, правда, тоже ждал "соответствующего толчка".

Таким образом, можно было сделать вывод, что в глухой ситуации имелись все же предпосылки ее преодоления в виде спрятанного в душе, внутреннего, потенциального протеста. Для мобилизации потенциала, почти как в анекдоте Ю.Никулина, не хватало только "пинка".

Протест сборщиков

И толчок последовал. Мы ожидали, что он поступит со стороны рабочих. Это была бы идеальная схема. Рабочие выступают, это вынуждает "шевелиться" и профсоюзный комитет, и администрацию. Почти в соответствии со схемой все и произошло.

Запротестовали сборщики. Они с самого начала настроились не просто пассивно принять к сведению информацию о сокращении, но как-то, сообща, протестовать против него, при этом не дожидаясь, когда их расколют на остающихся, боящихся высовываться, и тех, на кого "показали пальцем", ощущающих себя жертвой, ожидающих отчуждения со стороны остающихся.

Но пробиваться к выступлению сборщикам пришлось нелегко. В субъективном плане главными препятствиями служили даже не страх и разобщенность, а упомянутое злополучное "понимание ситуации", всеобщая убежденность, в том числе и профлидеров, что на уровне завода, тем более цеха, ничего невозможно сделать, "дергаться бесполезно".

Но все же цехком, возглавляемый здесь лидером из рабочих, наметил для начала провести профсоюзное собрание с повесткой дня "О массовом сокращении в ПТЗ", выразить несогласие с сокращением, потребовать создать совместную с администрацией комиссию, которая проверит обоснованность сокращений (конечно, давит общая ситуация, но все ли делают свои начальники?).

Информация о заявленном протесте сборщиков разнеслась по заводу. И уже только слухи о готовящемся выступлении послужили в какой-то мере тем толчком, которого всем не хватало.

Выступление сборщиков

Провести намеченное собрание на главном конвейере оказалось непросто. Сборщики столкнулись с сопротивлением. И оно могло погасить протест.

Администрация стала возражать против собрания. Начальник цеха ругался, кричал, что проведение собрания не согласовали с ним, какое имеют право ставить вопрос о массовом сокращении, будоражить народ, сначала должно быть проведено административное собрание с доведением информации от лица дирекции... В конце концов, в последний момент, начальник просто ... "перехватил" собрание, заявил, что будет "вести его сам". И он действительно, по-хозяйски, сел на председательское место и стал вести собрание. Профлидеру пришлось уступить: "Не драться же на сцене за председательское место". Борьба выглядела бесперспективной хотя бы потому, что предцехкома была женщиной, а начальник - мужчиной могучего телосложения; полезут ли в драку рабочие, чтобы поддержать своего лидера, было неясно. Профлидеру оставалось только сказать, что "вырабатывается стереотип барина - когда хочу, тогда провожу собрание я", и сойти со сцены.

"Административное" собрание шло почти два часа и, казалось, должно было окончательно убедить рабочих в бесполезности каких-либо протестных действий. На нем, кроме начальника цеха, выступили директор тракторного завода, его заместители, руководитель маркетинговой службы... Приводились весьма убедительные данные об отсутствии реализации, необходимости сокращения кадров (персонала) и вообще критическом состоянии производства. Снова говорилось о продаже тракторов только по бартеру.("В прошлом году получали двигатели по 6-ти ходовому бартеру: получили окатыши из Карелии, отдали в Тулу на "Чермет", из Тулы получили чугун, обменяли на трубы и так далее. При этом металл со своей "Петростали" взять не можем. Трактора уходят за эл.энергию, газ, воду, колеса, аккумуляторы, двигатели - за все, что потребляет завод") Можно, конечно, содержать сегодняшнюю численность персонала, но тогда зарплаты упадут у всех, задержки станут еще более длительными. Уже сейчас денег в заводе нет. Есть огромный долг, по нему требуют платить пени. Надо кого-то резать. Во имя выживания остальных.

На административном собрании, понятно, не мог быть заявлен протест, только вопросы можно было поставить. На вопросы и реплики рабочих, все ли делает администрация для сбыта продукции, администрация отвечала, что работа ведется большая, систематическая - с Правительством, Агроснабом, также с регионами и другими странами. Маркетолог сказал, что 4 месяца не был дома, прошел все инстанции от Совета Федерации до Дома Правительства.

Рабочим оставалось возмущенно посетовать, что, с одной стороны, администрация требует повысить качество работы, а с другой, морально и экономически давит сокращениями - как в таких условиях нагнетания напряженности, неопределенности, нервозности можно делать хороший трактор? Задавались также сакраментальные вопросы: не лучше ли "срезать" оборудование, продать в Финляндию, цех сдать в аренду, получить живые деньги; не являются ли некоторые "руководители в верхах" врагами страны, направленными для уничтожения российской промышленности? И на них были получены утвердительные ответы.("Вы говорите, не срезать ли оборудование, сдать цех в аренду? Если честно, то так надо бы и сделать. В сегодняшней экономической ситуации в стране самым рациональным решением было бы закрыть цех, совершенно серьезно говорю". "То, что сделано с Кировским заводом - уничтожение уникального производства - это, вообще-то, преступление против государства").

И как рефрен звучало - на уровне завода мы с ситуацией справиться не можем.

Казалось, профсоюзное собрание теперь не собрать. Начальство второй раз не вытащишь, сами рабочие тоже не пойдут толочь воду в ступе. Да и какой толк собираться?!

И все-таки рабочие - именно они, в основном - провели профсоюзное собрание по поводу сокращения. Собрались прямо на конвейере, с утра, когда не было работы. Начальство приглашать не стали, чтобы не потонуть в бесполезных разговорах. Послушали нескольких выступающих из своих, выразивших самое главное, наболевшее.(В выступлениях звучало, что надо не поддаваться на убеждения администрации, противостоять сокращениям, держаться при этом вместе, сплоченно, не надеяться вообще на добрые жесты со стороны администрации. Готовиться к массовым выступлениям, акциям массового противодействия). Затем проголосовали за резолюцию и решили разослать ее в разные инстанции: директору, в заводской профсоюзный комитет, а также в другие подразделения, организации, чтобы привлечь внимание к своим действиям и заручиться поддержкой, хотя бы молчаливой. Присутствовали на собрании 60 человек - больше, чем на "административном", в основном рабочие. Главное, что присутствовало в резолюции - это противодействие сокращению кадров (полный текст резолюции см. в примечании). Вне резолюции и собрания говорили о других возможных действиях: выразить недоверие руководству цеха и тракторного завода, наладить контакты с профорганизациями смежных предприятий, чтобы взаимодействовать с ними, поддерживать друг друга, обратиться за поддержкой в другие подразделения Кировского завода, может быть, пригласить Ельцина на завод, как это было в 1991 году.

Победа рабочих

После собрания вопрос о сокращениях не был снят, и прошел слух, что сокращать будут в основном женщин - значит, под эту гребенку попадут прежде всего попадут те, кто не молчал, опора председателя цехкома тракторосборочного, знак "нон грата" получит и сама председатель, хотя формально она и не подлежит сокращению.

Несмотря на все это, настроение рабочих-сборщиков, в отличие от рабочих других цехов, было бодрым, в том числе и у женщин. И это был, пожалуй, главный результат действия рабочих, их позиции. Они сохранили свои души, не дали растоптать свое достоинство. Было видно, что даже если сокращение грянет, эти люди найдут силы, чтобы предпринять следующие шаги, по крайней мере сохранят, как горячие угли под слоем пепла, свое боевитое настроение.

Дело не ограничилось укреплением боевого духа рабочих. Заводской комитет профсоюза обсудил вопрос на профактиве, склонил все первички проявить солидарность с "трактористами" и принял "Заявление" в адрес генерального директора АО и директора тракторного завода. Выразив глубокую тревогу по поводу ситуации в тракторном производстве и признав тяжесть реального состояния, заводской комитет тем не менее призвал администрацию приостановить решение о сокращении кадров, усилить работу маркетинговой службы, высказал намерение обратиться к губернаторам города и области, к первым вице-премьерам Правительства РФ и настойчиво работать дальше в плане принятого "Заявления" по сохранению производства самого энергонасыщенного трактора - гордости России. "Заявление" не осталось незамеченным.

Администрация приняла меры на своем уровне. Она подготовила проект нового лизинга с участием города, области, федерального правительства и самих сельхозпроизводителей, использовала визит Президента в Петербург, подсунула ему проект на встрече с промышленниками, убедила принять предложения на рассмотрение. Руководство тракторного завода еще раз "проработало вопрос сокращения" и нашло возможности уменьшить число высвобождаемых наполовину (с 600 до 300 человек). На вопрос о том, какое значение имело при этом выступление рабочих, представители администрации говорили, что они и сами делают все возможное, в то же время осторожно отмечали, что толчок снизу заставляет, конечно, шевелиться, служит также аргументом в переговорах с вышестоящими инстанциями.

Таким образом, можно сказать, что рабочие одержали победу. В безнадежных, казалось бы, условиях. Им, правда, не удалось полностью предотвратить сокращение, но последнее было уменьшено более, чем втрое. Реально уволили только 180 человек. На главном конвейере живьем практически никого не резали. В последующее время администрация к сокращению больше не прибегала. Загрузку удалось сохранить, вопрос о закрытии тракторного производства был снят с повестки дня (по крайней мере, пока).

Стоит только заметить, что события развивались, как уже говорилось, "почти по идеальной схеме", т.е. все же не полностью по ней. Да, выступление рабочих играло роль импульса. В то же время действия администрации, хотя бы по ее словам, были независимыми, по крайней мере - одновременными с протестом рабочих. Может быть, специфика России в том состоит, что здесь противостояние между разными социальными группами, между рядовыми работниками и управленцами, даже между рабочими и реальными хозяевами пока еще не проявилось ярко. Они действуют сообща, фактически сотрудничая, по крайней мере в рамках предприятия, объединенные ситуацией выживания. Во всяком случае, повторим, усилия всех субъектов совпали во времени, каждый из них старался по-своему разрешить критическую ситуацию. Выходит, победу надо считать общей?

 Примечание

Резолюция общецехового профсоюзного собрания ц. 230.

Присутствуют 60 человек.

1. Требуем приостановки приказа 103 до полного разрешения вопроса по госзаказу.

2. Указать администрации АО "Кировский завод" на моральную ответственность за массовые сокращения трудящихся в тракторном производстве.

3. Немедленно погасить задолженность по заработной плате в самом срочном порядке и по отпускным.

4. Создать профсоюзную комиссию для объективного анализа ситуации в ПТЗ, включить в эту комиссию представителя от цеха 230.

5. Потребовать публичного (в газете) отчета Совета директоров АО "Кировский завод" по перспективе в тракторном производстве.

6. Осудить слабое противодействие руководства профсоюзного комитета АО "Кировский завод" массовому сокращению на ПТЗ.

7. Всеми силами противодействовать сокращению кадров тракторостроителей и развалу тракторного производства, отечественного предприятия ПТЗ.

8. Начать подготовку к акциям массового противодействия сокращению.