2. Как население России  оценивает

свое материальное положение и социальный статус

Нынешнее материальное состояние россиян очевидно – они живут не просто трудно, а очень трудно, и своим положением в подавляющем большинстве случаев недовольны. В июне 1998 г. основная часть россиян характеризовала себя как низкообеспеченных, а каждый десятый даже считал, что он живет за чертой бедности (рис. 4).

В числе факторов, разделяющих российских граждан по уровню благосостояния, прежде всего: тип собственности предприятия, на котором работает человек; социально-профессиональная принадлежность; возраст; регион проживания. Проиллюстрируем влияние важнейших из этих факторов. Прежде всего рассмотрим основной из них – форму собственности предприятия, на котором работали респонденты, свидетельствующую о степени их вовлеченности в рыночные отношения

Вторым по значимости признаком, определяющим уровень удовлетворенности населения своим материальным положением, оказалась социально-профессиональная принадлежность. В немалой степени это было связано с различиями в пропорциях работающих в госсекторе и в частном секторе экономики внутри каждой социально-профессиональной группы. И хотя в составе всех социальных групп имелись и считающие себя среднеобеспеченными, и считающие себя низкообеспеченными, различия в уровне обеспеченности отдельных социально-профессиональных групп, особенно в доле живущих за чертой бедности, исчислялись в разы. Так, среди сельских жителей была в полтора раза выше доля бедных, и почти вдвое меньше доля среднеобеспеченных, чем среди гуманитарной интеллигенции.

Рисунок 4

Уровень материальной обеспеченности россиян согласно их самооценке в июне 1998 г., в %

Каков же был в начале лета душевой доход россиян, и сколько денег они хотели бы получать, чтобы считать свой уровень благосостояния удовлетворительным? Как свидетельствуют данные, границей между чувством обездоленности и чувством удовлетворенности своим уровнем благосостояния являлась среднемесячная величина бюджета семьи из 3-х человек в 400–420$, то есть душевой доход в 130–140$ на человека. Как видим, запросы россиян в их основной массе были весьма скромными. Насколько же удовлетворялись даже эти скромные запросы?

Из данных, приведенных на рисунке 5, следует, что в июне 1998 г. половина россиян (48,3%) имела душевой доход почти вдвое меньший, чем тот, который был необходим для ощущения удовлетворенности своим материальным положением. Эта часть населения в условиях резкого роста цен в августе–сентябре этого года сразу оказалась в условиях глубокой нищеты, так как, с учетом роста курса доллара, их душевой доход стал составлять не более 25 долларов на человека в месяц. Для каждого четвертого россиянина он при этом спустился до уровня менее 16 долларов, т.е. около 50 центов на человека в день. Число же тех, кто был удовлетворен своим положением, составлявшее в начале лета около 20% населения, сократилось минимум в четыре раза. А ведь это наиболее благополучная часть населения, которая, как показывают предыдущие исследования РНИСиНП, имела основную массу денежных вкладов в коммерческих банках, которые оказались в настоящее время либо потерянными, либо замороженными. В этой связи можно констатировать исчезновение даже той относительно небольшой социальной базы нынешнего политического режима, которая была у него в начале лета 1998 г.

Рисунок 5

Доля имеющих различную величину среднемесячного дохода на одного члена семьи в составе населения России на июнь 1998 г. (по самооценкам), в %

Таблица 3

Материальное положение различных возрастных групп, в %

Судя по данным о душевом доходе (таб. 3), поколение старше 45 и, особенно, 55 лет, действительно оказалось основной жертвой проводимых реформ. И все же, реальные масштабы дифференциации благосостояния по возрастным группам были меньше, чем если опираться только на самооценки населения (рис. 6).

Рисунок 6

Оценка россиянами материального положения своей семьи относительно положения окружающих в 1990–91 гг. и в 1998 г., в %

Основная масса тех, кто жил примерно так же, как окружающие (61,3% всего массива), сохранила свои позиции и сегодня. Что же касается тех, кто жил “несколько хуже”, то остальное население как бы “подтянулось” к ним, и 45,3% этой группы в момент опроса считали, что живут теперь так же, как и окружающие.

Наиболее драматично положение тех, кто и раньше считал, что живет значительно хуже окружающих. Практически две трети этой группы по-прежнему считают, что живут значительно хуже других. Только с учетом падения стандартов жизни за последние годы это стало означать уже не просто бедность, а глубокую нищету.

В соответствии с выявленной динамикой материального положения за годы реформ можно выделить шесть групп россиян:

– те, кто считает, что их положение по отношению к окружающим за годы реформ улучшилось -10,5% (назовем эту группу “новые богатые”);

– те, кто считает, что жил ранее лучше окружающих и в настоящее время живет так же – 4,7% (назовем эту группу “старые богатые”);

– те, кто и раньше, и сейчас считает, что живет в целом как и окружающие – 39,2% (назовем эту группу “середняки”);

– те, кто считает, что их положение за годы реформ ухудшилось – 27,1% (назовем эту группу “потерпевшие”);

– те, кто полагает, что их жизненный уровень за этот период упал катастрофически – 14,1% (назовем эту группу “новые бедные”);

- те, кто жил раньше хуже окружающих, и продолжает считать, что живет так же и сегодня – 4,5% (назовем эту группу “старые бедные”).

 

Так все-таки кто же в конечном итоге выиграл, а кто проиграл от реформ, начавшихся в 1991г.? Таблица 4 демонстрирует разброс мнений респондентов в зависимости от их социального статуса.

Таблица 4

Оценка выигрыша или проигрыша от реформ в группах с различным социальным статусом, в %

 

Действительно, как видно из таблицы, большинство в группах выигравших и проигравших в ходе реформ основывали свои оценки на изменении своего благосостояния. В то же время, среди считавших себя выигравшими все же было 12,0% тех, чьё материальное положение за эти годы ухудшилось, а среди проигравших – 4,6% тех, у кого оно улучшилось, и которые, соответственно, исходили в своих оценках из более широкого круга факторов.

В целом можно утверждать, что наиболее болезненно процессы перехода к рынку сказались на положении ранее относительно благополучных групп. В ходе реформ среди массовых слоев населения произошла смена лидеров и аутсайдеров. С другой стороны, значительная часть тех, кто вошел в число “новых богатых”, в результате кризиса августа-сентября окажется в ситуации нисходящей социальной мобильности. Это не может не сказаться и на уровне социальной напряженности в обществе в целом, и на остроте восприятия ситуации в ранее благополучных группах.

Итак, выиграли в ходе реформ прежде всего те, кто сумел перейти на вновь возникающие предприятия частного сектора. На эту возможность влияли и социально-профессиональная принадлежность, и возраст, и регион проживания (в депрессивных регионах с отставанием в темпах рыночных реформ вероятность перейти на работу в частный сектор была, естественно, ниже, чем, скажем, в Москве или Нижнем Новгороде), и должность (руководители высшего звена в основном сумели сохранить свои привилегированные позиции, а вот среднего – в значительной степени их растеряли), и пол (женщинам сделать это было труднее). Соответственно, проиграли прежде всего те, кто в силу вышеперечисленных причин остались вне “рыночного сектора”. Кроме того, сильнее пострадали те, в чьих семьях были иждивенцы, прежде всего – несовершеннолетние дети.

Однако наряду с этими объективными причинами была ещё одна группа факторов, оказавших заметное влияние на динамику благосостояния россиян. Это некоторые социально-психологические особенности людей, роль которых в успешной адаптации к новым условиям оказалась значительно большей, чем принято считать. В числе этих особенностей, прежде всего, индивидуалистически-достижительные устремления, характерные для обществ западного типа, способствовавшие “выигрышу”. И наоборот, конформистско-пассивные установки, в большей мере свойственные традиционным обществам и выразившиеся в свято чтимом на Руси принципе “не высовывайся”, способствовали “проигрышу”.

Как показывают результаты исследования, динамика материального положения россиян по итогам семи лет экономических реформ достаточно жестко коррелировала с их распределением по типам ментальности, т.е. представившиеся за последние годы жизненные шансы каждый использовал по-разному в соответствии со своими личностными особенностями. И не случайно новый имущественный статус людей в ряде случаев оказался диаметрально противоположным тому, который был у них до реформ. Произошла смена аутсайдеров и лидеров, которая в значительной степени объясняется сменой различных типов поведения, поощряемых обществом.

Попробуем теперь ответить на вопрос о том, как представляют себе россияне модель современного российского общества и как они видят свое место в нем. Выяснить это в ходе опроса мы пытались с помощью графического теста, где респондентам предлагалось выбрать одну из фигур, отражающих возможную модель социальной структуры российского общества, и указать на ней свое место (см. рис. 7).

При всей своей нейтральности, каждая из этих моделей говорила о многом, так как позволяла зафиксировать подсознательные представления россиян о масштабах существующей социальной дифференциации, сравнительной численности групп, различающихся по их статусу, а главное – о собственном месте в современном российском обществе. При этом мы предполагали, что подавляющая масса населения выберет вторую, пирамидальную модель, поскольку представление об обществе как пирамиде буквально “с молоком матери” проникало в сознание наших сограждан.

 

Рисунок 7

Выбор россиянами различных моделей социальной структуры российского общества, в %

Однако реальные данные оказались несколько иными. Действительно, пирамидальную модель, где предполагается, что по мере нарастания бедности численность соответствующих слоев становится все больше, выбрало больше половины населения – 55,6%. Причем, чем старше были люди, тем с большей частотой они выбирали этот привычный образ (в группе 56–65 лет её выбрали более 60% населения при 48,2% в группе 16–25-летних). В то же время, почти треть россиян предпочла первую модель, где общество разделено на две практически никак не связанные между собой части – элиту, определенным образом структурированную внутри себя, и остальное население, также со своей собственной структурой, где большинство занимает средние позиции. Выбор значительной частью населения, прежде всего относительно молодых возрастов, модели общества, где элита полностью оторвана от остальных слоев населения, свидетельствует об усилении отчуждения основных слоев общества от его “верхушки”.

Что касается третьей и четвертой модели, то они предполагают наличие в обществе достаточно большого среднего класса. При этом третья модель, наиболее популярная в возрастных группах до 35 лет, допускает глубокую социальную дифференциацию, а четвертая модель свидетельствует о достаточно сильной социальной однородности. Сразу отметим, что численность сторонников четвертой модели оказалась близка к нулю (0,4%), так что чрезмерность существующей социальной дифференциации в сознании россиян не вызывает никаких сомнений.

Основой выбора той или иной модели современного российского общества был личный опыт человека, его ощущение собственного места в нём[1]. Среди избравших первую модель более 80% поместили себя в “большой эллипс”. Среди выбравших вторую (пирамидальную) модель более 85% составили те, кто располагал себя на четырех низших статусных позициях. Среди сторонников третьей модели свыше 80% расположили себя в центральном круге, в диапазоне от четвертой до шестой статусной позиции. Четвертую же модель избирали в большей степени те, кто ощущал свой статус как промежуточный и довольно расплывчатый.

Приведенные выше данные позволяют сделать вывод о том, что в массовом сознании утвердилась такая модель социального устройства современного российского общества, где основная часть населения противостоит его верхушке, где существует сильная социальная дифференциация, а большинство населения сосредоточено в наиболее бедных слоях. Если же в соответствии с полученными данными о том, где в этом обществе видят свое место россияне, попытаться построить его графическую модель, то наиболее точное её название будет “куполообразная”, так как по своему внешнему виду она удивительно напоминает купола русских церквей (см. рис. 8).

Как видно из представленного рисунка, российское общество по своей социальной структуре оказывается обществом смещенных вниз статусных позиций. Причем, учитывая и полученные в ходе исследования данные о динамике социального статуса за годы реформ, и социальные последствия финансового кризиса, следует ожидать дальнейшего смещения населения вниз этого “купола” и превращения верхней его половины в “шпиль”.

Таким образом, летом 1998 года Россию характеризовала такая социальная структура, при которой основная часть россиян была сосредоточена, по их самооценке, в средних слоях (половина которых по уровню благосостояния относилась к малообеспеченному населению), “низший” класс составлял чуть более трети населения, а слой между “высшим” и “средним” классами насчитывал всего 7–8%. Однако последствия финансового кризиса не могут не внести в эту и без того не слишком оптимистичную картину свои коррективы. Численность “низшего” класса резко возрастет и составит, с учетом полученных в ходе исследования данных о душевых доходах и масштабах роста цен за август-сентябрь, около двух третей населения. Сократится также число тех, кто относил себя к слоям между “высшим” и “средним” классами. Причем пострадают среди них в первую очередь те, кто улучшил свое положение за годы реформ, так как они относятся, в основном, к тем группам, по которым кризис ударит в наибольшей степени. Наконец, главным следствием кризиса станет окончательное исчезновение социальной базы реформ в том виде, как они сейчас осуществляются в России.

Рисунок 8

Модель социальной структуры современного российского общества