VI. ПОРТРЕТЫ

Я ХОЧУ ВАМ РАССКАЗАТЬ ... !

Т. Егидес-Самсонова

П. Абовин-Егидес.

Он прожил свою жизнь достойно. Хотя был грандиозный жизнелюб - он не испугался смерти.

Пётр родился 15 сентября 1917 года. Умер 13 мая 1997 года, не дожив до 80-ти лет 4 месяца. А очень хотел. Егидес оставил людям много - свою доброту, свой романтизм, своё неистовство, свои мысли, свои нерешенные проблемы. Эти проблемы и заставляют меня писать о нём, кричать о нём - люди, не забывайте о себе, не будьте равнодушными, будьте достойными своего предназначения. Это так важно - быть человеком особенным, уникальным, ответственным - личностью!

Панперсонализм (т.е. свободное развитие каждого во всех отношениях) - его философия. Его личная жизненная позиция и его способ объяснения мира, истории и мира человека.

Его методологией жизни и методологией подхода ко всем и личным и социальным (общественным) проблемам стал Человек, он является криком его души, заботой его сердца, импульсом его поисков.

В этой методологии, в этой философии как бы сливаются воедино эгоистическое-человеческое и общественно-социальное. Ибо не только одно без другого не может существовать, т.к. оно есть единое и нераздельное, но одно определяет другое и нет здесь первородства и превосходства. В этом единстве, нерасторжимости кроются все тайны человека и человечества.

Очень хорошо поняв это, Пётр Егидес сумел (или не смог иначе) направить свою жизненную энергию, свою мысль и свои чувства на поиск смысла жизни,  смысла  истории,  ибо ис-

____________________

Егидес-Самсонова Тамара - к.ф.н., диссидент-"шестидесятник".

тория есть история, прожитая людьми, ибо смысл жизни есть смысл истории. Судьба же, уготованная ему смыслом его поисков, его жизни, связала в единый узел два этих начала - жизни человека и хода истории.

Его личная жизнь не только было определена ходом истории его страны и народа, но в этом процессе он искал и постоянно находил своё место.

Октябрь 17-го года, года его рождения, определил его биографию. В 20-м году в ЧК был расстрелян его отец, и он остался сиротой. Исторически типичный и трагически обусловленный случай. Революция пожирает и больно кусает своих детей.

Сейчас идут споры - был ли Октябрь 17-го революцией или государственным переворотом? Революцией только политической или социальной?

В этих моих воспоминаниях и раздумьях нет места этим спорам. Однако этот Октябрь был судьбоносной датой для нашей страны и для Петра тоже. Потеряв отца, он вскоре стал детдомовцем: бабушка прокормить не могла и вынуждена была отдать внука новому нарождавшемуся Государству. Там он закончил школу. Ему повезло: он любил своих воспитателей, они любили мальчика, от природы наделенного умом, добротой и неистовой жаждой познания и поиска.

Потом рабфак. После ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории) в его образовании опять слились два потока осмысления и освоения жизни - философский и исторический. Он окончил исторический факультет и 3 курса философского.

Началась война. В первые же часы этого страшного испытания, унесшего миллионы жизней, он становится добровольцем первого московского отряда комсомольцев и коммунистов. Страна, со всеми зигзагами её развития, с историческими инициативами людей, не готова к инициативе подобного рода. Военкомат не знал, что делать с этими добровольцами, он, как и вся страна в этот начальный период, в шоке. И, как это часто бывало у нас, разыгрывается трагикомедия: добровольцев сначала направляют в Подмосковье и учат - но не воевать, а шагать победным маршем!... И только потом, под сильным давлением жизни в облике фашистских дивизий, их отправляют на фронт. Не обученных, в плохом обмундировании и с плохим оружием, но с сердцами, в которых горит лишь одно бесповоротное желание - победить, защитить свою страну.

И хотя Пётр уже к тому времени стал понимать, что Сталин ведёт народ не к желаемым им идеалам справедливости, а куда-то в другую сторону, что Сталин есть «Чингисхан с партийным билетом в руках», Пётр не позволил себе усомниться, а надо ли защищать страну? Его страну, его народ. Он решил: сначала победим - а потом разберёмся.

Но ему лично участвовать в победе не дали: он попал на 2 недели в плен, потеряв сознание от ранения в почку, и хотя потом ценой неимоверных усилий ему удалось бежать и даже прийти в свою часть - судьба (а она и есть история) определила его в Воркуту, добровольца сделала узником не чужого, а своего концлагеря.

Мне иногда кажется, что наши люди, в особенности те, с которыми ничего подобного не происходило, до сих пор не могут оценить ту бесчеловечную практику, которая применялась в нашей стране даже не к чужому (хотя это тоже плохо), а к своему народу! По крайней мере 70 лет его не только калечили духовно, психически и физически - его уничтожали, причём не худшую, а лучшую часть!

В 20-е годы уничтожили духовную культуру - убили и изгнали литераторов, философов, учёных.

В 30-е годы истребили «кулаков», а заодно, при помощи организованного голода - всех, кто был против «колхозов».

С середины 30-х до начала 40-х - чистки: уничтожены миллионы «политических врагов, окопавшихся в партии и в армии» - члены партии, в которых оставалось хоть чуть-чуть или интеллекта, или совести, или гордости.

В 40-е - серия войн, где наших безоружных соотечественников гнали на танки и укрепления. Плюс депортации целых народов. Ценой огромной крови войны выиграны.

И всё время беспредел, подозрительность, недоверие и унижение человека. Казалось бы: остановитесь, дайте людям хотя бы немного поднять голову, почувствовать своё человеческое достоинство.

Нет - грянули 50-е - вместе с «космополитизмом». И опять напрасные жертвы. И всё время особая ненависть - к людям, смеющим думать и говорить правду.

Разве всё это можно воспринимать как справедливое социалистическое общество? Не было у нас никакого социализма, да и вообще: социализм с прилагательными - это нонсенс!

И Пётр Егидес это хорошо понял: нет социализма - нет демократии! Но за них надо бороться. И конечно, встаёт вопрос: кто будет бороться? И как надо бороться?

На первый вопрос ответ был очевиден: лучшие, наиболее сознательные силы народа - значит, необходимо создание гражданского общества. Потому ему и не кажется бесплодной идея создания сначала оазисов социализма в море затопившего страну тоталитаризма. Он едет председателем в колхоз «Рассвет» Тамалинского района Пензенской области. И там с раннего утра до поздней ночи старается сделать всё, чтобы люди работали лучше, продуктивнее и, главное, не из-под палки, не как рабы, а как заинтересованные в результатах своего производительного труда работники, свободные и максимально раскрепощённые.

У молодого председателя совершенно чётко определяется идея социализма, которую он связывает в философском плане - с ликвидацией отчуждения человека от своего труда и его результатов; в практическом плане - с необходимостью максимальной материальной и нравственной заинтересованности в труде, обеспечивающем достойные материальные и духовные условия жизни. В духовно-нравственном отношении он стремился научить людей логике и этике, т.е. произвести в их головах логико-этические изменения, научить мыслить логически и чувствовать себя высоконравственно. Все его усилия и усилия поверивших ему колхозников наталкиваются на тупое и грубое сопротивление номенклатуры разных уровней, от райкома партии до её ЦК. На всех этих уровнях действует закон матрицы, которая выталкивает каждого, кто в неё не укладывается. Тупая, ограниченная, умеющая нюхом чувствовать «что-надо» власть предержащим, матрица с пеной на губах выступает за «новое» и «передовое», а на деле выталкивает и глушит любую инициативу и снизу, и сверху. Всё тотально определено и там, и тут: общество действительно «казарменное», но... не социалистическое. Эксперимент в колхозе не удается. Номенклатура его выталкивает пока способом почти «свергуманным» - уход «по собственному желанию» (но если не уйдешь - тюрьма!). Фактически «они» его победили, практически он не сдаётся и начинает серьёзно обдумывать вопрос о том, как добиться изменения этого общества. Приходит к выводу - демократически. Ибо насилием ничего кроме другого насилия создать невозможно. И всё же в голову пока приходят мысли и о возможной революционной ситуации - а что делать, если никак по другому не получается?! Он никуда не призывает - он спорит и обсуждает. Спорит яростно и обсуждает всесторонне. Такова его личность, её размеры и грани.

В стране начинается движение «шестидесятников». ХХ съезд партии. Оттепель. Мы стали думать. Немного повеяло ветром свободы, на первых порах многим он показался бурей, но так устроен неравнодушный человек. Если у него есть идеалы и он в них верит - он надеется. Егидес каждый раз с надеждой встречал всё, что казалось ему приближением к освобождению нашей страны и наших людей из тисков тоталитаризма. Оттепель отодвинула призрак молчаливости из нашей практики. И тем, кто хотел говорить и думать, показались в глубине тоннеля светлые огни. Для движения шестидесятников характерен интерес к личности, к проблемам отчуждения, к гуманизму.

После инвазии в Чехословакию в 1968 году стало особенно ясно, что насилием ничего, кроме насилия, создать невозможно.

Отдав силы движению шестидесятников, Пётр в каждой из трёх тем, которые я назвала выше, попытался сказать своё слово. В 1957-1958 годах в Тбилиси выходит книга «Актуальные проблемы марксистской этики». В этой книге 17 авторов, этики с периферии, пытаются придать, наконец, научный характер этическим взглядам, господствовавшим тогда в нашей стране. Реакция «властей» была завидно моментальной. Книга тут же была разгромлена в 14 номере «Коммуниста» за эти годы. В разгромной статье, написанной профессором Колбановским и доцентом Ефимовым, критика сконцентрировалась главным образом на Мильнере-Иринине и Егидесе, которые обвинялись в отходе от марксизма, от классовости, от партийности и ещё бог их знает от каких других штампов. Резонанс большой: философы, наконец, «спорят». Но вновь побеждают рутина, серость и «штампомыслие».  Однако авторы - почти на свободе, т.е. продолжают работать на своих местах - но на многих из них уже запрет в печати.

Вернёмся к Чехословакии. «Защищая» в Праге «интернациональные интересы социализма» наши войска расшатали коммунистическую монолитность.

У нас в стране те, кого интересовали эти вопросы, моментально раскололись на два лагеря: за инвазию, «все средства хороши для коммунизма» (вспомните ленинские слова на III съезде комсомола «нравственно всё то, что служит делу коммунизма»), и против инвазии в Чехословакию, за самоопределение чехов, ибо стало очевидно ясно, наконец: таким образом социализм не построишь, так его можно только убить. И убили. Сначала у нас, в ходе послереволюционных процессов, потом у венгров, чехов и т.д.

После Чехословакии Пётр написал труд «Единственный выход», где заявлял, что у нас нет ни социализма, ни демократии, что их надо создавать, и приложение к рукописи «Меморандум», состоявший из 14 пунктов демократии.

Тут уж тоталитарная матрица не выдержала, и хотя принципы-то были социалистическими и демократическими, а государство-то наше ой как громко кричало, что оно единственное (почти) социалистическое (и без изъянов) демократическое (самое) - она его, «непослушного» гражданина Егидеса, выплюнула, и не куда-нибудь, а в психушку.

Год велось следствие - тогда он был то в Бутырках, то в Сербского, то на Лубянке. А потом по суду, т.е. по той же «беззаконщине» («...поймите вы наконец», - писал Ленин, - «диктатура пролетариата опирается не на закон, не на право, а на насилие...») приговорило его за социалистические и демократические (но не их толка) взгляды к принудительному психиатрическому лечению. Абсурд?! Да, но очень типичный для страны тотального насилия.

Очень вредно считать такую страну хоть чуть-чуть, хоть немножко, хоть не совсем - но всё же социалистической. Ведь так можно совершить непростительную ошибку, и вместо руководства государства и партии (тогда - КПСС) судить ни в чём не повинных людей. Вспомните конституционный суд над КПСС в 1992 году: кому он был выгоден?! Тем, кто на протяжении семи десятилетий совершал преступления против народа: судили-то абстракцию, а не реальных преступников, имеющих конкретные имена, как например в Германии, в Нюрнберге.

Приведу слова Абовина-Егидеса, которые ему не дали произнести в Конституционном суде «Правда» от 16 и 18 июня их напечатала в статье «Я обвиняю». Вот они: - «Подчёркиваю - запрет КПСС выгоден её беспринципному руководству: то, что сваливают вину на всю партию, на рядовых членов, отвлекает внимание от конкретных пакостей этого руководства. Их-то лично не судят, а удовлетворяются обвинением партии вообще, запретом её в целом, а они выходят не только невредимыми, а ещё и новые синекуры занимают, приспосабливаются к новой конъюнктуре. Им наплевать на партию - они никогда в ней не были по идейным мотивам. Они-то и готовы отдать рядовых членов - всю партию - «на позор и разграбление», лишь бы скрыться самим. ... Дело нынче в другом - в том, что новый режим остается антидемократическим, он насильно навязывает народу одно ярмо вместо другого, новую кабалу вместо старой. И КПСС запретили именно для того, чтобы новое насилие легко было осуществить.» («Правда» от 16 июня 1992 г., стр.2).

Как видите, он всегда оставался социалистом и демократом.

Но в том-то и дело, что он всегда был особым социалистом и другим демократом.

Для понимания его взглядов и его жизни важно иметь ввиду, что тоталитарный строй в нашей стране Егидес никогда не считал социализмом. Он считал, что социализма у нас не было, никакого и никогда, его предали, его сломали, народ обманули. А демократом он был потому, что ненавидел насилие и считал, что справедливость может победить исключительно путём демократическим, но не насильственным.

Вот почему он поверил сначала и еврокоммунистам, отвергнувшим идею диктатуры пролетариата. К сожалению, как потом оказалось на практике, еврокоммунисты не встали на последовательно демократические и социалистические позиции, и одной из серьёзных причин этого было то, что они не сумели полностью освободиться от влияния и нажима КПСС.

Везде и во всех практических  делах Егидес стремился добиться освобождения от тотальной зависимости от тех сил  зла и лжи, которые деформировали ростки социализма и демократии. Он стремился понимать людей, движения, партии, власти не только и не столько по их словам, сколько по их делам, применяя при этом этические оценки Добра и Справедливости. Кое-кто считает подобный подход ограниченным, этическим, идеологическим и т.д. и т.п., вместо того, чтобы понять, что не может быть полноценной Истории вне этих социально-этических ценностей. Как вы разберётесь в политической возне, шоу, которые разыгрываются сейчас у нас всеми властями, партиями и политиканами, если вы не будете применять к ним этических оценок? Только они хоть немного способны что-то прояснить.

Выйдя из психушки через три года (вместе со «следствием») он нашёл своё место в движении диссидентов, т.е. движении демократическом, в борьбе за права человека в нашей стране.

Он шёл по всем этапам, по всем зигзагам истории нашей страны, если только эти зигзаги внушали ему надежду на победу справедливости и демократии, а для него - социализма. Он любил нашу многострадальную страну, любил людей. Он был настолько широк, что любил от самого дорогого и близкого человека своего маленького правнука Давида до всего человечества. Всё включалось в него и он всех в себя вбирал.

Пётр Егидес вступил в диссидентское, правозащитное движение, демократическое и высоконравственное движение людей нашей страны, которые требовали от государства выполнять Хельсинские Соглашения по правам человека, подписанные нашими властями. В этом движении были разные люди, с разными характерами, мировоззрением, мироощущением. Но это были смелые люди, они хотели для своей страны Добра - они боролись за правовое государство. Они выступили против беспредела, последовательно и постоянно приводящего к насилию и беззаконию, т.е. к диктатуре, только совсем не пролетарской и не к диктатуре трудового народа  (это вообще невозможно) - а к диктатуре власть предержащих, конкретней - к диктатуре Политбюро ЦК КПСС. Диктатура вообще может быть лишь властью мошенников, авторитетов и преступников. Общество, преследующее справедливые цели, не может опираться на диктатуру. В худшем случае оно допускает ее как временное зло. Это очень хорошо доказано историей нашей страны.

Диссидентамистали те, кто понял, что дальше так жить нельзя, нельзя дышать, нельзя себя уважать. Там были и монархисты, и либералы, и анархисты, и социалисты, и те, кто ещё не знал, за что они, но знал, что больше молчать невозможно. Их не остановили ни тюрьмы, ни лагеря, ни психушки. Их дело было почти безнадёжным, многие это понимали, но их пример начал то брожение в обществе, когда изменения стали необходимостью. Их подвиг был высоконравственным, а стало быть полезен и необходим.

В 1979 году Пётр вместе со своими друзьями - с Раисой Борисовной Лерт - очень пожилой, прекрасной журналисткой, с молодым химиком Валерием Абрамкиным, с Владимиром Гершуни, отдавшим всю свою жизнь борьбе за справедливость, с молодым экономистом Виктором Сопиркой, с известным, но тогда ещё очень молодым журналистом Глебом Павловским, с рабочим, принимавшим участие в демократическом движении, Юрием Гриммом начали явочным порядком, «самиздатским» способом выпускать  Свободный Московский журнал «Поиски». Это не был подпольный журнал. В том-то и вся суть, что он был открытый. На первой страничке были написаны все 7 подлинных имён редакторов журнала. И поэтому КГБ даже искать их не надо было. Эти семеро редакторов хотели своими действиями доказать, что в нашей стране свободная пресса невозможна, свободы слова не существует. Они прекрасно понимали, на какие жертвы идут. И действительно, уже с 3-его номера журнала прокуратурой  было заведено на него дело, 5-ый номер КГБ конфисковало. В декабре 1979 года был арестован Валерий Абрамкин. Пётр Егидес был вызван к следователю Бурцеву и ему было сказано, что либо он уезжает на Запад, либо его посадят в тюрьму в третий раз и, как они сами сказали, «сгноят».

Редколлегия решила, что Егидес поедет на Запад и там организует выпуск «Поисков» типографским способом. С 17 января 1980 года Пётр Егидес  - не по своей воле - становится эмигрантом. Жизнь в эмиграции очень трудна, особенно если ты не знаешь языка страны, если тебе много лет и ты уже не можешь работать. Всё своё время, все свои помыслы Пётр опять отдаёт своей стране, её страдающему народу. В эмиграции он издаёт «Поиски», постоянно заботясь о том, чтобы найти для них «чистые» деньги - и он находит. Много сил тратит на защиту через «Эмнисти интернейшнл» товарищей-редакторов московских «Поисков», которых одного за другим КГБ пересажало в лагеря и тюрьмы, за исключением больной и очень пожилой Раисы Лерт. Позже он становится президентом Общественного комитета спасения А.Д.Сахарова. К этой очень трудной задаче он старается привлечь известных и ответственных людей. На митингах в защиту А.Д.Сахарова выступают Ив Монтан, Марен Альтер и многие другие, кому дороги идеалы свободы и гуманизма. Сам Пётр пытается привлечь к защите прав человека в нашей стране очень известных пацифистов, доказывая на их собраниях, что нельзя быть честным пацифистом не будучи гуманистом и правозащитником.

Несколько позже он вступает в социалистическую партию Франции, не оставляя забот о своей стране.

На Западе, в основном с помощью левых сил Франции, были переизданы все 8 номеров «Поисков», были изданы некоторые брошюры и книги. Мы старались посылать их на Родину, но это было очень трудно.

У самого Петра в «Поисках» по сути не издано ещё 15 работ. Я считаю необходимым их издание, т.к. они почти все представляют определенный теоретический интерес. В них он осмысливает проблемы социализма и самоуправления, анализирует уроки истории нашей страны.

И на Западе Пётр не перестаёт искать для России пути выхода из тоталитарного застоя, пути, ведущие к справедливости.

Хочется отметить, что он был величайший оптимист. Через всю свою жизнь, трудную, которая не однажды могла выбить из колеи, он пронёс идею социализма. И хотя никогда не обольщался на тот счёт, что в нашей стране он состоялся, Егидес продолжал до последнего дня своей жизни верить в то, что социализм не только возможен и необходим людям, но обязательно наступит такое время, когда люди смогут его осуществить.

Он искал пути элементарной справедливости, через которую возможно осуществление социалистических идей.

Пётр приветствовал Перестройку - он вновь надеялся. Негодовал, когда был расстрелян Белый Дом, т.е. расстреляны ростки демократии. Резко осудил кровавую бойню в Чечне, считая, что каждый народ имеет право на самостоятельное развитие. Ненавидел узурпацию и узурпаторов всех  мастей, ему всегда были близки только одни - демократические методы. Без демократии он не мог представить себе нормального состояния общества.

Кто-то считает, что я хочу его представить большим демократом, чем он был на самом деле, как бы либералом. Все термины и штампы неточны.

Он бы не стал выступать в Конституционном Суде, если бы не был приверженцем демократии. Многие не поняли тогда его жеста. Он был за демократию, и именно поэтому был за то, чтобы судить руководство КПСС 2-м Нюрнбергским процессом за совершенные ими преступления против человечества и человечности. Он считал, что Конституционный Суд не судит действительных преступников, а лишь покрывает их преступления, размыв ответственность тех, кто эти преступления совершил, в абстрактной вине 18 миллионов членов партии, многие из которых сами были жертвами преступного режима, созданного бюрократической номенклатурой этой партии. Его выступление на Конституционном Суде (ему не дали говорить) имело бы большой гражданский резонанс. Вот послушайте: «Своим Указом о запрете КПСС и призывом судить её Ельцин парадоксальным образом выводит из-под удара как раз руководство КПСС - ведь судить надо персонально именно членов этого руководства за их конкретные преступления. ... Кстати, в архивах КГБ хранится мой сценарий «2-го Нюрнбергского процесса», и он касается суда над непосредственными злодеями - членами и кандидатами в члены Политбюро ЦК КПСС, секретарями обкомов, горкомов, генералами КГБ, прокурорами, следователями, «стукачами», т.е. всеми, кто причастен к преступлениям против человечности и к нарушениям прав человека, а не над миллионами членов партии.» («Правда» от 16 июня 1992 г., стр.2).

Пётр Егидес не был ординарным социалистом советско - «марксистско-ленинского» толка, он был последовательным приверженцем социализма как общества социальной справедливости, освобождённого труда, общества самоуправления, общества, которое способно к демократии, к защите прав человека, к действенным формам гуманизма. Ему был чужд принцип «нравственно всё то, что служит делу коммунизма», этот принцип он считал маккиавелизмом («цель оправдывает средства»). Он полагал, что необходимо мыслить в корне по-иному, а именно: коммунизму (социализму) может и должно служить только то, что истинно нравственно, т.е. гуманистично.

Вот поэтому не следует его путать с теми «крикунами», которые кричат  за социализм, но каждый раз отступают от него при любом неблагоприятном для них лично политическом зигзаге. Егидес настаивал на разборчивости (нравственности) в средствах, он понимал, что любыми средствами построить социализм невозможно, вот поэтому он и считал, что в нашей стране не было никакого социализма, кроме его лживой декларации, прикрывающей совершенно иную общественную форму. Он никогда не звал народ назад - к разновидностям тоталитаризма или, как он писал, этатизма. Он призывал народ идти вперёд, к ещё никогда не удававшемуся, подлинному социализму.

Последние годы он серьёзно занимался теорией самоуправления, искал свои надежды в обществе самоуправленческого социализма. Он выступил с идеей «оазисного» развития, суть которой в том, что в сегодняшних условиях он не видел  возможности планетарного и моментального изменения общества, которое приведёт к социализму, т.к. перевороты подобного рода («революции») чреваты забвением истории и несут в себе силы, которые деформируют процесс и результаты переворота.

Люди вынуждены - и в этом суть рационализма и гуманизма - считаться с тем, что уже сделано предшествующими поколениями.

К.Марксу и Ф.Энгельсу приписывали взгляд, согласно которому они якобы считали, что социализм не возникает в недрах капитализма, а строится после установления диктатуры пролетариата, сознательными усилиями масс. Это выдумка Ленина-Сталина для оправдания необходимости революции. Посмотрите «Манифест Коммунистической партии» - уже там Маркс и Энгельс чётко определяют свою позицию: социализм, также как и другие формации, возникает в недрах предшествующей.

Стабильными могут стать те «оазисы», где практически уже сложились отношения свободного труда, справедливости, гуманизма. Такие оазисы появляются в разных системах - их поддержка, изучение и распространение их опыта может стать способом построения демократии и социализма. На мой взгляд идея оазисного развития плодотворна, хотя она требует своего дальнейшего осмысления, развития, уточнения, углубления.

Пётр с огромным вниманием относился к социальным идеям А.Д.Сахарова, в частности - к его идее конвергенции, которую он считал необходимым уточнить, но в которой его привлекала суть. Под этой сутью он мыслил историческую необходимость ответственных отношений к опыту, практике, которые накапливались трудящимися и учёными разных народов и стран мира. Он понимал Андрея Дмитриевича так, что тот призывал к бережному отношению к истории, к проверенному ею опыту демократии и справедливости, где бы этот опыт не имел место. В своей книге об А.Д.Сахарове «Андрей Сахаров. Трагедия великого гуманиста» (Поиски. Париж. 1985) он призывал учиться у Андрея Дмитриевича непредвзятому, внеидеологическому гуманизму.

Я хочу подчеркнуть что человеку после смерти невозможно защищать свои взгляды, и надо быть очень осторожным, чтобы их не исказить, не изуродовать. Жизнь Егидеса заставляла его многое серьёзно обдумывать, передумывать, уточнять, исправлять. Ведь если человек не меняется - он либо глуп, либо догматик и фанатик. Ни тем, ни другим Егидес не был - это можно легко обнаружить, читая его книги, статьи, воззвания. Он всегда думал, и если обнаруживал, что был не прав - умел согласиться со своими оппонентами, хотя это ему давалось не без труда.

В целом он был неизменен - в приверженности к социализму и к демократии, хотя представления и о том и о другом уточнял, углублял. В последние годы жизни он считал себя критическим марксистом. Он говорил, что ему претят всякие именные названия: марксизм, ленинизм, сталинизм и т.д. Каждый, считал он, должен стремиться к тому, чтобы иметь свою персональную точку зрения, что конечно не означает, что не следует глубоко уважать глубину и серьёзные взгляды другого человека. Он изложил свою философскую концепцию, назвав её панперсонализмом, т.е. концепцией развития личности человека во всех отношениях. Свобода личности им определялась не только как мы её трактовали в период советского развития марксизма - как осознанную необходимость. Он считал, что одного знания необходимости недостаточно, необходимо ещё, чтобы условия (общественные и субъективные) развития человека были достаточными для его свободного и полного, а не фрагментарного развития. В основу своей философской концепции панперсонализма он заложил идеи освобождённого труда и необходимости человека принимать личное, самостоятельное участие в решении конкретных задач, проблем, выработки позиций в своей собственной и общественной жизни. Абсолюты,  безусловно,  в тягость для человека, но его стремления, его цели, направленность его жизненной энергии становятся реализацией его свободы, когда он самостоятелен, ответственен, когда история оборачивается для него не только стороной необходимости, а и стороной его свободного и творческого поиска и выбора.

Трудно рассказать о жизни любого человека, о жизни Петра Егидеса - в особенности. Он прожил жизнь сложную, полную драматических ситуаций, но вместе с тем и интересную, творческую и плодотворную.

Я надеюсь, что его идеи - и те, которые люди примут, и те, которые ещё многие будут развивать, уточнять, дополнять, а в чём-то и усомнятся - не пропадут даром.