V. ЭССЕ

"РАДИКАЛЬНАЯ  ГЕОГРАФИЯ":

К КРИТИКЕ КОНЦЕПЦИИ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ

Юлиан Тютюннник

Возникновение радикальной  географии было закономерной реакцией научного сообщества географов в странах Запада на всестороннее  наступление  империализма на права и завоевания трудящихся после "красных шестидесятых".  Политические события 60-х гг.  и активная теоретическая работа "новых левых" и их предшественников (Сартр,  Фром,  франкфуртцы) непосредственно предопределили становление радикальной географии,  хотя корни ее восходят к трудам таких прогрессивно мыслящих географов XIX -  начала XX  вв., как  Л.И.Мечников,  П.А.Кропоткин, 3.Реклю.

В центр внимания  общественной  радикальной  географии  были поставлены такие проблемы  как несправедливое перераспределение общественного продукта внутри отдельных стран и  между  государствами ("бедный Юг" и "богатый Север"),  география нищеты, угнетение и политическая реакции, хищническая эксплуатация интеллектуальных и минеральных ресурсов стран "третьего мира".  В физико-эколого-географических исследованиях обострилось внимание к  экологическим проблемам  и кризисам,  обусловленным антигуманным характером капиталистических производства и потребления ("зеленые", энвайроменталисты, экомарксисты).  Географы пытались найти свое место в борьбы за новые, справедливые общественные отношения. Радикальная география  и  экология  черпали свои идеи  из марксизма, маоизма, троцкизма, анархизма, в худшем случае - из социал-демократических утопий,  но в любом случае остриё их анализа и критики было направлено на географические и экологические аспекты капиталистического производства,  потребления  и  природопользования,  и  в этом пользования,  и в этом смысле взгляды радикальных географов были левыми.

К середине 80-х  гг. радикализм в географии уступил место умеренным взглядам,  что объясняется общим спадом к этому времени социальной активности,  временной относительной стабилизацией капиталистического общества, умело использовавшего    достижения  информационной   революции, а также взрослением радикалов конца 60-х -70-х и переходом многих из них в социальную  категорию  истэблишмента [3].

___________________

Тютюнник Юлиан - к.г.н., ст.н.с. Отделения проблем 30-км зоны Чернобыльской АЭС Межотраслевого научно-технического центра "Укрытие" НАН Украины.

В Советском Союзе радикальной географии, как таковой, не было. Экономико-географическая  и экологическая критика империализма, базировавшаяся на идеологии марксизма-ленинизма, существовала официально, и, нужно сказать, сделала немало полезного для развенчания географических и экологических аспектов буржуазной  идеологии. В  то же время  положительные сдвиги в мировом капиталистическом хозяйстве,  способствовавшие его временной стабилизации,  и успехи  капстран  во  внедрении малоотходных и ресурсосберегающих технологий преуменьшались или игнорировались. Критика же экологических кризисов,  обусловленных  пресловутым  "социалистическим природопользованием" и имевших место экономико-географических несуразиц в размещении и функционировании народного хозяйства соцстран, если и допускались, то в мягком, конформистском виде.

Прорыв произошел в середине 80-х.  Всем нам  памятны  дебаты этого периода  вокруг переброски северных рек,  вокруг памятников культуры, затопленных водами искусственных морей,  вокруг  эколого-этнической трагедии  народов Севера...  А взрыв  на ЧАЭС оказался не  только "запроектной" технологической,  но и идеологической аварией. До предела радикализированная экологическая проблематика во второй половине 80-х стала тем "троянским  конем",  с помощью которого в сознании советских людей въехали сначала национализм/шовинизм, затем антикоммунизм, и, наконец, неолиберализм - идеология "постиндустриальной" буржуазии.

К середине 90-х в странах бывшего СССР,  построивших "в  целом" нечто  промежуточное между недоразвитым капитализмом и высокоразвитой уголовной "малиной", сложились,  на наш взгляд, условия для формирования новой, отечественной радикальной географии. Ей в наследство досталась проблематика радикальной географии 70-х. Ей необходимо также  осмыслить  те новейшие геополитические и эколого-экономические       приемы,  способы закабаления,  с  помощью которых  покоряют теперь уже нас.  Ей же придется разрабатывать и географические аспекты проблемы  построения  общества  социальной справедливости,  которая,  вне всякого сомнения, станет проблемой номер один XXI века,  сегодня,  по существу,  уже  наступившего. Здесь возникает много новых, неожиданных или ранее мало заметных моментов, на которых мы и хотим остановиться.

Один из первых - исключительно модная в наши дни проблема так называемого устойчивого развития.

Концепция устойчивого  развития  зародилась  где-то в недрах Римского клуба еще в 70-х гг. и была сформулирована Д.Медоузом и его сотрудниками  в  виде положения о "нулевом росте".  "Новизна" идеи состояла в том,  что во избежание грядущих экологических катаклизмов, потенциально могущих уничтожить человечество,  следует снизить, а затем стабилизировать мировые экономическое производство и потребление.  Позже к этой рекомендации добавилось пожелание преобразовать потребительское сознание,  родословную которого "римляне" почему-то вели от начала Промышленной  революции,  хотя Т.Адорно и М.Хоркхаймер ранее показали, что основы экспансионистской идеологии потребления современного человека были заложены  в  виде  "принципа  буржуазности" еще в доисторический период. Констатация апокалиптического   характера   эколого-экономических процессов,  генерируемых  современной  цивилизацией,  в сущности, верна.  Сегодня они особо богаты на впечатляющие фактические примеры,  подкрепленные  соответствующими  графиками и формулами.  Но сколь бы верным ни был критический разбор экологических бед  современности, пути  их преодоления виделись традиционно утопическими:  "улучшить",  "ограничить", "просветить", "самоусовершенствоваться"  и "покаяться",  наконец.  Но не подвергнуть радикальному (возможно, и насильственному) преобразованию несправедливый мировой экономический порядок, который является окончательной причиной этих (и других) бед.  А  посему  футурологические  разработки этих, по-своему честных,  буржуазных интеллигентов "не содержат и не могут содержать никакой конкретики" [2, с. 98].

В конце 80-х (в 1987г.)  безобидные  интеллигентские  игры вокруг "нулевого роста",  затеянные вполне солидным буржуа А.Печчеи (первым главой Римского  клуба), нашли  благодарных  последователей  в лице норвежского руководства,  а через 5 лет, на конференции ООН в Рио-де-Жанейро, президентами  и премьер-министрами всех мастей были возведены в ранг официального политического китча и стали  известны  "широкой  общественности" как  "концепция устойчивого развития". Эта концепция сразу же стала увеличиваться,  как снежный ком,  обрастая слоями все новых  и  новых  экологических "обоснований" и подобно лавине сметая на своем пути не только остатки здорового скепсиса,  но  и здравого смысла.  Но произошло это отнюдь не от случайного неосторожного крика в горах.  Все было куда более закономерным: к началу 90-х гг. неолиберальные идеологи, взявшиеся обосновывать неизбежность долгого и безоблачного устойчивого потребления буржуазией награбленных ею богатств,  столкнулись с двумя крайне неприятными для них вещами.

Первая заключалась в том, что концепция устойчивого развития вошла в очевидное противоречие с нелинейной  термодинамикой  (синергетикой), набравшей  полную  силу  к началу 90-х.  Синергетика обосновала взгляды на феномен развития еще более радикальные, чем гегелевская диалектика.  К нарушающим устойчивость любого  развития диалектическим  законам единства и борьбы противоположностей, перехода количества в качество и отрицания  отрицания  добавились такие мало  понятные  для сытого ума вещи,  как точки бифуркации, катастрофы, странные аттракторы. Развитие как таковое оказалось процессом далеко не простым и более стохастичным,  нежели закономерным, более неустойчивым, нежели стабильным, более непредсказуемым, нежели поддающимся контролю.  Мало того, качественные изменения в развитии какой-либо системы, выводящие ее на новые, более высокие эволюционные уровни, оказались, как правило, сопряженными с прохождением ею в так называемых окрестностях  точек  бифуркаций через исключительно неустойчивые состояния,  где со всей полнотой проявляются законы вероятностной, а не аристотелевской логики. Самым же неприятным для любителей устойчивого развития  было  то, что  законы нелинейной термодинамики получили адекватное и вполне строгое обоснование в математике (теория катастроф)  и  прекрасно подтверждались  эмпирическим историческим материалом (очень некстати для концепции устойчивого развития оказались фундаментальные разработки Л.Н. Гумилева).

Вторая неприятность,  подстерегшая неолиберальных идеологов, заключилась в том,  что после "победы" над марксизмом в  1991г. надо было  в пожарном порядке заполнять образовавшийся на постсоветском пространстве идеологический вакуум (хотя и временный, но от этого не менее взрывоопасный) какими-то правдоподобными  позитивными общественными идеалами.  С ходу брошенные "в бой" национализм и религия оказались трудноуправляемыми (вспомним "гремучую смесь" из исламского фундаментализма и национализма в Чечне). Неолиберальная идеология в рафинированном виде была воспринята лишь кучкой гнилой  (без кавычек!) интеллигенции.  Широкие же постсовестские массы разнообразных "новых" и "старых" демократию и рынок поняли достаточно своеобразно: "Воруют - все!". Это тоже не сулило стабильности. И здесь-то концепция устойчивого развития,  как муляж позитивного общественного идеала, стала настоящей находкой и уже через  год  после  контрреволюционного  переворота была  в Рио-де-Жанейро мировым капиталом спущена "демократическим" правительствам постсоциалистических стран  в  качестве  идеологической разнарядки.

Для географов и экологов-профессионалов такой поворот  событий секретом не является: "Термин «устойчивое развитие»,- пишут, например, Г.Е.Вильчек и соавторы, - пришелся весьма кстати ко двору и немедленно был взят на вооружение политиками <...>. Диктатура бюрократии во имя светлого экологического будущего мало чем отличается  от  эвфемической  диктатуры  пролетариата во имя не менее светлого коммунистического будущего" [6,с. 31].  И для профессуры, выполняющей идеологический заказ "новых" русских,  украинцев, татар  и  пр., классовая  сущность концепции устойчивого развития не менее ясна. Им ее мировоззренческая  основа  видится  как  замена "формационного"  подхода к общественному развитию на "цивилизационный".  Но речь идет не о преодолении "отчужденных форм  социальности",  являющихся "результатом стихийно, с  естественной необходимостью складывающегося общественного разделения труда" [10, с. 18-19], а о неком туманном признании "роли различных цивилизаций" [20, с. 154]. В конечном же счете за культурологическими декларациями поставлена старая,  как мир,  идея классового мира. Вот это-то и является идейной сердцевиной концепции устойчивого  развития. Действительно, о каком устойчивом развитии, то есть устойчивом потреблении меньшинством материальных благ  тем или иным способом отобранных у большинства,  может идти речь,  пока ограбленное большинство не рассталось с мыслью о бунте и желанием  отнять и разделить (в данном случае  я не рассматриваю этот булгаковский сарказм в его номинальном контексте; "отнять и разделить" - естественное желание, возникающее у ограбленного по отношению к ограбившему; заметьте -  "разделить", а не "присвоить"). "Устойчивое  развитие" в таких социальных условиях рано или поздно заканчивается кровопролитием, и буржуа инстинктивно понимают это. Для "снятия" противоречия,  установления "классового мира" и "социального партнерства" применяются вся мощь политической пропаганды  и агитации,  весь цинизм никогда не выполняющихся обещаний и деклараций о справедливости, все коварство религиозных догматов, и все это  умножается  на новейшие достижения социологии,  психологии и информатики.  Но чего-либо принципиально нового к древней шумерской концепции  устойчивого развития - "«Раб,  повинуйся мне!» - «Да, господин, мой, да!»" [17, с. 204-208] - ее современные апологеты не добавляют.

Итак, в концепции устойчивого развития дается эколого-неоли-бералистская трактовка хорошо известной сказки о классовом мире и социальном партнерстве.  Примечательно,  что  басни об устойчивом развитии рассказывается вперемешку с не менее настырными  науко-подобными экологическими страшилками об очередном  "конце  света" [1]. Обыватель должен быть сначала запуган, а затем успокоен, или наоборот, сначала успокоен, а потом устрашен. Так проще и результативнее манипулировать его сознанием.

Что же социалистическая мысль должна противопоставить буржуазной мифологии "устойчивого развития"? Прогрессивные социалистические учения всегда опирались на новейшие для их времени  достижения естественных и точных наук. Поэтому, продолжая данную традицию,  логично концепции устойчивого развития противопоставить  ту экспериментально  верифицированную теорию,  с которой она сегодня конфликтует: теорию самоорганизации, базирующуюся на достижениях нелинейной термодинамики.

Коммунистическое общество - общество самоорганизующееся. Это один из основных постулатов любого социалистического учения, если оно хочет оставаться социалистическим. Очевидно, самоорганизующееся общество отрицает государство.  С этого отрицания социалистическое учение  может начинаться (анархизм)  или им заканчиваться (марксизм), но в любом случае  общество социальной справедливости  и государство полагаются несовместимыми. Я  не ставлю перед собой задачу выявить  меру  утопичности  данного постулата вчера, важно то, что он приобретает статус научно обоснованного сегодня.  И социалистические учения,  как нам  кажется, реагируют на это адекватно: феномен самоорганизации все в большей и большей степени становится их базисным понятием [11].

Будет ли свободное,  т.е. самоорганизующееся общество устойчивым? П.А.Кропоткин, характеризуя вольные города ХI-ХII вв., подчеркивал, что внутригородские распри,  иногда кровавые,  являлись не тормозом,  а одним из факторов экономического,  социального и духовного развития средневековых городов,  которые  "выходили  из внутренних столкновений с каждым разом моложе и  сильнее"  [13,с. 422]. Не станем упрекать П.А.Кропоткина в кровожадности (вспомним,  что эта несколько  гиперболизированная  и  идеализированная констатация  стохастичности  свободного общества принадлежит перу одного из величайших гуманистов человечества,  попытавшегося обосновать принципы гуманизма - ни много, ни мало! - с позиций дарвинизма). Великий анархист образно, на имевшемся в его распоряжении историческом материале, показал,  что личность чужда устойчивости. Устойчиво потребляющая личность,  как показал  позже  Г.Маркузе [15], превращается  в "одномерного человека",  а устойчиво желающая,  как убеждают нас Ж.Делёз и Ф.Гваттари [9], - в имманентно репрессивную... Согласно Э.Морену [16], неопределенность, многовариантность и стохастичность - неотъемлемые качества человека, поскольку являются характеристическим параметром сверхсложной организации его мозга.  Да только ли его?  И.П.Павловым у животных был открыт рефлекс свободы   - "самостоятельная форма поведения, для которой препятствие служит не менее адекватным стимулом, чем корм для пищедобывательного поиска, боль - для оборонительной реакции, а новый и неожиданный раздражитель - для  ориентировочной" [18, с.39].

Таким образом, видя в личности основную ценность,  а в ее самореализации -  смысл  человеческого  бытия в обществе социальной справедливости, мы тем самым должны признать, что элиминирование классового антагонизма  и уничтожение эксплуатации человека человеком в обществе будущего отнюдь не означают воцарение райского  благоденствия и  безмятежное почивание человека на лаврах победителя истории. Забота и тревога,  как показал еще  М.Хайдеггер,  являются фундаментальными  составляющими человеческого бытия,  его тут-бытия, бытия-в-мире (Dasein). А сегодня в рамках постнеклассического научно-философского движения некоторыми социалистическими идеологами обоснован принцип диверсизации,  согласно которому  самотождественные трансформирующиеся  целостности - тотальности - могут терять устойчивость и дивергировать "в любом компоненте  и  в любой момент времени" [12,с. 38]. Человеческое "Я" является одним из наиболее характерных проявлений тотальности.

Разумеется, неустойчивость развития,  общественного бытия в будущем мало чем будет напоминать таковую  в  настоящем. Пусть  до поры до времени её конкретные формы будут прерогативой фантастов и утопистов.  Мы же укажем на один феномен самоорганизации,  считавшийся фантастическим  в  недалеком  прошлом,  и  ставший реальностью  в наши дни.  Речь пойдет о феномене сети,  или точнее, о ризоме. В  постмодернизме под ризомой понимают такой вид взаимосвязи, когда одна какая-либо точка произвольным образом связана "с любой другой" [7,с. 62]. В общей теории систем понятию ризомы можно с определенной долей условности поставить в соответствие комбинативный и  ассоциативный типы системности [14].  Ассоциированность здесь допускается в любых мыслимых комбинациях,  а  иерархическая организация  системы  (которой зачастую сам феномен системы и исчерпывают) видится как один из частных случаев ризомы.  Очевидно, что  и феномен устойчивости,  реализуемый в иерархической системе по контуру отрицательной обратной связи,  будет  частным  случаем нестабильности и изменчивости.

Самоорганизующееся общество - сетевое общество. Элементы иерархии социальных отношений в нем допускаются,  но не  более  чем элементы, частные случаи Сети.  Реализовываться они,  эти случаи, должны в пределах  физически  конкретных  производственных  ячеек и/или населенных  мест,  являющихся узлами Сети.  Тогда они будут реально подконтрольными и комбинируемыми, а не абсолютными и самодовлеющими, как в Государстве,  являющемся не физически конкретным объектом,  а иерархическим принципом социальной системности, или, говоря языком постмодернизма, "телом без органов" [9].

На сегодняшний  день,  как ни фантастически это звучит,  уже сформировался прообраз детерриторизированного (внетерриториального) сетевого общества - Свободное Кибернетическое Пространство со своим сводом законов (Декларация Независимости Киберпространства Джона Барлоу) и собственным народом - "гражданами мира", или, как они сами себя называют,  нетизенами. Нетизены ведут свою духовную и интеллектуальную жизнь "не через институты гражданского общества,  а непосредственно в гражданском обществе,  представленном в компьютерной  среде в виде паутины мировой мысли (выделено мною - Т.Ю.)" [8]. Основным законом Сети является  равный  доступ  в  нее всех,  недопустимость коммуникации по схеме "приказ-подчинение" и "центр-периферия",  ибо репрессивная функция центра всегда реализовывалась не только в переработке и перераспределении центростремительных (с места в центр) потоков материальных благ,  но и, что более фундаментально,  центробежных (из центра на периферию) кодов [9]. В случае тотализации информационного обмена непосредственно между местами,  а не по схеме "центр-периферия", необходимость в центре отпадает объективно. Когда-то об этом мечтал П.-Ж. Прудон, сегодня это стало технологически возможным.

Над государством  как  генератором  директивной информации нависла смертельная опасность.  В Свободном Кибернетическом Пространстве, в Сети оно уничтожается "как принцип централизованного контроля" и  "ориентированных на статус коммуникаций" [8].  Произошло это совсем недавно, но переполох среди власть имущих вызвало уже колоссальный. США открыто, а Россия и Франция завуалировано законодательно  запретили  использование  "несертифицированных криптографических  средств",  то  есть,  сделана попытка поставить Сеть под контроль государства. Технически это уже вряд ли возможно,  и  поэтому Альберт Гор пошел дальше:  выступил с инициативой создания сети,  подконтрольной государству – Internet-2. На наших глазах  за Свободное Кибернетическое Пространство разворачивается настоящее сражение.  Левые силы не должны оставаться здесь в стороне!

В этой связи  новое понимание информационного и социального пространства, новые взгляды на территориальные предпосылки самоорганизации общества ставят важные задачи и перед радикальной географией. Ближайшей является всесторонний критический анализ эколого-географический концепции устойчивого развития,  вскрытие  ее научной несостоятельности и классовой подоплеки. Одновременно необходима разработка новых подходов к пониманию характера устойчивости и неустойчивости, проявляющихся не в иерархических социальных системах по схемам  отрицательной  и  положительной  обратной связи, а в Сети по законам синергетики.

Традиционные исследования территориальной организации экономических  и  социальных связей по схеме "центр-периферия" следует переориентировать на схему  "место-место".  Сегодня  в некоторых псевдонаучных концепциях  делаются попытки теоретически закрепить незыблемость статуса центра (прежде всего,  репрессивного) и подчиненной  ему  периферии (например,  "обосновывается" положение о том,  что в будущем весь мир будет разделен на несколько сот мировых  центров  - т.н.  global city - и на обслуживающую их периферию). Эти попытки противоречат не только принципам Сети, но и положениям современных градостроительства и экономики, в частности, тому факту, что положительные эффекты от агломерирования основных фондов  и производительных сил проявляются в "чистом" виде только в городах с населением до 700-750 тыс. чел.  (преимущественно  в городах с не более чем полумиллионным населением); в городах с населением от 700-760 тыс.  до 4 - 4,5 млн.  чел. положительные эффекты  от  агломерирования  сочетаются с отрицательными (при этом последние усиливаются c ростом населения); а в городах, население которых перевалило 4,5 млн. чел., отрицательные экономические (а также социальные,  экологические,  медицинские и др.) эффекты  от агломерирования основных  фондов и производительных сил превышают положительные [4,с. 47-49], в них возникает явление "городской патологии" [21],  урбанизированный ландшафт приобретает тенденцию к саморазрушению.

Однако эта тенденция искусственно (точнее насильственно) сдерживается потестарными функциями крупного (центрального) населенного места,  позволяющими  ему  паразитировать  на периферии путем формирования центростремительных потоков минеральных, интеллектуальных и духовных ресурсов,  являющихся своеобразным "противоядием" против "городской патологии" и поддерживающих Центр в  квазиустойчивом состоянии. "Нынешний город - это раковое образование, резиденция бюрократической мощи финансовой олигархии", -  характеризовал американский город первой половины XX в. выдающийся архитектор современности Ф.Л.Райт [5, с.126].  Территориальная  концентрация  потестарных функций связана с размерами политического, административного,  финансового,  индустриального центра положительной обратной связью: чем больше в населенном месте сосредоточено власти, тем эффективнее она препятствует центробежному саморазрушению города, Но, опять же, саморегуляция по контуру положительной обратной связи в конечном счете (в исторической  перспективе) не обеспечивает устойчивость иерархической системы. Поэтому цитировавшийся выше Ф.Л.Райт приходит к идее  деконцетрации-де-территоризации города,  который в будущем сосредоточится "везде и нигде",  и так будет отличаться от  города  "исторического",  что "его вообще нельзя назвать городом" [там же]. Изживание и преодоление "исторического" города,  как противоположности деревни, сегодня в градостроительстве поставлено на повестку дня [19].  Очевидно,   решение проблемы возможно только при уничтожении потестарных функций города, начало которому положено нетизенами.

Но проблема детерриторизации,  как предпосылки формирования сетевого общества социальной  справедливости,  не  исчерпывается преодолением оппозиции   "центр-периферия".   Она   имеет   более глубокий, я бы сказал - экзистенциальный,  смысл.  Ж.Делёз  и  Ф.Гваттари показали, какую роль играют различные способы территоризации в становлении обществ с различными типами репрессивности  - дикарских (первобытных),  варварских (деспотических) и  цивилизованных (капиталистических). Последний, самый рафинированный и циничный тип репрессивности формируется в условиях, когда государство  достигает максимальной степени физической абстрактности (детерриториальности) и в то же время наивысшей меры  метафизической конкретности, проявляющихся  в  глобализации и всюдности декодированных потоков  - земли,  денег,  товаров,  рабочей силы [9, с. 231-234].  В пору наивысшего расцвета (то  есть  сейчас)  капитал становится чуть ли не мистической силой, проникающей в виде декодированных потоков во все поры  общественного  и  индивидуального бытия - вплоть до подсознательных основ желания. Желание одновременно и формируется капиталом и формирует капитал.  То есть здесь мы опять  сталкиваемся  с механизмом положительной обратной связи саморегуляции иерархической системы. И опять вспомним, что связь эта, предоставленная самой себе, то есть неограниченная (свойство потока), в конечном счете приводит к саморазрушению системы. Это еще одно подтверждение истинности марксистского вывода о неизбежности крушения капитализма после  того,  как  он  исчерпает  свой конструктивный потенциал, выполнит свою историческую миссию.

Сегодня эта миссия вступила в фазу завершения.  Факт данного вступления отмечен рождением  Сети.  Для любителей символических дат назовем и дату: 6 февраля 1996 г. - день обнародования в сети Internet  Джоном  Барлоу  Декларации Независимого Киберпространства. Капитализм детерриторизацию потоков (пока лишь  информационных, но это - начало) довел до того рубежа, за которым потоки начали трансформироваться в циркуляцию:  на вопрос, четверть века назад поставленный Ж.Делёзом, кажется, сформулирован ответ...*

Циркуляция принципиально отлична от потока. Последний всегда однонаправлен и устойчив (вот где метафизический смысл  концепции устойчивого развития). Как код, поток направлен из прошлого в будущее, от источника к устью, от хищника к жертве, от начальника к подчиненному,  от желания к товарной форме и т.д. и т.п. В территориальном аспекте потоки всегда направлены от периферии к центру (в обществе - ресурсы и блага) и   от центра к  периферии  (соответственно репрессии и директивы).  Циркуляция же как динамический аспект ризомы  всегда разнонаправлена, пульсирует, многовариантна,  неустойчива, изменчива, но в то же время, согласно учению о тотальности [12],  всегда остается самой  собой  (подобно человеческому  "Я" - наибольшей ценности формируемого ею сетевого общества).  Циркуляция, взаимообмен ресурсами, товарами, информацией, даже  желаниями происходит не между центром и периферий,  а между узлами Сети, раз и навсегда лишенными статусов центра и периферии,  которые "размываются" циркуляцией,  превращаясь в места…

Литература

1. Алексеенко И.Р.,  Кейсевич Л.В. Последняя цивилизация? Человек. Общество. Природа. Киев: Наук. думка, 1997.

2. Антипина О.Н.  Глобальные социально-экономические проблемы современности: взгляды Римского клуба // Альтернативы. 1995. № 2.  С. 86-99.

3. Баньковская С.П.  Инвайронментальная социология.  Рига: Зинатне, 1991.

4. Бочаров  Ю.П.,  Фильваров Г.И.  Производство и пространственная организация города.  М.: Стройиздат, 1987.

5. Велев П. Города будущего. М.: Стройиздат, 1985.

6. Вильчек Г.Е.,  Серебряный Л.Р.,  Тишков А. А.  Устойчивое развитие российской  Арктики:  что  может география? // Изв.  РАН. Сер. геотр.  1997. № 1. С. 29-42.

7. Гваттари Ф. Машинное бессознательное // Архетип. 1995. № 1. С. 60-65.

8. Дацюк С. Апология  Internet // Зеркало недели. 27.06.97. C 23.

9. Дельоз Ж.,  Гваттарi  Ф.  Капiталiзм  i шизофренiя.  Анти-Едiп. Киiв: Карме-Сiнто, 1996.

10. Злобин  Н.С.  Коммунизм  как  культура // Альтернативы.  1995. № 1. - С. 2-26.

11. Кизима  В.В.  Из  тисков глобальной бандократии и найма в мир социальной справедливости и человеческой реализации //  Выбiр. 1997. N 1-2. - С.97-118.

12. Кизима В.В. Тоталлогические аллюзии // Totallogy. Киiв, 1995. - С. 20-105.

13. Кропоткин П.А. Современная наука и Анархия / Кропоткин П.А. Хлеб и Воля.  Современная наука и Анархия. М.: Правда, 1990. -С. 239-574.

14. Любищев А.А. О форме естественной системы организмов / Любищев А.А.  Проблемы формы систематики и эволюции  организмов.  М.: Наука, 1982. С. 24-36.

15. Маркузе Г.  Одномерный  человек.  Исследование  идеологии Развитого Постиндустриального Общества. М.: Refl-book, 1994.

16. Морен Э.  Утраченная парадигма. Природа человека. Киев: Кармэ-Синто, 1995.

17. "Раб, повинуйся мне!". Разговор господина с рабом / "Я открою тебе  сокровенное  слово".  Литература Вавилона и Ассирии: Пер. с аккадского.  М.:  Художественная литература,  1981.  С. 204-208.

18. Симонов П.В.  Мотивированный мозг. Высшая нервная деятельность и естественнонаучные основы общей психологии.  М.: Наука, 1987.

19. Черкес Б. С. Город и аграрная среда. Львов: Свит, 1992.

20. Шлихтер С.Б.  Станет ли  мировое  развитие  устойчивым? // Изв. РАН. Сер. геогр. 1997. № 3. С. 154-155.

21. Хорев Б.С.,  Безденежных В. А.,  Быкова Н.В. Мировой урбанизм на переломе.  М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992.

---