V. РЕЦЕНЗИИ

ПРИНЦИП КАССАНДРЫ

(Олег Смолин. Куда несет нас рок событий.

Политологическая публицистика 1990-1995 гг.

Москва. 1995)

Борис Кагарлицкий

У депутата Смолина есть два любимых героя: Сизиф и Кассандра. Эти образы постоянно повторяются в его книге и они превосходно иллюстрируют психологическую ситуацию, в которой оказался не только автор: российские левые 90-х годов вполне могли бы создать Партию Сизифова Труда, а при ней Аналитический Центр имени Кассандры.

Как известно, трагедия Кассандры состояла не только в том, что ее пророчества были исключительно мрачными, но и в том, что в эти пророчества никто не верил. И что хуже всего - они постоянно сбывались. Читая книгу, составленную автором из его выступлений и статей разных лет, трудно отделаться от ощущения, что наше общество абсолютно заслужило все случившиеся с ним неприятности. Ведь несчастья вовсе не свалились на нас невесть откуда. Предстоящие итоги массовой приватизации, либерализации цен, создания "президентской" республики были прекрасно видны заранее. Но общество с мазохистским восторгом неслось навстречу шоковой терапии, сметая всех, кто пытался встать у нее на пути. И все же среди российских левых Олег Смолин является исключением. Несмотря на разочарования и неудачи последних лет, у него были и бесспорные успехи. Он неизменно оставался голосом независимых левых в парламенте.

Именно с его деятельностью связаны те немногие достижения, которыми социалисты могут похвастаться в области практической политики.

Олег Смолин родился в 1952 году в селе Полудено на севере Казахстана. Он был фактически слеп от рождения, что не помешало ему окончить с золотой медалью специальную школу, а затем стать ленинским стипендиатом Омского государственного педагогического института, который он тоже закончил с отличием. В 1982 году защитил диссертацию по философии и до сих пор, несмотря на политическую деятельность, преподает в Омском университете. Смолин объясняет это боязнью потерять квалификацию: "политическая жизнь России слишком непредсказуема" (с. 6).

В 1990 году Смолин был избран народным депутатом России, в 1993 году - депутатом Совета Федерации, в 1995 - депутатом Государственной Думы. То и дело он оставался среди коллег-депутатов в меньшинстве. И тогда, когда отказывался голосовать за Декларацию о суверенитете России и Беловежское соглашение, и тогда, когда протестовал против начала "шоковой терапии" и когда выступал против централизованной президентской власти: "участвовать в разрушении государства, в котором родился, никакого желания не имел" (с. 6). Задним числом выяснялось, кто был прав. То, что вчера считалось инакомыслием, становилось общим местом. Но разрушение продолжалось.

Смолин находился в Москве и в роковые дни сентября-октября 1993 года. Вместе с депутатами Моссовета и коллегами из Верховного Совета выходил к цепям солдат, окружавших "Белый дом", пытаясь объяснить военным, что они участвуют в государственном перевороте. За это получил удар дубинкой по спине: хороший урок демократии.

Книга Смолина - сборник текстов, самый первый из которых был опубликован в 1990 году, последний написан уже после декабрьских выборов. Большинство политиков сегодня не решились бы публиковать свои речи и статьи прошлых лет. Смолин может делать это без опасений за свою репутацию: стыдиться ему нечего. Далеко не все прогнозы, сделанные в книге, подтвердились, далеко не все выводы можно считать окончательными - не случайно каждую главу сопровождает авторский комментарий, в котором анализируется, насколько верными или ошибочными были оценки, данные в ней. Показательно, однако, что сопоставление текстов с нашим историческим опытом уже бесспорно доказывает моральную правоту автора, который не только предсказывал катастрофические последствия шоковой терапии, но и трезво понимал ограниченность возможностей оппозиции.

Слабость оппозиции предопределяет и то, что позитивная программа автора не может быть вполне четкой и конкретной. Как отмечает сам Смолин, сегодня в России крайне слабы как леворадикальные, так и левоцентристские силы, а КПРФ все более явно смещается "от жесткой классовой позиции к выдвижению на первый план общегосударственных интересов" (с. 112). В то же время нельзя не заметить, что критикуя мифы массового сознания, автор гораздо более подвержен воздействию специфических мифов, распространенных в среде левых. Это прежде всего миф о нарастании на Западе процессов "социализации" и формировании "посткапиталистических" отношений. Элементы "посткапиталистических" отношений бесспорно присутствуют, но можно ли говорить об их росте? Вопрос скорее в выживании.

Серьезные исследования показывают, что преобладают совершенно обратные процессы, причем на достаточно глубинном уровне: современный капитализм гораздо ближе к тому, что описано Марксом, чем к тому, про что рассказывали Гэлбрейт или даже Тоффлер. Не менее спорными представляются и рассуждения о преимуществах групповой собственности или о том, что государственная собственность на современном этапе уступает по эффективности частной. Пропаганда достижений "кооперативного социализма" вполне понятна на фоне провала "советской модели", но говорить об этом как о серьезной альтернативе частной или государственной собственности не приходится. Что касается “преимуществ” частной собственности, то опыт российской приватизации великолепно доказал обратное. Все зависит от конкретных социальных (а не только технологических) условий. Несмотря на гротескную неэффективность советского госпредприятия, постсоветское каппредприятие оказалось еще хуже.

В принципе понятно желание автора (как и любого из нас) на фоне развала и упадка в собственной стране искать на Западе какие-то позитивные сдвиги глобального характера. Но это еще одна ловушка массового сознания. Попасться в нее было бы гибельно. Реакция носит не национальный, а глобальный характер. Не только мы переживаем кризис исторических последствий русской революции, его переживает весь мир. Русская революция действительно была ключевым событием нынешнего века, так же как Французская и Американская для веков прошлых. А потому вырождение и последующее поражение коммунизма в России являются ключевыми факторами общемировой реакции.

Завершает книгу статья "Современная Россия: политические альтернативы на завтра". В этой статье события, происходящие в нашей стране, рассматриваются в исторической перспективе. Мне очень близка оценка ельцинского режима как "своеобразной попытки реставрации дооктябрьской России" (с. 115). Эта попытка последовала как закономерный исторический итог зашедшего в тупик "левого марша" - "чем дальше революция выходит за пределы решения исторически возможных задач, тем больше последующий откат назад" (с. 109). Не удивительно, что в итоге мы получаем "правоконсервативный политический режим с выраженным национально-государственническим окрасом" (с. 115). Этому совершенно не противоречит и справедливо отмеченная Смолиным тенденция "вернуться к прежним общественным формам при новом их содержании, сочетая право-либеральный курс в экономике с государственнической, а то и левой фразеологией в политике и идеологии" (с. 118). Ведь из советского прошлого нынешним режимом "подбирается" вовсе не то, что унаследовано от революции, а то, что роднит советский период с царизмом, то, в чем состоит "преемственность" бюрократической власти. Да и сам советский режим не был "левым" на всем протяжении своей истории. Элементы левизны постепенно вытеснялись государственным консерватизмом, идеологией порядка. Эти "традиции" советской бюрократии, ранее придавленные догмами постреволюционной идеологии, сегодня окончательно восторжествовали.

Смолин констатирует, что "мы продолжаем дрейфовать вправо, к госкапитализму и авторитарному режиму с национальным окрасом" (с. 119). Ожидать резкой "смены вех" и чудесного спасения не приходится. Дело не только в "злых людях", сговорившихся в Беловежской пуще, и безумных теориях, овладевших умами. Отстранив от власти некоторое количество нехороших людей (как думают многие оппозиционеры), невозможно изменить логику исторического процесса. Но в то же время история дает нам надежду на будущее. Ведь за правыми поворотами следуют левые, за реставрациями - славные революции. А маятник общественного развития - не бездушный механизм, которому строго отмерено, сколько и как далеко двигаться вправо или влево. В конечном счете историю делаем мы сами. И Смолин как практический политик знает это лучше, чем кто-либо.

В один прекрасный день Сизиф может обнаружить, что неожиданно для всех, включая его самого, камень все же закатился на гору. Впрочем, строить планы на этот счет пока не приходится. Впереди еще много неудачных попыток. В конце концов, как говорил Жан-Поль Сартр, от неудачи к неудаче идет вперед прогресс человечества.